спектакль вишневый сад 1976 актеры
Вишневый сад
Государственный академический Малый театр России. Основная сцена
С пектакль «Вишневый сад» Игоря Ильинского стал первой постановкой в истории Малого театра по одноименной пьесе Антона Чехова. Прежде произведения великого драматурга не пользовались интересом у этого театра. Игорь Ильинский постарался максимально приблизиться к авторскому прочтению пьесы как комедии (комедии жизни), где за нелепыми и, на первый взгляд, ничего не значащими разговорами решалась человеческая судьба. Герои веселились, делая вид, что не замечают, как рушатся их жизни, стирается в прах их прошлое. На первый план в спектакле выходил образ вишневого сада как символа мечты и грезы, чего-то недостижимо прекрасного, без чего невозможна и бессмысленна человеческая жизнь. Сад в буквальном смысле заполнял сценическое пространство, его белоснежные ветви виднелись сквозь раскрытые настежь окна.
Помещица Любовь Андреевна Раневская (Татьяна Еремеева) возвращается из Парижа в свое родовое имение, оказавшееся на грани разорения. Главная ценность этого имения — роскошный вишневый сад как память о семье, детстве и доме. Раневская не была на родине более пяти лет, пытаясь изжить тоску о рано погибшем сыне, утонувшем в пруду неподалеку от усадьбы. И потому для нее приезд домой одновременно и радостен, и тревожен. Все напоминает о трагическом событии и предвещает нерадостный конец. Но Раневская именно здесь ощущает тепло и уют, радость от встречи с близкими и родным садом. «Я люблю Родину, люблю нежно», — говорит она. Но имение вместе с садом уходит с молотка состоятельному купцу Лопахину (Виктор Коршунов), втайне влюбленному в Раневскую, которая когда-то спасла его, еще мальчика, от отцовских побоев.
Сад продан Лопахину, человеку передовых взглядов, дельцу и хозяину нового времени. Он собирается вырубить вишневый сад и на его месте построить дачи. А это значит, что Раневская, ее брат Гаев (Николай Анненков), две дочери — Аня (Елена Цыплакова) и Варя (Людмила Пирогова) — прощаются с прошлым навсегда. Что ждет их в будущем, неизвестно. Гости под музыку веселятся в имении, поздравляют нового хозяина, а прежние хозяева замерли в напряженном ожидании. В таком же тревожном напряжении ждут Раневскую Лопахин, постоянный гость Епиходов (Владимир Дубровский) и горничная Дуняша (Ольга Титаева) в начале первого действия.
В спектакле Малого театра центральной фигурой становился эпизодический герой — старый и дряхлый слуга Фирс, которого сыграл сам Игорь Ильинский. Он — как главный хранитель домашнего очага — по-хозяйски заботился об имении. В нем нет раболепия или подобострастия, он полон чувства собственного достоинства, спокойствия и уверенности. И он единственный, как капитан тонущего корабля, не покидает родной дом, когда заколачивают окна и вешают на дверь замок. Один из критиков назвал Фирса в исполнении Ильинского «королем Лиром русской усадьбы». Вместе с ним уходит эпоха.
В спектакле Ильинского конфликт не сводился к столкновению людей старого и нового поколения, а заключался в наличии или отсутствии стремления к чему-то более высокому, нежели обыденная реальность. Ведь и мысли Раневской-Еремеевой были все это время далеки от забот об усадьбе. Она думает о любовнике, оставленном ею в Париже. Эта унизительная и горькая любовь мучит ее, но у нее нет сил справиться с нею. В споре с Петей Трофимовым, женихом Ани, она защищает свои права любящей и страдающей женщины. Но продажа имения освобождает Раневскую от забот, какими бы возвышенными ни были воспоминания. Так же и Гаев—Анненков, лентяй и краснобай, оторванный от действительности, внутренне ощущает облегчение от продажи имения, которое было для него слишком большой обузой. Он защищает имение от Лопахина, прежде всего руководствуясь эстетическими соображениями: вишневый сад привлекательнее дач. Однако он с легкостью примиряется со своей судьбой. В отличие от Раневской и Гаева, Лопахин — человек дела. Но и он тянется к красоте, к прекрасному, воплощением которых для него стала Раневская. По-разному на продажу имения смотрят и сестры: Варя пугается надвигающейся неустроенности, Аня полна надежд, веры в новую жизнь.
Вишневый сад
Театр Антона Чехова
Т елеверсия одного из первых антрепризных спектаклей в постановке московского «Театра Антона Чехова» с участием приглашенных артистов из других театров, посвящена памяти Анатолия Васильевича Эфроса.
Из статьи В.Б. Катаева «Постигая «Вишневый сад» (сборник «От Крылова до Чехова», 1996 год):
«Последняя пьеса Чехова стала самым знаменитым произведением мировой драматургии XX века, к постижению ее смысла обращались и обращаются актеры, постановщики, читатели, зрители многих стран. Поэтому… нужно понять не только то, чем она волновала современников Чехова, и не только то, в чем она близка и интересна нам, соотечественникам драматурга, но и универсальное, всечеловеческое и всевременное ее содержание.
Линия поведения каждого персонажа и особенно взаимоотношений между персонажами не выстраивается в нарочитой наглядности. Она, скорее, намечается пунктирно. Смелые гоголевские переходы от смеха к задумчивости, от патетики вновь к насмешке получили в «Вишневом саде» необычайный размах, пропитали строение пьесы в целом и каждого образа в отдельности. Чехов ставит всех героев в положение постоянного, непрерывного перехода от драматизма к комизму, от трагедии к водевилю, от пафоса к фарсу. В этом положении находится не одна группа героев в противовес другой. Принцип такого беспрерывного жанрового перехода имеет в «Вишневом саде» всеобъемлющий характер. То и дело в пьесе происходит углубление смешного (ограниченного и относительного) до сочувствия ему и обратно — упрощение серьезного до прозрачности алогизма, повторений.
В своей последней пьесе Чехов зафиксировал то состояние русского общества, когда от всеобщего разъединения, слушания только самих себя до окончательного распада и всеобщей вражды оставался лишь один шаг. Он призвал не обольщаться собственным представлением о правде, не абсолютизировать многие «правды», которые на самом деле оборачиваются «ложными представлениями», а осознать вину каждого, ответственность каждого за общий ход вещей. И это оказалось наиболее трудным для понимания, как показал дальнейший ход исторических событий. В чеховском изображении российских исторических проблем человечество увидело проблемы, касающиеся всех людей в любое время и во всяком обществе».
Из статьи Юрия Фридштейна «Независимость голоса» в журнале «Театральная жизнь» (1990 год):
«За нетрадиционным внешним обликом спектакля Леонида Трушкина угадывается вечный и непреходящий смысл великой классической пьесы. Смысл, который режиссер и актеры не навязывают нам, не воспринимают с унылой хрестоматийностью, но освящают своим дыханием — наших современников и соотечественников. Они заставляют нас пройти вместе с ними сладостный — и мучительный! — путь познания Чехова».
Фрагмент статьи актрисы Татьяны Васильевой из книги «Евгений Евстигнеев. Народный артист»:
В репетициях он был наивным, послушным учеником, осторожно пробующим неожиданные и поначалу шокирующие предложения режиссера Л. Трушкина. Но он никогда не подчеркивал свою гениальность по отношению к нам, участникам спектакля.
В работе его интересовали мнения гримеров, рабочих — всех, кто выпускал спектакль. На сцене мы благоговели перед ним. Нам хотелось, чтобы он присутствовал рядом как можно дольше. Мы замолкали, когда он просто проходил из одной кулисы в другую. И это замедляло бешеный ход нашего спектакля, потому что это была сама жизнь, величественная, могущественная. С трогательно, по-детски обвязанной шерстяным платком поясницей и обязательно спотыкающийся на ступеньках, он вызывал каждый раз смех зрителей. Это был отдельный спектакль, которого нет у Чехова, но есть у Фирса — Евстигнеева».
Спектакль в Москве Вишневый сад
Постановка Театр им. Моссовета
Участники
Место проведения
Театр им. Моссовета
Лучшие отзывы о спектакле «Вишневый сад»
Гаснет свет, и по экрану на сцене бегут строчки: разрозненные отрывки из писем с течением пьесы складываются воедино, обнажая новые грани чеховского «Вишнёвого сада», казалось бы до дыр зачитанного в школе.
В какой-то момент приходит озарение, что все они: и Раневская, и Гаев, и Лопахин, абсолютно все вплоть до Дуняши мучительно одиноки. И не слышат друг друга. Диалог на сцене не складывается: каждый говорит сам с собой, каждый пытается донести свою боль до другого, но не может пробиться сквозь толщу эмоциональной глухоты.
Одиночество, щемящая тоска по потерянному или недостижимому раю или полупрозрачное ощущение умирания наполняют Вишневый сад в постановке Андрея Кончаловского.
А послевкусие спектакля все равно светлое. Вопреки всему.
Ходили на этот спектакль с мужем. Остались довольны оба, и долго были еще под впечатлением, смаковали нюансы игры всех актёров. Смело рекомендую этот спектакль своим знакомым.
Смотреть постановки по Чехову после эталонных (на мой взгляд) спектаклей Додина – дело довольно рисковое. Избаловал нас Лев Абрамович. Но желание увидеть на сцене горячо любимого Александра Домогарова взяло верх над разумом. Увы, как говорил святой праведный Иов, «чего я боялся, то и постигло меня».
Работа актеров колоссальна: Наталия #Вдовина в роли Елены Андреевны (Дядя Ваня) и Наташи (Три сестры), расстояние между скучающей интеллигентной бездельницей и прекрасной в своей отвратительности мещанкой – ровно сутки; Павел #Деревянко – нелепый дядя Ваня и трогательный в своей наивности Тузенбах, Виталий #Кищенко – Соленый и Лопахин, Александр #Филиппенко… говоря откровенно, этот список еще долго можно продолжать. У спектаклей есть стиль, шарм, в них присутствует дух эпохи, заметна очень качественная работа художника-постановщика и художника по костюмам. Костюмы, к слову, просто шикарные, все эти накидки, шляпы, жилетки – одна только Юлия Высоцкая в “Вишневом саде” меняет платья больше трех раз.
Но…
Попытка абстрагироваться от постановок МДТ пошла крахом уже в первом акте “Дяди Вани”. Разве может Соня бить посуду? Почему дядя Ваня так похож на персонажа итальянской комедии? Как на этих людях столько лет держалось имение? Единственный, в ком я не усомнилась ни на секунду, был Александр #Домогаров. Его доктор Астров – все тот же сердцеед, изрядно потрепанный жизнью. На мой взгляд, это самый правдивый, реальный и живой персонаж. Домогаров здесь узнаваем; его фирменный кивок головы, прищур знакомы нам всем уже много лет.
После антракта я все-таки заставила себя посмотреть на все другими глазами. И такая трактовка образа Сони мне стала понятна. Нужно отдать должное Юлии Высоцкой, которая не боится быть некрасивой и совершенно не женственной. Соня, измученная, издерганная женщина, которая ненавидит этот быт, но продолжает так жить. Соня, которая так откровенно любит Астрова, что временами становится неловко. Соня, которая вроде бы должна утешать усталого дядю Ваню, повторяя как мантру, “погоди, дядя Ваня, погоди..”, эта Соня сдергивает со стола скатерть, бьет посуду, и с таким надрывом кричит: “Мы отдохнем. ”, что всем становится понятно: надежды на лучшее не осталось даже у героини. Все-таки как важна интонация и какими разными красками расцвечивается текст, когда его произносят разные артисты. Монолог Сони я слышала из уст Елены Калининой, Дарьи Румянцевой и Юлии Высоцкой. И каждый раз одни и те же слова приобретали совершенно разный смысл.
Герои “Трех сестер” тоже не всегда соответствовали хрестоматийным представлениям. Ольга совсем не строгая классная дама, к которой мы давно привыкли, здесь она самая шумная и суетливая из сестер, и, кажется, тайно влюблена в Вершинина. Кстати, образ Вершинина окончательно сломал все шаблоны. Увидев напротив его фамилии надпись “Александр Домогаров”, наверное, каждая из нас вспомнила и военную выправку артиста, и его способность играть любимцев женщин. Но фраза Маши: “Он казался мне сначала странным, потом я жалела его, потом полюбила, полюбила с его голосом, его словами, несчастьями, двумя девочками…» в этой постановке возведена в абсолют. Набриолиненные волосы, монокль и интонации Виталия Вульфа. И снова “но”: иногда эта маска слетала, ненадолго, на мгновение, но мне все-таки кажется, что это было сделано намеренно. Потому что слетала она в ключевых сценах: в рассказе “о двух его девочках” и сцене прощания с Машей. Еще одна важная деталь – все время от сцены пожара до отъезда Вершинина Маша не расстается с саквояжем. И Ирина как будто бежит от Соленого, и ей уже не важно, куда: в Москву или в соседнюю деревню.
“Вишневый сад”, к сожалению, для меня оказался менее интересной постановкой из трех. Актеры говорят и двигаются неестественно, вычурно, так в обычной жизни не делают. Возможно, постановка могла бы мне понравиться, если бы я не видела спектакля Додина. Очень красивая картинка, но после трактовки МДТ, где продумана каждая мизансцена, каждая реплика, постановка Кончаловского мне показалась красивым и ярким глянцем. То и дело возникали образы, созданные Раппопорт, Власовым, Курышевым. Разительный контраст между сценами объяснения Вари и Лопахина.
— Куда же теперь, Варвара Михайловна?
Как менялось лицо Лизы Боярской в этот момент: от робкой надежды до горечи разочарования, и как ходили желваки на скулах Данилы Козловского!
Я все не могла определить, что мне мешает в этом спектакле, почему я не сочувствую героям, и только на следующее утро поняла: Раневская груба. Она передразнивает Фирса, она откровенно смеется над Петей, и как следствие, мне ее совсем не жаль. Все-таки герои Чехова были нелепыми, глупыми, беспомощными, наивными, резкими. Но грубыми они не были никогда. Да, Раневская в исполнении Раппопорт не раз указывала Лопахину на место, но как изящно она это делала!
Но что хочется отметить – это своеобразную закольцованность трилогии. В конце “Дяди Вани” появляются кадры вырубленного сада. Целый сад пней: впереди еще два спектакля, а вишневый сад уже погиб.