спектакль старая актриса на роль жены достоевского
Спектакль старая актриса на роль жены достоевского
Эдвард Станиславович Радзинский
Старая актриса на роль жены Достоевского
«… Мне 19 лет, я сижу в грим-уборной, сзади ко мне подходит актер – великий Ленский. Он берет кисточку, делает несколько мазков на моем лице – и в зеркале, на глазах, я становлюсь старухой!
Дом инвалидов и престарелых в старинном особняке. В маленькой гостиной с лепным потолком – мебель разных эпох, старинные кресла красного дерева, современный дешевый журнальный столик с телефоном и царственный диван карельской березы – с бронзовыми инкрустациями, львиными головами. Рядом с диваном – эмалированное ведро с надписью «Хлорка» и половая щетка. В другом углу гостиной – крохотная эстрада со старым роялем. На стенах – портреты Пушкина, Толстого, Чайковского вместе с медицинскими плакатами о борьбе с гриппом и кишечными заболеваниями. К стене прислонен огромный фанерный щит с надписью: «А еще я люблю жизнь за то, что в ней можно путешествовать. Пржевальский». (Щит стоял прежде в городском саду, и как-то на зиму его перенесли в гостиную – и здесь забыли.) В гостиной тишина – и никого. Потом раздается скрип отворяемой двери и появляется Старая актриса. Она входит с книгой в руках, останавливается и с любопытством оглядывает гостиную. Прочитав слова Пржевальского на щите, Она радостно хохочет. Смех у нее какой-то заразительный, прелестно молодой… Продолжая смеяться, Старая актриса направляется к эстраде с роялем… Она чуть пританцовывает и даже напевает: «Мы были на бале… на бале… на бале…»
Голос (будто из-под земли, гнусаво). «И с бала нас прогнали…»
Она замирает, прислушивается, но в комнате тишина.
Она (поняв, что все это почудилось). «Мы были на бале, на бале… на бале…»
Голос (оглушительно через мегафон). «И с бала нас прогнали. Прогнали… Прогнали. »
Она (оглядывая пустую комнату). Вы где? Голос (интимно, громким шепотом через мегафон). Я – у себя.
Поняв, что голос звучит из-под дивана, Она направляется туда.
(Вопит через мегафон.) Ни с места!
Она испуганно останавливается.
Санитарная зона – видишь, ведро с хлоркой? Специально протирают вокруг меня! Хо-хо-хо… Испугалась? Небось подумала: трубный глас с того света. А это я мегафон стащил из комнаты здоровья. Теперь удобно разговаривать: тут три четверти населения – глухие как тетерева! Кстати, старуха, ты очень глухая?
Она. Слава Богу, судьба милостива… И я отчетливо слышу ваш противный голос из-под дивана… Кстати, а что вы делаете под диваном?
Голос. А ты наверху живешь… Тебе что, лучше.
Она. Ха-ха-ха. Ну, все-таки внизу… там ползает… разное…
Голос. А наверху – не ползает?
Она. Как забавно. И что же… вы… там… весь день проводите? Или все-таки выходите на прогулку… на воздух.
Голос. Эх, старуха-старуха… У нас с тобой теперь прогулка одна – там на воздухе належимся… И вообще, знаешь, сколько я наглотался за жизнь этого треклятого воздуха? Теперь лежу и от вашего чертова воздуха отдыхаю… Хо-хо-хо.
Она (стараясь весело). Ха-ха-ха!
Голос. А ты, видать, спортивная старуха… Как зашла – слышу: шасть к словам Пржевальского. И похохатываешь – смешно читать призыв к путешествиям в Доме для инвалидов и престарелых? (Таинственно.) Неужели ты не поняла, курица, о каком путешествии речь? О самом быстром и самом надежном: утром обедаешь с родственниками, а ужинаешь – с предками! Хо-хо-хо!
Голос. А у самой поджилки трясутся? А я, грешник, люблю кладбищенский юмор. Я, когда почтальоном работал, сам придумал себе надпись на могилке: «Ушел, не оставив адреса». Хо-хо-хо!
Голос. Ну а ты. (Задыхаясь от смеха.) Что напишешь на своей?
Она. Одно слово: «Занято…» Ха-ха-ха! Вот так, почтальон под диваном!
Голос. Нет! Нет! Это прежде я был почтальон. А теперь я живописец, гений!
Ты что-то задерживаешься, хохотливая старуха. Обычно заговоришь с вашей сестрой с кладбищенским юмором, и она тут же ноги в руки – и пулей освобождает мне жизненное пространство.
Она. Зачем вам столько пространства… если вы – под диваном?
Голос. Видишь ли, старуха, я – философ.
Она. Как? И почтальон, и живописец, и философ? Я встретила Леонардо да Винчи. Ха-ха-ха!
Голос. Поостри, карга. Ты еще не знаешь, кого ты встретила! Сколько усилий я потратил, чтобы тут одному в покое философствовать? Я, как прибыл сюда, сначала залег в туалете! За унитаз ухватился, чтобы не оттащили! И лежу себе в туалетной тиши и мыслю: проблемы сплошь мировые – вечная жизнь, добро и зло, Великий инквизитор. Ан нет, каждую секунду в дверь рвутся! Им плевать, что там философствует живописец и гений! Им… им…
Она. Писать надо! Ха-ха-ха!
Она. Ха-ха-ха… Какой вы…
Она. Сукин сын, однако!
Голос. Но я научился с вами управляться… Ты про меня еще ничего не знаешь – ты ведь новенькая?
Она. Ха-ха-ха… Так обо мне говорили только в школе… Вернулось детство. Действительно новенькая… Я час назад сюда приехала… и вышла из своей комнаты – погулять… Ну, пошла по коридору… и в общем… Ну… как бы точнее сказать…
Голос. Забыла номер своей комнаты! Хо-хо-хо! Заблудилась!
Она. Ха-ха-ха… Как вы догадались? Это так смешно – тут все оказалось одинаковое: комнаты, старушки. Я уже битый час хожу… Ха-ха… Ищу.
Голос. А санитарку спросить стесняешься!
Она. Ага, решит, что я совсем «ку-ку», ха-ха! И вообще, я все должна делать сама! Надо, друг мой, не давать себе спуску. А как вы догадались?
Голос. Я – гений! Номер твоей комнаты – двадцать один.
Она (сразу подозрительно). Откуда вы знаете номер моей комнаты?
Голос. Если человек под диваном – он и знать ничего не должен? (Свистящим оглушительным шепотом.) Мыслящая курица мне все сообщает: кто новенький приехал, кто старенький помер. На случай, если живые новенькие ко мне забредут. (Громким шепотом.) Думаешь, ты одна свою комнату ищешь? Это с вашей сестрой через раз случается! Вот мыслящая курица и просит – чтобы я вас всех гнал отсюда по вашим номерам. (Хохочет.)
Она. «Как чуден Божий мир, как Божий мир прекрасен…» Какой приятный персонаж – «мыслящая курица».
Она. Как… вы… там… едите?
Голос. Значит, если человек под диваном, ему есть не надо? Вы, значит, на диванах, обжирайтесь, а мы, под диванами, с голоду помирай? Дудки! Долой социальную несправедливость! Все люди равны – на диванах и под диванами!
Голос. Какой смех у тебя… Колокольчик!
Два Фёдора и падшая женщина
Новый спектакль псковского театра вызвал смех, слёзы и недоумение
Она. Не знаю, не знаю… Пока вы только угрожаете – а дел никаких!
Голос. Ну что ж… Я покажу сейчас – как я гоню из моей комнаты… Тебя обслужить по первому разряду, старуха?
Она. Уж, пожалуйста, в самом полном объёме, уж вы постарайтесь!
(Эдвард Радзинский. «Старая актриса на роль жены Достоевского»)
 |
| Она (Лариса Крамер) и Он (Виктор Яковлев). |
Но сходство двух спектаклей только внешнее. Если рифма и есть, то она – ассонансная. [ 2] Гласные звуки преобладают.
Первые аплодисменты на премьерном показе «Старой актрисы на роль жены Достоевского» 18 сентября 2014 года в Малом зале Псковского академического театра драмы им. А. С. Пушкина раздались тогда, когда на заднике появилась проекция старого Народного дома. Зрители отдали дань прошлому. Похоже, они отдавали ему дань всё оставшееся время.
Важнейшее место в новом спектакле играют старые кресла. Те самые знаменитые кресла с красной обивкой, которые с незапамятных времён находились в Большом зале псковского драмтеатра и были демонтированы несколько лет назад перед ремонтом (при демонтаже в щели обнаружили пригласительный билет делегата партийной конференции 1956 года). Кресла тогда довольно спешно с помощью ломов с корнем отрывали от пола специально мобилизованные псковские десантники. Часть кресел была разбита вдребезги, но часть сохранилась и находится в приличном состоянии в актовом зале Псковского колледжа искусств на улице Набата (кресла потом долго восстанавливал бывший артист псковского театра Алексей Масленников-старший). Но некоторые кресла, как выяснилось на премьере, снова вернулись в родной театр, прямо на сцену, олицетворяя груду театрального хлама.
У Эдварда Радзинского в пьесе некто, обозначенный как Он (как бы дух Достоевского, старик-эпилептик из дома престарелых) долгое время сидит под диваном, а у режиссёра Алины Гударёвой он укрылся под театральными креслами. И это важная деталь спектакля, придающая происходящему дополнительный смысл.
Всё внешнее оформление «Старой актрисы…» связано с театральным прошлым. И не вообще с театром и не с МХАТом, не с Татьяной Дорониной, а конкретно с псковским.
Может быть, самое ценное, что в этом спектакле имеется, – это старые афиши.
Я в юности разбирал эти театральные завалы, выкапывая на высоких, похожих на строительные леса антресолях нашего драмтеатра какие-то всеми забытые вещи, необходимые для новых спектаклей. Там был такой же театральный беспорядок, какой образовался на Малой сцене сейчас (художник-постановщик Александр Николаев). Покрытые пылью музыкальные инструменты, сорванная за ненадобностью табличка «Зав. лит. частью» и, конечно же, многочисленные старые афиши: «Виндзорские кумушки», «Чайка», «Машенька»… Да, та самая «Машенька» (постановка Валерия Бухарина, пьеса Александра Афиногенова).
Лежащие под ногами мятые афиши напоминают нам, что когда-то наш театр назывался Псковским ордена «Знак Почёта» областным драматическим театром имени А.С. Пушкина.
Теперь театр называется «академическим», но от такого названия тоже уже отдаёт чем-то старомодным, как от ордена «Знак Почёта».
Главное достоинство спектакля «Уходил старик от старухи» было в том, что режиссёр Евгения Лебедева не превратила трагифарс просто в фарс, как это часто бывает. А вот со «Старой актрисой на роль жены Достоевского» обошлось без трагедии. Фарс победил, хотя временами Ларисе Крамер в роли «старой актрисы» всё же удаётся от фарса отмахнуться, вырвавшись на свободу.
«Ведьма! Ведьма! Ведьма!» – кричит неизвестный из-под кресел голосом Виктора Яковлева. А «старая актриса», она же не менее старая гримёрша, отвечает: «Я – актриса, поверьте, это хуже!» У Радзинского при этом имеется важная ремарка: произносит она это «вновь нежно».
Перед спектаклем казалось, что с нежностью проблем не будет никаких. Тема сама навеет. Но оказалось, что проблем нет с самоиронией (пример: театр как дом престарелых). А вот с нежностью проблемы есть. Старые афиши имеются, «Ноктюрн» Шопена звучит, зритель с благодарностью раскрыл глаза и уши, тема задана… Кажется, что ещё надо?
В антракте некоторые зрители выглядели потерянными. Они ожидали по крайней мере чего-то трогательного. Избытка чувств, что ли. Один из зрителей раздражённо произнёс: «ТЮЗ какой-то плохой, «Карлик Нос»…» Имелись в виду, наверное, голова говорящей лошади, торчащая под-под кресел, и какие-то нарочитые глумливые интонации.
Впрочем, голова лошади была забавна.
После антракта Виктор Яковлев вышел «из подполья», приладил достоевскую бороду и заставил старую актрису-гримёршу читать-играть жён Достоевского. Наверное, это и была высшая точка спектакля – без дурачеств и каламбурных чудачеств. Лариса Крамер на несколько секунд «вышла в открытый космос», но потом снова вернулась на Землю, где пыль совсем не космическая.
Радзинский не зря насытил свой текст каламбурами вроде: «Без поллитры нет палитры», «Снег выпал, и я выпил…», «Я так часто падаю, что называю себя «падшая женщина», «Не овал лица, а обвал лица». Видимо, драматургу было важно показать не слишком высокий интеллектуальный уровень героев. В спектакле прямо звучит: «Бог не дал ни ума, ни внешности, но дал смех…»
Но смех – штука хрупкая. Сегодня есть, а завтра…
А псковские зрители в очередной раз доказали своё великодушие (кто-то считает – простодушие) и провожали создателей спектакля, аплодируя стоя.
Весь спектакль рефреном звучали слова старой песенки: «Мы были на бале… на бале… на бале…И с бала нас прогнали…» Иногда слышалось: «Мы были на Бали. Но с Бали нас прогнали». Куда могут прогнать с Бали? В Крым, конечно.
«Мы были на бале… на бале… на бале… И с бала нас прогнали по шеям».
Данную статью можно обсудить в нашем Facebook или Вконтакте.
У вас есть возможность направить в редакцию отзыв на этот материал.
Старая актриса на роль жены Достоевского
Эдвард Станиславович Радзинский Старая актриса на роль жены Достоевского
Дом инвалидов и престарелых в старинном особняке. В маленькой гостиной с лепным потолком — мебель разных эпох, старинные кресла красного дерева, современный дешевый журнальный столик с телефоном и царственный диван карельской березы — с бронзовыми инкрустациями, львиными головами. Рядом с диваном — эмалированное ведро с надписью «Хлорка» и половая щетка. В другом углу гостиной — крохотная эстрада со старым роялем. На стенах — портреты Пушкина, Толстого, Чайковского вместе с медицинскими плакатами о борьбе с гриппом и кишечными заболеваниями. К стене прислонен огромный фанерный щит с надписью: «А еще я люблю жизнь за то, что в ней можно путешествовать. Пржевальский». (Щит стоял прежде в городском саду, и как-то на зиму его перенесли в гостиную — и здесь забыли.) В гостиной тишина — и никого. Потом раздается скрип отворяемой двери и появляется Старая актриса. Она входит с книгой в руках, останавливается и с любопытством оглядывает гостиную. Прочитав слова Пржевальского на щите, Она радостно хохочет. Смех у нее какой-то заразительный, прелестно молодой… Продолжая смеяться, Старая актриса направляется к эстраде с роялем… Она чуть пританцовывает и даже напевает: «Мы были на бале… на бале… на бале…»
Голос (будто из-под земли, гнусаво). «И с бала нас прогнали…»
Она замирает, прислушивается, но в комнате тишина.
Она (поняв, что все это почудилось). «Мы были на бале, на бале… на бале…»
Голос (оглушительно через мегафон). «И с бала нас прогнали. Прогнали… Прогнали. »
Она (оглядывая пустую комнату). Вы где? Голос (интимно, громким шепотом через мегафон). Я — у себя.
Поняв, что голос звучит из-под дивана, Она направляется туда.
(Вопит через мегафон.) Ни с места!
Она испуганно останавливается.
Санитарная зона — видишь, ведро с хлоркой? Специально протирают вокруг меня! Хо-хо-хо… Испугалась? Небось подумала: трубный глас с того света. А это я мегафон стащил из комнаты здоровья. Теперь удобно разговаривать: тут три четверти населения — глухие как тетерева! Кстати, старуха, ты очень глухая?
Она. Слава Богу, судьба милостива… И я отчетливо слышу ваш противный голос из-под дивана… Кстати, а что вы делаете под диваном?
Голос. Я там живу.
Она. То есть как?
Голос. То есть так!
Она. Внизу… живете?!
Голос. А ты наверху живешь… Тебе что, лучше.
Она. Ха-ха-ха. Ну, все-таки внизу… там ползает… разное…
Голос. А наверху — не ползает?
Она. Как забавно. И что же… вы… там… весь день проводите? Или все-таки выходите на прогулку… на воздух.
Голос. Эх, старуха-старуха… У нас с тобой теперь прогулка одна — там на воздухе належимся… И вообще, знаешь, сколько я наглотался за жизнь этого треклятого воздуха? Теперь лежу и от вашего чертова воздуха отдыхаю… Хо-хо-хо.
Она (стараясь весело). Ха-ха-ха!
Она. Ха-ха-ха…
Голос. А у самой поджилки трясутся? А я, грешник, люблю кладбищенский юмор. Я, когда почтальоном работал, сам придумал себе надпись на могилке: «Ушел, не оставив адреса». Хо-хо-хо!
Она. Ха-ха-ха!
Голос. Ну а ты. (Задыхаясь от смеха.) Что напишешь на своей?
Она. Одно слово: «Занято…» Ха-ха-ха! Вот так, почтальон под диваном!
Голос. Нет! Нет! Это прежде я был почтальон. А теперь я живописец, гений!
Ты что-то задерживаешься, хохотливая старуха. Обычно заговоришь с вашей сестрой с кладбищенским юмором, и она тут же ноги в руки — и пулей освобождает мне жизненное пространство.
Она. Зачем вам столько пространства… если вы — под диваном?
Голос. Видишь ли, старуха, я — философ.
Она. Как? И почтальон, и живописец, и философ? Я встретила Леонардо да Винчи. Ха-ха-ха!
Голос. Поостри, карга. Ты еще не знаешь, кого ты встретила! Сколько усилий я потратил, чтобы тут одному в покое философствовать? Я, как прибыл сюда, сначала залег в туалете! За унитаз ухватился, чтобы не оттащили! И лежу себе в туалетной тиши и мыслю: проблемы сплошь мировые — вечная жизнь, добро и зло, Великий инквизитор. Ан нет, каждую секунду в дверь рвутся! Им плевать, что там философствует живописец и гений! Им… им…
Она. Писать надо! Ха-ха-ха!
Она. Ха-ха-ха… Какой вы…
Голос. Какой я?
Она. Сукин сын, однако!
Голос. Но я научился с вами управляться… Ты про меня еще ничего не знаешь — ты ведь новенькая?
Она. Ха-ха-ха… Так обо мне говорили только в школе… Вернулось детство. Действительно новенькая… Я час назад сюда приехала… и вышла из своей комнаты — погулять… Ну, пошла по коридору… и в общем… Ну… как бы точнее сказать…
Голос. Забыла номер своей комнаты! Хо-хо-хо! Заблудилась!
Она. Ха-ха-ха… Как вы догадались? Это так смешно — тут все оказалось одинаковое: комнаты, старушки. Я уже битый час хожу… Ха-ха… Ищу.
Голос. А санитарку спросить стесняешься!
Она. Ага, решит, что я совсем «ку-ку», ха-ха! И вообще, я все должна делать сама! Надо, друг мой, не давать себе спуску. А как вы догадались?
Голос. Я — гений! Номер твоей комнаты — двадцать один.
Она (сразу подозрительно). Откуда вы знаете номер моей комнаты?
Голос. Если человек под диваном — он и знать ничего не должен? (Свистящим оглушительным шепотом.) Мыслящая курица мне все сообщает: кто новенький приехал, кто старенький помер. На случай, если живые новенькие ко мне забредут. (Громким шепотом.) Думаешь, ты одна свою комнату ищешь? Это с вашей сестрой через раз случается! Вот мыслящая курица и просит — чтобы я вас всех гнал отсюда по вашим номерам. (Хохочет.)
Она. «Как чуден Божий мир, как Божий мир прекрасен…» Какой приятный персонаж — «мыслящая курица».
Она. Как… вы… там… едите?
Голос. Значит, если человек под диваном, ему есть не надо? Вы, значит, на диванах, обжирайтесь, а мы, под диванами, с голоду помирай? Дудки! Долой социальную несправедливость! Все люди равны — на диванах и под диванами!
Она. Ха-ха-ха…
Голос. Какой смех у тебя… Колокольчик!
Она. Надтреснутый. (Хохочет.) Бог не дал мне ни ума, ни внешности, но дал смех! Я очень смешливая… И этого оказалось достаточно: я всегда пользовалась успехом у мужчин. Любой скучный идиот сразу ощущал себя со мной великолепным остроумцем.
Голос. Все, старуха! Норму пребывания в гостях ты перевыполнила! Катись репкой отсюда! Федя будет философствовать.
По-моему, ты оглохла?
Она (подумав). Я остаюсь здесь, пожалуй.
Голос. Как? Ты что, ведьма?
Она. У меня условный рефлекс. Если мне что-то приказывают — я поступаю наоборот…
Голос (угрожающе). Старуха!
Она. Я никогда не умела подчиняться… У собаки есть хозяин, у волка есть Бог! Ха-ха-ха! Я — остаюсь.
Голос. Уходи, старуха, подобру-поздорову!
Она. Ни за что! Мне тут нравится: деревья, рояль — я так соскучилась по музыке! Я — остаюсь.
Голос. Ох, как я сейчас буду страшен!
Спектакль старая актриса на роль жены достоевского
СТАРАЯ АКТРИСА НА РОЛЬ ЖЕНЫ ДОСТОЕВСКОГО
МХАТ им. М. Горького
Психологическая драма в 2-х действиях (2ч45м) 18+
Автор: Э. Радзинский
Режиссер: Роман Виктюк
Она: Татьяна Доронина
Он: Аристарх Ливанов С 23.03.2018 нет дат для данного спектакля.
Учтите, что театр может переименовывать спектакль, также одни антрепризы иногда передают в прокат спектакли другим.
Для полной уверенности что спектакль не идет воспользуйтесь поиском по спектаклю.
Однажды пожилая актриса, оказавшаяся в доме престарелых, обнаруживает под роялем странного человека. Кто он? И причем здесь Достоевский? Но как это всегда бывает у Р. Виктюка, стихия театра сметает бытовые обстоятельства. Роль Татьяны Дорониной в этом спектакле уже много лет остается одной из самых интересных в репертуаре актрисы. Доронина виртуозно играет со своим собственным, знакомым зрителям по кинофильмам образом, иронизирует и не боится быть не узнанной публикой. Она берет власть над зрительным залом, доказывая, что над Актрисой не властно ни время, ни расхожие стереотипы. Она вечно меняется, всегда оставаясь самой собой. Действие происходит на фоне фасада знаменитого здания Художественного театра, что в Камергерском переулке, – в 1988 году, когда был поставлен спектакль, тема двух МХАТов была очень злободневной. Сегодня же «Старая актриса…» воспринимается как мистерия о Театре и как образец эстетского и претенциозного стиля Романа Виктюка, который на рубеже 1990-х годов очаровал всю театральную Москву. Сегодня так никто уже не ставит…
Режиссер Р. Виктюк. Художник В. Боер.
В спектакле участвуют: 
Спектакль старая актриса на роль жены достоевского
СТАРАЯ АКТРИСА НА РОЛЬ ЖЕНЫ ДОСТОЕВСКОГО
МХАТ им. М. Горького
Психологическая драма в 2-х действиях (2ч45м) 18+
Автор: Э. Радзинский
Режиссер: Роман Виктюк
Она: Татьяна Доронина
Он: Аристарх Ливанов С 23.03.2018 нет дат для данного спектакля.
Учтите, что театр может переименовывать спектакль, также одни антрепризы иногда передают в прокат спектакли другим.
Для полной уверенности что спектакль не идет воспользуйтесь поиском по спектаклю.
Однажды пожилая актриса, оказавшаяся в доме престарелых, обнаруживает под роялем странного человека. Кто он? И причем здесь Достоевский? Но как это всегда бывает у Р. Виктюка, стихия театра сметает бытовые обстоятельства. Роль Татьяны Дорониной в этом спектакле уже много лет остается одной из самых интересных в репертуаре актрисы. Доронина виртуозно играет со своим собственным, знакомым зрителям по кинофильмам образом, иронизирует и не боится быть не узнанной публикой. Она берет власть над зрительным залом, доказывая, что над Актрисой не властно ни время, ни расхожие стереотипы. Она вечно меняется, всегда оставаясь самой собой. Действие происходит на фоне фасада знаменитого здания Художественного театра, что в Камергерском переулке, – в 1988 году, когда был поставлен спектакль, тема двух МХАТов была очень злободневной. Сегодня же «Старая актриса…» воспринимается как мистерия о Театре и как образец эстетского и претенциозного стиля Романа Виктюка, который на рубеже 1990-х годов очаровал всю театральную Москву. Сегодня так никто уже не ставит…
Режиссер Р. Виктюк. Художник В. Боер.
В спектакле участвуют: