синтетический актер что значит
Эпоха синтетических актёров
№ 46(388) от 28.11.2013 [«Аргументы Недели », подготовил Александр МАЛЮГИН ]
По первому образованию Елена НИКОЛАЕВА – артистка балета, окончила школу-студию И.А. Моисеева. Одно время танцевала в ансамбле песни и пляски ПВО «Небо России». В 2006 году окончила ГИТИС, стала сниматься в кино.
В её творческом багаже роли в таких фильмах и сериалах, как «Девочка» (за эту работу Елена получила специальный приз на фестивале Андрея Тарковского «Зеркало»), «Моя вторая половинка», «Дом на набережной», «Ванечка», «Я вернусь» и др. Сейчас Елена Николаева блистает на сцене Театра наций.
— Елена, у вас около тридцати фильмов, много главных ролей. Как выбираете, где сниматься, есть какие-нибудь правила: здесь соглашусь, а тут – ни за какие деньги?
– Для меня в первую очередь важен сценарий. Там по первым строчкам всё ясно – пишет машина или человек. Язык, качество монологов, сюжетные линии. Если понимаю, что совсем полная ерунда, отказываюсь.
– Часто такое бывает?
– Бывает… Но вот недавно, например, с удовольствием снялась в многосерийном телевизионном фильме режиссёра Тэмо Эсадзе «Братья и сёстры» по роману Фёдора Абрамова. Прекрасный материал, это настоящая эпопея, картина охватывает период с 20-х по 70-е годы прошлого века. Сложные отношения между людьми. В общем, очень хорошее кино, которое лучше не пересказывать. Это надо смотреть. Там все герои – сильные духом. Не то что в наше время.
– Дебютировали вы в романтической комедии о российской армии «История весеннего призыва». Что было интересного на съёмках, чем запомнилась первая работа в кино?
– Если честно, я там прежде всего получила бесценный жизненный опыт: когда на улице холодно, не надо купаться в реке. Съёмки были осенью, все ходили в пуховиках, а мы с актрисой Кариной Разумовской плавали в Оке. Потом долго болела… Поэтому и не считаю эту картину своей первой полноценной работой. Первые серьёзные – «Неваляшка», «Пером и шпагой». И конечно,«Девочка» – на сегодня главный фильм в моей жизни. Режиссёру Елене Николаевой, моей полной тёзке, я очень благодарна. С ней ты всегда понимаешь, что занимаешься искусством. «Девочка» – это история вчерашней школьницы, которая попадает в плохую компанию, принимает наркотики, потом начинает их продавать и в итоге оказывается на зоне. После выхода фильма мне приходило много писем с зон – я слышала, там даже были специальные просмотры этой картины, в воспитательных, так сказать, целях. Писали сидельцы, но больше – матери, у которых дочери оказались в похожих ситуациях. «Спасибо, что вы затронули тему женских судеб за колючей проволокой» – таков был основной лейтмотив писем. Фильм вышел в 2008 году, но мне пишут до сих пор, особенно после повторов на ТВ. Значит, все эти проблемы в нашей российской действительности до сих пор актуальны.
– Елена, на какие жертвы вы готовы пойти ради искусства? Масса примеров, когда актрисы, скажем, снимались на девятом месяце беременности…
–И я на девятом месяце играла! И как только родила – через неделю – опять стала регулярно выходить на сцену. Но вот что касается экспериментов над своей внешностью, фигурой… Если надо побриться наголо – это точно не мой вариант. В общем, я не считаю, что играть беременной – такая уж жертва. А вот плавать в холодной воде – жертва неоправданная!
– Как вы считаете, есть у нас современные актёры, которых можно хоть как-то соотнести с представителями старой актёрской школой, на образах которых воспитывались многие поколения артистов?
– Конечно есть. Школа у нас, слава богу, осталась. И, надеюсь, никуда не денется. Пока наши мастера в состоянии нам передать то, что умеют, всё будет хорошо. Например, благодаря нашему педагогу Олегу Львовичу Кудряшову у нас, я считаю, был очень сильный курс. Юля Пересильд, Женя Ткачук, Паша Акимкин, Наташа Ноздрина… У нас очень много хороших актёров!
– С Юлией Пересильд вы вместе играете в Театре наций, которым руководит Евгений Миронов. В чём особенность этого театра, чем он отличается от какого-нибудь старого доброго академического?
– Сейчас я играю в Театре наций шесть названий. Здесь особая атмосфера, здесь всё родное. И я очень рада, что он не академический! Значит, нет таких жёстких рамок. Но всё равно эта сцена – старинного театра Корша, с удивительной историей. Однако в современном театре актёр должен быть синтетическим. В нашем на сцену выходят именно такие артисты. И репертуар у нас рассчитан на все вкусы: Еврипид, Шекспир, Чехов, Дунаевский. От древности до современности, от классической пьесы до оперетты и мюзикла. Мне кажется, любой зритель найдёт в Театре наций то, что ему будет интересно. Пусть не этот спектакль, значит, другой.
– Елена, в мелодраме «Моя вторая половинка» ваша героиня Варвара находит своё счастье по «большому количеству совпадений»: любят одну и ту же музыку, книги, у них общие увлечения. Можете посоветовать нашим читательницам, как им найти и определить, вторая это половинка или нет?
– Ой! Здесь я вообще не советчик. Во-первых, всё очень сложно, индивидуально, а во-вторых… Если бы знала, сама бы не ошибалась!
Bookitut.ru
Театр — искусство синтетическое. Актер — носитель специфики театра
В самой тесной связи с коллективным началом в театральном искусстве находится другая специфическая особенность театра — его синтетическая природа. Театр — синтез многих искусств, вступающих во взаимодействие друг с другом. К ним принадлежат литература, живопись, архитектура, музыка, вокальное искусство, искусство танца и т. д.
Но в числе этих искусств находится одно такое, которое принадлежит только театру. Это — искусство актера. Актер неотделим от театра, и театр неотделим от актера. Вот почему мы и можем сказать, что актер — носитель специфики театра.
Синтез искусств в театре — их органическое соединение в спектакле — возможен только в том случае, если каждое из этих искусств будет выполнять определенную театральную функцию. При выполнении этой театральной функции произведение любого из искусств приобретает новое для него, театральное качество. Ибо театральная живопись не то же самое, что просто живопись, театральная музыка не то же самое, что просто музыка, и т. д. Только актерское искусство театрально по своей природе. Разумеется, значение пьесы для спектакля несоизмеримо, например, со значением декорации. Декорация призвана выполнять вспомогательную роль, тогда как пьеса — это идейно-художественная первооснова будущего спектакля. И все же пьеса — не то же самое, что роман, повесть или поэма, хотя бы и написанная в форме диалога.
В чем же наиболее существенное (в интересующем нас смысле) отличие пьесы от поэмы, декорации от картины, сценической конструкции от архитектурной постройки?
Поэма, картина имеют самостоятельное значение. Поэт, живописец обращаются непосредственно к читателю или зрителю. Автор пьесы как произведения литературы тоже может обратиться к своему читателю непосредственно, но только вне театра. В театре же и драматург, и режиссер, и декоратор, и музыкант говорят со зрителем через актера или в связи с актером.
В самом деле, разве звучащее со сцены слово драматурга, которое актер не наполнил жизнью, не сделал своим словом, воспринимается как живое? Может ли формально выполненное указание режиссера или предложенная режиссером, но не пережитая актером мизансцена оказаться убедительной для зрителя? Конечно, нет.
А как обстоит дело с декоративным оформлением и музыкой?
Представьте себе, что начинается спектакль. Раскрывается занавес, и, хотя на сцене нет ни одного актера, зрительный зал бурно аплодирует великолепной декорации, созданной художником. Но вот выходят действующие лица, возникает диалог. И по мере того, как развертывается действие, внутри нас постепенно нарастает глухое раздражение против декорации, которой вы только что восхищались. Вы чувствуете, что она отвлекает от сценического действия, мешает воспринимать актерскую игру. Вы начинаете понимать, что между декорацией и актерской игрой есть какой-то внутренний конфликт: либо актеры ведут себя не так, как нужно себя вести в условиях, связанных с данной декорацией, либо декорация неправильно характеризует место действия. Одно с другим не согласуется, нет синтеза искусств, без которого нет театра.
Бывает, что публика, восторженно встретившая ту или иную декорацию в начале акта, бранит ее, когда действие кончилось. Это означает, что публика положительно оценила работу художника безотносительно к данному спектаклю, как произведение искусства живописи, но не приняла ее как театральную декорацию, как элемент спектакля. То есть декорация не выполнила своей театральной функции. Чтобы выполнить ее, декорация должна отразиться в актерской игре, в поведении действующих лиц. Если художник повесит в глубине сцены великолепный задник, изображающий море, а актеры будут вести себя так, будто они находятся в комнате, а не на морском берегу, задник останется мертвым.
Любая часть декорации, любой предмет, помещенный на сцене, но не оживленный выраженным через действие отношением к нему актера, остается мертвым и должен быть удален. Любой звук, прозвучавший по воле режиссера или музыканта, но никак не воспринятый актером и не отразившийся в его сценическом поведении, должен умолкнуть, ибо такой звук не приобрел театрального качества.
Театральное бытие всему, что находится на сцене, сообщает актер.
Все, что создается в театре в расчете на то, чтобы выявить полноту своей жизни через актера, театрально. Все, что претендует на самостоятельное значение, на самодовлеющее бытие, антитеатрально.
Полная самостоятельность произведения или расчет на актера в его интерпретации — вот признак, по которому мы отличаем пьесу от поэмы или повести, декорацию — от картины, сценическую конструкцию — от архитектурного сооружения.
Актер, умеющий все
Владимир Зельдин на аудиенции у Владимира Путина. Фото Дениса Тамаровского (НГ-фото) |
Ученик скромного Ланского и великого Попова, Зельдин на драматической сцене умеет все.
Но он вовсе не «синтетический»! Восьмидесятипятилетний Владимир Михайлович такой живой. Удивительный и удивляющий.
Младшеклассницей, в конце 40-х годов, не из кресел, а со ступеней вечно аншлагового, переполненного в то время большого зала ЦТКА увидела я гремевшего на всю Москву «Учителя танцев» с Зельдиным-Альдемаро. Полвека прошло с тех пор, но я помню его угольно-черные завитки надо лбом, взвихренные или вихрастые, тяжелую серьгу в ухе и то, как, попирая доски пола молодыми, сильными, стройными ногами, выделывал артист движения изящной паваны, стремительного болеро, шуточного зоронго. Я помню, как трепетали широкие рукава его белой шелковой рубахи. (Рубаху с распахнутым воротом, рукавами-парусами, рукавами-облаками подсказал Зельдину Попов. До этого был кожаный, мешавший движению колет, и роль не шла.)
Не Попов, который лишь заходил на репетиции, ставил «Учителя танцев», а очередной режиссер Владимир Канцель. Репетируя в театральном поднебесье, там, где сегодня расположена Малая сцена, Канцель не знал, что ставит шедевр, что его спектакль проживет полвека, что Зельдин сыграет Альдемаро более тысячи раз! Какие великолепные очередные режиссеры были в те годы и еще много позже в ЦТКА! Первостепенные мастера и самобытные художники. Канцель, Окунчиков, Шатрин, Мокин, Буткевич, интеллигентный и тонкий, с первых шагов отмеченный Поповым Львов-Анохин. Безмерно талантливый смолоду, «преждевременно гениальный» в «Смерти Иоанна Грозного» и «Тайном обществе», Леонид Хейфец тоже начинал как очередной. С каждым из них Зельдин работал, а те спектакли, в которых не участвовал, смотрел из зала.
Подобно легендарной «Мадемуазель Нитуш», «Учитель танцев» утолял потребность в радости у людей, переживших войну и ожидавших счастья.
Начав в кинематографе 40-х годов ролью дагестанского пастуха Мусаиба в фильме-оперетте Ивана Пырьева «Свинарка и пастух», в 70-е годы в «Дяде Ване» у Андрона Кончаловского старый актер взошел на вершину своей прерывистой, количественно небогатой киносудьбы.
Как возникает это ощущение значительности от художника и человека? Ведь не один преклонный возраст тому причиной? Бывает, доживают свой век в искусстве и ничтожные, в прошлом знаменитые старики.
Сегодня, во времена постоянно сменяемых нравственных ориентиров, Зельдин остается верен себе. Имеет крошечную двухкомнатную квартиру и не желает большей, лучшей. Ходит из театра домой пешком. По вечерам гуляет с собакой. Любит общество, «тусовки», на которых почти не ест и ничего не пьет и общается не с теми, кто полезен и нужен, а с теми, кого любит. Он поступает «вопреки» и многое говорит «вопреки», не подлаживаясь под жестокую либеральную моду эпохи российских реформ.
В пору величайших гонений на нашу армию не устает повторять, что любит и уважает «людей в погонах». На склоне лет по-прежнему гордится, что в Великую Отечественную войну сыграл 2500 концертов в действующей армии. Он не боится публично и вслух изумляться тому, что в разгар чеченской бойни известный правозащитник сидит в укрепленном и комфортном подвале Дудаева и оттуда обличает «русских оккупантов».
Ему, очень штатскому человеку, нравится работать в военном театре. Он помнит, как помогала армия театру в самые трудные годы. Но помнит и о том, как она не вмешивалась в театральные дела, отчего на сцене ЦТКА в «строгие» времена находили место, обретали себя и Володин, и Зорин, и Крон, и Назым Хикмет, и изгнанный из Молдавии Ион Друце, и многие другие.
Старейший русский актер Владимир Зельдин не хочет быть ни современнее, ни радикальнее, ни левее, ни правее, чем он есть на самом деле. Как не любил, так и не любит театр абсурда, элитарное кино для «трех человек в зале», эротические игры телеэкрана. Он такой как есть. Удивительный и прекрасный. Несостарившийся, молодой Владимир Михайлович Зельдин.
Коллега погибшего в Большом театре описал творившееся на сцене
«Если бы декорация летела сверху, жертв было бы намного больше»
В субботу в Большом театре во время вечернего спектакля, когда давали оперу «Садко» (постановка Дмитрия Чернякова), декорация опустилась на участника постановки. Погиб артист миманса 37-летний Евгений Кулеш. Как все было на самом деле, нам рассказал другой артист миманса, который в этот момент находился на сцене и был свидетелем происшествия.
Источник: прокуратура Москвы
— Можешь рассказать, что произошло?
— Мы все потрясены. Я в этот момент находился на сцене, как раз вывез декорацию. Слышу, кричат кому-то: «Отходи, отходи!» Ну, я не буду же оборачиваться… Просто понял, что это не мне.
— То есть сам момент не видел?
— То есть это несчастный случай? Декорация вдруг не рухнула?
— Нет, это в новостях передают, что она упала. А она, как и положено, спускалась сверху, ехала себе и ехала… Там же на сцене никто не застрахован, артист должен видеть, что она едет.
— Но это же в театрах заранее репетируют, чтобы скоординировать действия артистов на сцене и работу декорации, техники. Техника безопасности ведь существует?
— Да, конечно. Все репетируется и все обговаривается. Вы видели когда-нибудь перемену декораций на спектакле? Там же за кулисами кричат постоянно: «Головы, головы», чтобы никого не задеть. Стоит специальный человек, который контролирует процесс, и, когда нужно, говорит: «Стоп». Но тут, конечно, была нарушена, по-видимому, техника безопасности. Нам ведь по технике безопасности тоже всё объясняют.
— Самим артистом была нарушена?
— И спектакль остановили?
— А страховка ведь предусмотрена для несчастных случаев?
— Да, у нас в договоре всё прописано, но такого, конечно, никто не ожидал. Накладки во всех театрах случаются, но чтобы это заканчивалось смертью, я не помню такого.
— Завтра спектакль в Большом отменят? Опять ведь, как и сегодня, в афише на исторической сцене стоит «Садко».
— Не знаю. В принципе зритель-то ни в чем не виноват, и «шоу должно продолжаться». Но могут и отменить. Тут всё будет зависеть от следствия, от того, когда закончатся следственные действия, которые в данный момент ведутся.
— Что ты можешь сказать о погибшем?