Прогресс и эволюция в чем разница
Эволюция или прогресс?
Внутри западной социологии, как мы видим, ощущается интерес к проблемам эволюции культурных и социальных форм, к выяснению отношений эволюции, развития и изменения, к анализу социального прогресса. Характерно, однако, что даже те авторы, которые считают возможным говорить об эволюции, развитии, кумулятивном процессе и т.д., занимают скептическую позицию в отношении идеи прогресса. В «Международной энциклопедии общественных наук» нет даже специальной статьи «Прогресс». Упоминание же этого термина в статье «Эволюция» сопровождается критическим замечанием о «моралистическом тоне», прогрессизма, причем это переносится не только на «линейные»; концепции XIX в., но и на марксистскую диалектику. Это явно не соответствует истине. Правда, некоторые авторы готовы, по-видимому, признать принципиальную допустимость обоснования идеи прогресса. Морис Гинсберг, например, писал, что «прогресс в области социального развития должен главным образом оцениваться стадией развития знаний о природе и проникновения в природу человеческих потребностей, ценностей и возможностей, а также степенью, до которой эти знания и проникновение используются в; управлении человеческими делами». Однако при этом Гинсберг опускает тот факт, что благодаря К. Марксу такое «распространение» уже осуществлено. Вместе с тем сам Гинсберг понятия закономерности и закона считает возможным не выводить из самой социальной действительности, а привносить в нее. Поэтому он, как Бертран Рассел, Дж. Бэри и многие другие западные авторы, определяет прогресс лишь с этически-оценочной точки зрения. Иначе говоря, под прогрессом они понимают такой ход изменения явлений, который считается желательным и необходимым, исходя из определенных ценностей; словом, прогресс ‑ это рассмотрение социальных процессов с точки зрения этического идеала.
А. Кребер считает, что прогресс ‑ это рассмотрение изменений с какой-то внешней точки зрения, и потому это понятие, по егомнению, всегда несет печать эгоцентризма. Точка зрения прогресса предполагает наличие некоторых ценностей, с позиций которых оцениваются изменения. Понятие «социальное изменение», согласно А. Креберу, более нейтрально и может служить средством этнографического и социологического изучения различных обществ.
По Дж. Бэри, идея прогресса содержит в себе суждение ценности, которая в истории как в генетическом процессе не содержится.
По мнению перечисленных авторов, идея прогресса тем и отличается от идеи эволюции, что в первой присутствует элемент оценки, а вторая означает процесс изменения независимо от всякой оценки; здесь оценочный момент отсутствует. «Прогресс состоит в движении по направлению к «разуму и справедливости». Но этот общий оценочный смысл всякой теории прогресса интерпретируется с самых различных точек зрения, ибо вообще западная общественно-философская мысль, категорически отклоняя, как правило, всякий монизм, откровенно плюралистична в своей основе. Это проявляется в декларировании тезиса о закономерности (и необходимости) самостоятельных детерминант и «слоев бытия», в конвенционалистском принципе о возможности множества изоморфных построений, в утверждении о необходимости не «устанавливать запреты, а достигать соглашений» (Р. Карнап), в том, что абсолютной истины никогда и никому не будет дано, ибо каждый из нас видит историю, «находясь в ней самой, а не из точки, находящейся вне ее» (К. Ясперс), и т.д. и т.п.
Отсюда ‑ не только разнообразнейшие толкования понятия «прогресс», но и довольно частые противопоставления его «эволюции». Сама «эволюция» трактуется то как «развитие», то как «переход», а чаще просто как «изменение». Вместе с тем понятие «эволюция» предполагает раскрытие «хода истории» и его основной природы.
Вот что пишут авторы одного популярного американского труда по социологии: эволюция «выражает серию связанных друг с другом изменений в какой-либо системе. Речь идет об объективном положении, которое не оценивается как хорошее или плохое. В противоположность этому прогресс означает изменение к лучшему. Прилагательное «лучшее», несомненно, подразумевает оценочное суждение»
Следует, очевидно, напомнить, что любая констатация любых фактов, ‑ разумеется, в первую очередь имеются в виду те, которые относятся к сложным процессам, ‑ с необходимостью включает в себя интерес к этим фактам, т.е. в конечном счете оценочный момент.
Оценки социальных явлений, ценностные суждения сопряжены, как правило, с социальным положением, позицией оценивающего субъекта, его представлением об общественном идеале. Поэтому указанное обстоятельство не может быть выдвинуто в качестве достаточно убедительного опровержения возможности и, более того, необходимости, чтобы вопрос об общественном прогрессе явился предметом объективной социологической науки, и не доказывает, что он относится к области сугубо релятивных, чисто субъективных оценок. Вообще говоря, сама оценка вовсе не исключает принципиальной возможности того, что в ней отражено объективно истинное содержание.
Все сказанное отнюдь не означает того, что мы отождествляем понятия «социальная эволюция», «общественное развитие» и «прогресс». Эволюционное развитие с точки зрения марксистской социологии вызывает прогресс, но не сводится к нему, поскольку является более широким и включает в себя все изменения, происходящие в обществе как периода восходящего, так и нисходящего развития, а также в такие моменты, когда история, по выражению Гегеля, «не продвигалась вперед». Понятия «прогресс» и «общественное развитие» могут совпадать лишь в плане направленности общественного движения. Но последнее содержит также моменты регресса даже тогда, когда общество развивается по восходящей линии. Прогрессивное развитие системы не исключает, а, наоборот, предполагает регресс тех или иных отдельных ее элементов и связей, поскольку прогресс выступает обязательно и как отрицание сущего. Именно это имел в виду К. Маркс, когда отмечал: «Вообще понятие прогресса не следует брать в обычной абстракции». То же самое подчеркивал и В.И. Ленин. Он писал, что «представлять себе всемирную историю идущей гладко и аккуратно вперед, без гигантских иногда скачков назад, недиалектично, ненаучно, теоретически неверно»
Возможность регресса заложена в противоречивости самого исторического процесса. Поэтому разложение тех или иных социальных явлений и связей не нарушает, как подчеркивал Ленин, поступательного хода истории.
Научный анализ социального развития предполагает разностороннее рассмотрение исторического процесса во всей сложности взаимодействия различных компонентов социальной структуры, их детерминации и осуществления обратных связей. Поэтому марксистская социология исследует общество не только с его процессуальной стороны, но включает в качестве необходимого компонента своей теории исследования различных элементов социальной структуры и законов их функционирования. К. Маркс в «Капитале» и В.И. Ленин в произведении «Развитие капитализма в России» исследуют не только процессы, происходящие внутри той или иной формации, ведущие к радикальной смене экономических, политических структур и т.д., но и функционирование социальных институтов и механизмов. Методологические и теоретические основы марксистской социологии предполагают не разрыв и не абсолютизирование какой-либо одной стороны социальной жизни, а стремление понять ее как целостность, как сложную органическую систему, находящуюся в постоянном изменении и развитии. Именно такой подход, на наш взгляд, является научным и конструктивным. Поэтому стремление ряда ведущих социологов Запада преодолеть односторонность и ограниченность структурно-функционального метода, возрождение у них внимания к динамике социальных систем и в этом смысле определенный их шаг в сторону позиции марксистской социологии не может не вызывать известного удовлетворения, даже если эта тенденция еще недостаточно четко и последовательно выражена и даже если при этом не признается или игнорируется приоритет в данном вопросе марксизма. В то же время необходимо подчеркнуть, что именно марксизму принадлежит заслуга научного выяснения и обоснования объективного критерия общественного прогресса. Именно это прежде всего делает позицию марксизма последовательной и адекватной историческому процессу.
Марксистское понимание прогресса основывается на материалистическом понимании истории. Маркс считал, что объективный критерий прогресса следует искать в материальной основе.
Правда, сторонники теории стадий экономического роста также кладут в основу своих концепций развитие производительных сил. Однако, например, У. Ростоу или Ж. Фурастье считают, что это развитие и связанный с ним рост производительности труда автоматически ведут к разрешению противоречий общественной жизни в капиталистическом мире, т.е. стоят на позициях того самого жесткого «оптимистического детерминизма», который многие сторонники традиционного структурно-функционального метода пытаются приписать марксизму. Кроме того, для подобных концепций характерна неправомерная попытка рассматривать прогресс всего лишь как ступень циклического развития. И, наконец, среди западных социологических концепций распространена связанная с позитивистской философией, с одной стороны, и с господством эмпиризма ‑ с другой, точка зрения, согласно которой прогресс в области науки и техники, являющийся чересчур явным, чтобы его можно было сегодня отрицать, никак не связан с прогрессом в области социокультурных явлений и, более того, противоположен им. Наконец, говоря о позиции неоэволюционистов, в частности, о концепции Парсонса, приходится отметить, что его эволюционные универсалии, хотя и предполагают известную иерархию в развитии структурных элементов системы, но не дают четкого представления об источнике этого развития, о том, что же лежит в основе социальной эволюции.
С точки зрения марксистской социологии прогресс предполагает поступательное развитие, иерархичность определяющих его факторов и необходимость определенного характера предшествующего развития при значительном многообразии его форм. Совершенствование средств и организации труда обеспечивает рост его производительности, что, в свою очередь, влечет за собой совершенствование человеческого элемента производительных сил, меняет существующее общественное разделение труда. Все это находит свое отражение в изменении социальной структуры, социальных и политических институтов, в расширении объема и обогащении содержания человеческих потребностей и способов их удовлетворения и т.д., т.е. ведет к трансформации социальной организации, образа жизни, культуры и быта. Естественно, что более высокому уровню развития производительных сил соответствует и более сложная форма производственных отношений и общественной организации в целом, хотя и тут не может быть автоматизма и абсолютной взаимосвязи. В отдельных случаях прогресс может сопровождаться упрощением (например, «очищение» классовой дифференциации от сословных и патриархальных личностных наслоений при переходе от феодализма к капитализму), а усложнение может быть связано с регрессом.
Согласно теории исторического монизма степень овладения обществом стихийными силами природы, выражающаяся в росте производительности труда, степень освобождения общества из-под гнета стихийных общественных сил, развитие личности, освобождающейся от порабощения, социально-политического неравенства и т.д., ‑ вот наиболее общие показатели исторического прогресса.
В докоммунистических формациях, первоначально вследствие низкого уровня развития производства, а в дальнейшем также из-за частной собственности на средства производства, одни элементы социального целого систематически прогрессируют за счет других. Прогресс техники и развитие общественного разделения труда колоссально повышают его производительность, но оборотной стороной этого является превращение человека в частичногo работника, рост отчуждения и эксплуатации. В эти эпохи общественный прогресс можно в известном плане сравнить с прогрессом в живой природе, поскольку он идет в направлении адаптации человека к стихийным (естественным и социальным) силам. Прогресс как там, так и тут закрепляет одно направление, тем самым исключая другие, так как связывается с социально закрепляемой специализацией, не подчиненной сознательному и планомерному воздействию общественного целого.
Здесь социальные силы действуют стихийно, практически не контролируются человеком.
Между тем, говоря о социальной эволюции, мы имеем в виду такое преобразование социальной системы, которое направлено на сведение к минимуму стихийного воздействия как природных, так и общественных факторов. Социальная эволюция отличается от биологической как раз тем, что человек не только адаптируется к среде, но и адаптирует среду к собственным нуждам и потребностям. В процессе своей деятельности человек изменяет мир и самого себя. (Следует здесь заметить, что Парсонс понимает адаптацию широко, включая в нее и адаптацию среды к системе, называя ее «активным контролем». Однако, поскольку он не упоминает об объективных закономерностях общественного развития и их познании, это его положение остается без логического завершения, так как «активный контроль» либо оказывается слишком абстрактным, либо, напротив, имеет лишь ограниченный смысл и локальное применение.)
По мере своего развития человек все больше познает природу и своей деятельностью расширяет мир социального общения, культурных образцов, продуктов исторической деятельности людей. Тем самым место приспособления к естественному миру, который теперь человек все в большей степени приводит в соответствие со своими потребностями, занимает приспособление к социальному миру, законы которого в течение многих тысячелетий продолжают действовать не менее стихийно, чем законы природы.
Законы биологической эволюции человека вместе со становлением человеческого общества перестали играть определяющую роль, поскольку человек создал орудия, средства труда, делающие его относительно независимым от изменений естественной среды. Его приспособление к естественной природе не вообще прекратилось ‑ оно приняло принципиально иное, чем в животном мире, направление: освобождение от ее господства путем познания и использования сил самой природы, путем превращения этих сил в собственные силы человека. Этим, в частности, доказывается, что отличие социального от природного вовсе не означает «внеестественность» или сверхъестественность социальной природы. Социальное развитие выступает как естественноисторический процесс.
В отличие от растительного и животного мира, где достижение оптимума в адаптации к условиям среды, т.е. наиболее совершенная специализация (как форма приспособления) приводила к тупиковым ветвям эволюции и часто к гибели вида, поскольку он оказывался наименее приспособленным к адаптации в случаях изменений естественных условий, т.е. недостаточно гибким, приспособление человека к человеческому миру в условиях специализации, именно в связи с прекращением определяющего воздействия биологической эволюции, не связано с естественным отбором, т.е. в принципе не закрепляется наследственно. Если в органической природе преемственность структуры обеспечивается благодаря функционированию особых (генетических) систем в организме, то в общественном процессе функции хранителя и передатчика информации выполняют специфические социальные образования ‑ вся совокупность исторически развивающихся форм хранения знаний, учений, традиций, обычаев, норм поведения людей, которая может быть охарактеризована как «культурная система».
Диалектико-материалистическая социология отнюдь не игнорирует, как ей это пытаются приписать многие ее противники, активную роль человека и его сознания в историческом развитии, а, напротив, научно обосновывает действенный, преобразовательный, предметный характер этой активности. Именно Марксу принадлежит тезис о том, что от объяснения мира необходимо перейти к его преобразованию. Ему в принципе чужд взгляд на историю как на фатально-предопределенный процесс и на человека как простую функцию объективных исторических сил.
Социальная среда (обстоятельства, условия) не играет, подобно естественной среде по отношению к органической природе, активной роли вне человеческой деятельности в исторической эволюции, поскольку, как уже сказано, сама эта среда, эти условия и обстоятельства есть деяние человека. Обстоятельства, пишет Маркс, в такой же степени творят человека, в какой человек творит обстоятельства. Мир, окружающий человека, ‑ «историческая природа и природная история».
«История, ‑ писал Маркс, ‑ не делает ничего. Не «история», а именно человек, действительный, живой человек ‑ вот кто делает все. »
Однако эта живая деятельность до тех пор, пока социальные законы действуют стихийно и человек вынужден приспосабливаться к машине, не является в полной мере свободной деятельностью. Она подчинена внешней необходимости борьбы за существование (которая, однако, как мы видим, носит совершенно иной, чем в природе, активный характер, проходит через сознание). Живой труд, иначе говоря, подчиняется мертвому труду, человек адаптируется к машине. Несмотря на то, что инженерная психология, например, занимается сейчас изучением проблемы приспособления техники к человеку, это приспособление пока что есть лишь один из путей приспособления человека к обслуживанию этой техники, поскольку речь идет о механической репродукционной деятельности. И это свидетельствует о том, что человеческое общество стоит в своей эволюции лишь на пути к раскрытию своих сил в их природной универсальности, всеобщности, на пути, который неизбежно принимает форму отрицания его сегодняшнего состояния и его сегодняшней деятельности.
Преобразующая (адаптирующая) деятельность человека лежит в основе того, что социальный прогресс носит непреходящий характер, ведет не ко все более жесткой регламентации, а ко все более полной свободе.
Разумеется, процесс общественного развития нельзя представлять в виде четко разграниченной смены одной социально-исторической формы другой. Эволюционные процессы вообще отнюдь не носят однолинейного и однородного характера и не всегда с необходимостью являются прогрессивными. Общество имеет сложную структуру, и взаимодействие ее элементов характеризуется неодносторонней направленностью. Здесь постоянно действует принцип обратной связи. Жесткий однолинейный детерминизм, который нередко приписывают марксизму, на самом деле совершенно чужд ему, противоречит самой сути позиции научной социологии.
Социальное развитие осуществляется не только не прямолинейно, но включает в себя и попятные движения. Марксизм, фиксируя сложность социального целого, выявил различные компоненты внутри этой целостной системы ‑ экономический базис, политическую и идеологическую надстройки и пр. Вместе с этим он впервые обратил внимание на неравномерность развития отдельных компонентов общественного целого, показал, что в условиях антагонистических общественно-экономических формаций не может быть равномерного развития всех компонентов социальной системы. История свидетельствует о том, что экономическая отсталость некоторых стран часто сопровождалась их быстрым культурным развитием (например, Россия 60-х годов прошлого века), что экономическая развитость определенных стран не всегда неизбежно связана с политической развитостью и культурным прогрессом. Таким образом, исторический монизм отнюдь не исключает признания разностороннего взаимодействия различных факторов общественной жизни и того, что при конкретном рассмотрении тех или иных социальных феноменов и процессов решающим может оказаться не экономика. Марксизм отрицает лишь противопоставление координации этих факторов их иерархической субординации, которая проявляется в конечном счете. Как подчеркивал Энгельс, экономическая необходимость пробивает себе дорогу через массу случайностей и лишь в конечном счете определяет характер функционирования и развития социального целого.
Если не сбрасывается это определяющее в конечном счете влияние экономики, то марксистская социология вовсе не исключает многообразия и возможности выбора, сопоставления и качественного сравнения разных путей общественного развития. Более того, марксистское требование конкретно-исторического подхода к любому социальному явлению или процессу предполагает такое многообразие неизбежным. Принцип повторяемости в истории отнюдь не означает калькирования социальных ситуаций в различных общественных системах.
Выдвинув в качестве основного критерия общественного прогресса развитие производительных сил и прежде всего человека, марксизм отнюдь не исключает того, что внутри компонентов социальной системы могут существовать свои специфические критерии прогресса. Так, критерием развития техники на тех или иных ее этапах могут служить экономическая рентабельность ее применения, эффективность осуществления технических преобразований и пр. Свои имманентные критерии культурного прогресса можно вычленить и внутри ряда областей культуры, например, науки, искусства и т.д. Наличие такого рода имманентных, относительно самостоятельных критериев развития уровней социальной системы еще более подчеркивает значимость единого, общего критерия общественного прогресса.
Только на этой принципиальной основе и представляется возможным научное рассмотрение и объективная оценка существующих эмпирических моделей социального развития. При этом, разумеется, необходимо сразу же оговориться, что обсуждение данной проблемы предполагает детальное и основательное знание не только выводов и гипотез, характерных для современных теорий об обществе, но и тех реальных трудностей и проблем, с которыми столкнулись многие страны, вступившие на путь интенсивного социального развития и в своих специфических условиях ищущие пути наиболее эффективного движения к лучшему будущему. Не случайно одним из основных факторов, давших толчок появлению неоэволюционистских концепций, явились именно проблемы развивающихся стран. Только по мере обобщения всего громадного социального опыта индустриальных стран, и в том числе опыта социалистических государств по переустройству социальных отношений, всей общественной структуры, а также опыта развивающихся стран в социологической теории появляются вполне достоверные модели социального развития.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему
Эволюция и прогресс
Даже признав, что эволюция имеет определенную направленность, мы сталкиваемся с трудным вопросом: прогрессивна ли она? На протяжении нескольких столетий западная наука отвечала на этот вопрос утвердительно: понятия «прогресс» и «эволюция» стали почти синонимами. Развитие Вселенной, Земли и истории человечества представлялись как поступательный процесс восхождения от низшего к высшему, от простого к сложному: от неживой материи – к простейшим организмам, от высокоразвитых животных – к человеку, самому совершенному творению природы, от дикости и варварства в истории – к вершинам цивилизации.
Идея социального прогресса – одна из центральных ценностей западной культуры нового времени, основа основ проекта Большого модерна, послужила импульсом для создания стройных линейно-стадиальных теорий всемирно-исторического процесса, которые завершались смелыми сценариями светлого будущего. Совершенное общество, воплощающее идеалы истины, счастья и справедливости, – секуляризированный вариант царства Божьего на Земле, казалось закономерным итогом всего предшествующего развития, на протяжении которого человечество постепенно освобождалось от тьмы предрассудков и заблуждений, произвола властей, диктата религии, церкви и устаревших косных обычаев.
Прогрессизм, внушая непоколебимую уверенность в завтрашнем дне, придавал эволюции природы и общества целенаправленный, «осмысленный» характер. Возможности замедлений, остановок, даже регрессов признавалась, но они считались досадными помехами, временными препятствиями на пути к совершенному обществу, царству Разума и Добра.
Бросив взгляд на историю «с птичьего полета», мы, конечно, увидим, что в отдельных сферах прогресс действительно имеет место. Компьютер, вне всяких сомнений, – гораздо более совершенное, прогрессивное орудие труда, чем каменное рубило или лук со стрелами. Бытовые удобства, которыми пользуются современные люди, даже с очень скромными доходами, совершенно несопоставимы с теми условиями, в которых жили наши предки не только в эпоху первобытности, но и в средние века. Значительно уменьшилась детская смертность и увеличился срок человеческой жизни: даже в бедных, отсталых развивающихся странах он намного превышает 25-30 лет, а именно такой была средняя продолжительность жизни на протяжении почти всей истории человечества.
Но все эти критерии, вместе взятые, увы, не дают неопровержимых доказательств того, что современное общество лучше средневекового, а то, в свою очередь, лучше античного или первобытного, т.е. что каждая последующая форма общественного устройства непременно превосходит все предыдущие с точки зрения качества человеческой жизни. Не говоря уже о том, что любой прорыв на более высокий уровень оплачивался дорогой ценой, поскольку позитивные результаты обычно проявлялись далеко не сразу, а потери были заметны. Например, историки уже давно признали тот факт, что переход к более прогрессивному производящему хозяйству сопровождался значительным ухудшением жизни: первые земледельцы стали гораздо больше работать, хуже питаться, больше болеть, чем охотники и собиратели.
Очень сомнительно также, что первобытный охотник, тративший на добывание пищи в среднем 2-3 часа в день, жил хуже средневекового крепостного крестьянина, который был вынужден отрабатывать барщину и оброк и был лишен личной свободы. И вполне возможно, что английский пролетарий начала XIХ в., который был занят изматывающим монотонным трудом по 12-14 часов в день на фабрике за нищенскую плату, с большим удовольствием поменялся бы местами с земледельцем-гражданином античного полиса.
Разумеется, можно не принимать во внимание такие неопределенные понятия, как «хуже» и «лучше», и выбрать другие, более объективные критерии – например, рост сложности и адаптивности. Именно такой подход к эволюции общества выбрали большинство современных исследователей. Однако и в этом случае дело обстоит совсем не просто.
Современное модернизированное общество, достигшее очень высокого уровня сложности, считается эволюционно наиболее продвинутым, так как обладает качествами, которые – чисто теоретически – должны обеспечивать ему максимальную адаптированность к внешнему окружению и одновременно максимальную независимость от него. Но действительность опровергает эти теоретические построения.
Итак, мы видим, что необходимо произвести пересмотр и переоценку традиционных представлений об эволюции – прежде всего социальной. Но имеет ли смысл отвергать идею прогресса? Как бы она ни была дискредитирована в современной науке, искоренить ее полностью невозможно. Невозможно заставить человечество отказаться от надежд на будущее и стремления жить в гармоничном или хотя бы «нормальном» обществе. И нельзя запретить использовать понятия «добро» и «зло», оценивая окружающую действительность.
Поэтому главной задачей является вовсе не разоблачение и ниспровержение прогрессизма как одного из научных мифов. Гораздо важнее подумать о том, почему же история не развивалась от плохого к хорошему. Исходя из каббалистической картины эволюции, прогресс возможен, но его отсутствие на определенном этапе неизбежно и закономерно.
На протяжении всей истории человечество неуклонно шло по пути наращивания эгоизма – «стремления существовать», воспроизводя универсальную схему четырех стадий развития желания. И совершенно очевидно, что идеальное или просто «нормальное» общество не может появиться на основе прогресса эгоизма. В мире, состоящем из миллиардов разъединенных, разнонаправленных, несогласованных друг с другом желаний, может возникнуть только эгоистическое разъединенное общество. Такое общество не удастся улучшить с помощью технических изобретений, усовершенствования социальных институтов или призывов соблюдать этические нормы. Все это – паллиативные средства, не изменяющие эгоистической природы социального устройства и человека. «Эгоистическое» общество по определению не может быть и адаптивным: ставя себя в полную противоположность закону мироздания, оно, естественно, входит в состояние диссонанса с окружающим миром.
Все это – данность, которую настало время принять и осмыслить. Следует также учитывать, что по мере развития эгоистического свойства человечество не приближалось, а напротив, удалялось от желаемого идеала. Теории деградации и очень распространенная в наши дни ностальгия по романтизированному прошлому, приводящая к пассеизму, бегству от настоящего, конечно, не дают правильного и конструктивного представления об истории и возможности выхода из сегодняшнего кризиса. Но истоки таких идей и настроений понятны: на ранних этапах исторического процесса негативные последствия недооформленного, еще только зарождавшегося эгоизма проявлялись в меньшей степени, чем сейчас, когда он достиг критической точки.
Пройденный нами исторический путь на сегодняшний день привел к плачевным результатам, но не стоит умалять его значение или считать трагической ошибкой. Развивая эгоизм, человечество достигло стадии «настоящего творения»: от полной запрограммированности перешло к относительной самостоятельности и теперь способно осознать степень своей удаленности от дающей, альтруистической силы.
Только достигнув самой нижней точки – крайних пределов развития желания получать для себя, творение может ощутить, что оно полностью противоположно Творцу, осознать последствия этого и принять решение – развивать в себе свойство альтруизма, следовать закону Природы. После этого начнется путь восхождения вверх, и на этом новом этапе, когда разделенные желания-эгоизмы начнут действовать скоординировано, как единая система, будет возможен прогресс как преодоление зла. И человек, и общество: экономика, социальные отношения, духовная жизнь, – будут перестраиваться и гармонизироваться.
Мы привыкли считать, что человечество уже давно прошло период «детства» и сейчас достигло зрелости или даже старости. На самом деле оно просто завершает очень важный и, в общем, тяжелый этап своего развития, подобно ребенку, который пережил «болезни» переходного возраста и готовится стать взрослым. Как он войдет в эту новую, взрослую жизнь – зависит от него самого: легко, если примет ее законы, или с большими потерями, если будет сопротивляться.
[34] Коротаев А.В. Факторы социальной эволюции. М., 1997. С. 4.
[35] Цит. по: Бердников В.А. Эволюция и прогресс. Новосибирск, 1991. С. 32.
[36] Коротаев А.В. Указ. соч. С. 25-29.
[37] Child V. Man Making Himself. L., 1941. P. 12. Eodem. The Progress of Archeology. L., 1944. P. 112-113.
[38] White L. The Evolution of Culture: the Development of Civilization to the Fall of Rome. N.Y., 1959. P. 40.
[39] Сорокин П. Долгий путь. Автобиографический роман. Сыктывкар, 1991. С. 167.
[40] О современных подходах к данной проблеме в западной и отечественной литературе см.: Мотрошилова Н.В. Цивилизация и варварство в эпоху глобальный кризисов. М., 2010.
[41] Орлова Э.А. Культурная (социальная) антропология. М., 2004. С. 322-330.
© Материалы сайта предоставлены независимой, некоммерческой ассоциацией – Международной академией каббалы. Использование материалов сайта разрешается только при условии неизменности содержания и со ссылкой на соответствующую страницу материала.
По всем вопросам обращайтесь к администратору сайта.