театр джигарханяна актеры театра
Театр джигарханяна актеры театра
Большая премьера осени с участием любимых звезд!
11 сентября театр примет участие в Дне города
© 2021 Театр Армена Джигарханяна
Ломоносовский проспект, 17
Москва, Ломоносовский проспект, 17
Москва, Ломоносовский проспект, 17
Москва, Кооперативная, 4, стр.15
Малая сцена на Спортивной
Москва, Кооперативная, 4, стр.15
Газаров Сергей Ишханович
Газаров Сергей Ишханович
Алексеева Надежда Константиновна
+7 495 930-03-47 Будни с 11:00 до 18:00
Алексеева Надежда Константиновна
+7 495 930-03-47 Будни с 11:00 до 18:00
Воробьева Ксения Андреевна
+7 499 245-91-61 Будни с 11:00 до 18:00
Помощник руководителя по организационным вопросам:
Воробьева Ксения Андреевна
+7 499 245-91-61 Будни с 11:00 до 18:00
Ивлиев Михаил Геннадьевич
Ивлиев Михаил Геннадьевич
Заместитель художественного руководителя по финансовым вопросам:
Розенберг Наталья Владимировна
Розенберг Наталья Владимировна
Дьяченко Вячеслав Михайлович
Дьяченко Вячеслав Михайлович
Коллективные заявки, целевые спектакли, организация гастролей, по вопросам сотрудничества:
Башлыкова Елена Александровна
Директор по развитию:
Коллективные заявки, целевые спектакли, организация гастролей, по вопросам сотрудничества:
Башлыкова Елена Александровна
Гриценко Ольга Ивановна
Заведующий билетными кассами:
Комарова Надежда Вячеславна
+7 495 930-44-20 Будни с 11:00 до 18:00
Марденская Светлана Петровна
Марденская Светлана Петровна
Железняк Николай Александрович
Руководитель литературно-драматургической части:
Труппа
Иван Алексеев
Кирилл Анисимов
Мария Анисимова
Алексей Анненков
Савостьянов Артемий
Александр Багрянцев
Мила Барановская
Анна Башенкова
Станислав Буров
Софья Виленчик
Дмитрий Володин
Ибрагим Гагиев
Иван Гордиенко
Ксения Громова
Эдуард Двинских
Кириллов Денис
Ольга Дзусова
Сахат Дурсунов
Вячеслав Дьяченко
Анна Ефремова
Михаил Железнов
Мария Железнова
Богдан Илларионов
Кристина Исайкина
Роман Керн
Максим Ковалевский
Александр Копылов
Анатолий Кот
Лариса Крупина
Лана Крымова
Светлана Кубышкина
Ольга Кузина
Алексей Лапшин
Юрий Ларев
Инна Лясковец
Светлана Макарова
Финогенов Максим
Евгений Марков
Дмитрий Матыкин
Вадим Медведев
Анатолий Морозов
Анттонен-Шестакова Моряна
Татьяна Мухина
Денис Надточий
Денис Погарский
Адель Равилов
Надежда Селиванова
Климов Сергей
Анастасия Смоктуновская
Мария Соловьева
Петр Ступин
Алсу Сулейманова
Тимур Тихомиров
Дмитрий Тополь
Анатолий Федоренко
Надежда Филиппова
Альберт Хасиев
Ксения Худоба
Ольга Чернова
Виталий Четков
Станислав Эвентов
© 2021 Театр Армена Джигарханяна
Ломоносовский проспект, 17
Москва, Ломоносовский проспект, 17
Москва, Ломоносовский проспект, 17
Москва, Кооперативная, 4, стр.15
Малая сцена на Спортивной
Москва, Кооперативная, 4, стр.15
Газаров Сергей Ишханович
Газаров Сергей Ишханович
Алексеева Надежда Константиновна
+7 495 930-03-47 Будни с 11:00 до 18:00
Алексеева Надежда Константиновна
+7 495 930-03-47 Будни с 11:00 до 18:00
Воробьева Ксения Андреевна
+7 499 245-91-61 Будни с 11:00 до 18:00
Помощник руководителя по организационным вопросам:
Воробьева Ксения Андреевна
+7 499 245-91-61 Будни с 11:00 до 18:00
Ивлиев Михаил Геннадьевич
Ивлиев Михаил Геннадьевич
Заместитель художественного руководителя по финансовым вопросам:
Розенберг Наталья Владимировна
Розенберг Наталья Владимировна
Дьяченко Вячеслав Михайлович
Дьяченко Вячеслав Михайлович
Коллективные заявки, целевые спектакли, организация гастролей, по вопросам сотрудничества:
Башлыкова Елена Александровна
Директор по развитию:
Коллективные заявки, целевые спектакли, организация гастролей, по вопросам сотрудничества:
Башлыкова Елена Александровна
Гриценко Ольга Ивановна
Заведующий билетными кассами:
Комарова Надежда Вячеславна
+7 495 930-44-20 Будни с 11:00 до 18:00
Марденская Светлана Петровна
Марденская Светлана Петровна
Железняк Николай Александрович
Руководитель литературно-драматургической части:
«Не надо ложиться под зрителя»
Начинать работу с нуля Сергей Газаров не боится. Он хочет возродить вверенный ему Театр Армена Джигарханяна и добиться аншлагов, может перенести туда свой «Амстердам» из «Современника», но не готов делать постановки в угоду публике. Об этом режиссер и актер рассказал в интервью «Известиям» в первые дни после своего назначения.
Предложение Ширвиндта
— Еще за несколько месяцев до вашего назначения ходили слухи, что вы возглавите другие коллективы. Как вы относились к такому заочному «сватовству»?
— Ну как сказать. Оно не то чтобы заочное, со мной это всегда обсуждали. Департамент культуры Москвы захотел поставить меня во главе одного из столичных театров. На протяжении трех лет мне предлагали разные коллективы. Первое, что предложили, — Театр Джигарханяна, от которого я отказался.
— Еще до болезни Армена Борисовича?
— Да, это года три назад было. Я не счел правильным вмешиваться в жизнь театра, где есть действующий худрук.
Актер и режиссер Армен Джигарханян
— А правда, что Александр Ширвиндт предложил вам свой Театр сатиры?
— Я именно так расценивал наше с ним знакомство и разговор после просмотра им моего спектакля «Ревизор» в «Табакерке». Александр Анатольевич сказал, что увидел режиссера, который может развить достаточно специфический Театр сатиры. И мы договорились, что я выберу пьесу и поставлю ее там. Я предложил спектакль «Балалайкин и компания», Ширвиндт с удовольствием принял эту идею. Мы даже сделали распределение ролей.
Мне известно, что не одному мне он сказал, что видит меня в «Сатире». Ко мне подходили артисты этого театра и говорили, что знают о моем возможном назначении.
— Что помешало принять предложение Ширвиндта?
— У меня есть ощущение, что директор театра был против и не испытывал энтузиазма от моей кандидатуры. Тогда меня бы ждал большой конфликт с ним.
Художественный руководитель Театра сатиры Александр Ширвиндт
— Конфликтовать не любите?
— Не люблю. По-моему, проводить время в конфликтах — глупо. И разбираться в кланах, примыкать к кому-то, дружить против я не буду. Я сказал: «Ребята, разбирайтесь сами». Ширвиндт несколько раз после этого возвращался к разговору о моей постановке, но я не увидел возможности ее реализовать.
— Почему вы остановили выбор на Театре Джигарханяна?
— Я бесконечно уважаю Армена Борисовича. Он был моим хорошим товарищем и очень много значил в моей жизни. Мы вместе с ним работали несколько лет, когда этот театр еще только начинался. Может поэтому я никак не мог принять приглашение при жизни Джигарханяна. Последние его годы были тяжелыми, и все надеялись, что это пройдет, но сложилось трагично. Теперь его детище нуждается в помощи.
Сейчас многие меня поздравляют с назначением и при этом сочувствуют: мол, как же я попал в такое…
Мне им трудно объяснить: я привык строить театр с нуля, меня этим не испугаешь. Когда строишь для себя, точно знаешь, что в результате получится.
Прощание с Арменом Джигарханяном в Москве 17 ноября 2020 года
— Вы хотите перестроить Театр Джигарханяна под себя?
— Когда новый человек приходит в слаженный коллектив, то там особенно не перестроишь. Надо учитывать много разных течений, интересов и прочее. Я лично не могу долго находиться в каком-то одном процессе. Мне надо двигать его: такой темперамент. Поэтому надеюсь оживить Театр Джигарханяна.
Там странная схема работы. Театр играет два или три раза в неделю. К такому я не привык. Я к выходному-то в театре отношусь со скепсисом.
— Планируете ли вы внести изменения в репертуарную политику? Будете ли снимать спектакли?
— Для того чтобы что-то править, снимать или оставлять, надо отсмотреть репертуар и понять, насколько это соотносится с представлением о современном театре.
Правильная репертуарная политика определяет лицо театра. Я против «хорошей коммерческой истории», в которой нет места искусству. С какого перепугу играть только для зарабатывания денег? Что, мало хороших пьес? Не стоит относиться к работе как к возможности выживания. Не надо ложиться под зрителя и говорить: за что платят, то и будем играть. Это уже какая-то проституция. Так можно скатиться слишком низко и уже не подняться.
Аншлаг обязателен
— Когда в последний раз вы были на спектаклях этого театра?
— Давно, лет пять или шесть назад. Честно говоря, даже не помню, что смотрел. С одного спектакля просто ушел, не досмотрев до конца. На меня увиденное произвело ужасающее впечатление. Но, наверное, это устраивало руководство. Не хочу никого обижать. Я как зритель сходил, посмотрел и сделал выводы.
— Вы работали в этом театре. Помните полные залы?
— Не помню. Полные залы были на малой сцене. Но зал в 100 мест по определению должен быть забит. Я-то вообще считаю, что аншлаг обязателен. А в противном случае зачем ставить и играть?
Сегодняшняя ковидная ситуация хоть и вынужденная, но на меня она действует удручающе и вызывает панику. Артисты на сцене делают все правильно, но энергообмена с залом нет.
— Вы хотите сказать, что актерам сложно играть на четверть зала?
— Если нарушен энергообмен между зрительным залом и артистом, на сцену будто опускается пожарный занавес и актеры играют в пустоту.
— Гендиректор Большого театра Владимир Урин заявлял, что играть спектакль даже на 50% зала невыгодно. Что говорить про 25%.
— Я с ним абсолютно согласен. Но дело здесь даже не в материальном убытке. Гостеатры субсидируются. Вы обернитесь и сравните свое положение с теми, кто потерял работу, у кого разорилось предприятие. Сколько частных театров не пережили карантин? Их кто-то считал?
Генеральный директор Большого театра Владимир Урин
Мы тоже не жируем. Но в общем-то при деле. Чем вреден ковид для театра, так тем, что у артистов вместо гормона радости вырабатывается что-то другое. Даже не знаю, как это назвать, — гормон страха или недоверия к себе.
— В чем это выражается?
— Вырабатывается защитная реакция от зрителя, от 75-процентной пустоты. Актеры начинают форсировать собственные эмоции на сцене, потому что не видят отдачи. Им кажется, что они плохо играют.
Олег Павлович нас учил играть в разных залах, мы часто работали на выезде. Освоили сцены подмосковных клубов и театров, ездили по стране, за границу. Везде количество мест разное. Работа в зале на 600 мест и на 1200 — отличается. И надо уметь распределить усилия. Табаков нам объяснял, как это делать. Это не значит, что в большом зале надо кричать громче. Нет. Так ты будешь плохо играть. Тебе нужно «вырастить проблему» на 1200 зрителей, чтобы каждый присутствующий ее понял и прочувствовал.
— Не планируете ли вы перенести свои спектакли на сцену Театра Джигарханяна? Может, поставите там «Ревизора», который уже шел там?
— Нет. «Ревизор» идет в Театре Олега Табакова, где и родился много лет назад. Сейчас он вернулся домой. Его путь завершен. Спектакли, как живые люди. Я ведь их оживляю там, где им необходимо появиться.
Пресс-показ спектакля «И никого не стало» в Театре Олега Табакова
Я очень люблю спектакль «Амстердам», который поставил на сцене «Современника». Правда, не понимаю, как он может существовать без Мишки Ефремова. Слава Богу, он снят новым худруком из репертуара.
— Почему «слава Богу»?
— Потому что там нет артиста, который это может сыграть за Ефремова. А приглашать кого-то со стороны… Ну даже не представляю кого. Замена не просто главного артиста, а одной личности другой личностью — вопрос болезненный. Новый исполнитель всегда будет подвергнут сравнению. Зритель делает это на автомате.
Это как с Чапаевым в исполнении Бабочкина. Сейчас какой бы золотой артист ни взялся за эту роль — провалится. Даже если бы сам Чапаев появился, ему бы сказали: «Уйди. У нас есть Бабочкин».
Ефремову замены нет
— «Амстердам» был самым кассовым спектаклем «Современника». Он привлек нового зрителя. Галина Волчек гордилась этим. А следом появились и другие смелые постановки. Как «Современнику» без хитов?
— Этот вопрос надо задавать худруку «Современника» Виктору Рыжакову. У него своя концепция, свое видение развития театра. Мне кажется, что нынешний «Современник» не сходится с «Амстердамом». Сейчас это другой театр. К тому же Миши Ефремова нет. Зачем же держать спектакль?
Актер Михаил Ефремов в спектакле «Не становись чужим» в 2018 году
— Теперь у вас руки развязаны. Не хотите поставить «Амстердам» в Театре Джигарханяна?
— Совершенно спокойно могу. У меня нет никаких обязательств. А договор с «Современником», по которому я несколько лет не мог ставить спектакль в других театрах, закончился. Я свободен.
— Будет ли обновление труппы?
— Конечно. Труппа должна обновляться регулярно. Новые артисты как кислород в крови театра. Я против того, чтобы набрать 20 человек и работать с ними всю жизнь. Нужна новая кровь. А знаете, когда я это понял? Когда Олег Павлович впервые вывез нас на фестиваль во французский Авиньон. Мы, его ученики, оказались в эпицентре театральной жизни. Рядом были шведы, американцы, итальянцы, французы. Мы видели их спектакли. Сами в Папском дворце играли «Полоумного Журдена», спектакль по Мольеру. Это был невероятный обмен опытом, мы совершали открытия. Понимали, что театр бывает и таким, можно играть иначе. А сколько мировых звезд Олег Табаков приглашал в наш «подвал» на Чаплыгина! Даже Мастроянни выходил на сцену. Не надо замыкаться в собственном мирке. Сидя в консервной банке, не узнаешь, что происходит вокруг.
— У вас будет свой кабинет или вы сядете в кресле Джигарханяна?
Портрет бывшего худрука «Современника» Галины Волчек в театре
— Почему меня все об этом спрашивают? Во-первых, я не смогу обосноваться в театре до конца января, потому что должен выпустить спектакль «Полоумный Журден» в Театре Табакова. Ежедневно идут репетиции. Я прихожу в Театр Джигарханяна лишь к семи вечера и работаю до 12.
— В «Табакерку» вслед за «Ревизором» вернется и «Полоумный Журден»?
— Да. Но это будет абсолютно новый спектакль. С современной и даже экзотической сценографией Александра Боровского. С достаточно провокационными костюмами Маши Боровской.
Из прежнего состава в спектакле — народный артист Михаил Хомяков. А в основном занята молодежь театра. Повтора не ждите. Это будет принципиально другая постановка.
— Вам удастся сделать Театр Джигарханяна популярным местом?
— Вас не смущает удаленность от центра?
— О какой удаленности вы говорите? Мы находимся рядом с метро «Университет». Это всегда был элитный район, в котором на сегодняшний день один театр. Лет через пять «Яндекс» построит рядом огромный офис, наверное, похожий на НЛО.
Сцена из спектакля «Ревизор» в Театре Олега Табакова
Расположен театр удачно. Только его надо починить, подлатать, установить современное оборудование — и жизнь закипит.
— А департамент выделит на это деньги?
— Департамент очень хорошо понимает эту проблему. Собирается активно участвовать и помогать. Это было обещано мне Александром Кибовским (глава департамента культуры города Москвы. — «Известия»). Более того, уже показывали сметы и рассказывали, что планируется сделать.
— Вы же знаете, как Олег Павлович строил свой театр. Сколько раз ему обещали и сколько обманывали. Не думаете, что вас подведут?
— Мы привыкли, что нас все обманывают. Но властям города смысла нет заниматься этим. Ситуация бывает разная, надо с пониманием относиться. И не стоит забывать, что в этом году на театры был выделен один бюджет, а из-за ковида в 2021-м произойдет чудовищное сокращение финансирования. И не только в театрах, но во всей стране. Так что будем медленно, но верно идти в цели.
Сергей Газаров в 1980 году окончил актерский факультет ГИТИСа (мастерская Олега Табакова) и поступил в труппу театра «Современник».
С 1986-го — актер «Табакерки». В 1989-м дебютировал в качестве режиссера в кино («Крейзи») и театре («Крыша»). В 1991-м поставил «Ревизора». С 1998 года — главный режиссер Театра Армена Джигарханяна. В актерской фильмографии более сотни ролей, среди которых — «12», «Экипаж», «Палач», «Такси-блюз», «Доктор Живаго», «Лимита», «Макаров». Обладатель «Золотого орла» за лучшую мужскую роль.
Сергей Газаров: «Хочу поднять Театр Армена Джигарханяна на ту высоту, которой он заслуживает»
«Я попал в дикую аварию, ребро пробило легкое — произошел пневмоторакс. Меня неправильно лечили. И если бы не позвонил Джигарханяну и не попросил помощи, неизвестно, чем бы все кончилось», — рассказывает актер и режиссер.
— Сергей Ишханович, ушедший год для многих был непростым. Но для вас он, наоборот, открыл большие творческие перспективы: в декабре вы стали главным режиссером Театра Армена Джигарханяна …
— С Арменом Борисовичем меня очень многое связывает — он играл у меня в фильмах и спектаклях, в конце 90-х я три года был главным режиссером в его театре. А однажды он спас мне жизнь. Я попал в дикую аварию, ребро пробило легкое — произошел пневмоторакс. Меня неправильно лечили. И если бы я не позвонил Армену Борисовичу и не попросил помощи, неизвестно, чем бы все кончилось.
Армен Борисович был не просто отзывчивым, он был, я бы даже сказал, сентиментальным человеком, что для многих не монтировалось с его гипермужской харизмой. Но я-то понимал, что у него природа по-южному мягкая. Джигарханян обожал красивые фразы. Часто спрашивал собеседника: «А вы знаете, как у нас в этом случае говорят?» И произносил что-то по-армянски, потом переводил. Однажды меня спросил: «Знаешь, как армяне должны отвечать на «цавт танэм»?» Это общепринятое выражение, выражающее сильную любовь, а буквально оно переводится как «боль твою возьму на себя». Джигарханян довольно улыбается: «Надо так: «анцаф мнац», то есть «нет, оставайся без боли». Конечно, Джигарханян не был ангелом, и простым в общении не был, но при этом оставался очень добрым. Он часто участвовал в моей жизни просто как мудрый человек, которого я мог послушать, как отца (cвоего я рано потерял). Поэтому особенно обидно, что в конце жизни он попал в жуткую ситуацию, недостойную этого великого человека. Став руководителем Театра Джигарханяна, хочу поднять театр, носящий имя Армена Борисовича, на ту высоту, которой он заслуживает. Хватило бы здоровья и сил!
— Я очень хорошо запомнил Володю, когда он еще только поступал в Школу-студию МХАТ. Был очередной набор у Олега Павловича Табакова, и мы, его ученики, помогали на вступительных экзаменах. Володя уже тогда подавал большие надежды, у него была ярко выраженная мужская харизма. А это во все времена дефицитно — и в театре, и в кино. И, что важно, Володя всегда очень серьезно работал. Знаю множество больших артистов, которые выходят на сцену и почему-то ничего не делают. Просто стоят и произносят текст. Считают, что этого достаточно. Меня это крайне возмущает. А Володя как тридцать лет назад, играя в «Ревизоре», уходил мокрый со сцены, потеряв два-три килограмма, так и сейчас такой же мокрый уходит. Что касается булгаковского «Мольера. », то в нем занято много молодежи. И один корифей — Михаил Михайлович Хомяков, который играет господина Журдена. Спектакль сильно отличается от других постановок этой пьесы в российских театрах. Не буду раскрывать секретов, но атмосфера праздника, которая есть в пьесах Мольера, присутствует на сцене в полной мере!
— Да. И то, что у нас, его учеников, получается сейчас сделать в кино и в театре, — все благодаря методам Олега Павловича, его разговорам. И ничего другого у нас нет — не побоюсь в этом признаться. А попал на курс к Табакову я случайно. Я родился и вырос в Баку. Наша семья — родители и трое детей (у меня есть старшие сестра Белла и брат Володя) — ютилась в двухкомнатном помещении в восемь квадратных метров. Три метра — прихожая и кухня, пять — спальня. И только когда мне исполнилось два года, папа получил трехкомнатную квартиру. Мама работала бухгалтером в автопарке, но из-за гипертонии со временем стала домохозяйкой. У нее на всех хватало тепла, нежности, и этим она уравновешивала папу с его жестким характером.
Отец был человек особый: детдомовец и «с понятиями». Криминальной личностью его не назовешь — он же не воровал, не грабил, но был страшно изобретательный, предприимчивый, энергичный. Сначала возглавил тарный цех карамельной фабрики, так что шоколад у нас дома валялся во всех углах. Потом отец дорос до директора. Затем перешел на винный завод, там работал заместителем директора. А еще он считался «первым кием» Баку. Он и меня брал на турниры в бильярдную Парка имени революционера Петра Монтина. Я сидел на стуле рефери с лимонадом и булкой, а папа час-полтора играл. Только потом мама рассказала, что его нанимали богатые бакинцы играть с приезжими. Папа получал от этого удовольствие и — в случае победы — деньги. Когда через много лет я снимался в фильме «История одной бильярдной команды», часто папу вспоминал.
— А папина энергия вам передалась?
— Да! Ничегонеделание — самое страшное для меня наказание! На весеннем карантине я первый месяц кайфовал, а потом не находил себе места. Думал, что если умру, то от безделья, а не от вируса. Работать начал в 14 лет, когда папа устроил меня на свою фабрику клеить коробки. Не ради заработка, а чтобы я, нежный, домашний «фрукт», понял, что в жизни всегда надо работать. На самом деле детство вспоминаю как время сплошной радости и беззаботности: футбол, вкусная еда, южный морской город.
— Актерские способности в вас рано проявились?
— Да. Я был самый несерьезный ученик в классе, любил всех смешить, показывал персонажей из кинофильмов, наших учителей. И после школы поступал в театральный — у нас в Баку. Не поступил… Мастерство сдал на пятерки, а по русскому получил двойку, хотя люди, которые принимали у меня экзамен, по-моему, сами не очень хорошо знали русский. Пошел работать в Дом офицеров, а параллельно вольнослушателем посещал архитектурный факультет. Дело в том, что черчение было единственным предметом, по которому я преуспевал в школе, и наш учитель Моисей Григорьевич Гирш по этому поводу прочил мне архитектурное будущее.
Занятия по архитектуре потом мне очень помогли: я сам проектировал свой загородный дом. А когда в конце 90-х вместе с братом занялся ресторанным бизнесом — мы открыли «Хлестаковъ-Трактир», — сам придумывал планировку и дизайн. И меню тоже я «сочинил»: все блюда были из произведений Гоголя. Лабардан, утка, не долетевшая до середины Днепра, кулебяка о четырех углах. У меня вообще есть способность видеть предмет целостно. Оттого, думаю, и в режиссуру-то меня, актера, потащило. Так вот, посещал я архитектурный факультет, а сам думал о театральном. И на второй год поехал поступать уже в Москву. Мама отпустила спокойно, потому что была уверена, что не поступлю.
— Подавали документы во все театральные вузы одновременно?
— Нет, только в ГИТИС. Сначала спросил других абитуриентов, какой педагог набирает (я даже не знал слова «мастер»). Мне назвали фамилии. Из них я знал только Табакова. Звоню маме: «Ты помнишь актера, который Шелленберга играл? К нему буду поступать». А она: «Иди! Наверное, хороший человек. » На поступлении я читал отрывок из «Носа» Гоголя — с таким акцентом, что приемная комиссия умирала от смеха. Я же говорил на «бакинском» языке — смеси русского, азербайджанского, армянского с добавлением еврейских слов. У нас в городе все на нем говорили вне зависимости от национальности. То, что с речью у меня что-то не так, я сначала не понимал. И только потом заметил, что в Москве никто так не говорит… Из-за акцента некоторые педагоги не хотели меня брать. А Табаков взял. Видимо, его зацепил мой природный темперамент — а ничего другого у меня и не было. Но Олег Павлович поставил условие: «Если через год речь не исправишь, то уедешь обратно к своим гранатам и хурме». Спасла меня прекрасный педагог по сценической речи Валентина Павловна Горенкова — акцент исчез.
— Кто были ваши однокурсники?
— У нас был звездный курс: Михаил Хомяков, Андрюша Смоляков, Вася Мищенко, любимая всеми Леночка Майорова, Игорь Нефедов.
— Нет, они были нормальные, жизнерадостные молодые люди! В том-то и ужас. И до сих пор люди недоумевают: а почему, что там было? У Лены и Игоря была работа, востребованность, популярность. И вдруг.
— В те годы, когда началась ваша карьера, российские кино и театр переживали очень трудные времена.
— Когда ты молод и дерзок, трудностей не замечаешь. Да и не привык я — как и мой папа — лежать на диване. К тому же у меня в тот момент уже была семья, дети (первой женой Газарова была актриса Ирина Метлицкая, они вместе работали в театре «Современник». В 35 лет Ирина умерла от лейкемии. В этом браке у Газарова родились сыновья Никита и Петр. — Прим. ред.). Когда денег не хватало, где только не работал. Таксовал — в основном по ночам, потому что именно тогда больше клиентов «клевало». И все, что положено было тогда испытать в этой профессии, испытал по полной. Однажды пробовал продать вертолет. Знакомые предложили: «Хотим пристроить машину в Среднюю Азию. Поучаствуешь?» Я засомневался: «Вертолет — это же что-то военное, государственное. » А они: «Да все нормально. Авто же ты продаешь, вот то же самое и с вертолетом. » И мы начали ходить на какие-то встречи. Моя задача была сидеть с напыщенным, серьезным лицом, а когда мне задавали технические вопросы — про двигатель, винты, я, как Киса Воробьянинов, должен был выдержать паузу и сказать: «Да уж…» Но я быстро «отпал», потому что мне было дико смешно и я «кололся».
В то время я задумал снять мультфильм. С моим другом писателем Димой Липскеровым попросили его отца, замечательного писателя и драматурга Михаила Липскерова, написать сценарий. И с этой историей ходили по магнатам и нуворишам. В это время инфляция скакала по несколько раз на дню, как и курс доллара, и найти человека, который захотел бы вложить деньги в мультик, было непросто. Но мы вроде нашли — олигарха, торгующего лесом в Петрозаводске. Поехали к нему вместе с Леонидом Куравлевым, так как лесной король упомянул, что Леня его любимый артист. Олигарх встретил нас на нескольких лимузинах, возил по городу, кормил в ресторанах. Но денег не дал.
— Однако вы все-таки остались в профессии. И после «Современника» стали одним из ведущих актеров Театра-студии Табакова. Олег Павлович поверил в вас и как в режиссера: в «Табакерке» вместе с ним вы поставили спектакль «Крыша», потом уже самостоятельно — «Ревизора». Но через шесть лет вы ушли из «Табакерки». Почему?
— Потому что хотел попробовать создать что-то свое — снимать, продюсировать. Смотрел на Олега Павловича, поражался, какой он гигант, сколько успевает сделать за день, и тоже так хотел. Табакову было жаль меня отпускать, потому что в «Табакерке» я очень много играл, он меня считал правой рукой. Когда я сказал, что решил уйти, Олег Павлович спросил: «Ты подумал?» Но все-таки он был очень деликатен и понимал, что чем раньше «отстегнется» ученик от учителя, тем лучше. И я ушел, доиграв все положенные спектакли, — с Табаковым мы остались в прекрасных отношениях на всю жизнь. И вскоре я открыл свою кинокомпанию, назвав ее именами сыновей.
— И Джигарханян в роли Осипа. Он сразу согласился сниматься. Армен Борисович вообще никогда не отказывался от работы. Говорил: «Почему я не должен участвовать в этом фильме? Если даже сценарий неудачный, значит, я сыграю плохую роль хорошо. Это моя работа, и я ее делаю». Атмосфера на съемках была восхитительная. Зиновий Ефимович Гердт перед первой съемкой подошел ко мне, отвел в сторону — посекретничать — и тихонько говорит: «Сереженька, а я придумал отличительную черточку для моего героя, Луки Лукича. » — «Какую?» — «Мой герой будет немного прихрамывать». А Гердт же довольно заметно хромал…
Все эти маститые артисты получали большое удовольствие от наших съемок, как от глотка свежего воздуха. Это же Гоголь, «Ревизор»! А в то время, в середине 90-х, кинематограф в России вообще встал. Кино не снимали, павильоны «Мосфильма» сдавались под склады, специалисты разбежались. Но я так загорелся идеей, что обратился к одному знакомому, который к тому времени стал олигархом. Володя дал денег, и мы поехали снимать в Чехию, на студию «Баррандов», где нам построили великолепные павильоны. Организация — идеальная. Бытовые условия великолепные: прекрасные гостиницы, машины. В выходные мы ездили смотреть соседние старинные города, музеи, знаменитые пивные заводы. Или собирались в каком-то ресторане — вьетнамском, русском, чешском (как раз был сезон дичи). Михалков, как обычно, за столом был «зачинщиком».
Кстати, в одной сцене мне нужно было, чтобы крысы прошли по накрытому столу, но ничего не тронули из еды — пошли прочь (так у Гоголя написано). Как только приехал в Чехию, сразу предупредил, что предстоит вот такая сцена. Меня спросили: «Когда животные нужны?» Сказал, что месяца через три. И меня повезли на крысиную ферму, показали каких-то мышек: «Выбирайте по цвету, а к нужной дате они подрастут». Выбрал двух «артистов», мне говорят: «Подъезжайте через две недели. » Я был очень заинтригован. Когда приехал, мне показали, как моих крыс, немножко уже подросших, дрессируют, чтобы они только обнюхивали еду, но не прикасались к ней.
К обговоренному дню из Москвы прислали главное блюдо застолья — огромного осетра, тогда же не было компьютерной графики, приходилось снимать все настоящее. Чешские повара запекли осетра и вообще накрыли шикарной жратвой шестиметровый стол. Наконец, привезли двух крыс — огромных, толстых. И группа расплакалась от изумления, когда они пробежали через весь стол, понюхали все тарелки, но ни к чему не притронулись. Даже к нашему роскошному осетру. Вот это профессионализм! А когда я поехал на склад, чтобы выбрать карету, то увидел там миллион шикарных старинных образцов. Начал выбирать и через час устал. Сказал: «Пусть наш художник выбирает» — и уехал.
— У меня там одна из самых любимых ролей — цыганского барона. А со Ступкой мы и раньше вместе работали: в фильме « Николай Вавилов » Александра Прошкина я играл его помощника. Ступка был легендарный человек. Даже не знаю, как это назвать, но, когда он смотрел на тебя — нормальным вроде взглядом, — это был рентген. И ты понимал, что человек тебя видит насквозь, и не приходило в голову прикидываться кем-то другим. А как он читал стихи на украинском языке — Шевченко, других поэтов! Именно благодаря Ступке я ощутил великолепное звучание украинского. А как он фантастически пел! Ступка очень ценил свою принадлежность к Украине, ни капли не пытался спрятать говорок, наоборот, его утрировал. А уж когда за ужином рассказывал анекдоты, можно было падать под стол. Он по-актерски проигрывал историю с двух или даже с трех сторон. Сколько персонажей в анекдоте, столько у него было и образов. Пожалуй, только Ступка да Сева Шиловский — мастера так здорово вести застолье.
— Я очень люблю эту пьесу. И мне, конечно, хочется, чтобы спектакль вновь появился на сцене. Но как сложится ситуация — не знаю. Мне кажется, что после известных событий у Миши должно что-то поменяться — не в жизни, а в творчестве. Должен произойти качественный скачок. Потому что он великий артист. Кстати, многие считают, что как актер он талантливей отца. И Миша сам мне так пару раз говорил: «Я круче, чем папа». Я улыбался: «Ты, Миша, осторожней. » А он: «Да, я круче. Как режиссер, конечно, нет, а как актер — да. » Миша в работе фантастический, лучше не бывает. «Амстердам» — очень сложный спектакль, у героя же вся жизнь там рушится. И Миша послушно вытягивал из себя все те эмоции, что я просил. А за полтора месяца до премьеры — прошу зафиксировать это, как на суде, — Ефремов бросил курить и выпивать. А еще начал ходить в бассейн! Сказал: «Иначе я не выдержу. Когда еще и софиты включат, просто умру». Вы попробуйте постоять под накаленной лампочкой полчаса. А на сцене светят прожектора по две тысячи ватт. И еще хочу подчеркнуть, что Миша абсолютно контролирует на сцене свое состояние. Злые языки говорят, что Ефремов играет пьяным. Не раз на «Амстердаме» мои друзья в антракте спрашивали: «А что, Мишка пьяный, что ли?» А я предлагал зайти к нему в гримерку и проверить. Просто он гениальный артист и гениально играет пьяного. Ефремов организованный человек: когда отдыхает — отдыхает, когда работает — работает. Я очень без него скучаю. И очень его жду.
— «Next 2» снимали у него на даче, на Валдае, так что мы тусовались вместе круглосуточно. А как Сашу любила округа, его соседи! С утра подношения начинались: кто идет к любимому артисту с рыбой, кто с творожком, кто с яблоками. Абдулова обожали. А он всем помогал. Если мужику надо было крышу перекрыть, Абдулов шел к начальникам и договаривался. Меня же Саша все время пытался затащить в «Ленком», чтобы я там что-нибудь поставил. Обещал поговорить с Захаровым. Но Захаров, он же хитрый! Сказал: «Сергей, вот ты сыграй у меня в этом спектакле, и тогда посмотрим, что делать дальше». А я не скрывал: «Марк Анатольевич, я хочу у вас не играть, а ставить. » — «Ну, подумаем. » Так в итоге ничего и не предложил мне как режиссеру. А Сашка был человек-муравей, работал с утра до ночи. И еще был очень многосторонним. Мог часами рассказывать, предположим, про парашютистов. В юности Абдулов был такой весь одуванчик: красивый, настоящий принц. А с возрастом стал мачо-мачо. Хотя я говорил с ним про Дон Кихота в театре. И он загорелся: Саша очень хотел вырваться из круга привычных образов.
— Вам и с Любовью Полищук удалось поработать.
— С Любой всегда хотелось быть рядом, причем в любом качестве. Можно было вообще ни слова не говорить, просто сидеть с ней. Она была очень женственной, несмотря на свои внушительные размеры, рост. Производила впечатление сексапильной женщины, но была с тобой наравне «от и до». Никаких капризов, никаких «это я не буду, это без меня». И ты ощущал, что перед тобой красавица, но не чувствовал какой-то ответственности, если возьмешь ее за руку. Она умела быть товарищем. А по части трудоспособности Люба была «24 на 7». Может, от такой нагрузки и пострадала, не выдержала — работала на износ и не отказывалась ни от каких ролей.
Помню, мы с Любой снимались в Баку, в фильме чилийского режиссера Аларкона. Действие происходило в Южной Америке, поэтому для съемок откуда-то пригнали огромный «Плимут» 50-х годов. Любка села за руль, я — рядом, сзади — Миша Агранович с камерой. Надо было съехать по старой узкой улице вниз. Люба поехала, и вдруг эта многотонная машина потеряла управление. А тогда на время съемок не делали перекрытия улиц. И мы видим, что наперерез нашей машине бежит стайка ребятишек. Опытный водитель, наверное, как-то вильнул бы. А Полищук, как только заметила детей, вывернула руль влево и со всей дури врезалась в дом. У Мишки камера вылетела через окно. У машины бок помят. А Люба была на удивление спокойна. Выругалась только, и все. Конечно, найти в Баку запчасть для раритетного «Плимута» оказалось невозможно. И дальше это авто снимали только с одного ракурса.
— Сергей, вы снялись в стольких фильмах, поставили десятки спектаклей. А ваш младший сын не хочет пойти по вашим стопам? Старшие-то уже совсем взрослые, у них далекие от искусства профессии — занимаются бизнесом.
— Младшему — Степану — четырнадцать лет, он учится в школе. (Вторая супруга Газарова — журналист Елена. — Прим. ред.) В младших классах был в частной, дико дорогой. Но это оказались «Рога и копыта», конкурс кошельков родителей и веселая тусовка для детей. И мы перевели Степана в обычную. Он у нас англоговорящий и вообще умница, труженик. А что касается актерства, то пару лет назад я взял его на телевидение, на юбилей Юры Стоянова. Когда Степа увидел звезд — живых! — покраснел, был просто в шоке, на всех смотрел, как на зоопарк какой-то. Изумлялся: «Пап, ты с ними работаешь?!» Я говорю: «Представляешь, сын, да. » В Театре Табакова Степа уже все спектакли пересмотрел, всех друзей и девушку свою на «Ревизора» притащил. Но о профессии актера пока молчит.
— При этом вы сами давно не выходите на театральную сцену. Вот 35 лет назад играли главную роль в «Полоумном Журдене» (знаменитой адаптации Михаила Булгакова пьесы Мольера «Мещанин во дворянстве») в постановке Табакова. А сейчас, когда сами ставите эту пьесу, — нет. Почему?
— Кстати, Олег Павлович тогда, 35 лет назад, говорил, что Булгаков сократил пьесу Мольера в пять раз и в десять раз сделал ее смешнее. И это так. Мне действительно сейчас намного интересней изобретать спектакль целиком, а не играть какую-то роль. И мой сегодняшний «Мольер. » — это не повторение постановки Табакова. Потому и вернулся к этой пьесе, что мне удалось увидеть ее по-новому, найти в «Мольере. » отзвуки сегодняшнего дня. А иначе зачем все затевать?! Кстати, Мольер не получается в театрах. И не только в наших: видел спектакли по его пьесам в Париже, в главном их театре «Комеди Франсез», и не впечатлился, потому что не увидел там на сцене Праздника. Суть ведь не в том, чтобы надеть на актеров парики. Надо найти какой-то смелый ход — в режиссуре, в оформлении. И мы его нашли. Но рассказывать подробности не буду: приходите в Театр Табакова — и сами увидите. Сейчас во многих театрах чувствуется застой. Даже в очень хороших труппах актеры выходят на сцену, садятся на стулья и. просто разговаривают. Но по-моему, время таких спектаклей ушло. Мы к Марсу ракеты готовимся послать, а в наших театрах Карлсон по-прежнему стоит на подоконнике и не летает. И дело тут не в сценической технике, а в актерах, которые сегодня должны быть супермногогранными: уметь играть, как учил Станиславский, и при этом еще уметь хорошо петь, профессионально танцевать, показывать эквилибр. Чтобы в зрительном зале раздавалось «Ах!». Ради этого «Ах!» и работаю.
Благодарим за помощь в подготовке материала Московский театр Олега Табакова