так жизнь ничтожеством страшна
Так жизнь ничтожеством страшна
Дмитрий Сергеевич Мережковский
ИЗ «СОБРАНИЯ СТИХОВ» (1904), «СОБРАНИЯ СТИХОВ» (1910) И «ПОЛНОГО СОБРАНИЯ СОЧИНЕНИЙ» (1912)
«Так жизнь ничтожеством страшна…»
Так жизнь ничтожеством страшна,
И даже не борьбой, не мукой,
А только бесконечной скукой
И тихим ужасом полна,
Что кажется — я не живу,
И сердце перестало биться,
И это только наяву
Мне все одно и то же снится.
И если там, где буду я,
Господь меня, как здесь, накажет —
Не плачь о неземной отчизне
И помни, — более того,
Что есть в твоей мгновенной жизни,
Не будет в смерти ничего.
Есть в мире здешнем — мир иной.
Есть ужас тот же, та же тайна —
И в свете дня, как в тьме ночной.
Они подобны и равны,
Друг другу чужды и любезны,
Одна в другой отражены.
Одна другую углубляет,
Как зеркало, а человек
Их съединяет, разделяет
И зло, и благо, — тайна гроба
И тайна жизни — два пути —
Ведут к единой цели оба.
И все равно, куда идти.
Будь мудр, — иного нет исхода.
Кто цепь последнюю расторг,
Тот знает, что в цепях свобода
И что в мучении — восторг.
Ты сам — свой Бог, ты сам свой ближний,
О, будь же собственным Творцом,
Будь бездной верхней, бездной нижней,
Своим началом и концом.
«О, если бы душа полна была любовью…»
О, если бы душа полна была любовью,
Как Бог мой на кресте — я умер бы любя.
Но ближних не люблю, как не люблю себя,
И все-таки порой исходит сердце кровью.
О, мой Отец, о, мой Господь,
Жалею всех живых в их слабости и силе,
В блаженстве и скорбях, в рожденье и могиле.
Жалею всякую страдающую плоть.
И кажется порой — у всех одна душа,
Она зовет Тебя, зовет и умирает,
И бредит в шелесте ночного камыша,
В глазах больных детей, в огнях зарниц сияет.
Душа моя и Ты — с Тобою мы одни,
И смертною тоской и ужасом объятый,
Как некогда с креста Твой Первенец Распятый,
Мир вопиет: Ламма! Ламма! Савахфани.[1]
Душа моя и Ты — с Тобой одни мы оба,
Всегда лицом к лицу, о, мой последний Враг.
К Тебе мой каждый вздох, к Тебе мой каждый шаг
В мгновенном блеске дня и в вечной тайне гроба.
И в буйном ропоте Тебя за жизнь кляня,
Я все же знаю: Ты и Я — одно и то же,
И вопию к Тебе, как сын твой: Боже, Боже,
За что оставил Ты меня?
Я помню, как в детстве нежданную сладость
Я в горечи слез находил иногда,
И странную негу, и новую радость —
В мученье последних обид и стыда.
В постели я плакал, припав к изголовью;
И было прощением сердце полно,
Но все ж не людей, — бесконечной любовью
Я Бога любил и себя, как одно.
И словно незримый слетал утешитель,
И с ласкою тихой склонялся ко мне;
Не знал я, то мать или ангел-хранитель,
Ему я, как ей, улыбался во сне.
В последней обиде, в предсмертной пустыне,
Когда и в тебе изменяет мне всё,
Не ту же ли сладость находит и ныне
Покорное, детское сердце мое?
Безумье иль мудрость, — не знаю, но чаще,
Все чаще той сладостью сердце полно,
И так, — что чем сердцу больнее, тем слаще,
Имя на поэтической поверке. Дмитрий Мережковский
Стихи поэта Серебряного века Дмитрия Сергеевича Мережковского (14.09.1866.Санкт-Петербург-07.12.1941.Париж) открыли новую эпоху российской литературы, которая с его лёгкой руки получила название «символизм».
Далёких стад унылое мычанье,
И близкий шорох свежего листа…
Потом опять – глубокое молчанье…
Родимые, печальные места!
Протяжный гул однообразных сосен,
И белые сыпучие пески…
О бледный май, задумчивый, как осень.
В полях затишье, полное тоски…
И крепкий запах молодой берёзы,
Травы и хвойных игл, когда порой,
Как робкие, беспомощные слёзы,
Струится тёплый дождь во тьме ночной.
Здесь – тише радость и спокойней горе.
Живёшь, как в милом и безгрешном сне.
И каждый миг, подобно капле в море,
Теряется в бесстрастной тишине.
Дмитрий Мережковский и по сей день, стоит особняком в истории поэзии Серебряного века, равно как и в истории русской литературы, философии, литературной критики.
Поэт не принял революцию, истолковав происшедшее как разгул хамства, воцарения зверя. Возненавидев большевизм, назвал его «красной заразой», уехал из страны в 1919 году, с женой, выдающейся поэтессой Зинаидой Гиппиус, в Париж.
Советскими исследователями, по вполне понятным причинам, политический эмигрант Дмитрий Мережковский был признан персоной нон-грата.
Долгие годы его фамилия не упоминалась ни в одном литературном справочнике. Произведения «чуждого» Дмитрия Мережковского в советской стране не только не переиздавались, но и были изъяты из каталога государственных библиотек, стали недоступными для широкого читателя.
В современной России Дмитрия Мережковского стали издавать с начала 90-х годов.
Дмитрий Мережковский, писатель, поэт, философ, переводчик, родился в Санкт-Петербурге, в дворянской семье. Он был младшим сыном, в семье из девяти детей, шесть братьев и трёх сестёр.
Отец, крупный чиновник, действительный тайный советник, служил при Александре II, был холодным и отстранённым человеком, уделяя детям мало времени.
Большой влияние на духовное становление будущего поэта и писателя оказала его мать Варвара Васильевна Чеснокова, дочь управляющего канцелярией петербургского обер-полицмейстера.
Став взрослым, Дмитрий Сергеевич общался лишь с ней и одним из братьев, Константином. Константин Мережковский (04.08.1855-09.05.1921),который стал известным учёным-биологом, систематиком беспозвоночных. Автор романа-антиутопии «Рай земной или Сон а зимнюю ночь; сказка-утопия ХХVII века»- 1903 год.
Для поэта Дмитрия Мережковского потеря любимого брата, осталась пожизненной душевной травмой, на оставшиеся ему двадцать лет жизни.
Юноша получил образование в Третьей классической гимназии Санкт-Петербурга. Он начал писать стихи в тринадцать лет.
Первым ценителем его творчества стал отец, который познакомил сына с престарелой княгиней Е.К.Воронцовой, в Алупке, в июле 1879 года.
В стихах юноши она «…уловила подлинно поэтическое свойство – необыкновенную метафизическую чуткость души» и благословила его на продолжение творчества.
В 1880 году отец, воспользовавшись знакомством с графиней С.А.Толстой, вдовой поэта А.К.Толстова, привёл сына к Фёдору Достоевскому, в дом на Кузнечном переулке.
Юный Дмитрий, сам вспоминал позже в «Автобиографической заметке», читал «краснея, бледнея и заикаясь», Фёдор Михайлович слушал « с нетерпеливой досадою», и затем произнёс:
«Слабо… слабо… никуда не годится… чтобы хорошо писать, страдать надо, страдать.
Оценка писателя Достоевского глубоко оскорбило, и раздосадовала юного Дмитрия Мережковского.
В 1880 году в журнале «Живописное обозрение» состоялся литературный дебют Дмитрия Сергеевича, здесь были опубликованы стихотворения «Тучка» и «Осенняя мелодия».
Однако дебютом в большой литературе считается публикация в журнале «Отечественные записки» три года спустя. Стихотворение «Сакья-Муни» принесло молодому человеку немалую популярность.
Осенью 1882 года Дмитрий Мережковский побывал на первых выступлениях Семёна Надсона,(26.12.1862-31.01.1887) тогда юнкера Павловского военного училища, и под впечатлением услышанного, написал ему письмо.
Так произошло знакомство двух начинающих поэтов, переросших в крепкую дружбу, скреплённую глубокими, почти родственными чувствами.
Обоих, как отмечали позже исследователи, связывала некая личная тайна, имевшая отношения к страху перед страданиями и смертью, стремлению к «обретению действительной веры, способной этот страх преодолеть».
Две смерти – С.Я.Надсона в 1887 году, от чахотки (туберкулёз), и матери два года спустя – явились сильнейшим ударом для Дмитрия Мережковского, он потерял двух самых для себя близких людей.
На вечере памяти Семёна Надсона, состоявшемся после похорон, Дмитрий Мережковский читает одно из лучших своих стихотворений:
Поэты на Руси не любят долго жить:
Они проносятся мгновенным метеором,
Они торопятся свой факел потушить,
Подавленные тьмой, и рабством, и позором.
Их участь – умирать в отчаянье немом,
Им гибнуть суждено, едва они блеснули,
От злобной клеветы, изменнической пули
Или в изгнании глухом.
В 1888 году Дмитрий Сергеевич окончил историко-филологический факультет Петербургского университета и встретил и познакомился на Кавказе, в Боржоме, с начинающей поэтессой Зинаиде Гиппиус, из обрусевшей семьи немецкого дворянства.
В 1889 году они обвенчались, ему было 23 года, ей 19 лет. Союз Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус – наиболее известный творческий тандем в истории русской культуры «Серебряного века», протяжённостью в 52 года, в течении которого они, не отлучались друг от друга- ни на один день.
Оба они отрицали физическую близость в браке, сразу решили, что у них не будет детей, как у ангелов, хоть творческий союз их был очень плодотворен.
Конец 19-го века молодые супруги провели в путешествиях по Европе – Венеция, Рим, Париж, Греция, Турция.
Надо сказать – имя Зинаиды Гиппиус (20.11.1869 г. Белёв, ныне Тульская область – 09.09.1945 Париж), остаётся одним из самых известных рубежа 19 и 20 века поэтесс и считается по праву идеологом русского символизма.
Однако в течение долгих лет имя Зинаиды Гиппиус в нашей стране было одиозным и полузапретным, что объясняется в первую очередь, политическими взглядами поэта, занявшей после Октября непримиримую позицию по отношению к большевизму.
Оригинальность личности и необычайный склад ума, у Зинаиды Николаевны Гиппиус, отмечали многие современники, её гражданственные стихи покоряют.
Стихотворение Зинаиды Гиппиус «14 декабря», посвящённое памяти декабристов, вышедших на Сенатскую площадь в 1825 году, подтверждает данную характеристику поэта.
Ужель прошло – и нет возврата?
В морозный день, заветный час,
Они, на площади Сената,
Тогда сошлися в первый раз.
Иду навстречу упованью,
К ступеням зимнего крыльца…
Под тонкою мундирной тканью
Трепещут жадные сердца.
Своею молодой любовью
Их подвиг режуще-остёр,
Но был погашен их же кровью
Освободительный костёр.
Минули годы, годы, годы…
А мы всё там, где были вы
Смотрите, первенцы свободы:
Мороз на берегах Невы!
Мы – ваши дети, ваши внуки…
У неоправданных могил,
Мы корчимся все в той же муке,
И с каждым днём всё меньше сил.
И в день декабрьской годовщины
Мы тени милые зовём.
Сойдите в смертные долины,
Дыханьем вашим – оживём.
Мы, слабые, вас не забыли,
Мы восемьдесят страшных лет
Несли, лелеяли, хранили
Ваш ослепительный завет.
И вашими пойдём стопами,
И ваше будем пить вино…
О, если б начатое вами
Свершить, нам было суждено.
Весной1888 года, у Дмитрия Мережковского, вышел его первый сборник стихотворений и первая поэма. Начал переводить античные трагедии, с греческого и латинского, впоследствии названные «гордостью русской школы художественного перевода».
Отдельно вышел прозаический перевод «Дафниса и Хлои» Лонга, 1896 год.
Тогда же состоялся дебют Дмитрия Мережковского в качестве критика.
В «Северном вестнике», «Русском обозрении», «Труде» и других изданиях были напечатаны его этюды о Пушкине, Достоевском, Гончарове, Майкове, Короленко, Плинии, Кальдороне, Сервантесе, Ибсене, французских неоромантиков.
В ХХ веке «символизм» становится первым значительным модернистским направлением в России, одновременно с зарождением символизма в России, начинается «Серебряный век» русской литературы.
Русский символизм заявил о себе в начале ХХ века, с приходом нового поколения, с их интересом к народу и русской песне, к литературным традициям и родному языку.
Дмитрий Сергеевич заявил о себе как о пионере религиозно-философского подхода к анализу литературы, вошёл в число наиболее активных и читаемых символических критиков.
С начала 1890-х годов Дмитрий Мережковский работал над крупной прозой. Он вошёл в литературу как создатель новаторского типа исторического романа, особой вариации мировоззренческого – «романа мысли».
В научной литературу такой роман называют обычно историософским (то есть, романом не об истории, а о философии истории).
В начале 1900-х годов Дмитрий Сергеевич активно участвовал в деятельности Религиозно-философского общества, одним из организаторов он был, и связанного с ним журнала «Новый путь».
В 1906-1914 годах Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус жили в Париже, иногда приезжая в Россию.
В 1911 году вышла его «Собрание стихов», написанных за прошедшие годы.
В 1917 году Мережковские враждебно встретили Октябрьскую революцию, в конце декабря 1919 года через Минск и Гомель, нелегально эмигрировали в Варшаву, с ноября 1920 года, до конца своих дней жили в Париже.
Во Франции, из регулярных воскресных собраний русской эмиграции в доме супругов Мережковских возникло литературно-философское общество «Зелёная лампа» (1927-1939) – один из центров интеллектуальной жизни русского Парижа.
Завсегдаями общества были: И.Бунин,Н.Бердяев, Г.Иванов, Вс.Ходасевич,А.Адамович, В Злобин, М. Алданов, Мать Мария (Е.Кузьмина-Караваева), А.Ремизов.
В 1928 году король Югославии Александр I наградил писателя орденом Святого Саввы, за заслуги на литературном поприще.
В 1938 году, Дмитрий Мережковский опубликовал книги «Лица святых от Иисуса к нам (Павел. Августин. Святой Франциск Ассизский», «Жанна д*Арк и Третье Царство Духа».
Осенью 1938 года, когда гитлеровская Германия аннексировала Австрию и захватила Судеты, а потом и Чехословакию, супруги Мережковские выступили с категоричным осуждением «Мюнхенского сговора».
Однако, в 1939 году Дмитрий Мережковский выступил по радио с приветственной речью Гитлеру. Эту акцию, втайне от Зинаиды Гиппиус, организовал поэт и критик Владимир Злобин.
В своей речи Дмитрий Мережковский сравнил Гитлера с Жанной д*Арк, считал, что он должен спасти мир от власти дьявола.
Зинаида Гиппиус, узнав об этом радиовыступлении, была не только расстроена, но даже напугана – первой её реакцией стали слова: «Это конец».
Знакомые подвергли их остракизму, «сотрудничество» с Гитлером (заключавшегося лишь в одной этой радиоречи), Дмитрию Мережковскому не простили.
Дмитрий Мережковский пересмотрел свои позиции, но в эмигрантских кругах был подвергнут бойкоту.
Вести о зверствах гитлеровских войск в России заставили Дмитрия Мережковского усомниться в своём выборе, незадолго до смерти он осуждал Гитлера.
В 1940 году писатель работал над циклами «Испанские мистики» и «Реформаторы». Он собирал материал для книги о немецком поэте и мыслителе Иоганне Вольфганге Гёте, читал лекции о Леонардо да Винчи и о Паскале.
За свою творческую жизнь, Дмитрий Сергеевич издал множество книг, в числе которых романы, критические и публицистические статьи, драматические сценарии, философские и религиозные произведения, стихи.
Дмитрий Мережковский, каждый день, несмотря на обстоятельства, проводил за письменным столом, более четырёх часов, и благодаря своей работоспособности, после него осталось такое большое литературное наследство.
До Октябрьской революции, Дмитрий Мережковский был одним из самых издаваемых писателей России.
Его вклад в мировую литературу поистине не оценим.
С 1914 года Дмитрий Мережковский был десять раз номинирован на Нобелевскую премию, но ни разу ею не был удостоен.
Основатель символизма Дмитрий Мережковский умер 7-го декабря 1941 года, от кровоизлияния в мозг, прожив 76 лет.
Похоронен на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа, близ Парижа, через четыре года, там нашла успокоения и Зинаида Гиппиус.
На похоронах присутствовали лишь несколько человек, а могильный памятник был поставлен на подаяние французских издателей, его произведений.
По её словам, Дмитрий Сергеевич всегда был внутренне скрытным и одиноким человеком, даже для неё, образно говоря, он был застёгнут на все пуговицы.
Последним произведением Зинаиды Гиппиус стала неоконченная книга «Дмитрий Мережковский», изданная в Париже, в 1951 году, спустя 6-ть лет, после ухода выдающейся поэтессы ХХ века из жизни.
Кладбище Сент-Женевьев-де-Буа – на данном погосте, в 30 км. от Парижа, покоятся свыше 15 тысяч русских людей, цвет нации: великие князья, полководцы, казаки, писатели, артисты, духовенство, художники.
Здесь похоронены: генерал А, Купетов, И.Бунин, А.Галич, Андрей Тарковский, Виктор Некрасов (автор повести «В окопах Сталинграда», Рудольф Нуриев, выдающаяся поэтесса русского символизма Зинаида Гиппиус, единственный поэт Донского казачества, в Гражданскую войну- Николай Туроверов, художник Константин Коровин и много других известных имён.
И водки не хватит. И чёрного хлеба.
Глазам – не укрыться от слёз.
Им так не хватало и нашего неба
И шелеста наших берёз.
Французские ангелы русских встречали.
Ведь шалью, упавшею с плеч,
Россия, которую МЫ потеряли,
Сюда, соизволила лечь…
Как бы это странно не звучало, но стихи считаются самой слабой стороной деятельности Дмитрия Мережковского. При представлении на Нобелевскую премию, в течение 10-лет:1914, 1915, 1930-1937 год, его поэзия к награде не рассматривалась, только проза.
В 1933 году первую в России Нобелевскую премию получил другой выдающийся русский писатель Иван Бунин 22.10.1870.Воронеж – 08.11.1953. Париж, за строгое мастерство, с которым он развивал традиции русской классической прозы.
После Ивана Бунина, в последующие годы, Нобелевскую премию по литературе, получили ещё четыре писателя в России:
Надо сказать, в 2015 году, первую после 1987 года, Нобелевскую премию по литературе, получила русскоязычная писательница Светлана Александровна Алексиевич (31.05.1948 год, город Станислав до 1962 года, ныне Ивано-Франковск) и стала первой в истории независимой Белоруссии лауреатом престижной премии по литературе.
Денежный приз премии, на момент присуждения – 953 тысячи долларов.
У Светланы Алексеевны Алексиевич: отец – белорус, мать –украинка.
Формулировка к премии С.А.Алексиевич: «За её многоголосое творчество – памятник страданию и мужеству в наше время».
Была членом СП СССР с 1983 года.
С начала 2000-х годов жила в Италии, Франции, Германии. С 2013 года снова живёт в Белоруссии, в Минске.
Её произведения: «У войны не женское лицо», «Последние свидетели», «Цинковые мальчики», «Зачарованные смертью», «Чернобыльская молитва», «Время секонд хэнд».
Надо сказать, все немногие стихи Дмитрия Мережковского, наполнены большой грустью и тоской, без позитива, что характерно для всего его творчества.
Основными мотивами стихотворений Дмитрия Мережковского была безысходность одиночества в жизни каждого, а также большая обманчивость человеческих чувств.
Стихи Дмитрия Мережковского – это исповедь глубоко одинокого и романтического человека.
Стихи стали одним из главных способов раскрытия души замкнутого поэта, для его окружения, поэтому они так ценны.
Из поэтического наследия Дмитрия Мережковского.
Под куполом бесстрастно молчаливым
Святых небес, где всё лазурь и свет,
Нам кажется, что можно быть счастливым,
А счастья нет.
Мы каждое мгновенье умираем,
Но всё звучит таинственный обет,
И до конца мы верим и желаем,
А счастья нет.
И в ужасе, ив холоде могилы
Нас манит жизнь и солнца милый свет,
Их разлюбить, мы не имеем силы,
А счастья нет.
Свою печаль боимся мы измерить.
С предчувствием неотвратимых бед,
Мы не хотим и не должны мы верить
Что счастья нет!
1893 год.
С ещё с бессильными крылами
Я видел птенчика во ржи,
Меж голубыми васильками,
У непротоптанной межи.
Над ним и надо мной витала,
Боялась мать – не за себя,
И от него не улетала,
Тоскуя, плача и любя.
Пред этим маленьким твореньем
Я понял благость Высших Сил,
И в сердце, с тихим умиленьем,
Тебя, Любовь, благословил.
Сладок мне венец забвенья тёмный.
Посреди ликующих глупцов
Я иду, отверженный, бездомный
И бедней последних бедняков.
Но душа не хочет примиренья
И не знает, что такое страх.
К людям в ней – великое презренье,
И любовь, любовь в моих очах.
Я люблю безумную свободу:
Выше храмов, тюрем и дворцов,
Мчится дух мой к дольному восходу,
В царство ветра, солнца и орлов.
А внизу меж тем, как призрак тёмный,
Посреди ликующих глупцов
Я иду, отверженный, бездомный
И бедней последних бедняков.
1894 год.
«Ювенал о Древнем Риме»
Наше сердце огрубело,
И, к свободе не привык,
А кощунствует он смело,
Лживый, рабский наш язык!
Но, смеясь над целым миром,
Только сильных мира чтим,
Перед мерзостным кумиром
На коленях мы стоим.
Не хотим или не смеем?
Почему так скучно жить?
Или, мёртвые, умеем
Только мёртвых хоронить.
Братьев гибнущих не видим,
Сами гибнем без борьбы,
Мы друг друга ненавидим
И боимся, как рабы.