светоний транквилл жизнь двенадцати цезарей

Когда Светоний около 120 г. н. э. опубликовал наиболее известную из своих книг – «Жизнь двенадцати цезарей», римская империя существовала уже полтора века. Окончились длившиеся почти двадцать лет гражданские войны, окончилась и эпоха римской республики.

Светоний не был ни глубоким мыслителем, ни гениальным художником. Но он был достаточно чуток, чтобы уловить требования своего времени, и достаточно умен и смел, чтобы найти для своего отклика лучшую из всех возможных форм. Поэтому его книга в равной мере осталась ценнейшим литературным памятником как для эпохи, описываемой в ней, так и для эпохи писавшего.

1. На шестнадцатом году[1] он потерял отца. Год спустя, уже назначенный жрецом Юпитера, он расторг помолвку с Коссуцией, девушкой из всаднического, но очень богатого семейства, с которой его обручили еще подростком, – и женился на Корнелии, дочери того Цинны, который четыре раза был консулом. Вскоре она родила ему дочь Юлию. Диктатор Сулла никакими средствами не мог добиться, чтобы он развелся с нею (2) Поэтому, лишенный и жреческого сана, и жениного приданого, и родового наследства, он был причислен к противникам диктатора и даже вынужден скрываться[2]. Несмотря на мучившую его перемежающуюся лихорадку, он должен был почти каждую ночь менять убежище, откупаясь деньгами от сыщиков, пока, наконец, не добился себе помилования с помощью девственных весталок[3] и своих родственников и свойственников – Мамерка Эмилия и Аврелия Котты. (3) Сулла долго отвечал отказами на просьбы своих преданных и видных приверженцев, а те настаивали и упорствовали; наконец, как известно, Сулла сдался, но воскликнул, повинуясь то ли божественному внушению, то ли собственному чутью: «Ваша победа, получайте его! но знайте: тот, о чьем спасении вы так стараетесь, когда-нибудь станет погибелью для дела оптиматов, которое мы с вами отстаивали: в одном Цезаре таится много Мариев!»

2. Военную службу он начал в Азии, в свите претора Марка Терма. Отправленный им в Вифинию, чтобы привести флот, он надолго задержался у Никомеда[4]. Тогда и пошел слух, что царь растлил его чистоту; а он усугубил этот слух тем, что через несколько дней опять поехал и Вифинию под предлогом взыскания долга, причитавшегося одному его клиенту-вольноотпущеннику. Дальнейшая служба принесла ему больше славы, и при взятии Митилен[5] он получил от Терма в награду дубовый венок[6].

3. Он служил и в Киликии при Сервилии Исаврике, но недолго: когда пришла весть о кончине Суллы, и явилась надежда на новую смуту, которую затевал Марк Лепид, он поспешно вернулся в Рим. Однако от сообщества с Лепидом он отказался, хотя тот и прельщал его большими выгодами. Его разочаровал как вождь, так и самое предприятие, которое обернулось хуже, чем он думал.

4. Когда мятеж был подавлен, он привлек к суду по обвинению в вымогательстве Корнелия Долабеллу, консуляра и триумфатора[7]; но подсудимый был оправдан. Тогда он решил уехать на Родос, чтобы скрыться от недругов и чтобы воспользоваться досугом и отдыхом для занятий с Аполлонием Молоном, знаменитым в то время учителем красноречия[8]. Во время этого переезда, уже в зимнюю пору, он возле острова Фармакуссы[9] попался в руки пиратам, и к великому своему негодованию оставался у них в плену около сорока дней. При нем были только врач и двое служителей: (2) остальных спутников и рабов он сразу разослал за деньгами для выкупа. Но когда, наконец, он выплатил пиратам пятьдесят талантов[10] и был высажен на берег, то без промедления собрал флот, погнался за ними по пятам, захватил их и казнил той самой казнью, какой не раз, шутя, им грозил. Окрестные области опустошал в это время Митридат; чтобы не показаться безучастным к бедствиям союзников, Цезарь покинул Родос, цель своей поездки, переправился в Азию, собрал вспомогательный отряд и выгнал из провинции царского военачальника, удержав этим в повиновении колеблющиеся и нерешительные общины.

5. Первой его должностью по возвращении в Рим была должность войскового трибуна[11], присужденная ему народным голосованием. Здесь он деятельно помогал восстановлению власти народных трибунов, урезанной при Сулле. Кроме того, он воспользовался постановлением Плотия, чтобы вернуть в Рим Луция Цинну, брата своей жены, и всех, кто вместе с ним во время гражданской войны примкнул к Лепиду, а после смерти Лепида бежал к Серторию; и он сам произнес об этом речь.

6. В бытность квестором он похоронил свою тетку Юлию и жену Корнелию, произнеся над ними, по обычаю, похвальные речи[12] с ростральной трибуны. В речи над Юлией он, между прочим, так говорит о предках ее и своего отца: «Род моей тетки Юлии восходит по матери к царям, по отцу же к бессмертным богам: ибо от Анка Марция происходят Марции-цари, имя которых носила ее мать, а от богини Венеры – род Юлиев, к которому принадлежит и наша семья. Вот почему наш род облечен неприкосновенностью, как цари, которые могуществом превыше всех людей, и благоговением, как боги, которым подвластны и самые цари».

(2) После Корнелии он взял в жены Помпею[13], дочь Квинта Помпея и внучку Луция Суллы. Впоследствии он дал ей развод по подозрению в измене с Публием Клодием. О том, что Клодий[14] проник к ней в женском платье во время священного праздника, говорили с такой уверенностью, что сенат назначил следствие по делу об оскорблении святынь.

7. В должности квестора он получил назначение в Дальнюю Испанию. Там он, по поручению претора объезжая однажды для судопроизводства общинные собрания, прибыл в Гадес[15] и увидел в храме Геркулеса статую Великого Александра. Он вздохнул, словно почувствовав отвращение к своей бездеятельности, – ведь он не совершил еще ничего достопамятного, тогда как Александр в этом возрасте[16] уже покорил мир, – и тотчас стал добиваться увольнения, чтобы затем в столице воспользоваться первым же случаем для более великих дел. (2) На следующую ночь его смутил сон – ему привиделось, будто он насилует собственную мать; но толкователи еще больше возбудили его надежды, заявив, что сон предвещает ему власть над всем миром, так как мать, которую он видел под собой, есть не что иное, как земля, почитаемая родительницей всего живого[17].

8. Покинув, таким образом, свою провинцию раньше срока, он явился в латинские колонии[18], которые добивались тогда для себя гражданских прав. Несомненно, он склонил бы их на какой-нибудь дерзкий шаг, если бы консулы, опасаясь этого, не задержали на время отправку избранных для Киликии легионов.

Источник

Жизнь двенадцати цезарей

КАЛИГУЛА

4. Он пожал обиль­ные пло­ды сво­их доб­ро­де­те­лей. Род­ные так ува­жа­ли его и цени­ли, что сам Август — об осталь­ных род­ст­вен­ни­ках я и не гово­рю — дол­го коле­бал­ся, не назна­чить ли его сво­им наслед­ни­ком и, нако­нец, велел Тибе­рию его усы­но­вить. А народ так любил его, что когда он куда-нибудь при­ез­жал или откуда-нибудь уез­жал, — об этом пишут мно­гие, — то из-за мно­же­ства встре­чаю­щих или про­во­жаю­щих даже жизнь его ино­гда быва­ла в опас­но­сти; когда же он воз­вра­щал­ся из Гер­ма­нии после усми­ре­ния мяте­жа, то пре­то­ри­ан­ские когор­ты высту­пи­ли ему навстре­чу все, хотя при­ка­за­но было высту­пить толь­ко двум, а народ рим­ский, без раз­бо­ра сосло­вия, воз­рас­та и пола, высы­пал встре­чать его за два­дцать миль.

7. Женат он был на Агрип­пине, доче­ри Мар­ка Агрип­пы и Юлии, и имел от нее девять детей. Двое из них умер­ли во мла­ден­че­стве, один — в дет­стве: он был так мило­виден, что Ливия посвя­ти­ла в храм Капи­то­лий­ской Вене­ры его изо­бра­же­ние в виде Купидо­на, а дру­гое поме­стил в сво­ей опо­чи­вальне Август и, вхо­дя, вся­кий раз цело­вал его. Осталь­ные дети пере­жи­ли отца — трое дево­чек: Агрип­пи­на, Дру­зил­ла и Ливил­ла, погод­ки, и трое маль­чи­ков, Нерон, Друз и Гай Цезарь. Из них Неро­на и Дру­за сенат по обви­не­нию Тибе­рия объ­явил вра­га­ми государ­ства.

9. Про­зви­щем « Кали­гу­ла » ( « Сапо­жок » ) 22 он обя­зан лагер­ной шут­ке, пото­му что под­рас­тал он сре­ди вои­нов, в одеж­де рядо­во­го сол­да­та. А какую при­вя­зан­ность и любовь вой­ска снис­ка­ло ему подоб­ное вос­пи­та­ние, это луч­ше все­го ста­ло вид­но, когда он одним сво­им видом несо­мнен­но успо­ко­ил сол­дат, воз­му­тив­ших­ся после смер­ти Авгу­ста и уже гото­вых на вся­кое безу­мие. В самом деле, они толь­ко тогда отсту­пи­лись, когда заме­ти­ли, что от опас­но­сти мяте­жа его отправ­ля­ют прочь, под защи­ту бли­жай­ше­го горо­да 23 : тут лишь они, потря­сен­ные рас­ка­я­ньем, схва­тив и удер­жав повоз­ку, ста­ли умо­лять не нака­зы­вать их такой неми­ло­стью.

22. До сих пор шла речь о пра­ви­те­ле, далее при­дет­ся гово­рить о чудо­ви­ще.

а потом он рас­ска­зы­вал, что бог, нако­нец, его уми­ло­сти­вил и даже сам при­гла­сил жить вме­сте с ним. После это­го он пере­бро­сил мост с Капи­то­лия на Пала­тин через храм боже­ст­вен­но­го Авгу­ста, а затем, чтобы посе­лить­ся еще бли­же, зало­жил себе новый дом на Капи­то­лий­ском хол­ме.

26. После все­го это­го пусты­ми и незна­чи­тель­ны­ми кажут­ся рас­ска­зы о том, как он обра­щал­ся с дру­зья­ми и близ­ки­ми — с Пто­ле­ме­ем, сыном царя Юбы и сво­им род­ст­вен­ни­ком (он был вну­ком Мар­ка Анто­ния от доче­ри его Селе­ны) и преж­де все­го с самим Мак­ро­ном и самою Энни­ей, доста­вив­ши­ми ему власть 77 : все они вме­сто род­ст­вен­но­го чув­ства и вме­сто бла­го­дар­но­сти за услу­ги награж­де­ны были жесто­кой смер­тью.

( 4) С такой же над­мен­но­стью и жесто­ко­стью отно­сил­ся он и к осталь­ным сосло­ви­ям. Одна­жды, потре­во­жен­ный сре­ди ночи шумом тол­пы, кото­рая зара­нее спе­ши­ла занять места в цир­ке, он всех их разо­гнал пал­ка­ми: при заме­ша­тель­стве было задав­ле­но боль­ше два­дца­ти рим­ских всад­ни­ков, столь­ко же замуж­них жен­щин и несчет­ное чис­ло про­че­го наро­ду. На теат­раль­ных пред­став­ле­ни­ях он, желая пере­ссо­рить пле­бе­ев и всад­ни­ков, разда­вал даро­вые про­пус­ка 81 рань­ше вре­ме­ни, чтобы чернь захва­ты­ва­ла и всад­ни­че­ские места. ( 5) На гла­ди­а­тор­ских играх ино­гда в паля­щий зной он уби­рал навес и не выпус­кал зри­те­лей с мест; или вдруг вме­сто обыч­ной пыш­но­сти выво­дил изну­рен­ных зве­рей и убо­гих дрях­лых гла­ди­а­то­ров, а вме­сто потеш­ных бой­цов 82 — отцов семей­ства, самых почтен­ных, но обез­обра­жен­ных каким-нибудь уве­чьем. А то вдруг закры­вал жит­ни­цы и обре­кал народ на голод.

36. Стыд­ли­во­сти он не щадил ни в себе, ни в дру­гих. С Мар­ком Лепидом, с пан­то­ми­мом Мне­сте­ром, с каки­ми-то залож­ни­ка­ми он, гово­рят, нахо­дил­ся в постыд­ной свя­зи. Вале­рий Катулл, юно­ша из кон­суль­ско­го рода, заяв­лял во все­услы­ша­нье, что от забав с импе­ра­то­ром у него болит пояс­ни­ца. Не гово­ря уже о его кро­во­сме­ше­нии с сест­ра­ми и о его стра­сти к блуд­ни­це Пирал­лиде, ни одной име­ни­той жен­щи­ны он не остав­лял в покое. ( 2) Обыч­но он при­гла­шал их с мужья­ми к обеду, и когда они про­хо­ди­ли мимо его ложа, осмат­ри­вал их при­сталь­но и не спе­ша, как рабо­тор­го­вец, а если иная от сты­да опус­ка­ла гла­за, он при­под­ни­мал ей лицо сво­ею рукою. Потом он при пер­вом жела­нии выхо­дил из обеден­ной ком­на­ты и вызы­вал к себе ту, кото­рая боль­ше все­го ему понра­ви­лась, а вер­нув­шись, еще со следа­ми наслаж­де­ний на лице, гром­ко хва­лил или бра­нил ее, пере­чис­ляя в подроб­но­стях, что хоро­ше­го и пло­хо­го нашел он в ее теле и како­ва она была в посте­ли. Неко­то­рым в отсут­ст­вие мужей он послал от их име­ни раз­вод и велел запи­сать это в ведо­мо­сти.

42. Когда же у него роди­лась дочь, то он, ссы­ла­ясь уже не толь­ко на импе­ра­тор­ские, а и на отцов­ские заботы, стал тре­бо­вать при­но­ше­ний на ее вос­пи­та­ние и при­да­ное. Объ­явив эдик­том, что на новый год он ждет подар­ков, он в кален­ды янва­ря встал на поро­ге двор­ца и ловил моне­ты, кото­рые про­хо­дя­щий тол­па­ми народ вся­ко­го зва­ния сыпал ему из гор­стей и подо­лов. Нако­нец, обу­ян­ный стра­стью почув­ст­во­вать эти день­ги нао­щупь, он рас­сы­пал огром­ные кучи золотых монет по широ­ко­му полу и часто ходил по ним босы­ми нога­ми или подол­гу катал­ся по ним всем телом.

( 3) И в то же вре­мя он гнев­ным эдик­том заоч­но пори­цал сенат и народ за то, что они, меж­ду тем, как Цезарь сра­жа­ет­ся сре­ди столь­ких опас­но­стей, наслаж­да­ют­ся несвоевре­мен­ны­ми пира­ми, цир­ком, теат­ром и отды­хом на пре­крас­ных вил­лах.

56. Сре­ди этих безумств и раз­бо­ев мно­гие гото­вы были покон­чить с ним; но один или два заго­во­ра 144 были рас­кры­ты, и люди мед­ли­ли, не нахо­дя удоб­но­го слу­чая. Нако­нец, два чело­ве­ка 145 соеди­ни­лись меж­ду собой и дове­ли дело до кон­ца, не без ведо­ма вли­я­тель­ных воль­ноот­пу­щен­ни­ков и пре­то­ри­ан­ских началь­ни­ков. Они уже были ого­во­ре­ны в при­част­но­сти к одно­му заго­во­ру, и хотя это была кле­ве­та, они чув­ст­во­ва­ли подо­зре­ние и нена­висть Гая: тогда он тот­час отвел их в сто­ро­ну, поно­сил жесто­ки­ми сло­ва­ми, обна­жил меч с клят­вой, что готов уме­реть, если даже в их гла­зах он досто­ин смер­ти, и с тех пор не пере­ста­вал обви­нять их друг перед дру­гом и ссо­рить.

Источник

1. ОБ ИМПЕРАТОРАХ
2. ЖЕНЩИНЫ, СВЯЗАННЫЕ С НЕСКОЛЬКИМИ ИМПЕРАТОРАМИ
3. НЕКОТОРЫЕ СОБЫТИЯ В ИУДЕО-ХРИСТИАНСКОЙ ИСТОРИИ ПРИ РАЗНЫХ ИМПЕРАТОРАХ
4. РИМСКИЕ ТИТУЛЫ и ЧИНЫ

ЮЛИЙ ЦЕЗАРЬ (100-44 гг. до н. э.)

Правил 5 лет – 49-44 гг. до н. э. (Убит)/

1. Больше всех любил Сервилию, мать Брута (были предположения, что Брут его сын) и Клеопатру, у которой от него был сын Цезарион.
2. Его род исходил по матери к царям, по отцу – к богине Венере.
3. Не был императором – был диктатором.
4. В завещании усыновил внука своей сестры Юлии – Октавиана, которому оставил 3/4 своего имущества.

АВГУСТ ОКТАВИАН (63 г. до н. э. – 14 г. н. э.)

Правил 41 год – 27 г. до н. э. – 14 г. н. э./

ТИБЕРИЙ (42 г. до н. э. – 37 г. н. э.)

Правил 23 года – 14-37 гг.
(Во время болезни ему «помог» умереть Калигула)/

Правил 4 года – 37-41 гг.
(Убит)/

КЛАВДИЙ (10 г. до н. э. – 54 г. н. э.)

Правил 13 лет (41-54 гг.)/
(Отравлен)

Правил 14 лет (54-68 гг.)
(Покончил самоубийством)/

Конец династии Юлиев-Клавдиев, которые были у власти 117 лет)

Порядок престолонаследия при Юлиях-Клавдиях был чрезвычайно причудлив: власть переходила в лучшем случае от родственника к родственнику, но никогда от отца к сыну или от брата к брату – у Флавиев ровно наоборот)

Правил 10 лет (69-79 гг.)/

Правил 2 года (79-81 гг.)/

Правил 15 лет (81-96 гг.)/

Флавии правили 27 лет, столько же, сколько Клавдий и Нерон

1. Жадным его сделала бедность, а жестоким – страх.
2. Свирепость его была не только безмерной, но к тому же изощрённой и коварной.
3. Отличался безмерным сладострастием. Свои ежедневные связи называл «постельной борьбой».
4. О взаимоотношениях с дочерью Тита Юлией – см. выше.
5. С крайним недоверием относился к философам, многие из которых были казнены или высланы из Рима.
6. Снискав всеобщую ненависть и ужас, он погиб от заговора ближайших друзей, о чём знала и его жена, но заговорщиков не выдала.

2. ЖЕНЩИНЫ, СВЯЗАННЫЕ С НЕСКОЛЬКИМИ ИМПЕРАТОРАМИ

ЮЛИЯ. Жена Гнея Помпея; дочь ЦЕЗАРЯ

ЮЛИЯ. Мать Атии; бабка АВГУСТА; сестра ЦЕЗАРЯ

АТИЯ. Мать АВГУСТА; бабка Юлии-ст.; племянница ЦЕЗАРЯ

СКРИБОНИЯ. Мать Юлии-ст.; жена АВГУСТА; бабка Юлии-мл. и Агриппины-ст.

ЛИВИЯ ДРУЗИЛЛА (ЮЛИЯ АВГУСТА). Мать ТИБЕРИЯ; жена АВГУСТА; бабка КЛАВДИЯ
От неё пошли Клавдии (через первого мужа, отца Тиберия – Клавдия Нерона, Тиберия

ЮЛИЯ-ст. Мать Юлии-мл. и Агриппины-ст.; жена ТИБЕРИЯ; дочь АВГУСТА

ОКТАВИЯ-мл. Мать Антонии-мл.; жена М. Антония; бабка КЛАВДИЯ; сестра АВГУСТА

АНТОНИЯ-мл. Мать КЛАВДИЯ; Жена Друза-ст.; бабка КАЛИГУЛЫ

АГРИППИНА-ст. Мать КАЛИГУЛЫ и Агриппины-мл.; внучка АВГУСТА

АГРИППИНА-мл. Мать НЕРОНА; жена КЛАВДИЯ; сестра КАЛИГУЛЫ

3. НЕКОТОРЫЕ СОБЫТИЯ В ИУДЕО-ХРИСТИАНСКОЙ ИСТОРИИ ПРИ РАЗНЫХ ИМПЕРАТОРАХ

Имя императора/Годы правления/Событие в иудео-христианской истории/Примечание

Август/27 до Р.Х.- 14 после Р.Х./Рождество Иисуса./
Приемный сын Юлия Цезаря. Ливия – третья жена Августа заставила его усыновить своего сына Тиберия от первого брака.

Калигула/37-41/Притеснял иудеев и изгнал их из Рима./
Отец – знаменитый полководец – Германик, который был братом Тиберия, т.е. Калигула племянник Тиберия. Назначил своего коня («Инцитата») консулом – верховным судьей, а себя объявил богом).
Иудеи отказались признать его божеством и поставить ему памятник в Храме (опусы юдофоба Апиона). Сожительствовал с родной сестрой Агриппиной- мл. (матерью Нерона от первого брака). Друг Агриппы I. Убит.

4. РИМСКИЕ ТИТУЛЫ и ЧИНЫ

Цезарь/Фамильное имя Юлия Цезаря, принятое Августом и с той поры ставшее титулом императора.

Проконсул/Управляющий провинцией, находившейся в подчинении римскому Сенату.

Прокуратор/Имперский финансовый агент в сенатской провинции или управляющий небольшой провинцией, состоявшей в ведении имперского Легата.

Трибун/Офицер, командующий подразделением до 1000 человек.

Центурион/Офицер, командующий подразделением до 100 человек.

Легион/5-6 тыс. человек. (Количество легионов в разные годы составляло от 25 до 34). Состоял из 10 когорт.

Когорты/500-600 человек. Делились на Центурии (сотни).

Источник

Жизнь двенадцати цезарей

БОЖЕСТВЕННЫЙ АВГУСТ

( 3) Но так сооб­ща­ют дру­гие; сам же Август пишет толь­ко о том, что про­ис­хо­дит из всад­ни­че­ско­го рода, древ­не­го и бога­то­го, в кото­ром впер­вые стал сена­то­ром его отец. А Марк Анто­ний попре­ка­ет его тем, буд­то пра­дед его был воль­ноот­пу­щен­ник, канат­чик из Фурий­ско­го окру­га, а дед — ростов­щик. Вот все, что я мог узнать о пред­ках Авгу­ста по отцу.

4. Воз­вра­ща­ясь из Македо­нии, он ско­ро­по­стиж­но умер, не успев выдви­нуть свою кан­дида­ту­ру на кон­суль­ство. После него оста­лось трое детей: Окта­вия Стар­шая — от Анха­рии, Окта­вия Млад­шая и Август — от Атии.

6. Его дет­скую, малень­кую ком­на­ту, похо­жую на кла­до­вую, до сих пор пока­зы­ва­ют в заго­род­ной усадь­бе его деда близ Велитр, и окрест­ные жите­ли уве­ре­ны, что там он и родил­ся. Вхо­дить туда при­ня­то толь­ко по необ­хо­ди­мо­сти и после обряда очи­ще­ния, так как есть дав­нее пове­рье буд­то вся­ко­го, кто туда всту­па­ет без почте­ния, обу­ре­ва­ет страх и ужас. Это под­твер­ди­лось недав­но, когда новый вла­де­лец усадь­бы, то ли слу­чай­но, то ли из любо­пыт­ства решил там пере­но­че­вать, но через несколь­ко часов, сре­ди ночи, был выбро­шен оттуда вне­зап­ной неве­до­мой силой, и его вме­сте с посте­лью нашли, полу­жи­во­го, уже за поро­гом.

8. В четы­ре года он поте­рял отца. На две­на­дца­том году он про­из­нес перед собра­ни­ем похваль­ную речь на похо­ро­нах сво­ей баб­ки Юлии. Еще четы­ре года спу­стя, уже надев тогу совер­шен­но­лет­не­го, он полу­чил воен­ные награ­ды в афри­кан­ском три­ум­фе Цеза­ря, хотя сам по моло­до­сти лет в войне и не участ­во­вал. Когда же затем его вну­чат­ный дядя отпра­вил­ся в Испа­нию про­тив сыно­вей Пом­пея, то он, еще не окреп­нув после тяж­кой болез­ни, с немно­ги­ми спут­ни­ка­ми, по угро­жае­мым непри­я­те­лем доро­гам, не отсту­пив даже после кораб­ле­кру­ше­ния, пустил­ся ему вслед; а заслу­жив его рас­по­ло­же­ние этой реши­тель­но­стью при пере­езде, он вско­ре снис­кал похва­лу и сво­и­ми при­род­ны­ми даро­ва­ни­я­ми.

9. Обри­со­вав его жизнь в общих чер­тах, я оста­нов­люсь теперь на подроб­но­стях, но не в после­до­ва­тель­но­сти вре­ме­ни, а в после­до­ва­тель­но­сти пред­ме­тов, чтобы мож­но было их пред­ста­вить нагляд­нее, и понят­нее.

Граж­дан­ских войн вел он пять: мутин­скую, филип­пий­скую, перу­зий­скую, сици­лий­скую, актий­скую; первую и послед­нюю из них — про­тив Мар­ка Анто­ния, вто­рую — про­тив Бру­та и Кас­сия, третью — про­тив Луция Анто­ния, бра­та три­ум­ви­ра, и чет­вер­тую — про­тив Секс­та Пом­пея, сына Гнея.

Эту пору­чен­ную ему вой­ну он закон­чил в два меся­ца дву­мя сра­же­ни­я­ми. ( 4) В пер­вом сра­же­нии он, по сло­вам Анто­ния, бежал и появил­ся толь­ко через день, без пла­ща 20 и без коня; во вто­ром, как извест­но, ему при­шлось не толь­ко быть пол­ко­вод­цем, но и бить­ся как сол­да­ту, а когда в гуще боя был тяже­ло ранен зна­ме­но­сец его леги­о­на, он дол­го носил его орла на соб­ст­вен­ных пле­чах.

( 3) После победы по разде­лу пол­но­мо­чий Анто­ний дол­жен был вос­ста­но­вить порядок на Восто­ке, Окта­вий — отве­сти в Ита­лию вете­ра­нов и рас­се­лить их на муни­ци­паль­ных зем­лях. Но и здесь им не были доволь­ны ни земле­вла­дель­цы, ни вете­ра­ны: те жало­ва­лись, что их сго­ня­ют с их зем­ли, эти — что они полу­ча­ют мень­ше, чем наде­я­лись по сво­им заслу­гам.

( 4) После бег­ства Пом­пея он отнял вой­ско у сво­его това­ри­ща по три­ум­ви­ра­ту Мар­ка Лепида, кото­рый по его вызо­ву явил­ся на помощь из Афри­ки и в занос­чи­вой надеж­де на свои два­дцать леги­о­нов, гро­зя и пугая, тре­бо­вал себе пер­во­го места в государ­стве. Лишь после уни­жен­ных просьб он сохра­нил Лепиду жизнь, но сослал его в Цир­цеи до кон­ца дней.

Поэто­му же он нико­гда не начи­нал сра­же­ние или вой­ну, если не был уве­рен, что при победе выиг­ра­ет боль­ше, чем поте­ря­ет при пора­же­нии. Тех, кто домо­га­ет­ся малых выгод ценой боль­ших опас­но­стей, он срав­ни­вал с рыбо­ло­вом, кото­рый удит рыбу на золо­той крю­чок: ото­рвись крю­чок, — ника­кая добы­ча не воз­ме­стит поте­ри.

( 3) Вид сто­ли­цы еще не соот­вет­ст­во­вал вели­чию дер­жа­вы, Рим еще стра­дал от навод­не­ний и пожа­ров. Он так отстро­ил город, что по пра­ву гор­дил­ся тем, что при­нял Рим кир­пич­ным, а остав­ля­ет мра­мор­ным; и он сде­лал все, что может пред­видеть чело­ве­че­ский разум, для без­опас­но­сти горо­да на буду­щие вре­ме­на.

32. Общей поги­бе­лью были мно­гие злые обы­чаи, уко­ре­нив­ши­е­ся с при­выч­кой к без­за­ко­нию граж­дан­ских войн или даже воз­ник­шие в мир­ное вре­мя. Нема­ло раз­бой­ни­ков бро­ди­ли сре­ди бела дня при ору­жии, буд­то бы для само­за­щи­ты; по полям хва­та­ли про­хо­жих, не раз­би­рая сво­бод­ных и рабов, и заклю­ча­ли в эрга­сту­лы 84 поме­щи­ков; под име­нем новых кол­ле­гий 85 соби­ра­лись мно­го­чис­лен­ные шай­ки, гото­вые на любые пре­ступ­ле­ния. Про­тив раз­бо­ев он рас­ста­вил в удоб­ных местах кара­у­лы, эрга­сту­лы обыс­кал, все кол­ле­гии, за исклю­че­ни­ем древ­них и доз­во­лен­ных, рас­пу­стил. ( 2) Спис­ки дав­них долж­ни­ков каз­ны, давав­шие боль­ше все­го пово­дов к наре­ка­ни­ям, он сжег; спор­ные казен­ные участ­ки в Риме усту­пил их дер­жа­те­лям; затя­нув­ши­е­ся про­цес­сы, в кото­рых уни­же­ние обви­ня­е­мых толь­ко теши­ло обви­ни­те­лей, он пре­кра­тил, при­гро­зив рав­ным взыс­ка­ни­ем 86 за воз­об­нов­ле­ние иска.

40. Если на выбо­рах в три­бу­ны недо­ста­ва­ло кан­дида­тов сена­тор­ско­го зва­ния, он назна­чал их из всад­ни­ков с тем, чтобы но исте­че­нии долж­ност­но­го сро­ка они сами выби­ра­ли, в каком сосло­вии оста­вать­ся. Так как мно­гие всад­ни­ки обед­не­ли в граж­дан­ских вой­нах и не реша­лись в теат­ре садить­ся на всад­ни­че­ские места, опа­са­ясь зако­на о зре­ли­щах, он объ­явил, что нака­за­нию не под­ле­жат те, кто когда-нибудь вла­дел или чьи роди­те­ли вла­де­ли всад­ни­че­ским состо­я­ни­ем.

( 3) Осо­бен­но важ­ным счи­тал он, чтобы рим­ский народ оста­вал­ся неис­пор­чен и чист от при­ме­си чуже­зем­ной или раб­ской кро­ви. Поэто­му рим­ское граж­дан­ство он жало­вал очень ску­по, а отпуск рабов на волю огра­ни­чил. Тибе­рий про­сил его о рим­ском граж­дан­стве для сво­его кли­ен­та-гре­ка — он напи­сал в ответ, что лишь тогда согла­сит­ся на это, когда тот сам убедит его в закон­но­сти сво­их при­тя­за­ний. Ливия про­си­ла за одно­го гал­ла из подат­но­го пле­ме­ни — он осво­бо­дил его от пода­ти, но отка­зал в граж­дан­стве, заявив, что ему лег­че пере­не­сти убы­ток для его каз­ны, чем уни­же­ние для чести рим­ских граж­дан. ( 4) А для рабов он поста­вил мно­же­ство пре­пят­ст­вий на пути к сво­бо­де и еще боль­ше — на пути к пол­но­прав­ной сво­бо­де 110 : он тща­тель­но пред­у­смот­рел и коли­че­ство, и поло­же­ние, и состо­я­ние отпус­кае­мых, и осо­бо поста­но­вил, чтобы раб, хоть раз побы­вав­ший в око­вах или под пыт­кой, уже не мог полу­чить граж­дан­ства ни при каком отпу­ще­нии.

и пору­чил эди­лам поза­бо­тить­ся впредь, чтобы все, кто появ­ля­ет­ся на фору­ме и побли­зо­сти, сни­ма­ли пла­щи и оста­ва­лись в тогах.

43. В отно­ше­нии зре­лищ он пре­взо­шел всех пред­ше­ст­вен­ни­ков: его зре­ли­ща были более частые, более раз­но­об­раз­ные, более бле­стя­щие. По его сло­вам, он давал игры четы­ре раза от сво­его име­ни и два­дцать три раза от име­ни дру­гих маги­ст­ра­тов, когда они были в отлуч­ке или не име­ли средств. Теат­раль­ные пред­став­ле­ния он ино­гда устра­и­вал по всем квар­та­лам горо­да, на мно­гих под­мост­ках, на всех язы­ках; гла­ди­а­тор­ские бои 117 — не толь­ко на фору­ме или в амфи­те­ат­ре, но так­же и в цир­ке и в сеп­тах 118 (впро­чем, ино­гда он огра­ни­чи­вал­ся одни­ми трав­ля­ми); состя­за­ния атле­тов — так­же и на Мар­со­вом поле, где были постро­е­ны дере­вян­ные три­бу­ны; нако­нец, мор­ской бой — на пру­ду, выко­пан­ном за Тиб­ром, где теперь Цеза­ре­ва роща. В дни этих зре­лищ он рас­став­лял по Риму кара­у­лы, чтобы убе­речь обез­людев­ший город от гра­би­те­лей.

( 5) Одна­жды в цир­ке во вре­мя обет­ных игр он зане­мог и воз­глав­лял про­цес­сию, лежа в носил­ках. В дру­гой раз, когда он откры­вал празд­ник при освя­ще­нии теат­ра Мар­цел­ла, у его кон­суль­ско­го крес­ла разо­шлись креп­ле­ния, и он упал навз­ничь. На играх, кото­рые он давал от име­ни вну­ков, сре­ди зри­те­лей вдруг нача­лось смя­те­ние — пока­за­лось, что рушит­ся амфи­те­атр; тогда, не в силах унять их и обра­зу­мить, он сошел со сво­его места и сам сел в той части амфи­те­ат­ра, кото­рая каза­лась осо­бен­но опас­ной.

46. Вот каким обра­зом устро­ил он город и город­ские дела.

В Ита­лии он умно­жил насе­ле­ние, осно­вав два­дцать восемь коло­ний. Он укра­сил их построй­ка­ми, обо­га­тил пода­тя­ми и даже отча­сти при­рав­нял их по пра­вам и зна­че­нию к сто­ли­це: имен­но, он уста­но­вил, чтобы деку­ри­о­ны 131 каж­дой коло­нии участ­во­ва­ли в выбо­рах сто­лич­ных долж­ност­ных лиц, при­сы­лая свои голо­са за печа­тя­ми в Рим ко дню общих выбо­ров. И чтобы у име­ни­тых людей не умень­ша­лось вли­я­ние, а у про­стых — потом­ство, он всех, кого город пред­став­лял ко всад­ни­че­ской служ­бе, с готов­но­стью к ней допус­кал, а всех, кто мог похва­стать­ся сыно­вья­ми или доче­ря­ми, он при сво­их разъ­ездах по обла­стям 132 награж­дал тыся­чей сестер­ци­ев за каж­до­го.

( 3) Желая быст­рее и лег­че полу­чать вести и сооб­ще­ния о том, что про­ис­хо­дит в каж­дой про­вин­ции, он сна­ча­ла рас­по­ло­жил по воен­ным доро­гам через неболь­шие про­ме­жут­ки моло­дых людей, а потом рас­ста­вил и повоз­ки, чтобы мож­но было в слу­чае надоб­но­сти лич­но рас­спро­сить тех гон­цов, кото­рые достав­ля­ли доне­се­ния пря­мо с мест. 50. Подо­рож­ные, бума­ги и пись­ма он пер­вое вре­мя запе­ча­ты­вал изо­бра­же­ни­ем сфинк­са, потом изо­бра­же­ни­ем Алек­сандра Вели­ко­го, и нако­нец — сво­им соб­ст­вен­ным, резь­бы Дио­с­ку­рида; им про­дол­жа­ли в даль­ней­шем поль­зо­вать­ся и его пре­ем­ни­ки. В пись­мах он все­гда точ­но поме­чал вре­мя их напи­са­ния, ука­зы­вая час дня и даже ночи.

Дик­та­тор­скую власть народ пред­ла­гал ему неот­ступ­но, но он на коле­нях, спу­стив с плеч тогу, обна­жив грудь, умо­лял его от это­го изба­вить. 53. Име­ни « государь » 140 он все­гда стра­шил­ся как оскорб­ле­ния и позо­ра. Когда при нем на зре­ли­щах мими­че­ский актер про­из­нес со сце­ны:

и все, вско­чив с мест, раз­ра­зи­лись руко­плес­ка­ни­я­ми, слов­но речь шла о нем самом, он дви­же­ни­ем и взглядом тот­час унял непри­стой­ную лесть, а на сле­дую­щий день выра­зил зри­те­лям пори­ца­ние в суро­вом эдик­те. После это­го он даже соб­ст­вен­ных детей и вну­ков не допус­кал ни в шут­ку, ни всерь­ез назы­вать его гос­по­ди­ном, и даже меж­ду собой запре­тил им поль­зо­вать­ся этим лест­ным обра­ще­ни­ем. ( 2) Не слу­чай­но он ста­рал­ся всту­пать и высту­пать из каж­до­го горо­да и город­ка толь­ко вече­ром или ночью, чтобы нико­го не бес­по­ко­ить при­вет­ст­ви­я­ми и напут­ст­ви­я­ми. Когда он бывал кон­су­лом, то обыч­но пере­дви­гал­ся пеш­ком, когда не был кон­су­лом — в закры­тых носил­ках. К общим утрен­ним при­вет­ст­ви­ям он допус­кал и про­стой народ, при­ни­мал от него про­ше­ния с необы­чай­ной лас­ко­во­стью: одно­му оро­бев­ше­му про­си­те­лю он даже ска­зал в шут­ку, что тот пода­ет ему прось­бу, слов­но грош сло­ну. ( 3) Сена­то­ров в дни заседа­ний он при­вет­ст­во­вал толь­ко в курии на их местах, к каж­до­му обра­ща­ясь по име­ни, без напо­ми­на­ния 141 ; даже ухо­дя и про­ща­ясь, он не застав­лял их вста­вать с места. Со мно­ги­ми он был зна­ком дома­ми и не пере­ста­вал бывать на семей­ных празд­ни­ках, пока одна­жды в ста­ро­сти не уто­мил­ся слиш­ком силь­но на чьей-то помолв­ке. С сена­то­ром Церри­ни­ем Гал­лом он не был бли­зок, но когда тот вдруг ослеп и решил уме­реть от голо­ду, он посе­тил его и сво­и­ми уте­ше­ни­я­ми убедил не лишать себя жиз­ни.

57. Какой любо­вью поль­зо­вал­ся он за эти досто­ин­ства, нетруд­но пред­ста­вить. О сенат­ских поста­нов­ле­ни­ях я не гово­рю, так как их могут счи­тать вынуж­ден­ны­ми или льсти­вы­ми. Всад­ни­ки рим­ские доб­ро­воль­но и по обще­му согла­сию празд­но­ва­ли его день рож­де­ния каж­дый год два дня под­ряд. Люди всех сосло­вий по обе­ту еже­год­но бро­са­ли в Кур­ци­е­во озе­ро 145 монет­ку за его здо­ро­вье, а на новый год 146 при­но­си­ли ему подар­ки на Капи­то­лий, даже если его и не было в Риме; на эти сред­ства он потом купил и поста­вил по всем квар­та­лам доро­го­сто­я­щие ста­туи богов — Апол­ло­на-Сан­да­ли­а­рия, Юпи­те­ра-Тра­геда и дру­гих. ( 2) На вос­ста­нов­ле­ние его пала­тин­ско­го дома, сго­рев­ше­го во вре­мя пожа­ра, нес­ли день­ги и вете­ра­ны, и деку­рии, и три­бы, и отдель­ные граж­дане вся­ко­го раз­бо­ра, доб­ро­воль­но и кто сколь­ко мог; но он едва при­кос­нул­ся к этим кучам денег и взял не боль­ше, чем по дена­рию из каж­дой. При воз­вра­ще­нии из про­вин­ций его встре­ча­ли не толь­ко доб­ры­ми поже­ла­ни­я­ми, но и пени­ем песен. Следи­ли даже за тем, чтобы в день его въезда в город нико­гда не совер­ша­лось каз­ней.

59. Вра­чу Анто­нию Музе, исце­лив­ше­му его от смер­тель­ной болез­ни, сена­то­ры на свои день­ги поста­ви­ли ста­тую воз­ле изва­я­ния Эску­ла­па. А неко­то­рые отцы семей­ства в заве­ща­ни­ях при­ка­зы­ва­ли, чтобы их наслед­ни­ки совер­ши­ли на Капи­то­лии обет­ные жерт­вы за то, что Август их пере­жил, и чтобы перед жерт­вен­ны­ми живот­ны­ми нес­ли соот­вет­ст­ву­ю­щую над­пись.

В Ита­лии неко­то­рые горо­да день, когда он впер­вые их посе­тил, сде­ла­ли нача­лом ново­го года. Мно­гие про­вин­ции не толь­ко воз­дви­га­ли ему хра­мы и алта­ри, но и учреж­да­ли пяти­лет­ние игры 149 чуть ли не в каж­дом город­ке. 60. Цари, его дру­зья и союз­ни­ки, осно­вы­ва­ли каж­дый в сво­ем цар­стве горо­да под назва­ни­ем Цеза­рея, а все вме­сте, сло­жив­шись, наме­ре­ва­лись достро­ить и посвя­тить гению Авгу­ста храм Юпи­те­ра Олим­пий­ско­го 150 в Афи­нах, зало­жен­ный еще в древ­но­сти; и не раз они покида­ли свои цар­ства, чтобы повсе­днев­но сопро­вож­дать его не толь­ко в Риме, но и в про­вин­ци­ях, без цар­ских отли­чий, оде­тые в тоги, при­слу­жи­вая ему, как кли­ен­ты.

61. Изло­жив, таким обра­зом, каков был Август на воен­ных и граж­дан­ских долж­но­стях и как вел он государ­ст­вен­ные дела во всех кон­цах зем­ли в мир­ное и воен­ное вре­мя, я перей­ду теперь к его част­ной и семей­ной жиз­ни и опи­шу, каков он был и что с ним было дома, сре­ди близ­ких, с юных лет его и до послед­не­го дня.

и назы­вал их не ина­че, как тре­мя сво­и­ми боляч­ка­ми и язва­ми.

( 4) В свою оче­редь, и сам он тре­бо­вал от дру­зей такой же ответ­ной при­вя­зан­но­сти как при жиз­ни, так и после смер­ти. Дей­ст­ви­тель­но, хотя он нима­ло не домо­гал­ся наследств и нико­гда ниче­го не при­ни­мал по заве­ща­ни­ям людей незна­ко­мых, но к послед­ним заве­там дру­зей был необы­чай­но чув­ст­ви­те­лен, и если в заве­ща­нии о нем упо­ми­на­лось небреж­но и ску­по, то непри­твор­но огор­чал­ся, а если почти­тель­но и лест­но, то откро­вен­но радо­вал­ся. Когда заве­ща­те­ли остав­ля­ли детей, он или тот­час пере­да­вал им свою долю наслед­ства и отка­зан­ные ему подар­ки, или же сохра­нял ее на вре­мя их мало­лет­ства, а в день совер­шен­но­ле­тия или свадь­бы воз­вра­щал с про­цен­та­ми.

67. Хозя­и­ном и патро­ном был он столь же стро­гим, сколь­ко мило­сти­вым и мяг­ким. Мно­гих воль­ноот­пу­щен­ни­ков он дер­жал в чести и бли­зо­сти — напри­мер Лики­на, Кела­да и дру­гих. Косм, его раб, оскор­би­тель­но о нем отзы­вал­ся — он удо­воль­ст­во­вал­ся тем, что зако­вал его в цепи. Дио­мед, его управ­ля­ю­щий, сопро­вож­дал его на про­гул­ке, но когда на них вдруг выско­чил дикий кабан, пере­пу­гал­ся и бро­сил хозя­и­на одно­го — он побра­нил его не за про­вин­ность, а толь­ко за тру­сость, и опас­ное про­ис­ше­ст­вие обра­тил в шут­ку, так как зло­го умыс­ла тут не было. И в то же вре­мя он заста­вил уме­реть Пола, одно­го из люби­мых сво­их воль­ноот­пу­щен­ни­ков, узнав, что тот соблаз­нял замуж­них жен­щин; Тал­лу, сво­е­му пис­цу, он пере­ло­мал ноги за то, что тот за пять­сот дена­ри­ев выдал содер­жа­ние его пись­ма; а когда настав­ник и слу­жи­те­ли его сына Гая, вос­поль­зо­вав­шись болез­нью и смер­тью послед­не­го, нача­ли бес­стыд­но и жад­но оби­рать про­вин­цию, он при­ка­зал швыр­нуть их в реку с гру­зом на шее.

68. В ран­ней юно­сти он стя­жал дур­ную сла­ву мно­ги­ми позор­ны­ми поступ­ка­ми. Секст Пом­пей обзы­вал его жено­по­доб­ным, Марк Анто­ний уве­рял, буд­то свое усы­нов­ле­ние купил он постыд­ной ценой, а Луций, брат Мар­ка, — буд­то свою невин­ность, поча­тую Цеза­рем, он пред­ла­гал — потом в Испа­нии и Авлу Гир­цию за три­ста тысяч сестер­ци­ев, и буд­то икры себе он при­жи­гал скор­лу­пою оре­ха, чтобы мяг­че был волос. Мало того — весь народ одна­жды на зре­ли­щах встре­тил шум­ны­ми руко­плес­ка­ни­я­ми бро­шен­ный со сце­ны стих, уга­дав в нем оскор­би­тель­ный намек на его счет, — речь шла о жре­це Мате­ри богов, уда­ря­ю­щем в бубен:

69. Что он жил с чужи­ми жена­ми, не отри­ца­ют даже его дру­зья; но они оправ­ды­ва­ют его тем, что он шел на это не из похо­ти, а по рас­че­ту, чтобы через жен­щин лег­че выведы­вать замыс­лы про­тив­ни­ков. А Марк Анто­ний, попре­кая его, поми­на­ет и о том, как не тер­пе­лось ему женить­ся на Ливии, и о том, как жену одно­го кон­су­ля­ра он на гла­зах у мужа увел с пира к себе в спаль­ню, а потом при­вел обрат­но, рас­тре­пан­ную и крас­ную до ушей, и о том, как он дал раз­вод Скри­бо­нии за то, что она поз­во­ля­ла себе рев­но­вать к сопер­ни­це, и о том, как дру­зья подыс­ки­ва­ли ему любов­ниц, разде­вая и огляды­вая взрос­лых деву­шек и мате­рей семейств, слов­но рабынь у рабо­тор­гов­ца Тора­ния. ( 2) Анто­ний даже писал ему по-при­я­тель­ски, когда меж­ду ними еще не было ни тай­ной, ни явной враж­ды: « С чего ты озло­бил­ся? Отто­го, что я живу с цари­цей? Но она моя жена, и не со вче­раш­не­го дня, а уже девять лет. А ты как буд­то живешь с одной Дру­зил­лой? Будь мне нелад­но, если ты, пока чита­ешь это пись­мо, не пере­спал со сво­ей Тер­тул­лой, или Терен­тил­лой, или Руфил­лой, или Саль­ви­ей Тити­зе­ни­ей, или со все­ми сра­зу, — да и не все ли рав­но, в кон­це кон­цов, где и с кем ты пута­ешь­ся? »

( 2) Слу­хи об этом пир­ше­стве усу­губ­ля­лись тем, что в Риме тогда сто­я­ли нуж­да и голод: уже на сле­дую­щий день слы­ша­лись вос­кли­ца­ния, что боги сожра­ли весь хлеб, и что Цезарь — впрямь Апол­лон, но Апол­лон-мучи­тель 169 (под таким име­нем почи­тал­ся этот бог в одном из город­ских квар­та­лов). Ста­ви­ли ему в вину и жад­ность к коринф­ским вазам 170 и бога­той утва­ри, и страсть к игре в кости. Так, во вре­мя про­скрип­ций под его ста­ту­ей появи­лась над­пись:

ибо уве­ря­ли, что он занес неко­то­рых людей в спис­ки жертв, чтобы полу­чить их коринф­ские вазы; а во вре­мя сици­лий­ской вой­ны ходи­ла такая эпи­грам­ма:

81. Тяже­ло и опас­но болеть ему за всю жизнь слу­чи­лось несколь­ко раз, силь­нее все­го — после поко­ре­ния Кан­та­брии: тогда его печень так стра­да­ла от исте­че­ний жел­чи, что он в отча­я­нии вынуж­ден был обра­тить­ся к лече­нию необыч­но­му и сомни­тель­но­му: вме­сто горя­чих при­па­рок, кото­рые ему не помо­га­ли, он по сове­ту Анто­ния Музы стал употреб­лять холод­ные. ( 2) Были у него и недо­мо­га­ния, повто­ря­ю­щи­е­ся каж­дый год в опре­де­лен­ное вре­мя: око­ло сво­его дня рож­де­ния он обыч­но чув­ст­во­вал рас­слаб­лен­ность, ран­ней вес­ною стра­дал от рас­ши­ре­ния пред­сер­дия, а при южном вет­ре — от насмор­ка.

88. Орфо­гра­фию, то есть пра­ви­ла и пред­пи­са­ния, уста­нов­лен­ные грам­ма­ти­ка­ми, он не ста­рал­ся соблюдать и, по-види­мо­му, разде­лял мне­ние тех, кто дума­ет, что писать надо так, как гово­рят. Часто он пере­став­ля­ет или про­пус­ка­ет не толь­ко бук­вы, а даже сло­ги, но такие ошиб­ки быва­ют у всех: я не стал бы это отме­чать, если бы мне не каза­лось уди­ви­тель­ным сооб­ще­ние неко­то­рых исто­ри­ков, буд­то бы Август сме­стил за неве­же­ство и без­гра­мот­ность одно­го лега­та, быв­ше­го кон­су­ла, когда заме­тил, что тот напи­сал ixi вме­сто ip­si. Когда он поль­зу­ет­ся тай­но­пи­сью, то пишет B вме­сто A, C вме­сто B и так далее таким же обра­зом, а вме­сто X ста­вит двой­ное A.

89. Гре­че­ской сло­вес­но­стью зани­мал­ся он с не мень­шим усер­ди­ем и достиг боль­ших успе­хов. Его учи­те­лем крас­но­ре­чия был Апол­ло­дор Пер­гам­ский, кото­ро­го он в моло­до­сти даже увез с собой из Рима в Апол­ло­нию, несмот­ря на его пре­клон­ный воз­раст. Мно­го раз­ных позна­ний дала ему потом бли­зость с фило­со­фом Аре­ем 211 и его сыно­вья­ми Дио­ни­си­ем и Ника­но­ром. Все же по-гре­че­ски он бег­ло не гово­рил и не решал­ся что-либо сочи­нять, а в слу­чае необ­хо­ди­мо­сти писал, что нуж­но, по-латы­ни и давал кому-нибудь пере­ве­сти. Одна­ко поэ­зию он знал хоро­шо, а древ­ней комеди­ей 212 даже вос­хи­щал­ся и не раз давал ее пред­став­ле­ния на зре­ли­щах.

( 2) Читая и гре­че­ских и латин­ских писа­те­лей, он боль­ше все­го искал в них сове­тов и при­ме­ров, полез­ных в обще­ст­вен­ной и част­ной жиз­ни; часто он выпи­сы­вал их дослов­но и рас­сы­лал или сво­им близ­ким, или намест­ни­кам и вое­на­чаль­ни­кам, или долж­ност­ным лицам в Риме, если они нуж­да­лись в таких настав­ле­ни­ях. Даже целые кни­ги слу­ча­лось ему читать перед сена­том и огла­шать наро­ду в эдик­тах: напри­мер речь Квин­та Метел­ла « Об умно­же­нии потом­ства » и речь Рути­лия « О поряд­ке домо­стро­е­ния » 213 ; этим он хотел пока­зать, что не он пер­вый обра­тил­ся к таким заботам, но уже пред­кам были они близ­ки. ( 3) Всем талан­там сво­его вре­ме­ни он ока­зы­вал вся­че­ское покро­ви­тель­ство. На откры­тых чте­ни­ях он вни­ма­тель­но и бла­го­склон­но слу­шал не толь­ко сти­хотво­ре­ния и исто­ри­че­ские сочи­не­ния, но и речи и диа­ло­ги. Одна­ко о себе доз­во­лял он писать толь­ко луч­шим сочи­ни­те­лям и толь­ко в тор­же­ст­вен­ном сло­ге, и при­ка­зы­вал пре­то­рам следить, чтобы лите­ра­тур­ные состя­за­ния 214 не нанес­ли уро­на его име­ни.

94. Заго­во­рив об этом, не лиш­ним будет сооб­щить и о собы­ти­ях, слу­чив­ших­ся до его рож­де­ния, в самый день рож­де­ния и впо­след­ст­вии, по кото­рым мож­но было ожи­дать его буду­ще­го вели­чия и дога­ды­вать­ся о его неиз­мен­ном сча­стье.

( 2) В Велит­рах неко­гда мол­ния уда­ри­ла в город­скую сте­ну, и было пред­ска­за­но, что граж­да­нин это­го горо­да когда-нибудь станет вла­сти­те­лем мира. В надеж­де на это жите­ли Велитр и тогда и потом не раз вое­ва­ли с рим­ским наро­дом, едва не погу­бив самих себя; но после­дую­щие собы­тия пока­за­ли, что это зна­ме­ние пред­ве­ща­ло могу­ще­ство Авгу­ста. ( 3) Юлий Марат сооб­ща­ет, что за несколь­ко меся­цев до его рож­де­ния в Риме на гла­зах у всех совер­ши­лось чудо, воз­ве­стив­шее, что при­ро­да рож­да­ет рим­ско­му наро­ду царя. Устра­шен­ный сенат запре­тил выкарм­ли­вать детей, кото­рые родят­ся в этом году; но те, у кого жены были бере­мен­ны, поза­бо­ти­лись, чтобы поста­нов­ле­ние сена­та не попа­ло в каз­на­чей­ство 223 : каж­дый наде­ял­ся, что зна­ме­ние отно­сит­ся к нему. ( 4) У Аскле­пи­а­да Мен­дет­ско­го в « Рас­суж­де­ни­ях о богах » я про­чи­тал, что Атия одна­жды в пол­ночь при­шла для тор­же­ст­вен­но­го бого­слу­же­ния в храм Апол­ло­на и оста­лась там спать в сво­их носил­ках, меж­ду тем как осталь­ные мат­ро­ны разо­шлись по домам 224 ; и тут к ней вне­зап­но скольз­нул змей, побыл с нею и ско­ро уполз, а она, проснув­шись, совер­ши­ла очи­ще­ние, как после сои­тия с мужем. С этих пор на теле у нее появи­лось пят­но в виде змеи, от кото­ро­го она никак не мог­ла изба­вить­ся, и поэто­му боль­ше нико­гда не ходи­ла в общие бани; а девять меся­цев спу­стя родил­ся Август и был по этой при­чине при­знан сыном Апол­ло­на. Эта же Атия неза­дол­го до его рож­де­ния виде­ла сон, буд­то ее внут­рен­но­сти воз­но­сят­ся ввысь, засти­лая и зем­лю и небо; а ее мужу Окта­вию при­сни­лось, буд­то из чре­ва Атии исхо­дит сия­ние солн­ца.

( 5) В день его рож­де­ния, когда в сена­те шли речи о заго­во­ре Кати­ли­ны, Окта­вий из-за родов жены явил­ся с опозда­ни­ем; и тогда, как всем извест­но и ведо­мо, Пуб­лий Нигидий, узнав о при­чине задерж­ки и спро­сив о часе рож­де­ния, объ­явил, что родил­ся пове­ли­тель все­го зем­но­го кру­га. А потом Окта­вий, про­во­дя свое вой­ско по дебрям Фра­кии, совер­шил в свя­щен­ной роще Вак­ха вар­вар­ские гада­ния о судь­бе сво­его сына, и жре­цы ему дали такой же ответ: ( 6) в самом деле, когда он плес­нул на алтарь вином, пла­мя так полых­ну­ло, что взмет­ну­лось выше кров­ли, до само­го неба — а такое зна­ме­нье у это­го алта­ря было дано одно­му лишь Алек­сан­дру Вели­ко­му, когда он при­но­сил здесь жерт­вы. И в ту же ночь во сне Окта­вий увидел сына в сверх­че­ло­ве­че­ском вели­чии, с мол­нией, ски­пет­ром и в оде­я­нии Юпи­те­ра Бла­го­го и Вели­чай­ше­го, в свер­каю­щем вен­це, на увен­чан­ной лав­ра­ми колес­ни­це, вле­ко­мой две­на­дца­тью коня­ми сия­ю­щей белиз­ны.

95. Когда после убий­ства Цеза­ря он воро­тил­ся из Апол­ло­нии и всту­пал в Рим, вокруг солн­ца вдруг появи­лось радуж­ное коль­цо, хотя день был ясный и без­об­лач­ный, и тот­час в гроб­ни­цу Юлии, доче­ри Цеза­ря, уда­ри­ла мол­ния. А в пер­вое его кон­суль­ство, когда он совер­шал гада­ние по пти­цам, ему, как неко­гда Рому­лу, пока­за­лись две­на­дцать кор­шу­нов; и когда он при­но­сил жерт­вы, у всех живот­ных печень ока­за­лась раз­дво­ен­ной сни­зу, что, по утвер­жде­нию всех зна­то­ков, пред­ве­ща­ло счаст­ли­вое и вели­кое буду­щее.

96. Даже исход всех войн он пред­у­га­ды­вал зара­нее. Когда вой­ска три­ум­ви­ров сошлись перед Боно­ни­ей, на его палат­ку сел орел; два воро­на напа­ли на него с двух сто­рон, но он отра­зил и поверг их на зем­лю. Из это­го все вой­ско заклю­чи­ло, что меж­ду союз­ни­ка­ми вско­ре нач­нут­ся раздо­ры (как оно и слу­чи­лось), и дога­да­лось, чем они кон­чат­ся. При Филип­пах 229 один фес­са­ли­ец воз­ве­стил ему пред­сто­я­щую победу, услы­шав о ней от Юлия Цеза­ря, тень кото­ро­го он встре­тил на непро­ез­жей доро­ге. ( 2) Перед Перу­зи­ей он совер­шал жерт­во­при­но­ше­ния, но не мог добить­ся доб­рых зна­ме­ний и уже велел при­ве­сти новых жерт­вен­ных живот­ных, как вдруг непри­я­те­ли сде­ла­ли вне­зап­ную вылаз­ку и захва­ти­ли все при­над­леж­но­сти жерт­во­при­но­ше­ния. Тогда гада­те­ли еди­но­душ­но реши­ли, что все беды и опас­но­сти, воз­ве­щен­ные жерт­во­ва­те­лю, долж­ны пасть на того, кто завла­дел жерт­вен­ны­ми внут­рен­но­стя­ми; и так оно и слу­чи­лось. Нака­нуне мор­ско­го сра­же­ния за Сици­лию, когда он гулял по бере­гу, из моря выбро­си­лась рыба и упа­ла к его ногам; а при Акции, когда он уже шел начи­нать бой, ему встре­тил­ся погон­щик с ослом, и погон­щи­ка зва­ли Удач­ник, а осла — Победи­тель 230 : им обо­им поста­вил он после победы мед­ную ста­тую в свя­ти­ли­ще, устро­ен­ном на месте его лаге­ря.

и повто­рил вопрос. А когда тот толь­ко и мог отве­тить, что сти­хи пре­крас­ны, чьи бы они ни были, он рас­хо­хотал­ся и стал осы­пать его шут­ка­ми.

99. В свой послед­ний день он все вре­мя спра­ши­вал, нет ли в горо­де бес­по­ряд­ков из-за него. Попро­сив зер­ка­ло, он велел при­че­сать ему воло­сы и попра­вить отвис­шую челюсть. Вошед­ших дру­зей он спро­сил, как им кажет­ся, хоро­шо ли он сыг­рал комедию жиз­ни? И про­из­нес заклю­чи­тель­ные стро­ки:

Затем он всех отпу­стил. В это вре­мя кто-то толь­ко что при­был из Рима; он стал рас­спра­ши­вать о доче­ри Дру­за, кото­рая была боль­на, и тут вне­зап­но испу­стил дух на руках у Ливии, со сло­ва­ми: « Ливия, помни, как жили мы вме­сте! Живи и про­щай! » 242

Смерть ему выпа­ла лег­кая, какой он все­гда желал. ( 2) В самом деле, вся­кий раз, как он слы­шал, что кто-то умер быст­ро и без муче­ний, он молил­ся о такой же доб­рой смер­ти для себя и для сво­их — так он выра­жал­ся. До само­го послед­не­го вздо­ха толь­ко один раз выка­зал он при­зна­ки помра­че­ния, когда вдруг испу­гал­ся и стал жало­вать­ся, что его тащат куда-то сорок моло­д­цов. Но и это было не столь­ко помра­че­ние, сколь­ко пред­чув­ст­вие, пото­му что имен­но сорок вои­нов-пре­то­ри­ан­цев вынес­ли потом его тело к наро­ду.

100. Скон­чал­ся он в той же спальне, что и его отец Окта­вий, в кон­суль­ство двух Секс­тов, Пом­пея и Апу­лея, в четыр­на­дца­тый день до сен­тябрь­ских календ, в девя­том часу дня, не дожив трид­ца­ти пяти дней до пол­ных семи­де­ся­ти шести лет.

ПРИМЕЧАНИЯ РЕДАКЦИИ САЙТА

Источник