султаниязов мурад азатович личная жизнь
Мурад Султаниязов: «У меня лишь маска весельчака»
Заслуженный артист России Мурад Султаниязов в петербургском театре «Буфф» занимает положение прочно утвердившегося лидера. Впечатление, что он баловень судьбы. С харизматичным актером любят работать и художественный руководитель Исаак Штокбант, и режиссеры других театров, которые дают ему ведущие роли. А он непринужденно примеряет на себя новые образы, одежды, парики, пускает в ход немалый арсенал своего обаяния, расточая направо-налево улыбки, шутки. Его талант искрится, и чем более публика ликует от его находок, тем, кажется, харизма его возрастает. Что ни предложи легкому и пластичному Султаниязову, он все вытянет, все сможет сделать интересным, изысканным, характерным, неожиданным и обязательно смешным.
– Порой нам хочется ассоциировать актера с тем персонажем, которого он играет. Вы представляетесь столь же раскованным в общении, как и созданный вами образ Дидро в «Распутнике» или Остапа Бендера в «Великом комбинаторе»…
– Это кажущаяся легкость, на самом деле я не весельчак и не балагур, возможно, это моя маска, за которой мне легче спрятать ранимость и уязвимость. Порой мне кажется, что я аутист, лишь несколько людей впущены в мой мир: мои бывшие жены, мои дети, моя мама. С друзьями сложнее, возможно, их и нет у меня. И за своих близких людей я несу ответственность всю жизнь. А про Остапа Бендера скажу так: мне никогда не нравился этот образ – он лишен нравственности, принципов, он авантюрен. И я не нахожу с ним никакой родственности. Возможно, мне удалась эта роль, но однажды я просто взмолился – избавьте! Недавно я также отказался от роли Тарелкина в спектакле «Смерть Тарелкина». Ну как-то вот не пошло, и все. Так что не все мне подвластно, господа присяжные заседатели (улыбается).
– Когда вы почувствовали в себе уверенность в своих актерских способностях?
– Когда пришел со своей партнершей Ритой Сергеечевой в Театр Комедии – это уже после нескольких работ в «самом чистом месте», по выражению
Льва Дурова, – в Ленконцерте. Мы пошли обкатать наш номер, нам было интересно проверить, чего мы стоим. К режиссеру Юрию Аксенову не войти – плотная очередь артистов. Вместо положенных семи минут мы проговорили 25 – и нас не остановили. Мы поняли, что все неплохо – на работу в театре можно надеяться. Просто в этот год меня забрали в армию, и потом я уже пришел в Молодежный, где играл несколько ролей. А в 1985 году меня переманили в «Буфф», честно сказать, высокой зарплатой, и это было выходом, учитывая, что надо было платить алименты. Там я сразу стал ведущим актером.
– А как с удовлетворенностью в творческом плане? Возможно, вы рисовали себе какую-то другую, более звездную карьеру. А вот «застряли» в «Буффе» на двадцать с лишним лет…
– Актерское самочувствие не зависит от вывески театра. Многие мои коллеги поехали искать себя в Москве – Елена Воробей, к примеру. Мы идем совершенно разными дорогами: я не уверен, что рвался бы в ее сольные программы, а она вряд ли бы захотела играть в моих спектаклях – она нашла себя совершенно в другом. Я переиграл столько разнообразных ролей, ну вот, пожалуй что, Гамлета не играл, но никогда и не мечтал. Я, видимо, артист другого амплуа.
– Извините, не задумывались вы о том, что на ваши спектакли ходят зрители спальных районов, так как пойти им больше некуда… Не ведет ли это к снижению планки для вас, как актера?
– Возражу, зрители «Буффа» – это не только те люди, которые живут в спальных районах, я одно время специально расспрашивал приходящих на спектакли, откуда они? Оказывается, со всего города. И получается, что это отобранная или избранная публика, которая не просто гуляет по Невскому и идет в театр, потому что рядом, – эта публика не ленится добраться до нашего театра на окраину города. И, судя по письмам, которые приходят на мой сайт, поклонников у меня немало.
– Что для вас самое интересное в работе над ролью?
– Я очень люблю роль в «Распутнике» по пьесе Эриха-Эммануэля Шмитта, где играю философа Дидро, запутавшегося в любовных приключениях. Я работал на сопротивлении, и все же это явно мой материал, мне интересно исследовать черты характера персонажа, выступающего в лирическом и комическом плане. Наш театр ставит достаточно легкие пьесы, которые, оказывается, при этом имеют и воспитательное значение. А вторая моя любимая роль – в спектакле «Дождь». Эту современную пьесу Исаака Штокбанта я нагрузил собственным опытом. Интересно выстраивать на сцене отношения мужчины и женщины.
– А вот мне, как пристрастному зрителю, показался более интересным ваш Ласюрет в спектакле Жана Ануя «Коломба». Вы там просто неузнаваемы – жесткий, циничный, саркастичный. Кажется, вам практически удается избавиться от штампов, которые хочешь не хочешь, а прирастают к актеру.
– Как говорил Станиславский, у плохого артиста штампов три, а у хорошего – 133. На самом деле штампы – это наша жизнь. Невозможно ежедневно по-разному садиться в машину, открывать дверь, целовать жену. И это неправда, когда актеры говорят, что они ни в одном спектакле не повторяются – неправда.
– Получается, вы целиком и полностью преданы «Буффу»?
– «Буфф» для меня – дом родной, это точно, я даже как-то в период моего междубрачия год жил здесь в гримерке. Но это не значит, что я нигде не могу больше участвовать. В моей жизни был замечательный опыт – меня пригласил режиссер Виктор Крамер на роль Подколесина в спектакль «Женитьба» по Гоголю. Спектакль мы показывали на фестивале в Италии в небольшом театральном городке Прато. Работали и наши актеры, и итальянцы. Спектакль почти без слов – только пластика, мимика и короткие фразы по-итальянски. Такой опыт я бы хотел повторить. Есть еще один живой вариант – с Женей Александровым, Сережей Селиным и Андреем Федорцовым мы играем пьесу на четверых мужчин «Осенний покер». Это просто веселый спектакль – если зритель способен вынести оттуда какую-то идею – хорошо. Но я вам скажу как комик с большим стажем: это непросто – рассмешить зал, не показывая, извините, голую задницу. Я за такой метод работы – деликатный.
Как раскиданы камни
Заслуженный артист России Мурад СУЛТАНИЯЗОВ. ФОТО Ирины КОВАЛЕВОЙ-КОНДУРОВОЙ предоставлено театром «Буфф»
— Мурад Азатович, драматург Шмитт не «легкого жанра», а в «Буффе» идут спектакли по двум его пьесам.
— Пишут, будто Шмитт лестно о вашем исполнении его пьесы отозвался.
Он потом посмотрел спектакль на видео, написал мне теплые слова. И тогда же мне принесли его новую пьесу «Если начать сначала». В которую я влюбился так же, как когда-то в пьесу «Распутник».
Дал почитать коллеге, Илье Кузнецову, он подключил художественного руководителя нашего театра Исаака Романовича Штокбанта, тот пришел в восторг. Она настолько прекрасна, что сама себя строит, потому я впервые и решился взяться за нее как режиссер.
К этим мыслям каждый приходит, когда наступает «время собирать камни». Собираешь и думаешь: может, следовало их раскидать в другом порядке? Но зачастую приходишь к выводу: нет, как раскиданы, так и надо.
— По аналогии с «Если начать сначала»: 30 лет назад вы, драматический артист, перешли из Молодежного театра в «Буфф» и оказались там одним из немногих чужаков.
Это занятное пересечение. Есть ведь группа очень понятных «штокбантцев»: Елена Воробей, Гена Ветров, Юра Гальцев. Есть группа очень понятных «петровских» учеников: мои однокурсники Саша Лыков и Лариса Гузеева, Дима Нагиев, который учился на два курса младше меня. Но так получилось, что у Петрова своего театра не было, а у Штокбанта, при всех трудностях, театр сложился.
Правильно Семен Спивак, художественный руководитель Молодежного театра на Фонтанке, про Исаака Романовича сказал: он всем дает дорогу, он не душит, не давит. Либо помогает взлететь, либо говорит: «Ну ты, видимо, просто не отсюда».
— То есть тут такая зона комфорта для вас. Вы из нее выходите?
— Конечно. Во-первых, есть спектакли внешние. Не те, которые идут в других театрах, а антрепризные. Мне не нравится это слово, потому что зрители идут на антрепризу с заведомым предубеждением.
Почему идут? Потому что есть города, городки, и их немало, где делать просто нечего. А тут спектакль привезли. И идут, и представляют себе, что на сцене будут две вымотанные «звезды» и один стул.
А мы приезжаем с декорациями, играем по-честному. И люди в отзывах пишут: «Не знал, что бывает и такая антреприза».
— Редко снимаюсь. Съемки, к сожалению, не то что зоной комфорта, это и зоной дискомфорта не назвать.
Мне доводилось поработать с интересными режиссерами и операторами. Но и в этом случае результат обычно из разряда «надо же, умудрились сделать, несмотря ни на что!». Я по пальцам могу пересчитать отечественные сериалы, которые досмотрел до конца, и вот в таких случаях мне жаль, что я не там.
Но в целом. У нас так плохо снимают потому, что и это «плохое» смотрят. А смотрят потому, что при всем Интернете у огромного количества россиян или его нет, или не умеют им правильно пользоваться, или им проще нажать кнопку телевизора и потреблять это в фоновом режиме.
— В «Буффе» еще и столики и поесть-выпить можно. Это ведь «услуга»? Учителей обижает, когда образование называют услугой, театры тоже заявляют: «Мы не «услуга». А «Буфф»?
— В театральном мире делается все для того, чтобы театр «Буфф» не считался театром. Его игнорирует профессиональная театральная критика, о нем снисходительно говорят худруки и режиссеры других театров: «Ну это ж буффонада».
Это услуга. Но мне нравится, когда люди приходят получить «обслуживание», а выходят уже с несколько иным мироощущением, потому что тут и Дидро, и Эзоп.
Вот когда-то ездили к цыганам. Сейчас мы те самые цыгане. Разве что в пушкинские времена к цыганам ездили, прямо скажем, не работяги, а к нам приезжают и те, кто к вечеру только просыпается, и те, кто на заводе отработал.
Реакция зрителя может быть любой. В «Распутнике» героиня ведет долгий сильный монолог в том духе, что вы, мужчины, думаете, что победители, а вами просто крутят! Дидро это выслушивает. Молчит. В долгой паузе собирается с мыслями. И вдруг из зала: «Ну ответь ей. ». И я понимаю: нормально, зритель с нами.
И это не тот случай, когда зритель выпил, хотя и такое случается.
— Вот еще из серии «Если начать сначала». Как вы решили стать актером?
Вот встретил на вручении «Золотого cофита» Ирину Леонидовну Соколову и Николая Николаевича Иванова: это боги, которые должны существовать в твоем детстве, чтобы ты рос правильно. У меня эти боги были. Я видел, как Соколова без всякого грима превращается в шесть разных человек.
— Многие критикуют репертуарный театр: неповоротлив, неэффективен и т. д. Вам как кажется, в России эта форма все-таки останется? Мало где она есть.
— Мне немножко претит западная система, по которой спектакль играется таким блоком 20 раз подряд, а потом исчезает навсегда.
Мне нравится, что можно, сыграв что-то сегодня, вернуться к этому через месяц, что-то изменив, передумав. У нас есть спектакли, которые идут 25 лет, и они уже не те, что в первые годы. Дидро, которого я играл раньше, очень отличается от Дидро, которого играю сейчас. То же самое с Казановой, с Робертом Чилтерном из «Идеального мужа» Уайльда.
— Когда вы после спектакля чувствуете: «Получилось!»?
Со мной такое было много раз. За тридцать лет, наверное, целых три раза.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 102 (6455) от 07.06.2019.
Мурад СУЛТАНИЯЗОВ приглашает в ад.
Дата публикации 14.03.2008
Как театральному актеру Мураду СУЛТАНИЯЗОВУ повезло во всем, в чем могло повезти. Заслуженный артист России, лауреат театральных фестивалей, один из ведущих актеров петербуржского театра «Буфф», мой собеседник умудряется еще и весьма неплохо зарабатывать. А вот с кино и телевидением отношения у нашего героя… не то чтобы не сложились… Сложные, прямо скажем, отношения. Впрочем, обо всем по порядку…
 |
– Мурад, как в детстве проявлялись ваши актерские задатки?
– Например, я постоянно пародировал всех, кого видел по телевизору. И поэтому не могу сказать, что дружил с педагогами. Когда учитель пытается что-то рассказать у доски, а я делаю то же самое за партой, возникает нездоровая конкуренция. И меня не раз выгоняли с уроков.
– Когда мысли о будущей профессии приняли конкретные очертания?
– Вот с этим было сложно. Когда пошел поступать в театральный, я даже смутно представлял, где находится Моховая. И подготовлен был кое-как. Прочитал басню, стихотворение. Меня резонно спрашивают: «А песню, а прозу, а танец»». А я в свою очередь был сильно удивлен, что от меня так много хотят…
– Учитывая гигантский конкурс в театральный, у вас не возникало мысли об утопичности предприятия?
– Вопросы выгоды и целесообразности меня вообще не волновали. Лишь поехав с первым курсом на картошку, я случайно узнал, что конкурс в театральный в тот год был среди мальчиков 300 человек на место. Правда, в процессе обучения я уже имел представления о том, куда попал, но, как выяснилось впоследствии, они абсолютно не соответствовали действительности.
– Потому что ушли с головой в учебу.
– Наоборот… Недаром у меня в 18 лет уже ребенок родился. Я так рано влился во взрослую жизнь, что это не могло не пойти в ущерб институту.
– Зато, надо полагать, этот опыт впоследствии пригодился вам на сцене?
– Безусловно. Хотя по жизни я очень долго оставался инфантильным. Предполагал только, что будет тяжело. В театре тогда начинающий актер получал на руки около 80 рублей.
– Сколько платят сейчас?
– Коллеги из других театров называют суммы в 5-8 тысяч рублей в месяц. И я ужасаюсь! Ситуация в «Буффе» в этом смысле отличается в лучшую сторону. Кроме того, меня кормят всевозможные вечеринки. Одна такая вечеринка – это иной раз полгода работы в театре.
– Что это за мероприятия?
– Мне повезло, я сотрудничаю в качестве ведущего праздников с чрезвычайно творческими режиссерами. Витя Крамер, по-моему, собрал уже все «маски» и «золотые софиты» в театральном деле. И в вечеринках преуспел. Можете себе представить их размах, если бюджет одного такого мероприятия – от полумиллиона долларов. И проводятся они, разумеется, не в клубах, а, например, в Константиновском или Екатерининском дворце. И уровень гостей соответствующий.
– А если бы вопрос денег не стоял…
– Я вообще бы из театра никуда не уходил.
– Играть все время «злого чеченца» мне не очень по душе. А мне предлагают только подобные роли. В этом отношении театр не навязывает мне жесткие рамки. Здесь есть и Казанова, и Дидро, и Остап Бендер, и все что угодно.
– Может ли актер повлиять на стереотипное видение образа режиссером?
– В кино – нет, в театре – да. Потому что в театре я вышел на сцену и остался один на один со зрителем. И режиссера в этот момент уже не существует.
– Вы хотите сказать, что можете взять на себя смелость сыграть иначе, чем это делали на репетиции, пользуясь тем, что режиссер не выскочит во время спектакля на сцену, и, если эта версия окажется убедительной, поменять мнение режиссера?
– Абсолютно верно. А кино – это искусство режиссерско-операторское. А еще больше монтажерское. И как они захотят нарезать, так и нарежут. Несколько лет мы снимали кулинарное шоу «Чужая кухня». Я смотрел потом несколько передач – это всегда не соответствовало тому, что было в студии. Вместо веселых, интересных эпизодов какие-то кусочки…
– Зато в театре, когда зритель что-нибудь эдакое выкинет, можно пожалеть, что это не вырежешь.
– О, это жуткая сторона профессии. В спектакле по французской пьесе «Распутник», в котором я играю Дидро, моя партнерша говорит очень резкий монолог, после которого в зале всегда устанавливается гробовая тишина – люди находятся в неком шоке. И вдруг в этот момент с рядов раздается: «Ну что ты молчишь? Давай же, ответь ей. Этой феминистке. ». Конечно, приятно, что человека так захватило, но лучше бы такую реакцию держать в себе.
– А что вообще скажете о новом поколении зрителя?
– Оно забавное. С трудом понимает разницу между театром и кинотеатром. Я все время слышу во время спектакля, как открываются банки с шипучими напитками. Но зато к концу спектакля уже стоит тишина сопереживания. И это дорогого стоит.
– Не тяжело играть один и тот же спектакль в течение долгих лет?
– Нет. Ведь он меняется. Появляются новые актеры, меняются взгляды на жизнь у старых исполнителей. Зрители, которые видели спектакль лет 8 назад на премьере, приходят на него сегодня и говорят, что все стало совершенно по-другому – лучше, интересней.
– Нас всех учили в школе закону больших чисел. И согласно нему, стать даже рядовым актером с нищенской зарплатой невозможно. И, тем не менее, поток абитуриентов в театральный институт не иссякает…
– Охота все равно пуще неволи. Если человек хочет, он все равно пойдет в эту профессию. Ничего «золотого» большинству тут ждать не приходится. Но ведь каждый, приходя на Моховую, думает, что он избранный. А дальше начинаются исковерканные судьбы…
– Если бы была возможность выступить перед желающими стать актерами, что бы вы сказали?
– Вы прямо как в воду смотрите. Меня пригласили однажды 1 сентября сказать пару слов первокурсникам. Я тогда сказал им: «Добро пожаловать в ад!». Мы дружно над этой фразой каждый по-своему повеселились. А потом через некоторое время некоторые из тех, с кем мы тогда смеялись, подходили ко мне и говорили: «Кто же знал, что вы тогда были правы!».
Султаниязов мурад азатович личная жизнь
Султаниязов Мурад Азатович
род. 1 сентября 1963 г.
Заслуженный артист России (1997).
В 1980 году поступил в ЛГИТиК на курс Владимира Петрова.
Окончил в 1984 году.
С 1988 года работает в Санкт-Петербургском Молодежном театре
С 1989 г. в Санкт-Петербургском государственном театре «Буфф».
Призы и награды
Лауреат Санкт-Петербургского фестиваля французской драматургии на русской сцене «Бронзовый Сирано» (1996), Лауреат Международного фестиваля юмора и сатиры «Золотой Остап» и кавалер фестивального ордена «Золотое руно».
Интервью с Мурадом Султаниязовым газета «Утро Петербурга» 24.02.2014 г.
«- Расскажите про свою первую роль.
— Первая роль была в театральном институте, в одном из дипломных спектаклей, который назывался «Фанфан–тюльпан». Я играл главного героя. Из полутора часов первого акта 40 минут занимало фехтование, что было очень весело. Тогда я весил 40 кг, был кудрявый, жизнерадостный, молодой. Все получалось легко, шутя, играя. Зрителям это нравилось, а мне нравилось, что нравится зрителям.»
Из интервью с Мурадом Султаниязовым: «Когда я смотрю на салют, который у нас проходит летом в десять часов вечера, мне худо становится. На белом небе летают маленькие градинки, которых и не видно толком. Лучше бы эти деньги отдали тем, кто умирает с голоду! А их в нашем городе полным-полно. Я же понимаю, что такое этот салют: бах – взлетел бюджет Мордовии!» И еще: «В Париже не грязно, в Амстердаме не грязно. Там улицы каждые пять минут продувают и прочищают. Этим должны заниматься те, кто за это получает деньги, они (подразумеваются ответственные чиновники) не имеют права просто класть их себе в карман».
Из интервью с М. Султаниязовым «Вечерний Петербург»:
— Какой Ваш красивый Петербург?
Султаниязов мурад азатович личная жизнь
Спектакль рассказывает об одной удивительной летней ночи, когда становятся возможными самые неправдоподобные вещи. Случай или судьба делают людей счастливыми? И в чем оно, это счастье?
Друзья, не будьте равнодушными, поддержите талантливого артиста своим голосом!
Проголосовать за Мурада Султаниязова можно здесь:
https://vk.com/krasota_premiya?w=wall-79045362_3278/all
Красота, сконцентрированная в одном месте
— Какой же он, ваш красивый Петербург?
Мурад Султаниязов
Из беседы с Анастасией Мурзич
Султаниязов Мурад Азатович
Родился 1 сентября 1963 года.
Заслуженный артист России (1997).
В 1980 году поступил в ЛГИТиК на курс Владимира Петрова.
Окончил в 1984 году.
С 1988 года работает в Санкт-Петербургском Молодежном театре
С 1989 г. в Санкт-Петербургском государственном театре «Буфф».
Дорогие друзья! Ежегодная Народная Премия
«Лада. Красота, спасающая мир»
представляет своих Народных Номинантов!
Поддержите Мурада активным голосованием: https://vk.com/club1837859?w=poll-1837859_291
и на сайте Премии: http://ladakrasota.ru/
Пишите об артисте доброе на стене сообщества Премии:
http://vk.com/krasota_premiya
и дублируйте посты в персональный топик:
Мурад Султаниязов: http://vk.com/topic-79045362_31515731