стихи воровские о жизни
Блатной
Любил он музыку блатную,
Он был и сам чуть-чуть блатной.
И под гитару пел простую,
Он песню басом с хрипотцой.
Не хулиган он, но подраться,
Он мог и хамство не любил.
Был грубоват, но мог стесняться,
И был при этом даже мил.
Он был роднёю с зеком Тишкой,
Но не был втянут в криминал.
Лишь в детстве он, совсем мальчишкой,
В саду ранетки воровал.
Он простой парень из глубинки,
Но он в единственном числе.
Пусть не велик, но всё ж пылинки,
Он был чуть больше на Земле.
Кто-то голодный, а кто-то блатной,
Кто-то хозяин, а кто-то холоп.
Маленький кто-то, а кто-то большой,
Кто-то родился, а кто-то усоп.
Кто-то аж маршал, а кто-то солдат,
Кто-то шёл в церковь, а кто-то в кабак.
Кто-то с сумою, а кто-то богат,
Кто-то неглупый, а кто-то дурак.
Кто-то у власти, а кто-то в низах,
Кто-то трусливый, а кто-то смельчак.
Кто-то весь в мыслях, а кто-то в делах,
Кто-то могучий, а кто-то слабак.
Кто-то болтливый, а кто-то молчун,
Кто-то хороший, а кто-то.
Закрой-ка варежку,
Иди по краюшку,
Людей порядочных не зли.
Не то на раз, за так,
Набью тебе пятак,
Сотру тебя с лица Земли.
Я хулиган блатной,
Без тормозов, шальной,
Дороже жизни мне понты!
По фене ботаю*,
Дерусь с охотою,
И непонятливым — кранты!
Крысятник** мне не друг,
Я не люблю ворюг,
Что у друзей крадут.
А коль их встречу где,
Вершу всегда везде,
Над ними мой короткий суд.
Люблю подраться я,
Но всё ж понятия,
Не нарушаю я при том.
Бью тех лишь, кто борзел,
Но.
Припев:
А если тебе у меня не нравится,
Пакуй свой чемодан, да топай в Магадан,
А может быть всё только начинается?
Москва слезам не верит!
(Трам-пам-пам!)
2. Ну как там Магадан? Не холодно ли шибко?
Там летом носят все пальто и пару шуб зимой?
Мне нравится твоя небритая улыбка,
Как хорошо, что ты теперь опять со.
1. Ты носишь серенький в полосочку костюмчик,
А в голове твоей гуляет ветерок,
И потому от шаловливых твоих ручек
Так петь мне хочется, любимый мой Витёк.
2. А ну-ка выкинь сигаретку мой хороший,
Когда с тобою дама сердца говорит,
Ах мое сердце от любовной тяжкой ноши
Уж так страдает, ноет, воет и болит.
1. Для разрешенья всех проблем в делах житейских
В районе нашем держат славных полицейских.
Наш участковый это, кстати, дядя Вова,
Придёт на помощь, если вам совсем хреново.
Припев:
Наш полицейский Вова
Живёт довольно клёво,
В фуражечке, в рубашечке,
Глядят девчонки вслед.
Не делай глупостей, гражданка Иванова,
Он любит вас, но для воров пощады нет.
2. Но популярна здесь гражданка Марь Петровна,
И много мужиков ей вслед глядит любовно,
Пускают слюнки и хотят в объятьях слиться.
Мать безвылаздно больна.
Денег в доме – ни хрена.
А на завтрак и на ужин
У героев лишь слюна.
Как то раз к стене с дырой
Подошел один Блатной.
А потом, (я щас заплачу. )
Надругался над сестрой.
Припев:
Алёна, Алёна,
Течёт слеза солёна
У бедной старой матери твоей.
Скорей бы ты одумалась,
Что делаешь, Алёна?
Ведь материнской нет любви сильнее и святей.
Ты сидел, брат? Я тоже сидел.
Есть у каждого собственный грех.
Это плохо, но кто же хотел,
Чтоб сидеть полный срок – это смех!
Помянем же, брат, всех кто сидит.
Помянем всех, кто раньше сидел.
Среди них есть матерый бандит,
Но есть много, кто вовсе без дел.
Помнишь, брат, пять тюремных шагов?
Сколько там помещалось людей?
Шесть “нормально”, а восемь голов?
Все забито людьми до дверей.
Ну, а двери, ну как без дверей,
В них окошко, где корм подают.
Может лучше он, чем у зверей,
Все съедают, что только дают.
Вспоминаю тюремный наш хлеб
Из муки сороковых годов.
Кто назвал “кирпичи” эти “хлеб”?,
Насекомых в нем двадцать сортов!
Помнишь, брат, как нас часто “шмонали”,
Догола раздевая не раз?
Как при этом всегда унижали,
Конвоиров презрительный глаз!
Помнишь, брат, как от женщин мы ждали
Через двери тюрьмы письмецо?
Мы черты дорогой забывали,
Забывали любимой лицо.
День за три здесь шел, месяц – кварталом,
Дни тянулись, часы же не в счет.
Не казалась тюрьма мне началом,
Но казался мне “вечностью” год.
Помнишь, брат, как забыть мы старались
Дух тюрьмы, пересылку, вагон.
Как достойно мы выжить пытались,
Почитая тюремный “закон”?
Помнишь, брат, первый день на свободе.
Сердцу радость, в ногах ломота.
Как же хочется быть на природе!
На свободе везде красота!
Защищал нас в тюрьме наш Христос.
Сам Он тоже невинный сидел.
Обратиться к Нему – не вопрос.
Для сидельца Он лучший Удел!
«Кто в темнице Меня посетил» –
Скажет Он нам на Страшном Суде,
Тот прощение Мое заслужил
И не быть ему в вечной беде!
Не бросайте любимых в беде!
Бог все видит, на сердце Он зрит!
Посещайте любимых в тюрьме,
Коль случилось вдруг так, что сидит!
Блатные стихи 5
За свободу выбрал я варнацкий путь,
сей крест святой мне до конца нести:
не по нутру лоховское болото и муть,
а надо мне одиноким волком брести!
Сквозь огни должен тропой нырнуть,
хоче падлы стараются меня замести,
но не сфартит с дороги той свернуть:
западло наче собака хвоста завести!
Без семьи да кента, без дома и двора;
нет родины, нет флага на длани моей.
Без работы, вне забот вся тропа вора;
одни шипы, но честь и свобода в ней!
Брожу да чардую: накрывают мусора;
потом этапы, лагеря, кичма и кандей.
Но по хрену, и нехай мартуют фраера;
нет ни шагу назад от воровских идей!
Встал давно я на жиганскую страду,
за лаванду не положено мне пахать;
стал по ширманам лазить я смладу,
хоть на зоне приходится мне захать.
За свободу в нагарах у лохов краду,
и не сможет никто шпанца нарахать;
с вором в законе нема сукам сладу,
легоше им до морте меня шарахать!
Всецело в кипиш вору любая работа:
никогда за галье фасон мой не драл;
не вылил сице на лавору капли пота:
с карданов людей зарплаты не брал.
Мне в хлам чужда лоховская забота:
на сей мир я вечно со стороны срал;
вся витара моя прошла, как суббота:
во всей драге я только сидел и крал.
На майдане вот и шныряют лохера,
и шигач один там шмонает карман:
агальцами он ловко делает зехера,
во шкарнике штемпа мацает гаман.
На майдане вот подымают шухера,
и лопату шементом втыкает уркан;
но может тайком лавируют зухера,
и ширмачу впереди ожидает аркан.
Плывёт в небе ночном седая балда,
давно город сей находится в данте;
нескает во стрицах штемпов галда,
и вору никто не помешает на ранте.
Снова меня шварцем укроет найда,
коли я выйду, как волчара на ганте;
скоро на вассар совершится райда,
хоче легко могу закататься в банте.
Нахтой глухой снова на дело пойду:
уцеплю рулетки с собой да фомычи.
Украдкой по тёмным хатам пройду:
залеплю скачки и достигну добычи.
К лошарам на кражу втихаря зайду:
на скоках не заметят поганые чичи.
С отвагой и в опасные места войду:
босяка не устрашат легавые и кичи.
На калганы свои накинули капоры,
с керином снова на дельце пошли;
из ширманов восе вынули шапоры,
коли тишком до места того дошли.
Таче отпахнули мы дверей запоры
и разом в хавиру лохменов вошли;
но и вскоре махнули через заборы,
раз гады песта наши вроде нашли.
А в жизни моей есть огромный пробел:
Я лучшие годы с баландою съел,
Крупинки мечты в чифирЕ заварил,
Остатки надежд в самокрутке скурил.
Увы, в далекой северной стране
Безумцы ищут лишь перо Жар-птицы.
И голубь сизокрылый, внемля мне,
Своим пером решил вновь поделиться.
Лети к дочурке, перышко, лети!
Тебе привет сердечный свой доверю.
Разлука разве может запретить
Восполнить моей радости потерю?
Ах, дочка-дочка. Ты цветочек мой,
Такой же хрупкий, нежный и ранимый!
Уже мы не расстанемся с тобой,
Вернусь когда, молитвами хранимый.
Нет радости. той, что рисует
На сердце улыбку весны
И сердце по воле тоскует,
Садясь на скамью «запасных».
Нет радости. Серые будни
Сухарь свой лениво грызут,
Да кто-то мне шепчет, паскудник,
Что путь мой закончится тут.
Я заработал
эти пять годков неволи,
Со мной достойно расплатились
за грехи.
Пока не съем с тоской и болью
свой пуд соли,
До тех пор буду в положении
блохи.
Молю прощенье у себя,
людей и Бога.
Но разве слышит кто
блохи презренной писк?
Я заработал.
непонятно: мало? много?
Рассудит время
мятый мой расчетный лист.
КАК МЕДЛЕННО ТЯНЕТСЯ ВРЕМЯ.
Как медленно тянется время.
Как быстро промчались года.
Как тяжко нести своё бремя,
Нет матери рядом когда.
Как весело было с друзьями.
И грустно теперь одному.
Прильнул бы в объятия к маме.
Кому боль отдать мне, кому?!
Как сладко спалось в колыбели.
А рядышком плакала мать.
Ей, видимо, ангелы пели,
Что буду на нарах я спать.
Ну не курю я и не пью,
Не сквернословлю,
Блуд, ложь и зависть не люблю,
Не рвусь в торговлю.
Но вникнет Бог в мою мечту,
Как в вопль Ионы,
Ведь я во чреве Бога чту,
Его законы.
Фу-ты, ну-ты, опять потеплело,
Валит мокрыми хлопьями снег.
Вновь лопатой кромсать коврик белый
Мне с бригадой ворчливых «коллег»!
И скрипит в рукавицах лопата,
Снег целует взасос сапоги.
До проверки успеем, ребята?
Взялись дружно! Господь, помоги!
Вновь тихо плачу по ночам,
Как в детстве. да, под одеялом.
Душа летает по врачам
За утешением хоть малым.
А утром вновь казённый быт
Её тоской загонит в сети
И гнёт, что был слезою смыт,
Дымком завьётся в сигарете.
Лист, домом пахнущий, держу.
Письмо. Чего дрожите, руки?!
Я клялся часто: «Завяжу!»,
Но вновь и вновь пью боль разлуки!
. Лязгнул с грохотом двери железной засов,
Заглотив свежий ком плоти тленной.
Бог долго терпел, от плевков утираясь,
Когда вновь шел в грязь, многоразово каясь.
Теперь, исчерпав благодатную манну,
Страх Божий в избытке Бог сыплет в баланду.
Заковал меня ты накрепко, не спорю,
И надолго в глушь лесную засадил.
Скорбь и слёз потоки дал в избытке к горю.
Супер-спец! Пятерка с плюсом! Победил!
Я не бодрствовал и в твой капкан попался,
Вновь испачкался в твоей, ликуй, грязИ.
Но минуточку! Ведь я еще не сдался:
Мою веру в Божью милость разгрызи!
А она откроет все твои запоры
И из пасти львиной вытащит меня.
Бог Спаситель мой и Пастырь мой, Который
В Жизнь ведет меня, от гибели храня!
На казенных харчах стану строен и тих,
Плоть смирится под волю чужую.
Я уже ничего не делю на двоих,
Лишь о прошлом своём ворожую.
Вроде, я его тщательно похоронил,
Крест поставив до самого неба,
Оказалось, кусочек еще в сердце гнил
И воскрес вот. краюшкою хлеба.
Я бы птицам скормил, но они не клюют,
Зная цену униженной веры.
Чей же голос сказал: «Тебя любят и ждут,
Не вини себя только без меры!»?
Ну вот и всё… Сухие строчки
Надежду скушали мою
И скорбный плач жены и дочки
Из сердца вряд ли изгоню.
И тишина… Лишь ум упрямо
Искал весомые слова,
Да в тень промоленного Храма
Укрылась мятая трава.
Злой ангел удовлетворённый
Пять лет унёс из жизни. Вор!
Нет, я не взвыл. Лишь обречённо
Вздохнул. И спрятал приговор.
Разорван круг. Бег по нему закончен.
Спиралью вверх теперь мой будет путь.
Осталась в жизни прошлой свора гончих.
И страха нет. И боль не давит грудь.
Еще дрожат уставшие колени,
Рубцы болят от снятого ярма,
Я праздную души своей рожденье,
Хоть акушеркою была, увы, тюрьма.
Холодно, холодно очень,
Даже в фуфайке дрожу.
Зуб на меня зона точит,
С ней, дурой, что не дружу.
Стынет душа не от стужи,
Той, что пронзить норовит,
А от тоски, лютой дюже,
Кровь что мою леденит.
Свила гнездо боль разлуки
В сердце порочном моем.
Вновь мне учить «Аз, веди, буки»
С подлой судьбою вдвоем?!
Инстинкты звериные я уже сбросил,
Пред Богом раскаявшись грешной душой.
И пусть в сердце бродит слезливая осень,
Не быть ей вовеки моей госпожой!
Я вырос там, где нет морозов ярых
И там мужал, где солнце пилось всласть.
А мне уже готовил кто-то нары,
Чтоб смыть в парашу жизни вольной часть.
А жизнь одна, ее дала мне мама.
Но кто в нагрузку дал инструкторов?
И как мне душу вычистить от хлама
Среди убийц, насильников, воров?
Ответ внутри, он дан давно мне свыше,
Еще когда я пИсал в колыбель.
Жаль, что его СЕЙЧАС ЛИШЬ я услышал,
Пусть глух и нем казенный мой «отель»!
Возлюбленный брат, аллилуйя!
Где двое, там Бог посреди.
Сотрем вместе след поцелуя
Беды,
а скорбеть погоди!
Где б ни были мы, Бог наш с нами,
Лишь только Его позови,
Мы оба упали, но встанем,
Урок поняв Божьей любви.
Поэтому то, что мы вместе,
Как знак благодати прими.
Прими испытание с честью,
Не тратя зря жизни лимит!
А я ждать милости устал:
Не любят миловать нас власти!
Не снится больше мне вокзал
И то, кричу как всем я «здрасьте!»
Смирился с тяжкою судьбой.
Что ж, не один ее пью чашу!
И долгожданное «отбой»
Во цвет надежд своих не крашу.
А судьи пусть спокойно спят,
Их час Суда еще не близко.
Мой грех давным-давно распят
На пятнах солнечного диска!
СРОК (подборка стихов)
Два года в неволе
В томленье и в боли.
Я их в узелок завяжу.
А что это значит
И где его спрячу,
О том никому не скажу.
Сей срок для кого-то
Как час-два полета,
Полжизни они для меня.
Не скоро «звоночек».
Второй узелочек
Смогу ль завязать, Боже, я?!
Ничего не хочу. Ничего!
Разучился желать я в неволе.
Бродит счастье мое далеко,
Не заблудится вовсе доколе.
Кто-то счастье таит во дворце,
Кто-то штопает в ветхой лачуге,
Кто-то носит в терновом венце,
Кто-то пьет его, потный, на плуге.
О Господи, меня помилуй грешного!
Грех в том хотя б, что до сих пор живу.
Как страх уйдет из сердца безутешного,
Не в снах хочу узреть, а наяву.
О Господи, помилуй непокорного!
Я рад бы покориться, да не смог.
И вот стою вновь у столба позорного,
А рядом дьявол пишет некролог.
Меня уж нет давно,
а в скверике дорожки
Упрямый ветер подметает для меня,
Да две бродячие, но ласковые кошки
Ждут угощение привычное у пня.
На сём замшелом пне
И мы с тобой сидели
И целовались под шуршание листвы.
Шуршали так же
в уголовном моём деле
Судьёй читаемые белые листы.
Не настолько моя жизнь грешна,
Чтобы к счастию стёрлась дорожка,
По которой пришла и. ушла
Ты, как дикая черная кошка.
Надоели зеков рожи,
Им моя наверно тоже,
Но я волю своим чувствам не даю.
Не по щучьему веленью
Тут учусь долготерпенью
И смиряю душу грешную свою.
А когда душа смирится,
Превратятся рожи в лица,
Что есть жизни скрытый смысл,
поверю вновь.
Полюбите меня, люди.
Пусть умрут в вас злые судьи!
Может, вместе взыщем Божию любовь?!
Что может сказать телефон,
Твой голос родной искажая?
Что иней покрыл старый клён.
Что дочь уже стала большая.
Я глупо киваю ему,
Сжав крепко потёртую трубку.
Что-то? Ты знаешь, кому
Отдать починить мясорубку?!
Обнять тебя был бы я рад,
Собою закрыть от разлуки.
Тяжка трубка, словно приклад.
Спуск ищут дрожащие руки.
Но ты потерпи, потерпи,
Воздаст Бог отрадой за слёзы!
Глянь, как за окном воробьи
Зимы дружно топчут угрозы.
Я сам избрал сей тяжкий путь,
Хотя Господь желал иного;
Он предлагал не раз свернуть:
«Сын Мой, опасностей там много!»
Но я с беспечностью пинал
Предупреждающие знаки.
И вот, грехом сраженный, пал
От зла стремительной атаки.
Чего теперь себя корить
И лить раскаяния слезы?
Страданий чашу мне испить
Сулят моей души прогнозы.
Но тлеют жарким угольком
В руках надежды веры лычки.
И я к чертям пошлю пинком
К воротам Царствия отмычки!
Певцом неволи стал невольно,
Но я скорей певец души
И сердце звоном колокольным
Трясет небесный свод в глуши.
Конечно, жаль свой лет огрызок,
Как плату, отданную ей,
Но в горе стал Господь мне близок,
А я, пожалуй, чуть мудрей.
Познав, что тщетно жать нам благо
Где сеял зло так много лет,
Я на распутье с белым флагом
Решил смиренно ждать рассвет.
И покаянием спасая
Себя от смертии второй,
Пою про путь свой в небеса я,
Где обрету души покой.
Поначалу всё было как в сладостном сне:
Ты и я пребывали в расцветшей весне,
За спиной словно выросли крылья.
Но подводные рифы судьбы не видны
И пришлось мне теперь те счастливые дни
Сжечь. И в память их пепел зарыл я.
Я судьбе своей многое в жизни прощу,
Так как легких путей не искал, не ищу,
Не стелю, упаду где, подстилки.
Когда выйду искать свое счастье, даст Бог,
Попрошу лишь прощенья, что не уберег,
Для себя у сынка на могилке.
Я верну себе потерянное имя,
Так как знаю, где его я потерял.
Совесть морщится, как вспомнит
злобы вымя,
Мой порок, урча к которому припал.
Сердце, маминой молитвой что хранимо,
Обновит с Творцом всего
свою печать
И вернет моё отстиранное имя
Тот, Кто силен лишь один
грехи прощать.
Остались в детстве лучшие друзья,
А я, лисёнок, в лиса превратился.
Согласен, верить мне уже нельзя,
Но ты поверь: любить не разучился.
Не там любовь и счастье я искал,
И есть ли счастье, я уже не знаю.
Отрезок жизни так ничтожно мал.
Счастливыми рискнём быть?
Умоляю!
Хочу домой. Неистово и страстно.
Устал молить безмолвие небес.
Я виноват. Преступник. Это ясно.
Но глянь, мой Боже, как ликует бес!
Хочу домой! Но грозен взор Закона.
Лежат в грязи лекарства и бинты.
Смотреть на всё бесстрастным взглядом
клона
Велит душе прислуга сатаны.
Но я живой! Живее, чем казалось.
Во мне есть то, чем дышат небеса.
Я верю: дом мой, пусть истрёпан малость,
Ко мне свои расправил паруса.
Свою тоску кормить
я скоро перестану,
К заплесневелому рванувшись
чемодану.
И лязг ворот и лай собак презрев
прощальный,
Благословлю я, поклонясь,
перрон вокзальный.
Свободно сердце:
не грызёт на жизнь обида,
Что возвращаюсь в мир
с душою инвалида.
Растормошив, напротив, дух свой
покаяньем,
Готов добро я сеять
по дорогам дальним,
Чтоб опосля в упряжке
с вольными ветрами
На Небеса предстать
не с голыми руками!
Здесь коммунизм: бесплатная кормёжка
И крыша (рай бомжа) над головой,
Неброская стандартная одёжка,
Законный долгосрочный выходной.
Беда свой урожай
В снопы связала.
Давай, душа, рожай
Неволи жало!
У каждого семья.
Ждут папу дети.
Пою, дурак, и я
С бедой в дуэте!
Далекая и чуждая и хмурая страна,
Похожая на логово ниспадшего Вруна.
Сюда, им оклеветанный, заброшен Богом я,
Покуда залатается души моей броня.
Пребываю словно в коме:
Лай. охрана. стены. сетка.
На кулички к черту в Коми
Враг послал на пятилетку.
Чтож, спасибо за науку,
Впредь грешить не буду боле.
Ухвачусь за Божью руку,
Исцеляющую боли.
Я уж выплакал все слёзы,
Стал, гляди, еще седее,
А Враг шлет и шлет угрозы,
Дабы сник совсем в беде я.
Врешь, Лукавый, не доставлю
Я тебе такую радость!
Лучше Господа прославлю
За Его любовь и благость.
Если терпим наказанье,
Это Господу угодно,
Ведь пройдя все испытанья,
Будет душенька свободна!
У квадрата четыре угла,
Друг на друга как капли похожие.
Много подлостей, знаю, у зла
И все разные, словно прохожие.
Законопачу свои уши,
Закрою накрепко глаза
И помолюсь за ваши души,
С которых сняты тормоза.
Одна пошлятина на сердце,
На всё вы зрите свысока,
Ваш смех жжет слух сильнее перца,
Да глупость брызжет с языка!
Россия, бедная Россия,
С народом стало что с твоим?!
Скорбит отвергнутый Мессия
И чаши слёз святых пред Ним.
Ты Слово Божие пустил на самокрутки
И благо ждешь. мол, хорошо всё будет.
Дудки!
Бог для спасения души дал эту Книгу.
Ты пренебрег.
Себя вини, что выбрал фигу!
Буря,вроде, умчалась,
Ночь сменилася днём.
Память, сколько осталось
Боли в сердце моём?
Горстка всё еще в шоке,
Как трава под косой.
Горстка вылилась в строки
Или смылась слезой…
Я не ветром простужен,
Не от бед своих зол.
Здравствуй, тот, кто мне нужен!
Что так долго не шёл?
Можно, тихо поплачу
В перестуке колёс?
Сердце взвоет иначе,
Как оставленный пёс.
Ты мне новые крылья
Вместо сломанных дашь,
Ведь отбросил костыль я,
Что на время дал страж.
Чёрт возьми ту «берлогу»,
Те две тысячи дней.
Ты пришёл, слава Богу,
День свободы моей!
Стыдно мне? Да, очень-очень стыдно!
Но не спрячешь голову в песок.
И принять придется, очевидно,
Пулю осуждения в висок.
Если стыдно, в норме совесть значит,
Рассосется пуля в голове.
Дальше жизнь моя, как мяч, поскачет
По сырой истоптанной траве.
Эй, поздравь, друг, меня:
До желанного дня
Досидел без проблем, слава Богу!
На казенных харчах
Не раздался в плечах,
Стал похож, извини, на йогу.
В общем, что говорить.
Не могилу же рыть!
Надо круто сменить обстановку.
Новой жизни отсчет
Я начну в этот год,
Сделав в Церкви Христа остановку.
Стихи воровские о жизни
Нечаянный вор неуслышанных слов
Додумывал их, и попыток число
Росло без конца, ибо снова и снова
Ему не хватало то взгляда, то слова.
Непрошенным был, приглашённым не стал,
Глотал на морозе холодный металл
И пил через боль ускользавшие немо
Из губ неподвижных сухие фонемы.
Как глупо слова нерожденные пить,
Когда.
Иль погода переменилась,
Иль ветра не оттуда дуют?
Бабка, отчего же растут тарифы?
Да всё больше, милок, воруют. 🙂
Не гляди на меня с укором,
И не трогай моей души.
Но клеймить скорее позором
Ты, пожалуйста, не спеши.
Поделюсь судьбой не простою:
Потерял отца я и мать.
Так остался один сиротою.
Чтобы выжить, пошел воровать.
Никогда никому не соврал,
Просто жил безотсовщиной я.
Есть хотел, потому лишь украл.
По наклонной пошла жизнь моя.
Не гляди на меня с укором,
И не прячь от меня ты свой взгляд.
Лишь ответь мне, что вырос вором,
В этом разве я сам виноват?
В доме, где каждый кирпич
Пропитан мочой и кровью,
Где на двери тяжелый засов,
Вор и Священник спорят.
Один украл золотую цепь.
Другой наказан за блуд.
Первый кричал: «У меня есть цель!».
Второй же был нем и глух.
В камеру заглянула луна.
Посеребрила плесень окна.
Один сквозь решетку увидел грязь.
Другой любовался на звезды.
И уже подметен помост.
И как бритва наточен топор.
И с плахи бездомный пес
Лижет засохшую кровь.
И вороны уже занимают места.
Заборы всякие нужны,
Заборы всякие важны.
Только если классный вор,
Не страшит его забор.
Вдохновляют лишь заборы,
Как успех другого вора.