спектакль на дне с евстигнеевым актеры
На дне
Театр «Современник» на Чистопрудном бульваре
«На дне» в режиссуре Галины Волчек — пожалуй, самая значительная постановка этой горьковской пьесы на советском пространстве. Причем осуществлена она была в театре, который долгое время после своего возникновения держался исключительно на современной драматургии, через нее оправдывая свое названия. Но вот Галина Волчек обратилась к классике — сначала к «Обыкновенной истории» Ивана Гончарова, а затем и к «На дне» Горького. И успех превзошел все ожидания. Кстати, именно эти — «классические» работы раннего «Современника» только и дошли до сегодняшнего зрителя.
Даже на пленке, вдали от зрительного зала видно, насколько монументальной и масштабной была постановка, в которой образ ночлежки постепенно, на наших глазах становится уменьшенным образом всего мира.
Ночлежка «поглощает», вбирает в себя все окружающее уже на уровне самой «картинки». Она заполняет все пространство сцены не только вширь и вглубь, но и вверх — три яруса с лестничными пролетами посередине, которые упираются в глухую дверь. Но из-за этой глухой двери пробивается слабый свет. Таким режиссер видела образ создаваемого ею мира, когда обрисовывала художнику свою идею: черная сцена — вся, вплоть до колосников, и лишь из-под самого верха пробивается жалкий луч света. И важно здесь не то, что луч жалкий, а то, что он — пробивается.
Выстраивая свой мир, Галина Волчек расширяет человеческое пространство ночлежки, вводя в число обителей дна множество героев, не предусмотренных драматургом, тем самым давая себе возможность создать не просто густонаселенное, но многоплановое общество. Серая безликая масса (в массовке, кстати, бегали не последние актеры «Современника» — среди них был и Юрий Богатырев) живет своей собственной жизнью, так или иначе, влияя на жизни и судьбы главных героев.
А главные герои… Спектакль «На дне» в полной мере демонстрирует, что такое настоящий актерский ансамбль при блистательно исполненных сольных партиях. Даже сегодня, когда всего лишь смотришь на телеэкран, понимаешь, насколько мощно эта игра молодой труппы «Современника» должна была выглядеть из зрительного зала. А еще понимаешь, сколько доверия было у режиссера к актерам, как скрупулезно выстраивались все партитуры ролей и сколько актерской отдачи было в самых крошечных эпизодах. Ведь далеко не все ведущие актеры труппы получили здесь центральные партии — Олегу Табакову, например, досталась всего лишь маленькая роль Татарина…
При всем том, что в центре сюжета и спектакля по очереди оказываются разные персонажи, но идейным центром постановки стал Лука в исполнении Игоря Кваши. До него, да чаще всего и сегодня роль этого старца-странника отдается на откуп умудренным жизненным и театральным опытом возрастным актерам. Кваша же, напротив, был значительно моложе своего персонажа. Конечно, можно было бы говорить о том, что в молодой труппе возрастных актеров не было в принципе, но ведь были артисты старше — тот же Евгений Евстигнеев, который в итоге сыграл молодого Сатина. Но Кваша, выстраивая свою роль, не стремился к острой характерности, не искал для своего Луки «стариковские» штрихи и детали. Прежде всего, актер играл не возраст, но некий нравственный стержень героя, подходя к нему поистине новаторски для своего времени. Ведь очень долго Лука трактовался как «вредный утешитель», тогда как Кваша стремился очистить героя от всех этих негативных оценок и наслоений, творя на сцене светлую личность доброго и человечного философа.
Сатин — обычно антипод Луки — в трактовке Евгения Евстигнеева и режиссера оказался, может быть, ближе всех к Луке. Из пафосного, ярко социального героя на сцене «Современника» он превратился не в обличителя, но в человека, который просто старается жить не по лжи. С героя снимался героический штамп и в зрительный зал прорывался его драматизм, в котором боль насмешливого ума путалась с пьяной тоской…
Финал спектакля перекликается с его началом, закольцовывая, замыкая пространство и время. Атмосферу постановки с первых же минут задавало протяжное виолончельное вступление народной песни «Солнце всходит и заходит» — той самой, что стала особенно популярной, прозвучав еще в 1902 году в спектакле МХТ. И вот этой же песней — на этот раз ее хоровым исполнением — заканчивался и спектакль «Современника».
Многофигурная композиция последней сцены представляла собой своеобразный треугольник с Сатиным во главе (он стоял на последнем лестничном пролете). Дикая толпа, неуправляемо уже даже не пела — почти рычала — песню, пока не прерывалась появлением Барона, объявляющего о смерти Актера. И вот тут становилось очевидным, насколько далек стал Сатин от остальных обителей ночлежники — он единственный среагировал на известие Барона, единственный, кто вышел из хора. Остальные же, после знаменитой финальной реплики «Дурак. Всю песню испортил», — продолжили свое рычание…
СЛОЖНЫЙ ТЕСТ на знание отечественных детских фильмов
ТЕСТ: Угадайте фильмы с Евгением Стебловым по одному кадру!
Актёрские байки: Александр Абдулов
ТЕСТ: Угадайте фильмы с Игорем Квашой по одному кадру!
Журнал
Судьба актёра: Евгений Евстигнеев
Как слесарь стал знаменитым актёром, какая роль сделала его популярным и почему над ним смеялся весь театр.
Евгений Евстигнеев родился на окраине Нижнего Новгорода в семье заводских рабочих. У родителей была большая разница в возрасте, и отец умер, когда мальчику исполнилось шесть лет, а ему было уже за 60. Евгений окончил семилетку и пошел работать электромонтёром, позже устроился на завод слесарем. На будущую карьеру ничего не намекало, к творческой среде его приближали только выступления в самодеятельном оркестре — он был талантливым мультиинструменталистом, играл на гитаре, рояле и барабанах. Причём, играл так артистично, что зрители невольно выделяли его из всех музыкантов. После одного из концертов к нему подошёл человек и протянул бумажку с адресом — это был ректор местного театрального училища.
«Никогда», Одесская к/с, 1962, реж. В. Дьяченко, П. Тодоровский
Евстигнеева предложение стать актёром озадачило: во-первых, хорошая зарплата на заводе позволяла помогать семье, а во-вторых, его мать была категорически против актёрства. Сводный брат Евстигнеева устроился работать в местный театр, загулял и пропал без вести — это событие очень её напугало. Она считала актёрство порочным и даже ходила на завод, чтобы сыну не отдавали документы… Но Евстигнеев всё-таки решил поддаться искушению, выучил какую-то басню и, не слишком надеясь на успех, пошел сдавать экзамены. Его приняли даже несмотря на отсутствие полного среднего образования.
«Золотой телёнок», к/с «Мосфильм», 1968, реж. М. Швейцер
После выпуска молодой актёр два года отработал во владимирском драмтеатре, а потом поехал в Москву учиться дальше. У него было уже сложившееся амплуа комика и слава таланта-самородка, поэтому в Школе-студии МХАТ его взяли сразу на третий курс. Поначалу однокурсники косились на уже лысеющего взрослого провинциального актёра в лиловом костюме и галстуке-бабочке, но вскоре признали, что он талантливее многих на курсе. Его мягкое обаяние и чувство юмора подкупили студентку Галину Волчек — стремительный роман привёл к появлению сына Дениса и девяти годам брака. Несмотря на развод, они остались друзьями на всю жизнь.
www.movielib.ru
В 1955 году студенты создали «Студию молодых актёров» — будущий театр «Современник», где Евстигнеев проработал пятнадцать лет. Особенностью актёра было то, что он часто оговаривался или забывал слова роли и заменял их импровизацией. Галина Волчек вспоминала эпизод, когда на спектакль «На дне» приехал польский режиссёр Анджей Вайда. Евгений Евстигнеев играл Сатина, монолог которого он никак не мог одолеть. И вот на спектакле он вышел на сцену, произнёс: «Человек… О! Человек — это я… ты…» — нахмурился и замолчал. Потом растерявший все слова актёр тихо сообщил последнюю фразу монолога: «Человек — это звучит гордо!» — затянулся папиросой, плюнул на сцену и ушёл. Волчек была в ужасе, Вайда — в восторге от авторского прочтения…
«Старый Новый год», к/с «Мосфильм», 1980, реж. Н. Ардашников, О. Ефремов
За талантливую игру актёру прощали многое, а о его мастерстве можно судить по байке, которая ходила в «Современнике». Однажды актёры театра заспорили о системе Станиславского и решили сыграть самый достоверный этюд на оценку факта. Придумали ситуацию: человек ждёт свою очередь у кабинки общественного туалета, но оттуда никто не выходит так долго, что он взламывает дверь и… видит там повешенного. В роли кабинки был шкаф, «труп» скрутили из вещей. Один актёр сыграл ужас, второй трусливо сбежал, но оба это сделали прекрасно. Решили позвать третьего, который не видел предыдущих этюдов. Пригласили Евстигнеева, объяснили, что надо делать. Евстигнеев долго мучился у двери, потом распахнул её, отодвинул «труп» и с криком облегчения приступил к тому, ради чего рвался в «кабинку». Победа однозначно была за ним.
«Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён», к/с «Мосфильм», 1964, реж. Э. Климов
Первую роль в кино Евгений Евстигнеев получил в 1957 году в экранизации купринской повести «Поединок», но известен не только театралам он стал после премьеры комедии «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен». Фразы его товарища Дынина разошлись на цитаты, а сам герой стал символом бюрократизма. Дынин принёс ему множество главных ролей — вскоре был снят «Гиперболоид инженера Гарина», «Золотой телёнок», «Зигзаг удачи«…На «Мосфильме» его занесли в раздел актёров, которые могут играть белых офицеров, дворян и интеллигенцию. Белогвардейцев и профессоров в его фильмографии было много — достаточно вспомнить Корзухина из «Бега», Плейшнера из «Семнадцати мгновений весны» или Преображенского из «Собачьего сердца».
В 1966 году Евстигнеев женился во второй раз. Галина Волчек сама настояла на разводе, когда узнала, что у мужа начался роман с молодой актрисой Лилей Журкиной. Журкина была первой красавицей «Современника», женой знаменитого московского скульптора и постоянным объектом сплетен… Она развелась и вышла замуж за Евстигнеева, однако театр ей пришлось покинуть — коллеги просто не хотели с ней работать. У супругов родилась дочь Маша, но брак нельзя было назвать счастливым. Режиссёры Журкину не приглашали, на фоне популярного супруга она тяжело переживала свою невостребованность, пристрастилась к алкоголю. С Евстигнеевым они прожили двадцать лет — в 1986 году актёр стал вдовцом. К этому моменту у актёра уже были отношения со студенткой Ириной Цывиной, и в том же году она стала третьей женой Евгения Евстигнеева.
В конце 60-х в «Современнике» вышел спектакль «Большевики». Худрук Олег Ефремов очень волновался за эту пьесу, она была заключительной частью трилогии, выпущенной к юбилею Октябрьской революции. У Евстигнеева была серьезная роль наркома Луначарского, которую он чуть было не превратил в комедийную своими фирменными оговорками. В одной из сцен после покушения на Ленина Луначарский приказал поставить часовых у входа «в цирк» вместо «в ЦИК». Зал и другие актёры захохотали, а Евстигнеев прижал к глазам платок и якобы зарыдал от переживаний. Актёр вообще сам был смешливым человеком, что иногда даже мешало сыграть ту или иную сцену.
«По семейным обстоятельствам», к/с «Мосфильм», 1977, реж. А. Коренев
На другом показе тех же «Большевиков» случилась вообще катастрофа. Луначарский должен был выйти из комнаты где лежал раненый Ленин со словами: «У Ленина лоб жёлтый, восковой», но Евстигнеев снова «украсил» сцену. Его нарком вышел и тревожно сообщил: «У Ленина жоп жёлтый…» — и тут грохнул весь театр! «Комиссары» уползли за кулисы, спектакль остановили… Потом Евстигнеев получил нагоняй от Ефремова, но театр обошёлся без последствий.
www.kinorebus.ru
В конце 80-х у Евгения Евстигнеева испортились отношения с любимым режиссёром Олегом Ефремовым. К тому времени оба уже почти двадцать лет работали во МХАТе им. Горького, но роли, которые доставались Евстигнееву в новом театре были несравнимо слабее, чем в «Современнике». У актёра умерла жена, начались проблемы со здоровьем, и он решил попросить Ефремова освободить его от части спектаклей, мол, с этими ролями справится и другой актёр. Худрук же ответил: «Не можешь играть — иди на пенсию!» — и такое отношение подкосило Евстигнеева настолько, что он написал заявление об уходе. Без работы он не остался — кинорежиссёры выстраивались в очередь, чтобы пригласить актёра в свой фильм.
В плане кино 80-е были для Евгения Евстигнеева очень удачными — обожающий музыку актёр снялся в музыкальных фильмах «Мы из джаза» и «Зимний вечер в Гаграх», сыграл адмирала фон Эссена в «Моонзунде» и Бестужева в приключенческой ленте «Гардемарины, вперёд!», а в 1988 году у него была легендарная работа! Его профессор Преображенский из «Собачьего сердца» стал одним из самых ярких образов советского кино. Режиссёр Владимир Бортко говорил, что из всех прекрасных актёров он выбрал Евстигнеева потому, что его профессор получался самым проникновенным.
«Собачье сердце», к/с «Ленфильм», 1988, реж. В. Бортко
У актёра были серьёзные проблемы с сердцем. В 1992 году ему в Лондоне должны были сделать сложную операцию, но кардиохирург на консультации не учёл, что имеет дело с гениальным актёром. Он нарисовал сердце на картинке, подробно описал, что и как будут оперировать, но сказал, что ситуация очень плохая и гарантий никаких. Евгений Евстигнеев принял эту информацию, как сценарий новой роли. Сразу после консультации актёр скончался от сердечного приступа… В 2006 году в Нижнем Новгороде был установлен памятник Евгению Евстигнееву, а театральное училище, которое он окончил, теперь носит его имя.
«Сукины дети», к/с «Мосфильм», 1990, реж. Л. Филатов
LiveInternetLiveInternet
—Музыка
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Постоянные читатели
—Статистика
ОЛЕГ ДАЛЬ ВАСЬКА ПЕПЕЛ «НА ДНЕ»
ОЛЕГ ДАЛЬ Васька Пепел «На дне»
„Я поражался, как же он отваживается
ничего на сцене не играть”.
В 1968 году Олег Даль сыграл Ваську Пепла в спектакле «Современника» «На дне», поставленном Г. Волчек. Сыграл ярко и неожиданно. Актер увидел в этом воре в законе – человека. Вором его сделала жизнь – так сложились обстоятельства. А мог он быть поэтом, такая в нем чувствовалась тоска по гармонии. В озлобленном, прошедшем все круги жизненного ада парне жила и трепетала нежная и возвышенная душа. Весь образ актер выстраивал как единый и стремительный порыв к счастью, к красоте, порыв, который обрывался столь трагически рано и несправедливо.
Наталья ГАЛАДЖЕВА
«Фрагменты одной биографии»
О лег Даль тоже не тянул на отчаянного разбойника Пепла, брутального любовника. Но, как ни странно, традиционно привычный образ Пепла рассыпался перед лицом его нервности, субтильности при полном отсутствии воинственного начала. К удивлению зала, который не сразу приходил в себя от вида такого «героя», прибавлялось удивление закулисное.
Авангард Леонтьев: – Он как будто не играл. Вот мы с ним разговаривали за кулисами, а через несколько минут он оказывался на сцене и был точно таким же. Я поражался, как же он отваживается ничего на сцене не играть.
Для коллег Пепел был тот самый Даль, с проблемами и мироощущением которого давно свыклись в театре. Что же говорить о публике, не знавшей Даля закулисного, а лишь влюбленной в кинообраз его трепетно-романтического героя.
Лучшей сценой Пепел – Василиса (Даль – Дорошина) была сцена объяснения во втором акте. Волчек выстроила ее с отчаянной страстностью: Василиса, как кавалерист, наступает, и под ее натиском вор Васька изгибается, уворачивается, как от укуса змеи. Хотела того Волчек или нет, но эта мизансцена могла соперничать по пластике с хореографической миниятурой. Голова мужчины резко запрокинута назад, и в невероятно, по-женски изогнутой шее читается вся трагедия человека. При всей наступательной агрессивности в игре Нины Дорошиной проглядывали слом и отчаяние.
Из книги М. Райкиной
«Галина Волчек Как правило вне правил »
О н был прелестен в роли Васьки Пепла. Это слово может показаться странным по отношению к персонажам Горького, но я другого найти не могу. Даль ворюгу и убийцу, вольно или нет, сыграл так, что в памяти осталась его молодость, хрупкая нервная сила. Ролью Васьки Пепла он сразу показал свой талант. В нем было две грани актерского мастерства. В одной он проявлял себя как художник, в другой как мастер. Но, несмотря на все роли, высшей планкой была роль Васьки Пепла.
Борис Николаевич Любимов, критик
В 1965-м я видел Олега во «Всегда в продаже» Аксенова, но этот спектакль мне как-то не очень запал. В 69-м «Вкус черешни». А вот между ними он сыграл Ваську Пепла в «На дне». Это был спектакль, на который Москва пошла. И одна из первых постановок Галины Борисовны Волчек. Ну, там все было неожиданно. И Даль – Пепел. И Евстигнеев – Сатин. И вообще весь спектакль был интересным, потому что Олег Даль производил, конечно, колоссальное впечатление. Звонкий! Яркий! Стихия актерская! Не умное построение роли, а ситуация, когда «поднимаются шторки» колоссального актерского обаяния.
Федор ЧЕХАНКОВ
«Закономерная история»
О н был большим актером и неординарной личностью. Я не могу забыть его Ваську Пепла из спектакля «Современника» «На дне». Эта роль доказала, что он из тех актеров, которые лишь собой создавали трактовку образа. Когда он ушел с этой роли, ее просто не стало. Он унес ее с собой. Он не был Васькой в смысле русский мужик, а был нашим современником, понятным и сейчас.
Анастасия Вертинская
«Чужой среди чужих»
Кривый Зоб – Рогволд Суховерко, Васька Пепел – Олег Даль,
Сатин – Евгений Евстигнеев
Лука – Игорь Кваша, Васька Пепел – Олег Даль
Васька Пепел – Олег Даль, Василиса – Наталья Каташева,
спектакль «На дне». 1968 г.
Васька Пепел – Олег Даль, Василиса – Наталья Каташева
Наташа – Алла Покровская, Лука – Игорь Кваша,
Васька Пепел – Олег Даль. 1968 г.
Много лет спустя, когда я работала с Далем
в театре «Современник» и репетировала вместе,
режиссер спектакля Галина Волчек, глядя на Олега,
говорила: «Ну совсем не то играет, идиот. »
При этом ее глаза сияли счастьем, и оторвать их
от Даля она не могла. Такой был магнетизм его таланта.
Марина Неелова
Встреча актеров «Современника» с М. Мастроянни
после спектакля «На дне»
« На дне »
1967
В квартире режиссера Александры Ремизовой раздается звонок. Через 30 секунд он настойчиво повторяется. Ремизова как есть, в ночной рубашке, открывает дверь.
– Вы? Галя? В такое время? Что случилось?
Вместо ответа Волчек Выпаливает:
– У вас «На дне» Горького? У вас есть?
– Есть.
Кто бы мог подумать, куда может завести простая человеческая обида? В 1967 году Галину Волчек именно обида, вызванная театральными обстоятельствами, толкнула «на дно», на глубину горьковской пьесы. И спустя много лет она будет удивляться, что всего одно слово, случайно всплывшее в эмоциональном потоке, может принести невероятный результат. То, что она рассказывает теперь, может быть расценено и с медицинской точки зрения.
Галина Волчек: – «Современник» должен был впервые выехать на зарубежные гастроли. В Польшу! Дело было даже не в какую страну мы ехали, а то, что театр выпускали! А меня не взяли. Отбросили. Это для меня было раной, сильнейшим потрясением. Тогда это казалось невероятным – как, ведь все мои едут, а меня не берут. Боль не оттого, что заграница проплывала мимо меня, а от случившейся несправедливости. Ведь на гастроли везли и мою «Обыкновенную историю».
Сейчас она уверяет, что причина, по которой Ефремов вычеркнул свою воспитанницу из списка, не имеет значения, и всем своим видом показывает, что не желает развивать эту тему. И тем не менее интересно, что же произошло в 1967 году в «Современнике», если замечательную артистку, режиссера самого шумного спектакля «Обыкновенная история», руководство театра решило наказать таким образом?
Из воспоминаний тех, кто был рядом с ней, вырисовывается версия, и замешена она на амбициях, которые так же прекрасно приживались в молодом здоровом организме «Современника», как и в почтенном академическом театре.
Михаил Козаков: – Многие считали, что это был чисто воспитательный момент: для Волчек, которая сорвала бешеный успех за «Обыкновенную историю», первой из «Современника» получила Государственную премию, поездка за границу была, по мнению Ефремова, явным перебором. Не новый способ воспитывать успешных учеников.
Впрочем, сложных причинно-следственных построений она не делала, поскольку, как истинная женщина, отдалась эмоциональному потоку, подсознательно удовлетворяя мазохистский комплекс, сидящий в каждом, в том числе и в ней.
– Все время внутри себя, как городская сумасшедшая, я вела яростные диалоги со своими однокашниками и друзьями: «Как, – спрашивала я их. – Как могло такое случиться?» Во мне говорила обида на несправедливость, которую я всегда с детства очень остро ощущала, иногда даже не понимала, к чему может привести мое непримиримое отношение к несправедливости. «У нас такого быть не может. Ведь мы все делаем вместе, и вы. а я. ведь они. Такое может быть только на каком-то дне».
Она произнесла слово «дно», и. Если бы сейчас была жива ее соседка по дому на улице Вахтангова режиссер одноименного театра Александра Ремизова, то она бы достоверно описала эту ночь. После полуночи, когда добрые люди улеглись спать, к ней позвонила в дверь соседка Галина Волчек и с порога выпалила:
– У вас «На дне» Горького? У вас есть?
Ремизова ответила не сразу, пораженная чрезмерно возбужденным видом своей соседки.
– А вы не можете мне дать? На ночь? Я верну.
Не взяла, а схватила протянутый том и убежала. За ночь она прочла пьесу и поняла, что должна ее поставить.
Наутро она позвонила Ефремову и сообщила ему о своем ночном решении. Он был явно ошарашен. «Ну, пожалуйста», – сказал он, и в паузе было больше удивления, чем решения.
– А обида, которая у вас была, на нее поправка в будущей постановке была сделана? Собственно, та же несправедливость, только произошло все с вами и в наши дни.
– С этой занозой я начала читать пьесу. Но к концу про нее абсолютно забыла, потому что пьеса меня захватила. Захватила целиком. Ты знаешь, я спектакль увидела отчетливо. Что такое Сатин и вся ночлежка? Вернее, народ, в ней присутствующий. Он для меня с самого начала был главным компонентом тире хором, присутствующим при всех трагических поворотах жизни ночлежки и реагирующим на все катаклизмы. Я и художнику это объяснила сразу. Так что импульс – это только импульс. А что он родил – это совсем другое. И это смешно, и дико, и невероятно, что слово, одно слово привело к такому результату.
На самом деле за ее «Дном» стояли один вечер и одна ночь.
1968
На сцене Евстигнеев. Лысый. С кошачьей и верткой пластикой. Вот он проходит к краю сцены. Слушает, что Волчек говорит ему, затягиваясь цигаретой.
– Жень, послушай, я хочу, чтобы ты эти слова, как там.
– Работа. Ты сделай так, чтобы работа была мне в удовольствие.
– Вот-вот. Слушай. Возьми щетку и чисти себе ботинки.
Итак, спектакль «На дне», импульсом для которого послужила личная обида. Впрочем, сегодня Волчек уверяет меня, что к концу той бессонной ночи, когда она на эмоции прочитала горьковскую пьесу, она знала не только про что она будет делать спектакль, но и как. Какими средствами будет катапультировать из мягких кресел зрителей, пришедших посмотреть на обитателей ночлежек, изведенных советской властью как класс.
Галина Волчек: – Я рассказала художнику Кириллову, какой хочу видеть сцену – черная, все в черном до колосников. И только откуда-то сверху пробивается жалкий луч света. Здесь должна протекать жизнь обитателей ночлежки.
Ее ночлежка раскинулась по всей сцене – три яруса с двумя лестничными пролетами посредине, которые упирались в дверь с пробивающимся светом.
Склонная к глобальным обобщениям, она скорее интуитивно, чем сознательно, из понятия «ночлежка» создает образ мира. Увеличивает количество обитателей дна, не предусмотренных драматургом. И вся эта серая, безликая масса человек в 15–20 жила своей оттдельной жизнью, активно или пассивно участвуя в жизни главных героев. «На дне» стал первым большим спектаклем Галины Волчек, обозначившим ее тягу к масштабным полотнам.
Многоплановость на сцене, робко пробивавшаяся в ранних спектаклях Галины Волчек, станет основным козырем ее последующих работ, когда она будет манипулировать планами и добиваться этим поразительных эффектов. Так, в «Крутом маршруте», поставленном в 1989 году, за аскетичными декорациями сталинских застенков всплывет образ страны, лежащей в оцепенении. В «Трех товарищах» уголок Берлина обернется большим городом. Поразительно, что знаковые символы будут рождаться из мелких форм, которые Волчек изобретательно умеет совмещать.
И вот массовка, безликая и безучастная, поселилась на сцене. А главные действующее лица. К назначению на принципияльные роли Галина Волчек подошла, проигнорировав традиции.. Сатина – в советском театре всегда героя с ярко выраженным соцальным началом – у Волчек получил антигерой Евгений Евстигнеев, игравший в кино в основном прощелыг, карьеристов или просто неудачников.
На репетиции спектакля «На дне»
Она начала репетировать, когда развод с Евстигнеевым был несколько лет как оформлен. Но эта юридическая формальность, как говорит она, не мешала, а скорее помогала. Она, как никто, знала Евстигнеева. Когда перед словом «трансцендентально» Евстигнеев делал паузу, набирал воздух и низкым голосом произносил «транс. », все думали: «щас отмочит», она одна понимала, что за выразительной паузой ничего не стоит. Евстигнеев молчал оттого, что просто не знал, как правильно произнести это слово. Она одна приходила к нему на помощь:
– Женюра, я понимаю, что ты специально так делаешь – что-то между транспортом и траншей, да? Но так меньше всего понятен смысл, – говорила она, и он аккуратно, в душе благодаря ее, вплетал в свою реплику значение зубодробительного словца.
/. /
Галина Волчек: – Женя был очень закрытый человек. Ни с кем никогда не делился тем, что было на душе. Он закрыт был даже перед самим собой. Может, поэтому у него было столько инфарктов.
Полное доверие экс-супруге и режиссеру Евстигнеев демонстрировал на сцене. Она видела в горьковском герое не Сахарова, который только один говорит правду при всеобщем безмолвии. Для нее Сатин был из тех, кто не обличал, а просто старался жить не по лжи.
С нар за жизнью «дна» и его обитателей наблюдал свежий и довольно-таки острый взгляд – выпускник Школы-студии МХАТ Авангард Леонтьев, а для всех просто Гарик. Его взяли в театр за ярко выраженные способности и редкую индивидуальность, обнаружившиеся уже в дипломном спектакле «Царь Федор», где он исполнил заглавную роль. Хотя в «Современнике» с царского трона он прямой наводкой угодил на нары, в бомжеватого вида массовку.
Авангард Геонтьев : – Там я понял, и не только по себе, что у Волчек огромный дар работы с актерем. Кстати, не такой уж частый. Сколько она предложила Евстигнееву интересных ходов в роли Сатина. Она помогла Никулину сделать уникальной роль Актера. Роль звучала как исповедь современника перед зрителями, и те не видели никакой грани, никакого зазора между личностью исполнителя и героем на сцене. Никакой!
На репетиции спектакля «На дне»
По многим статьям спектакль «На дне» был уникальным продуктом. Взять хотя бы все то же распределение ролей. Если взглянуть на старую программку, в ней сплошные «антигерои». Сатин в исполнении Евстигнеева с замашками пижона из коммуналки не имел даже намека на серьезность, заложенную в его знаменитом монологе о человеке. Неожиданный образ перекрывал монументальность Сатина далекого и недалекого прошлого – Станиславского, Ершова, Ливанова. Рядом с ними Евстигнеев смотрелся хлюстом, прощелыгой. А Волчек к тому же предлагала ему резкие решения его ударных монологов. Сатин – богемный бомж с изящной, завораживающей пластикой, который артистично обременяет собой землю.
На репетиции первой сцены Сатина она говорила Евстигнееву:
– Жень, послушай, я хочу, чтобы ты эти слова, как там.
– Работа.
– Вот-вот. Слушай. Возьми щетку и чисти себе ботинки. А слова положи на то, что ты хочешь быстрее выпить. И говори все это с предощущением удовольствия. Проходно говори, но с кайфом.
Он был не из тех артистов, которым нужно повторять. Евстигнеев хватал щетку, чистил ботинки, дальше под пафосные слова о работе надевал узкое пальто, прогибался чуть в талии вперед. Изящно заламывал шляпу, заматывал шарф, руку небрежно-артистично выбрасывал вперед:
– Ты сделай так, чтобы работа была мне в удовольствие.
Кто в этот момент находился в зале, ахнули, как ему удалось эффектно раскрутить ее предложение.
Лука – Игорь Кваша, Сатин – Евгений Евстигнеев в сцене
из спектакля «На дне» по пьесе А.М.Горького. 1968 год.
Сатин – Евгений Евстигнеев, Барон – Андрей Мягков
Олег Даль тоже не тянул на отчаянного разбойника Пепла, брутального любовника. Но, как ни странно, традиционно привычный образ Пепла рассыпался перед лицом его нервности, субтильности при полном отсутствии воинственного начала. К удивлению зала, который не сразу приходил в себя от вида такого «героя», прибавлялось удивление закулисное.
Авангард Леонтьев: – Он как будто не играл. Вот мы с ним разговаривали за кулисами, а через несколько минут он оказывался на сцене и был точно таким же. Я поражался, как же он отваживается ничего на сцене не играть.
Для коллег Пепел был тот самый Даль, с проблемами и мироощущением которого давно свыклись в театре. Что же говорить о публике, не знавшей Даля закулисного, а лишь влюбленной в кинообраз его трепетно-романтического героя.
Лучшей сценой дуэта Пепел – Василиса (Даль – Дорошина) была сцена объяснения во втором акте. Волчек выстроила ее с отчаянной страстностью: Василиса, как кавалерист, настурает, и под ее натиском вор Васька изгибается, уворачивается, как от укуса змеи. Хотела того Волчек или нет, но эта мизансцена могла соперничать по пластике с хореографической миниятурой. Голова мужчины резко запрокинута назад, и в невероятно, по-женски изогнутой шее читается вся трагедия человека. При всей наступательной агрессивности в игре Нины Дорошиной проглядывали слом и отчаяние.
И кто это выдумал до или после – что у Волчек женская режиссура, способная родить только прекрасные женские образы. В «На дне» – невероятно мощный мужской ансамбль, в котором ярко и сильно звучат мужские соло – Петр Щербаков (Бубнов), Олег Табаков (Татарин), Михаил Козаков, а позже Андрей Мягков (Барон), Владимир Земляникин (Медведев). Мужественность мужской группы только оттеняла достоинства четырех женских ролей – Лилия Толмачева, Нина Дорошина, Алла Покровская, Елена Миллиоти.
Сатин – Евгений Евстигнеев
Талантливые соло и дуэты режиссер соединила в массовых сценах. Вот одна из них: обитатели ночлежки играют в карты. С трех ярусов массовка наблюдает за ловкостью шулера Сатина. Массовка реагирует нечленораздельными звуками, стоном, который «у них песней зовется». На первой лестнице – в центре Сатин, слева и справа от него Татарин с Бароном. Над Сатиным, на верхних нарах, – Актер с голыми ногами, и голова главного шулера как будто случайно оказывается в раме Актеровых конечностей. Шулерский прием Волчек подала как цирковой номер: неудачную карту Сатин, небрежно почесываясь, кладет на лысину, откуда ее снимают пальцы левой ноги Актера.. В это же самое время его рука вкладывала нужную масть в приподнятую руку Сатина, и игра продолжалась. Цирковой трюк повторялся трижды и вызывал бурную реакцию зала.
Колоритный образ Волчек всегда напрашивался на пародии. Пока она репетировала «На дне», за кулисами артисты показывали, как Волчек сидит за режиссерским столиком в накинутой на плечи каракулевой шубе, дымит дорогими сигаретами, пальцы в кольцах, и говорит актерам, лежащим на нарах горьковской ночлежки:
– Поймите, эта пьеса про нас! Все эти Сатины, Насти, Васьки, Клещи – это мы! На дне! На самом дне нашей жизни.
Внешне благополучный облик и дамские штучки, культивируемые ею публично, напоказ, будут долго вводить в заблуждение тех, кто привык считывать первый план. Главное же в своей жизни она никогда на первый план не выставляла. Малокто знал, что, отправляя в отпуск, она брала с собой связку книг по философии, откуда вылавливала скудную информацию по экзистенциализму. Успела прочитать 14 томов Фрейда, которые под страшным секретом ей принес художник Борис Бланк. Она уверяет, что эти 14 томов дали ей значительно больше, чем режиссерское образование, которого, собственно, она в институте не получила.
Когда скелет спектакля был готов, она отправилась с Марком в отпуск в Кисловодск, в санаторий Академии наук, где ее застало известие о пражских событиях. Помнит, как ученый народ с приемничками выходил на аллеи своего тихого лечебного заведения, чтобы словить последние новости из Праги.
Советские танки, которые в это время утюжили взбунтовавшуюся чехословацькую столицу, проехались и по концепции важного четвертого акта, придуманного до поездки в Кисловодск. В момент, когда Сатин разворачивает тему о человеке, правде и лжи, вся массовка хохотала до изнеможения. Апогей всеобщего приходился на слова «человек – это звучит гордо». Как это может звучать гордо среди воровства, убийства, предательства? Политическая правда откорректировала режиссерский замысел.
Галина Волчек: – В Кисловодске по приемнику кого-то из ученых я слушала сдавленные, жуткие голоса людей, они просили помощи. Никто не понимал: как они могут вещать из подвалов? Я подумала: это большой грех в такой ситуации – смеяться над тем, что человек не звучит гордо. Над этим можно только плакать.
Так, как Евстигнеев читал этот монолог, ни до, ни после него никто не читал.
– Правда – бог свободного человека, – произносил он как-то тихо, в сторону, закусив губу. Насмешка, горечь, остатки надежды, простота делали монолог органичным, и горьковская высокопарность впервые на русской сцене была невероятно убедительна. Зрители наблюдали чудо – невидимые грани на мгновение сливались, и казалось, вот-вот насмешка его взорвется хохотом, а хохот перейдет в рыдание. Но каким образом и в какой миг это случится, никто сказать не мог. Чудо происходило на глазах.
1968
– Человек – это звучит гордо! – доносится за кулисы. Волчек осторожно пробирается по заднику, чертыхается в темноте, за что-то зацепившись.
– Что это?
Она остановливается и беспомощно оглядывается по сторонам. Помреж отводит глаза и делает вид, что закопалась с реквизитом.
«На дне» – постановка 1968 года – проскочила через запреты на удивление легко. И теперь вспоминается Волчек играми с цензурой. Еще шли репетиции, но добрые люди уже принесли в «Современник» свежую новость – в ЦК, Минкульте и прочих инстанциях лежат письменные сигналы о том, что Волчек со товарищи собирается исказить Горького. Что делать? Решили использовать проверенный метод – подстраховаться непререкаемым авторитетом, с мнением которого не поспорят малообразованные партийцы и чиновники.
Таким авторитетом стал Борис Бялик – крупнейший горьковед. Его пригласила Волчек и показала ему две готовые акта. Он очень хорошо их принял. Так же, как и третий – чуть позже.
– А четвертый не готов пока, но мы вам его обязательно покажем, – сказала ученому Волчек. Но хорошо бы ваше просвещенное мнение донести до нашего верхнего начальства.
Бялик написал благожелательный отзыв, не посмотрев четвертый, тот самый знаменитый пьяный акт. Его он увидел только на премьере, и. к чести ученного, такая трактовка его не оскорбила. И именно благодаря ему спектакль «На дне» увидел свет в том виде, как его задумала Волчек.
В самом деле, никто из принимавшихся за постановку горьковской пьесы никогда не позволял себе делать героя таким пьяным, каким сделала Сатина Волчек. Весь четвертый акт, по общему признанию самый сильный, находился под сильным градусом. Обитатели ночлежки, по воле режиссера, выпивали до монолога о человеке, который «звучит гордо», во время и после него.
А ей было важно, чтобы артисты поняли и прочувствовали природу этого состояния. В своих экспериментах она доходила до невозможных ситуаций – раздевалась в присутствии мужчин, давала пощечины женщинам. Не стало исключением и «На дне»: дойдя до четвертого акта, Волчек принесла на прогон бутылку водки.
– Они выпили и на самом деле хорошо сыграли. Не помню точно, по скольку они выпили, но помню, как захмелели и почувствовали эту сцену.
Настя – Лилия Толмачева, Лука – Игорь Кваша
Михаил Козаков: – И постепенно накатывало хмельное состояние, а потом и необходимые слезы, жалость к себе. Трудные слова произносились уже легко. «Человек. Че-ло-век это ве-ли-ко-леп-но. Это звучит гордо, – почти рыдал Евстигнеев –Сатин. – Выпьем за человека!»
Волчек не понимала, какую мину она заложила в театре, разрешив раз выпить. У нар, со стороны кулись, перед выходом на четвертый акт теперь постоянно располагалась компания Сатин, Актер, Барон, Бубнов. Сюда реквизитор Лиза для всей честной компании закладывала четвертинку, которая со временем выросла до литра, да хлеб с луком. Приняв, великолепная четверка выходила на сцену, на четвертый акт, еще трезвыми, не успев как следует захмелеть. «Старик умница! –провозглашал Евстигнеев. –Выпьем за старика». Хотя на сцене из кружек пили просто воду.
– Состоялась премьера, – вспоминает она теперь, смеясь. Хотя тогда ей было явно не до смеха. – Спектакль шел успешно, по нарастающей. Отличный прием. И однажды я пробираюсь по сцене в момент перехода с третьего акта на четвертый и вдруг вижу в темноте за кулисами натянутое одеяло на палках, что-то вроде шатра. Вызываю помрежку, она жмется, не говорит.
Василиса Карповна – Нина Дорошина
Но надо знать Волчек: она вынула из нее информацию и ужаснулась открывшейся правде – актеры за сценой организовали что-то вроде кафешки, где Сатин со товарищи регулярно входят в роль.
В интерпретации Михаила Козакова события того времени носят характер обаятельных актерских шалостей. В тот момент они наслаждаются не самим процессом «втихаря», а тем, как лихо провели училку.
Волчек устроила разнос «кафе имени писателя Горького» и прикрыла его. Вообще, подобного рода шутки на сцене она не выносила. Никому не поздоровилось. Такого цинизма артистов и обслуги она перенести не могла.
Финал Волчек выстроила по законам геометрии. В центр композиции она поместила шаткий, пьяный треугольник – многофигурное основание сужалось, поднимаясь кверху, и завершалось фигурой Сатина на последнем лестничном пролете. Дико, грубо и нестройно треугольник рычал:
– Солнце всходит и заходит, а в тюрме моей темно.
Пьяные голоса путались, перекрывали слова, переходили в нечто нечленораздельное и, достигнув вершины звукового хаоса, обрывались на крике ворвавшегося Барона:
– Актер на пустыре удавился!
Пауза. Хамский голос:
– Дурак. Всю песню испортил.
И рев, рык.
В это же самое время параллельно во МХАТе играли свое «На дне» в постановке 1948 года. По воле случая две эстетики – мхатовская и современниковская – однажды сошлись. Заболел исполнитель роли Луки Игорь Кваша, и театр – Волчек в это время работала за границей – уговорил корифея МХАТа Алексея Грибова срочно ввестись в спектакль. Тот согласился, пришел в «Современник», вел себя согласно своему мхатовскому статусу.
«На дне». Сцена из спектакля.
Телеспектакль «На дне» 1972 г.
«На дне». Сцена из спектакля.
Лука – Алексей Грибов