словно поэзия жизнь начиналась с самых любимых строк
АЛЕКСАНДР БЛОК. Первая любовь. Отроческие стихи (не вошедшие в Осн. Собр.)
Лето 1897 года. Живописное уютное местечко в Южной Германии. Курорт Бад-Наугейм,
куда юноша приехал с матерью и теткой. Первая любовь. Ему 16, ей 37.
Это была высокая статная темноволосая дама с тонким профилем, великолепными синими
глазами и протяжным чарующим голосом.
Ксения Михайловна Садовская.
Нелюбимая работа, неудачное замужество, трое детей. «Она первая заговорила со скромным
мальчиком, который не смел поднять на нее глаз, но сразу был охвачен любовью. Красавица
всячески старалась завлечь неопытного мальчика» (из воспоминаний тети А. Блока).
Рано поутру он бежал покупать для нее розы. Почти все время они проводили вместе: гуляли
по тенистым аллеям, катались на лодке, слушали музыку. И тут полились стихи, первые
настоящие стихи.
Мы были вместе, помню я.
Ночь волновалась, скрипка пела.
Ты в эти дни была — моя,
Ты с каждым часом хорошела.
Сквозь тихое журчанье струй,
Сквозь тайну женственной улыбки
К устам просился поцелуй,
Просились в сердце звуки скрипки. 9 марта 1899
Образ любви, вскоре сменившейся другой, многолетней (к Любовь Дмитриевне Менделеевой),
долгие годы тревожил Блока.
Шли мы стезею лазурною,
Только расстались давно.
В ночь непроглядную, бурную
Вдруг распахнулось окно.
Ты ли, виденье неясное?
Сердце остыло едва.
Чую дыхание страстное,
Прежние слышу слова.
Ветер уносит стенания,
Слезы мешает с дождем.
Хочешь обнять на прощание?
Прошлое вспомнить вдвоем?
Мимо, виденье лазурное!
Сердце сжимает тоской
В ночь непроглядную, бурную
Ветер, да образ былой! 28 февраля 1900
* * *
Я шел во тьме дождливой ночи
И в старом доме, у окна,
Узнал задумчивые очи
Моей тоски. — В слезах, одна
Она смотрела в даль сырую.
Я любовался без конца,
Как будто молодость былую
Узнал в чертах ее лица
Она взглянула. Сердце сжаяо..
Огонь погас — и рассвело
Сырое утро застучалось
В ее забытое стекло. 15 марта 1900
В 1900 году между Блоком и Ксенией Садовской произойдет последнее письменное
объяснение. На этот раз унижалась она, и, в конце концов, назвав юношу «изломанным
человеком», она проклянет свою судьбу за то, что встретила его.
Шли годы и уносили все наносное, случайное, оставляя золото благодарной памяти.
Через 12 лет Блок еще раз вернется в Бад-Наугейм.
Все та же озерная гладь,
Все так же каплет соль с градирен.
Теперь, когда ты стар и мирен,
О чем волнуешься опять?
Иль первой страсти юный гений
Еще с душой не разлучен,
И ты навеки обручен,
Той давней, незабвенной тени? Июнь 1909
Через 12 лет был создан цикл стихов, посвященных Ксении Михайловне Садовской — К.М.С.
Так сложилось, что долгое время они жили в Петербурге по соседству, но ни разу
не встретились. Он ничего не знал о ее безрадостной судьбе, она — о его литературной
славе.
Одесса. 1919 год. Голод, разруха.
Похоронив мужа, старая (в то время ей было уже 65), нищая, одинокая женщина попадает
в психиатрическую клинику. Врач, лечивший ее, большой почитатель Блока, случайно
обращает внимание на полное совпадение инициалов своей пациентки с блоковской К.М.С.
На его вопрос, не она ли та самая К.М.С., которой Блок посвятил стихи, она открывает ему
свою тайну. Но врач все же не до конца ей верит. Однако после ее смерти в подоле платья
будут обнаружены засохшая роза и 12 писем поэта, перевязанных розовой лентой.
Отроческие стихи (не вошедшие в Осн. Собр.)
Всякий, кого коснется любовь,
становится поэтом.
I
A la très chère, à la très belle.
Baudelaire *
Одной тебе, тебе одной,
Любви и счастия царице,
Тебе прекрасной, молодой
Все жизни лучшие страницы!
Ни верный друг, ни брат, ни мать
Не знают друга, брата, сына,
Одна лишь можешь ты понять
Души неясную кручину.
Ты, ты одна, о, страсть моя,
Моя любовь, моя царица!
Во тьме ночной душа твоя
Блестит, как дальняя зарница.
Пора забыться полным счастья сном,
Довольно нас терзало сладострастье.
Покой везде. Ты слышишь: за окном
Нам соловей пророчит счастье?
Теперь одной любви полны сердца,
Одной любви и неги сладкой,
Всю ночь хочу я плакать без конца
С тобой вдвоем, от всех украдкой.
О, плачь, мой друг! Слеза туманит взор,
И сумрак ночи движется туманно.
Смотри в окно: уснул безмолвный бор,
Качая ветвями таинственно и странно.
Хочу я плакать. Плач моей души
Твоею страстью не прервется.
В безмолвной, сладостной, таинственной тиши
Песнь соловьиная несётся.
Пусть рассвет глядит нам в очи,
Соловей поет ночной,
Пусть хоть раз во мраке ночи
Обовью твой стан рукой.
И челнок пойдет, качаясь
В длинных темных камышах,
Ты прильнешь ко мне, ласкаясь,
С жаркой страстью на устах.
Пой любовь, пусть с дивной песней
Голос льется все сильней,
Ты прекрасней, ты прелестней,
Чем полночный соловей.
Ловя мгновенья сумрачной печали,
Мы шли неровной, скользкою стезей.
Минуты счастья, радости нас ждали,
Презрели их, отвергли мы с тобой.
Мы разошлись. Свободны жизни наши,
Забыли мы былые времена,
И думаю, из полной, светлой чаши
Мы счастье пьем, пока не видя дна.
Когда-нибудь, с последней каплей сладкой,
Судьба опять столкнет упрямо нас,
Опять в одну любовь сольет загадкой,
И мы пойдем, ловя печали час.
Ты, может быть, не хочешь угадать,
Как нежно я люблю Тебя, мой гений?
Никто, никто не может так страдать,
Никто из наших робких поколений.
Моя любовь горит огнем порой,
Порой блестит, как звездочка ночная,
Но вечно пламень вечный и живой
Дрожит в душе, на миг не угасая.
О, страсти нет! Но тайные мечты
Для сердца нежного порой бывают сладки,
Когда хочу я быть везде, где Ты,
И целовать Твоей одежды складки.
Мечтаю я, чтоб ни одна душа
Не видела Твоей души нетленной,
И я лишь, смертный, знал, как хороша
Одна она, во всей, во всей вселенной.
Мрак. Один я. Тревожит мой слух тишина.
Всё уснуло, да мне-то не спится.
Я хотел бы уснуть, да уж очень темна
Эта ночь, — и луна не сребрится.
Думы всё неотвязно тревожат мой сон.
Вспоминаю я прошлые ночи:
Мрак неясный… По лесу разносится звон…
Как сияют прекрасные очи.
Дальше, дальше… Как холодно! Лед на Неве,
Открываются двери на стужу…
Что такое проснулось в моей голове?
Что за тайна всплывает наружу.
Нет, не тайна: одна неугасшая страсть…
Но страстям я не стану молиться!
Пред другой на колени готов я упасть.
Эх, уснул бы… да что-то не спится.
Улочки тихого немецкого городка стали свидетелями первой любви поэта.
Лето 1897 года. Живописное уютное местечко в Южной Германии. Курорт Бад-Наугейм, куда юноша приехал с матерью и теткой.
Первая любовь. Ему 16, ей 37.
Это была высокая статная темноволосая дама с тонким профилем, великолепными синими глазами и протяжным чарующим голосом.
Ксения Михайловна Садовская.
Нелюбимая работа, неудачное замужество, трое детей. «Она первая заговорила со скромным мальчиком,
который не смел поднять на нее глаз, но сразу был охвачен любовью. Красавица всячески старалась завлечь
неопытного мальчика» (из воспоминаний тети А. Блока).
Рано поутру он бежал покупать для нее розы. Почти все время они проводили вместе: гуляли по тенистым аллеям,
катались на лодке, слушали музыку. И тут полились стихи, первые настоящие стихи.
Мы были вместе, помню я.
Ночь волновалась, скрипка пела.
Ты в эти дни была — моя,
Ты с каждым часом хорошела.
Сквозь тихое журчанье струй,
Сквозь тайну женственной улыбки
К устам просился поцелуй,
Просились в сердце звуки скрипки. 9 марта 1899
Образ любви, вскоре сменившейся другой, многолетней (к Любовь Дмитриевне Менделеевой),
долгие годы тревожил Блока.
Шли мы стезею лазурною,
Только расстались давно.
В ночь непроглядную, бурную
Вдруг распахнулось окно.
Ты ли, виденье неясное?
Сердце остыло едва.
Чую дыхание страстное,
Прежние слышу слова.
Ветер уносит стенания,
Слезы мешает с дождем.
Хочешь обнять на прощание?
Прошлое вспомнить вдвоем?
Мимо, виденье лазурное!
Сердце сжимает тоской
В ночь непроглядную, бурную
Ветер, да образ былой! 28 февраля 1900
* * *
Я шел во тьме дождливой ночи
И в старом доме, у окна,
Узнал задумчивые очи
Моей тоски. — В слезах, одна
Она смотрела в даль сырую.
Я любовался без конца,
Как будто молодость былую
Узнал в чертах ее лица
Она взглянула. Сердце сжаяо..
Огонь погас — и рассвело
Сырое утро застучалось
В ее забытое стекло. 15 марта 1900
В 1900 году между Блоком и Ксенией Садовской произойдет последнее письменное объяснение.
На этот раз унижалась она, и, в конце концов, назвав юношу «изломанным человеком», она проклянет
свою судьбу за то, что встретила его.
Шли годы и уносили все наносное, случайное, оставляя золото благодарной памяти.
Через 12 лет Блок еще раз вернется в Бад-Наугейм.
Все та же озерная гладь,
Все так же каплет соль с градирен.
Теперь, когда ты стар и мирен,
О чем волнуешься опять?
Иль первой страсти юный гений
Еще с душой не разлучен,
И ты навеки обручен,
Той давней, незабвенной тени? Июнь 1909
Через 12 лет был создан цикл стихов, посвященных Ксении Михайловне Садовской — К.М.С.
Так сложилось, что долгое время они жили в Петербурге по соседству, но ни разу не встретились.
Он ничего не знал о ее безрадостной судьбе, она — о его литературной славе.
Одесса. 1919 год. Голод, разруха.
Похоронив мужа, старая (в то время ей было уже 65), нищая, одинокая женщина попадает в психиатрическую клинику.
Врач, лечивший ее, большой почитатель Блока, случайно обращает внимание на полное совпадение инициалов своей пациентки
с блоковской К.М.С. На его вопрос, не она ли та самая К.М.С., которой Блок посвятил стихи, она открывает ему свою тайну.
Но врач все же не до конца ей верит. Однако после ее смерти в подоле платья будут обнаружены засохшая роза и 12 писем поэта,
перевязанных розовой лентой.
Всякий, кого коснется любовь,
становится поэтом.
I
A la tres-chere, a la tres-belle.
Baudelaire *
Одной тебе, тебе одной,
Любви и счастия царице,
Тебе прекрасной, молодой
Все жизни лучшие страницы!
Ни верный друг, ни брат, ни мать
Не знают друга, брата, сына,
Одна лишь можешь ты понять
Души неясную кручину.
Ты, ты одна, о, страсть моя,
Моя любовь, моя царица!
Во тьме ночной душа твоя
Блестит, как дальняя зарница.
Пора забыться полным счастья сном,
Довольно нас терзало сладострастье.
Покой везде. Ты слышишь: за окном
Нам соловей пророчит счастье?
Теперь одной любви полны сердца,
Одной любви и неги сладкой,
Всю ночь хочу я плакать без конца
С тобой вдвоем, от всех украдкой.
О, плачь, мой друг! Слеза туманит взор,
И сумрак ночи движется туманно.
Смотри в окно: уснул безмолвный бор,
Качая ветвями таинственно и странно.
Хочу я плакать. Плач моей души
Твоею страстью не прервется.
В безмолвной, сладостной, таинственной тиши
Песнь соловьиная несётся.
Пусть рассвет глядит нам в очи,
Соловей поет ночной,
Пусть хоть раз во мраке ночи
Обовью твой стан рукой.
И челнок пойдет, качаясь
В длинных темных камышах,
Ты прильнешь ко мне, ласкаясь,
С жаркой страстью на устах.
Пой любовь, пусть с дивной песней
Голос льется все сильней,
Ты прекрасней, ты прелестней,
Чем полночный соловей.
Ловя мгновенья сумрачной печали,
Мы шли неровной, скользкою стезей.
Минуты счастья, радости нас ждали,
Презрели их, отвергли мы с тобой.
Мы разошлись. Свободны жизни наши,
Забыли мы былые времена,
И думаю, из полной, светлой чаши
Мы счастье пьем, пока не видя дна.
Когда-нибудь, с последней каплей сладкой,
Судьба опять столкнет упрямо нас,
Опять в одну любовь сольет загадкой,
И мы пойдем, ловя печали час.
Ты, может быть, не хочешь угадать,
Как нежно я люблю Тебя, мой гений?
Никто, никто не может так страдать,
Никто из наших робких поколений.
Моя любовь горит огнем порой,
Порой блестит, как звездочка ночная,
Но вечно пламень вечный и живой
Дрожит в душе, на миг не угасая.
О, страсти нет! Но тайные мечты
Для сердца нежного порой бывают сладки,
Когда хочу я быть везде, где Ты,
И целовать Твоей одежды складки.
Мечтаю я, чтоб ни одна душа
Не видела Твоей души нетленной,
И я лишь, смертный, знал, как хороша
Одна она, во всей, во всей вселенной.
Мрак. Один я. Тревожит мой слух тишина.
Всё уснуло, да мне-то не спится.
Я хотел бы уснуть, да уж очень темна
Эта ночь, — и луна не сребрится.
Думы всё неотвязно тревожат мой сон.
Вспоминаю я прошлые ночи:
Мрак неясный… По лесу разносится звон…
Как сияют прекрасные очи.
Дальше, дальше… Как холодно! Лед на Неве,
Открываются двери на стужу…
Что такое проснулось в моей голове?
Что за тайна всплывает наружу.
Нет, не тайна: одна неугасшая страсть…
Но страстям я не стану молиться!
Пред другой на колени готов я упасть.
Эх, уснул бы… да что-то не спится.
Юрий Левитанский — стихи про одиночество
Дорогие друзья блога! Сегодня я хочу посвятить статью творчеству нашего современника, поэта, чьи строки вы знаете и, может быть, любите. Стихи Юрия Левитанского немного грустные, написанные вне канонов и правил, такие красивые и мудрые — это стихи про одиночество, про поиск себя в этом мире, стихи о дружбе и друзьях, о быстротечности нашей жизни. Начинаю статью одним из самых известных стихотворений Левитанского.
Каждый выбирает для себя
женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку —
каждый выбирает для себя.
Каждый выбирает по себе
слово для любви и для молитвы.
Шпагу для дуэли, меч для битвы
каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает по себе.
Щит и латы. Посох и заплаты.
Меру окончательной расплаты.
Каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает для себя.
Выбираю тоже — как умею.
Ни к кому претензий не имею.
Каждый выбирает для себя.
Стихи Левитанского сразу запоминаешь, потому что они музыкальны, у них есть своя интонация, читая их начинаешь и дышать по- другому, им в такт, как будто они сотворены из воздуха.
После Пушкина никто, кажется, так не любил глаголы, никто так изысканно не рифмовал, не перекатывал по строке, как волна перекатывает гальку, шурша и звеня. Он рифмовал их виртуозно…
Е Бершин
Музыка моя, слова,
их склоненье, их спряженье,
их внезапное сближенье,
тайный код, обнаруженье
их единства и родства…
музыка моя, слова,
осень, ясень, синь, синица,
сень ли, синь ли, сон ли снится,
сон ли синью осенится,
сень ли, синь ли, синева —
Юрий Левитанский — биография
Юрий Левитанский родился 22 января 1922 года в Черниговской области. Первые его стихи появились в середине 30-х годов в газетах Донбасса, когда мальчику было 13 лет. В 16 лет Юрий приезжает в Москву и поступает в знаменитый институт философии, литературы и истории.
Через 3 года начинается война и юноша уходит на фронт добровольцем, сразу после сдачи экзаменов за 3-й курс. Поэт прошел путь от солдата до офицера, был награжден многочисленными орденами и медалями. При обороне Москвы в сорок первом он лежал на снегу, на льду за пулеметом рядом со своим другом и поэтом Семеном Гудзенко.
Я неопознанный солдат.
Я рядовой. Я имярек.
Я меткой пули недолёт.
Я лёд кровавый в январе.
Я прочно впаян в этот лёд –
я в нём, как мушка в янтаре…
Но он не был поэтом-фронтовиком, хоть и был военным фотокорреспондентом какое-то время. Война для него не закончилась в 1945 году, он еще воевал на сопках Маньчжурии.
Юрий Левитанский мало писал о войне в молодости, возможно потому что хотел забыть страшные мгновенья, а возможно, хотел осознать – чем стала война для миллионов людей.
…Ну, что с того, что я там был.
Я был давно. Я всё забыл…
считаю одним из лучших стихотворений о войне. Послушайте! Без пафоса, естественно и искреннее, но как же сильно!
Война для Левитанского всегда была незаживающей раной. Вплоть до его смерти. И если в дальнейшем поэт и писал стихи о войне, то с высоты своего духовного более позднего опыта.
…Я медленно учился жить.
Ученье трудно мне давалось.
К тому же часто удавалось
урок на после отложить…
Плен стихов Левитанского
«Манера Юрия Левитанского говорить с читателем тактична, ненавязчива, но одновременно покоряюща, властна. Стих берет вас в полон мягко, неощутимо — не вдруг заметишь, когда, на каком витке поэтической спирали случилось так, что вы уже не можете оставить стихотворение недочитанным, не можете бросить поэта посреди дороги, которой он вас ведет, не можете не выслушать его до конца…
… И принципиальное разнообразие размеров, ритмов, необычных интонационных зачинов и неожиданных концовок. И длинная, нескончаемая строка, словно бикфордов шнур, тянущаяся к рифме, которая вдруг взрывается, когда этого уже и не ждешь, и озаряет строку, строфу, все стихотворение светом нового смысла..»
Юрий Болдырев
Говорили — ладно, потерпи,
время — оно быстро пролетит.
Говорили — ничего, пройдет,
станет понемногу заживать.
Станет понемногу заживать,
буйною травою зарастать.
Время лучше всяких лекарей,
время твою душу исцелит.
Ну и ладно, вот и хорошо,
смотришь — и забылось наконец.
Первые сборники стихов Юрия Левитанского.
В 1948 году выходит первый поэтический сборник стихов Ю. Левитанского «Солдатская дорога», а в 1963 году его книга «Земное небо» принесла поэту известность. Самая же популярная книга стихов «Кинематограф» была написана, когда поэту было уже 50.
«Жизнь моя, кинематограф, чёрно-белое кино!
Кем написан был сценарий? Что за странный фантазёр
этот равно гениальный и безумный режиссер?
Как свободно он монтирует различные куски
ликованья и отчаянья, веселья и тоски!
Он актёру не прощает плохо сыгранную роль —
будь то комик или трагик, будь то шут или король.
О, как трудно, как прекрасно действующим быть лицом
в этой драме, где всего-то меж началом и концом
два часа, а то и меньше, лишь мгновение одно…»
У него все было позднее, поздние стихи, поздняя любовь, поздние дети. Причем, удивляются критики, его лирика с возрастом становится прозрачней, как будто душа его не старела, а молодела. Его стихи – это размышление, это строки, пропущенные через сердце, тонкие, лиричные и очень личные. Стихи про одиночество, про место в этом мире. Все стихи — это «мои мгновенья, мои годы, мои сны».
Иногда стихи ироничны, но как-то мягко и застенчиво ироничны. Его стихи негромкие, как и он сам. И в этом – особое очарование. Но в то же время, отмечают его друзья, при всей своей интеллигентности и мягкости, он мог пойти на многое, отстаивая свои ценности, доказывая и убеждая со всем пылом и неожиданной страстностью.
В мастерской скульптора Вадима Сидура, 1968 год. фото Гладкова (с)
В Москве Левитанский появился в середине пятидесятых, где и жил до конца жизни, писал стихи, работал переводчиком, обладая удивительным языковым чутьем и слухом.
И мы уходим в переводы,
идём в киргизы и казахи,
как под песок уходят воды,
как Дон Жуан идёт в монахи.
Прокормиться на собственные стихи трудно и Юрий Левитанский много переводит с немецкого, чешского, португальского, польского и других языков. Юрия Левитанского любили коллеги и выбирали ему стихи для перевода. Знали, что хорошие стихи в оригинале в переводе Левитанского становятся очень хорошими, он вдыхает в них свою жизнь..
«Стою у окна, его отворив пошире,
И белым платком машу, навсегда прощаясь
С моими стихами, которые к вам уходят»
Фернандо Пессоа (перевод с португальского Ю. Левитанского)
Практически португальский Левитанский)
Юрий Левитанский отличался редкой восприимчивостью, возможно поэтому он был одним из лучших поэтических пародистов, и его книга «Сюжет с вариантами», книга пародий, была издана буквально по требованию его друзей-писателей, героев этих пародий. Некоторые критики считают, что Левитанский был лучшим пародистом не только своего времени, но и всех времен. Он мог пародировать не только выдернутые строки из стихов, но сам стиль и образ мышления пародируемого.
«И да будет тень моя среди вас..»
«В нем была драгоценная любовь к скорбям – amor fati, — которая достается поэтам как крест и как дар. Плакальщик и печальник, наш вечный Пьеро, белая ворона среди здравомыслящих и комильфотных московских поэтов…»
О.Николаева
У Юрия Левитанского много стихов о времени, об уходящем времени,
…Все проходит в этом мире, снег сменяется дождем,
все проходит, все проходит, мы пришли, и мы уйдем.
Все приходит и уходит в никуда из ничего.
Все проходит, но бесследно не проходит ничего…
О ценности каждого мгновения..
….Мы себя убеждаем — ну, что там печалиться
попусту,
но подстреленной птицей клокочет и рвется
в груди
этот сдавленный возглас — как вслед уходящему
поезду —
о мгновенье, помедли,
помешкай,
постой,
погоди!…
о вечной суете, убыстряющейся спешке нашей жизни
«Нету времени друг друга пожалеть,
от несчастья от чужого ошалеть.
Даже выслушать друг друга — на бегу —
нету времени — приедешь? — не могу!».
об уходящих друзьях и одиночестве.
….Что-то случилось, нас все покидают.
Старые дружбы, как листья, опали…
Его поэзия – это поиск добра, красоты, правды, смысла жизни. Его стихи стремятся расшевелить и пробудить, и напомнить, что жизнь – всего мгновенье. И надо быть чуть участливее, чуть добрее, чуть сострадательнее, чуть нежнее друг к другу. Хотя бы чуть.. 
Что для этого надо? Всего лишь вглядеться… вглядеться в лицо близкого, любимого, друга, просто прохожего..
Всего и надо, что вглядеться,— боже мой,
всего и дела, что внимательно вглядеться,—
и не уйдешь, и никуда уже не деться
от этих глаз, от их внезапной глубины…
Многие стихи Левитанского стали популярными песнями. Особенно в исполнении Камбуровой или дуэта Никитиных, столь любимых студенческими аудиториями. Помните «Диалог у Новогодней Елки» из «Москва слезам не верит» ( «Что происходит на свете? А просто зима») да и другие песни из этого фильма? Очень нравится песня в исполнении Елены Камбуровой
«Кто-нибудь утром проснется и ахнет,
и удивится — как близко черемухой пахнет,
пахнет влюбленностью, пахнет любовным признаньем,
жизнь впереди — как еще нераскрытая книга…»
К сожалению, не смогла ее найти на видео. Все те же стихи про одиночество и про надежду
Но ниже — одна из наиболее известных и любимых многими песня «Всего и надо, что вглядеться» в исполнении дуэта Никитиных.
Он не был бунтарем, он был неравнодушным человеком, подписавшим десятки писем в защиту диссидентов. В годы распада СССР он был весь погружен в события и «вбирал в себя волны времени, его напасти, ужасы, катастрофы»
Это общество — словно рояль, безнадежно
расстроенный,
весь изломанный, весь искорябанный, весь
искореженный —
вот уж всласть потрудились над ним исполнители
рьяные,
виртуозы плечистые, ах, барабанщики бравые.
Как в беспамятстве, все эти струны стальные и медные,
лишь вчера из себя исторгавшие марши победные, —
та едва дребезжит, та, обвиснув, бессильно качается,
есть отдельные звуки, а музыка не получается.
И все так же плывет над пространством огромной страны
затянувшийся звук оборвавшейся некой струны.
В 1995 году Юрий Левитанский был удостоен Государственной премии Российской Федерации за сборник «Белые стихи». Во время ее вручения поэт обратился к Ельцину с призывом прекратить войну в Чечне. А 25 января 1996 года на «круглом столе» московской интеллигенции в мэрии опять поднимался этот вопрос. Он мог не идти – возраст, оперированное больное сердце… — но не пойти не смог.
Каждый выбирает для себя.
Выбираю тоже — как умею.
Ни к кому претензий не имею.
Каждый выбирает для себя.
…выступление Левитанского было столь эмоционально, что сердце поэта не выдержало…
….Что происходит на свете? – А просто зима.
Просто зима, полагаете вы? – Полагаю.
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю
в ваши уснувшие ранней порою дома….
….На зыбучий этот снег
осторожно ставлю ногу,
и помалу, понемногу
след теряется вдали.
В белый морок, в никуда
простираю молча руки —
до свиданья, мои други,
до свиданья,
до свида……
Стихи Левитанского про одиночество, стихи о дружбе и друзьях,
об уходящем времени и любви.
Не поговорили.
Собирались наскоро, обнимались ласково,
Пели, балагурили, пили и курили.
День прошел — как не было.
Не поговорили.
Виделись, не виделись, ни за что обиделись,
Помирились, встретились, шуму натворили.
Год прошел — как не было.
Не поговорили.
Так и жили — наскоро, и дружили наскоро,
Не жалея тратили, не скупясь, дарили.
Жизнь прошла — как не было.
Сто друзей
Ста рублей не копил — не умел.
Ста друзей все равно не имел.
Ишь чего захотел — сто друзей!
Сто друзей — это ж целый музей!
Сто, как Библия, мудрых томов.
Сто умов.
Сто высотных домов.
Сто морей.
Сто дремучих лесов.
Ста вселенных заманчивых зов:
скажешь слово одно —
и оно
повторится на сто голосов.
Ах, друзья,
вы мудры, как Сократ.
Вы мудрее Сократа стократ.
Только я ведь и сам не хочу,
чтобы сто меня рук — по плечу.
Ста сочувствий искать не хочу.
Ста надежд хоронить не хочу.
…У витрин, у ночных витражей,
ходят с ружьями сто сторожей,
и стоит выше горных кряжей
одиночество в сто этажей.
Попытка убыстренья
Я зимнюю ветку сломал, я принес ее в дом
и в стеклянную банку поставил.
Я над ней колдовал, я ей теплой воды подливал,
я раскрыть ее листья заставил.
И раскрылись зеленые листья,
растерянно так раскрывались они,
так несмело и так неохотно,
и была так бледна и беспомощна бедная эта
декабрьская зелень —
как ребенок, разбуженный ночью,
испуганно трущий глаза
среди яркого света,
как лохматый смешной старичок,
улыбнувшийся грустно
сквозь слезы.
Ночью проснулся от резкого крика «Спасите!»
Ночью проснулся от резкого крика «Спасите!».
Сел и прислушался. Тихо в квартире и сонно.
Спали спокойно мои малолетние чада,
милые чада, мои малолетние дщери.
Что же случилось? Да нет, ничего не случилось.
Все хорошо, мои милые. Спите спокойно.
Да не разбудит однажды и вас среди ночи
тщетно молящий о помощи голос отцовский.
Да не почудится вам, что и вы виноваты,
если порою мне в жизни бывало несладко,
если мне так одиноко бывало на свете,
если хотелось мне криком кричать
временами.
Живешь, не чувствуя вериг
Живешь, не чувствуя вериг,
живешь — бежишь туда-сюда.
— Ну как, старик? — Да так, старик!
Живешь — и горе не беда. —
Но вечером,
но в тишине,
но сам с собой наедине,
когда звезда стоит в окне,
как тайный соглядатай,
и что-то шепчет коридор,
как ростовщик и кредитор,
и въедливый ходатай…
Живешь, не чувствуя вериг,
и все на свете трын-трава.
— Ну как, старик? — Да так, старик!
Давай, старик, качай права! —
Но вечером,
но в тишине,
но сам с собой наедине,
когда звезда стоит в окне,
как тайный соглядатай…
Итак — не чувствуя вериг,
среди измен, среди интриг,
среди святых, среди расстриг,
живешь — как сдерживаешь крик.
Но вечером,
но в тишине…
Как медленно тебя я забывал!
Как медленно тебя я забывал!
Не мог тебя забыть,
а забывал.
Твой облик от меня отодвигался,
он как бы расплывался,
уплывал,
дробился,
обволакивался тайною
и таял у неближних берегов —
и это все подобно было таянью,
замедленному таянью снегов.
Все таяло.
Я начал забывать
твое лицо.
Сперва никак не мог
глаза твои забыть,
а вот забыл,
одно лишь имя все шепчу губами.
Нам в тех лугах уж больше не бывать.
Наш березняк насупился и смолк,
и ветер на прощанье протрубил
над нашими печальными дубами.
И чем-то горьким пахнет от стогов,
где звук моих шагов уже стихает.
И капля по щеке моей стекает…
О, медленное таянье снегов!
Я вас не задержу
Я вас не задержу.
Да-да, я ухожу.
Спасибо всем за все.
Счастливо оставаться.
Хотя, признаться, я
и не предполагал,
что с вами будет мне
так трудно расставаться….