семейная жизнь айвазовского художника
Живописец и гувернантка
А в 1848 г. медовый месяц новорожденной семьи Айвазовских продлился едва ли две недели, после чего художник оставил жену в Крыму, а сам уехал в Москву. Впрочем, сложности, которые, видимо, появились в отношениях пары достаточно рано, не помешали Юлии родить четырех дочерей, старшая из которых, Елена, появилась на свет в июне 1849-го.
Жалоба на высочайшее имя
Однако в фонде III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, хранящемся в ГА РФ, существуют крайне любопытные свидетельства, позволяющие взглянуть на этот семейный конфликт с точки зрения жены. Как оказалось, Юлия Яковлевна не ограничивалась письмами друзьям и знакомым, а вынесла свою ссору с мужем на высочайший уровень. 8 марта 1870 г. она написала всеподданнейшее прошение Александру II с жалобой на своего супруга.
Характер моего мужа и прикрытая лишь только наружным лоском, из опасения света, необузданная его натура, все более и более проявлялись в самом грубом и произвольном со мной обращении. Дурное на него влияние его семьи еще значительно усилилось по приезде из-за границы его брата отца Гавриила, воспитанника иезуитов.
Несправедливости и жестокость моего мужа ко мне, грубость и запальчивость внушили как мне, так и детям нашим, непреодолимое к нему чувство боязни и страха до того, что мы вздрагивали, когда слышали приближающиеся его шаги.
Постоянные эти волнения и душевные огорчения, невыносимые нравственные страдания и угнетения мало-помалу подточили мое здоровье и наконец вызвали, при других еще причинах, тяжкую болезнь, которая продолжалась три года, и последствия которой до настоящего времени кажутся неизлечимыми».
Подробности перенесенных заявительницей страданий леденят душу:
«О перенесенных мной физических страданиях может свидетельствовать одно уже то обстоятельство, что для успокоения невыносимых болей я употребила под руководством медика двадцать восемь фунтов хлороформа.
Болезнь моя, не вызывая сострадания, лишь только усилила озлобление и необузданность моего мужа до варварства, и я нередко подвергалась насилиям, следы которых были видны на всем теле и даже на лице.
С угрозой меня зарезать, он бросился на меня, больную женщину, с бритвой, я успела с силой, которую дает иногда отчаянье, вырвать ее из его рук и выбросить в открытое окно.
О болезни моей и о перенесенных мной от мужа многократно побоев и насилий может свидетельствовать доктор Эргардт, нередко, как домашний врач, бывший тому свидетелем, а также и домашняя прислуга.
Я молю для себя и детей моих одного только спокойствия и ограждения от грубого произвола!
Жандармы утирают слезы
Это послание не достигло августейшего адресата лишь потому, что проблема была решена III отделением, могущественным ведомством, чьим предназначением, по легенде, было утирать слезы страждущих.
Единственным затруднением в этом деле для жандармского начальства являлся вопрос о степени допустимого вмешательства в имущественные споры супругов. Кноп, по-видимому, желал «наказать» Айвазовского материально, тогда как его начальник распорядился лишь повлиять нравственно, что и было исполнено подполковником столь ловко и тактично, что по сей день доброе имя великого мариниста оставалось незапятнанным.
Закон един для всех
14 апреля 1870 г. Кноп докладывал Шувалову: «Имею честь донести, что художник И.К. Айвазовский прибыл в Одессу вечером 3 сего апреля и остановился отдельно от семейства, в гостинице. Дочерям, встретившим его на дебаркадере железной дороги, он высказал большое озлобление против их матери, поступок которой называл подлым, но вместе с тем с полной уверенностью объявил, что он на другой день пойдет к генерал-губернатору и покажет жене, что значит на него жаловаться.
Счастье с третьей попытки: Как художник Иван Айвазовский встретил свою любовь… на кладбище
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
История первой любви художника обросла домыслами, и сегодня сложно отделить правду от вымысла. Точно известно то, что это была итальянская балерина Мария Тальони. Однажды 20-летний художник зазевался на улице, и его сбила проезжающая мимо карета. Как оказалось, это был экипаж Марии. Она предложила юноше довезти его до дома и подарила пригласительный билет в театр. С тех пор он стал бывать на всех ее выступлениях.
Мария ответила взаимностью на чувства художника, но ее смущала разница в возрасте – она была старше его на 13 лет. Поначалу их отношения были бурными и счастливыми, но когда он сделал ей предложение, Мария ответила отказом. На тот момент ей было 38 лет, и она не хотела обременять молодого человека обязательствами.
Разрыв отношений Айвазовский переживал очень долго и мучительно. На прощание балерина подарила ему розовую балетную туфельку, которую он бережно хранил до последних дней. Впрочем, об их романе не сохранилось никаких письменных свидетельств, поэтому сложно судить, как все происходило на самом деле. По легенде, Мария Тальони любила Айвазовского до самой смерти и каждый год в Вербное воскресенье посылала ему букет ландышей.
Вокруг Айвазовского всегда было много женщин, желающих обратить на себя внимание известного и богатого художника, но он долгое время после расставания с Тальони не замечал ни одной из них. На тот момент многие знатные дамы считали его завидным женихом для своих дочерей. Одна из них пригласила его давать уроки живописи, рассчитывая на то, что он выберет одну из ее дочерей себе в жены.
Но этот план реализовался только наполовину: Айвазовский действительно влюбился и сделал предложение, но только не одной из дочерей, а их гувернантке Юлии Гревс. Художник писал другу: «…я женился как истинный артист, то есть влюбился, как никогда. В две недели все было кончено. Теперь, после восьми месяцев, говорю Вам, что я так счастлив, что я не воображал половину этого счастья. Лучшие мои картины те, которые написаны по вдохновению, так как я женился».
Поначалу этот брак был очень счастливым, у пары родилось четверо дочерей. Но Юлия Гревс мечтала блистать в высшем свете, к тому же в Феодосии – родном городе Айвазовского, куда они переехали после свадьбы – было очень сложно найти для дочерей подходящие партии. Между супругами участились размолвки, во время которых Юлия забирала дочерей и уезжала в Петербург или в Одессу. Через 12 лет совместной жизни она окончательно решила не возвращаться в Феодосию и осталась вместе с детьми в Одессе.
Сохранилась «Памятная записка тайного советника Ивана Константиновича Айвазовского по бракоразводному делу», в которой сообщается: «При болезненно-раздражительном характере, в жене Айвазовского развилось нечто вроде линии – жаловаться, клеветать, позорить своего мужа не только на словах и в частном быту, но и письменно, в многочисленных прошениях и жалобах, которые по своей неосновательности не могли иметь никаких других последствий кроме того, что совместное жительство сделалось далее невозможным, и в последние 20 лет супруги почти не виделись».
Художник снова чувствовал себя брошенным и снова тяжело переживал расставание. Он остался один и уже не рассчитывал обрести свое счастье, но судьба подарила ему любовь на склоне лет. Свою вторую жену и третью любовь он встретил в 65 лет… на кладбище! Он увидел в похоронной процессии молодую женщину, идущую за гробом мужа, и неожиданно для самого себя влюбился. Айвазовский узнал, что она была вдовой феодосийского купца и звали ее Анна Саркизова (в девичестве Бурназян). Выждав время, как того требовали рамки приличия, он сделал ей предложение, и его избранница ответила согласием.
Несмотря на 40-летнюю разницу в возрасте, супруги были очень счастливы и прожили в полном согласии до самой смерти художника. Анна сопровождала мужа во всех поездках, не оспаривала первостепенной значимости для него живописи, не жаловалась на недостаток внимания. Единственное, чем жена была недовольна, – это розовая туфелька Марии Тальони, которую художник хранил в сундучке. После его смерти она ее сожгла. В последующие 25 лет Анна обрекла себя на добровольное затворничество, пережила в одиночестве все ужасы начала ХХ в. и так больше и не вышла замуж. Ее похоронили рядом с мужем, в том самом сквере армянской церкви, где их когда-то повенчали.
Творчество этого замечательного художника до сих пор не оставляет никого равнодушным: тайны 5 мистических полотен Ивана Айвазовского
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
skeptimist
skeptimistskeptimist (Блог Андрея В. Ставицкого)
Соотноси всё с вечностью
Айвазовский и его жена: семейная драма
Да не воспримут сей пост дамы, как предвосьмимартовский, ибо это не так. Просто появился повод.
Блогер radulova написала, какой сволочью был русский художник армянского происхождения Иван Айвазовский. Оказывается, знаменитый художник и меценат, сделавший для города Феодосии, как никто другой, постоянно избивал свою жену, едва ли не с того времени, как 19-летняя гувернантка, дочь шотландского врача Юлия Гревс стала его женой. Хотя она сумела родить ему 4-х дочерей.
Дело дошло до того, что она написала письмо Александру II, в котором описала, как знаменитый художник её мучил и избивал. Неизвестно, читал ли император письмо, но 3-е отделение отреагировало.
Характер моего мужа и прикрытая лишь только наружным лоском, из опасения света, необузданная его натура, все более и более проявлялись в самом грубом и произвольном со мной обращении. Дурное на него влияние его семьи еще значительно усилилось по приезде из-за границы его брата отца Гавриила, воспитанника иезуитов.
Несправедливости и жестокость моего мужа ко мне, грубость и запальчивость внушили как мне, так и детям нашим, непреодолимое к нему чувство боязни и страха до того, что мы вздрагивали, когда слышали приближающиеся его шаги.
Постоянные эти волнения и душевные огорчения, невыносимые нравственные страдания и угнетения мало-помалу подточили мое здоровье и наконец вызвали, при других еще причинах, тяжкую болезнь, которая продолжалась три года, и последствия которой до настоящего времени кажутся неизлечимыми.
Болезнь моя, не вызывая сострадания, лишь только усилила озлобление и необузданность моего мужа до варварства, и я нередко подвергалась насилиям, следы которых были видны на всем теле и даже на лице.
Однажды муж мой бросил меня оземь в присутствии нашего управляющего; дети мои меня подняли, но от падения и нравственного потрясения кровь пошла у меня горлом. Другой раз он вывихнул мне руку, о чем может свидетельствовать вправивший ее пользовавший меня врач Эргардт и таврический вице-губернатор Солнцев, посетивший меня вслед затем.
С угрозой меня зарезать, он бросился на меня, больную женщину, с бритвой, я успела с силой, которую дает иногда отчаянье, вырвать ее из его рук и выбросить в открытое окно.
В припадке бешенства он другой раз схватил меня за горло, и я была освобождена из его рук сестрой доктора Эргардта, которая в то время находилась у нас в доме, но долго я носила на шее знаки от этого насилия. Этот последний поступок мужа моего вынудил меня послать за феодосийским полицмейстером Пасынковым, который при спросе о том должен будет подтвердить, как это, так и многое другое, хотя он потворствует во всем моему мужу.
О болезни моей и о перенесенных мной от мужа многократно побоев и насилий может свидетельствовать доктор Эргардт, нередко, как домашний врач, бывший тому свидетелем, а также и домашняя прислуга.
Физические и нравственные страдания окончательно отняли у меня всякую силу воли, всякую самостоятельность, и от страха я покорялась горькой и, как мне казалось, неизбежной моей судьбе!
Три года тому назад, по счастливому стечению обстоятельства, нам удалось приехать в Одессу на зиму и, хотя муж мой чувствовал и понимал, что местные условия налагали на него узду общественного мнения, которой он не знал в Феодосии в кругу своих родных и других притворствующих ему лицах, — я тем не менее и тут должна была переносить его буйства, которые должны быть памятны прислуге гостиницы «Франции», в которой мы жили, и носить на лице следы его грубых оскорблений.
С тех пор мне удалось оставаться в Одессе, так как продолжающееся до сего времени болезненное моё состояние лишило меня возможности предпринять путешествие, и муж мой возвратился без нас в Феодосию.
Тут впервые мы вкусили блаженство спокойной богоугодной семейной жизни, нарушаемой лишь только кратковременными приездами и переполненными угрозами и упреками письмами моего мужа; но тут и я стала сознавать свои человеческие права угнетёнными рабством, и все свои священные обязанности относительно моих детей, их счастья и нравственного спокойства, — я узнала свои права как мать
Ввиду всего этого, по здравому обсуждению, поддерживаемая убеждениями моих взрослых детей, и их уверений, что они готовы даже своим трудом снискивать себе пропитание, чтобы спасти меня от тяжких мучений и истязаний, которым они были постоянными свидетелями, и уповая на помощь Всевышнего, я наконец решилась остаться в Одессе и не отправить в Феодосию, по требованию мужа, моих детей, для окончательного расстройства их здоровья.
Напишу банальности, вытекающие из текста поста.
Но они почему-то не сильно просматриваются.
2) Для кавказца жена, которая не дала ему сына, его опозорила на века, прекратив его род. Этого уже достаточно, чтобы её возненавидеть.
3) Все кавказцы эмоциональны и могут прибегнуть к насилию. Т.е. сильно схватить за руку, толкнуть, жаэе ударить. Но не без причины. При этом из подтверждённых данных не видно, что Айвазовский регулярно избивал свою жену. Тем более по лицу. Мужчина если с размаху ударит женщину, её искалечит на всю жизнь. А на фото видно хмурую здоровую бабу, которая не считает нужным даже улыбнуться в кадр. Но показаниями врача подтверждаются лишь синяки на руках и теле. Причём, доктором, к которому Айвазовский свою жену ревновал. И возможно небезосновательно, о чём пишут его биографы.
Особенно смешно выглядит, что в одном из описываемых случаев жена вырвала у него бритву и выбросила её, а ещё имела привычку «встречать лицом брошенные в неё подсвечники». Вы в это верите?
5) Какой вывод? Здесь представлена лишь одна сторона. По ней судить о сути дела нельзя. Мы не знаем, превратила ли жена жизнь художника в ад, пилила ли его своими хотелками, требовала ли к себе повышенного внимания, истерила ли? С учётом её болезни вполне возможно всё это было. Чего же тогда она хотела, если изводила мужа, полагая, что он должен жить не для творчества, а для неё? Это возможно? Несомненно, если вы знаете что такое семейная жизнь.
Хотя бить женщину при любом раскладе очень и очень плохо.