Приуныли у городов забралы что значит
Уныша бо градомъ забралы, а веселие пониче
Ту Игорь князь выседе изъ седла злата, а въ седло кощіево.
Уныша бо градомъ забралы, а веселіе пониче.
Просто молча смотрим на перевод Лихачева и пытаемся просунуть свое голову в щель его академизма.
Игорь-князь пересел из седла золотого
в седло рабское.
Приуныли у городов забралы,
а веселие поникло.
Ну, как получилось?
Не прищемило уши?
Это Русская Литература, детки.
Вас когда-нибудь секли?
Надеюсь, что нет.
А Лихачев высек Древнею Русскую Литературу и за это ему дали ее возглавить.
Он что думает, у Игоря седло из золота было?
И откуда взялось рабское седло?
Обращение Христа к брату Всеволоду Большое Гнездо.
Хоть это называется и древнерусский текст, здесь тоже всё наперекосяк.
удалые сыны Глебовы-это Автор о себе, брате Ярославе и брате Всеволоде.
Все они дети Глеба Владимиромича Давыда.
Чага по ногате-это печаль по ноготь. Мало потерь.
Кощей по резане.
Это кощей порезан. Кощей это ругательское название половцев.
Практически мат.
Если бы ты был здесь,
то была бы раба по ногате,
а раб по резани.
Ногата и резана это у него денежка.
А раб, это Всеволод бы здесь всех скупил на эту денежку.
Наверно, вместо того, чтобы воевать с половцами.
Бред?
Да.
И ему 200 лет по резани.
Вот из этого кощея-раба Лихачев и смастерил седло для Игоря.
Опять скpипит
Потёpтое седло,
И ветеp холодит
Былую pану.
Куда вас, судаpь,
К чёpту занесло?
Кощеево седло-это половецкое, но Христос здесь выразился гораздо резче, потому что кончак у него это и есть кощей, но в более ругательском смысле.
У нас это сейчас называется жаргон.
Это когда вы посылаете далеко и надолго.
«Стреляй, господине, Кончака, поганого кощея, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святславлича»
Злато седло это не в смысле богатое.
А в смысле, что на своем ты свободен и это и есть драгоценность.
Приуныли у городов забралы.
Опять скpипит
Потёpтое седло,
И ветеp холодит
Былую pану.
Куда вас, судаpь,
К чёpту занесло?
Забралы не унывали.
Это уныли города закрытые забралами.
Я сначала думал, что города занавешены забралами.
Валентин Великий(стихи.ру) меня поправил, молодец.
Забрало, в данном случае, это скорее всего подъемный мост надо рвом, поднимающийся и закрывающий въезд в город.
Забрало еще будет в плаче Ярославны.
А в другом плаче будет и забороло-это уже крепостная стена.
И сколько еще будет лить слезы Русская Литература в седле Лихачева?
Яндекс Дзен «Богатейте» Байгильдин Валентин.
Уныша бо градомъ забралы, а веселие пониче
Ту Игорь князь выседе изъ седла злата, а въ седло кощіево.
Уныша бо градомъ забралы, а веселіе пониче.
Просто молча смотрим на перевод Лихачева и пытаемся просунуть свое голову в щель его академизма.
Игорь-князь пересел из седла золотого
в седло рабское.
Приуныли у городов забралы,
а веселие поникло.
Ну, как получилось?
Не прищемило уши?
Это Русская Литература, детки.
Вас когда-нибудь секли?
Надеюсь, что нет.
А Лихачев высек Древнею Русскую Литературу и за это ему дали ее возглавить.
Он что думает, у Игоря седло из золота было?
И откуда взялось рабское седло?
Обращение Христа к брату Всеволоду Большое Гнездо.
Хоть это называется и древнерусский текст, здесь тоже всё наперекосяк.
удалые сыны Глебовы-это Автор о себе, брате Ярославе и брате Всеволоде.
Все они дети Глеба Владимиромича Давыда.
Чага по ногате-это печаль по ноготь. Мало потерь.
Кощей по резане.
Это кощей порезан. Кощей это ругательское название половцев.
Практически мат.
Если бы ты был здесь,
то была бы раба по ногате,
а раб по резани.
Ногата и резана это у него денежка.
А раб, это Всеволод бы здесь всех скупил на эту денежку.
Наверно, вместо того, чтобы воевать с половцами.
Бред?
Да.
И ему 200 лет по резани.
Вот из этого кощея-раба Лихачев и смастерил седло для Игоря.
Опять скpипит
Потёpтое седло,
И ветеp холодит
Былую pану.
Куда вас, судаpь,
К чёpту занесло?
Кощеево седло-это половецкое, но Христос здесь выразился гораздо резче, потому что кончак у него это и есть кощей, но в более ругательском смысле.
У нас это сейчас называется жаргон.
Это когда вы посылаете далеко и надолго.
«Стреляй, господине, Кончака, поганого кощея, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святславлича»
Злато седло это не в смысле богатое.
А в смысле, что на своем ты свободен и это и есть драгоценность.
Приуныли у городов забралы.
Опять скpипит
Потёpтое седло,
И ветеp холодит
Былую pану.
Куда вас, судаpь,
К чёpту занесло?
Забралы не унывали.
Это уныли города закрытые забралами.
Забрало, в данном случае, это скорее всего подъемный мост надо рвом, поднимающийся и закрывающий въезд в город.
Забрало еще будет в плаче Ярославны.
А в другом плаче будет и забороло-это уже крепостная стена.
И сколько еще будет лить слезы Русская Литература в седле Лихачева?
Уныша бо градомъ забралы, а веселие пониче
Ту Игорь князь выседе изъ седла злата, а въ седло кощіево.
Уныша бо градомъ забралы, а веселіе пониче.
Просто молча смотрим на перевод Лихачева и пытаемся просунуть свое голову в щель его академизма.
Игорь-князь пересел из седла золотого
в седло рабское.
Приуныли у городов забралы,
а веселие поникло.
Ну, как получилось?
Не прищемило уши?
Это Русская Литература, детки.
Вас когда-нибудь секли?
Надеюсь, что нет.
А Лихачев высек Древнею Русскую Литературу и за это ему дали ее возглавить.
Он что думает, у Игоря седло из золота было?
И откуда взялось рабское седло?
Обращение Христа к брату Всеволоду Большое Гнездо.
Хоть это называется и древнерусский текст, здесь тоже всё наперекосяк.
удалые сыны Глебовы-это Автор о себе, брате Ярославе и брате Всеволоде.
Все они дети Глеба Владимиромича Давыда.
Чага по ногате-это печаль по ноготь. Мало потерь.
Кощей по резане.
Это кощей порезан. Кощей это ругательское название половцев.
Практически мат.
Если бы ты был здесь,
то была бы раба по ногате,
а раб по резани.
Ногата и резана это у него денежка.
А раб, это Всеволод бы здесь всех скупил на эту денежку.
Наверно, вместо того, чтобы воевать с половцами.
Бред?
Да.
И ему 200 лет по резани.
Вот из этого кощея-раба Лихачев и смастерил седло для Игоря.
Опять скpипит
Потёpтое седло,
И ветеp холодит
Былую pану.
Куда вас, судаpь,
К чёpту занесло?
Кощеево седло-это половецкое, но Христос здесь выразился гораздо резче, потому что кончак у него это и есть кощей, но в более ругательском смысле.
У нас это сейчас называется жаргон.
Это когда вы посылаете далеко и надолго.
«Стреляй, господине, Кончака, поганого кощея, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святславлича»
Злато седло это не в смысле богатое.
А в смысле, что на своем ты свободен и это и есть драгоценность.
Приуныли у городов забралы.
Опять скpипит
Потёpтое седло,
И ветеp холодит
Былую pану.
Куда вас, судаpь,
К чёpту занесло?
Забралы не унывали.
Это уныли города закрытые забралами.
Я сначала думал, что города занавешены забралами.
Валентин Великий(стихи.ру) меня поправил, молодец.
Забрало, в данном случае, это скорее всего подъемный мост надо рвом, поднимающийся и закрывающий въезд в город.
Забрало еще будет в плаче Ярославны.
А в другом плаче будет и забороло-это уже крепостная стена.
И сколько еще будет лить слезы Русская Литература в седле Лихачева?
Байгильдин о Слове
«Уныша бо градомъ забралы, а веселие пониче
Валентин Байгильдин
Древнеруссеий текст.
Ту Игорь князь выседе изъ седла злата, а въ седло кощіево.
Уныша бо градомъ забралы, а веселіе пониче.
Просто молча смотрим на перевод Лихачева и пытаемся просунуть свое голову в щель его академизма.
Игорь-князь пересел из седла золотого
в седло рабское.
Приуныли у городов забралы,
а веселие поникло.
Ну, как получилось?
Не прищемило уши?
Это Русская Литература, детки.
Вас когда-нибудь секли?
Надеюсь, что нет.
А Лихачев высек Древнею Русскую Литературу и за это ему дали ее возглавить.
Он что думает, у Игоря седло из золота было?
И откуда взялось рабское седло?
Обращение Христа к брату Всеволоду Большое Гнездо.
Хоть это называется и древнерусский текст, здесь тоже всё наперекосяк.
удалые сыны Глебовы-это Автор о себе, брате Ярославе и брате Всеволоде.
Все они дети Глеба Владимиромича Давыда.
Чага по ногате-это печаль по ноготь. Мало потерь.
Кощей по резане.
Это кощей порезан. Кощей это ругательское название половцев.
Практически мат.
Если бы ты был здесь,
то была бы раба по ногате,
а раб по резани.
Ногата и резана это у него денежка.
А раб, это Всеволод бы здесь всех скупил на эту денежку.
Наверно, вместо того, чтобы воевать с половцами.
Бред?
Да.
И ему 200 лет по резани.
Вот из этого кощея-раба Лихачев и смастерил седло для Игоря.
Опять скpипит
Потёpтое седло,
И ветеp холодит
Былую pану.
Куда вас, судаpь,
К чёpту занесло?
Кощеево седло-это половецкое, но Христос здесь выразился гораздо резче, потому что кончак у него это и есть кощей, но в более ругательском смысле.
У нас это сейчас называется жаргон.
Это когда вы посылаете далеко и надолго.
«Стреляй, господине, Кончака, поганого кощея, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святславлича»
Злато седло это не в смысле богатое.
А в смысле, что на своем ты свободен и это и есть драгоценность.
Приуныли у городов забралы.
Опять скpипит
Потёpтое седло,
И ветеp холодит
Былую pану.
Куда вас, судаpь,
К чёpту занесло?
Забралы не унывали.
Это уныли города закрытые забралами.
Я сначала думал, что города занавешены забралами.
Валентин Великий(стихи.ру) меня поправил, молодец.
Забрало, в данном случае, это скорее всего подъемный мост надо рвом, поднимающийся и закрывающий въезд в город.
Забрало еще будет в плаче Ярославны.
А в другом плаче будет и забороло-это уже крепостная стена.
И сколько еще будет лить слезы Русская Литература в седле Лихачева?
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Проза.ру – порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Слово о полку Игореве (Перевод Д.С. Лихачева)
Дословный перевод Д.С. Лихачева
Пристало ли нам, братья,
начать старыми словами
печальные повести о походе Игоревом,
Пусть начнётся же песнь эта
по былям нашего времени,
а не по замышлению Бояна.
если хотел кому песнь воспеть,
то растекался мыслию по древу,
серым волком по земле,
сизым орлом под облаками.
Вспоминал он, как говорил,
первых времён усобицы.
Тогда напускал десять соколов
та первой и пела песнь
что зарезал Редедю
пред полками касожскими,
прекраcному Роману Святославичу.
Боян же, братия, не десять соколов
на стаю лебедей напускал,
но свои вещие персты
на живые струны воскладал,
а они уже сами князьям славу рокотали.
Начнём же, братья, повесть эту
от старого Владимира до нынешнего Игоря,
который скрепил ум силою своею
и поострил сердце своё мужеством,
исполнившись ратного духа,
навёл свои храбрые полки
на землю Половецкую
Тогда Игорь взглянул
и увидел, что оно тьмою
воинов его прикрыло.
И сказал Игорь дружине своей:
чем плененным быть;
да посмотрим на синий Дон».
Страсть князю ум охватила,
и желание отведать Дон Великий
заслонило ему предзнаменование.
«Хочу, сказал, копье преломить
на границе поля Половецкого,
с вами, русичи, хочу либо голову сложить,
либо шлемом испить из Дона».
О Боян, соловей старого времени!
Вот бы ты походы эти воспел,
скача, соловей, по мысленному древу,
летая умом под облаками,
свивая славу обоих половин этого времени,
рыща по тропе Трояна
через поля на горы.
Так бы пришлось внуку Велеса
воспеть тогда песнь Игорю:
«Не буря соколов занесла
стаи галок несутся
Или так запел бы ты,
вещий Боян, Велесов внук:
звенит слава в Киеве.
Трубы трубят в Новгороде,
стоят стяги в Путивле!»
Игорь ждет милого брата Всеволода.
И сказал ему буй тур Всеволод:
Оба мы Святославичи!
своих борзых коней,
уже оседланы у Курска.
А мои-то куряне опытные воины:
под трубами повиты,
под шлемами взлелеяны,
с конца копья вскормлены,
луки у них натянуты,
сами скачут, как серые волки в поле,
ища себе чести, а князю славы».
Тогда вступил Игорь-князь в золотое стремя
и поехал по чистому полю.
Солнце ему тьмою путь заграждало,
ночь стонами грозы птиц пробудила,
свист звериный поднялся,
встрепенулся Див, кличет на вершине дерева,
велит послушать земле неведомой,
и тебе, Тмутороканский идол.
А половцы непроторенными дорогам
помчались к Дону Великому.
Кричат телеги в полуночи,
словно лебеди вспугнутые.
А Игорь к Дону войско ведёт!
Уже беду его подстерегают птицы
волки грозу накликают
орлы клёкотом зверей на кости зовут,
лисицы брешут на червлёные щиты.
О Русская земля! Уже ты за холмом!
Долго ночь меркнет.
щекот соловьиный уснул,
говор галочий пробудился.
Русичи великие поля
чевлеными щитами перегородили,
ища себе чести, а князю славы.
Спозаранок в пятницу
потоптали они поганые полки половецкие
и, рассыпавшись стрелами по полю,
помчали красных девушек половецких,
а с ними золото, и паволоки,
и дорогие оксамиты.
Покрывалами, и плащами, и кожухами
стали мосты мостить по болотам
и дорогими нарядами половецкими.
Дремлет в поле Олегово храброе гнездо.
Не было оно в обиду порождено
ни тебе, чёрный ворон,
Гзак бежит серым волком,
Кончак ему след указывает к Дону Великому.
На другой день спозаранку
кровавые зори свет возвещают,
чёрные тучи с моря идут,
хотят прикрыть четыре солнца,
а в них трепещут синие молнии.
Быть грому великому,
идти дождю стрелами с Дону Великого!
Тут копьям преломиться,
тут саблям побиться
о шеломы половецкие,
О Русская земля! Уже ты за холмом!
Вот ветры, внуки Стрибога, веют с моря стрелами
на храбрые полки Игоря.
пыль поля прикрывает,
половцы идут от Дона
и со всех сторон русские полки обступили.
Дети бесовы кликом поля перегородили,
а храбрые русичи перегородили червлёными щитами.
Бьёшься ты впереди,
прыщешь на воинов стрелами,
гремишь о шлемы мечами булатными.
Куда, тур, поскачешь,
там лежат поганые головы половецкие.
Расщеплены шлемы аварские твоими саблями калёными,
Что тому раны, братья, кто забыл честь и богатство,
и города Чернигова отчий золотой престол,
и своей милой жены, желанной прекрасной Глебовны,
Были века Трояновы,
Минули годы Ярославовы,
были и войны Олеговы,
Тот ведь Олег мечом крамолу ковал
и стрелы по земле сеял.
Вступил в золотое стремя в городе Тмуторокани,
а звон тот же слышал давний великий Ярослав,
а сын Всеволода Владимир каждое утро уши закладывал в Чернигове.
и на Канине зелёный саван постлала
храброго и молодого князя.
С такой же Каялы и Святополк полелеял отца своего
между венгерскими иноходцами
ко святой Софии к Киеву.
Тогда, при Олеге Гориславиче,
засевалось и прорастало усобицами,
погибало достояние Дажьбожьего внука,
в княжеских крамолах сокращались жизни людские.
Тогда по Русской земле редко пахари покрикивали,
но часто вороны граяли,
трупы меж собою деля,
а галки по-своему переговаривались,
собираясь полететь на поживу!
То было в те рати и в те походы,
а такой рати не слыхано!
С раннего утра до вечера,
летят стрелы калёные,
гремят сабли о шлемы,
трещат копья булатные
среди земли Половецкой.
Черна земля под копытами костьми была посеяна,
горем взошли они на Русской земле!
издалёка рано перед зорями?
Игорь полки заворачивает:
жаль ему милого брата Всеволода.
на третий день к полудню пали стяги Игоревы!
Тут разлучились братья на берегу быстрой Каялы;
тут кровавого вина недостало;
тут пир закончили храбрые русичи:
а сами полегли за землю Русскую.
Никнет трава от жалости,
а древо с тоской к земле приклонилось.
Уже ведь, братья, невесёлое время настало,
уже пустыня войско прикрыла.
Встала обида в войсках Дажьбожьего внука,
вступила девой на землю Троянову,
восплескала лебедиными крылами
на синем море у Дона, плескаясь,
прогнала времена обилия.
Борьба князей с погаными прервалась,
ибо сказал брат брату:
«Это моё, и то моё же».
И стали князья про малое
«это великое» молвить
и сами на себя крамолу ковать,
а поганые со всех сторон
приходили с победами на землю Русскую.
А Игорева храброго войска не воскресить!
По нём кликнула Карна, и Желя
поскакала по Русской земле,
горе людям мыкая в пламенном роге.
Жёны русские восплакались, приговаривая:
«Уже нам своих милых лад
ни в мыслях помыслить,
ни глазами не повидать,
а золота и серебра и пуще того в руках не подержать!»
И застонал, братья, Киев от горя,
а Чернигов от напастей.
Тоска разлилась по Русской земле,
печаль обильная потекла среди земли Русской.
А князья сами на себя крамолу ковали,
победами нарыскивая на Русскую землю,
сами брали дань по белке со двора.
Ибо те два храбрых Святославича,
уже коварство пробудили раздором,
которое перед тем усыпил было отец их,
Святослав грозный великий киевский,
прибил своими сильными полками
и булатными мечами;
пришёл на землю Половецкую,
притоптал холмы и овраги,
возмутил реки и озёра,
иссушил потоки и болота.
А поганого Кобяка из лукоморья,
из железных великих полков половецких,
словно вихрем исторг,
и пал Кобяк в городе Киеве,
в гриднице Святославовой.
Тут немцы и венецианцы,
тут греки и моравы
поют славу Святославу,
потопившего богатство на дне Каялы, реки половецкой,
русское золото просыпав.
Тут Игорь князь пересел из золотого седла
Приуныли у городов забралы,
А Cвятослав смутный сон видел
на кровати тисовой,
черпали мне синее вино,
сыпали мне из пустых колчанов поганых иноземцев
крупный жемчуг на грудь
Уже доски без князька
в моём тереме златоверхом.
серые вороны граяли у Плесньска на лугу,
были в дебри Кисаней
и понеслись к синему морю».
И сказали бояре князю:
«Уже, князь, горе ум полонило.
Вот слетели два сокола
с отчего золотого престола
добыть города Тмутороканя
либо испить шлемом Дона.
Уже соколам крылья подсекли
а самих опутали в путы железные».
Темно было в третий день:
два солнца померкли,
оба багряные столпа погасли
и в море погрузились,
и с ними оба молодых месяца,
На реке на Каяле тьма свет прикрыла:
по Русской земле рассыпались половцы,
точно выводок гепардов,
и великое ликование
пробудили в хиновах.
Уже пал позор на славу;
уже бросился Див на землю.
Вот уже готские красные девы
запели на берегу синего моря,
звеня русским золотом:
воспевают время Бусово,
лелеют месть за Шарукана.
А мы уже, дружина, невеселы».
Тогда великий Святослав
изронил золотое слово,
со слезами смешанное,
«О дети мои, Игорь и Всеволод!
Рано начали вы Половецкой земле
мечами обиду творить,
а себе славы искать.
Но без чести для себя вы одолели,
без чести для себя кровь поганую пролили.
Ваши храбрые сердца
из крепкого булата скованы
и в отваге закалены.
Что же сотворили вы моей серебряной седине?
А уж не вижу власти
сильного, и богатого,
и обильного воинами
брата моего Ярослава,
с черниговскими боярами,
с воеводами, и с татранами,
и с шельбирами, и с топчаками,
и с ревугами, и с ольберами.
Они ведь без щитов, с засапожными ножами,
кликом полки побеждают,
звоня в прадедовскую славу.
Но сказали вы: «Помужествуем сами:
прошлую славу себе похитим,
а будущую сами поделим».
А разве дивно, братья, старому помолодеть?
Если сокол в линьке бывает,
то высоко птиц взбивает,
не даст гнезда своего в обиду.
худо времена обернулись.
Вот у Римова кричат под саблями половецкими,
а Владимир под ранами.
Горе и тоска сыну Глебову!»
Великий князь Всеволод!
Не думаешь ли ты прилететь издалека
отчий золотой престол поблюсти?
Ты ведь можешь Волгу вёслами расплескать,
а Дон шлемами вычерпать!
Если бы ты был здесь,
то была бы раба по ногате,
Ты ведь можешь посуху
удалыми сынами Глебовыми.
Ты, буйный Рюрик, и Давыд!
злачёными шлемами в крови плавали?
Не ваша ли храбрая дружина
ранены саблями калёными,
Вступите же, господа, в золотое стремя
за обиду нашего времени,
Галицкий Осмомысл Ярослав!
на своём златокованом престоле,
подпёр горы Венгерские
своими железными полками,
заступив королю путь,
затворив Дунаю ворота,
меча бремена через облака,
суды рядя до Дуная.
Грозы твои по землям текут,
отворяешь Киеву ворота,
стреляешь с отцовского золотого престола
салтанов за землями.
Стреляй же, господин, Кончака,
А ты, буйный Роман, и Мстислав!
Храбрая мысль влечёт ваш ум на подвиг.
Высоко взмываешь на подвиг в отваге,
точно сокол на ветрах паря,
стремясь птицу в смелости одолеть.
Ведь у ваших воинов железные подвязи
под шлемами латинскими.
От них дрогнула земля,
и половцы копья свои повергли
и головы свои склонили
под те мечи булатные.
Но уже, о князь Игорь, померк солнца свет,
а дерево не к добру листву сронило:
по Роси и по Суле города поделили.
А Игорева храброго войска не воскресить!
Дон тебя, князь, кличет
и зовёт князей на победу,
Ольговичи, храбрые князья, уже поспели на брань.
не худого гнезда соколы!
добыли себе владения!
Где же ваши золотые шлемы
Загородите полю ворота
своими острыми стрелами
Уже Сула не течёт серебряными струями
к городу Переяславлю,
и Двина болотом течёт
для тех грозных полочан
под кликом поганых.
Один только Изяслав, сын Васильков,
позвенел своими острыми мечами
прибил славу деда своего Всеслава,
а сам под червлёными щитами
литовскими мечами прибит
«Дружину твою, князь,
крылья птиц приодели,
а звери кровь полизали».
Не было тут брата Брячислава,
Так в одиночестве изронил жемчужную душу
через золотое ожерелье.
трубы трубят городенские!
Ярослава все внуки и Всеслава!
Уже склоните стяги свои,
вложите в ножны мечи свои повреждённые,
ибо лишились мы славы дедов.
начали вы наводить поганых
на достояние Всеслава.
Из-за усобиц ведь пошло насилие
от земли Половецкой!
На седьмом веке Трояна
кинул Всеслав жребий
о девице ему милой.
Хитростью оперся на коней
и скакнул к городу Киеву,
и коснулся древком
золотого престола киевского.
Отскочил от них лютым зверем
в полночь из Белгорода,
объятый синей мглой, добыл удачу:
в три попытки отворил ворота Новгорода,
расшиб славу Ярославу,
до Немиги с Дудуток.
А Немиге снопы стелют из голов,
молотят цепами булатными,
на току жизнь кладут,
Немиги кровавые берега
не добром были засеяны,
засеяны костьми русских сынов.
Всеслав-князь людям суд правил,
князьям города рядил,
а сам ночью волком рыскал:
из Киева до петухов дорыскивал до Тмуторокани,
великому Хорсу волком путь перерыскивал.
Ему в Полоцке позвонили к заутрене рано
у святой Софии в колокола,
а он в Киеве звон тот слышал.
Хоть и вещая душа была у него в храбром теле,
но часто от бед страдал.
ещё давно припевку, разумный, сказал:
суда божьего не миновать!»
О, стонать Русской земле,
первые времена и первых князей!
Того старого Владимира
нельзя было пригвоздить горам киевским;
а ныне встали стяги Рюриковы,
но врозь их знамёна развеваются.
На Дунае Ярославнин голос слышится,
кукушкою безвестною рано кукует:
омочу шелковый рукав в Каяле-реке,
утру князю кровавые его раны
на могучем его теле».
Ярославна рано плачет
в Путивле на забрале, приговаривая:
Зачем, господин, веешь ты навстречу?
Зачем мчишь хиновские стрелочки
на своих легких крыльицах
на воинов моего милого?
Разве мало тебе бы под облаками веять,
лелея корабли на синем море?
Зачем, господин, мое веселье по ковылю развеял?»
Ярославна рано плачет
в Путивле-городе на забрале, приговаривая:
Ты пробил каменные горы сквозь землю Половецкую.
Ты лелеял на себе Святославовы насады
Прилелей же, господин, моего милого ко мне,
чтобы не слала я к нему слез
Ярославна рано плачет
в Путивле на забрале, приговаривая:
«Светлое и трижды светлое солнце!
Всем ты тепло и прекрасно:
зачем, владыко, простерло ты горячие свои лучи
на воинов моего лады?
В поле безводном жаждою им луки скрутило,
горем им колчаны заткнуло?»
Прыснуло море в полуночи;
идут смерчи тучами.
Игорю князю бог путь указывает
из земли Половецкой
в землю Русскую, к отчему золотому столу.
Погасли вечером зори.
Игорь мыслью поля мерит
от великого Дону до малого Донца.
Коня в полночь Овлур свистнул за рекою;
велит князю разуметь: не быть Игорю в плену.
вежи половецкие задвигались.
А Игорь князь поскакал
горностаем к тростнику
и белым гоголем на воду.
Вскочил на борзого коня
и соскочил с него серым волком.
И побежал к излучине Донца,
и полетел соколом под облаками,
избивая гусей и лебедей
Когда Игорь соколом полетел,
тогда Овлур волком побежал,
стряхивая собою студеную росу:
Оба ведь надорвали своих борзых коней.
Немало тебе величия, а Кончаку нелюбия,
а Русской земле веселия!»
«О Донец! Немало тебе величия,
лелеявшему князя на волнах,
стлавшему ему зеленую траву
на своих серебряных берегах,
одевавшему его теплыми туманами
под сенью зеленого дерева;
ты стерег его гоголем на воде,
чернядями на ветрах».
Не такова-то, говорит он, река Стугна:
скудную струю имея,
поглотив чужие ручьи и потоки,
расширенная к устью,
юношу князя Ростислава заключила.
На темном берегу Днепра
плачет мать Ростислава
по юноше князе Ростиславе.
Уныли цветы от жалости,
и дерево с тоской земле приклонились.
по следу Игоря едут Гзак с Кончаком.
Тогда вороны не граяли,
сороки не стрекотали,
только полозы ползали.
Дятлы стуком путь кажут к реке,
да соловьи веселыми песнями
Говорит Гзак Кончаку:
«Если сокол к гнезду летит,
своими золочеными стрелами».
Говорит Кончак Гзаку:
«Если сокол к гнезду летит,
То опутаем мы соколенка
И сказал Гзак Кончаку:
«Коли опутаем его красною девицей,
не будет у нас ни соколенка, ни красной девицы,