Преображенское братство что это
Принципы жизни Преображенского братства
Устремим все свое внимание, всю свободу своего сердца и ума на дарованную нам благодать возрождения.
Еп. Михаил (Грибановский)
I. Основные принципы жизни Преображенского братства
Церковность
Личностность
Неформальный и нефункциональный подход к каждому человеку; помощь в раскрытии его личных даров через обретение им свободы от «духа века сего» с его стремлением к самовыражению, накопительству и потребительству; преодоление индивидуализма и самозамкнутости; невозможность в решении главнейших жизненных вопросов переступить хотя бы через одного человека.
Неиерархичность
Невозможность «ставить себя выше других в церкви, а тем более – выше церкви, или претендовать особым образом выражать церковь» (протопр. Николай Афанасьев); недопустимость создания параллельной иерархии, но не отрицание принципа старшинства и иерархии мистической («выше тот, кто ближе к Богу», а старший тот, кого избрал для этого Бог).
Ответственность
Всё, что делается и сделано, проверять в Духе Святом и «многом совете», обязательно исправляя, лично или совместно, свои ошибки и грехи; ответственность за всех в общине и братстве и за всё в себе и в церкви.
Служение
Полагание всего своего времени, всех своих сил и средств на исполнение заповеди о любви к Богу и ближнему в подражание Христу, Который «не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить» (Мф 20:28); служение от избытка сердца именно теми дарами, какие мы получили от Духа Святого в Церкви – в братстве, общинах и лично.
Непрестанное обновление и целостное воцерковление жизни
Возрастание во Христе по действию Духа Святого, чтобы дать возможность Богу «творить всё новое» (Откр 21:5), а самим не быть «тромбом» в теле Церкви, сохраняя способность не только быстро и точно реагировать на всё значимое в церкви и обществе, но восполнять недостающее и даже быть «впереди времени» (в соответствии со святоотеческим принципом «Церковь всегда обновляется»).
Ответственность «меньшего» за «большее» в церкви
Мирное и непримиримое противостояние злу
Стремление адекватно реагировать на всякое угашение духа и искажение смысла, на всякую неправду как в церкви (фундаментализм, модернизм, клерикализм, конформизм, политизация), так и в обществе (индивидуализм, разделение, потребительство, агрессивность, коррупцию, мафиозность), и при этом ничего не бояться, будучи готовыми даже к страданию за Христа в любое время. Никого не осуждать, не критикантствовать, бороться только «словом и житием».
Воспитание детей ради целожизненного служения
Подготовка детей, прежде всего собственным примером, к качественному и целожизненному служению, предполагающему внутренний настрой, при котором человек не держится за себя и свое, а готов делиться с близкими и ближними дарами любви. Воспитание своих и братских детей для «Царства Небесного и правды Его».
Борьба за человека и его свободу, за церковь и ее соборность
Борьба за человека не как борьба за что-то для человека, но за него самого как личность. Борьба в церкви не против кого-то, но за то, чтобы на первом месте в ней был Христос. «Потому что борьба у нас не против крови и плоти, но против начал, против властей, против повелителей этого мира тьмы, против злых духов на небесах» (Еф 6:12). Созидание общины, обращенной к личности и этим порождающей возможность соборности; и созидание братства, обращенного к соборности и этим поддерживающего развитие личности.
Братство стремится следовать Евангелию во всем, не считаясь со сложившимися обратными традициями, привычками, внешним или внутренним сопротивлением любого рода, в том числе и со стороны «здравого смысла».
II. Из этого следует:
1. Единая жизнь братьев и сестёр во Христе, включая жизнь в общинах и группах, малых и большом братствах, основанная на общении, братской агапической (всеобъемлющей) и дружеской любви и личном иночестве.
Это может выражаться, в частности, в иноческой по духу постоянной и трезвенной совместной обращенности ко Христу для обретения единства «закона веры», «закона молитвы» и «закона жизни»; в регулярных домашних и иных встречах для совместной молитвы, чтения Писания и духовной беседы и общения; в братских трапезах после совместного причастия (агапах); во взаимопомощи, делах милосердия и в совместном братском трудовом служении; в паломничествах и т.п.
2. Свидетельство о спасении и преображении во Христе, «благовестие Царства» словом, делом и жизнью.
Братство участвует в широкой и всесторонней миссии церкви по собиранию и научению людей, искренне ищущих путь к Богу. Члены братства стремятся свидетельствовать о христианской вере и жизни в общинно-братском духе.
Братство прилагает усилия для распространения в церкви практики обязательного научения перед крещением, т.е. возрождения в церкви катехумената и проведения полноценной катехизации перед крещением для некрещеных, а также для тех, кто «был крещен без подготовки, формально, не сподобившись «родиться свыше» (Ин.3:7)».1
Братство всемерно способствует расширению и углублению духовного просвещения, в частности, духовного образования христиан всех возрастов. Каждый член братства в нормальном случае осознает христианское просвещение и ученичество как дар Божий и, значит, как свою духовную обязанность.
3. Стремление к простоте и открытости во Христе и созидание христианского единства
Члены братства не замыкаются в себе и своей традиции, но ищут истину везде и, где бы ее ни нашли, принимают её, воцерковляя.
Братство не находится в формальной зависимости от государственных, общественных и официально-церковных учреждений, но прилагает усилия для поиска адекватных форм церковно-общественного диалога и поддержки христианской общественности.
4. Участие в евхаристическом и литургическом возрождении
Братство содействует полному выявлению в церкви литургической и общецерковной (соборной и личностной) природы всех таинств, начиная с крещения и евхаристии, стремясь к тому, чтобы таинства в церкви не могли восприниматься как частные требы и профессиональное дело одних священнослужителей, но как плод общего служения всего народа Божьего по его дару царственного священства (1 Пет 2:9).
Братство поддерживает перевод богослужения на национальные языки (прежде всего русский) и тем самым их воцерковление во исполнение слов сщмч. протопр. Александра Хотовицкого: «Из достоинства славянской речи еще не следует отрицание перевода книг, а равно богослужения и молитв на русский язык, ибо таким образом мы бережем золотник, а теряем пуд».
5. Ответственность за народ, общество и страну
Братство осуществляет свою деятельность вне политики, понимаемой как борьба за власть и свои привилегии, но осознает свою ответственность за церковь, общество и страну, народ и его историю. Ответственность братства за жизнь общества проявляется в четырех основных сферах:
Братство стремится явить христианский образ отношений как внутри церкви, так и внутри общества и его институтов, включая семью и государство.
Для этого члены братства призваны трезвенно разбираться в общественной ситуации: уметь отличать факты от мифов и пропаганды, не выносить поспешных суждений и решений, «не играть в чужие игры» и т.п.
Мы считаем пророческими и актуальными для всех нас слова, произнесенные еще в конце XIX века еп. Таврическим Михаилом (Грибановским):
«Всюду, где только можно, насаждать царство любви и гармонического развития личности в Духе при помощи Христа. В этом, в сущности, разрешается все православие, все его догматы, вся этика, все таинства, все обряды, вся жизнь. В разъяснении православия в этом смысле – теоретическая задача наша. В проведении такого православия в жизнь частную, семейную, общественную и государственную – вся наша практическая задача. В братском союзе сочувствующих и отдающихся всецело этой задаче людей – самый верный задаток обновления православно-русской жизни. Придется ли их (эти идеалы – ред.) осуществлять легальным путем или путем протеста сверху или снизу – все равно наше дело не рассуждать о том, что неизвестно, но быть готовым к нему».
[1] Из приветствия Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II организаторам, участникам и гостям круглого стола «Катехизация в современной Церкви: вопросы, опыт, пути развития», проведенного Синодальным отделом религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви и Патриаршим центром духовного развития детей и молодежи 29 ноября 2007 г.
Нам важно знать наши корни
Фрагмент доклада свящ. Георгия Кочеткова «Каждый дюйм весны был нами измерен и возлюблен» (С.Н. Булгаков. Автобиографический очерк). Наша традиция общинно-братской жизни и ее внутреннее развитие», прочитанного на ХХ Преображенском соборе братства 16 августа 2009 г.
С IV века постепенно стало складываться разделение между посвящённой иерархией и непосвящёнными мирянами, которых понимали как людей мирских или житейских. Для первых христиан такое разделение было бы немного странным, они бы его не приняли. Но жизнь менялась. Возникло разделение и между христианами, разделёнными на иерархию и мирян, и харизматиками, а также возникло не различение, а именно разделение трёх типов границ церкви, соответствующих трём принципам, выраженным уже в первые века христианства: «где Христос (или Дух Святой, или Святая Троица), там и Церковь»; «где Евхаристия, там и Церковь»; «где епископ, там и Церковь». К сожалению, со временем возникло разделение и между православными и неправославными христианами – причём неправославными, которые при этом не могли быть отождествлены с еретиками в древнем смысле слова. Древняя Церковь всего этого не знала. Со временем всё больше расстраивалось единство трёх главных законов христианской жизни: закона (правила) веры, закона (правила) молитвы, закона (правила) жизни. Lex credendi, lex orandi и lex vivendi всё больше и больше отходили друг от друга.
По мере исчерпания «константиновского» периода церковной истории, ещё с конца XVIII века, на христианском Востоке всё больше стали вспоминать о христианском общении и христианском братстве (на Западе проходили аналогичные процессы, но немного в иных формах и с иными, своими, проблемами). В этом движении на первом месте были некоторые монастыри, старцы и светские (но не мирские) ревнители древнего благочестия и пророческих даров. Именно они в первую очередь вспомнили о христианском общении и братстве. И эти ревнители, надо заметить, нередко были связаны судьбой с неправославными народами, традициями и культурами (достаточно вспомнить переводивших неправославных авторов свт. Тихона Задонского в России или св. Никодима Святогорца (Агиорита) в Греции, в Элладе).
Я называю не вообще всех, кто имел отношение к этим движениям – во всех церквах, во всех народах, во все времена – а самые значимые для нас с вами имена, тех, кто сыграл особо важную роль именно в нашей с вами жизни.
Большое значение в начале ХХ в. для церкви имели труды замечательного русского экклезиолога и канониста Н.П. Аксакова, который в большинстве народа Божьего снова увидел не столько мирян, сколько царственное священство, способное и призванное свыше прямо участвовать в церковном управлении, в евхаристической молитве и церковной проповеди. Позже эти мысли блестяще развили в парижском Свято-Сергиевском институте, и прежде всего там это сделал открывший евхаристическую экклезиологию протопресв. Николай Афанасьев, а также деятели русского евхаристического возрождения, в том числе о. Сергий Булгаков, основатель Sainte-Serge и создатель братства «София».
В само понятие и осуществление христианского общения и братской любви очень много внесли великие русские религиозные философы и мыслители: Н.А. Бердяев и о. Сергий Булгаков, о. Павел Флоренский, о. Георгий Флоровский и многие другие.
Конечно, особо важными для нас и нашей церкви были проросшие ещё до 1917 года, а после него бурно пошедшие в рост побеги христианских общин и братств. Здесь более всего выявилось искание не просто потенциальной или символической, но именно реальной полноты христианской, евангельской жизни, нередко утрачиваемой в церкви в ходе истории и в личности верующего человека по мере проживания им своей земной жизни как своей личной судьбы. Создатели общин и братств всегда вдохновлялись Священным писанием, апостольским преданием, историей древней церкви и памятью о сыгравших свою значительную роль православных братствах, боровшихся с унией в XVI-XVII вв. на Украине, в Белоруссии и в Литве.
Интересно, что все общины и братства такого типа нередко были тесно связаны с тем или иным храмом, но не отождествляли себя с приходом и могли существовать независимо от него, как и от храма, в любом месте в любое время. Поместно-приходской принцип жизни в них, как правило, был преодолён. При этом евхаристия, становясь одним из действительно центральных моментов общинно-братской жизни, быстро приобретала новые черты, включая всё то, что уже было осознано в нашей церкви как недостающее в евхаристическом служении обычного, приходского типа. Об этом ярко писал ещё летом 1917 года в Киеве будущий священник и мученик за Христа Анатолий Жураковский – вспомним его статью «Литургический канон теперь и прежде», где в заключение он провидчески предрёк:
Именно потребность в общинно-братской жизни привела и преподобномученицу великую княгиню Елизавету Фёдоровну к идее возродить во всей церкви чин дьяконисс, что начал делать ещё свт. Филарет Московский в середине XIX века, а в Греции позже – и св. Нектарий Эгинский. Это дело Елизавета Фёдоровна начала со своей московской Марфо-Мариинской обители, подобной не столько монастырю, сколько общине или братству, точнее, сестричеству. Вспомним, что именно сестричество, а не монастырь, хотел видеть в Дивеево и преп. Серафим.
Естественно, что параллельно с этим рос в церкви интерес к возрождению настоящей миссии и катехизации, а также к устроению новой системы христианского просвещения и образования, в том числе детей и молодёжи. Большую роль здесь сыграли устроенные бароном Николаи и Владимиром Филимоновичем Марцинковским русские христианские студенческие кружки по изучению Евангелия и вообще Священного писания. Эти кружки стали большой частью того семени, из которого потом в Париже, и вообще в Западной Европе, в эмиграции выросло замечательное Русское христианское студенческое движение, которое в каком-то виде существует и до сих пор.
Всё это привело пусть и не всю Россию и не всю Русскую церковь, но лучшую её часть к глубокому устремлению к задаче преображения и оцерковления всей жизни, к задаче церковного обновления и возрождения, задаче воцерковления жизни мира и человека. Это произошло как раз к 1917 году, но именно в это время схлестнулись светлые силы, собравшиеся летом этого года на Московский собор, и тёмные силы, вылившиеся в революционные волнения в феврале и октябре этого года.
О подвиге христианского общения напоминают и своими творениями, и своей жизнью многие наследники русского христианского возрождения: сщмц. дьяконисса Мария (Скобцова), епископ Пражский Сергий (Королёв), прот. Василий Зеньковский, прот. Георгий Флоровский, протопресв. Александр Шмеман и прот. Иоанн Мейендорф. Об этом же говорили в своих трудах митрополиты Антоний Сурожский и Иоанн (Зизиулас) и многие другие.
Таким образом, к концу ХХ века вся Церковь Христова стала вспоминать, что она есть и должна быть Церковью Духа Святого. Она устремилась к новому общению, которое по-новому выражает любовь к Богу и ближним через общины и братства, через общинно-братскую жизнь, которая есть особого рода «иночество в миру». Можно даже сказать, что вся Церковь желает общинно-братской жизни, которая её по-новому высветляет и объединяет.
Вот первая часть моего доклада. То, о чем я говорил, помогает нам видеть, как наше движение укоренено в традиции, позволяет нам быть совершенно уверенными в том, что мы не самозванцы. Да, мы это знаем внутри себя, но тот или иной человек может ошибиться, как часто это бывало в истории. Поэтому-то нам важно знать наши корни, и я постарался напомнить о них.
1. Термин «общинная экклезиология» впервые прозвучал в 2001 г. на заседании Синодальной богословской комиссии из уст профессора-протопресвитера Виталия Борового
2. Достаточно вспомнить работу архиеп. Иоанна (Шаховского) «Белое иночество».
Призвание и служение
С 12 по 14 февраля, накануне празднования Сретения Господня, в Подмосковье состоялась традиционная ежегодная встреча Преображенского братства – XII Сретенский собор. На нем члены братства, приехавшие из разных городов России и ближнего зарубежья, подвели итоги жизни Содружества в прошедшем году.
«Мы все призваны к возрождению полноты жизни в Церкви и всех служений в ней, – сказал духовный попечитель Преображенского братства свящ. Георгий Кочетков. – Но все ли мы этого хотим? Единственный критерий членства в братстве очень прост: любишь ли ты Бога и Церковь настолько, что хочешь ее возрождения в полноте и готов служить этому? Все остальное вторично».
По общему решению членов Преображенского братства, в следующем году особое внимание будет уделяться вопросам призвания и служения Богу и Церкви. Была определена тема предстоящей конференции Содружества, которая пройдет с 28 по 30 сентября в Москве, – «Служение Богу и человеку в современном мире».
Вопросы служения мирян в церкви были центральными на всех встречах этого Сретенского собора: обсуждалось воспитание детей в духе служения; возможности православной молодежи, которые позволяют им стать активными миссионерами; на встрече Братства милосердия говорилось о том, с какими трудностями сталкиваются пожилые верующие, желающие послужить Богу. Отдельная встреча была посвящена пятилетию Иннокентьевского миссионерского общества, на которой его члены поделились опытом миссии, основой которой всегда является милосердная любовь к неверующим людям.
Большое значение для осознания того, что необходимо для осуществления призвания, имели встречи, посвященные вопросам различения таких понятий, как «работа», «доброе дело», «послушание» и «служение», а также воплощения православной аскетической традиции в жизни общин и братств.
В дни Сретенского собора традиционно происходят выборы председателя Преображенского братства. Председателем избран Дмитрий Гасак – проректор Свято-Филаретовского института, председатель братства «Сретение».
На соборе состоялась презентация только что изданной книги «Отчеты блюстителя о жизни Трудового братства» – третьего тома сочинений Н.Н. Неплюева, подготовленного издательством Преображенского братства. В прошедшем году обсуждение трудов Н.Н. Неплюева и опыта жизни Крестовоздвиженского трудового братства позволило членам Содружества по-новому взглянуть на цель и смысл существования братств в церкви.
Завершился XII Сретенский собор Вечерней праздника Сретения Господня.
Иерархия и инициатива снизу
Каким видел единство Церкви и что знал о её нуждах, устройстве и будущем один из самых просвещенных священнослужителей РПЦ протопресвитер Виталий Боровой – к годовщине его кончины рассказал его ученик священник Георгий Кочетков.
– Отец Виталий Боровой часто повторял: я историк, а не богослов. Но как у церковного историка и участника многих встреч Всемирного совета церквей у него, наверное, был и богословский взгляд на то, что есть Церковь как единство христиан?
– Отец Виталий был действительно богословом, и хорошим историком, и историком богословия. Хотя, может быть, в большей степени он был практиком. Оказавшись уже очень немолодым человеком наблюдателем на II Ватиканском соборе, он практически сразу понял, что богословы могут быстро договориться по всем вопросам, что разделение церквей на сегодняшний день – по преимуществу не богословская проблема. Он говорил мне, что по отношению к католикам почти все богословские вопросы сняты, не всё ясно лишь с первенством папы. Но при всей серьёзности, это не та проблема, которая нас разделяет. Сам отец Виталий не был принципиально против первенства папы римского, но считал, что первенство может переходить из рук в руки с учётом личных качеств человека и того, какой будет принят порядок выбора первенствующего иерарха, представляющего всё христианство. Я тоже считаю, что первенство возможно, но не нужно его фетишизировать. Нужно выбирать или из собрания предстоятелей всех мировых церквей, включая католическую, или установить такой порядок, чтобы просто менялся через какой-то период времени этот старший – первенствующий иерарх или не иерарх, а тот, кого выберут. Католики, конечно, хотят, чтобы был только римский епископ первенствующим. А мы – чтобы это было более харизматично, на кого Господь укажет.
Отец Виталий Боровой был одним из основных богословов во Всемирном совете церквей. Неслучайно он так близко подружился с отцом Георгием Флоровским, о чём мало кто знает. А отец Георгий Флоровский хорошо понимал разницу между Церковью с большой буквы и с маленькой, как понимал и то, что у Церкви есть разные границы. Всё это влияло на отца Виталия.
Он вообще ценил то, что Русская церковь была главным инициатором экуменического диалога в начале XX века среди православных. Сейчас об этом не любят вспоминать, особенно некоторые греки, которые всё время тащат одеяло на себя.
– А говорили вы, каким он видит устройство устройство Русской православной церкви? Всё-таки он был и проповедником, и пастырем, и настоятелем храма – знал прихожан и приходскую систему.
– Я, конечно, не могу сказать, что знаю это подробно, у нас с ним на эту тему были лишь отдельные разговоры. Безусловно, он понимал, что то, что есть, не очень удовлетворительно, он видел реальное положение, в котором находится церковь, понимал все проблемы нашей иерархии снизу доверху. Отец Виталий, например, уважал патриарха Пимена за то, что он верующий человек, но для него была больным вопросом глубокая необразованность патриарха.
Чем дальше, чем старше он становился, тем больше интересовался братствами и общинами. Особенно братствами. Это я могу проследить, всё-таки мы знали друг друга с 1973 года, с момента его назначения настоятелем патриаршего Елоховского собора, и до смерти на Благовещение 2008-го. Он давал мне рекомендацию для поступления в Ленинградские духовные школы. Конечно, это был немножко специфический интерес к деятельности братств, особенно к социально значимой деятельности. Отец Виталий очень высоко ценил её, считал, что церковь всегда должна соотноситься с потребностями общества – всерьёз, реально, не по социальному заказу, а по своему внутреннему почину. И он считал, что братства способны это делать, а обычные приходы мало способны – в лучшем случае, они могут чуть-чуть помочь организовать какую-нибудь благотворительную помощь своим членам или их родственникам, и то далеко не всегда и не везде. Он неслучайно был другом нашего Преображенского братства и многое поддерживал. В частности, широкое участие женщин (по-нашему, сестёр) во всех сторонах жизни церкви, в том числе и в молитвенной – вот что потрясающе.
Для нормального устройства церкви отец Виталий считал важным соединять иерархическое начало с серьёзной, глубинной инициативой снизу. Он находил очень большую проблему в том, что церковный народ абсолютно рассеян, не объединён, и видел объединение народа важнейшей задачей церкви. Примером для него здесь был, конечно, не только опыт Русской церкви. Он многое успел увидеть и услышать, работая в Отделе внешних церковных сношений. Конечно, отец Виталий хорошо знал и очень высоко ценил опыт русской эмиграции: её внимание к братскому началу в церкви и братскому настрою, взаимопомощи и, что очень важно, к христианскому свидетельству – миссии церкви. Он считал, что всё это только снизу можно инициировать, сверху ничего не получится. Он и подсказал мне название той экклезиологии, которую я старательно описывал начиная с 70-х годов. То, что я назвал общинно-братской экклезиологией.
– Это его термин?
– Нет, это мой термин, у него другой. Однажды на заседании Синодальной богословской комиссии отец Виталий сказал о том, как наши братчики помогали ему в больнице: вот, говорит, общинная экклезиология. Но он имел в виду именно каритативную, благотворительную деятельность – ничего другого. Это не совсем то же, что мы называем общинной, или братской, или общинно-братской экклезиологией. Беда отца Виталия была в том, что ему очень трудно было соединить свои усилия с кем-то. Его высокое официальное положение зампреда ОВЦС, настоятеля патриаршего собора заставляло его держаться несколько на расстоянии, поэтому он не знал внутренней жизни нашего братства и наших общин, хотя очень интересовался ей. Так же, как интересовался общинами начала XX века – отца Иоанна Егорова, отца Романа Медведя и другими. Но если он и говорил «общинная», а один раз произнёс и «экклезиология», то он имел в виду именно вес церкви в обществе. Он считал, что церковь находится в бедственном положении не только из-за внешних гонений, но и из-за своего устаревшего в этом отношении устройства.
– Как изучать наследие отца Виталия Борового и подобных ему церковных деятелей, если на бумаге они почти ничего не оставили, а устное предание трудно верифицировать? Что бы вы посоветовали людям, которые хотели бы приобщиться к его жизни, свидетельству, пророческому слову?
– Многие вспоминают, как ещё в советские времена в своих проповедях в Елоховском соборе он говорил, что будет и открытие храмов, и прославление новомучеников. Был ли он, по-вашему, таким провидцем, пророком в церкви? И есть что-то в интуициях отца Виталия, что в церкви ещё остается нераскрытым?
– Отец Виталий Боровой, безусловно, был провидцем, имел пророческий дар и был церковным мыслителем, но это не значит, что он был безошибочным. Например, он считал, что настанет время, когда откроются церковные архивы и мы узнаем, кто предавал церковь, будучи как бы внутри неё, а кто, наоборот, её защищал до последнего. Он считал, что о людях церкви здесь у нас много неправильных представлений, искажённых внешним влиянием. Конечно, он думал о перспективах жизни церкви и подавал патриарху разные записки о том – он мне сам об этом рассказывал, – как должна быть устроена церковь, чтобы уметь выходить из тех трудных ситуаций, в которых она находится. Но его бумаги, насколько я понял, никакого движения не получили. Значит, где-то в архивах патриархии они ещё должны быть.
Когда где-то в середине 70-х годов я к нему вышел со своим проектом возрождения церкви, мы с ним ходили по Бульварному кольцу (стенам ОВЦС он не доверял) и долго об этом разговаривали – не один час. Он очень горячо принимал мой проект, но говорил только одно – что всё замечательно, всё прекрасно, но вы хотите это сделать своими слабыми силами, в своём кругу, в своей общине, а этим должна заниматься вся церковь, это задача не только для вас. Он обличал меня в том, что я не ищу выхода на церковные структуры. Это была середина 70-х годов, мне было 25 лет, я был обычным аспирантом Института экономики Академии наук и слушал с некоторым удивлением эти его высказывания. Но его признание имело большое значение для меня, потому что я всегда проверял все свои такие экклезиологические идеи, выкладки и предположения у отца Виталия, так же как и у отца Всеволода Шпиллера, и у Сергея Сергеевича Аверинцева, с которым мы очень сблизились чуть позже, в конце моего обучения в Ленинградской духовной академии, где-то в 1982–1983 году. Он тоже был «профилактируемым», как и отец Виталий, как и я после изгнания в 1983 году из академии, так что мы были товарищи ещё и по несчастью, несмотря на разницу наших положений, возраста и талантов. Отец Виталий и Сергей Сергеевич – это, конечно, гиганты, но и мы что-то старались делать, несмотря на всю скромность наших даров. Пророческий дар был и у Сергея Сергеевича, и у отца Виталия, не знаю, был ли он у отца Всеволода, может быть и нет, но отец Всеволод умел многие сложные вопросы очень талантливо дипломатически разрешать. Но это уже другая тема.
– У вас есть свой список тех, с кем вы были знакомы и кого почитаете за святых?
– Да. Я знал людей, которые полностью были преданы Христу, преданы Богу и Церкви. Именно таких я избирал себе учителей, и я их всех почитаю святыми: и отца Иоанна (Крестьянкина), и отца Тавриона (Батозского), и отца Виталия Борового, и отца Всеволода Шпиллера, и не только их, но и Сергея Сергеевича Аверинцева тоже, и владыку Михаила (Мудьюгина). Это действительно светочи, таких больше не было в церкви, хотя, конечно, в те годы были, наверняка, ещё какие-то святые, нельзя останавливаться только на названных мною. Судя по всему, и отец Серафим (Тяпочкин), но я его лично не знал и не могу сказать. Отец Виталий несомненно может почитаться таким человеком – верным, харизматичным и святым – он вполне заслуживает такого признания в Церкви.