Правда ли что русский язык в настоящее время находится в опасности
Русский в опасности: Наш язык будет спасать специальная комиссия
7 августа председатель российского правительства Михаил Мишустин объявил о создании комиссии по русскому языку, которая в ближайшее время займётся созданием государственной языковой политики. «Наша задача – сохранить и обеспечить развитие русского языка в России и в мире, для этого необходимо сформировать целостную языковую политику», – сказал Мишустин на заседании правительства РФ. По его словам, комиссия займётся прежде всего разработкой концепции государственной языковой политики и формированием единых требований к словарям, справочникам и грамматикам, содержащим нормы современного русского литературного языка.
Помните? «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, – ты один мне надежда и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!» Точно помните? Я очень рад. За последние тридцать лет, как раз с момента, когда мне выдали аттестат зрелости, я почти не встречал людей, которые без двух-трёх подсказок могли бы воспроизвести эту цитату хотя бы с ошибками. Кстати, одну я нарочно вставил, если вы её сразу увидели, можете поставить себе воображаемую, но заслуженную пятёрку в воображаемый дневник. Нашли? С помощью поиска в Сети? Всё равно молодцы. Да, а ещё меньше я встречал людей, которые помнили бы, что первым великую формулу ВМПС написал пером по бумаге Иван Сергеевич Тургенев. Кстати, словосочетание «ВМПС имени Тургенева» кто придумал? А?! О! Рука с задней парты! Конечно, Василий Аксёнов!
Ладно, хватит уже мне ёрничать. Кроме шуток, русский язык находится в опасности и, кроме шуток же, государственной политики по защите русского языка на сегодня в России нет. Попытки создать таковую были, но как-то рассеялись в пространстве и времени. Кажется, последняя была связана c именем супруги президента (а после того – председателя правительства) Дмитрия Медведева Светланы, которая, возглавляя Фонд социально-культурных инициатив, видела свою задачу в том числе в популяризации русского языка в Европе (она даже открывала кафедру русского в одном из итальянских университетов) и обсуждала с российской профессурой перспективы языковой реформы. Кстати, источники, близкие к правительству, говорят сегодня, что новая комиссия обратится к опыту госпожи Медведевой и не исключено, что она станет одним из виднейших членов комиссии.
Так это или не так, вновь покажет время, но факт, что русский язык на территории России нуждается в государственном внимании и, самое главное, в едином понимании, закреплённом нормативными актами: как правильно? Нет государственной политики по отношению к важнейшим вопросам, с которыми сталкивается русский язык в своём развитии.
Чуждые слова и выражения: Вид на жительство или депортация?
В числе этих вопросов в первую очередь вспоминают о необходимости определиться в отношении к многочисленным языковым заимствованиям, которые то ли обогащают, то ли засоряют русскую речь.
В наше время источником заимствований служит, конечно, в первую очередь английский. Совершенно непонятно, нужен ли нам «коливинг», ведь это попросту общежитие. Чуть сложнее с «коворкингом» – по-русски описать явление можно, но в термине до последнего времени не было нужды. К компьютеру вместо ЭВМ и всяким смартфонам мы уже привыкли. За два века до того привыкли к супу, пляжу и салату – всё это изначально не русские, а французские слова, причём для того, что в русском языке и без них как-то называлось.
Но если с терминами, так или иначе, возможно консенсусное решение, как быть с огромным количеством жаргонизмов, которые ползут из социальных сетей? Я давеча видел в Сети табличку современных слов, которые якобы должен знать, если хочу общаться с нынешними подростками. Зачем мне в русском языке «рофл» вместо «шутки» и «лол» вместо «мне смешно»? Почему я должен слышать «ливнуть» вместо обыкновенного «уйти»?
Понятно, что английский – это сейчас лингва франка, язык международного общения (вот тоже проблема: сколько русских людей способны с первого раза оценить этот странный каламбур и его основания: английский нынче французский?), но следует ли из этого, что нужно повторять за янки всё, что им приходит на ум и на язык в ущерб здравому смыслу? И если нет, как сделать так, чтобы заимствования были только обоснованными?
К тому же заимствования бывают не только такими неудобопроизносимыми. Заимствуются не только отдельные слова, но сам строй чужеземной речи. Вы заметили, как часто русские герои русских фильмов стали спрашивать друг друга – «ты в порядке?» вместо «что с тобой?», или «здоров ли ты?», или «как ты себя чувствуешь?», или даже «ты живой?!» Это ведь калька с английского Are you all right?, по-русски ещё тридцать лет назад так не говорили, только переводчики западных кинолент. Да и не только в английском дело. Вот в моду вошло обращение «уважаемый!» Казалось бы, что плохого? Ничего плохого, если не считать того, что этот «уважаемый» – это турецкое «эфенди», из Турции он к нам и приехал в клетчатой сумке торговца-челнока. Что с ним теперь делать? Дать ему в языке вид на жительство? Объявить нелегалом? Если последнее, как это сделать технически?
Принципиальнейший из вопросов состоит в том, следует ли упрощать правила языка в угоду тем, для кого изучить эти правила сложно. XX век начался для России с войны, революции – и языковой реформы, которую большевики провели под лозунгом борьбы за всеобщую грамотность. Гимназистам трудно было выучить, где употребляются на письме «ять» и «ер», а взрослым людям, впервые постигающим грамоту, было труднее вдвойне. «Ять» отменили, от «ера» остался «ъ». Сегодня разговор о реформе языка снова актуален и снова ведётся по тем же лекалам: людям трудно понять, где «-тся», а где «-ться», почти невозможно (так и говорят, я сам слышал!), где «не», а где «ни», и давайте уже упростим людям жизнь: либо разрешим писать, как бог на душу положит.
Составители словарей и кодификаторы языковых норм довольно давно идут именно по этому пути. Кофе долго был головной болью троечников, потому что оставался мужского рода. Послабление вышло – оно. Как окно. Как кашне, которое теперь всё равно так никто не называет. Хорошо ли это? Фиксирует ли словарь изменение языковой нормы или разрешает малограмотному норму игнорировать?
То ли Победоносцев, то ли ещё до него граф Уваров, то ли кто-то из их круга в XIX веке говорил, что «фита» и «ять» нужны в русском языке, чтобы отличать грамотных от неграмотных». Снобизм? Может быть, но факт ведь, что, потеряв «ять», русский язык потерял не только правила правописания, но и часть звучания живой речи. Вот в воспоминаниях Василия Шульгина об общении с императором Николаем II читаем, что «крѣпла» звучала у него почти как «крепла». Читатель Шульгина в 30-х ещё понимал, какая разница в звучании имеется в виду. А нам что делать? Потеряна не буква. Потерян, получается, целый пласт языка. Всё для того, чтобы крестьянским детям было легче учиться.
Сделанного не воротишь, дореволюционную грамматику не восстановишь, но хотя бы остановиться в упрощениях можно? Чем сложнее язык, тем он более живой. Сделайте единые правила для глаголов, оканчивающихся на «-тся» и «-ться» – как скоро человек потеряет понимание, что вообще бывают неопределённые формы глагола?
А мы всё продолжаем упрощать и сам язык и, о ужас, процесс обучения родному языку. В советской школе изложения заканчивали писать в пятом, кажется, классе. Потом писали сочинения. В 90-е проклятые годы изложения писали уже на выпускных экзаменах. Потому что сочинения – это слишком сложно, никто всё равно не умеет.
Потом при введении ЕГЭ перестали писать «от себя» вовсе, потом спохватились. Без особого успеха. А ведь не умеющий сложить слова в предложения, а предложения в осмысленный связный текст на родном языке не абстрактно не вполне грамотен, а совершенно конкретно недостаточно развит и социализирован. Не умеющий записать свои мысли – не умеет мыслить. С ним можно сделать что угодно, подвергнуть любому влиянию, как угодно завербовать. Он беспомощен, не способен осмыслить пропаганду.
Вон подростки на майданах по всему миру – они ливают из школ, лол, чтобы разрушать свои страны и государства, потому что не умеют понять, что происходит. В Штатах доупрощались, треть выпускников не умеет понять и пересказать прочитанный текст. Это называется «функциональная неграмотность». В дореволюционной гимназии такого не стоило опасаться, для выпускника советского восьмого класса это было немыслимо. А для выпускника современной русской школы? Уже вариант нормы?
Знаете, как говорил (на английском языке) один знаменитый негр, у меня есть мечта. Я мечтаю, чтобы ни один русский человек любого происхождения не мог бы претендовать на должность на государственной службе, не сдав на отлично максимально сложный экзамен по родному русскому языку. Причём не только на практическое знание грамматики, но и на умение изложить своими словами прочитанный сложный художественный текст, сложить стихотворение четырехстопным ямбом, написать сочинение на вольную тему, которое не стыдно было бы предложить для оценки тому же Тургеневу. Или Аксёнову. Получим таких чиновников, депутатов, офицеров – получим в управлении страны патриотов. Нет, будем упрощать, забудем, что «жи – ши» пишется через «и» – забудем и то, что Родина – это то, за что почётно и не жалко драться и умирать.
Русский в опасности: Наш язык будет спасать специальная комиссия
7 августа председатель российского правительства Михаил Мишустин объявил о создании комиссии по русскому языку, которая в ближайшее время займётся созданием государственной языковой политики. «Наша задача – сохранить и обеспечить развитие русского языка в России и в мире, для этого необходимо сформировать целостную языковую политику», – сказал Мишустин на заседании правительства РФ. По его словам, комиссия займётся прежде всего разработкой концепции государственной языковой политики и формированием единых требований к словарям, справочникам и грамматикам, содержащим нормы современного русского литературного языка.
Помните? «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, – ты один мне надежда и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!» Точно помните? Я очень рад. За последние тридцать лет, как раз с момента, когда мне выдали аттестат зрелости, я почти не встречал людей, которые без двух-трёх подсказок могли бы воспроизвести эту цитату хотя бы с ошибками. Кстати, одну я нарочно вставил, если вы её сразу увидели, можете поставить себе воображаемую, но заслуженную пятёрку в воображаемый дневник. Нашли? С помощью поиска в Сети? Всё равно молодцы. Да, а ещё меньше я встречал людей, которые помнили бы, что первым великую формулу ВМПС написал пером по бумаге Иван Сергеевич Тургенев. Кстати, словосочетание «ВМПС имени Тургенева» кто придумал? А?! О! Рука с задней парты! Конечно, Василий Аксёнов!
Ладно, хватит уже мне ёрничать. Кроме шуток, русский язык находится в опасности и, кроме шуток же, государственной политики по защите русского языка на сегодня в России нет. Попытки создать таковую были, но как-то рассеялись в пространстве и времени. Кажется, последняя была связана c именем супруги президента (а после того – председателя правительства) Дмитрия Медведева Светланы, которая, возглавляя Фонд социально-культурных инициатив, видела свою задачу в том числе в популяризации русского языка в Европе (она даже открывала кафедру русского в одном из итальянских университетов) и обсуждала с российской профессурой перспективы языковой реформы. Кстати, источники, близкие к правительству, говорят сегодня, что новая комиссия обратится к опыту госпожи Медведевой и не исключено, что она станет одним из виднейших членов комиссии.
Светлана Медведева возглавляла Фонд социально-культурных инициатив и занималась популяризацией русского языка в Европе. Фото: mehriban-aliyeva.az/Globallookpress
Так это или не так, вновь покажет время, но факт, что русский язык на территории России нуждается в государственном внимании и, самое главное, в едином понимании, закреплённом нормативными актами: как правильно? Нет государственной политики по отношению к важнейшим вопросам, с которыми сталкивается русский язык в своём развитии.
Чуждые слова и выражения: Вид на жительство или депортация?
В числе этих вопросов в первую очередь вспоминают о необходимости определиться в отношении к многочисленным языковым заимствованиям, которые то ли обогащают, то ли засоряют русскую речь.
В наше время источником заимствований служит, конечно, в первую очередь английский. Совершенно непонятно, нужен ли нам «коливинг», ведь это попросту общежитие. Чуть сложнее с «коворкингом» – по-русски описать явление можно, но в термине до последнего времени не было нужды. К компьютеру вместо ЭВМ и всяким смартфонам мы уже привыкли. За два века до того привыкли к супу, пляжу и салату – всё это изначально не русские, а французские слова, причём для того, что в русском языке и без них как-то называлось.
Но если с терминами, так или иначе, возможно консенсусное решение, как быть с огромным количеством жаргонизмов, которые ползут из социальных сетей? Я давеча видел в Сети табличку современных слов, которые якобы должен знать, если хочу общаться с нынешними подростками. Зачем мне в русском языке «рофл» вместо «шутки» и «лол» вместо «мне смешно»? Почему я должен слышать «ливнуть» вместо обыкновенного «уйти»?
Понятно, что английский – это сейчас лингва франка, язык международного общения (вот тоже проблема: сколько русских людей способны с первого раза оценить этот странный каламбур и его основания: английский нынче французский?), но следует ли из этого, что нужно повторять за янки всё, что им приходит на ум и на язык в ущерб здравому смыслу? И если нет, как сделать так, чтобы заимствования были только обоснованными?
К тому же заимствования бывают не только такими неудобопроизносимыми. Заимствуются не только отдельные слова, но сам строй чужеземной речи. Вы заметили, как часто русские герои русских фильмов стали спрашивать друг друга – «ты в порядке?» вместо «что с тобой?», или «здоров ли ты?», или «как ты себя чувствуешь?», или даже «ты живой?!» Это ведь калька с английского Are you all right?, по-русски ещё тридцать лет назад так не говорили, только переводчики западных кинолент. Да и не только в английском дело. Вот в моду вошло обращение «уважаемый!» Казалось бы, что плохого? Ничего плохого, если не считать того, что этот «уважаемый» – это турецкое «эфенди», из Турции он к нам и приехал в клетчатой сумке торговца-челнока. Что с ним теперь делать? Дать ему в языке вид на жительство? Объявить нелегалом? Если последнее, как это сделать технически?
Проще или сложнее?
Принципиальнейший из вопросов состоит в том, следует ли упрощать правила языка в угоду тем, для кого изучить эти правила сложно. XX век начался для России с войны, революции – и языковой реформы, которую большевики провели под лозунгом борьбы за всеобщую грамотность. Гимназистам трудно было выучить, где употребляются на письме «ять» и «ер», а взрослым людям, впервые постигающим грамоту, было труднее вдвойне. «Ять» отменили, от «ера» остался «ъ». Сегодня разговор о реформе языка снова актуален и снова ведётся по тем же лекалам: людям трудно понять, где «-тся», а где «-ться», почти невозможно (так и говорят, я сам слышал!), где «не», а где «ни», и давайте уже упростим людям жизнь: либо разрешим писать, как бог на душу положит.
Следует ли, что нужно повторять за янки всё, что им приходит на ум и на язык в ущерб здравому смыслу? Фото: Сергей Киселев/АГН «Москва»
Составители словарей и кодификаторы языковых норм довольно давно идут именно по этому пути. Кофе долго был головной болью троечников, потому что оставался мужского рода. Послабление вышло – оно. Как окно. Как кашне, которое теперь всё равно так никто не называет. Хорошо ли это? Фиксирует ли словарь изменение языковой нормы или разрешает малограмотному норму игнорировать?
То ли Победоносцев, то ли ещё до него граф Уваров, то ли кто-то из их круга в XIX веке говорил, что «фита» и «ять» нужны в русском языке, чтобы отличать грамотных от неграмотных». Снобизм? Может быть, но факт ведь, что, потеряв «ять», русский язык потерял не только правила правописания, но и часть звучания живой речи. Вот в воспоминаниях Василия Шульгина об общении с императором Николаем II читаем, что «крѣпла» звучала у него почти как «крепла». Читатель Шульгина в 30-х ещё понимал, какая разница в звучании имеется в виду. А нам что делать? Потеряна не буква. Потерян, получается, целый пласт языка. Всё для того, чтобы крестьянским детям было легче учиться.
Сделанного не воротишь, дореволюционную грамматику не восстановишь, но хотя бы остановиться в упрощениях можно? Чем сложнее язык, тем он более живой. Сделайте единые правила для глаголов, оканчивающихся на «-тся» и «-ться» – как скоро человек потеряет понимание, что вообще бывают неопределённые формы глагола?
А мы всё продолжаем упрощать и сам язык и, о ужас, процесс обучения родному языку. В советской школе изложения заканчивали писать в пятом, кажется, классе. Потом писали сочинения. В 90-е проклятые годы изложения писали уже на выпускных экзаменах. Потому что сочинения – это слишком сложно, никто всё равно не умеет.
ЕГЭ по русскому языку в школе. Фото: Сергей Киселев/АГН «Москва»
Потом при введении ЕГЭ перестали писать «от себя» вовсе, потом спохватились. Без особого успеха. А ведь не умеющий сложить слова в предложения, а предложения в осмысленный связный текст на родном языке не абстрактно не вполне грамотен, а совершенно конкретно недостаточно развит и социализирован. Не умеющий записать свои мысли – не умеет мыслить. С ним можно сделать что угодно, подвергнуть любому влиянию, как угодно завербовать. Он беспомощен, не способен осмыслить пропаганду.
Вон подростки на майданах по всему миру – они ливают из школ, лол, чтобы разрушать свои страны и государства, потому что не умеют понять, что происходит. В Штатах доупрощались, треть выпускников не умеет понять и пересказать прочитанный текст. Это называется «функциональная неграмотность». В дореволюционной гимназии такого не стоило опасаться, для выпускника советского восьмого класса это было немыслимо. А для выпускника современной русской школы? Уже вариант нормы?
Знаете, как говорил (на английском языке) один знаменитый негр, у меня есть мечта. Я мечтаю, чтобы ни один русский человек любого происхождения не мог бы претендовать на должность на государственной службе, не сдав на отлично максимально сложный экзамен по родному русскому языку. Причём не только на практическое знание грамматики, но и на умение изложить своими словами прочитанный сложный художественный текст, сложить стихотворение четырехстопным ямбом, написать сочинение на вольную тему, которое не стыдно было бы предложить для оценки тому же Тургеневу. Или Аксёнову. Получим таких чиновников, депутатов, офицеров – получим в управлении страны патриотов. Нет, будем упрощать, забудем, что «жи – ши» пишется через «и» – забудем и то, что Родина – это то, за что почётно и не жалко драться и умирать.
«Русскому языку ничего не угрожает, кроме агрессии в обществе»
Автор фото, Thinkstock
В день, когда в 886 городах мира проходит масштабная образовательная акция «тотальный диктант», на эти и другие вопросы читателей Русской службы Би-би-си отвечают главный редактор портала Грамота.Ру Владимир Пахомов и лингвист, старший научный сотрудник Института русского языка РАН Ирина Левонтина.
С экспертами беседовала корреспондент Русской службы Би-би-си Ксения Гогитидзе.
Большая часть вопросов касалась развития русского языка, озабоченности тем, что люди называют «избыточными заимствованиями» и упрощением языка. Как вы ответите тем, кто считает, что русский язык «деградирует»? И почему?
Владимир Пахомов: Носителям языка вообще свойственно оценивать любые изменения в нем негативно. Это было всегда, во все эпохи. Выдающийся русский языковед Александр Пешковский в начале XX века писал, что такого консерватизма, какой наблюдается по отношению к языку, мы не встречаем больше нигде.
С одной стороны, хорошо, что новые языковые факты вначале вызывают оборонительную реакцию, ведь это помогает сохранить устойчивость литературного языка.
Мечта о прошлом
С другой стороны, это приводит к тому, что хорошим мы считаем только русский язык прошлого, правильной всегда признаем речь отцов, дедов, прадедов, очень редко свою речь и уж ни в коем случае не речь детей.
В 1960-е годы об этом же писал Корней Чуковский в своей знаменитой книге о русском языке «Живой как жизнь»: » Л юди всегда уверены, что их дети, а особенно внуки калечат правильную русскую речь«.
Сложно представить нашу современную жизнь без этого слова, не правда ли?
Иными словами, любые изменения в языке мы склонны считать «порчей», «деградацией», «примитивизацией», каждое новое поколение слышит от старших, что оно уродует русский язык.
Поезда или поезды?
Мы быстро, просто и понятно объясняем, что случилось, почему это важно и что будет дальше.
Конец истории Подкаст
Ирина Левонтина: Подобные вопросы волнуют людей, потому что новые слова бросаются в глаза. И они кажутся вульгарными. Взрослому не нравится то, как говорит молодежь, при этом взрослые забывают, что они сами были молодыми и говорили не так, как родители.
Вредят ли избыточные заимствования или обогащают язык?
Владимир Пахомов: По отношению к иностранным словам языки ведут себя по-разному: одни закрываются от заимствований, другие их охотно принимают.
Когда хотят запретить иностранные слова, часто кивают на другие страны: вот, мол, они берегут свои языки. Но это все очень индивидуально.
Заимствования, конечно, обогащают язык, хотя когда их много, кажется, что от русского языка ничего не осталось.
Это вызывает вполне обоснованную тревогу за родной язык. Но не будем забывать, что языку нужно время на «инвентаризацию».
Язык решает сам
Многие слова появляются в языке, потому что появляются новые идеи и реалии. Так, с развитием технологий появилась необходимость в заимствовании новых слов, например «гаджет» или «девайс». Почему некоторые области жизни до сих пор отражены в русском языке не столь хорошо, например, новые семейные связи (связи вне брака, например), или сексуальная жизнь? Остается ли язык достаточно консервативным в различных областях жизни?
Владимир Пахомов: Язык отражает то, что есть в окружающем нас мире, и причины отсутствия слов для обозначения тех или иных реалий, связанных с семейной жизнью, сексуальными отношениями, половой идентификацией, надо искать не в самом языке.
Например, совместная жизнь вне брака не была прежде так распространена и уж точно не одобрялась в обществе, поэтому не было и соответствующего слова, было разве что грубоватое «сожитель».
Как только понадобилось как-то обозначить новую реальность, причем нейтральным термином, язык выкрутился, придумав новое значение давно существовавшему понятию «гражданский брак».
Язык не музей, а средство коммуникации
Ирина Левонтина: Дело не в том, откуда слово взялось, дело в том, насколько тонко язык может передать все оттенки смысла и все оттенки чувств.
Без новых слов, пришедших в русский язык после 90-х годов, было бы невозможно обсуждать новую действительность. Таких тонких различий очень много. Меняется система ценностей, а с ней меняются и наши представления о том, что хорошо, что плохо.
Очень часто можно слышать сейчас, что предлог используется порой не по назначению (например, в «переговоры по газу»). Какова вероятность, что подобное употребление станет нормой в будущем?
Лингвист Максим Кронгауз приводит очень интересный пример: в начале XX века говорили не «позвонить по телефону», а «позвонить в телефон».
Заимствуют ли другие языки у русского? Почему это происходит реже, чем наоборот? Какой иностранный язык оказал наиболее сильное влияние на русский?
Владимир Пахомов: Конечно, русский язык не только принимает новые слова, но и делится своими словами с другими языками. Движение это в основном идет не на Запад, а на Восток. В языках Средней Азии очень много заимствований из русского.
Автор фото, Светлана Холявчук/ТАСС
Акция «Тотальный диктант» проводится с 2004 года
Какие из новых на сегодняшний день слов останутся, а какие уйдут? Какими критериями должно обладать новое слово или понятие, чтобы оно вошло в русский язык? Есть ли официальный реестр? Оксфордский словарь, например, фиксирует новые слова, а есть ли такое с русским языком?
Владимир Пахомов: Практически это предсказать невозможно. Мы можем ожидать, что слово закрепится в языке, а оно возьмет и исчезнет. Или может воспринимать слово как однодневку, а оно освоится и прочно войдет в литературный язык. Очевидно, что слово останется, если останутся обозначаемые им предмет или явление.
Например, если дальнейшее развитие технологий полностью исключит возможность интернет-мошенничества, мы забудем слово «фишинг». Если на смену смартфонам, способным выполнять функции планшетов, придут какие-то новые устройства, из языка уйдет, даже не успев толком закрепиться, слово «фаблет». И так далее. И, конечно, больше шансов остаться у тех слов, которые заменяют длинные описательные конструкции. «Бильдредактор» вместо «заведующий отделом иллюстраций», конечно, имеет все шансы остаться в языке.
Как и почему меняются нормы языка? Под воздействием изменившейся действительности (появляются новые понятия, появляется и слово), а еще за счет чего? Приведите, пожалуйста, примеры
И если для этого нормы должны поменяться, они изменятся. Факторов изменения норм очень много. На норму литературного языка влияют в том числе диалекты, на русские слова влияют иноязычные, на письменную речь влияет устная, и наоборот.
Мы все время должны помнить, что мы свидетели лишь короткого этапа в многовековой истории языка, и многие процессы, происходящие на наших глазах, начались не сегодня и даже не вчера. Почему, например, говорят пять килограмм баклажан вместо пять килограммов баклажанов? Легче всего ответить: «Потому что все сейчас неграмотные и правил не знают».
Но давайте вспомним, что русскому языку не 30 лет и не 300, а гораздо больше.
В русском языке также происходят внутренние процессы, изменения, которые нельзя объяснить внеязыковыми причинами. Например, сейчас очень популярно говорить «то что», вместо «что». «Я рад, то что вы пришли».
Как повлиял на русский язык интернет?
Ирина Левонтина: Все процессы в языке стали происходить быстрее. В XIX веке на то, чтобы слово вошло в обиход, уходили месяцы и годы. А сейчас с новыми технологиями это происходит почти мгновенно. Многие слова проходят полный цикл развития за считанные недели или месяцы. То, что раньше занимало десятилетия, может занять теперь несколько месяцев.
Надо ли пытаться защищать язык институционально, законодательно, на государственном уровне? Как, например, это делают во Франции
Владимир Пахомов: Если мы употребляем слово защитить, то должны понимать: от кого или от чего защищать? На русский язык никто не нападает. Обычно под «защитой языка» понимают какие-то ограничения на использование иноязычных слов, слов нелитературных и так далее. Но вмешиваться в естественные языковые процессы, такие как изменение норм языка, заимствование слов и т. д., нельзя ни в коем случае.
Что угрожает русскому языку?
Автор фото, Alexander Shcherbak/TASS
Ни угрозами, ни законами на язык повлиять нельзя. А вот уделяя ему больше времени в образовательных рамках, можно
А вот культуре нашей речи, на мой взгляд, угрожает чрезвычайно высокий уровень агрессии в общении. О чем бы мы ни спорили (в том числе и о самом языке), мы очень плохо умеем слушать и слышать собеседника. Не умеем вчитываться в текст, плохо понимаем смысл сказанного или написанного. Выдергиваем какие-то ключевые слова, на их основе создаем собственное впечатление о том, что нам сказали, и с этим собственным впечатлением начинаем яростно спорить.
Вот такое разобщение вместо общения, на мой взгляд, сейчас главная проблема говорящих по-русски. А вовсе не то, что кофе становится среднего рода.