Правда что сейчас 1721 год
«Виват, Петр Великий!». Как Россия стала империей
Русский народ создал могущественнейшее в мире государство, величайшую империю. С Ивана Калиты последовательно и упорно собиралась Россия и достигла размеров, потрясающих воображение всех народов мира.
(Философ Николай Бердяев)
2 ноября 1721 года Петр I принял титул Императора Всероссийского
Титул, достойный России
После заключения Ништадтского мира, завершившего войну против Швеции, сенаторы поднесли государю прошение с просьбой принять титулы «Великого, Отца Отечества и Императора Всероссийского». Победа над шведами стала лишь формальным поводом для обновления статуса нашей страны. Петр Великий давно мечтал сделать Россию империей, и на то у него были веские основания. К началу XVIII века стараниями царя укрепились прочные связи с европейскими странами. Общаться с ними надлежало на равных, однако мешала неопределенность титула. В дипломатических документах того периода русских царей называли по-разному: то королями, то князьями, то «цесарями». Самый престижный императорский титул тогда имел лишь глава Священной Римской империи. За ним следовали короли – английский, французский, датский и другие. Далее – герцоги. Положение России в этом списке оставалось неясным.
Петр I приложил массу усилий для того, чтобы вывести страну на новый уровень: проводил административные и военные преобразования, создал флот, учредил Сенат и Синод. И все же решающим толчком на пути к провозглашению империи стала Полтавская битва 1709 года – последнее крупное сухопутное сражение Северной войны. Триумф русской армии произвел сильное впечатление на западных политиков и дипломатов. Стало очевидно, что прежнего, довольно скромного места на международной арене, России недостаточно.
Амбиции Петра Великого позволили правителю сравнивать себя с Юлием Цезарем. По примеру «Записок о галльской войне» последнего русский царь составляет историю своих славных побед – «Гисторию Свейской войны». Еще один занимательный факт: Петру I, как и Цезарю, императорский титул «от имени народа» предлагает принять Сенат. Серьезную поддержку государю оказывал архиепископ Феофан Прокопович – сторонник укрепления власти самодержца. Именно он на заседании Синода впервые высказал идею о провозглашении Петра императором, а затем, получив одобрение иерархов, передал ее дальше – сенаторам. Сподвижники царя Александр Меншиков, Петр Шафиров и Гаврила Головкин справедливо рассудили, что лучшего повода принять императорский титул может и не быть, и решили действовать.
После того как государь согласился стать императором, просители трижды воскликнули: «Виват, Петр Великий!» Затем последовали артиллерийские залпы с галер, стоявших на Неве. Шум стоял такой, что современники приняли его за раскаты грома. Кто-то даже подумал, что в столице произошло нечто страшное, и готов был уже спасаться от пожара. Новоиспеченный император отказался от пышных празднеств и дал понять, что статус империи требует немалой ответственности: «Надлежит Бога всею крепостию благодарить, однако ж, надеясь на мир, не надлежит ослабевать в воинском деле, дабы с нами не так сталось, как с монархиею греческою». Самодержец имел в виду великую державу Александра Македонского, которая распалась и покорилась Риму.
Новое место в мире
Превратившись в империю, наша страна не утратила преемственности с былыми временами. Петр I не стал повторно проходить коронационный обряд – достаточно было венчания на царство, совершившегося еще в конце XVII столетия. Кроме того, титул императора никак не отменял царского звания. В полном именовании правитель также был Царем Астраханским, Казанским и Сибирским. В народе слово «царь» и вовсе употреблялось чаще, чем «император». Могущество многонациональной державы и самой крупной в мире базировалось на совокупности традиций и необходимых для дальнейшего развития новшеств. Процесс признания нового статуса России европейскими державами затянулся почти на полвека. Первым монархом, согласившимся называть Петра Великого императором, стал король Пруссии Фридрих Вильгельм I. Более того, он даже выслал ему письмо с поздравлением.
После прусского короля свое почтение новоиспеченному императору выразил глава Венецианской республики. В 1722 году сразу несколько стран согласились считать Россию империей: Нидерланды, Швеция, Женевская республика, ряд немецких княжеств (Германия тогда не являлась единым государством). Спустя год к этому списку прибавилось еще две страны – Норвегия и Дания. До 1739 года «держалась» Османская империя – давний противник России. Лишь в год подписания Белградского мира (нашей стране по нему отошли Запорожье и Азов) турки впервые официально указали новый титул. В годы царствования Елизаветы Петровны к списку стран, признавших Россию империей, присоединились Франция и Австрия – в союзе с ними дочь Петра Великого вступит в Семилетнюю войну. Последней оказалась Речь Посполитая, от которой признание было получено в 1764 году, когда императрицей была Екатерина II.
Так открылась новая страница в истории России – уже империи. К началу XX столетия Российская империя простиралась до Северного Ледовитого океана на севере и до Черного моря – на юге, до Балтийского моря на западе и Тихого океана – на востоке. Согласно переписи населения 1897 года, на территории Российской империи проживало 125,6 миллиона человек, и эта цифра неуклонно росла. Статус империи наша страна сохраняла без малого двести лет – до 1 сентября 1917 года, когда Временное правительство объявило о переходе к республиканской форме правления.
300 лет назад после победы над Швецией была основана Российская империя
Картина «Провозглашение Петра I императором»
Провозглашение Российской империи состоялось 22 октября (2 ноября) 1721 года одновременно с присвоением Петру I титула Императора Всероссийского во время празднеств в честь окончания Северной войны и заключения Ништадского мира со Швецией. Внешне это оформлялось как нижайшая просьба к монарху от подданных в лице Правительствующего сената: принять вслед за прочими военачальниками заслуженные почести в ознаменование славной виктории, которых царь-реформатор, безусловно, был достоин. Однако вся церемония, несомненно, была не случайным экспромтом и не исключительной инициативой сенаторов, а тщательно продумана и утверждена самим Петром, включая и его первоначальный отказ от принятия почестей «из скромности»: «Его Величество, по Своей обыкновенной и достохвальной модестии или умеренности, того принять долго отрекался, и многими явленными резонами от того уклоняться изволил. Однако ж, по долгом оных Господ Сенаторов прошении и предложенным важным представлениям, последи склонился на то Всемилостивейше позволить».
Смысл преобразования Российского царства в Российскую империю можно найти прежде всего в ознаменовании территориальных приобретений — удалось «прорубить окно в Европу» — получить выход к Балтийскому морю, присоединив ряд территорий возле новой столицы — Санкт-Петербурга: Эстляндию, Лифляндию, Ингерманландию и прочие земли.
А ведь до Северной войны единственным торговым портом, связывающим Россию с Европой, оставался Архангельск на холодном и замерзающем Белом море. Вновь завоеванные земли не были для России абсолютно новыми, ведь Ингрия и Карелия были утрачены в Смутное время — переданы Швеции в соответствии с условиями Столбовского договора 1617 года. Но Россия тогда империей не называлась. Впрочем, Иван III, женившийся на Софье Палеолог, племяннице последнего императора Византийской империи Константина XI Палеолога, приняв соответствующие регалии и заговорив о преемственности великокняжеской власти от византийских императоров, а также его сын Василий III, именовавшийся уже «царем и государем всея Русии» и даже «императором русов» в договоре от 1514 года с императором Священной Римской империи Максимилианом I, несомненно, считали себя равными императорам. Тем более, что именно тогда сформировалась и закрепилась филофеевская формула «Москва — третий Рим».
Грамота Максимилиана I, именовавшая Василия III императором, еще послужила Петру I и его сподвижникам в качестве одного из оснований права московских царей на подобный титул, да и самого Петра уже называли на Западе императором, хотя бы и не в официальных документах и скорее из желания польстить. Так или иначе, до Петра российские монархи во внутреннем обиходе вполне удовлетворялись титулом «царь», происходившем от «Цезаря», стало быть, тоже императора. Соответственно, «Московское царство», или «Российское царство» вполне могло восприниматься уже и как «империя». Тем не менее Петру, стремящемуся все максимально европеизировать и испытывавшему слабость к эффектным мероприятиям и славным деяниям, важно было добавить и этот последний штрих.
Сенат у него под рукой уже был — учрежденный в 1711 году и пришедший на смену боярской думе. Правда, этот высший административный орган в государстве не имел ничего общего с выборным римским сенатом, ведь все его члены назначались лично самим Петром. Но звучало похоже.
Троекратные возгласы «Виват, виват, виват Петр Великий, Отец Отечества, Император Всероссийский!», раздавшиеся после зачитывания текста прошения канцлером Головкиным по окончанию службы в Троицком соборе, напоминали традиции введения в должность римских императоров, первоначально избираемых именно сенатом, что, конечно, в некоторой мере должно было умалять волю самодержца, никому не обязанным своим высшим статусом. Но императором, как правило, провозглашали после великих побед, и эта параллель все оправдывала. Смысл трехкратного возглашения со временем менялся, но в Западной Европе того времени звучало как раз это «Виват, император». Традиция уходила вглубь веков и соединяла нынешнего императора с античным наследием.
И в тексте прошения смысл происходящего так же восходит к античным образцам: «Помыслили мы, с прикладу древних, особливо ж римского и греческого народов, дерзновение восприять, в день торжества и объявления заключенного оными в. в. [Ваше величество] трудами всей России толь славного и благополучного мира, по прочитании трактата оного в церкви, по нашем всеподданнейшем благодарении за исхадатайствование оного мира, принесть свое прошение к вам публично, дабы изволил принять от нас, яко от верных своих подданных, во благодарение титул Отца Отечествия, Императора Всероссийского, Петра Великого, как обыкновенно от Римского Сената за знатные дела императоров их такие титулы публично им в дар приношены и на статуах для памяти в вечные роды подписаны».
Важнейшее внутреннее преобразование помимо самых масштабных и назревших реформ — это превращение страны в абсолютную монархию, когда власть императора становится выше любого обычая, любого закона, когда он сам по себе закон и божественная воля, решающий судьбы государства и подданных, включая порядок престолонаследия. Кроме того, Петр I устраняет разницу между вотчиной с поместьем; бояре теряли остатки былой самостоятельности и сливались с дворянством, которое обязано за привилегии служить государству.
Главе государства отныне подчинялась даже церковь, не отделяемая от светской власти. Патриаршество упразднялось, синодальное устройство подразумевало управление делами духовными через обер-прокурора Святейшего синода, назначаемого монархом.
Другие европейские страны не сразу приняли новый статус России и ее монарха, ведь это затрагивало мировые устои: изначально существовала лишь одна империя и один император. Со временем это понятие, конечно, девальвировалось, и в Европе стали сосуществовать сразу несколько империй, однако для того, чтобы назваться императором, нужно было все же иметь изрядную дерзость. Скажем, Швеция, несмотря на всю свою определяющую роль в европейской политике, империей никогда не называлась, а после удара, нанесенного Россией, так и не смогла уже оправиться. Забыв про все свои имперские амбиции. Без сопротивления императорский титул Петра признали только союзницы в Северной войне Голландия и Пруссия, в 1723 году была вынуждена признать побежденная Швеция, в 1739-м — Османская империя. И лишь в 1742 году к ним присоединились Австрия и Англия, а в 1745-м — Испания и Франция. Польша это сделала лишь в 1764 году, уже попав в зависимость от России по мере своего ослабления.
Российская империя вошла в историю как третье по величине из всех когда-либо существовавших на Земле государств (после Британской и Монгольской империй). Формально этой империи не стало после Февральской революции 1917 года, когда отрекся от престола последний император Николай II и была провозглашена республика, однако возникший на обломках Российской империи Советский Союз во многом повторил ее основные черты и по форме своего правления, конечно, не был ни демократией, ни федерацией. Вожди, стоявшие во главе государства, обладающие ничем не ограниченной властью, и тоталитарная форма правления породили еще одну реинкарнацию Российской империи, которая, впрочем, не просуществовала и одного века.
И в нынешнее время в самых верхних эшелонах власти неистребима идея о том, что ничего, кроме императорской власти и общей «вертикализации» для России не подходит, что это обширное государство так или иначе обречено оставаться империей в любом своем изводе, которую должен возглавлять никак не ограниченный в своей власти правитель — как бы он в тот или иной момент времени не назывался. Что все иные формы правления ведут к распаду страны и очередному смутному времени. Прочие империи благополучно распались и постепенно смирились со своим новым статусом «обычных» государств, живущих ради своих граждан, а не имперского величия, как та же Швеция, однако создание Петра в этом отношении уникально.
Триста лет. Ярослав Шимов – о судьбе империи от Петра до Владимира
Ровно 300 лет назад, в 1721 году, Россия переживала великолепную политическую осень. В сентябре в финском городке Ништадт (ныне Уусикаупунки) с побежденной Швецией был подписан мирный «трактат», как тогда называли международные договоры. Ништадтским миром завершилась Северная война, которая длилась 21 год, – из-за недавней ошибки Владимира Путина, связанной с этой войной, некоторые шутники прозвали ее «трижды Семилетней».
Как Пётр победил Карла
Мир был, несомненно, выгодным для России. Она получила выход к Балтийскому морю – за счет присоединения Эстляндии, Лифляндии, Ингерманландии и прочих земель. Они прилегали к основанной царем ещё в начале войны в расчете на победу новой столице, Санкт-Петербургу. «Виктория» Петра над Швецией была настолько убедительной, что через месяц с небольшим после заключения мира российский Сенат и Синод «преподнесли» ему императорский титул и звание Отца Отечества.
В «Истории Правительствующего сената» утверждается, что царь «по своей обыкновенной и достохвальной модестии, или умеренности, того принять долго отрекался, уступив лишь по долгом оных гг. сенаторов прошении и предложенным важным представлениям». 22 октября (2 ноября) 1721 года в ходе пышного празднования мира со Швецией Петра I официально провозгласили императором Всероссийским, а страна стала отныне называться Российской империей. Ей суждено было просуществовать два века без четырех лет.
Одна империя 300 лет назад родилась, другая исчезла. Ништадтский мир считается концом Шведской империи (хотя формально государство с таким названием никогда не существовало). В XVII и начале XVIII века Швеция под началом череды воинственных королей, от Густава Адольфа до Карла XII, подчинила себе север Европы и не раз вторгалась в края куда более южные. Шведы доходили до Вены, Праги и той самой Полтавы, где в 1709 году было предрешено их поражение в Северной войне. И хотя эта страна ещё не раз воевала и после Ништадта, в том числе трижды с Россией, эпоха её территориальных завоеваний и милитаристских эпопей фактически завершилась с гибелью Карла XII, блестящего, но неудачливого противника Петра.
После вереницы внешних и внутренних перипетий Швеция пришла к нейтралитету – последнюю свою войну она вела в 1814 году, – парламентской демократии и социальному государству. Власть короля была в несколько этапов ограничена, пока во второй половине ХХ века не свелась к роли исключительно символической и церемониальной. При этом свою нынешнюю королевскую династию, основанную наполеоновским маршалом Бернадотом, шведы любят и о республике не помышляют: популярность монархии как института находится на уровне примерно 70%.
Тоски по давнему военно-политическому величию сколько-нибудь заметное число шведов тоже не испытывает. 30 ноября, годовщина гибели Карла XII во время кампании в Норвегии в 1718 году, является памятной датой только для немногочисленных крайне правых группировок, которые в этот день проводят факельные шествия. Правда, популярная в Швеции и за ее пределами рок-группа Sabaton, специализирующаяся на песнях о битвах и подвигах разного рода брутальных исторических фигур, посвятила королю несколько композиций, например вот эту:
Как большевики царя переплюнули
Россия, в отличие от Швеции, создала целых две, а может, и три империи. Первую, основанную Петром Великим, революция 1917 года похоронила, вторую, советскую, породила. Обе эти империи были чрезвычайно разными, но в одном похожими: они являлись авторитарными, величественными и жестокими проектами модернизации отсталой страны на крайнем востоке Европы.
Занимаясь модернизацией, Пётр Великий ориентировался на Запад. И сами его новые титулы – император, Отец Отечества (Pater Patriae) – были списаны с античного Рима, в чём основатели империи, действовавшие, понятное дело, с согласия всемогущего сурового царя, откровенно признавались: «. Как обыкновенно от римского сената за знатные дела императоров их такие титулы публично им в дар приношены и на статутах для памяти в вечные роды подписываны». Тут имперская идея Рима смешивалась с идеологией преобразованного Петром Московского государства: «Москва – Третий Рим».
Москву своенравный Романов заменил Петербургом, традиционное царство – подлакированной на западный манер империей, но смысл остался прежним: историческая генеалогия России – оттуда, с Запада. Точнее, с юго-запада, из давшего Руси христианство Константинополя, а через него – из Рима античных императоров и их когда-то независимого, а потом вполне сервильного Сената. Империя была для Петра синонимом цивилизации и таким же элементом его несколько диковатого западничества, как бритые бороды и европейские камзолы бояр.
Большевики переплюнули первого императора Всероссийского. Пётр хотел для своей империи видного места в ряду мировых держав, Ленин и его наследники сразу присвоили своему государству первый номер. Запад, хотя само марксистское учение пришло в Россию оттуда, был объявлен «загнивающим» в силу своей буржуазной природы, а новая, советская Россия – очагом передовой цивилизации, призванной со временем распространиться по всему миру. То, что этой цивилизации приходилось то и дело заимствовать или покупать у «загнивающих» то станки, то технологии, то зерно, то банальную пепси-колу, выглядело явлением нелогичным и странным, но временным, пока жила вера в коммунистический проект.
Когда вера исчезла, стало понятно, что эксперимент не удался, а советская модернизация, которая на время вывела страну в сверхдержавы, была построена на крови и терпении подневольного населения в ещё большей мере, чем град Петров. Жизнь коммунистической империи оказалась почти в три раза короче, чем у ее предшественницы, 69 лет против 196. Незадолго до краха СССР его граждане вспомнили и о шведах: подобно Петру, который называл шведских генералов своими учителями, они увидели образец для подражания в «шведском социализме». Перестроечные острословы, впрочем, призывали соотечественников смотреть на вещи трезво: «Почему в СССР невозможен шведский социализм? У нас слишком мало шведов!»
Империя рухнула, но в то же время сохранилась. Ведь что такое, собственно, империя? Её можно назвать попыткой максимально просто с политической точки зрения организовать пространство, устроенное сложно с точек зрения исторической, социальной и культурной. Есть имперский центр – сосредоточение сильной, как правило, авторитарной власти, основанной иногда на традиции, как у Романовых или Габсбургов, иногда на идее, как у большевиков или нацистов, иногда на голом насилии, как у Чингисхана. Есть имперские «щупальца» – чиновная и военная иерархия, с помощью которой центр поддерживает свою власть. И есть провинции, разнообразные, неоднородные, мирно или с кровью присоединенные к империи в разные времена. Прочность имперской конструкции часто зависит от двух факторов: умения центра учитывать специфику и интересы провинций и открытости имперской иерархии. Империи были успешными лишь до тех пор, пока карьеру в них мог сделать и талантливый, хоть и незнатный провинциал, и даже предприимчивый иностранец.
Императоры и императрицы Всероссийские были очень разными людьми, но их политических талантов обычно хватало для того, чтобы не стричь под одну гребенку Остзейские губернии и Закавказье, Финляндию и Туркестан. Правда, по мере роста русификаторских усилий при трёх последних Романовых-Голштинских это получалось всё хуже, а с польским вопросом вообще была беда с самого начала. Польский церковный деятель и мемуарист Теодор Червиньский с иронией цитировал генерала Апухтина, получившего известность как многолетний попечитель Варшавского учебного округа и убежденный русификатор. По словам Червиньского, Апухтин «обещал, что через 10 лет польские няньки будут петь новорожденным русские песни. Но и через 18 лет польские дети и их няни кем были, тем и остались».
Большевики отчасти учли уроки предшественников и какое-то время давали простор развитию национальных культур, если оно происходило под коммунистическими лозунгами. Но Сталин со временем почувствовал себя скорее красным царем, чем революционером, и прикрыл лавочку «коренизации». Любые поползновения к местной и региональной самостоятельности стали преступлением.
История отчасти повторилась после краха СССР. В начале 1990-х Борис Ельцин со свойственной ему не всегда трезвой размашистостью предлагал российским регионам «брать себе столько суверенитета, сколько сможете проглотить». Но десять лет спустя его преемник повернул в другую сторону, нанизав новую Россию на вполне имперскую «вертикаль власти». Сейчас этой вертикали собираются придать новый блеск: согласно внесенному в Государственную думу законопроекту, президенту будет ещё проще увольнять губернаторов «в связи с утратой доверия главы государства», зато главы регионов получат возможность оставаться в должности более двух сроков подряд.
Иными словами, поощряться будет безусловная лояльность центру, который намерен всё жестче контролировать жизнь страны. К другим методам такого контроля относятся, помимо прочего, репрессивные законы – об экстремистских организациях, «иностранных агентах» и т. п. Не исключено, что царя Петра в нынешние времена записали бы в «иноагенты», слишком много натурализованных иностранцев было в его окружении. Кстати, двое из них, Яков Брюс и Андрей Остерман, вели от имени России переговоры об условиях Ништадтского мира.
Что до идеи модернизации, на которой, при всех пороках её осуществления на практике, основывались и царская, и большевистская империи, то о ней «император Владимир I» говорит часто. Получается, правда, пока заметно хуже, чем у Петра или, скажем, у Александра II. Впрочем, из Романовых Путину, судя по всему, милее всех «подморозивший» Россию сын царя-освободителя, Александр III. Контроль, централизация, цензура, репрессии при определенном экономическом оживлении под надзором всемогущего государства – черты той эпохи прослеживаются и в нынешней. Именно это, а не недавняя свадьба потешного «цесаревича» в Исаакии, сближает две непохожие России. Правда, прозвище «Миротворец», которым гордился предпоследний император, сегодняшнему правителю страны не очень подошло бы.
Как пишет современный британский историк австрийского происхождения Пол Кривачек, «империи, основанные на доминировании, но позволяющие своим подданным жить в соответствии с их привычками, держатся веками. Тем, которые пытаются мелочно контролировать жизнь людей, сохраниться оказывается куда сложнее». Собственно, это и есть причина того, почему Российская империя оказалась долговечнее Советского Союза. Если процитированное утверждение верно, то прогноз для третьей инкарнации империи на русской почве выглядит не очень хорошо.
Ну а для ответа на вопрос, может ли Россия в принципе не быть империей, трехсот лет истории оказалось мало. Понадобятся еще триста? И будут ли они?
Ярослав Шимов – историк и журналист, международный обозреватель Радио Свобода
Высказанные в рубрике «Право автора» мнения могут не соответствовать точке зрения редакции