Польское экономическое чудо за счет чего
С польским «экономическим чудом» что-то не так: дефицит бюджета Польши приблизился к рекордным 30 млрд долларов
Когда говорят об экономике стран бывшего социалистического лагеря, то обычно приводят Польшу в качестве примера особой экономической успешности. В пример обычно приводится рост ВВП Польши, который страна демонстрирует с 1991 года. В некоторые годы (1997, 2007) рост польского ВВП превышал 7%. В 2018 году ВВП Польши вырос на 5 с лишним процентов.
Однако, приводя такие примеры, многие экономические эксперты занимались откровенным лукавством. Лукавство состояло хотя бы в том, что в таком случае обычно игнорировалась статистика по кредитным влияниям со стороны Евросоюза. Причём выплачивать свои долги по кредитам Польша по большому счёту начала лишь в 2019 году.
Необходимость выплат по кредитам на фоне получения новых кредитов из евросоюзной «кубышки» привела к тому, что дефицит бюджета Польши достиг рекордного значения за все последние годы. Сегодня крупная польская пресса пишет о том, что в уже утверждённый на 2020 год бюджет пришлось вносить поправки. Дефицит приблизился к отметке в 110 млрд злотых (30 млрд долларов). И это на фоне того, что изначально бюджет верстался с прицелом на нулевой дефицит. С польским «экономическим чудом» что-то не так.
Чтобы оправдать растущую экономическую дыру, в правительстве Польши винят во всём пандемию. Однако пандемия лишь обнажила те проблемы, решение которых польские власти предпочитали откладывать, надеясь, что их «всегда помогут решить партнёры по ЕС».
Чем платить по кредитам?
На этот вопрос представители экономического блока польского правительства предпочитают не отвечать. Видимо, вновь надеются на то, что Германия даст кредит под щадящий процент, чтобы погасить долги по прошлым кредитам. Но даже если Германия деньги вновь даст, то дефицит польского бюджета только продолжит расти.
Однако власти Польши в последние дни куда большую информационную активность проявляют в отношении соседней Белоруссии, а не в отношении нарастающего вороха собственных экономических проблем.
Польский рецепт экономического счастья
После формирования в 1989 году в Польше первого некоммунистического правительства и сочной «шоковой терапии» экономическая политика страны не привлекала большого внимания. Понятно, что читать про греческие буйства или французские забастовки — захватывает. Растущая безработица в Германии или США тоже привлекает внимание и вызывает некоторое сочувствие к «простому человеку с Пятой авеню». Но для разнообразия стоит посмотреть на страну, у которой (с точки зрения экономики) все достаточно хорошо, а именно на нашу «любимую» Польшу.
За прошедшие 20 лет Польша оказалась лидером региона по скорости и устойчивости экономического роста. Реальный ВВП удвоился, на фоне 70% роста слаборазвитой изначально Словакии и 45% роста в Венгрии и Чехии. При регулярно сменявшихся кабинетах и смене политического курса после каждых парламентских выборов, вне зависимости от состава конкретной коалиции у руля страны, польские власти проводили на удивление взвешенную политику по выращиванию экономических институтов. Пенсионная реформа, которая проходила с 1997-го по 2009 год (многоэтапно) при пяти разных составах парламента — один из самых удачных примеров. Она была разработана с участием профсоюзов, влиятельной католической церкви и всех политических партий. После того как первоначальный и излишне радикальный план реформы был скорректирован, населению удалось продать даже такие малоприятные вещи, как повышение пенсионного возраста и ограничение льготного выхода на пенсию. Пришлось предлагать «пряники» в виде наследуемых сбережений. При этом реформа не только снизила примерно на 25% обязательства государства на ближайшие десятилетия (когда демографическая ситуация должна резко ухудшиться), но и создала предпосылки для развития финансовой индустрии и появления «длинных денег». Местные пенсионные фонды — крупнейшие покупатели государственного и корпоративного долга, низкий уровень процентных ставок препятствует наращиванию внешнего долга компаний, а в кризис все это стало хорошей «подушкой безопасности».
Долговая и бюджетная политика страны также является исключением на фоне всеобщего расточительства еврососедей. Составляя Конституцию 1997 года, Польша уже прицеливалась к вступлению в будущую еврозону — и авторы, хорошо понимая стимулы своих будущих коллег, вписали в основной закон требования к уровню государственного долга (не выше 60%, при достижении 55% от ВВП — принудительный секвестр) и дефицита. В результате в нынешний кризис Польша имела материальную возможность запуска программ стимулирования экономики без выхода на долговой рынок. Сделано было обратное — расходы снизили на 1% ВВП, чтобы избежать раздувания дефицита и долга (около трети которого номинировано в евро и долларах).
При этом, несмотря на кризис, продолжалась приватизация госсобственности — медленная, но разумная. Фактически ее пришлось запускать заново (при кабинете братьев Качиньских в 2005–2007 годах она была фактически заморожена) и в 2009 году принесла всего €3 млрд, но на этот год запланировано уже €9 млрд, или 2,4% ВВП. В общем, не просто «еще Польска не сгинела», но демонстрирует чудеса долговой и бюджетной стабильности. Налоговая реформа привела к снижению ставок подоходного налога с 19% и 30% до 18% и «прогрессивной» ставки — с 40% до 32%. Бурный рост экономики вкупе со снижением уровней налогообложения начиная с 2008 года (когда был урезан налог на прибыль) уже в прошлом году привел к росту доходов бюджета на 0,8%. Отдельного упоминания заслуживает независимость Национального банка. Она практически абсолютна — ключевые решения о валютной и процентной политике принимает специальный Совет по денежной политике, состоящий из профессоров, назначенных президентом и парламентом по квотам. При принятии решений в СДП состоящий в нем по должности управляющий нацбанком часто оказывается в меньшинстве. Да и сами решения нацбанка регулярно бывают приняты наперекор краткосрочным интересам банков — как, например, радикальные ограничения на выдачу валютной ипотеки, введенные в 2006 году и спасшие банковскую систему и рынок недвижимости в кризис.
Девальвация злотого существенно улучшила положение Польши и способствовала перетоку покупателей из стран еврозоны и жестко привязанных к ней стран (Литвы и Эстонии в первую очередь). Но те же Швеция и Чехия пострадали от рецессии значительно больше — притом что их экономики более ориентированы на экспорт (77% и 54% ВВП), чем Польша с ее развитым внутренним рынком и 40% экспорта. Важным дополнительным фактором был приток фондов развития ЕС, которые были грамотно конвертированы в злотые на пике девальвации в марте 2009 года, чем пополнили бюджет и стабилизировали резервы и валютный рынок. Естественно, что даже самая разумная экономическая политика не полностью удалила влияние кризиса. Уровень безработицы впервые за много лет вырос с 7,4% до 8,9%, но для сравнения: еще в 2003–2004 годах он колебался в районе 18–19%. Долг вырос до 51% ВВП, что меньше, чем у соседей.
За счет чего это произошло. Во-первых, это опора на консенсус политических кругов, профсоюзов, церкви — то есть всех заинтересованных групп. Работа над реформами обычно идет годами, но после их запуска серьезные претензии бывают только у местных политических фриков. Главный польский урок: реформы необязательно должны быть непопулярными. Но для этого нужно разумно их готовить и плотно работать с населением, а не сваливать их без объявления войны, как это принято к востоку от Варшавы. Во-вторых, евроинтеграция и иные внешние ограничители (например, конституционные запреты на раздувание долга) препятствуют большим глупостям, а приток евроденег способствует большей финансовой подвижности. Деньги ЕС идут по большей части на инфраструктуру, через консорциумы европейских и польских компаний, и разворовываются довольно умеренно. В-третьих, польская смирительная рубашка сшита по уму — без самых суровых ограничителей. Страны, лишившие себя свободы в валютной политике, завидуют товарищам в Варшаве, имеющим более широкие возможности. Наконец, хорошо диверсифицированная (между производством и сферой услуг, экспортом и внутренним рынком, с развитым, но не раздувшимся финансовым сектором) экономика поддерживает все эти успехи.
Уроки «шоковой терапии»: как Польша перетерпела и стала восточноевропейским экономическим «тигром»
Это сейчас в Польше все хорошо, ну или было хорошо до прихода коронавируса. Варшава колосится небоскребами, по всей стране строятся не только ледовые дворцы, но и новые музеи, филармонии, театры. Природа очистилась настолько, что к нашему западному соседу массово потянулись трудовые мигранты из соседа южного, ведь некоторые вакансии самих поляков уже совсем не привлекают. Да и сами «польские сантехники», ставшие символом дешевой рабочей силы на Западе, потихоньку возвращаются домой после долгих лет на чужбине. Между тем во второй половине 1980-х страна находилась практически в тех же условиях, что и развитые республики бывшего СССР, включая нашу. Пустые полки в магазинах, дефицит, очереди, карточная система и всеобщее ощущение необходимости перемен, которых требовали горячие католические сердца. Верно ли пугать детей и ветеранов пресловутой «шоковой терапией», как это кое-где делают до сих пор? В чем ее достоинства и недостатки? Подходил ли такой сценарий для Беларуси? Рождение польского экономического чуда — в обзоре Onliner.
«Ярузельский водит нас за нос»
За свою относительно короткую 45-летнюю историю Польская Народная Республика умудрилась пережить сразу несколько масштабных кризисов. Подобные ситуации случались и в других «странах народной демократии»: в 1953-м в ГДР, в 1956-м в Венгрии, наконец в 1968-м в Чехословакии, но нигде это не происходило с такой регулярностью, как в ПНР. Причем каждый раз очередной кризис, будь это ожесточенная внутрипартийная борьба 1956 года или масштабные экономические волнения в декабре 1970-го, сопровождался вынужденной сменой руководства страны. К следующему пику напряжения ситуация в Польше подошла в разгар 1980 года: 1 июля, пока весь социалистический мир с нетерпением готовился к московской Олимпиаде, поляки проснулись с новыми ценами на мясо и мясные изделия.
Естественно, это была вынужденная мера. Глава ПНР Эдвард Герек в попытке резко улучшить благосостояние народа после событий 1970—71 годов набрал (причем преимущественно в капиталистических странах) кредитов на десятки миллиардов долларов. На какое-то время это помогло, но в начале следующего десятилетия наступил час расплаты. Очередное повышение цен на базовые продукты, без которых были немыслимы журек, пероги и бигос, вызвало народное возмущение. Дальше случились массовые волнения, забастовки, «Солидарность», смена Герека на Станислава Каню (среди поляков ходила пословица «Лучше Каня, чем на танке Ваня»), а затем Кани — на генерала Ярузельского. Все это закончилось введением в Польше в 1981-м военного положения и некоторой стабилизацией обстановки.
При этом в Москве эти варшавские требования вызывали раздражение. Оперативные данные, поступавшие из ПНР, свидетельствовали, что продукты там есть и в изобилии, просто на рынках и в частных лавках, а не в государственных магазинах. Имелась и информация о реэкспорте Польшей дешевой советской нефти в капстраны уже совсем по другой цене. Общие эмоции по поводу поведения западных «братьев» можно сформулировать брежневской фразой «Ярузельский водит нас за нос», однажды раздраженно брошенной в иной ситуации. С другой стороны, выхода у СССР не было. Программа «Нефть, хлопок, руда, продукты в обмен на поцелуи» (то есть на сохранение ПНР в качестве сателлита и члена Организации Варшавского договора) некоторое время работала, что позволило на несколько лет оттянуть неизбежный конец польского социализма. За счет советских граждан.
Это был короткий период, который в Польше называют стагнацией. Даже несмотря на советскую помощь, дефицит продуктов питания и товаров народного потребления сохранялся. Полки магазинов в основном пустовали, обычной картиной были длинные очереди. Нормой была и карточная система, введенная в ПНР гораздо раньше, чем в СССР. Однако по мере сокращения вливаний из Советского Союза, где также метастазировали кризисные явления в экономике, даже польскому коммунистическому руководству становилась очевидной необходимость реформ, причем радикальных. Какие-то из них уже проводились: например, советский министр иностранных дел Громыко жаловался на одном из заседаний Политбюро, что польские товарищи вместо усиления социалистического курса в деревне, наоборот, поддерживают развитие частных хозяйств. Однако особенно активизировала процесс реформ в Польше объявленная в СССР перестройка. Михаил Горбачев, став генсеком, дал странам соцлагеря больше свободы в принятии внутренних решений, чем те не замедлили воспользоваться, и ПНР оказалась в авангарде этого движения.
Первые прорыночные меры были приняты еще кабинетом премьера Збигнева Месснера (1985—88). Следующий председатель Совета министров Мечислав Раковский (1988—89) их усилил. Расширилась сфера свободного ценообразования, а с 1 января 1989 года была легализована частная экономическая деятельность. Главным стал принцип «Все, что не запрещено, разрешено». Это позволило ликвидировать дефицит важнейших продуктов и отменить карточную систему, но режим спасти уже не могло.
Время Бальцеровича
Руководство ПНР понимало, что «народная республика» обречена, прежде всего потому, что народ требовал изменений. В Польше первой из соцстран пролетариат выступил против текущей власти. Даже в названии местной компартии — ПОРП (Польская объединенная рабочая партия) — содержалась отсылка к ее движущей силе. Так вот, именно рабочий класс массово принялся переходить в оппозицию еще в начале 1980-х. В первые же месяцы деятельности «Солидарности» членами этого независимого свободного профсоюза стали около 6 млн человек. И даже после запрета движения во время «военного положения», в подполье, влияние «Солидарности» было очевидным для всех. Традиционно консервативные польские крестьяне, которых пытались насильно загнать в совхозы, также не могли стать опорой режима. И к тому же в ПНР даже в самые дремучие социалистические времена власти ничего не могли сделать с католическим костелом.
К чести Ярузельского, он не стал использовать «штыки», поняв безнадежность ситуации. В 1988—89 годах представители реформистского крыла ПОРП и умеренной части «Солидарности» сели за «круглый стол», итогом заседаний которого стало решение о проведении в 1989-м «свободных» выборов. Слово «свободные» взято в кавычки, потому что лишь 35% мест в Сейме распределялись в конкурентной прозрачной борьбе, остальные 65% закреплялись за компартией и ее сателлитами. Однако и этого оказалось достаточно. Выборы состоялись в июне 1989 года, «Солидарность», получив меньшинство, тем не менее одержала оглушительную идеологическую победу. Ярузельский был избран в Сейме первым и последним президентом ПНР, а вот премьером назначили представителя «Солидарности» Тадеуша Мазовецкого. Сформированное им правительство немедленно начало радикальные реформы, архитектором которых стал назначенный вице-премьером и министром финансов Лешек Бальцерович.
К этому моменту Бальцеровичу было 42 года. Он получил блестящее образование: сначала с отличием закончил факультет внешней торговли Главной школы планирования и статистики (ныне Варшавская школа экономики, местный аналог БГЭУ), а затем, будучи коммунистом (членом ПОРП), получил степень MBA в Католическом университете Сент-Джонс в Нью-Йорке. Планы реформирования польской экономики он придумывал еще в кризис рубежа 1970—80-х годов, затем — войдя в экономический блок «Солидарности». Именно ему была поручена разработка мер по выводу страны из кризиса, получивших впоследствии название «план Бальцеровича».
Несмотря на попытки рыночных реформ правительств Месснера и Раковского в 1985—89 годах, состояние польского народного хозяйства было ужасающим. В стране галопировала гиперинфляция (39,5% только в августе 1989-го, 54,8% в октябре того же года), дефицит бюджета достигал 8% ВВП, Польша фактически не могла обслуживать многомиллиардный внешний долг, сформировавшийся еще в 1970-е годы. Бальцеровичу и его соратникам было очевидно, что в таких условиях полумерами не обойтись. Грубо говоря, затянувшуюся хроническую болезнь, вошедшую в острую фазу, уже нельзя было лечить таблетками и электрофорезом. Необходима была операция, то есть радикальная трансформация экономики. Шоковая терапия.
Итогом работы экономиста и группы его соратников, идейными вдохновителями которых были Джордж Сорос и профессор Гарварда Джеффри Сакс (люди, вызывающие сейчас в определенных кругах лютую ненависть), стала программа из 10 пунктов. Не углубляясь в скучные экономические рассуждения, вкратце основные ее положения можно сформулировать так. В Польше ограничивался рост зарплат и запрещалось печатание новой денежной массы. Государственным предприятиям разрешалось банкротиться, а их льготное кредитование отменялось. Государственной монополии на внешнюю торговлю больше не существовало. Наоборот, иностранным компаниям и частным лицам разрешалось инвестировать в польскую экономику и выводить полученную прибыль за пределы страны. Отменялись бюджетные субсидии, а кредитные ставки привязывались к текущей инфляции.
«План Бальцеровича» был практически единогласно принят Сеймом 17 декабря 1989 года и начал действовать с 1 января 1990-го. Президент Ярузельский сопроводил его подписание фразой «Лучше несовершенные изменения вовремя, чем идеальные с опозданием».
Бальцерович должен уйти!
Согласно опросам общественного мнения, в январе 1990 года около 50% поляков поддерживали «план Бальцеровича» и лишь 15% активно выступали против. Остальные свое мнение сформулировать не смогли. Однако вскоре равнодушных практически не осталось. Действие программы почувствовал на себе практически каждый житель ПНР. Это была классическая «шоковая терапия» в своем почти дистиллированном варианте. Цены на потребительские товары резко выросли, стоимость услуг ЖКХ и транспорта тоже, хотя в этих сферах действовали определенные ограничения. При этом для борьбы с гиперинфляцией индексация зарплат и пенсий далеко не соответствовала динамике изменения цен. Покупательская способность населения резко упала, но зато наступило товарное изобилие.
Однако важнейшим результатом плана было даже не это. Государство прекратило выделять дотации убыточным предприятиям, в результате чего те из них, которые не смогли найти инвестора, обанкротились. Закрылись десятки шахт, металлургических и машиностроительных заводов, текстильных предприятий и крупных сельских хозяйств, многие из которых просто не выдержали конкуренции с дешевой импортной продукцией. Работу, привычный за десятилетия заработок потеряли даже не сотни тысяч — миллионы поляков. К 1993 году уровень безработицы вырос до 16,3%.
Те государственные предприятия, которые работали эффективно и банкротиться не собирались, были приватизированы. Здесь надо подчеркнуть следующее: Бальцеровичу и его команде удалось избежать мутных схем перехода госсобственности в частные руки. Никаких ваучеров и залоговых аукционов, приведших к формированию «дикого» олигархического капитализма, например, в России. Польское правительство практиковало открытые аукционы с прозрачной сменой владельца.
При этом руководство страны финансировало образовательные программы для потерявших работу граждан страны, задачей которых было стимулирование роста мелкого и среднего бизнеса. Это имело результат: сотни тысяч поляков нашли «свое дело».
Но, конечно, недовольных было больше. Жизненный уровень многих жителей Польши резко упал. Привыкнув к патерналистскому государству, но устав от него и желая перемен, поляки не были готовы к тому, что ради нового придется чем-то пожертвовать. Тысячи шахтеров, бывших в ПНР привилегированным классом, оказались на улице, ведь рынок неумолимо диктовал: уголь, добыча которого дороже отпускной цены, никому не нужен. Туда же последовали сотни тысяч металлургов, железнодорожников, даже работников верфей, самый актив «Солидарности». В первый же год по Польше прокатились митинги под лозунгом Balcerowicz musi odejść! («Бальцерович должен уйти!»). И он действительно ушел. После первых действительно и безоговорочно свободных парламентских выборов декабря 1991 года в новое правительство Яна Ольшевского его уже не пригласили.
Впрочем, свою миссию он к тому моменту выполнил.
От шока к чуду
В результате реформ по «плану Бальцеровича» в 1990 году ВВП Польши упал на 9,7%, в следующем 1991-м — еще на 7%, однако с 1992 года и до самого последнего времени польская экономика стабильно росла. Каждый год на протяжении 27 лет. Невзирая ни на что. Опережая всех соседей по соцлагерю, которые предпочли действовать менее «шоковыми» методами. Даже в тяжелейшем 2009 году, на пике мирового экономического кризиса, когда экономика Евросоюза упала на 4,5%, ВВП Польши вырос на 1,6%. И так каждый год, в среднем на 6% за последние 20 лет.
Гиперинфляция была побеждена, курс злотого стабилизирован, дефицит бюджета ликвидирован. Под впечатлением от темпа реформ главные кредиторы Польши списали ей значительную часть старого долга. Экономика избавилась от неэффективных предприятий, висевших на ней тяжелым грузом. Лучшие же производства нашли свежую кровь в виде иностранных инвестиций. Да, около 2 млн поляков вынуждены были покинуть страну в поисках лучшей жизни, сделав «польского сантехника», дешевого, но высококвалифицированного, главной угрозой западноевропейского пролетария. Однако и в такой трудовой миграции были свои плюсы. Уехавшие во Францию, Германию или Великобританию поляки перевели на родину, семьям, дополнительные миллиарды евро и фунтов, что стало еще одним фактором роста экономики страны.
«Планом Бальцеровича» проведенные в стране реформы, разумеется, не ограничились. Они продолжались все 1990-е и 2000-е годы. За «шоковой терапией» последовала реформа здравоохранения (свободная конкуренция клиник) и пенсионной системы (повышение пенсионного возраста, введение накопительной части пенсий). Очень удачно Польша воспользовалась и своим членством (с 2004 года) в Европейском союзе, получив значительные средства на масштабные инфраструктурные проекты, прежде всего транспортные. Сейчас Польша — это страна скоростных автобанов, огромных вокзалов, совмещенных с торговыми центрами, современных аэропортов, набитых лоукостерами, модных трамваев и новых автобусов.
Уровень безработицы оставался при этом достаточно высоким до 2010-х годов (11% в 2011-м). Однако к настоящему времени он резко упал до 3,2%. Стране самой понадобилась дешевая рабочая сила из-за рубежа, и здесь как нельзя кстати оказалось введение безвиза для Украины.
Бальцеровича многие обвиняют в том, что его «шоковая терапия» поломала миллионы судеб, что реформы можно было бы провести мягче, спокойнее, более социально ответственно. Про это можно рассуждать бесконечно, но в сухом остатке все равно будет шестая экономика Евросоюза, безусловный лидер среди всех стран бывшего соцлагеря, не избалованных природными богатствами коренных народов Севера. С 1990 года Польша удвоила свой ВВП, опередив государства, проводившие более мягкую экономическую политику (включая своих ближайших соседей). В 2017-м финансовая компания FTSE Group в ходе ежегодной классификации рынков изменила статус польской экономики с развивающейся на развитую. Третья Речь Посполитая стала развитой страной первой из всех государств, строивших социализм в Европе.
Ну и самый главный вопрос: возможен ли был такой путь у нас? Все же Польша 1989 года отличалась от Беларуси того же времени. У поляков внутри страны существовал широчайший общественный консенсус по поводу необходимости перемен, и пусть впоследствии многие прежние сторонники стали проклинать Бальцеровича, все же принимался и реализовывался его план при полном общественном одобрении. К тому же в Польше отсутствовали и отсутствуют весомые реваншистские политические силы, ностальгирующие по прежним славным временам и желающие реставрации социалистического строя. Важна и непрерывность, последовательность, решительность реформ. На протяжении трех десятков лет политические силы сменяли друг друга, за правыми шли левые, за левыми — правые, но магистральный экономический путь оставался прежним. Ни один из министров финансов (а вслед за Бальцеровичем эту должность занимали и его ожесточенные критики) все же не решался отменять принципиальные положения выбранного в декабре 1989 года пути. Вперед и только вперед, без оглядки, без сожалений, без мнительных рефлексий на тему того, все ли было сделано идеально. Прав был Войцех Ярузельский, подписывая «план Бальцеровича», — лучше несовершенные изменения, сделанные вовремя. Польше повезло.