Полагал что обучение заключается в накоплении легко распознаваемых паттернов это
Приключения или стабильность – что об этом думают два наших полушария?
Если вы думаете, что приключения опасны,
попробуйте рутину — это смертельно
Пауло Коэльо
У каждого человека есть интуитивное ощущение и представление о том, что два полушария мозга не являются зеркальными отражениями друг друга с абсолютно одинаковыми функциями. Каждый из нас хотя бы раз слышал (или даже согласен) о том, что левое полушарие – рационально-логическое, а правое – эмоционально-креативное.
Действительно, сейчас никого не удивить заявлением о том, что правое и левое полушария абсолютно разные. Однако, мозг является одной из самых сложных для изучения структур и уже никто уверено не скажет чем же они различаются.
Так, например, еще во второй половине девятнадцатого века Поль Брока и Карл Вернике продемонстрировали, что определенные повреждения левого полушария существенно влияют на речь. А нарушения речи обычно наблюдаются в результате именно левополушарных инсультов.
Проблемы асимметричности полушарий также интересно описывает Э. Голдберг, работавший в Институте нейрохирургии им. Бурденко в лаборатории всемирно известного нейропсихолога А.Р. Лурии. Так, Э. Голдберг пишет, что подружившись с несколькими детскими нейрохирургами, любил слушать как они делятся странными и загадочными случаями в больничной столовой. Одной из таких история была та, где несмотря на отсутствие исследований и рациональных подтверждений, все единогласно утверждали, что у очень маленьких детей повреждение правого полушария бывало крайне разрушительным, а повреждение левого полушария было относительно малозначащим.
Эти утверждения были прямо противоположными тому, что должно происходить и происходит во взрослом мозге. У взрослых левое полушарие часто называется доминирующим и считается особенно важным. Нейрохирурги часто не склонны делать операции на левом полушарии из опасения затронуть речь. С другой стороны, правое полушарие нередко считается менее значимым. В старой литературе оно часто называлось «второстепенным полушарием». Нейрохирурги в общем чувствуют себя спокойнее, оперируя на правом полушарии, и электросудорожная терапия (ЭСТ) часто применяется к правому, но не к левому полушарию.
Возможно ли, что левое полушарие посвящено языку и поэтому «бездействует» до полного развития языка? Это могло бы объяснить отсутствие эффекта при поражении левого полушария у детей! К сожалению, нет, так как оно не объясняет тяжелые последствия поражения правого полушария.
Скорее можно предположить, что в ходе развития произошёл некий широкий разброс функций между двумя полушариями, от правого к левому, и что он не ограничен исключительно освоением языка. Это привело Э. Голдберга к идее о том, что различия между двумя мозговыми полушариями основано на различии между когнитивной новизной и когнитивной рутиной. Может быть, правое полушарие особо искушено в обработке новой информации (что больше нужно детям), а левое полушарие особо искушено в переработке рутинной, знакомой информации (что больше нужно взрослым)?
Лауреат Нобелевской премии психолог Герберт Саймон убеждён, что обучение заключается в накоплении легко распознаваемых паттернов.
Новое и привычное — это определяющие характеристики психической жизни любого существа, способного к обучению. В случае простого инстинктивного поведения пусковой стимул обычно «привычен» и степень «привычности» не меняется с частотой воздействия стимула. Ответ организма вполне сформирован с самого начала и не меняется на всем протяжении жизни. Предполагается, что опыт не меняет нейронную инфраструктуру, что передает ответную реакцию на тот или иной стимул. Примером такого поведения являются простые рефлексы. Если ваш нос чешется, вы чешете его автоматически и не думая. Эта реакция не является результатом обучения и не изменится на протяжении жизни.
У высших животных, включая человека, мозг наделён мощной способностью к обучению. В отличие от инстинктивного поведения, обучение, по определению, является изменением. Организм сталкивается с ситуацией, для которой он не имеет готового эффективного решения. В ходе повторяющегося столкновения с подобной ситуацией со временем возникают адекватные стратегии реагирования. Длительность времени, или число итераций, требуемых для возникновения эффективных решений, широко варьируется. Иногда процесс ограничивается одной встречей (так называемая «ага-реакция»). Но неизменно происходит переход от отсутствия эффективного поведения к возникновению эффективного поведения. Этот процесс называется «обучением» и возникающее (или преподанное) поведение называется «выученным поведением». На ранней стадии любого процесса обучения организм сталкивается с «новизной», а финальной стадией процесса обучения является «рутинизация» или «фамильяризация». Переход от новизны к рутине — это универсальный цикл нашего внутреннего мира. Это ритм наших умственных процессов, развёртывающийся в различных масштабах времени.
Роль обучения и выученного поведения возрастает в ходе эволюции по отношению к инстинктивному поведению. Возможно ли, что возникновение структурных и химических различий между двумя полушариями было вызвано эволюционными задачами оптимизации обучения? Возможно ли, другими словами, что существование двух различных, отдельных, но взаимосвязанных систем — одна для новизны и другая для рутины — способствует обучению?
Привязывание новизны к правому полушарию, а когнитивной рутины к левому приводит к совершенно новому способу рассмотрения мозга. Традиционное понимание ролей полушарий в познавательной деятельности было статичным и не учитывало индивидуальных различий. Определённые функции, например язык, мыслились неизменно привязанными к левому полушарию. Другие функции, например, обработка пространственной информации, предполагались столь же нерушимым образом связанными с правым полушарием. Стандартный учебник нейропсихологии или поведенческой неврологии даёт фиксированные карты привязки структур к функциям, без учёта каких-либо динамических изменений в природе этого картирования. Что стало с древней мудростью Гераклита, что «невозможно войти дважды в одну и ту же реку»? Почитаемая во многих отраслях нейробиологии, эта, казалось бы, самоочевидная истина многие годы игнорировалась в нейропсихологии. Более того, традиционная нейропсихология и поведенческая неврология молчаливо подразумевают, что функциональная топография у всех людей одинакова, независимо от их образования, профессии, или жизненного опыта. Но это тоже противоречит здравому смыслу. Могут ли фотограф-портретист и музыкант использовать в точности те же части мозга, рассматривая лица и слушая музыку?
С другой стороны, новизна и рутина относительны. То, что является новым для одного человека сегодня, станет рутиной завтра, через месяц или через год. Поэтому отношения между двумя полушариями должны быть динамичными, характеризуемыми постепенным сдвигом центра когнитивного контроля задачи от правого полушария к левому. Более того, то, что ново для меня, может быть знакомым для вас, и наоборот. Поэтому функциональное отношение между двумя полушариями несколько различно у разных людей.
Подытоживая можно сказать, что зависимости от образования, профессии и жизненного опыта, то, что ново для одного человека, — рутина для другого. Поэтому роли двух полушарий в познавательной деятельности динамичны, относительны и индивидуализированы.
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Управляющий мозг: Лобные доли, лидерство и цивилизация
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Об авторе
Элхонон Голдберг — специалист по деятельности мозга и клинической нейропсихологии, профессор и директор Института нейропсихологии и познавательных процессов Нью- Йоркского университета, лауреат Американского Совета профессиональной психологии в области клинической нейропсихологии. Профессор Голдберг читает лекции ещё в ряде вузов США, Европы, Австралии, Израиля и Латинской Америки.
Всемирную известность Элхонону Голдбергу принесли работы в области нейропсихологической теории, функциональной организации коры мозга, межполушарной асимметрии, лобных долей и памяти, а также разработка новых диагностических и восстановительных методов. Он автор нескольких книг и диагностических руководств, в том числе Contemporary Neuropsychology and the Legacy of Luria (1990), The Executive Control Battery (2000), The Cognitive Bias Test (2003). Более подробная информация о нем — на сайте www.elkhonongoldberg.com
Предисловие
В 1967 году Элхонон Голдберг, тогда двадцатидвухлетний студент, изучавший нейропсихологию в Москве, встретил юношу, тоже студента, который был на несколько лет старше его. «Владимир, — сообщает нам Голдберг, — стоял на платформе московского метро. Когда футбольный мяч, который Владимир перебрасывал из руки в руку, упал на рельсы, он прыгнул вниз, чтобы достать его». Владимир был сбит поездом и получил тяжёлое повреждение головы — передней части мозга, лобных долей, обе из которых пришлось ампутировать.
«Карьера каждого клинициста, — пишет Голдберг, — формируется немногими определяющими пациентами. Владимир был моим первым определяющим пациентом. Ненамеренно, вследствие случившейся с ним трагедии, он познакомил меня с разнообразными феноменами повреждённых лобных долей, пробудил во мне интерес к лобным долям и, тем самым, во многом повлиял на мою научную карьеру». Владимир проводил большую часть своего времени, тупо уставившись в пространство (хотя, когда его беспокоили, он мог разразиться потоком ругательств или кинуть ночной горшок), однако Голдберг обнаружил, что иногда он может вступать с ним в простую, не стесняющуюся в выражениях перепалку и даже «между студентом с повреждённым мозгом и студентом, изучающим повреждения мозга, развились своего рода дружеские отношения».
Учитель Голдберга, великий российский нейропсихолог А. Р. Лурия, все более интересовался этими «высшими» отделами мозга и предложил Голдбергу сделать их изучение своим исследовательским проектом. Теперь этому проекту уже треть столетия, и он привёл Голдберга в некоторые из наиболее глубоких и причудливых областей нормального и аномального функционирования мозга и психики. Как и Лурия, он применял специально сконструированные и оригинальные тесты в сочетании с текущими реальными наблюдениями, чувствительными к причудливым особенностям функционирования лобных долей не только в условиях клиники, но и на улице, в ресторане, в театре, — везде. (Голдберг говорит в данном случае о «познавательном подглядывании».) Все это соединилось с исключительной мощью воображения и сопереживания, направленных на то, чтобы видеть мир глазами своих пациентов. После тридцати лет наблюдений и опытов он достиг того уровня проникновения в суть предмета, который, наверное, обрадовал и поразил бы его учителя, Александра Романовича Лурию.
В «Управляющем мозге» Голдберг приглашает нас в своё путешествие от далёких московских дней к настоящему, в путешествие одновременно и интеллектуальное, и глубоко личное. Он даёт блестящее описание сложных функций лобных долей, этой позднее всего развившейся и «наиболее человеческой» части мозга, исследуя как большое разнообразие «стилей» функционирования лобных долей у нормальных людей, так и трагические нарушения, которые могут возникнуть в результате неврологического заболевания или повреждения мозга. Далее он раскрывает способы тестирования их функций и, что не менее важно, способы усиления функций лобных долей — многие из которых были внедрены самим Голдбергом, — путём построения или перестройки познавательной функции не только у пациентов с повреждённым мозгом, но и у людей со здоровым мозгом. (Введённое Голдбергом понятие «когнитивного здоровья» и использование «когнитивных упражнений» и «когнитивной гимнастики» представляются особенно перспективными и важными.) Богатые истории болезней, наряду с краткими, но меткими нейропсихологическими пояснениями, образуют повествовательное ядро книги. Они часто перемежаются личными повествованиями различного типа, и это делает книгу Голдберга весьма проникновенными и интимными мемуарами, разновидностью интеллектуальной автобиографии в не меньшей степени, чем великолепным примером научного репортажа и «популярной» науки.
Книга «Управляющий мозг» посвящена А. Р. Лурии и открывается волнующим воспоминанием о разговоре с Лурией в 1972 году — Голдбергу было в то время 25 лет, а Лурии — 70 и он одновременно был его выдающимся учителем и выступал в роли любящего и поддерживающего друга. Лурия настаивал на вступлении Голдберга в Коммунистическую партию, предлагая ему свою рекомендацию и подчёркивая необходимость этого для любого карьерного продвижения в Советском Союзе. (Лурия сам был членом партии скорее по целесообразности, нежели по убеждению.) Но Голдберг по существу своему был (и остаётся) мятежником, не расположенным к компромиссам, даже выгодным, если они противоречат его натуре. Такая непримиримость в Советском Союзе стоила дорого; она привела его отца в ГУЛАГ. Несколько раз, уклоняясь от прямого ответа, Элхонон в итоге сказал Лурии, что не вступит в партию. Далее — хотя, конечно, этого он не сказал — он решил покинуть Россию, несмотря на глубокую привязанность к стране и родному языку. Весьма ценному члену общества, аспиранту Московского университета тогда было практически невозможно покинуть страну, и рассказ Голдберга о том, как он сделал это, причём таким образом, чтобы ни в коем случае не скомпрометировать Лурию, образует исключительное и неотразимое введение к этой книге, которая завершается 26 лет спустя визитом в Москву и в страну, которую он покинул полжизни назад.
Лобные доли являются позднейшим достижением эволюции нервной системы; только у людей (и, до некоторой степени, у высших приматов) они достигают такого большого развития. Любопытная параллель состоит в том, что они были также последней частью мозга, важность которой получила признание — даже в мои студенческие годы медицина называла их «бездействующие доли». Они действительно могут быть «бездействующими», так как они не имеют простых и легко отождествляемых функций, присущих более простым частям коры головного мозга, например сенсорным и моторным областям (и даже «ассоциативным областям» между ними), но они необыкновенно важны. Они играют решающую роль для целесообразного поведения высшего порядка — постановки задачи, проектирования цели, формулирования плана для её достижения, организации средств, при помощи которых такие планы могут реализовываться, наблюдения и оценки последствий, чтобы видеть, что все выполняется так, как намечено.
Центральная роль лобных долей заключается именно в том, что организм освобождается от фиксированных репертуаров и реакций, становится возможным мысленное представление альтернатив, воображение, свобода. Поэтому книгу пронизывают метафоры: лобные доли как главный управляющий мозга[1], способный «обозревать сверху» все другие функции мозга и
Новизна, рутина и полушария мозга
Давно известно, что одно полушарие (в большинстве случаев левое) более тесно связано с языком, чем другое. Поль Пьер Брока 3 и Карл Вернике 4 продемонстрировали во второй половине девятнадцатого века, что изолированные повреждения левого полушария существенно влияют на речь. Афазии (нарушения речи) обычно наблюдаются в результате левополушарных инсультов, но не правополушарных инсультов.
Основные факты, свидетельствующие о связи левого полушария с языком, несомненны. Возникает, однако, вопрос, является ли эта тесная ассоциация с языком центральным атрибутом левого полушария, или специальным случаем, следствием более фундаментального принципа организации мозга. Любая попытка охарактеризовать функцию одного полушария посредством языка, а функцию другого — посредством пространственного представления ведет к тревожащим выводам. Поскольку язык, по крайней мере в его узком определении, является уникально человеческим свойством, любая дихотомия, базирующаяся на языке, применима только к людям. Означает ли это, что у животных не существует никакой полушарной специализации? Малое количество работ в области полушарной специализации у животных дает основание предполагать, что таково преобладающее мнение среди специалистов по нейронауке.
Но допущение уникальности полушарной специализации у человека противоречит интуиции, так как мы ожидаем наличие по крайней мере некоторой степени эволюционной непрерывности в чертах разных биологических видов. Хотя имеется множество примеров эволюционной прерывности, рабочей гипотезой в любом научном поиске должна быть гипотеза непрерывности. На это мне указал много лет назад не кто иной, как мой отец, инженер по профессии, который не изучал психологию (и потому не был обременен ее предрассудками), но обладал широкой общей культурой, строгим логическим умом и здравым смыслом.
Таким образом, оказывается, что два полушария различаются как структурно, так и биохимически у различных видов животных. Поэтому логично предполагать, что и функции двух полушарий у животных также различны. Но у животных эти различия не могут основываться на языке, так как животные не обладают языком, по крайней мере в его узком определении! Ясно, что требуется более фундаментальный принцип различия между функциями двух полушарий. В идеале, оно должно не отвергать ассоциацию между языком и левым полушарием, но включать ее как частный случай.
Идея, которая направляла мой подход к мозговым полушариям, родилась тридцать лет назад в Москве. Как студент Московского университета, я проводил много времени в Институте нейрохирургии им. Бурденко, где у Лурии была лаборатория. Я подружился с несколькими детскими нейрохирургами; в больничном кафетерии они часто рассказывали свои хирургические истории. Одна история звучала особенно озадачивающе. Мне говорили, что у очень маленьких детей повреждение правого полушария бывало крайне разрушительным, а повреждение левого полушария было относительно малозначащим. Хотя эти утверждения не были подкреплены формальным исследованием, они представляли гипотетическую ситуацию, требующую объяснения, — упражнение в умственной гимнастике, против которого я не мог устоять.
Эти утверждения были прямо противоположными тому, что, как предполагалось, должно происходить во взрослом мозге. У взрослых левое полушарие часто называется доминирующим и считается особенно важным. Нейрохирурги часто не склонны делать операции на левом полушарии из опасения затронуть речь. С другой стороны, правое полушарие нередко считается менее значимым. В старой литературе оно часто называлось «второстепенным полушарием». Нейрохирурги в общем чувствуют себя спокойнее, оперируя на правом полушарии, и электросудорожная терапия (ЭСТ) часто применяется к правому, но не к левому полушарию.
Возможно ли, что левое полушарие посвящено языку и поэтому «бездействует» до полного развития языка? Это могло бы объяснить отсутствие функционального эффекта левополушарного поражения у детей, но это не могло объяснить особо серьезный функциональный эффект правополушарного поражения. Кроме того, друзья-нейрохирурги сообщали мне, что левополушарные поражения неречевых структур у детей тоже не приводили к серьезным функциональным потерям.
Новизна и привычность — это определяющие характеристики психической жизни любого существа, способного к обучению. В случае простого инстинктивного поведения пусковой стимул обычно «привычен» и степень «привычности» не меняется с частотой воздействия стимула. Ответ организма вполне сформирован с самого начала и не меняется на всем протяжении жизни. Предполагается, что опыт не меняет нейронную инфраструктуру, контролирующую стимульный ответ. Примером такого поведения являются простые рефлексы. Если ваш нос чешется, вы чешете его автоматически и не думая. Эта реакция не является результатом обучения и не изменится на протяжении жизни.
У высших животных, включая человека, мозг наделен мощной способностью к обучению. В отличие от инстинктивного поведения, обучение, по определению, является изменением. Организм сталкивается с ситуацией, для которой он не имеет готового эффективного решения. В ходе повторяющегося столкновения с подобной ситуацией со временем возникают адекватные стратегии реагирования. Длительность времени, или число итераций, требуемых для возникновения эффективных решений, широко варьируется. Иногда процесс ограничивается одной встречей (так называемая «ага-реакция»). Но неизменно происходит переход от отсутствия эффективного поведения к возникновению эффективного поведения. Этот процесс называется «обучением» и возникающее (или преподанное) поведение называется «выученным поведением». На ранней стадии любого процесса обучения организм сталкивается с «новизной», а финальной стадией процесса обучения является «рутинизация» или «фамильяризация». Переход от новизны к рутине — это универсальный цикл нашего внутреннего мира. Это ритм наших умственных процессов, развертывающийся в различных масштабах времени.
Роль обучения и выученного поведения возрастает в ходе эволюции по отношению к инстинктивному поведению. Возможно ли, что возникновение структурных и химических различий между двумя полушариями было вызвано эволюционными задачами оптимизации обучения? Возможно ли, другими словами, что существование двух различных, отдельных, но взаимосвязанных систем — одна для новизны и другая для рутины — способствует обучению?
Экспериментальный ответ на этот вопрос потребовал бы сравнения способностей к обучению у двух типов организмов: с двумя полушариями и без них, но равной сложности в остальном. Но так как двуполушарность мозга является универсальным атрибутом всех высших видов, такой эксперимент никогда не будет поставлен. Самое большее, на что был бы способен исследователь, — это вычерчивать кривые, относящиеся к эволюционному росту способностей к обучению и к полушарной дифференциации, надеясь увидеть параллель. Но вычерчивание таких «кривых», основанное на произвольных предпосылках, не ведет к точным результатам.
Однако арсенал науки не ограничен экспериментальными и эмпирическими методами. Экспериментальные методы, хотя и являются опорой науки, внутренне ограничены. Поэтому наиболее развитые дисциплины приобретают свою теоретическую ветвь. Теория является упрощенной моделью некоторого аспекта реальности, который обычно конструируется в формальном, часто математическом, языке. Вместо прямого экспериментирования, модель может быть исследована формально, или вычислительно, путем дедукции некоторых ее свойств из других свойств. С наступлением эпохи мощных компьютеров стало возможным объединять дедуктивные и экспериментальные методы в одном вычислительном подходе. Модель исследуемого объекта создается в виде компьютерной программы, которая затем запускается на компьютере, имитируя поведение. Таким путем могут быть спроектированы эксперименты с моделью, и динамические свойства модели могут устанавливаться путем изучения ее фактического поведения. Из всех новых направлений развития в когнитивной нейронауке, развитие вычислительных методов — наиболее многообещающий.
Особенно привлекательными среди них являются формальные нейронные сети. Составленные из больших совокупностей относительно простых единиц, нейронные сети крайне «мозгоподобны». Они могут накапливать и сохранять информацию о своем окружении («входные данные»), при условии, что они получают обратную связь о своем поведении. Они на самом деле обучаются.
Привязывание новизны к правому полушарию, а когнитивной рутины к левому приводит к совершенно новому способу рассмотрения мозга. Традиционное понимание ролей полушарий в познавательной деятельности было статичным и не учитывало индивидуальных различий. Определенные функции, например язык, мыслились неизменно привязанными к левому полушарию. Другие функции, например обработка пространственной информации, предполагались столь же нерушимым образом связанными с правым полушарием. Стандартный учебник нейропсихологии или поведенческой неврологии дает фиксированные карты привязки структур к функциям, без учета каких-либо динамических изменений в природе этого картирования. Что стало с древней мудростью Гераклита, что «невозможно войти дважды в одну и ту же реку»? Почитаемая во многих отраслях нейробиологии, эта, казалось бы, самоочевидная истина многие годы игнорировалась в нейропсихологии. Более того, традиционная нейропсихология и поведенческая неврология молчаливо подразумевают, что функциональная топография у всех людей одинакова, независимо от их образования, профессии, или жизненного опыта. Но это тоже противоречит здравому смыслу. Могут ли фотограф-портретист и музыкант использовать в точности те же части мозга, рассматривая лица и слушая музыку?
С другой стороны, новизна и рутина относительны. То, что является новым для меня сегодня, станет рутиной завтра, через месяц или через год. Поэтому отношения между двумя полушариями должны быть динамичными, характеризуемыми постепенным сдвигом центра когнитивного контроля задачи от правого полушария к левому. Более того, то, что ново для меня, может быть знакомым для вас, и наоборот. Поэтому функциональное отношение между двумя полушариями несколько различно у разных людей.
В зависимости от образования, профессии и жизненного опыта, то, что ново для одного человека, — рутина для другого. Поэтому роли двух полушарий в познавательной деятельности динамичны, относительны и индивидуализированы. В конце концов, старая гераклитова мудрость применима к способу взаимодействия двух мозговых полушарий так же, как она применима и к любой другой ветви нейробиологии. И, что еще важнее, различение между новизной и рутиной может быть применено к любому существу, способному к обучению, и полушарные различия, базирующиеся на этом различении, могут существовать уже на филогенетических этапах до человека. По крайней мере, эту возможность можно исследовать экспериментально и установить эволюционную непрерывность среди видов. Это гораздо более убедительная основа научного исследования.
История науки изобилует фальстартами. Научный прогресс, однако, не строится на полном опровержении старых утверждений с появлением новых. Это действительно означало бы безнадежное движение по кругу. Более конструктивно, когда новая теория или открытие включает старое знание как специальный случай, подпадающий под более общее понятие. Из теории новизны — рутины как основы полушарной специализации не следует, что неверны традиционные понятия, связывающие язык с левым полушарием. Наоборот, она охватывает их как частный случай специфически человеческого способа представления информации с помощью явно выраженного рутинизирующего кода — языка.
В науке даже самая правдоподобная и эстетически привлекательная гипотеза должна быть подвергнута эмпирической проверке. Много свидетельств в пользу динамического взаимоотношения между двумя полушариями было получено довольно простыми средствами. Эти средства опирались на базовые свойства устройства нервной сети. Большинство сенсорных проводящих путей в мозге пересекаются: информация из левой половины внешнего мира первоначально доставляется в правое полушарие, а информация из правой половины внешнего мира доставляется первоначально в левое полушарие. Это справедливо для тактильной, зрительной и, в меньшей степени, для акустической информации. Разумеется, при нормальных обстоятельствах два полушария взаимодействуют и делятся информацией благодаря массивным пучкам волокон, соединяющим их, — так называемому мозолистому телу и комиссурам. Однако, доставляя информацию очень быстро к одной стороне сенсорного поля, можно задействовать только одно полушарие, противоположное стороне входа.
Принцип новизны-рутины как основы полушарной специализации получает дальнейшее подтверждение в динамических лабораторных имитациях процесса обучения. Допустим, ставится совершенно новая задача такого типа, который отсутствует в прежнем опыте испытуемого и даже никак с ним не связана. Допустим, далее, что испытуемый интенсивно погружается в эту задачу в ходе длительного (несколько часов или даже дней) эксперимента. Используя тахистоскопические и дихотические методы, можно было продемонстрировать, что вначале правое полушарие доминирует над левым. Однако повторяющаяся работа над задачей это отношение переворачивает, и левое полушарие начинает доминировать над правым. Сдвиг полушарного контроля справа налево представляется универсальным феноменом, который может быть продемонстрирован на широком множестве обучающих задач, как невербальных, так и вербальных.
Какими бы убедительными ни были тахистоскопические и дихотические исследования, они требовали представления стимулов в условиях, имеющих мало сходства с тем, как информация перерабатывается в реальном мире. Эти данные были непрямыми, они скорее выводилась логически, нежели прямо наблюдались. Эти данные были также неточными, так как тахистоскопические и дихотические методы не приспособлены для раскрытия точной нейроанатомии переработки информации внутри полушарий. Насколько показательны были эти находки для реальных жизненных процессов? Было важно продемонстрировать динамику полушарного взаимодействия в более естественных ситуациях.
Динамическая теория об отношениях между мозгом и поведением требует динамических экспериментальных средств. Подлинно адекватная исследовательская методология для изучения динамических аспектов отношений мозга и поведения стала доступной с появлением методов функциональной нейровизуализации. Динамика кривых обучения может изучаться путем «мгновенных снимков» на различных стадиях обучающей кривой, при наличии большого объема тренировки в промежутках между этими мгновенными снимками.
В исследовании Мартина сдвиг активации справа налево распространялся на все четыре типа информации, как вербальной, так и невербальной. Это означает, что ассоциация правого полушария с новизной и левого полушария с рутиной не зависит от природы информации, а является универсальной. Более того, сдвиг активации справа налево произошел несмотря на тот факт, что конкретные объекты не повторялись в ходе двух последовательных предъявлений. Таким образом, изменения в паттернах активации отражают скорее общие аспекты обучения, чем обучение специфическим стимулам.
| a) НАИВНЫЕ | b) ТРЕНИРОВАННЫЕ |
 |  |
| Рис. 5.3. Изменения в местной активации мозга, как функция знакомства с тестом. Правое полушарие особенно активно в начале теста (а), с тренировкой эта активация уменьшается (b). (Адаптировано из: Martin А., Wiggs С. L., Weisberg J. Modulation of human medial temporal lobe activity by form, meaning, and experience // Hippocampus. 1997. Vol. 7, № 6. P. 587-593.) |
Таким образом, большое количество данных указывает в одном направлении, и существует впечатляющее согласование между старыми «низкотехничными» тахистоскопическими и дихотическими методами и самыми современными методами функциональной нейровизуализации. Похоже, что мозговой оркестр разделен на две группы музыкантов. Те, кто сидят справа от прохода, быстрее осваивают новый репертуар, но в длительной перспективе и при должной тренировке те, кто находятся слева от прохода, достигают большего совершенства. С точки зрения корпоративной аналогии, большая организация, какой является мозг, состоит из двух основных отделов: один занимается относительно новыми проектами, а второй ведет устоявшиеся, продолжающиеся производственные линии. В действительности каждое полушарие мозга вовлечено во все когнитивные процессы, но их относительная степень вовлечения варьируется в соответствии с принципом новизны-рутины.
Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет