Подстригли в монахини что значит
Постриг в монахи — почему, зачем, как
Православный монастырь
В православном монастыре живут и трудятся верующие, добровольно избравшие для себя монашеский образ жизни. Они добровольно избрали путь духовного и нравственного совершенствования. Существуют отдельно мужские и женские обители. Христиане, принявшие постриг в монахи или только готовящиеся к нему, называются братией/сестричеством, или насельниками обители.
Во время советской власти многие монастыри в России закрыли. Например, к 1965 году в Советском Союзе осталось всего 16 монастырей, хотя до революции их насчитывалось 970. Но монашество не исчезло, оно скрывалось преимущественно в приходских храмах. Там собирались небольшие общины из 2-3 (иногда более) тайных монахов или монахинь.
Возрождение монастырской жизни в России началось в конце 1980-х годов. К началу 2019 года в Русской Православной Церкви насчитывалось 1012 монастыря, 972 из которых — непосредственно на территории России.
Зачем уходить в монастырь?
В Православии монашеский путь рассматривается как особый духовный дар и образ жизни некоторых членов Церкви. Они полностью посвящают себя служению Господу, не имея в душе иных привязанностей. Идти этим путем способны далеко не все, хотя поступить в монастырь находится немало желающих. В сознании невоцерковленных людей сложились неверные представления о монашестве.
Распространено, например, мнение, что монастырь — это место, куда «уходят» из семьи, города, мира. Причинами такого «ухода» считают неразрешимые личные проблемы, надоевшую суету, житейскую усталость и тому подобное. Однако в основе этих мотивов лежит не истинное монашеское призвание, а желание человека устраниться от решения проблем. Люди с подобными устремлениями и понятиями в монастырях не задерживаются. Ведь чтобы остаться в монастыре, в него нужно не «уйти», а прийти, оставив за спиной то, что называется житейскими узами. Таково исполнение евангельских слов: «Не можете служить Богу и маммоне» (Евангелие от Матфея, 6:24). Христианин, желающий полностью посвятить себя Богу, разрывает прежние привязанности с миром, удаляется в монастырь.
«Монашеская жизнь трудная — это всем известно, а что она самая высокая, самая чистая, самая прекрасная и даже самая легкая — что говорю легкая — неизъяснимо привлекающая, сладостнейшая, отрадная, светлая, радостью вечною сияющая — это малым известно. Но истина на стороне малых, а не многих. Потому Господь и сказал возлюбленным ученикам: не бойся, малое мое стадо! Яко изволи Бог даровать вам — что? — думаешь, отраду? богатство? наслаждение? Нет! — Царство. Царство это — Царство всех веков, перед которым все величайшие царства мира сего — дым, смрад! И в том-то Царстве света и веселия тебе уготовано, и всем возлюбившим Господа Иисуса, царское место» (преподобный Анатолий Оптинский, 1855-1923).
Ложное и правильное представление о монашестве
Невоцерковленные люди часто поддаются влиянию сложившихся ложных стереотипов о монашестве.
Издавна существовало мнение, что постриг в монахи сам по себе спасителен. То есть для человека будет достаточно лишь произнести монашеские обеты и облачиться в монашеское одеяние, чтобы сразу выделиться из среды обычных мирских христиан и встать на верный путь спасения. В этом некоторые видят объяснение стремлению русских князей на смертном одре принять монашество. Пусть даже за час до смерти — чтобы это «засчиталось» им в особую заслугу для спасения души. Это ложное представление опровергал преподобный Максим Грек (1475-1556), говоря, что
«одни монашеские обеты, черные ризы, посты и молитвы, без деятельного исполнения заповедей Божиих, не могут спасти монаха».
Многие полагают, что, раз монахи часто творят молитву, постоянно посещают церковные службы, читают разные каноны, постятся, то этим одним они непременно спасут свои души. На самом деле
«не пост и молитва сами по себе создают высокое нравственное настроение, спасающее человека, а только живое деятельное исполнение заповедей Христа. Причем пост и молитва — это форма и выражение нравственного высокого настроения, а не причина его. Не количество молитв и воздержаний от яст, а сопровождающая их внутренняя нравственная настроенность, которая только одна и придает истинную цену посту и молитве, так что между монахом и мирским человеком, с этой стороны, нет никакого существенного различия» (профессор, русский историк Церкви Николай Федорович Каптерев, 1847-1917).
Для чего не нужно принимать постриг в монахи
Некоторые считают, что в монастырь уходят люди, у которых не сложилась мирская жизнь, например, не смогли создать семью. На самом деле в монахи уходят самые разные люди, разных возрастов и социального положения. Много здесь можно встретить молодых и интеллигентных людей, вполне успешных в “прошлой жизни”.
Также есть мнение, что в монастырь уходят для душевного успокоения, чтобы укрыться от грешного мира за монастырскими стенами, куда мирские грехи и пороки не могут проникнуть. Об этом неверном понимании монашеской жизни предупреждал отец Иоанн Крестьянкин (1910-2006):
«Вы ищете покоя и утешения и для этой цели собрались идти в монастырь. А я вот напомню завещание печальника земли русской преподобного отца нашего Сергия: “Уготовайте души свои не на покой и беспечалие, но на многие скорби и лишения”. Потому уверяю вас: Ваши нынешние трудности, по сравнению с монастырскими, покажутся вам ничтожными».
А преподобный Амвросий Оптинский (1812-1891) часто приговаривал:
«Если в миру скорбей воз, то в монастыре их целый обоз».
Что такое православное монашество?
Жизнь в монастыре построена на исполнении послушания, совершении постоянной молитвы, уважении к старшим и заботе о ближних.
Для воспитания послушания Господу монахи сначала учатся этому в послушании старшим в монастыре. «Послушанием» в обители еще называется обязательное исполнение какой-либо работы каждым насельником. Послушание зависит от уклада жизни монастыря.
По мнению святителя Игнатия Брянчанинова (1807-1867) «прежде чем стать монахом, нужно стать совершенным мирянином». Однако заблуждением будет считать всех приходящих в монастырь праведниками, почти готовыми святыми. Монахами становились и грешники, которые с течением времени являлись для других образцом покаяния. Как, например, святой Моисей Мурин (330-405), который был разбойником и пьяницей, но раскаявшись, ушел в монастырь.
Монах – это «предавший себя Богу и избравший монашескую жизнь; тот, кто властвует над гневом, и завистью, и сребролюбием, и сладострастием, и прочими пороками, постоянно имея в виду и заботясь, как бы не допустить душу подпасть под власть гнусных страстей и не предать разум в рабство этой тяжкой тирании, но всегда соблюдать ум выше всего, поставив над страстями страх Божий» (святитель Иоанн Златоуст, 347-407).
Кто может принять монашеский постриг
До 20 века в Русской Православной Церкви для желающих принять постриг в монахи были установлены определенные ограничения. Постричься в монашество было нельзя при наличии жены (мужа), детей, престарелых родителей, оставленных в миру. Препятствием служили также долги, нахождение под судом, прохождение военной или государственной службы. Мужчины могли принять монашество не ранее 30, а женщины — не ранее 40 лет. Важным было получение родительского благословения на уход в монастырь.
В наши дни монахом можно стать по достижении совершеннолетия. Отсутствие родительского благословения не служит препятствием для поступления в монастырь. За исключением того случая, когда больные, престарелые родители нуждаются в уходе и средствах к существованию.
«Выбор между супружеской и монашеской жизнью христианин делает сам, по велению сердца, в зависимости от того, к чему призывает его Господь. Другое дело, если человек связан необходимостью помогать действительно нуждающимся в сыновней заботе родителям. Лучше всего решать этот вопрос совместно с духовником. Все зависит лишь от одного: от воли Божией.
Если Господу угодно, чтобы выбрали для себя стезю монашества, то Он, видя устремление, Сам устроит все обстоятельства жизни так, что они будут способствовать этому и ничто не сможет воспрепятствовать. Нужно молиться словами Псалмопевца: Скажи мне, Господи, путь, воньже пойду, яко к Тебе взях душу мою (Пс. 142, 8) и стараться жизнь свою сделать практическим исполнением заповедей Евангелия, ибо именно к этому призван всякий христианин, а тем более — монах» (епископ Саратовский и Вольский Лонгин).
Постриг в монахи: подготовка
Что такое постриг в монахи? Так в Православии называется посвящение в иноческий образ (монашество). Это священнодействие не принадлежит к числу церковных Таинств. С другой стороны, оно занимает исключительное место среди остальных церковных священнодействий. При постриге христианином даются обеты, то есть обещания Богу. Давать эти обеты можно только один раз в жизни. Если монах самовольно отказывается от обетов и уходит из монастыря, он совершает тяжкое духовное преступление. Ведь тем самым он нарушает торжественное обещание, лично данное Господу. В царской России такой человек не имел права на церковное погребение после своей смерти.
Поэтому перед принесением обетов у послушника всегда есть время. До принятие малой схимы (пострига в монахи) может пройти от одного года до 10 лет. Это время, которое нужно потратить на размышления, на трезвую оценку своих духовных и физических сил. Хватит ли их для несения монашеского подвига до конца своих дней? В этот период еще можно поменять свое решение, отказаться от монашества и покинуть монастырь. В таком шаге не будет никакой трусости, это не позор. Лучше заранее понять, что монашество не по силам, чем затем нарушить обеты.
Монашеский постриг
«Преподобный Иоанн Лествичник указывает на сокрушение о прежде содеянных грехах как на одно из трёх (наряду со всецелой любовью к Богу и желанием Царства Небесного) оснований для прихода в монастырь. Но, во всяком случае, приход этот должен быть выверенным, а не спонтанно-эмоциональным решением. Для человека, не способного жить в уединении, а главное, не любящего, не желающего молиться сама жизнь в обители может оказаться искушением, приводящим, в конце концов, к жизненной трагедии. Как спецназ в армии не для всех, так и монастырь не для каждого… Но даже если у вас твёрдое намерение всю свою жизнь посвятить Богу, необходимо испытание (пребывание в монастыре в качестве паломника или трудника некоторое время), и только после этого принятие окончательного решения в этом весьма непростом вопросе» (игумен Даниил Гридченко).
Чин пострижения в монашество содержится в Великом Требнике. Для каждой степени монашества совершается определенный чин. Отдельно имеется Последование во одеяние рясы и камилавки. Есть Последование малой схимы и Последование Великой схимы (высшая степень монашества).
В русском монашестве посвящение в рясофор служит как бы подготовительной стадией для перехода собственно в монашество (схиму). При пострижении в малую схиму монах даёт обеты послушания, нестяжания и девства. При пострижении в великую схиму монахом даются те же обеты, но для совершенного отчуждения от мира ради единения со Христом он обещает их более строгое исполнение.
Монашеские обеты
При постриге монах дает обещания Богу до самой смерти строго соблюдать целомудрие, послушание, нестяжание. По учению Церкви, отменить их невозможно, даже если человек решил покинуть монастырь.
Обет целомудрия заключается в том, что монах отказывается от семейной жизни. Это свидетельствует о стремлении служить всей душой только Господу, а не отдельным людям. Для монаха обязательным является соблюдение девства, то есть безбрачия.
Но обет целомудрия не сводится только к безбрачию. Слово «целомудрие» имеет более глубокий смысл. Оно говорит о том, что монах должен «целостно мудрствовать», то есть во всех своих поступках и помыслах руководствоваться «мудростью, сходящей свыше».
В миру каждый человек самостоятельно принимает решения. Монах же отказывается от этой самостоятельности, «отсекает» свою волю, разум и чувства и предоставляет душу и тело Богу. То есть под послушаем понимает стремление максимально приблизить свою волю к воле Божией. Послушания не бывает без смирения, под которым понимается доброе отношение к Богу, готовность во всём следовать Его заповедям.
Обет нестяжания означает, что монах отказывается от владения личным имуществом и не привязывается ни к чему земному. Это делается ради достижения духовной свободы и более полного выражения любви ко Господу.
«Нестяжание можно понимать по-разному. Речь может идти о полной добровольной нищете, когда человек отказывается от всех земных благ, от всякой собственности. Но в большинстве случаев речь идет о том, что монах, обладая теми или иными материальными благами, относится ко всему, что имеет, так, будто это взято взаймы. Монах и к жизни должен относиться так, будто она дана ему взаймы. В «Лествице» и других памятниках аскетической литературы говорится о добродетели странничества, когда человек понимает, что не имеет здесь, на земле, «пребывающего града, но грядущего взыскует», потому что его духовная родина – Небесный Иерусалим. И именно к нему устремлен духовный взор монаха» (митрополит Волоколамский Иларион).
Основные этапы пострижения
Пострижение совершается в храме настоятелем обители в присутствии братии. На принимающем постриг в монахи должна быть только длинная белая рубаха (символ чистоты и смирения). Человек ползком двигается от притвора к алтарю храма. Настоятель помогает ему подняться на ноги и задаёт ему вопросы. Утвердительные ответы на эти вопросы и представляют собой обеты Богу. Дается обещание жить в данной обители до конца своих дней. Отрекающимся от мира человеком даются обеты девства (безбрачия), послушания, нестяжания.
Всем мирским монах жертвует ради достижения победы в духовной борьбе преодоление греха и искушений ради достижения Небесного Царства. Поэтому монашеские обеты приносятся словно воинская присяга — в присутствии «дружины иночествующих» братьев.
Затем совершается пострижение волос. Это действие символизирует послушание и жертву. Так монах выражает свой отказ от собственной воли и от всего мирского. Церковь учит, что пострижение совершается Самим Господом, Который незримо присутствует при этом.
Постригаемый трижды подает ножницы настоятелю. Настоятель со словами: «От руки Христовой принимаешь их», кладет их на Евангелие. Затем крестообразно постригаются волосы на голове посвящаемого «во имя Отца и Сына и Святого Духа».
В это время монах получает новое имя. Принятие монашества является изменением внутреннего состояния христианина, его духовным перерождением. Он становится по сути другим человеком — поэтому ему необходимо и иное имя. Каким будет новое имя, решает совершающий постриг настоятель обители, нередко это делает епископ. Монашеское имя может начинаться с той же буквы, что и мирское имя человека. Распространена традиция давать имя в честь святого угодника, память которого приходится на день пострига.
Облачение при постриге
Пострижение волос и наречение имени заканчиваются одеванием (облачением) постригаемого в монашеские одежды. Настоятель в определенном порядке подает вещи, при этом объясняет их духовное значение. Одежда монахов — как доспехи у воинов, идущих на поле боя. Монах также вступает в битву, только духовного характера кожаным поясом обретается «сила истины». Мантия выступает в роли «брони праведности». Клобук — это «шлем спасения». Чётки — «меч духовный, который есть слово Божие». Сандалии выступают знаком того, что он «отправляется» свидетельствовать о Христе.
Каждая новая ступень восхождения к Богу (то есть последовательные иноческие степени) дает монаху больше «средств» для духовной борьбы. Это находит отражение и в его внешнем виде. Иноческое одеяние предельно простое по покрою. Его черный цвет призван напоминать о смерти, смирении, уединении и покаянии.
«Облачение в монашеские одежды — это таинство, как и возлагание венцов в браке. Ты надеваешь монашеское одеяние вместо венцов. И так уневещиваешься Христу, давая обет девства до конца жизни» (старец Иосиф Афонский, 1898-1959).
Постриг в монахи: завершение
Завершается постриг в монахи братским целованием. Таково взаимное приветствие, при котором присутствующие в церкви подходят к новопостриженному с вопросом: «Как твое имя, брат?» Инок, назвав свое новое имя, трижды полуобнимается с подошедшим, соединив с ним руки в рукопожатии.
Далее, чтобы монах побыл «наедине» с Господом, его могут на несколько ночей оставить одного в храме для молитвы.
Как происходит постриг в монахини? Пострижение в женской обители совершается тем же порядком. Единственное отличие — пострижение совершается не настоятельницей монастыря, а иеромонахом (монахом, имеющим сан священника).
«Желающему монашества необходимо довериться Богу, от Которого зависит успех всякого дела, и просить Его помощи, чтобы не сойти с узкого и тернистого пути монашеской жизни. Господь неслучайно сказал, что узок путь и тесны врата, ведущие в жизнь, поэтому немногие идут ими. Монашество называется еще бескровным мученичеством, потому что человек отсекает свои страсти, которые с ним сроднились и стали его второй природой, страдает и за других людей. Как сказал один подвижник: «Молиться за людей – это кровь проливать». Глубоко убеждена в том, что никого нельзя привлекать и зазывать в монастырь. Пусть обитель начнется с немногих, но истинных монахов. Но они станут примером для многих, и вокруг них будут спасаться тысячи» (игумения Викторина Перминова, настоятельница Богородице-Рождественского женского ставропигиального монастыря в Москве).
Постриг монашеский
По́стриг мона́шеский – обряд посвящения в монашество, при котором постригаемый дает Богу пожизненные обеты и к исполнению их получает дар содействующей Божественной благодати.
Существует три степени монашества – рясофор, мантия (малая схима) и схима (великая схима).
Постриг в рясофор совершается чтением определенных молитв и крестообразным пострижением волос, при этом имя или меняется на новое, или же оставляется прежним. Постригаемый обетов не произносит, но само его по свободной воле вступление на монашеский путь является выраженным обещанием Богу непорочного иноческого жития. Новопостриженный облачается в рясу и клобук (отсюда – «рясофор») и именуется «рясофорным монахом», «иноком».
При постриге в малую схиму, или в мантию, постригаемый дает Богу обеты безбрачия, послушания (настоятелю и братии) и нестяжания. С пострижением волос ему нарекается новое имя, он облачается в монашеские одежды и именуется мантийным монахом, или просто «монахом».
Последование пострига в великую схиму в главном похоже на чин пострижения в мантию, но отличается большей торжественностью и строгостью. Постригаемому дается новое имя, он облачается в схимническую одежду – т.н. схиму (куколь) и именуется «схимонахом», «схимником».
Совершителем пострига может быть только иерей-монах (иеромонах, игумен, архимандрит), получивший благословение правящего в епархии архиерея, или сам архиерей. В монастыре постриг совершает настоятель (по согласованию с правящим архиереем), или, в особых случаях, кто-либо иной, с его благословения.
Преподобный Макарий Великий: «Духовное действие Божией благодати в душе совершается великим долготерпением, премудростью и таинственным смотрением ума, когда и человек с великим терпением подвизается в продолжение времени и целых лет. И дело благодати тогда уже оказывается в нем совершенным, когда свободное произволение его, по многократном испытании, окажется благоугодным Духу, и с течением времени покажет опытность и терпение» (Духовные беседы. Беседа 9.1).
Пострижение
Пострижение всегда было одним из основных религиозных обрядов: символом послушания и жертвы. С незапамятных времен люди чувствовали в волосах наличие «маны», сосредоточение в них силы и энергии человека. Примером может служить библейское повествование о Самсоне. Но даже в наше время кое-что от этой веры сохраняется в постоянной озабоченности людей по поводу своих волос и причесок. Они остаются выражением, символом человеческой красоты, символом национальной принадлежности (например, стиль причесок «Афро»), даже символом некоторых глубоких патологических отклонений в человеке. Короче говоря, существует «тайна волос» как одного из основных средств самовыражения, самоутверждения и характерности. Поэтому христианский обряд пострижения волос (который, помимо чинопоследования крещения, встречается в пострижении в монашеский чин и в посвящении в чтецы, т. е. в члены клира) не должен рассматриваться как один из многих других «освященных древностью» обрядов, совершаемых неизвестно почему и принимаемых в качестве неотъемлемой части нашего «наследия». В Церкви все всегда действительное, настоящее. Каждый символический акт символичен именно потому, что он являет саму Реальность, те глубочайшие и «неизреченные» ее пласты, с которыми мы общаемся посредством символов и обрядов. Послекрещальное «пострижение власов» начинается торжественной молитвой, которая подводит итоги значению таинства: восстановление человека как самого совершенного, самого прекрасного Божьего творения. Как будто Церковь, совершив работу по восстановлению, смотрит на человека и восклицает радостно и ликующе: как ты прекрасен! Владыко Господи Боже наш, иже образом Твоим почтивый человека, от души словесныя и тела благолепнаго устроивый его: яко да тело служит словесной души: главу убо на высочайших положивый, и в ней множайшая чувств водрузивый… власы же главу покрыл еси… и вся уды его потребно насадивый, да всеми благодарит Тя Изрядно художннка… Человек есть образ Божественной неизреченной славы и красоты, и созерцать человеческую красоту и радоваться ей – значит возносить благодарение Самому Богу. Как и все в мире сем, красота была затемнена, унижена, искалечена, превращена в падшую красоту. И некоторые склонны просто-напросто отказаться от нее как от дьявольского искушения. Однако не таково восприятие красоты Церковью. Несмотря на всю ее деградацию, красота всегда остается божественной как Божий знак и печать на творении. Человек прекрасен, и он должен быть восстановлен в своей красоте, должен возрадоваться этой красоте и вознести благодарение Богу за нее, как это сделал святой египетский монах, по чистоте сердца увидевший божественную красоту даже в блуднице. В нашем падшем мире путь к восстановлению божественной красоты лежит через послушание и жертву. И таким образом, жизнь начинается с принесения жертвы Богу, т. е. с принесения Ему с радостью и благодарностью того, что в этом мире стало символом человеческой падшей красоты. Таков смысл послекрещального пострижения волос: это первая свободная и радостная жертва человека Богу. Особенно «точным» и живым это значение становится при крещении младенцев: действительно, ребенок, не может предложить Богу ничего другого, и поэтому мы отрезаем у него несколько скудных волосинок с головы! Славное уничижение: начало единственно истинного пути к настоящей красоте, радости и полноте жизни…
Монашеский постриг как Таинство Церкви
священник Константин Польсков
I. О тaинственном содержании монашеского пострига.
1. О том, является ли монашеский постриг «простым « тайнодейством в ряду других
1.1. Три признака тайнодействия
Итак, попытаемся выяснить, возможно ли отнесение монашеского пострига в разряд «церковных тайнодейств». Будущий протопресвитер Борис Бобринский в своей ранней статье выделяет три «формальных» признака, по которым таинства отличаются от тайнодействий.
Тайнодейства 1) факультативны в жизни христианина; 2) большинство их имеет частный характер; 3) они установлены Церковью в её истории, в то время как таинства имеют Божественное установление1. Хотя автор и подчёркивает, что «это определение тайнодейств лишь приблизительное» 2, но оно даёт возможность сделать определённые выводы. Остановимся на них подробнее.
1.2. Факультативность тайнодействия
Сам автор указывает, что в вопросе о необходимости таинств в деле спасение и, наоборот, о факультативности для него тайнодейств3, нельзя провести жёсткой юридической черты. Так, не все христиане принимают все таинства. Если в вопросе о священстве, которое женщинам недоступно,
можно возразить, что они как члены Церкви не могут обходиться без священнослужителей, т. е. оно установлено и для их спасения, а в ряде случаев (жёны священников, которые мистически составляют с супругом «плоть едину ( Быт.2:24 )) опосредованно принимают участие в деятельности служителей алтаря. Здесь также можно вспомнить о утерянном институте диаконисе, чинопоследование рукоположения которых в VIII книге Апостольских установлений следует непосредственно за чинопоследованием рукоположения дьяконов-мужчин (VIII, 19)4. То, например, таинство брака не является общеобязательным. Не вступившие в брак и не принявшие монашество не рассматриваются церковным сознанием как «неполноценные» и не могущие наследовать Царство Божие. Целительное таинство елеосвящения по ряду причин также не всеохватно. Поэтому вывод, о том, что монашеский постриг не является таинством только лишь на основании факта, что монашествующие занимают в Церкви незначительный процент, звучит неубедительно.
1.3. Частный характер тайнодействия
О частном характере тайнодейств и кафолическом таинств также можно сказать несколько слов.
Во-первых, сам автор признаёт, что «некоторые тайнодействия в равной степени обладают общецерковным характером»5.
Во-вторых, о действительно общецерковном значении монашества: и в историческом, и в догматическом, и во многих других смыслах, по-видимому, теперь нет никакой надобности говорить подробно.
В‑третьих, к сожалению, в современном церковном сознании и общепризнанные таинства рассматриваются скорее, как частные богослужения, требы, оторванные от Таинства таинств — Божественной Евхаристии, исполняемые по частному прошению верующих.
Откуда идёт традиция помещения их чинопоследований, к примеру, в русской практике в «Требниках». Поэтому по данному признаку также нельзя безоговорочно отнести постриг в разряд «тайнодействий».
1.4. Характер установления таинства и его новозаветное основание
Наконец о характере установления монашества. Абсолютно очевидно его укоренение в новозаветной традиции. Причём, если принимать во внимание мысль прот. С. Булгакова о разделении на таинства, «установленные Самим Господом…(так называемые «евангельские таинства»), наличествовавшие во все времена существования Церкви», и такие, «которые, хотя и имеют для себя основания в слове Божием и — прямо или косвенно — в словах Спасителя, однако устанавливаются Церковью лишь постепенно»6, то здесь можно прийти к совершенно однозначным выводам.
«Евангельским основанием» для установления монашества можно считать слова Христа о тех, которые «сделали себя сами скопцами для Царствия Небесного» ( Мф.19:12 ), и в дословном исполнении требования Господа «отвергнуться себя, взять свой крест» и следовать за Ним ( Лк.9:23 ).
Традиция же хранения девства ради Царствия Небесного восходит к раннеапостольским временам.
Священное Предание и Священное Писание сохранили нам образ Божией Матери, Иоанна Крестителя, ап. Иоанна Богослова, ап. Павла как своеобразных «протомонахов», а апостольские призывы к «могущим вместить» следовать данному пути, как наивысшему (1Kop.7:25–38; 2Кор.11:2 ; Гал.4:27 ), свидетельствуют о том, что, по-видимому, институт девственников возник одновременно с самой Церковью. Кроме этого, вне периодов гонения хранение девства с самого начала рассматривалось как высшее проявление стремления следовать стопам Христа: именно ста сорока четырём тысячам девственников из Апокалипсиса св. Иоанна Богослова дано петь перед престолом Божиим новую песнь, которой никто кроме них не мог научиться, именно у них (и не у кого кроме них, в соответствии с повествованием Откровения) на челах написано имя Отца Агнца, именно они искуплены как первенцы Агнцу и Богу ( Откр.14:1-4 ).
1.5. Выводы
Итак, как мы видим, монашеский постриг не подпадает под рамки «тайнодействия», вернее превосходит их. Но на основании только вышесказанного невозможно сделать следующего вывода:
тот факт, что монашеский постриг не является простым тайнодейством в числе прочих, не относит его автоматически в разряд «таинств» в общепринятом смысле этого слова. Для этого необходимо выяснить, следуя логике тех, кто пытается выделить «формальные» (т. е. абсолютно необходимые, отличительные) черты таинств, есть ли они в монашеском постриге. Но, поскольку только простое количественное распространение таинств (за счёт включения в них, к примеру, монашества) не решает вопроса о их природе, то с другой стороны, нужно показать, в чём его таинственное содержание и раскрыть его связь с прочими таинствами как частными проявлениями всеосвящающей природы Церкви, и таким образом выявить, какой гранью из всех своих бесчисленных граней в данном конкретном случае сияет для нас мистический характер Церкви
Христовой, которая сама по себе есть Таинство с большой буквой.
2. Прот. Н. Афанасьев о трёх отличительныйх свойствах таинства. Динамическое понимание таинства
Нам представляются убедительным положения выдвинутые протопресвитером Николаем Афанасьевым. Совершенно очевидно, что сведение проблемы только к самому таинственному акту «является неполным, не исчерпывает всей сущности таинства»7. Священнодействие, составляя
центральную часть любого таинства, не охватывает всей его полноты, не выявляет, почему возникла необходимость его совершения и как оно было воспринято. «Таинство заключает в себе не один момент…, но три: откровение воли Божией в форме согласия Церкви на совершение священнодействия, само священнодействие и, наконец, свидетельство Церкви о совершившемся в ней»8. Как мы видим, перед нами не статическое, а динамическое определение таинства, которое предстаёт при таком понимании не только, как явление, но и как процесс, или иными словами, «в своём становлении, бытии и созерцании»9. Почему это важно подчеркнуть? Потому, что любое таинство в Церкви есть совершение Св. Духа, Который сообщает нам нечто абсолютно необходимое для нашего спасения, но не в форме единовременного и механически обусловленного только фактом совершения чинопоследования, но в процессе соработничества нашего Богу, как распознание Его о нас воли, её исполнение, через это уврачевание смертной язвы греха (ср. с молитвами на погребении), носителями которой являемся мы все, и, в результате, принесение Господу «плода сторичного» ( Лк.8:8 ). Именно поэтому таинства есть не только инструмент, но в равной степени процесс нашего освящения. И нам представляется очевидным наличие этого динамического аспекта в таинстве монашества (с самой широкой точки зрения), которое не начинается и не кончается совершением пострига. Ибо, будучи особым призванием, оно реализуется на протяжении длительного времени: с первой мысли о монастыре вплоть до последнего дыхания подвижника, предающего свою душу в руки Божий. Что, конечно же, не исключает наличие таинства в традиционном его понимании, т. е. акта, обличённого в форму чинопоследования. Но при таком осознании сам постриг становится моментом, в котором Церковь свидетельствует о чётком выявлении воли Божией и постригаемого о начале новой жизни и одновременно сообщением даров Святого Духа, потребных для сопричтения «ангельскому чину», что в последствии должно быть подтверждено и реализовано самой жизнью монаха, ибо сие «трудом стяжевается и болезнью исправляется» (здесь и далее молитвы из чинопоследования о малой и великой схиме). Иными словами, динамическое понимание таинства монашества как продолжающегося процесса включает в себя кульминационный момент собственно тайнодейства. Остановимся на этом подробнее.
3. Выявление воли Божией о постриге и свобода человека.
Первым из вышеназванной триады идёт выявление воли Божией о совершении таинства в какой-либо форме. Что мы имеем в случае монашеского пострига? Карикатурным является распространенное мнение, будто монахом становятся в результате жизненных коллизий и потрясений или на закате дней после буйно проведённой молодости с тем, чтобы «замаливать грехи юности». Очевидно, что такие «мотивы» не могут быть достаточными и обусловливать решение о постриге. Ранее мы уже указали, что монашество есть и должно рассматриваться как особое церковное призвание.
Слова ап. Павла о том, что Христос его избрал от чрева матери ( Гал.1:15 ), свидетельствуют, по крайней мере, о двух моментах. Во-первых, само поставление на какое-либо служение в Церкви (в данном случае на апостольское) происходит по воле Божией, проявляющейся так или иначе, и во-вторых, предызбрание возможно «от чрева матери». Т.е., иными словами, момент, когда воля Божия проявляется со всей очевидностью, есть лишь завершение некоего этапа, на котором предызбранный, осознает предызбрание Божие как своё собственное решение, требующее непременного исполнения. Пользуясь современными образами, можно сказать, что момент избрания есть «настрой» человеческого существа на унисонное звучание с волей Божией, которая, оставаясь неизменной «от самого чрева матери», никогда не насилует свободной воли человека. Этот «настрой» может проходить по-разному: в форме чуда, как в случае с ап. Павлом, либо в результате определённого развития, что случается на много чаще, хотя, конечно, точное выявление Божественного волеизъявления о нас само по себе уже есть чудо, как бы оно ни совершилось.
В нашем случае также можно говорить о существовании у конкретного человека призвания к монашеству от начала его существования (см. слова Христа о «скопцах из чрева матери» в приведённой выше цитате Мф.19:12 ), осознание чего на практике происходит обычно на протяжении длительного времени и часто весьма болезненно.
Дабы избежать ошибок в вопросе, в котором речь идёт о судьбе не абстрактной, но вполне конкретной личности, и уловить именно Божию волю, Церковь опытным путём выработала надёжное средство — монастырский искус, или послушничество, что закреплено канонически. Так, 40‑й канон Трулльского собора постановляет «… не произносить обетов раньше времени…, но в зрелом возрасте, чтобы игумену; быть уверенным, что они даны с осознанием и рассудительно». А Перво-Второй Константинопольский собор в своём пятом каноне прямо указывает на необходимость трёхлетнего испытания, которое может быть сокращён только в случае тяжёлой болезни, грозящей жизни, да и то для благочестивых мирян, уже живущих некоторое время в монастырском послушании. Эта практика сохраняется до сегодняшнего дня. Только убедившись в том, что решение о монашестве не случайно, а является глубоко осознанной необходимостью, игумен назначает постриг. Но до самого последнего момента Церковь оставляет постригаемому свободу воли.
Присутствующие лишь запечатлевают произнесённое многократным «рцем о нём вси, Господи помилуй». Опять перед нами антиномическое единство: постриг предстаёт как деяние всей Церкви, оставаясь глубоко личностным актом. Теперь Сам Дух Святый беспрепятственно совершает то, что Господу было очевидно уже «от чрева матери», «прилагая сущую от Него силу».
4. О таинственном содержании монашеского пострига
4.1. Монашество как ангельский чин. Почему это возможно для человека
Текст чинопоследования без конца обращается к определению монашества как «ангельского чина»: начиная с названия — «Последование великого и ангельского образа» и одного из первых вопросов к постригаемому: «Желаеши ли сподобиться ангельского образа и вчинену быти лику монашествующих?» и вплоть до последней молитвы на снятие куколя. Общий тропарь преподобных также говорит о сопричтении монахов к числу ангельских сил, с которыми «срадуется дух преподобного». А величание преподобных, ублажает их как «собеседников ангелов». Тексты служб, им посвященных, часто обращаются к преподобным, повторяя формулу типа: «тело воздержанием раболепно покориша духу, ангельское на земле житие поживше», « ангелов постигосте чины» и т.д. (из службы в субботу сырную). Здесь осознание Церковью того факта, что иноки «воплощают в своей земнородной природе дух бесплотных небослужителей»10. И это не «пустоименный титул, который не может иметь места в Церкви, как Жизни Духа»11. Само наименование монахов иноками (от слова «иной», «другой») показывает, что Церковь понимает постриг как переход в новое, иное состояние.
«Какова же духовная, а не церковно-организационная, не социальная и не иерархическая ценность монашеской схимы?»12. Каким образом, не отвергаясь своей телесности, монах может быть сопричтен к лику ангелов, о которых Церковь учит как о духах бесплотных? Коротко укажем, что такое соединение несоединимого вовсе не есть недоразумение. Данная возможность открыта человечеству Боговоплощением. Все тексты праздника Вознесения Господня говорят о том, что непроходимая пропасть между миром горним и дольним, возникшая в результате грехопадения прародителей, отныне уничтожена. Христос соединил «яже на земли небесным» (тропарь праздника). Эту же мысль мы находим и в каноне праздника бесплотных сил: «Тя неизреченно соединившего небесных, Христе, земным…» (9 песнь, первый тропарь). Следовательно, с одной стороны такой переход стал осуществим в результате восстановленного в Воплощении былого единства мироздания, а с другой стороны, иноки, вступая в ангельский чин, в максимально возможной степени уподобляются Христу.
4.2. «Отрицательный» аспект уподобления ангелам
Прот. Сергий Булгаков в книге «Друг Жениха» в общем показывает, в чём же проявляется уподобление иноков ангелам. «Природе человеческой свойственно «господство» ( Быт.1:28 ), а следовательно, и творчество, носителям же природы ангельской — быть «ангелами», вестниками воли Божией, послушными исполнителями, в природе своей не имеющими основания для своего хотения, которое в них становится люциферическим богоборчеством. Человеку дано и свойственно любить в себе человека, своё человечество, возлюбленное Богом даже до вочеловечения, ангельской же природе свойственно быть прозрачной для Бога, не быть в себе, но быть в Боге»13. О. Сергий указывает на то, что ангелоуподобление может иметь и отрицательное, и положительное содержание.
Отрицательное — «как борьба с плотью (но не против тела — П. К.) ради бесстрастия, как некоторое аскетическое умаление или упрощение человеческого естества путём отсечения»14. Это «упрощение» можно понимать, следуя логике преп. Максима Исповедника, как отсечение гномической воли, или, в терминах чинопоследования, «мудрования от плотских похотей», которое является прямым результатом грехопадения. В иноческой жизни это должно достигаться полным отвержением собственной воли, постничеством и молитвенным бдением. С одной стороны, монах даёт обеты следовать сему пути, а с другой — Церковь просит Господа ниспослать ему необходимые для этого силы, что выражается как молитва об избавлении его от «всякой плотской похоти, и бессловесного приятия, отъятии нечувственных власов, соотложении бессловесной мысли и деяния» (молитва на приклонение главы после оглашения). Даже в этом отрицании содержится глубочайшее жизнеутверждение — желание уже здесь, на земле, вернуть себе то, что было утеряно с грехом.
4.3. «Положительный» аспект уподобления ангелам
Отсюда следует, что уподобление ангелам «получает положительный смысл как известное достижение»15. Ангелы, будучи «вторыми светами» ближе всех стоят к трону Божию. Господь наш Иисус Христос Сам указал, что «ангели… на небесех всегда видят лице Отца Небеснаго» ( Мф.18:10 ).
Эта недоступная разуму близость их к Богу проявляется в непрестанном славословлении величия Создателя. «Иночество есть ангельский образ не только в силу подвига отсечения плоти, но также в силу непрестанного молитвенного предстояния Богу, которое есть его главное дело и подвиг» 16. В этом опять-таки видится та же цель — восстановление основного предназначения человека, одной из главных задач, которого было через возрастание в Духе прославление величества Божия, принесение Создателю всего мироздания в «жертву благоприятную». «Ангелы не могут вместить в себя человека, но человек призван соединяться с ангельским чином»17, чтобы то, что о нём было задумано из начала, совершилось. Будучи «вторыми светами», ангелы непрестанно отражают величество славы Божией, «образуют как бы тварно-ипостасное зерцало Первого Света»18.
«Иночество и должно, продолжая золотую цепь, соединяющую его с миром ангельским на небесах, изливать миру тленному и падшему на земле это сияние святости, любви и мудрости,… подражая своим первообразам ангелам, продолжать на земле и довершать ангельское служение, стать служебными духами для тех, которые имеют наследовать спасение, для томящегося в грехах и мраке неведения человечества»19.
Вся история Церкви подтверждает, что «цель иночества как нравственной силы — спасение не только самих себя, но всего мира и освящение твари. Это не только спасение от мира, но и спасение мира. Поэтому без гнушения его болезнями и не брезгуя его нечистотой, иночество служит миру: охраняет его, отмаливает его, окормляет его, исповедует его и за него предстательствует»20. Так, через внутреннее самосовершенство и уподобление ангелам уже на земле монашество служит, как и небесные силы, прославлению Творца и спасению всего человечества. «В той мере, в которой монах со тщанием реализует данные ему возможности самоосвящения, он сподобляется как друг Христов дерзновения и власти предстательства, которая проявляется как некое духовное священство»21. Именно этим, живым богообщением и излиянием света Христова людям через действенное ангелоуподобление, и «отличается роль монашества от всех филантропических организаций и от так называемого «социального христианства» с его внецерковным утилитаризмом и прагматизмом»22.
4.4. Чинопоследование монашеского пострига об этом
И подтверждение всему вышесказанному, т. е. тому, что мы назвали «содержательной стороной монашества», можно найти в чинопоследовании пострига. В своих обетах инок отрекается от мира «и всех красных, сущих в нем». Это та «отрицательная часть» ангелоуподобления, о которой мы говорили выше. Через «подвиги духовные, воздержание плоти, очищение души, нищету конечную, плач благой» (молитва на оглашении) достигается главное: «… в нём же (постригаемом) по подражанию Господне жительство является». «О нового звания! О дара тайны!» — можем воскликнуть мы словами чинопоследования. Человек, созданный по образу Божию ( Быт.1. 27 ), ещё раз призывается к стяжанию подобия. Не отвергаясь своей человеческой природы, но исполняя общую заповедь всех людей, монах в соработничестве своём Богу через то, что Господь «прилагая к его предложению яже от Него силу» (молитвы на постриге великой схимы), приобретает новое бытие, суть которого состоит в сопричтении к «воинству ангеловидного жития в высоте небоподражательного жительства» и в возможности, которая одновременно является обязанностью, «Тому ангельски служити, Тому всецело работати, горняя мудроствовати, горних искати» (оглашение на постриге в великую схиму). Инок в чистоте сердца «сподобляется ангельски зрети» Бога, становится «органом доброгласным и псалтирью красной Святаго Духа» (первая по оглашении молитва, читаемая на восток). Т.е. ему усвояется ангельская функция непрестанного богосозерцания и молитвы.
Вера Церкви в реальность подаваемого от Святого Духа выражается в молитве, следующей за самим моментом пострига и облачения в схиму, которая произносится не только как прошение о ниспослании духовных даров, но и как утверждение того, что уже совершилось:»…во освящение.…, в оньже силою Твоею облечеся образ» Употребляемая здесь очень редкая в данном последовании форма асигматического аориста, обозначающего законченное действие, ещё раз это подчёркивает. Теперь, стяжав новое бытие, монах призывается «быть безропотным в послушаниях и службах» (оглашение на постриге в малую схиму) братии, и миру. Но особенно сильно эта мысль звучит в молитве, с которой постриженику вручается зажженная свеча: «Рече Господь: тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела, и прославят Отца вашего, иже на небесех». Заметим, что зажженная свеча, вручаемая постриженику, является особым символом, означающим молитвенное горение и служение. С нею в руках на иконах часто изображается Архангел молитвы Селафиил. Истолковать эту символику можно также и словами народной мудрости: «Иноки— свет мирянам», ибо Церковь всегда видела одно из главных служений монахов по отношению к миру в духовном просвещении христиан и молитвенном предстательстве за них.
II. О форме чинопоследования монашеского пострига
1. О двух аспектах «формального» подхода
Теперь мы можем приступить к разбору собственно формы чинопоследования монашеского пострига. При этом надо помнить, что «формальный» подход сам по себе имеет смысл только в связи с содержательной стороной таинства.
Во-первых, и на это мы уже указывали, закон молитвы определяется законом веры. Т. е. форма чинопоследования, как она принята Церковью, непременно является отражением того мистического содержания, которое таинство видимым образом проявляет.
Иначе, если под формой не скрывается соответствующее ей содержание, мы рискуем получить лишь театральное действие, и наоборот, если содержание не выявляется в адекватной форме, то — явление по принципу «deus ex machina».
И во-вторых, надо непременно помнить, что в Церкви нет ничего, что существует само по себе, без связи с другими проявлениями её благодатной жизни. Апостол Павел аллегорически показал это в двенадцатой главе Первого Послания к Коринфянам: «Но теперь членов много, а тело одно» (1Kop. 12:20). «Все мы напоены одним Духом» (1Kop 12:13).
Следовательно, можно сказать, что конкретное явление в жизни Церкви, которое воспринято всей её полнотой, есть лишь некая функция всетаинственной природы самой Церкви. Это утверждение имеет непосредственное отношение к нашей теме. Т.е. в конкретном таинстве можно узреть всю полноту даруемой Богом в Церкви благодати при том, что оно (это таинство) останется абсолютно уникальным и незаменимым другими. Для нас это важно постольку, поскольку конкретная форма, в которой мы знаем монашеский постриг, даёт нам возможность увидеть нечто схожее с другими таинствами, и при этом быть неповторимой. Причём, это происходит и в виде прямых параллелей с другими таинствами, и в виде некой близости того воздействия, какое эти различные таинства оказывают на человека. И если это так, в чём мы уверены, то мы получаем ещё одно доказательство в пользу причисления монашества к числу таинств Церкви. И на самом деле, с нашей точки зрения, в постриге можно усмотреть некую мистическую близость его рядом других таинств. Рассмотрим подробнее соотношения пострига с таинством крещения и покаяния.
2. Монашество и покаяние
Легче всего, по-видимому, говорить при таком понимании о близости монашества к таинству покаяния. На это указывают церковные каноны. «Понеже убо монашеское житие изображает нам жизнь покаяния: то искренне прилепляющегося к нему одобряем, и никакой прежний образ жизни не воспрепятствует ему исполнити свое намерение,» — гласит 43 правило Трулльского собора. А второе правило Софийского Константинопольского собора 879 г. прямо называет монашество «местом кающихся» в Церкви. На практике сам чин предваряет глубокая и обширная исповедь у духовника, который должен воспринять инока от пострига. Тема покаяния особенно остро развивается в каноне утрени, предшествующей постригу в великую схиму, и в антифонах литургии самого пострига. А трёхкратное пение кондака Недели о блудном сыне «Объятия Отча» и три земных поклона соотносят происходящее с вхождением в Великий Пост — период литургического года, целиком посвящённый очищению от скверны греха.
Эти тексты, которые звучат от имени постригаемого, воспринимаются как одна развёрнутая метафора покаянного плача будущего инока о совершённом и смиренной мольбы ко Господу о прощении: «Верою, паки рождения же банею, омывый мя от прародительные клятвы, ныне омый слез источниками, оскверненного лютыми грехопадениями» (3‑й тропарь 5‑ой песни канона). Но осознание монашеского пострига, как в чём-то подобного таинству покаяния, не ограничивается только метафорическим сходством с ним. В оглашении, помещённом в Последовании великого и ангельского образа, прямо говорится о всесовершенном прощении грехов постригаемого: «Виждь, чадо,… от грехов твоих очищаешися и сын света бывавши и Сам Христос Бог наш срадуется со святыми Своими ангелы о покаянии твоем».
Однако одновременно, как мы указали выше, это не означает некой подмены таинства покаяния. И вот почему. В покаянии отпущение грехов есть то «средство» через которое христианин воссоединяется с полнотой Церкви, от которой он, согрешив, отпал. Об этом молится священник:
«Примири и соедини его (кающегося) Святей Твоей Церкви о Христе Иисусе Господе нашем». В монашеском постриге присутствие всей братии само по себе свидетельствует о том, что постриженик— член этой евхаристической семьи. То, что отрывало его от общения со всей Церковью, было прощено ему в таинстве покаяния, которое он прошёл накануне.
Но всё же текст чинопоследования говорит о прощении грехов. Нам представляется, что это кажущееся противоречие разрешается, если взять приведённую выше цитату в её контексте: «Второе крещение приемлеши днесь, брате, богатством Человеколюбца Бога даров, и от грехов очищаешися и.т.д.» Значит, прощение грехов, получаемое в постриге, во-первых, не механическое следствие совершённого чинопоследования, ибо даже в таинстве покаяния в поучении, даваемом кающемуся, говорится об отпущении при условии выполнения наложенной епитимьи, т. е. в результате деятельного отвращения от греха при содействии благодати, подаваемой от Бога, что, с нашей точки зрения, может быть распространено и на последствия пострига, а во-вторых, оно (это прощение) соотносится с понятием пострига как второго крещения.
3. Монашество и таинство крещения
3.1. Монашество как второе крещение
Здесь мы вплотную подошли ко второму пункту, т. е. к сходству пострига и крещения. Но прежде, чем показать это, ещё раз сделаем выводы из вышесказанного. Итак, всё чинопоследование о схиме пронизано острым покаянным чувством, что, конечно же, сближает его с таинством исповеди.
Тем более, что тексты говорят о действительном прощении грехов. Но в отличие от последнего, это прощение направленно не на воссоединение с церковной полнотой, а является результатом того, что названо «вторым крещением», т. е. рождением постригаемого в новом качестве для жизни в Церкви.
Но подробнее об это мы скажем ниже. Сначала нам надо выяснить отношение этого «второго крещения» ко крещению водой и Духом ( Ин.3:5 ), через которое мы входим в Церковь. Тенденция к сближению в понимании их воздействия на человека проявилась очень рано. В высказываниях
отцов-пустынников мы находим следующее: «Великий старец, наделённый сверхъестественным даром прорицания говорил: «Силу, которую я видел сходящей на крещаемого, я видел также и под монашеским облачением в момент пострига»23. Но, по-видимому, здесь необходимо, как и в случае с покаянием, избежать ошибки подмены. Никео-Цареградский Символ веры ясно учит о неповторимости таинства крещения. Ибо, если крещение есть образ нашей смерти во Христе и воскресения с ними в Нём, то, конечно, ни о каком втором крещении речи быть не может. Но как крещение сообщает человеку новое бытие, делает его новой тварью во Христе, так монашеский постриг имеет своей целью ввести члена Церкви в новое состояние, абсолютно отличное от того, что он имел ранее — сопричислить его к ангельскому чину. По масштабу преображения всей жизни, которая за этим следует, постриг может быть соотнесён только с крещением. О том, что это изменение носит действительно онтологический, а не только нравственный или символический характер свидетельствует наречение иноку нового имени, о чём мы скажем ниже. Итак, сам по себе монашеский постриг не является повторением крещения в смысле нового рождения человека для жизни во Христе, но может быть назван таковым с той точки зрения, что постригаемый в рамках Церкви приобретает новое бытие и следующее из него служение. По-видимому, осознание этого является причиной того, что чинопоследование монашеского пострига содержит множество совершенно явных параллелей-реминисценций с таинством крещения: разоблачение перед совершением таинства, исповедание верности Христу, наречение нового имени, постриг волос, облачение в новые одежды. Остановимся на этом.
3.2. Постриг и предкрещальное отложение ветхих риз
Чинопоследование малой схимы, что содержится и в постриге в великую схиму, начинается с того, что «хотящий постригатися.. отлагает обычныя ризы и … стоит перед царскими враты неопоясан, необувен и откровен». В русской и ряде других традиций этот момент совлечения старого облачения усиливается тем, что братия прикрывает постриженика своими мантиями, как бы пряча его «крещальную наготу» от посторонних взглядов. Как и в таинстве крещения эта символическая нагота показывает полнейшее отречение от прежней жизни, отказ от всего, что было раньше. Человек предстоит перед своим Создателем в том виде, в каком он появился на свет.
3.3. Отречение от мира и исповедание верности Христу
Момент исповедания верности Христу, который в крещении следует за отречением от сатаны, в постриге также имеет место, но в иной форме. Как крещаемый отвергается «сатаны и всех дел его, и всего служения его и всея гордыни его», так и инок отрицается мира, который «во эле лежит» и является обиталищем нечистых духов. Как крещаемый трижды подтверждает своё вольное сочетание Христу, так и инок на каждое вопрошание отвечает «ей, Богу содействующу честный отче», показывая этим, что не сам, но только в соработничествe, сочетании Христу, возможет он понести то, к чему пришёл. Мы не исключаем, что эта параллель несколько натянута. Но тот факт, что молитва, в которой игумен просит Господа принять произнесённые иноческие обеты и даровать постригаемому новое бытие, произносится, как и исповедание веры крещаемого на восток, на что есть чёткое указание в чинопоследовании великой схимы, даёт основания для такого сравнения. Тем более, что цель и того, и другого одна — засвидетельствовать своё отречение от сил тьмы и исповедовать сочетание Христу.
3.4. Наречение нового имени
Момент наречения постригаемому нового имени чрезвычайно важен. Называя имя человека, мы лишь отчасти прикасаемся к глубинам его бытия. «Что в имени твоём?» Вопрос остаётся без исчерпывающего ответа. В Апокалипсисе есть таинственное указание: «Дам ему (побеждающему) белый камень и на камени написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает» ( Откр.2:17 ) и кто даёт. Значит, в самом Писании содержится понимание того, что изменение имени — глубоко мистический богочеловеческий акт. Что же он символизирует? При наречении имени в молитвах на восьмой день священник просит: «И даждь, Господи неотреченну пребыти имени Твоему Святому на нём». Т.е. имя человеческое имплицитно содержит в себе и Имя Божие. Но «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же» ( Евр.13:8 ). Следовательно, та искра Божества, которая дана нам при крещении, навсегда остаётся равной самой себе, а изменением имени мы признаём, что таинственным образом преобразилось человеческое естество, преобразилось настолько, что оно может быть описано, хотя лишь и отчасти, только новым именем, а не простым прибавлением к старому (как, к примеру, в случае священства). Это преображение запечатлевается тем, что на литургии, следующей за постригом, инок причащается уже с новым именем. Старый человек отныне умер. Значит ли это, что он умер в своём ветхом бытии и для Бога? Конечно, нет. Если мы верим в существование предопределения Божьего к монашеству, то можно утверждать, что, выбрав в полной свободе свой путь, инок полностью реализует смотрение Божие о себе. Следовательно, вся прежняя его жизнь должна рассматриваться как период, когда Господь так или иначе вёл его к этому.
3.5. Пострижение волоc
Ещё одно действие, которое сближает таинство крещения и принятие монашества — это пострижение волос. Момент этот настолько важен, что само чинопоследование часто называется монашеским постригом. Символика волос в жизни человека глубока и разнообразна. «Пострижение всегда было одним из религиозных обрядов: символом послушания и жертвы»24. В Церкви мы знаем три пострига: крещальный, монашеский и при херотесии во чтеца, т. е. при вступлении в клир.
Каждый раз этот акт знаменует начало совершенно нового периода в жизни человека. И с этой точки зрения его значение состоит в том, чтобы подчеркнуть важность и особую значимость совершившегося: посильной жертвой засвидетельствовать Господу своё послушание следовать тем путём, на который Он нас направляет. При принятии монашества постриг совпадает с моментом наречения нового имени. Этим ещё раз показывается, что всё совершившееся есть результат соработничества Бога и человека: Один подаёт и совершает, другой — воспринимает и жертвой своих волос знаменует одновременно, что он добровольно встал на сей путь и что отныне он во всём исполнитель Божией воли.
3.6. Облачение в новые ризы
Наконец, момент облачения постриженного в новые ризы. Здесь параллель с таинством крещения подчёркнута пением одного и того же тропаря («Ризу мне подаждь светлу»). Как и в крещении, этот обряд противопоставляется разоблачению перед началом таинства. Тогда постриженик совлекся ветхого человека, «коженных риз греха». Теперь он получает «ризу светлу», облекается во Христа, о чём говорится в прокимне, который в русской традиции поётся перед чтением Апостола. Это стих из послания ап. Павла к Галатам — «Елицы во Христа крестистеся…» ( Гал.3:27 ) — ещё одна явная параллель с крещением.
3.7. Выводы
Итак, коротко остановившись на сходстве монашеского пострига с таинством крещения, какие выводы мы можем сделать? Во-первых, сближение этих двух совершений в Церкви имеет давнюю историю и само чинопоследование о схиме содержит множество черт, нарочито сближающих его со святым крещением. Во-вторых, данный параллелизм обусловлен тем, что монашество осознаётся Церковью как приобретение иноком в ней абсолютно нового бытия. Невозможно назвать это истинным вторым крещением, т.к. постриг принимает уже член Церкви и он не рассматриваетсякак образ нашей смерти и воскресения со Христом, однако изменения, происходящие в постригаемом настолько глубоки и затрагивают саму суть его бытия, что такое наименование пострига прочно вошло в практику и закреплено многочисленными аллюзиями текста самого последования. В‑третьих, ещё раз хочется подчеркнуть, что особый акцент делается на осознанности постригаемым происходящего и его соработничестве с Господом. Именно потому, что «монах понуждает себя к вольному и личному, под водительством Святого Духа, осуществлению требования, которое является частью крещального дара, начать новую жизнь»25, мы можем говорить о «втором крещении».
4. Несколько выводов
Теперь мы можем коротко подвести итог сказанному о сходстве монашеского пострига и официально признаваемых таинств Церкви. Во-первых, прямые параллели с постригом, вплоть до текстуальных, можно найти практически в целом ряде таинств. Это было показано это на примере покаяния и крещения. Подобные параллели можно усмотреть у пострига и с таинством миропомазания и даже брака. Во-вторых, их отсутствие вовсе не значит того, что постриг по своему воздействию на человека не может сравниваться с другими таинствами. В‑третьих, такое сближение ни в коей мере не может приводить к выводу о взаимозаменяемости таинств или о некой «мистической всеохватности» пострига по своему результату. Даже в случае самых явных совпадений мы всегда имеем осознание того, что глубинное содержание таинства всегда остаётся уникальным. И, наконец, в‑четвёртых, возможность проследить сходство монашеского пострига с другими таинствами, не смешивая их, но в каждом находя своё содержание, даёт основание относить его к тому же разряду, что и сами таинства.
III. О рецепции монашеского пострига
1. Значение рецепции для понимания таинства. Синхронная и диахронная рецепция
Теперь перед нами остаётся последняя задача. Рассмотреть, как монашество воспринимается Церковным организмом, или, употребляя терминологию протопресвитера Николая Афанасьева, в чём проявляется его рецепция. «Рецепция совершённого священнодействия Церковью есть её свидетельство о ниспослании благодатных даров, а не выявление человеческой воли в Церкви. Давая рецепцию или отвергая совершённое священнодействие, Церковь действует не в правовом порядке, подобно тому, как представительные учреждения принимают или отвергают предложенный им текст закона. В благодатном порядке Церковь через откровение Духа свидетельствует о благодатном факте ниспослания даров, о которых она сама молилась в священнодействии»26. Это указание о значении рецепции в признании таинства чрезвычайно важно с двух точек зрения: синхронной и диахронной.
Т. е. с одной стороны, евхаристическое собрание, в котором таинство имело место, должно признать его совершившимся, а с другой — сам человек в своей жизни, работая Господу, должен полностью раскрыть весь потенциал, который в таинстве заложен. Подобный подход исключает детерминизм в понимании действия таинства на человека.
2. О синхронной ренцепции монашеского пострига
На втором аспекте, или диахронной рецепции, т. е. на необходимости и важности реализации в жизни христианина всего богатства даров Духа, сообщаемых в таинстве, мы останавливаться не будем. А о рецепции синхронной скажем несколько слов. Ибо о. Николай Афанасьев, давший стройное и убедительное учение о таинствах, только на основании того факта, что, с его точки зрения, монашеский постриг не включает в себя рецепции, выводит его за рамки таинств, относя к «благодатным священнодействиям»27. Странно, что такой тонкий учёный не заметил совершенно явного. Так, сам факт, что постриг совершается в присутствии братии, которая своим согласием допускает радикально преображённого, практически нового, человека с новым именем к Чаше, свидетельствует о рецепции совершившегося. Но это ещё не всё. В «Первой апологии» свят. Иустина Мученика мы имеем свидетельство о том, что в ранней Церкви вслед за крещением епископ и народ давали новому члену Церкви целование и тем свидетельствовали о совершившемся (I Ap. § 61–66). В русской традиции постриг заканчивается таким же целованием братии, во время которого постриженному задаётся вопрос «Како имя тебе, брате?», а в ответ на произнесённое новое имя инока говорится «Спасайся о Господе!» Это ли не рецепция по образу раннехристианских общин? Конечно, ответ будет только положительным.
Таким образом, третье условие признания таинства таковым, выдвинутое протопресвитером Н. Афанасьевым в качестве одного основных, вполне исполнимо в монашеском постриге. Т. е. по этому признаку он может быть причислен к разряду собственно таинств.
IV. Выводы
К каким выводам мы можем прийти в результате произведённого исследования?
I. Не ставя своей задачей давать критику существующей и по сей день седьмочисленной теории таинств Церкви, мы можем согласиться, что признанные учебниками догматики семь «официальных» таинствах, как об этом писал прот. Сергий Булгаков, «являются только самым важным проявлением силы тайнодействия, присущей Церкви»28.
II. Это, однако, не может быть препятствием тому, чтобы поставить вопросы природе других священнодействий, имеющихся в Церкви, как, к примеру, о монашестве.
III. Причём, в определении содержания понятия «таинство» мы исходим из теории о. Николая Афанасьева, убедительно показавшего, что таинство одним священнодействием ограничено быть не может, при том, что последнее является его ядром, ибо необходимо включает в себя, по крайней мере, три элемента: выявление воли Божией о совершении таинства, само священнодействие и рецепцию Церкви о в ней совершившемся.
IV. Рассмотрение всех трёх элементов, как они представлены в монашеском постриге, безусловно приводит нас к выводу, что, с этой точки зрения, приведённое в «Требнике» чинопоследование о схиме не отличается от «официальных» таинств.
V. В определении мистического содержания таинства, монашеского пострига мы полагаем важным указать, что монашество (как явление в рамках Церкви) наиболее полно может быть охарактеризовано понятием «ангельский» чин. Причём, данное утверждение не является просто красивым эпитетом, но отражает определённую реальность в том смысле, что, как и их небесные прообразы, иноки по преимуществу заняты богосозерцанием, славословием величества Создателя и передачей христианам воли Божией, направленной на наше спасение.
VI. Отсюда мы должны сделать вывод, что монашеский постриг является тем таинством, в котором Церковь испрашивает у Своего Создателя благодатных даров на то, чтобы постригаемый был сопричтён ангельскому лику.
VII. Это не означает, что постригаемый отвергается своей тварной природы или что он должен бороться против неё, ибо, как об этом сказано в самом чинопоследовании пострига, вся борьба инока направлена против «начал и властей тьмы». Тот факт, что Господь Иисус Христос Своим воплощением «соединил земные с небесными», является необходимым и достаточным условием того, что данное преобразование одного естества в другое возможно без отвержения от первого и без его уничтожения.
Итак, мы берём на себя смелость утверждать, что монашеский постриг по своей структуре и мистическому содержанию даров Духа, которые в нём сообщаются, ничем не отличается от признанных большинством учебников по догматике семи «основных» таинств Церкви. В нём, как и в других таинствах, подаётся от Господа необходимая для спасения конкретного христианина благодать. Он, как и другие таинства, под видимой формой чинопоследования содержит глубоко мистическое содержание, являющееся частным проявлением всетаинственной природы Церкви Христовой. Его конечной целью, как и других таинств, является, в конечном итоге одно единственное — чтобы в душе конкретного христианина отразился лик.
Примечания:
1 Bobrinskoy B. Les sacramentaux dans I’Eglise orthodoxe // Le Messager orthodoxe. 1964. Vol. 27–28. P. 55.
5 Bobrinskoy. Op. cit. P. 55.
6 Булгаков С., прот. Православие, очерки учения Православной Церкви. П., 1985. С. 246.
7 Афанасьев Н., протопр. Таинства и тайнодействия // Православная мысль. П., 1951. Вып. VIII. С. 21.
9 Bobrinskoy. Communion du Saint Esprit. Begrolles-en-Mauges, 1992 (Spiritualite Orientale n°56). P. 279–318.
10 Киприан (Керн), архим. Ангелы, иночество, человечеств (к вопросу об учёном монашестве). П., 1942. С. 4.
13 Булгаков. Друг Жениха, о православном почитании Предтечи. П., 1927. С. 230.
15 Булгаков. Православие, очерки учения Православной Церкви. П., 1985. С. 233.
18 Булгаков. Друг Жениха, о православном почитании Предтечи. П., 1927. С. 233.
21 Deseille P. Nous avons vu la vraie lumiere. Lausanne, 1990. P. 20.
22 Киприан(Керн). Цит. соч. С. 8.
23 Deseille. Op. cit. P. 19.
24 Шмеман А. Водой и Духом. О таинстве крещения. П., 1986. С. 171.
25 Deseille. Op. cit.P. 18.
26 Афанасьев Цит. соч. С. 22.
28 Булгаков. Православие, очерки учения Православной Церкви. П, 1985. С. 246.