Скачать книгу Адепт не хуже прочих полную версию современного популярного автора Павел Корнев в формате FB2, TXT, PDF, EPUB бесплатно на нашем сайте 18pohd.ru.

Чертополох #2
Я был проклят ещё до своего рождения, а при столь паршивом раскладе глупо уповать на долгую счастливую жизнь. Обмануть судьбу не помогут никакие зароки, ведь на всём белом свете не сыскать ничего прилипчивей порчи. И сгинуть бы мне до срока, да только иной босяк живучей помойного кота – вот я и выкрутился, умудрившись прыгнуть выше головы. Лишился при этом всего, что только имел и чем дорожил, зато разжёг в себе белый пламень магического таланта. Стал другим человеком. Тайнознатцем. Магом и колдуном. Адептом не хуже прочих!

Павел Корнев

Адепт не хуже прочих

5-10

Проще всего обмануть того, кто сам хочет, чтобы его надули, и так или иначе к этому стремится. Вроде бы удивительное желание, но люди вечно жаждут странного или даже попросту невозможного, и потому без куска хлеба балаганные фокусники не останутся никогда. А картёжные шулера и базарное жульё ещё и на маслице заработают.

А всё почему? Да просто ты по жизни фартовый, а сегодня так и вовсе удача прёт!

Ставь деньгу, забирай пятиалтынный! Проиграть медяк не страшно, сорвать банк – легко! Главное, не жмотничай, ведь большой куш на кону! И шустрее монеты из кошеля доставай, шустрее! Не ты один озолотиться собираешься, вот-вот опередят! А не свезло – тоже не беда, отыграешься!

Грош, алтын, пятак, гривенник, целковый… И вот уже человек ставит куда больше, чем у него при себе есть, и рискует тем, чего никак не может позволить себе проиграть. И, разумеется, проигрывает.

Уверен, именно так Луку на крючок и подцепили. Поманили возможностью разом сорвать большой куш и ободрали как липку. В такие долги вогнали, что пришлось у Жилыча под людоедские резы занимать и занимать много. Ну а когда человек тонет и паникует, он начинает тянуть за собой на дно всех, до кого только может дотянуться.

Лука исключением не стал. Попытался выгрести и подставил под удар Рыжулю, меня и весь Гнилой дом. Не потому, что он такой плохой, просто не осталось выбора.

Это я мог понять и принять, но вот то, что Лука удрал и увёз с собой…

Я скрипнул зубами и заставил себя не думать о Рыжуле. Не до того!

Черти драные! Да я и сам взвинтил ставки прямо-таки до небес! Я и сам поставил на кон решительно всё и даже больше! Ва-банк пошёл!

И – выиграл. Вроде бы выиграл.

Сомнения в собственном фарте навалились одномоментно, как-то вдруг. Вот ещё только беспечно поспешал за Гораном Осьмым, шлёпая босыми ступнями по дощатой мостовой Бумажного переулка, и вдруг ровно холодком продрало.

А могу ли я охотнику на воров доверять?

Мысль заставила сбиться с шага, но всё уже – пришли. Можно даже сказать – приплыли!

Только повернули за угол, и кто-то бросился в ноги, кто-то замахнулся дубинкой. Не мне и не на меня – целью внезапного нападения средь бела дня стал Горан Осьмой, который разве что руку вскинуть успел…

Да нет, черти драные! Отторжение! Он прикрылся отторжением!

Приказ отбил дубинку, и ту вырвало из руки прилично одетого мужичка, вот только это не шибко-то охотнику на воров и помогло. Второй лиходей вмиг оказался рядом с ним, нырнул и врезался под колени с такой силой, что разом снёс с ног, а затем ещё и обхватил лодыжки, сковав движения и не позволив вскочить. Обезоруженный мужик такой возможности не упустил, напрыгнул сверху и придавил Горана к мостовой.

Я так и замер с разинутым ртом. На меня – ноль внимания. Кругом – никого.

И что делать? Нет, выбор невелик: бей или беги, но бить или бежать?

Мне охотник на воров не сват и не брат, чтобы собственной шкурой рисковать, вот только без его помощи в приют не попасть. И – стылость! Повеяло пробирающим до самой души холодком, глазом моргнуть не успел, как улочку затянул белёсый туман. Куда ни кинь взгляд, всюду он. И – сгущается!

Убегу ли? Сумею ли вырваться?

Парочка лиходеев прижала Горана к мостовой, а он почему-то оказался неспособен расшвырять нападающих магией и лишь извивался, стремясь спихнуть усевшегося на грудь горожанина. Я подскочил к этому пузатому дядьке, зажал толстую шею в сгибе локтя и резко подался назад. Что-то незримое пребольно шибануло и откинуло прочь, но вцепился я крепко-накрепко и, прежде чем покатиться кубарем, утянул-таки мужика за собой, завалил на спину.

И сразу хлопнуло! Раз и другой!

Обхвативший ноги Горана человек с простреленным темечком уткнулся лицом в мостовую, его подельник словил пулю грудью и разом обмяк.

Готовы!

Из белёсой пелены тумана вырвался приблудный дух – его охотник на воров развеял небрежным взмахом левой руки. Вот только потусторонним веяло всё сильнее, и присутствие стылой неправильности понемногу даже начало сковывать движения. И – силуэт человека! Кто-то стоял у соседнего дома и пытался натравить на нас полчище вечно голодных теней!

Духолов или даже ловец душ!

От Горана присутствие тайнознатца не укрылось, но стрелять в него он не стал, вместо этого шустро вскочил на ноги, вскинул над головой руки и резко их опустил, будто бы рассёк незримым клинком само пространство. Повеяло влажным жаром, и одновременно в голове вспыхнули синие отблески – проявление чужой магии шибануло с такой силой, что едва не уселся обратно на задницу.

– Бежим! – коротко выдохнул охотник на воров. – Живо!

С чистого неба стеной ливанул дождь; горевшие огнём цвета индиго капли начали прошивать приблудных духов и размывать марево стылого тумана, но даже так его вал точно бы успел накрыть нас с головой, не припусти мы наутёк. На первом же перекрёстке свернули за угол и ещё поднажали, но обошлось без погони, а несущийся сломя голову на пару с босяком приличный господин – зрелище из ряда вон, поэтому вскоре Горан перешёл с бега на быстрый шаг.

– Это по вашим делам? – спросил я, худо-бедно отдышавшись.

Горан в ответ выругался:

– Чёртовы зарнисты!

– Кто?! – не понял я.

– Наши друзья из секты Кровавой зари! – зло бросил охотник на воров.

– Да какие ещё друзья?!

– Те самые, которые наведались к Мокрому!

«И не только к нему», – подумал я, нервно поёжился и уточнил:

– И что это за секта?

Горан Осьмой передёрнул плечами.

– Считают, будто в мире развелось слишком много людишек и кто-то из забытых богов со дня на день явится, чтобы пожрать их души, а уцелеть сумеют лишь сильные и готовые дать отпор. Этим фанатикам законы не писаны!

На Заречной стороне сектантов сроду не водилось, я озадаченно хмыкнул и спросил:

– На вас-то они как вышли?

Спросил и сразу сообразил, что всему виной банальная жадность. Заполучив проклятущий фолиант, охотник на воров этим определённо не удовлетворился и стребовал в городской управе награду за голову Мокрого. Срубил сто целковых и – засветился.

С новой силой вернулись опасения, что Горан откажется от своего обещания устроить меня в приют для неофитов, и они отнюдь не развеялись, когда мы подошли к высоченной ограде, на кованых воротах которой красовалось изображение солнца с семью чуть изогнутыми лучами.

Табличка рядом с ними гласила:

Сурьма

Магистр алхимии

Внутри заворочалось глухое раздражение.

Ну и на кой чёрт меня к алхимику притащили, спрашивается?

Теряться в догадках я не пожелал, спросил напрямую:

– Зачем мы здесь?

– Надо, – коротко отозвался охотник на воров и потянул шнур звонка.

Столь лаконичный и одновременно в высшей степени неопределённый ответ меня нисколько не удовлетворил, и я начал нервно поглядывать по сторонам, прикидывая, не пора ли делать ноги. Может, и попытался бы удрать, да только бежать было некуда. Вот и решил в очередной раз положиться на удачу, поставив всё на одну карту.

А почему нет-то? Я не Лука – сам по себе и никого больше на дно не утяну!

Калитку открыл желтоглазый молодой человек в ливрее. Нашему появлению он нисколько не удивился и ни о чём спрашивать не стал – вообще не произнёс ни единого слова, лишь посторонился и сделал приглашающий жест рукой. Посреди небольшого тенистого сада высился двухэтажный особняк красного кирпича, вот туда меня и повели. В носу немедленно засвербело, глаза заслезились, а отёкшие пальцы правой руки начали ощутимо пульсировать, ещё и хромота вернулась, но все неприятные ощущения разом сгинули, стоило только зайти в переднюю.

Впрочем, полегчало мне ненадолго. На затылке прямо-таки волосы зашевелились, когда слуга указал на спуск в подвал и объявил:

– Вас готовы принять.

Слухи об алхимиках среди босяков ходили один другого гаже – если в них имелась хотя бы малая толика правды, в здешней лаборатории меня не ждало решительно ничего хорошего. Дотянуться бы до небесной силы, да какой там! Едва на ногах стою!

Магистр Сурьма оказался женщиной. Вроде как. Лицо встретившего нас человека покрывал толстый слой чего-то вроде белил с нарисованными бровями и подведёнными губами, забранные в пучок волосы запросто могли оказаться париком, а надеть старомодное платье в пол так и вовсе ума много не надо. Шею не давал разглядеть высокий воротник, а кисти скрывали длинные перчатки.

Голос? Голос был женским, да только если уж его балаганные фигляры изменяют во время представлений, у алхимиков точно нужные снадобья имеются.

– Магистр…

Горан Осьмой почтительно склонил голову, я промолчал, настороженно оглядываясь.

Освещённая яркими огнями газовых рожков комната оказалась самой обычной – ни тебе реторт с пузырящимися зельями, ни стола с кожаными ремнями. Желобов для стока крови и тех не было. Разве что в центре помещения со сводчатым потолком и голой кирпичной кладкой стен обнаружилось несколько вмурованных в пол металлических колец.

Сталь, медь и… серебро с золотом?!

Я едва не присвистнул от изумления, но вовремя с этим порывом совладал. В конце концов, непонятную штукенцию запросто могли просто покрасить. Это ж совсем не от мира сего нужно быть, чтобы в пол целое состояние вмуровывать!

– Так это и есть твоё юное дарование, Горан? – спросила Сурьма с лёгким намёком на улыбку, и лицо её не раскололось трещинами, сохранило идеальность фарфоровой маски. – Тот самый невозможный неофит?

– Да, магистр, – коротко подтвердил охотник на воров.

Он ничем не выдал себя, но мне в его интонациях почудился намёк на неуверенность.

– И чего же ты хочешь, молодой человек? – обратилась Сурьма уже напрямую ко мне.

«От вас – ничего», – едва не буркнул я, но вовремя прикусил язык и вздохнул.

– Мне бы в приют…

Магистр алхимии кивнула, и вдруг выстрелила быстрым вопросом:

– А с пальцами у тебя что?

Я поднял правую руку, чуть помедлил с ответом, подбирая слова, потом сказал:

– Отшиб, когда заёмную силу из себя выталкивал.

Странная тётка меня отчасти даже пугала, и я тщательно следил за тем, что и с какой интонацией произношу, будто общался не с чудаковатой клушей, а с одним из заправил Заречной стороны. Именно поэтому и назвал силу заёмной, а не чужой. Я чужого не беру.

Невесть с чего это показалось важным.

– И у кого же ты её… занял? – на сей раз в вопросе мне послышалась явственная насмешка.

– У одного адепта, – сказал я и позволил себе маленькую дерзость, добавив: – Вы его не знаете.

– Ну-ну…

Шурша платьем, Сурьма шагнула к секретеру и начала выдвигать и задвигать небольшие ящички. Отыскала в одном из них металлическую шкатулку и подошла с нею ко мне. Пахнуло серебристым жаром, а ещё чем-то незнакомым и едким, к реальным запахам не имеющим никакого отношения – это были отголоски магии.

– Возьми и зажми в кулаке, – потребовала магистр, приподняв крышечку.

Внутри шкатулки обнаружились прозрачные шарики, выточенные словно бы изо льда. Каждая пилюля лежала в небольшом углублении, я негнущимися пальцами вынул одну из них и попытался стиснуть – как ни странно, это мне даже удалось.

Жжение враз стихло, а дальше кисть и вовсе заморозило по самое запястье. С минуту, наверное, я простоял так, а затем кулак сам собой задёргался, шарик вылетел из него и покатился по полу, с явственным шипением истаивая.

Только нагнулся, и Сурьма резко бросила:

– Не трогай!

Я выпрямился и пошевелил кистью. Отёк спал, жжение прошло. Сохранился лишь намёк на некую скованность, словно руку некоторое время назад проморозили насквозь, и она ещё оттаяла не до конца.

– А теперь встань в центр круга, – потребовала хозяйка, пряча шкатулку обратно в секретер.

Но нет, с места я не сдвинулся.

– Зачем ещё? – спросил, растирая кисть.

– Нужно оценить твоё текущее состояние, – пояснил Горан Осьмой. – Так мы решим, в какой именно приют…

– Нет! – резко перебила его Сурьма. – Это даст понять, стоит ли с тобой возиться вовсе! Юноша, моё время стоит дорого! Не вгоняй своего покровителя в ещё большие долги!

Покровителя? В долги? Да как бы не так! В жизни не поверю, что прижимистый охотник на воров взялся помогать мне исключительно из хорошего отношения, да ещё и в убытки себя при этом втравил. Точно ведь свой шкурный интерес блюдёт!

Вот только у меня на кону стояло куда как больше, поэтому ерепениться не стал и с обречённым вздохом прошёл в центр вмурованных в пол кругов.

– Очень хорошо, – бесстрастно произнесла Сурьма и повела рукой.

В следующий миг на металлических полосах вспыхнули невидимые до того символы, а сами они пришли в движение и начали вращаться. Золотая и медная заскользили в одну сторону, серебряная и стальная – в другую, и тотчас в меня словно призрачные пальцы проникли! Начали шарить в потрохах и ощупывать кости, влезли в черепную коробку, легонько стиснули глазные яблоки, а после наткнулись на ушиб под правым коленом, и голень полыхнула болью так, что едва на ногах устоял.

– Не шевелись! – прикрикнула Сурьма, и я послушно замер на месте.

Из-за этого или нет, но неприятные ощущения сразу пошли на убыль, а вскоре вращение полос замедлилось, сияющие символы стали гаснуть один за другим, затем и вовсе осталось гореть лишь по одному на круг.

Магистр алхимии поглядела на них и объявила:

– Потенциал средний. Замечательно!

При этих словах Горан Осьмой явственно расслабился, да я и сам испытал нешуточное облегчение. Ура! Смогу тайнознатцем стать!

Но всё же пробурчал:

– А чего замечательного, если средний?

Охотник на воров, такое впечатление, едва мне подзатыльник не отвесил. Но сдержался и ограничился словами:

– Радоваться должен, что своими выкрутасами себе ничего не сжёг!

А вот Сурьма снизошла до пояснений:

– Высокий потенциал хорош лишь в тех случаях, когда человек обладает ресурсами в полной мере его раскрыть – слишком уж дорого и хлопотно становление гения. На начальном этапе восхождения быть середняком совсем даже не плохо. Дальше в любом случае всё будет зависеть исключительно от тебя самого.

Тут Горан Осьмой позволил себе какую-то очень уж нехорошую улыбку, но от той не осталось и следа, стоило только магистру алхимии объявить:

– Отвезёшь его в северный приют Репья!

Охотник на воров столь откровенно изумился, что даже попытался запротестовать:

– Но…

– Ты не в том положении, чтобы торговаться! – отрезала Сурьма, и вот уже эти её интонации оказались мне прекрасно знакомы.

Ростовщик Жилыч примерно в таких выражениях и ломал через колено очередного угодившего в долговую кабалу простака. Сурьма крепенько стискивала в кулаке причиндалы Горана, раз уж позволила себе подобное обращение с цельным аспирантом. Надо понимать, средство для снятия проклятия и вправду стоило целую кучу денег.

– Приют Репья так приют Репья, – бесстрастно произнёс охотник на воров и поморщился. – Просто на мой след встали зарнисты…

– Твои проблемы меня не касаются! – отмахнулась от него магистр алхимии, но сразу сменила гнев на милость. – Хорошо! Можешь взять экипаж. – А уже мне заявила: – Удачи, молодой человек! И запомни: каждый из нас сам определяет свою судьбу!

Честно говоря, это напутствие меня нисколько не воодушевило.

Скорее даже наоборот.

5-11

Ехали долго. Катили по мостовой, переваливались на разбитом тележными колёсами просёлке, тряслись в лесу на сосновых корнях. На место прибыли уже в сумерках, и за всё время поездки мрачный как туча Горан не проронил ни единого слова. Сколько я ни подступался к нему с расспросами о приюте, так ничего и не добился. Погрузившись в какие-то свои раздумья, охотник на воров меня попросту игнорировал, ни разу даже заткнуться не потребовал. Бесило это просто несказанно.

Выстроенный прямо среди леса приют Репья показался сопоставим с городским кварталом. Со всех сторон его окружала высоченная каменная ограда с башенками по углам, а ворота и вовсе крайне поразили своей основательностью. Размером это сооружение ничуть не уступало всему нашему Гнилому дому.

Не могу сказать, что прямо седой древностью повеяло, просто сложилось впечатление, будто столкнулся с наследием давно ушедшей эпохи. Сейчас так уже не строили.

Экипаж на территорию приюта не запустили, мы с Гораном выбрались из него и прошли в боковую калитку. Там охотник на воров предъявил начальнику караула какие-то бумаги, и меня тотчас заперли в холодной. Просидеть в той пришлось никак не меньше часа, а когда со всеми формальностями оказалось покончено, то Горан Осьмой незамедлительно отправился восвояси, а за мной явился кряжистый дядька – лысый как колено, с кустистыми седыми бровями и носом-картошкой. На тайнознатца он, несмотря на хламиду с нашивкой в виде огненного репья и коричневато-жёлтые глаза, нисколько не походил и повадками показался скорее схож с надзирателями работных домов.

– Свежее мясо, да? – хмуро глянул приютский служитель, встав в дверях, и мотнул головой. – На выход!

Меня он дожидаться не стал и зашагал по коридору, но стоило только двинуться следом, и сзади пристроилась парочка молодчиков из числа караульных. Будто не нового ученика сопровождают, а подконвойного.

Это откровенно покоробило, но выкинул дурные предчувствия из головы и с интересом огляделся. На территории приюта росли сосны, тут и там на глаза попадались площадки вроде тех, что была обустроена в монастыре Пепельных врат, а за деревьями виднелось мрачное трёхэтажное здание, сложенное из серого песчаника. Всюду сновали юнцы лет четырнадцати-пятнадцати в одинаковых холщовых штанах и рубахах с символикой приюта.

Вслед за лысым дядькой я через высоченную арку прошёл в просторный внутренний двор выстроенного квадратом здания, и сразу закружилась голова, начали заплетаться ноги.

Черти драные! Меня окутала небесная сила – прозрачная и одновременно оранжевая, тёплая. Благодать неземная, иначе и не скажешь! Никакого сравнения с той стылой мутью, что вырвал из утопца!

Вдох. Вдох. Вдох!

– Не балуй! – резко бросил лысый дядька.

Я опомнился и вытолкнул из себя всё набранное тепло разом, замер на миг, отрешаясь от небесной силы, и поспешил за провожатым. Тогда-то уже и обратил внимание на рассевшихся тут и там воспитанников, которые все как один замерли в непривычных и весьма неудобных на вид позах.

Чего это они?

Но приглядеться толком к другим неофитам не вышло. Не останавливаясь, мы пересекли двор и спустились в подвал. Там – купальня. Лохань с чуть тёплой водой, кусок ядрёного мыла, колючее полотенце. Дальше – стрижка. Обкорнали меня под ноль, а стоило только после этого сполоснуться, выдали новую одежду – холщовые штаны и рубаху с нашивкой в виде огненного репья на левой стороне груди.

И всё бы ничего, да только одёжка оказалась не однотонно-серой, как у других неофитов, а в широкую чёрную полоску. Нет, не как у матросских тельняшек, а точь-в-точь как на каторжанских робах.

– Это чего ещё?! – возмутился я.

Лысый дядька хмуро глянул из-под седых бровей и рыкнул:

– Одевайся!

На меня накатил запах пересушенной летним зноем земли, и я внял гласу рассудка, решив покуда с прояснением ситуации повременить. Просто возникло ощущение, что ни сами ответы на вопросы, ни форма, в которой их мне дадут, по душе отнюдь не придутся.

Черти драные! Ну чего ещё опять, а?

Из подвала мы подниматься не стали. Прошли по одному тёмному коридорчику, свернули во второй. Там дядька побренчал кольцом с ключами и отпер дверь, попутно снял с неё какой-то охранный наговор. И вновь – коридор, поворот, коридор. Только на сей раз с решётками по обеим сторонам. У меня внутри всё так и опустилось.

Неужто пропал?!

Присутствие небесной силы ощущалось здесь столь же отчётливо, как и во дворе, но попробуй – дёрнись! Лысый дядька совершенно точно тайнознатец, да и парочку караульных сбрасывать со счетов тоже не стоило. Едва ли на ворота приюта отрядили бы бесталанных простецов. Нет, через них на выход не прорваться. Скрутят!

Дошли мы в итоге до самого конца, а там мой сопровождающий снял с решётчатой двери массивный навесной замок, распахнул её и велел:

– Заходи!

– Зачем ещё? – пробурчал я, шагнув в небольшую камеру с протянувшимися вдоль стены нарами и дырой для справления естественных нужд. Всюду одни только глухие стены, ни единого окошка нет. Всего освещения – масляный фонарь в коридоре. – Вы чего удумали-то?!

Ответом стал скрип петель, лязг решётки, щелчок возвращённого на место замка, лёгкий скрежет провернутого в нём ключа. Ещё – шаги.

Лысый дядька утопал прочь, а меня от уныния уберегли три немаловажных обстоятельства: во-первых, я по-прежнему ощущал мягкое тепло небесной силы; во-вторых, камера была на самом верхнем уровне казематов при том, что по пути попадались лестницы вниз, и в-третьих, меня не приковали за ногу к стене, как постояльца клетушки напротив.

Тот спал, закутавшись в одеяло, будить его и приставать с расспросами я не стал.

«Всему своё время», – решил, опускаясь на краешек нар.

Пал духом? Да вот ещё! Уж лучше так – в тепле и сухости неизвестностью терзаться, чем ломаным-переломаным в канаве подыхать. Бажен бы меня не пощадил.

Другое дело, что я вполне мог не к Горану за помощью обратиться, а матросом устроиться и в Южноморск уплыть. Вот только Пламен и Волче наверняка тамошним заправилам весточки о беглеце отправили, да и Псарь точно бы на след встал. Шансы из города удрать так себе были, если начистоту.

Я закрыл глаза и обратился к небесной силе.

Вдох. Волна оранжевого тепла по телу. Выдох. Раз. Два. Три.

Всё получилось само собой, не пришлось напрягаться и рвать жилы.

Сила! Меня в один миг переполнила сила!

Яркая и жаркая, но не иссушающая и не обжигающая. Бодрящая!

И сразу стало легче жить, страхи улетучились, дурное настроение сгинуло без следа. Никто бы не стал оставлять доступ к энергии заключённому. Это попросту глупо! Пусть я ещё даже не адепт, но приказом и неофит приложить может! Собью замок – не укараулят!

Значит, опасным меня не считают и попытки побега не ждут. Тогда что?

Уж не знаю, к какому выводу на сей счёт я бы пришёл, не наведайся в каземат приютский врач, глаза которого отличались необычным желтовато-зелёным оттенком. Угадал я род деятельности посетителя по белому халату и в тон ему смешной шапочке, да ещё по пузатому кожаному саквояжу. В остальном же лощённей типа поди – сыщи! Напомаженные завитые усики, холёное без единой морщинки лицо, ухоженные руки с идеально-ровными ногтями.

Ассистировал ему сутулый юноша, натянувший на голову капюшон хламиды так, что наружу торчал лишь самый кончик носа. У паренька из-под хламиды высовывались ноги в сандалиях, а вот белый халат врача не скрывал брюк и кожаных туфель с дорогущими серебряными пряжками.

– Ну-с, юноша! – обратился ко мне врач. – На что жалуетесь?

Голос оказался мягким и обволакивающим, чуток даже приторно-сладким. Таким, наверное, хорошо успокаивать пациента, пока ассистент кость ножовкой перепиливает. Сам не знаю, с чего это взял.

– Да ни на что не жалуюсь! – отозвался я, но сразу же обвёл рукой камеру. – На это вот всё, разве только!

– Тогда будьте так любезны встать в круг.

Я встрепенулся и принялся высматривать на полу магический пентакль или что-то вроде алхимического механизма из подвала Сурьмы, но всё оказалось куда как проще: круг на кирпичах был нарисован чёрной краской, только и всего. Никакой магии.

Мне бы успокоиться, а вместо этого ощутил разочарование.

– Да-да! – приободрил врач и попросил: – Лучезар, рамку!

Ассистент опустил саквояж на пол, расстегнул его и достал металлический прямоугольник с двумя крючками – их он зацепил на горизонтальный пруток решётки. С размером ячейки непонятная штукенция совпала идеально.

– Очки! – коротко скомандовал врач, и ему вручили массивную оправу без линз. – Стёкла!

На сей раз Лучезар вынул из саквояжа и раскрыл длинную шкатулку, под завязку заполненную круглыми разноцветными линзами. Врач вставил в крепление оправы пару оранжевых стёкол и ободряюще улыбнулся.

– Ну-с, юноша, начинайте тянуть в себя и выталкивать прочь энергию, только не абы как, а одной волной. Сие действие, полагаю, вам знакомо? Отлично! Лучезар, стекло!

Ассистент закрепил в рамке прозрачную пластину, определённо изготовленную алхимиком. В глубине толстого стекла мне почудился отсвет сложной вязи колдовских символов, но сразу стало не до её разглядывания: только на глубоком вдохе втянул в себя небесную силу, и тотчас зашумело в голове.

– Выброс резче! – скомандовал врач. – Ещё резче!

Я шумно выдохнул, и он вынул из оправы очков правую линзу, заменил оранжевое стекло сначала красным, затем жёлтым, а после пришла очередь зелёного.

Выдох! Вдох-выдох!

Я тянул в себя энергию и сразу выбрасывал её вовне, а врач менял одну линзу за другой. Опробовав поочерёдно все цвета радуги, он распорядился:

– Стекло!

Его ассистент немедленно убрал прозрачную пластину и заменил её красной. Я запыхался и начал обливаться потом, но тянуть и выбрасывать энергию не прекратил, пусть даже под правым коленом и затеплился огонёк боли, а в груди мало-помалу начало разгораться неприятное жжение.

Вдох-выдох! Раз-два!

Удовлетворила в итоге врача полупрозрачная матово-белая пластина. В оправу он установил оранжевую и фиолетовую линзы, долго так разглядывал меня и задумчиво хмыкал, затем объявил:

– Нестандартно, но приемлемо. – И потребовал: – Повернитесь влево, юноша. Вдохните и не дышите. Да, так! Хорошо, встаньте ровно. Лучезар, перчатки.

Перчатки тоже оказались непростыми – их словно покрыли слюдой. Эти тончайшие пластинки засветились, и я предельно чётко ощутил потёкшую от них магию, а дальше в меня словно незримые пальцы запустили. Только в отличие от проверки у алхимика касания были едва уловимы, как если бы изучалось не тело, а непосредственно дух.

– Понятно, – пробормотал врач некоторое время спустя и повторил: – Приемлемо.

Он стянул перчатки и отдал их ассистенту, затем избавился и от очков.

– Вот что я хочу сказать, юноша… – начал было и замолчал, а после долгой паузы уже быстро и резко выдал: – Вы на кой чёрт вдыхаете энергию, будто она нераздельно связана с воздухом?

Вопрос поставил в тупик, и я развёл руками.

– А как иначе?

– Энергия пронизывает весь мир! Бросьте вдыхать её и начинайте впитывать всем телом. Иначе ничего хорошего вас впереди не ждёт!

Я так поразился, что спросил:

– Почему это?

Ассистент врача ещё возился с рамкой, не иначе именно поэтому тот и соизволил ответить:

– Перво-наперво, вы окажетесь совершенно беспомощны, если вдруг потеряете возможность дышать!

Я припомнил схватку с утопцем и кивнул, но это оказалось ещё не всё.

– Во-вторых, такая техника приведёт к неправильному формированию абриса. Излишне глубокое залегание входящих меридианов помешает нормальному формированию исходящих, это не даст окружить ядро полноценной оправой. И внутренним органам слишком интенсивное воздействие энергии тоже ничего хорошего не сулит. Перестараетесь и спалите себе потроха!

У меня едва челюсть от изумления не отвисла, а врач для убедительности покачал в такт своим словам указательным пальцем.

– Только! Поверхностное! Втягивание! – Он кивнул. – Через седмицу проверю – не возьмётесь за ум, придётся вас забраковать.

– А зачем меня здесь вообще заперли? – спросил я поспешно.

– Это называется – карантин. Не хватало ещё занести в приют какую-нибудь гадость! – Врач зашагал прочь и на ходу сказал ассистенту: – Впиши в рекомендации стол номер три с усиленным питанием.

Они ушли, а у меня прямо-таки от сердца отлегло.

Карантин! Просто карантин!

Всё испортил постоялец камеры напротив.

– Чудны дела творятся! – рассмеялся жилистый молодчик лет тридцати на вид, бритый наголо, как и я сам, и в такой же полосатой робе. Под звон цепи он уселся на шконку, поскрёб заросший длинной щетиной подбородок и покачал головой. – Волк учит козлёнка щипать травку!

Резкий, с впалыми щеками, искривлённым давнишним переломом носом и нагловатыми водянисто-прозрачными глазами он показался выходцем из моей прошлой жизни, вот я и не стерпел, зло рыкнул:

– Поаккуратней со словами!

В ответ послышался смех.

– Ой, простите-простите! Я и забыл, как нервно босяки реагируют на некоторые совершенно безобидные слова!

Здесь и в этой одежде я запросто мог оказаться хоть лавочником, хоть фабричным, но сосед по каземату всё угадал верно, это придало его высказыванию некоторую толику весомости. Я-то ни по выговору, ни по манере держаться не сумел разобрать, кто таков он сам. К тому же опостылело сидеть в тишине, вот и спросил:

– А чего б приютскому врачу не дать наставления неофиту?

Молодчик развеселился.

– Староват ты для нового поступления… – Он сделал паузу и вопросительно посмотрел на меня.

Прикусить бы язык, но слова собеседника меня не на шутку зацепили, вот и буркнул:

– Серый.

– Так вот, Серый! В таком возрасте сам по себе дар уже не пробуждается. Значит, либо ты втихаря практиковал тайное искусство раньше, либо воспользовался одной из запрещённых техник, а и то, и другое – прямой путь на костёр.

Слова соседа по каземату меня нисколько не удивили, я уже слышал всё это от Горана Осьмого, поэтому небрежно бросил:

– Как скажешь!

Собеседник вмиг уловил изменение моего настроения и зашёл с другой стороны.

– Нет, совет этот умник тебе дал толковый, спору нет. На вдохе тянут в себя силу только адепты, окончательно отказавшиеся от пути возвышения, а всем остальным такая техника категорически противопоказана. Вот только дело в том, что тебе даже и адептом стать не светит. Так на кой чёрт ему проявлять такую заботу?

– Чего?! – меня аж подкинуло. – Это почему ещё не светит?!

– Потому что ты – мясо! Учебное пособие! Расходный материал, на котором станут натаскивать воспитанников!

Горан Осьмой предупреждал, что без его покровительства ничего хорошего мне в приюте не светит, и раз уж устроил сюда, то всяко-разно сгладил все острые углы. Я нисколько в этом не сомневался, но вновь царапнула мыслишка, что босяку не стоит верить ни единому слову охотника на воров.

Впрочем, я тотчас выбросил из головы неуместные сомнения и презрительно фыркнул:

– Чушь!

– Увы, мой юный друг, – вздохнул молодчик. – Увы!

– Да ерунда! – упрямо повторил я. – Почему тогда меня от небесной силы не отрезали, а?

– А зачем? На что способен недоучка вроде тебя?

Я рассмеялся.

– Да хотя бы сбить замок могу!

В своей способности раскурочить запор я и вправду нисколько не сомневался. Мягкое оранжевое сияние небесной силы окружало меня со всех сторон, я мог черпать её сколько угодно, а вода камень точит.

Собью!

– Попробуй! – подначил меня сосед.

За порчу приютского имущества вполне могло прилететь по шапке, но стало интересно, сумею ли попасть по замку, не зацепив при этом прутья, вот и потянул в себя энергию, примерился и ударил приказом. Легонько-легонько и осторожно даже, чтобы уж точно не перестараться и в очередной раз не повредить кисть, но показалось, будто кулаком по железному листу саданул. Ещё и приказ словно отскочил обратно, меня крепенько приложило отдачей. Я прижал руку к груди, упал на колени и выдохнул беззвучное проклятие.

– Здесь всё зачаровано, – спокойно пояснил сосед по каземату, вздохнул и покачал головой. – Но, знаешь, с такой фокусировкой, ты бы и самый обычный замок год сковырнуть пытался.

Я ничего не ответил. Накатило головокружение, поэтому размеренно задышал и перебрался на шконку, а там невольно выдохнул:

– Больно!

Молодчик расслышал меня и рассмеялся.

– В этом весь смысл!

Я зло глянул на него через решётку, легонько толкнулся энергией в правую руку и сразу потянул её обратно, да только фокус не удался. Если в прошлые разы отёк вызывал избыток небесной силы, то сейчас она вся покинула тело, просто по пальцам будто лупанули молотком.

– Знаешь, Серый, – вновь подал голос сосед по каземату, – чудеса иной раз случаются. И я бы даже поверил, что твой дар пробудился естественным образом или дело во влиятельном покровителе, когда б не порча. От тебя так и смердит проклятием, а врач об этом и словом не обмолвился!

Меня пробрало неприятным холодком, но виду я не подал и с презрительной ленцой бросил:

– Так уж и смердит?

– Ну… – задумался молодчик, потёр ладонью бритый затылок и поправился: – Скажем так, попахивает. Обычный тайнознатец внимания не обратит, но врач полноценное обследование провёл и ничего не заметить попросту не мог. Любого из приютских воспитанников сразу бы алхимической дрянью под завязку нагрузил, а тебе и слова не сказал. Почему? Да просто ты расходный материал!

– Чушь! – зло выдохнул я.

– Что за порча, кстати? – полюбопытствовал сосед. – Где подцепил?

Откровенничать я не пожелал. Был наслышан о тюремных подсадных утках, поэтому лишь фыркнул.

– Ерунда какая-то!

Но молодчик и не подумал отстать.

– Нижняя часть тела, там цвет аспекта искажён и смещён в фиолет. Сильнее это проявляется с правой стороны. В колене дело, верно?

Я так изумился, что даже задумался, стоит ли скрытничать, если всё столь предельно очевидно.

Или не очевидно, а это и вправду подсадной? Только нет – не похоже. Роба мятая, лицо усталое, ногу натёрли кандалы. А даже если и подсадной – мне-то что с того? Горан Осьмой прекрасно знал, кто и при каких обстоятельствах наградил меня порчей.

– Давай так, Серый, – усмехнулся молодчик, – ты мне обо всём расскажешь, а я растолкую, какие будут последствия.

– А так растолковать?

Но подначить соседа не вышло, он покачал головой.

– Я должен понимать, с чем именно имею дело, а не гадать на кофейной гуще. Сам понимаешь, ясновидящий здесь бы не очутился.

Если б под коленом время от времени не начинали припекать угольки боли, я бы промолчал, ну а так ответил, не вдаваясь в детали:

– Да просто тайнознатец тростью шибанул, а пепельные братья порчу сняли. Конец истории.

– Так-так-так… – озадачился молодчик. – Ты ведь из Черноводска? Цвет глаз тайнознатца разглядел? Пурпурный, лиловый или фиолетовый?

– Разглядел, – усмехнулся я. – И даже герб видел. Угадаешь?

– Ага-ага-ага… – заулыбался сосед. – Дай-ка подумаю! Бирюзовый василиск на пурпурном, оранжевая саламандра на фиолетовом или чёрный змей на лиловом? У тебя проскакивают чернота, пурпур и фиолет, но совсем нет ярких прожилок, поэтому ставлю на последний вариант. Тот род даром что Пурпурного змея, чёрным его на гербе восточной ветви малюют отнюдь неспроста – выродились и к старшим родичам отношения уже почти не имеют. Так что скажешь?

Молодчик вышел в цвет с первой попытки, чем меня несказанно впечатлил, но с ответом я всё же торопиться не стал. Просто не желал откровенничать, но собеседник расценил эту заминку по-своему и произнёс:

– Ещё пурпур могли дать чары младших семей или вассальных домов рода Багряной росы, но у них всё на кровь завязано, а у тебя ведь не было кровотечения?

Меня передёрнуло. По словам тётки, кровью истекла мама, да и отец ею захлёбываться начал, поэтому и пошёл снимать порчу к монахам. Опять же у меня самого никак не заживала распоротая плетьми кожа, иначе бы к знахарке и не повели. Может, то стародавнее проклятие и вправду наложил кто-то из драной Багряной росы. То, но не это.

– Да нет, всё верно – змей на гербе был, – вздохнул я, подтверждая догадку соседа по каземату.

Молодчик азартно потёр ладонями.

– И что же пепельные братья?

Запираться теперь было попросту глупо – рассказал обо всём без утайки, а стоило только дойти до своих походов в часовню Карающей десницы, сосед с довольным видом рассмеялся.

– Ну и хитрованы!

– Это ты о чём? – озадачился я.

– Тот колдун, что тебя приголубил, из бояр с крайне паскудным атрибутом и ещё даже более паршивым норовом, – прозвучало в ответ. – Это у них наследственное, вот и захирели. Прозябают на окраинах Поднебесья, а в Тенезвёзд и носа не кажут – особенно представители восточной ветви сего почтенного семейства, аспект которой ушёл в черноту. А так род древний и некогда очень даже влиятельный. Да и ныне кое у кого он со своими правами и вольностями как кость в горле. Ещё и с опальной школой Чернопламенных терний отношения поддерживает. Немудрено, что братья решили твою карту разыграть.

– Понятней не стало! – резко бросил я.

– Послушай, малыш… – начал было сосед, но сразу поправился: – Серый, нет на свете ничего более прилипчивого, нежели старое доброе проклятие. Желай монахи всерьёз исцелить тебя, они бы не стали устраивать эту профанацию!

– Что устраивать?

Дядька вздохнул.

– Думаю, после удара тростью у тебя должна была отсохнуть нога. И не когда-нибудь в будущем, а в тот же самый день. Скорее всего, ногой бы всё и ограничилось, ну а если нет – сгнил бы самое большее за седмицу. Но ты тянул с походом в госпиталь куда больше и при этом лишь охромел. О чём это говорит?

– Старикан не хотел всерьёз навредить? – предположил я.

– Чушь собачья! – отмахнулся сосед. – Проклятие вгрызалось в ногу, просто слишком медленно! Это говорит о необычайной сопротивляемости заклинаниям этого аспекта. И тебя не стали лечить, порчу до предела ослабили выплеском церковной магии, а после начали подкармливать энергией, дабы, разрастаясь, она не начала жрать раньше времени тело. В церквях повышенный фон небесной силы, для этого тебя присматривать за свечами и отрядили.

У меня голова кругом пошла, я вскочил со шконки и ухватился за железные прутья решётки.

– Но зачем?!

Вопрос собеседника в тупик отнюдь не поставил.

– Вижу три варианта, – заявил он и начал загибать пальцы. – Проклятие до сих пор живо, если его подкормить и позволить разрастись, то получится выпарить из твоего духа атрибут рода Пурпурного змея. Пусть лишь частично – два или даже только одно колено, но и такие знания стоят баснословно дорого. Впрочем… – Молодчик покачал бритой головой. – Попади ты в руки нечистоплотного алхимика или сектантов – тогда да. А пепельные братья на такое всё же не пойдут.

Вспомнилась магистр алхимии Сурьма, и меня аж передёрнуло.

– Второй вариант, – продолжил сосед по каземату, – это пилюли на основе крови, повышающие сопротивляемость атрибуту рода Пурпурного змея. Но тоже сомневаюсь. Тогда заперли бы в каменный мешок вроде этого и никуда бы уже не отпустили. Нет, монахи определённо не желали, чтобы их в будущем связали с тобой.

– И что остаётся? – спросил я, нервно сглотнув.

– Мститель! – объявил сосед. – Тайнознатцы слишком привыкли полагаться на свои атрибуты, у тебя были бы все шансы зарезать кого-нибудь из младших отпрысков рода. К тому моменту, когда проклятие начнёт пожирать тело, сопротивляемость приблизится к абсолютной, а желание отквитаться и ярость обречённого на смерть не знают границ. Тебя бы даже уговаривать не пришлось, сам бы всё сделал.

Молодчик умолк, я тоже нарушать тишину не спешил, какое-то время всё напряжённо обдумывал, потом спросил:

– Что такое – атрибут?

У собеседника вырвался обречённый вздох.

– Атрибут – это заклинание, которое срастается с духом адепта и по мере перехода на следующие ступени развития усложняется и усиливается. Обычный аркан – совокупность приказов, атрибут – применяется буквально по щелчку пальцев. В боярских родах атрибут наследуется и пробуждается одновременно с даром. У прочих тайнознатцев, за исключением разве что старых дворянских домов с сильной кровью, всё не так. Для них это девятая ступень возвышения.

– Ого! – впечатлился я.

Молодчик покачал головой.

– Ты упустил главное. Проклятие до сих пор в тебе. И оно разрастается, поражает тело и дух. Ты, конечно, учебное пособие и расходный материал, но запросто можешь прожить достаточно долго, чтобы сгнить заживо. Мерзкая участь. Врагу не пожелаешь. И врач, заметь, и словом об этом не обмолвился.

Я долбанул ладонями по прутьям решётки и выпалил:

– Чушь, черти драные! Чушь!

– Как скажешь, – покладисто согласился сосед и, противореча самому себе, продолжил меня изводить: – Лечить тебя определённо не собираются, но есть все шансы замедлить рост проклятия даже без зелий и ритуалов. Сказать как?

Под правым коленом ощутимо припекало, и я нехотя выдавил из себя:

– А что взамен?

Дядька благодушно улыбнулся, но его прозрачные глаза показались вдруг двумя бездонными омутами.

– О, ничего особенного! – сказал он. – Всего-то поможешь мне отсюда сбежать!

5-12

Некоторые люди отличаются столь своеобразным чувством юмора, что так сразу и не понять, шутят они или нет. Мой сосед определённо был из их числа.

– Очень смешно, – сказал я и растянул губы в улыбке.

– Никаких шуток! – покачал молодчик бритой головой и вдруг насторожился, а миг спустя я и сам обратил внимание на едва слышный скрип, затухавший и вновь долетавший до нас монотонно и равномерно, точно скрежетало несмазанное колесо тележки старьевщика.

Сосед по каземату приложил к губам палец, но я и без того уже сообразил, что стоит прикусить язык.

На небольшой каталке нам привезли ужин. Пока хмурый черноволосый молодчик лет двадцати на вид вручал судочки странной формы постояльцу камеры напротив, его конопатый товарищ просунул мне через прутья тонкую жёсткую подушку и скатанное в валик шерстяное одеяло, колючее до невозможности.

Судочки же показались странными лишь по незнанию – на деле они идеально подходили по размеру к ячейкам решётки, дверь отпирать не пришлось. Меня наделили лужёными жестянками с травяным отваром, гороховым супом и тушёными овощами, а заодно вручили пару ломтей чёрного хлеба. Ложки – нет, ложки не дали.

– Руками жри! – заявил крепыш, стоило только об этом заикнуться.

Но не тут-то было.

– Овод, плетей захотел? – послышалось откуда-то из глубины коридора.

– Никак нет, наставник Заруба! – быстро произнёс молодчик и сунул через решётку ложку. – Шучу!

– Первый и последний раз! – веско произнёс лысый дядька с кустистыми седыми бровями. – Больше предупреждать не буду. – И уже мне бросил: – На еду отводится полчаса!

Есть целых полчаса кряду? Я едва не рассмеялся, но веселился напрасно, поскольку порциями меня наделили воистину царскими, к тому же в супе обнаружились подкопчённые свиные рёбрышки, а в овощах – кусок отварной говядины.

Черти драные! Да нам мясо даже по большим праздникам не перепадало обычно! Самое большее рыбой и курятиной довольствовались, а ещё летом раков ловили.

– Всё ты выдумал! – буркнул я соседу, трапеза которого оказалась куда как скромнее. – Не стали бы на меня харчи переводить, если б в расход пустить собирались!

– Кормят и вправду как на убой! – улыбнулся тот. – Не иначе хотят, чтобы протянул подольше. Это хорошо.

Если он рассчитывал испортить мне аппетит, то зря старался. Смолотил я всё до последней крошки. Потом ещё и травяным отваром набулькался.

И как-то сразу закачались стены, стало жарко, опалила кожу едва ощутимая до того небесная сила. Будто бы даже оранжевое марево в воздухе сгустилось.

Сосед заметил моё состояние и пояснил:

– Травы из тех, что в небесных омутах растут. Время попусту не теряй, начинай тянуть энергию. Только не вдыхай её! Всем телом впитывай!

Я попытался, но из этого ничего не вышло. Сила окатывала меня и жгла кожу, но внутрь не проникала. Так и подмывало вдохнуть её привычным образом, едва сдержался. Промучился какое-то время и взопрел, ничего и не вышло бы, наверное, не припомни вдруг, как открылся энергии во время схватки с утопцем.

Тогда я не только потянул её в себя, но и потянулся к ней сам. И пусть сделал это в полубреду, только сработало ведь? Так почему бы и сейчас не повторить?

И я повторил. И – получилось. Правда, небесная сила не хлынула полноводной рекой, а начала едва сочиться, пришлось добрый десяток ударов сердца ждать, прежде чем её набралось достаточно для полноценной волны и выплеска вовне, но лиха беда начало. Набью руку!

Сосед полагал ровно точно так же.

– Неплохо, – похвалил он меня, когда я вконец запыхался и повалился на шконку. – Бессмысленно, но неплохо.

Я в сердцах помянул чертей драных, а этот гад ещё подлил масла в огонь:

– Ты лишь расходный материал, тебе даже адептом не стать!

Но всерьёз разругаться мы не успели, помешало появление давешней парочки. Хмурые парни собрали посуду, погрузили её на тележку и погасили фонарь, после чего отправились восвояси.

– Не дуйся, Серый! – прозвучало в полнейшей темноте. – Что бы ни случилось с тобой дальше, от проклятия так и так не стоит ждать ничего хорошего. Согласен?

«Складно лепит», – подумал я, вздохнул и спросил:

– Звать тебя как, соседушка?

– А что у камеры написано? – усмехнулся в ответ молодчик.

В темноте было не разобрать, но я прекрасно помнил это и так.

– Единица там нарисована.

– Верно. Первая камера. Вот и зови меня Первым.

Я фыркнул.

– Так вот, Серый! – продолжил свои увещевания сосед. – Давай заключим сделку. Я прямо сейчас объясняю, как остановить распространение порчи, а ты кое-что сделаешь для меня в будущем, если тебя задействуют как учебное пособие для воспитанников.

Убеждённость собеседника в своей правоте изрядно покоробила, но собачиться с ним я не стал и вместо этого уточнил:

– А если я воспитанник на карантине?

Первый хмыкнул.

– Тогда тебе повезло, проклятие вычистит приютский врач. Не будешь мне ничего должен.

– Даже так?

– Вот такой я безотказный рубаха-парень!

Но я соседу не поверил, начал обдумывать ситуацию и вертеть её с разных сторон, потом сказал:

– Воспитанники наверняка присягают приюту. Помогу тебе – стану клятвопреступником, нарушу слово – и всё равно им стану. Куда ни кинь, всюду клин, а раз так – зачем рисковать?

Сосед по каземату рассмеялся.

– Я бы мог сказать, что первое слово дороже второго, но дело вовсе не в этом. – Он залязгал цепью в темноте, устраиваясь поудобней. – Просто если ты и вправду воспитанник на карантине, то сюда уже не вернёшься и никак помочь не сможешь. Ни к чему навешивать на человека обязательства, которые невозможно исполнить. Такое не по мне.

И вновь я надолго задумался. Улёгся на шконку, устроил голову на подушке, укрылся колючим одеялом, и лишь после этого сказал:

– Для начала ответь на один вопрос.

Сосед понимающе уточнил:

– Интересует, что придётся сделать?

Но нет, волновало меня совсем иное.

– Кто ты такой и что натворил? – спросил я. – Не хочется, понимаешь ли, посодействовать побегу чернокнижника, у которого руки по локоть в крови.

– Похвальная принципиальность! – рассмеялся Первый. – Нечасто встречается в наши дни.

Я всего лишь опасался, что меня запытают до смерти, выясняя обстоятельства побега тайнознатца-душегуба, но переубеждать соседа в любом случае не стал.

– Ну так что? – поторопил его вместо этого.

– Поверишь на слово?

– Может, и поверю. А узнаю, что соврал, сделке конец.

– Замётано! – рассмеялся сосед. – Не могу сказать, будто совсем уж безгрешен, но упекли меня сюда из-за того, что не желал следовать общему пути возвышения и пытался найти собственную дорогу на небо.

Я не удержался и вздохнул.

– Вот прямо за это тебя и повязали, да?

– Нет, обвинили в том, что практикую тайное искусство, не пройдя ритуал очищения. Почему так получилось, расскажу в другой раз…

– Нет-нет-нет! – перебил я соседа. – Сейчас! А то вдруг ты невинных младенцев в жертвы приносил!

Тот фыркнул.

– Что за глупость?! – Но упрямиться не стал и после недолгой паузы произнёс: – Ладно, чего уж теперь? Слышал ведь высказывание, будто проще верблюду пройти через игольное ушко, нежели живому попасть в небесные чертоги? Так вот: Лестница возвышения неспроста называется «тридцать семь ступеней до неба». До неба. Не на небо. Хочешь идти дальше – придётся умереть. А я не желаю вознестись на небо бестелесным духом. Я намереваюсь повторить путь Царя небесного во плоти!

Сосед запросто мог придуриваться, и я решил копнуть чуть глубже.

– И чем же тебе помешал ритуал очищения?

Первый ответил с нескрываемым презрением.

– Ритуал очищения – для слабаков. Для тех, кто не способен контролировать свой талант! Для тех, чья воля недостаточно сильна! Это маленькая смерть, которая выхолащивает дух, вычищает из него саму суть жизни и рвёт связь с телом! Царь небесный шёл другим путём!

Мне возвышение и даром не сдалось, я просто хотел стать тайнознатцем, поэтому в бредни соседа вникать не стал и задал новый вопрос:

– Так ты сектант?

– Нет. По дороге возвышения пройдут лишь одиночки. Таков путь!

Я вздохнул и сказал:

– Ладно, выкладывай, что придётся делать. Обещаю никому ничего не говорить, если вдруг откажусь.

– Очень меня этим обяжешь, пусть даже наши гостеприимные хозяева уже и предприняли решительно все меры, дабы помешать мне с ними распрощаться! – Первый коротко хохотнул и пояснил: – Я обладаю талантом астрального странника, но для побега недостаточно избавиться от кандалов, нужно осознавать, откуда именно ухожу и что находится кругом. Понимаешь?

– Нет, но ты продолжай.

– Выведут отсюда – считай шаги до поворота, и от поворота до лестницы. Запоминай число ступеней, ширину и длину двора, коридоры и аудитории. Самое главное, конечно, это источник силы и его якоря, но едва ли тебя к ним допустят.

– И чем тебе это поможет? – озадачился я.

Послышался едва слышный стук, словно Первый постучал пальцем по своему виску.

– Нужно составить план. Без этого никак.

Он определённо темнил и недоговаривал, но мне было плевать.

– Это я сделаю. А что с проклятием?

– Слово?

– Слово, – подтвердил я.

Первый рассмеялся.

– Уж поверь, у тебя не будет возможности сдать назад. Я знаю превеликое множество похабных песенок, и у меня лужёная глотка. Попробуешь юлить, буду распевать их ночи напролёт. Точно свихнёшься!

– К делу! – поторопил я его.

Сосед тянуть кота за хвост не стал и сказал:

– Тебе надо развить внутреннее зрение и научиться отслеживать потоки энергии. Не ощущать их волной тепла, а видеть. Ну или хотя бы чувствовать достаточно чётко, чтобы вычленить отклонения от нормы – всё иного цвета, слишком холодное или горячее. Это понятно?

– Не очень-то.

– Ничего сложного в этом нет. Не станешь отлынивать, справишься за седмицу, самое большее – за две. После этого начнёшь не просто прогонять энергию по телу, но и вымывать ею всё инородное. От проклятия так легко не избавишься, твоя задача – собрать все его метастазы в одном месте и не позволять разрастаться дальше.

– Чего собрать?!

– Щупальца.

– А потом? Так и держать их всю жизнь?

– Разживёшься деньжатами – из тебя любую пакость выжгут. – Первый помолчал немного, потом сказал: – Ну или сам справишься. Только понадобится чёртова прорва энергии. Без доступа к источнику или мощному алхимическому накопителю даже не пытайся.

– А…

– Пока хватит! – оборвал меня сосед. – Для начала разберись с внутренним зрением!

Я беззвучно ругнулся и вновь открылся небесной силе, начал впитывать её, прогонять по телу и выплёскивать, а заодно пытался заглянуть в себя и уловить присутствие чего-то инородного. Пытался и не мог.

Да всё со мной в порядке, черти драные! Ещё б только не нога…

Завтрак нисколько не разочаровал, обед и вовсе превзошёл вчерашний ужин. Так помногу есть попросту не привык, и после необычайно сытной трапезы начало клонить в сон. Мне бы энергию в себя тянуть, пока травяной отвар благотворное влияние оказывает, а вместо этого зеваю и глаза разлепить не могу.

Я поглядел-поглядел на Первого, да и начал по его примеру разминаться, подпрыгивать, качать пресс, отжиматься и подтягиваться, ухватившись за прутья решётки – благо все эти гимнастические упражнения были прекрасно знакомы: отработал их, когда думал податься в акробаты. В итоге удалось разогнать кровь, перестал клевать носом.

Так дальше и пошло: ел, спал, развивал дух, укреплял тело. Наращивал приток энергии и увеличивал стабильность её поступления, заодно пытался разобраться с внутренним зрением. Упражнялся, упражнялся и упражнялся. Уделял этому всё свободное время, лишь бы только не думать о Рыжуле, Луке, Хвате и остальных. Раскрывался небесной силе и впитывал её до тех пор, пока не начинала идти кругом голова. Заявившийся седмицу спустя в казематы приютский врач оказался моими успехами всецело доволен.

– Поздравляю, юноша! Вы далеко не безнадёжны! – объявил он после того, как изучил меня через пластину алхимического стекла и окуляры странных очков. – Вот вам новое задание: не просто выталкивайте из себя энергию, а собирайте её у солнечного сплетения и уже лишь после этого равномерно распределяйте по телу. Лучезар, прибери линзы!

Ассистент врача принял у него очки, вынул разноцветные стёкла и вернул их в шкатулку, тогда-то и послышался знакомый скрип: нам доставили обед.

Паренёк посильнее натянул на лицо капюшон хламиды, подхватил саквояж и поспешил на выход, но только начал протискиваться мимо каталки, и черноволосый молодчик втихаря поставил ему подножку, а после ещё и бросил недовольно:

– Осторожней давай!

Посмеиваясь, Овод взял лужёный судочек и тотчас выронил раскалившуюся посудину, разлив суп.

– Ах ты… – зашипел он было на поквитавшегося с ним юнца, но вмиг заткнулся, стоило обернуться на шум врачу.

– Это что ещё такое? – угрожающе произнёс зеленоглазый франт, и мягкости в его голосе не осталось ни на грош.

– Делов-то – без первого остался… – пробурчал Овод, дуя на обожжённые пальцы.

– Не пойдёт! – отрезал врач. – Живо на кухню! Бегом!

Молодчик со всех ног метнулся прочь по коридору, а его конопатый товарищ раздал нам судочки и утянул каталку вслед за врачом.

– Всё даже интересней, чем я думал, – озадаченно пробормотал Первый, когда мы остались вдвоём. – Уж не знаю зачем, но тебе поручили сформировать зачаток главного меридиана.

– Это что? – поинтересовался я.

– Излив ядра, – не слишком-то и понятно пояснил Первый, а расспросить его помешал вернувшийся со второй порцией супа Овод. Протереть пол ему и в голову не пришло, сразу куда-то утопал.

Я занялся похлёбкой и озадаченно хмыкнул.

– Даже странно, что простой врач так гоняет слуг.

– В приютах не бывает простых врачей, – усмехнулся Первый. – Да и эти обалдуи не слуги, а воспитанники.

– В самом деле? – удивился я и в несколько глотков допил успевший остыть отвар. – А чего они ишачат тогда?

– Перестарки! – презрительно бросил в ответ сосед по каземату. – Застряли здесь и содержание отрабатывают.

После кружки травяного напитка меня бросило в жар, и заполонявшая всё кругом небесная сила стала ощущаться куда явственней обычного, не сказать – острее. Я открылся ей и начал впитывать всем телом, пытаться собрать в районе солнечного сплетения и только лишь после этого выталкивать вовне.

Впитывать и выталкивать получалось, собирать – нет. Просто даже до конца не представлял, как к этому подступиться. Разговор увял сам собой, но толком позаниматься я не успел: вновь послышался знакомый скрип, пришлось стряхивать оцепенение и вручать давешней парочке молодчиков пустые судочки. Но только лишь этим сегодня дело не ограничилось.

– Руки высунь! – потребовал Овод, а после поправил меня: – Да не так, дурень! В одну ячейку!

Он притащил с собой ручные кандалы, которые на моих запястьях и защёлкнул. И сразу – будто в ледник спустили. Согревающее присутствие небесной силы сгинуло в один миг, стало зябко.

– Зря, – сказал мой сосед и улёгся на шконку.

– Пасть захлопни! – угрожающе рыкнул Овод и принялся отпирать навесной замок. Снял его, распахнул решётку и скомандовал: – Выходи!

Я шагнул в коридор, озадаченно позвякивая короткой цепочкой кандалов. Металл неприятно холодил кожу, захотелось поскорее от этой пакости избавиться, но никаких защёлок на браслетах не обнаружилось, они казались цельными.

– Приберись тут! – потребовал молодчик, а когда его конопатый напарник протянул мне швабру, перехватил её и отставил к стене. – Нет! Пусть лижет! Давай, сожри всё с пола! Чтоб блестело!

Накатило бешенство, и я потянулся к небесной силе, но ни впитать её, ни даже вдохнуть не смог. Браслеты обожгли запястья холодом, на металле проступили какие-то символы, а сам он будто бы стал тяжелее и потянул вниз согнутые в локтях руки.

Даже так? Ну-ну…

Черноволосый молодчик был со мной одного роста, но заметно шире в плечах, я глянул ему в глаза и спросил:

– А если нет?

– Всё равно сожрёшь! – мерзко осклабился тот и поднял немаленьких размеров кулак. – Только тогда мы сначала повеселимся!

Манерой держаться он напомнил мне Гусака, а тот никогда не упускал возможности развлечься за чужой счёт. Этот – такой же.

Я наступил Оводу на ногу, ухватил за грудки и рванул на себя, одновременно качнулся вперёд и со всего маху боднул самодовольную харю, лбом рассадив нос. Без промедления оттолкнул молодчика – тот не удержал равновесия и рухнул навзничь. Его конопатый приятель вскинул руки, и воздух перед ними расцвёл оранжевым сиянием, повеяло лютым жаром. Ухватив отставленную к стене швабру, со всей силы ткнул ею неофита и – не достал!

Деревянная ручка вспыхнула и на добрую треть осыпалась невесомым пеплом, будто скуренная в одну глубокую затяжку самокрутка!

Впрочем, хватило и этого: парень испуганно отшатнулся от всполоха бесцветного огня и упустил приказ, сияние разом погасло. Я тотчас шагнул к нему и вколотил обгорелый и от этого чуть заострённый конец палки во внутреннюю часть бедра – туда, где не так много мышц. Засадил лишь на полвершка, но конопатый взвыл, зажал ладонями рану и на одной ноге поскакал прочь.

– Караул! На помощь!

Мне бы нагнать его и приголубить по голове, да только с пола уже начал подниматься Овод. В уличных драках правило одно: начал – доводи до конца, и я бы довёл, просто не успел. Только замахнулся окровавленной на конце палкой, и враз сдавило всего, словно живьём в могилу зарыли, а в носу нестерпимо засвербело от запаха раскалённой пыли. Ни вздохнуть, ни пошевелиться.

– Говорил же – зря! – послышалось из соседней камеры, а миг спустя меня подбросило в воздух и со всего маху впечатало в стену.

Черти драные, больно-то как!

5-13

Едва ли наставник Заруба меня пожалел – скорее уж не захотел объясняться с приютским начальством по поводу учинённого смертоубийства. Приложился о каменную стену я знатно, но сознания не потерял, обошлось и без переломов. А вот Оводу так не свезло.

– Этот гад… – начал было молодчик, и тут же получил кулаком в лицо. Не устоял на ногах, упал и сразу заработал пинок под рёбра.

– Пошёл вон, недоумок! – во всю глотку гаркнул Заруба. – И чтоб я вас здесь больше не видел!

Овод поднялся на четвереньки, сплюнул кровь и выбитый зуб, затем кое-как встал и поплёлся на выход. Ну а меня вернули в камеру, избавили от кандалов и заперли. Мыть пол прислали воспитанника на год или два младше проштрафившейся парочки.

– Ты на кой чёрт руки высунул? – поинтересовался Первый, когда мы вновь остались в казематах вдвоём.

Голова перестала кружиться, да и плечо, которым врезался в стену, уже почти не ныло, так что я уселся на шконке, тяжко вздохнул и спросил:

– А что ещё оставалось? Открыли бы и зашли!

Первый только фыркнул.

– Не зашли бы! Ты ж для этих перестарков не пойми кто! Чернокнижник!

Разговор стал мне откровенно неприятен, я ухватился за возможность перевести его на другую тему и полюбопытствовал:

– Скажи лучше, почему они перестарки?

Мой сосед обвёл рукой камеру.

– Думаешь, кто за всё это платит? Не за наши казематы, за весь приют?

– Церковь? – предположил я.

– Больно им надо! – рассмеялся Первый. – Сам посуди: у каждой нормальной школы по десятку приютов вроде этого! В убыток себе их бы никто содержать не стал!

– Почему сразу в убыток? – пробурчал я, потирая отбитое плечо. – Им же ученики нужны! На учениках и зарабатывают. Нет разве?

– Не без этого, – признал мой сосед. – Школы и вправду снимают сливки, забирая самых перспективных адептов и всех тех, кто выказывает хоть какую-то склонность к нужному им аспекту, но они за это право не платят, лишь оказывают покровительство и снабжают техниками и методиками. Зарабатывают приюты на том, что продают воспитанников на сторону.

Я недоверчиво нахмурился, и Первый усмехнулся.

– Не в рабство, само собой, продают, а в ученики. Ближе к выпускным испытаниям на смотрины съезжаются представители разных школ, тогда устраиваются аукционы или просто собираются заявки. Как бы то ни было, вложения в обучение неофитов окупаются сторицей.

– Я слышал, в приютах ничему не учат, только готовят к ритуалу очищения.

Мой сосед пожал плечами.

– Где как, но обычно всё же закладывается база для дальнейшего обучения. Сам понимаешь, молодой петушок стоит куда дороже цыплёнка. А тех, кто застрял в приюте из-за неспособности пройти ритуал очищения, нагружают работой, чтобы они хоть как-то оправдали своё содержание. Бесполезные куски дерьма!

– Неужто такой сложный ритуал? – озадачился я.

Первый недобро улыбнулся.

– Тебя убивают, а потом возвращают к жизни. Срабатывает этот фокус, так скажем, не со всеми.

– Да хватит уже! – отмахнулся я, решив, будто собеседник сгущает краски, и спросил о другом: – И что же – адепты не могут выбрать школу по собственному усмотрению?

– Могут, но придётся заплатить отступные. И если какой-то адепт сначала откажется от дальнейшего обучения, а в будущем передумает, без отступных тоже не обойдётся. Если, конечно, школы одного уровня. Право сильного никто не отменял. – Первый усмехнулся. – А знаешь, за счёт чего живут сами школы?

Я припомнил слова Горана Осьмого и сказал:

– Вгоняют в долги учеников.

– Именно! – рассмеялся мой сосед. – Самых плохоньких быстренько отсеивают, самых перспективных разбирают профессора. Остальных принимают во внешние ученики с перспективой перейти во внутренние. Вот их и доят. Но ты не беспокойся, тебе это не грозит.

– Иди ты! – ругнулся я, улёгся на шконку и отвернулся лицом к стене.

Удар о стену даром не прошёл, мне стало нехорошо.

Дальше всё вернулось на круги своя. Разве что спать стал куда меньше прежнего – такое впечатление, в карцере на полжизни вперёд выдрыхся. Подтягивания и отжимания много времени не отнимали, поэтому с раннего утра и до самого позднего вечера я упражнялся с небесной силой. Но хоть и тянул в себя энергию уверенней день ото дня, заглянувший для очередного обследования врач даже головой от разочарования покачал.

– Ну нет, юноша, так дело не пойдёт! Никаких подвижек не вижу, абсолютно никаких! Вы и так уже для нашего заведения староваты, поэтому позволить себе топтаться на месте попросту не можете. Времени на раскачку нет. Не научитесь собирать силу у солнечного сплетения, придётся вас забраковать!

Словечко это не понравилось до крайности, я даже зябко поёжился.

– Не чувствуешь ток энергии? – спросил вдруг ассистент врача.

– Не особо, – сознался я.

– А кожу припекает, когда силе открываешься? – уточнил паренёк.

– Есть такое.

Врач хмыкнул и прищёлкнул пальцами.

– Молодец, Лучезар! – похвалил он помощника. – Юноша, попробуйте сосредоточиться на этом ощущении! Представьте, как в тело проникают тончайшие нити силы, ловите и тяните их к солнечному сплетению! Работайте!

Он начал собираться, я не утерпел и спросил:

– А я надолго здесь вообще?

– Работайте! – повторил врач и ушёл.

Первый покрутил носом и вдруг сказал:

– А ведь у него на тебя виды!

– Да вот ещё!

– Точно-точно! Помяни моё слово!

Он как-то очень уж нервно одёрнул рукав робы, и я обратил внимание на высунувшийся из-под обшлага краешек затейливой татуировки – не фрагмент той похабщины, коей расписывают себя матросики, а часть необычайно сложного рисунка. Будто узорчатое щупальце на кисть выползло, и это при том, что прежде кожа моего соседа была совершенно точно чиста!

– Как так? – поразился я. – Откуда наколка взялась?!

Первый досадливо поморщился, но всё же пояснил:

– Это не татуировка, а внешний абрис. Меридианы проявляются по мере восстановления способностей.

– Восстановления? – озадачился я.

Сосед по каземату раздражённо дёрнул ногой и указал на лязгнувшую цепь.

– И вправду думаешь, будто меня она или прутья здесь держат? Вздор! Накачали алхимией, только-только отходить начинаю!

Тема эта Первому оказалась неприятна, но я щадить чувства собеседника отнюдь не собирался и спросил:

– Татуировки-то зачем было делать, соседушка?

– Преимущество внешнего абриса в том, что энергия не напитывается телесными эманациями. Мне попросту не нужен этот клятый ритуал очищения! Не нужен!

Он вновь дёрнул ногой, опять звякнула цепь.

– Абрис! – вздохнул я. – Только и разговоров, что об этом абрисе! Это вообще что?

Первый глянул хмуро, но отмалчиваться не стал.

– Совокупность силовых меридианов, узловых точек и ядра, – пояснил он и после недолгой паузы счёл нужным добавить: – От количества и расположения узлов зависит сложность арканов, которые может задействовать тайнознатец, поэтому в каждой школе используется собственная схема, да только это палка о двух концах.

– Почему? – заинтересовался я.

– Каноничный абрис основан на тридцати шести узлах, но сейчас его используют разве что церковники. А началось всё с того, что бояре стали перекраивать схему, дабы никто не мог украсть их фамильные арканы. Школы пошли и того дальше, только они сделали всё, чтобы ученикам оказалось несподручно использовать чужие заклинания. «Огненный репей» наших гостеприимных хозяев – банальная шаровая молния, только чуть мощнее за счёт формулы, идеально подогнанной к абрису школы. Волей-неволей ученикам приходится тратиться на изучение внутренней тайнописи, покупать схемы и нанимать репетиторов для освоения приказов и заклинаний, а это всё деньги. И деньги немалые.

Я только хмыкнул, поскольку ни в какую школу поступать не собирался.

Вот стану адептом и безо всякого обучения развернусь! Пламен – слабак! В тонкий блин его раскатаю. Для этого становиться аколитом вовсе не обязательно.

Я отрешился от мыслей о будущем, смежил веки, открылся небесной силе и сосредоточился на лёгком тёплом покалывании, с которым начала проникать в тело энергия.

Ну и где эти драные нити?

Первого выдернули из камеры следующим утром. На сей раз помимо надзирателя в казематы заявились ещё трое тайнознатцев: два молодых человека и дядечка лет за сорок. Меня аж к полу исходящей от него властью придавило.

Соседушка попытался было взбрыкнуться, но его вмиг скрутили и уволокли, а старший из приютских колдунов задержался и окинул меня оценивающим взглядом – будто ножом рыбу распотрошил. В себя я пришёл только минут через пять.

Черти драные! Вот это мощь! Горан Осьмой и рядом не стоял!

Неужто всамделишный асессор пожаловал?

Я поскрёб затылок. Хорошо бы и самому вот так…

Эх, да чего уж там! Я тяжко вздохнул и открылся силе, начал впитывать её, собирать, прогонять по телу и выбрасывать вовне. Очень быстро взопрел и тогда, следуя совету врача, сосредоточился на жжении, лёгком и едва уловимом, но вполне реальном – самообманом тут и не пахло. И то ли сегодня не отвлекало присутствие соседа, то ли взбудоражил неожиданный визит тайнознатцев, но я будто бы воочию увидел проникающие в меня лучики оранжевого тепла.

Были они короткими-короткими и почти сразу размывались, наполняя тело однородным свечением; я ухватился за одну из ниточек и легонько потянул её к солнечному сплетению, но та моментально оборвалась. Тогда сплёл несколько в единый жгутик, и мало-помалу дело пошло на лад. К обеду дотянул до нужного места первую из силовых жилок, к вечеру таковых набрался уже целый десяток.

Они так и норовили развеяться, приходилось беспрестанно контролировать их и укреплять. У меня попросту шла кругом голова, но поблажек себе не давал – сказать по правде, я чертовски не хотел оказаться отбракованным.

Соседа вернули в камеру уже поздним вечером. Именно вернули – приволокли волоком и уложили на нары, а после защёлкнули на ноге браслет кандалов. Следов побоев на теле заметить не удалось, но Первый сипел и хрипел столь же надсадно, как и те, кому крепко достаётся в драках. Лично я ничуть не удивился бы, окажись у него сломаны рёбра. И ещё – кисти вновь очистились, татуировок на них больше не было.

В себя пришёл Первый только утром. Со шконки не слез, от завтрака отказался, лишь выпил травяной отвар.

– И что это было, соседушка? – поинтересовался я, когда он худо-бедно очухался.

Первый провёл кончиком языка по зубам, словно желал убедиться, что все они на месте, потом откашлялся и сказал:

– Не бойся, тебе это не грозит.

– И что именно мне не грозит?

Сосед по каземату вздохнул, устроился поудобней и надолго замолчал.

– Без тренировок в полную силу школьного турнира не выиграть и повышения не получить, – произнёс он некоторое время спустя. – Наставникам приходится сдерживаться в поединках друг с другом, а со мной такой нужды нет.

– А сам ты?

– Да с чего бы мне их жалеть? – сипло выдохнул Первый. – Их это устраивает. Без риска чемпионом не стать. – Он перевалился на бок, глянул хмуро и сказал: – На тебе станут натаскивать неофитов, так что постарайся не разочаровать приютского врача – собирать тебя по кускам станет именно он.

– Типун тебе на язык! – ругнулся я.

Первый обидно рассмеялся, но сразу закашлялся, я развернулся к нему спиной и обратился к небесной силе. Не хотел, чтобы на мне натаскивали неофитов. Сам намеревался им стать. А отбракуют – и не выгорит. Тогда сгорю и пеплом развеюсь, как и не было.

Нити энергии перекручивались и рвались, а я всё тянул их и тянул, попутно не позволял небесной силе рассеяться, гнал её к солнечному сплетению. И пусть это была лишь малая толика проникавшего извне тепла, приютский врач оказался увиденным всецело доволен.

– Так держать, юноша! – похвалил он меня в свой следующий визит и даже соизволил ответить на очередной вопрос о продолжительности карантина. – Выйдешь отсюда, когда я сочту это возможным, но не ранее сорока дней.

Он ушёл, а я начал прикидывать, сколько уже нахожусь в казематах, но почти сразу меня от этих подсчётов отвлёк сосед.

– Не терпится людей посмотреть, себя показать? – хмыкнул Первый и покачал головой. – А ты, Серый, упёртый! Не самое плохое качество, но всё хорошо в меру. – Он помолчал немного, затем вдруг посоветовал: – Да не тяни ты силу по нитям! Десять лет так её цедить будешь! Ты же её теперь чувствуешь? Ну и сосредоточься на ощущении тепла в нужном месте, а как поймаешь его – попробуй согнать туда всю энергию исключительно своей волей. Если уж делать что-то, так делать это правильно!

– Тебе-то откуда знать, как правильно? – огрызнулся я, не сдержавшись.

Первый в ответ самодовольно ухмыльнулся.

– Нешто сам не учился? – фыркнул он и будто осёкся, спешно перескочил на другую тему: – И об уговоре не забывай! Чую, скоро за тобой придут.

– Я – неофит! – в пику ему отрезал я, но совету после недолгих колебаний всё же последовал.

Начал пытаться согнать энергию в одну точку исключительно силой воли, благо имел представление, что именно должно получиться в итоге, но неизменно всего так и передёргивало из-за мерзкого ощущения сосущей пустоты, а ещё вскоре возникло впечатление, будто бы чуть ниже грудины во мне запалили костерок. Собрать энергию худо-бедно получалось, удержать её от рассеивания – уже нет.

Когда сказал об этом Первому, тот беспечно пожал плечами.

– Терпи. Ты упорный, справишься.

Я едва не послал его куда подальше.

– Да в чём дело-то?! – потребовал объяснений после очередной неудачной попытки довести упражнение до конца.

Сосед прикрыл ладонью рот и зевнул, потом соизволил пояснить:

– А чего ты хотел? Это и есть закалка тела. Пятый или шестой шаг возвышения, в разных традициях по-разному. Но как делаешь ты – результата не будет ещё долго. Нужно рывком собирать всю доступную небесную силу и сжимать её в одной точке, чем плотнее – тем лучше. Вот ты выталкиваешь энергию из себя, а теперь направь её в центр тела. Всю сразу! Будет больно, но недолго.

Он соврал. Было не просто больно, а очень больно. Я бы даже сказал – чертовски! И корёжило никак не меньше минуты, чуть зубы не раскрошились, так ими скрежетал.

Ну да – у меня всё получилось. Вгляделся в себя, в полной мере ощутил заполонившее тело мягкое оранжевое тепло, а потом вместо того, чтобы вытолкнуть небесную силу вовне, надавил в обратном направлении, и в груди ровно маленькое солнце вспыхнуло! Ох и прожарило меня!

– Лихо! – присвистнул Первый. – Серый, а ведь у тебя талант! Только не вздумай сгусток силы наружу выталкивать. Позволь ему рассеяться, а то без сформированных меридианов потроха себе спалишь!

Я кое-как разжал судорожно стиснутые зубы и прохрипел:

– Благодарю за предупреждение!

– Всегда пожалуйста! – рассмеялся Первый. – Ничего-ничего! Дальше проще будет. И нити протягивать тоже не забывай, пригодится.

С пола я подниматься не стал – скорчился, мысленно отгородился от небесной силы и спросил:

– На кой?

– Отличное упражнение для развития входящих меридианов.

– Поверю на слово, – пробурчал я.

– Как тебе будет угодно!

Наверное, я бы не утерпел и пристал к соседу с расспросами, но тут под звон кандалов в подвал затащили голого юнца. Он визжал и вырывался, не прекратил бесноваться даже после водворения в камеру. Не затыкался ни на миг, нёс какую-то дикую тарабарщину, бился о прутья решётки, выл и самыми распоследними словами крыл Царя небесного, будто именно тот был повинен во всех бедах этого юродивого.

Я поначалу покрикивал на дурачка, но очень скоро Первый меня одёрнул:

– Оставь его! Не поможет.

– Это кто вообще? Сектант?

Первый покачал головой.

– Нет, обычный неофит. Для ритуала очищения ещё слишком рано… Скорее всего что-то пошло не так при закалке вблизи источника. Дал слабину, и кто-то до него дотянулся.

– В смысле – дотянулся?

– Бесноватых ни разу не видел? – вопросом на вопрос ответил Первый.

– О-о! – выдохнул я. – И что с ним теперь будет?

– Наверняка уже в город за церковным духоловом послали. Рассудок ему вернут, а вот адептом теперь станет едва ли. – Сосед пристально глянул на меня и покачал головой. – Тебе адептом тоже не стать, но, если вдруг случится чудо и получишь возможность пройти ритуал очищения, мой тебе совет – откажись.

– Чего ради? – оскалился я. – Ищешь свой путь – ищи, а других на него не толкай!

– Да не в этом дело! – отмахнулся Первый. – Ты же проклят! Если порча энергии насосётся, сгниёшь заживо!

Я страдальчески закатил глаза. Послал бы соседушку куда подальше, да только к этому времени освоил внутреннее зрение в достаточной мере, чтобы ощутить в себе некую неправильность. Начать с того, что все до одной энергетические нити, которые я пытался протянуть из правой ноги, неизменно истаивали и рвались. А ещё под коленом угадывалось нечто вроде нематериального синяка – будто бы на оранжевом фоне проступала фиолетово-чёрная клякса, пачкавшая всё кругом своими размытыми отростками. И был пурпур. Когда сжимал всю энергию в сияющий шар, ненадолго становилось заметно мерцание – темнее и краснее фиолетового. Оно быстро угасало, но стоило только повторить упражнение и всё повторялось заново.

– Соседушка, а каким ты видишь внутренним зрением себя? – спросил я у Первого.

– Имеешь в виду ауру?

– Наверное. Не силён в этих ваших премудростях.

– Я не пачкаю энергию мясом и потому прозрачен как слеза младенца!

Ответ заставил досадливо поморщиться, но выказывать раздражение я не стал и уточнил свой вопрос:

– А какой должна быть аура обычного неофита?

Первый хохотнул.

– Прозрачной, Серый! Как слеза младенца! – Но и дальше испытывать моё терпение он не стал и пустился в пояснения: – До преломления цвет ауры тайнознатца, если нет явной склонности к тому или иному аспекту, целиком и полностью зависит от того, какой задействуется аркан…

– Нет! – перебил я соседа. – Вопрос не о том! Скажи, откуда взялся этот драный оранжевый оттенок?

Тот вспышке моего раздражения не обиделся и спокойно пояснил:

– Это цвет местного источника. Оранж. Чистейший аспект огня.

– Очень хорошо, – медленно проговорил я. – Выходит, если не брать его в расчёт, моя аура должна быть прозрачной?

– Но таковой не является, – улыбнулся Первый и глумливо протянул: – Ты про-о-окля-ят!

Я отмахнулся и о фиолетово-чёрной кляксе под коленом говорить не стал, завёл речь о другом:

– Пурпур! У меня точно нет склонности к этому аспекту?

Первый надолго задумался, затем покачал головой.

– Будь так, выбрасываемая тобой энергия не выглядела бы чисто-оранжевой. Произошло бы смещение аспекта, пусть бы даже и самое незначительное. Но нет, пурпурный оттенок ауре придаёт проклятие. Впрочем, на твоём месте меня куда больше заботили бы чернота и фиолет. Их становится всё больше. Медленно, но становится.

Я в сердцах помянул чертей драных и попытался последовать совету соседа, но сколько ни пробовал вычистить из ауры инородные оттенки или хотя бы просто собрать их в одном месте, из этого так ничего и не вышло. В итоге сосредоточился на работе с небесной силой, концентрации энергии в груди и развитии входящих меридианов. А седмицу спустя начал формировать ещё и один исходящий – тот, что тянулся через правую руку от ключицы к запястью. На этом настоял врач.

Бесноватого уже забрали, и мы вновь могли говорить спокойно, не перекрикивая его дикие вопли. Сосед озадаченно поскрёб бритый затылок и признал:

– В толк не возьму, чего он хочет добиться!

Я на пробу толкнулся волной энергии в руку и спросил:

– Разве воспитанников такому не учат?

Первый нехотя признал.

– Где как. – Он вновь покачал головой. – очень похоже на то, что тебя хотят запихнуть сразу в выпускной поток. Но это просто глупо! Не верю! Не могло в приюте случиться такого недобора! Да они больше на взятки потратятся, бумаги выправляя, чем за тебя денег выручат!

На душе у меня потеплело, но я стёр с лица самодовольную улыбку и сказал о другом:

– Я уже выталкивал энергию через руку, после этого всегда опухала кисть…

Сосед кисло глянул в ответ и напомнил:

– Как и сказал этот хлыщ: направляй понемногу и только через силовую нить. И ещё следи, чтобы энергия не рассеивалась. Ты неплохо продвинулся в закалке тела, но, если перестараешься, то и рука отсохнуть может.

Я припомнил последнюю ступень первого этапа и спросил:

– А что такое укрепление духа?

Первый покачал головой.

– Забудь! Для этого нужен источник силы.

Он улёгся на шконку и закрыл глаза, а я взялся упражняться.

Забрали меня из подвала на исходе второго месяца карантина.

5-14

Сразу после завтрака в казематы заявились наставник Заруба и утончённого вида тайнознатец лет тридцати, на пальце которого я приметил печатку с символикой школы Огненного репья. Именно он и заявил:

– Хлипковат! Нет, не сдюжит!

Но вот это он зря. Я на приютских харчах очень даже прилично отъелся, а за счёт гимнастических упражнений, отжиманий и подтягиваний так и вовсе изрядно окреп. Думаю, сейчас бы с Чумазым и безо всякой небесной силы совладал.

Зарубу мнение франта так и вовсе откровенно рассмешило.

– Да этот хлипкий с двумя перестарками разобрался! С Оводом и закадыкой его! Не успей я вмешаться, прибил бы их, пожалуй. И это он в кандалах был!

– Ну не знаю, не знаю… – задумчиво протянул тайнознатец и прижал к носу надушенный платочек. – Он хоть не заразный?

– Грай готов поручиться, что нет, – уверил Заруба собеседника.

– Готов поручиться или поручился? – спросил франт новым, каким-то очень уж неприятным голосом. – У меня выпуск на носу!

Уж на что здешний надзиратель был суровым дядькой, от неудобного вопроса его так и передёрнуло.

– Поручился. Грай за это поручился!

– Хорошо, – вздохнул тайнознатец. – Подготовь его к полудню. Посмотрим, что за фрукт.

За подготовкой дело не стало. Перво-наперво меня одарили чугунным шаром на короткой стальной цепочке – гирю в пару фунтов весом нацепили на ногу, и на сей раз кандалы оказались самыми обычными: от небесной энергии они не отсекли, лишь заставляли подволакивать при ходьбе правую ногу. Вроде – вес ерундовый, а сорваться на бег уже не выйдет.

Сердце враз упало от ясного осознания того, что приютского воспитанника таким вот украшением нагружать бы точно не стали.

– Это ещё зачем? – спросил я Зарубу.

Тот насмешливо глянул из-под кустистых седых бровей и ухмыльнулся.

– Шибко ты шустрый. Как бы чего не вышло!

Ответ вроде как успокоил, тем более что дальше меня отвели в купальни. Вот только после того, как отмылся и вытерся, взамен старой робы с чёрными горизонтальными полосами выдали ровно такую же, только чистую.

В голове отчётливо-ясно забился пульс, задёргалось правое веко. Мысли замелькали ровно всаженные в голову гвозди:

Взял чужое – жди беды! Взял чужое – жди беды! Взял чужое – жди беды!

Допрыгался! Зря те драные записи из дома звездочёта прихватил! Они ведь тоже чужими были!

Но я сразу опомнился и передёрнул плечами. Как ни крути, если б не те листы, давно бы сгинул. А пока живой, пока дышу – есть шанс выкрутиться. Да может, ещё и обойдётся. Может, просто у Зарубы шутки такие дурацкие. Отвели-то меня после купален в самую обычную аудиторию. В просторном помещении с высоченным потолком рядами стояли школьные парты вроде тех, о которых рассказывал Данька; за ними сидело десятка два юнцов года на три помладше меня. Все в однотонных холщовых рубахах, штанах и сандалиях. У всех на груди нашивки в виде огненного репья.

При моём появлении воспитанники зашептались, но стоило только франту, сменившему свой наряд на чёрную мантию, постучать по кафедре длинной указкой, и моментально наступила тишина.

– Встань к стенке и не отсвечивай, – негромко велел мне Заруба и аудиторию не покинул, занял одно из свободных мест.

Наставник вышел из-за кафедры и начал прохаживаться перед партами, благо свободного места там оставалось с избытком. Начинать урок он не спешил, и я воспользовался моментом, кинул взгляд за ближайшее окно. На деревьях уже начинала желтеть листва, и душу невесть с чего резануло острой бритвой тоски. Захотелось разбежаться и выломиться наружу прямо через стекло, а там будь что будет, но совладал с этим порывом и с места не сдвинулся. Зубами только скрежетнул да кулаки стиснул так, что пальцы побелели, но и только.

Тут франт наконец бросил ходить туда-сюда и смерил долгим пристальным взглядом подопечных.

– Вы все тут мните себя особенными и могучими, – произнёс он с нескрываемой насмешкой в голосе, – особенно те из вас, кто не собирается обучаться дальше. Вернётесь домой адептами! Никто и слова против не скажет, любого в бараний рог скрутите, если вдруг такая нужда возникнет! Но вы отнюдь не такие уникальные, какими себя мните! Горькая для вас истина заключается в том, что талантом обладает каждый десятый простец!

Воспитанники зашумели было, но мигом умолкли, стоило только наставнику выразительно похлопать по ладони указкой.

– Каждый десятый! – с нажимом повторил он. – И пусть они не только не способны управлять энергией, но и не чувствуют её вовсе, это не делает их спящий талант менее опасным для недоучек вроде вас. Сопротивляемость к разного рода воздействиям у них куда выше, нежели у всех прочих, а уж непосредственно после небесного прилива… Наткнётесь на такого, и вам не поздоровится! Сказать почему?

Нестройный хор голосов призвал наставника продолжать, и тот не стал заставлять просить себя дважды.

– Что происходит непосредственно перед небесным приливом, бестолочи? – задал франт вопрос, вновь начав постукивать по ладони указкой. – Омовение! Церковное омовение! Каждый получает малую толику очищенной небесной силы! Она заполоняет человека и для энергии астрала в нём уже не остаётся свободного места, поэтому люди с латентным талантом и не вспыхивают маяками для приблудных духов и кого похуже! – Он сделал паузу и вновь обвёл взглядом аудиторию. – А ещё они становятся сильнее, быстрее и куда более живучими. И могут неосознанно потратить силу и перебороть приказ! Откуда, думаете, идёт традиция кулачных боёв на следующий день после небесного прилива? Именно так раньше боярские роды и отбирали дружинников!

Я озадаченно хмыкнул и попытался припомнить, испытывал ли нечто подобное сам, но ни к какому выводу на сей счёт не пришёл. С другой стороны – все зубы у меня были на месте, а таким в Черноводске мог похвастаться далеко не всякий босяк.

– Итак, вы должны быть готовы к тому, что приказ не сработает или сработает не в полную силу. Поглядите-ка на наше нынешнее учебное пособие…

Пособие! Всё же пособие!

До последнего надеялся, что обойдётся, но нет, нет и нет!

Драный Горан Осьмой! Надул и продал! И сам я тоже хорош! Поверил охотнику на воров! Дурак!

К лицу прилила кровь, только не из-за обратившихся на меня взоров неофитов, а по причине лютого бешенства. Так накатило, что дышать трудно стало.

Ну давайте! Давайте! Ещё посмотрим, кто кого!

Порву!

Но ярился я совершенно напрасно: до поединков дело не дошло.

– Итак, начинаем отрабатывать приказ остановки! – объявил франт и достал песочные часы. – Минута!

Заруба подошёл и угрожающе шепнул на ухо:

– Не расстараешься, плетей отсыплю!

Франт вызвал первого из воспитанников и объявил:

– Стоишь и давишь! – А мне сказал: – Ты по команде начинаешь идти! Раз, два, три… Начали!

Он перевернул песочные часы, паренёк с круглым простоватым лицом оскалился и вскинул руки. Я шагнул вперёд и ровно в незримую стену упёрся. Попытался проломиться через неё и не сумел, тогда надавил руками, но сместить нематериальную преграду не вышло. Навалился изо всех сил и – без толку!

В аудитории послышались смешки, нестерпимо захотелось уделать этих зазнаек, да только всё уже – время вышло.

Прежде чем вызвать следующего воспитанника, франт кинул на Зарубу раздражённый взгляд, и тот зло засопел, но о порке напоминать не стал. Да в этом и не было нужды: я отнюдь не полагал угрозу пустыми словами, а потому взял с места в карьер и на первом же рывке сумел продавить заслон соперника сразу на три шага.

Но мало! Слишком мало!

Завяз!

Впрочем, эта незримая стена в отличие от предыдущей отнюдь не казалась непробиваемым монолитом – под моим напором она искривлялась и прогибалась. На исходе минуты я резко шагнул влево, и давление моментально пропало, я сумел провалиться вперёд и за счёт этого выиграл пару аршинов, а когда вновь упёрся в преграду, то шатнулся уже вправо. И снова продвинулся вперёд!

Теперь засмеялись над моим противником, и тот покраснел, будто варёный рак. От окончательного поражения его спас голос наставника:

– Время!

Я вернулся к стене, и Заруба прорычал:

– Брось вилять как маркитантская лодка! Дави!

Давить? Да невозможно продавить приказ!

Или можно? Или перебороть его может другой приказ?

Ага! Сила силу ломит!

Третий воспитанник ошибок предшественника повторять не стал и не позволил мне продвинуться ни на шаг. Он был хорош, и сколько я ни пытался проломиться через невидимую преграду, только впустую скользил пятками по гладким половицам. Впрочем, не особо и упирался, разве что в самом начале жилы рвал, а потом лишь делал вид и попутно прикидывал, как бы пустить в ход свой собственный талант. Проблема заключалась в том, что из всего разнообразия приказов я знал только два, и ни удар, ни отторжение сейчас помочь не могли.

– Он безнадежен и бесполезен! – негромко объявил франт Зарубе, но следующих двух своих соперников я неожиданно для всех переборол.

Впрочем, скорее это они напортачили, нежели я себя проявил. Худощавому парнишке попросту не хватило силёнок удерживать приказ всё то время, пока из верхней колбы в нижнюю сыпалась струйка песчинок – начал за здравие, кончил за упокой, иначе и не скажешь.

– Стой! – выкрикнул он, выкинув перед собой руку.

Стой?! Приказ назывался «стой!»?

Я вдруг сообразил, что это прекрасно знакомое мне отторжение, только не одномоментное, а растянутое по времени. Упёрся, навалился на незримую стену посильнее, и задохлик поплыл. Его барьер задрожал, я побрёл вперёд, будто бы шагая по шею в воде, а дальше неофит и вовсе лишился сознания. Слабак!

Следующий мой соперник слабаком не был, просто не сумел одномоментно сотворить полноценную преграду, а когда я проломился через хлипкую заготовку и с уверенным видом попёр вперёд, то запаниковал и выправить ситуацию попросту не успел.

Пришедшего ему на смену воспитанника взять нахрапом не вышло, и после, тяжело отдуваясь, я задумался о том, как вообще можно сломать чужой приказ. Шибануть по сопернику нельзя – за такое и самому по башке прилетит! – а вот если…

Я чуть не застонал от осознания собственной тупости.

Ну конечно! Я ведь уже перебарывал этот приказ раньше! Сто к одному, что именно им и прижимал меня к стене Пламен! И пусть под конец я смухлевал, но ведь сумел же тогда дыхание восстановить, отодвинув от себя невидимую пелену!

И я не стал рвать жилы в попытке сдвинуть следующий барьер. Упёрся в него ладонями, попытался ощутить и прочувствовать, а затем толкнулся своей волей и легко продвинулся на две пяди вперёд.

Вроде – пустяк, но разом зашумело в голове, а перед глазами замелькали серые точки, едва устоял на ногах. Тогда я открылся переполнявшей пространство энергии, потянул в себя оранжевое тепло, а затем выплеснул его вовне.

Толкнулся в чужой барьер! И ещё, и ещё, и ещё!

Продавил!

И больше я уже не проигрывал. Дело было вовсе не в том, что дожидавшиеся своей очереди неофиты пали духом, просто с какого-то момента я начал улавливать слабые места чужих приказов и бить своей волей уже именно в них.

Вот так! Выкусите!

Пот тёк ручьём, соль ела глаза, роба стала влажной, а в груди припекало, и ещё мне катастрофически недоставало дыхания, да только я держал в уме угрозу Зарубы и выкладывался на полную. И – выложился. О порке даже речи не зашло.

Отвели в купальню, дали сполоснуться, вручили новую одежду – такую же, как у воспитанников, только вновь полосатую. И вот этого я уже не стерпел.

Каждый босяк знает, что в любой момент может угодить в работный дом, и не понадобится никаких судебных разбирательств, это просто случится. В один миг. Весь карантин я выжидал и не решался качать права, а тут уже тянуть не стал.

– Наставник! – обратился я к Зарубе. – А когда меня переведут из камеры в бурсу?

– Малец! – глянул тот из-под кустистых бровей беззлобно, но и безо всякой теплоты. – Переселиться из камеры ты можешь только на приютский погост! Ну а пока этого не случилось, живи и радуйся!

Не могу сказать, будто ответ так уж сильно удивил, да только злость внутри вспыхнула с новой силой.

– Какого чёрта?! – набычился я. – Вы не имеете права держать меня за решёткой! Карантин уже закончился!

Заруба не вспылил, лишь удивлённо приподнял седые кустистые брови.

– Тебя?! Малец, нет никакого тебя! Нет ровно с тех самых пор, как ты взялся практиковать тайное искусство, не пройдя ритуал очищения!

– Чушь собачья! – пошёл я в отказ. – Никакого тайного искусства я не практиковал! Я к вам добровольно явился! Проводите этот драный ритуал и разбежимся! Или я буду жаловаться! Церковники этого так не оставят!

Я прекрасно помнил, с какой скоростью Заруба врезал Оводу в челюсть, и потому заранее напрягся, но надзирателя мои слова нисколько не разозлили.

– Нет-нет-нет! – покачал он узловатым пальцем. – Ты не явился добровольно, тебя сдал в приют охотник на воров! И он предоставил не только полный список твоих злодеяний, но и заключение магистра алхимии, в котором чёрным по белому написано, что на момент экспертизы ты уже практиковал тайное искусство! А теперь марш в камеру!

Меня едва не разорвало от бешенства, но я этого никак не выказал и зашлёпал босыми ступнями по каменному полу, на каждом шаге под лязг стальной цепочки подтягивая к себе чугунный шар.

Горан, сука! Надул и продал!

Ну ничего, ничего! Из работных домов и даже с каторг сбегают, а этот драный приют – не каторга. Удеру! Всех с носом оставлю! Всенепременно!

Когда Заруба вернул меня в камеру, снял кандалы и утопал прочь, не забыв запереть решётчатую дверь, Первый уселся на своей шконке и хмыкнул.

– Не свезло?

Я этот вопрос проигнорировал, потёр ссаженную кандалами щиколотку и начал перечислять:

– До поворота пятьдесят шагов, оттуда до лестницы ещё тридцать. Двенадцать ступеней наверх. Там передняя. Большая. Саженей десять в длину и ширину. Высоченная, в два этажа. По второму идёт ограждение, под потолком огромная люстра. Слева выход во внутренний двор, и по три окна от двери с обеих сторон. Напротив неё – лестница вверх, вроде бы мраморная. Полсотни ступеней в ней точно есть. Из передней уходят боковые коридоры. В левом окон нет, одни двери. До угла дома сотня шагов…

После я описал аудиторию, в которой проходили занятия, не забыв упомянуть и вид из окна.

– Неплохо, неплохо… – пробормотал Первый и закрыл глаза, посидел так немного и сказал: – Может, и выйдет толк. Попробуй в следующий раз поймать направление на источник.

Я прочистил горло и спросил:

– Как когти рвать соберёшься, возьмёшь меня с собой?

Сосед по каземату покачал головой.

– Врать не буду – не возьму. Ты так астрал перебаламутишь, что не только приблудные духи слетятся, но и кто похуже явится. Не успею я тебя до нужного места дотянуть и обратно в наш мир выдернуть. Сгинешь. Уж лучше здесь дуба дать, чем там. Поверь на слово.

Я ощутил глухое раздражение и резко бросил:

– А сам как же?

Первый похлопал себя по предплечью и пояснил:

– Татуировки!

– А мой аспект – белый! Разве это не цвет астрала?

– У тебя нет аспекта, – возразил Первый. – Ты не прошёл преломление. Что же касается склонности, то это роли не сыграет. До ритуала очищения ты для обитателей астрала всего лишь кусок аппетитного мяса и не более того.

– Ну и чёрт с тобой! – отмахнулся я. – Сам выкручусь! Сам!

Сосед по каземату помолчал немного, затем спросил:

– Как ты вообще сюда угодил?

– Да прокляли меня! Рассказывал же о том старике!

При воспоминании о дряхлом тайнознатце и его драной трости захотелось рвать и метать, но Первого интересовало совсем другое.

– Как ты очутился в приюте? – уточнил он свой вопрос. – Ты ведь до сегодняшнего дня был уверен, что после карантина станешь воспитанником. С какой стати?

Я тяжко вздохнул. Сознаваться в собственной глупости не хотелось, ответил уклончивей некуда.

– Оказал кое-кому содействие, мне обещали помочь. И надули.

– Надули, – кивнул Первый. – А кому и в чём ты подсобил?

В другой раз послал бы его с такими расспросами куда подальше, а тут так тошно стало, что поделился наболевшим. Всё выложил без утайки. Ну – почти всё. О кое-каких моментах, которые могли привести на виселицу, всё же умолчал. Ни к чему судьбу гневить. Меньше знаешь, крепче спишь – всё так, да только ещё крепче спишь, когда другим о твоих делишках ничего не ведомо.

Выслушав мой рассказ, Первый похмыкал, а потом глубокомысленно изрёк:

– Вот уж и вправду угодил как кур в ощип!

Я отмахнулся и нервно заходил по камере. Увы, та была слишком маленькой, раздражения унять не вышло. Из-за бесконечных поворотов только ещё сильнее разозлился.

Черти драные! Ну за что мне это всё?

– А вообще этот твой Горан – скупец и жлоб! – сказал вдруг Первый. – Книженция та из разряда тех, за которые куда больше их веса в золоте выручить можно. Уж не обеднел бы, тебя в приют пристроив! А он ещё и на этом денег срубил! Жлоб! Как есть жлоб!

– Да не трави ты мне душу!

– Вот я бы с тобой честь по чести рассчитался, – вздохнул сосед. – Эх, выбраться бы нам отсюда на пару, тряхнули бы этого аспирантика…

В голосе Первого прозвучали какие-то очень уж мечтательные интонации, подобным тоном о своём намерении сбежать он прежде ещё не говорил.

– Такая ценная книга? – удивился я.

– Всего лишь бесценная, если тот жулик ничего не напутал.

– И что это за пути такие неведомые?

Первый рассмеялся.

– Неведомые пути? Нет! Речь о путях неведомых. Не видишь разницы?

– Не-а, – сознался я.

– Неведомые – они же вестники, они же ангелы, они же слуги Создателя, коего ещё именуют Великим Архитектором и Отцом Абсолютом, а для простецов он Старик Небо.

Я разочарованно поморщился.

– Какая-то религиозная муть?

– Отнюдь! – мотнул головой мой сосед. – Есть магия прикладная, есть магия высшая, а иной раз случаются самые настоящие чудеса, не подвластные ни одному из божков. Те лишь ошмётки воли и мыслей Великого Архитектора, которые насосались дармовой силы и возомнили себя невесть кем. Так вот – чудеса неподвластны даже им. О, я бы не отказался заглянуть в этот труд…

Первый о чём-то глубоко задумался, а я открылся небесной силе, втянул её в себя и толкнул всю разом в руку, наставленную на замок.

Удар!

Сознания я не лишился, но уж лучше бы отрубился. Отдача шибанула так, что в голове помутилось, да ещё взорвались болью пальцы и начала стремительно отекать кисть.

Какое-то время я собирал волю в кулак, затем обратился к внутреннему зрению и принялся оттягивать излишки энергии из правой руки. Ломота и жжение стали понемногу утихать, а следом рассосался и отёк.

– Глупо! – прокомментировал мою попытку Первый.

– Я. Его. Снесу.

Но вопреки столь самоуверенному заявлению пороть горячку я не стал и для начала попытался сообразить, что делаю не так. Болезненных ощущений при противодействии чужим приказам не испытывал вовсе, а там выплёскивал из себя куда как больше энергии, просто не направлял её в одну точку.

И как быть? Я припомнил упражнения по формированию исходящего меридиана, втянул чуток энергии, закрутил её тонкой нитью, прокинул от ключицы к запястью и следом выплеснул всю небесную силу разом.

Вновь не устоял на ногах, зажал ладонями голову и опустился на корточки, но на сей раз дело было исключительно в отдаче. Бил по зачарованной решётке, вот обратка и прилетела. Пальцы – нет, пальцы болью не взорвались и ничуть не опухли.

Отлично!

Я выпрямился, заставил себя растянуть губы в улыбке и в очередной раз открылся энергии.

Нить! Выплеск!

На сей раз шибанул я со всей дури и потому приходил в себя несравненно дольше прежнего. Очухавшись, попытался ударить и одновременно прикрыться отторжением, но из этого ничего не вышло. Тогда решил на мелочи не размениваться и лупить по замку что было силы.

Посмотрим ещё, кто из нас крепче!

Удар! Удар! Удар!

Зачарованная железяка не поддалась. Не дрогнула даже, не звякнула. Но зато меня неожиданно похвалил Первый.

– Неплохое упражнение для развития меридиана и постановки приказа.

Я высморкался кровью, недоумённо глянул на соседа и спросил:

– Чего? Какая ещё постановка?

– Приказы не так просты, как может показаться на первый взгляд. Полное понимание того или иного приказа повышает его действенность и улучшает эффективность всего аркана. И самое главное: зачарованными могут быть не только замки, но и доспехи, амулеты, оружие. Не будешь готов к отдаче, не достанешь врага, и он тебя прикончит.

– Ага! – понимающе протянул я. – Это как кулачные бойцы о мешки с песком и доски костяшки набивают?

Первый насмешливо фыркнул и подтвердил:

– Примерно так.

Я кивнул, пригляделся к замку и опять врезал по нему приказом. Очухался и врезал снова. А затем ещё и ещё.

Было больно. Очень больно. Но я не намеревался подыхать в этом драном приюте и был готов ради спасения зайти так далеко, как только понадобится. А вечером неожиданно для себя осознал, что бью куда угодно, только не по замку. Удар получался недостаточно сфокусированным, и раз за разом приказ впустую шибал по прутьям решётки.

Тут бы расстроиться и духом пасть, а я улыбнулся.

Черти драные! Да я ведь самую малость в понимании этого клятого приказа продвинулся! Пусть ценой жуткой головной боли и нестерпимого жжения в правой руке, но – продвинулся!

– Левой тоже бей, – посоветовал Первый.

– Завтра, – прошипел я через стиснутые зубы. – Это уже завтра!

5-15

До конца седмицы я утирал нос приютским воспитанникам, играючи разрушая их незримые барьеры. Всякий раз это были новые юнцы, и хитрован-наставник неизменно вещал об опасности одарённых со спящим талантом, относя к таковым и меня, а потому иной раз доходило до самых настоящих истерик. У его подопечных просто в головах не укладывалось, что их чары могут не подействовать на самого обычного человека. Но это поначалу. А дальше по приюту, должно быть, разошлись слухи, и моё появление в аудитории стало вызывать не любопытство, а глухое раздражение. Горячие головы даже в коридорах караулить начали, но в присутствии Зарубы никто и слова дурного сказать не посмел.

Ну а в свободное время я практиковался в тайном искусстве. Учился тянуть небесную силу, пытался направлять её к солнечному сплетению и выбрасывал, попутно формируя по исходящему меридиану в правой и левой руках. О внутреннем зрении тоже не забывал, и всякий раз, когда от усталости падал на шконку, то погружался в созерцание собственной ауры. С каждым днём это получалось всё легче и быстрее, я неизменно различал какие-то новые оттенки оранжа, пурпура и фиолета с уходом в черноту.

Черти драные! Меня и вправду прокляли! Прокляли два драных раза!

Пурпур особых опасений не вызывал, а вот ростки фиолетовой кляксы, пусть пока что полупрозрачные и едва видимые, дотянулись уже до середины бедра, и ничего хорошего мне это обстоятельство не сулило. Пытался воспользоваться советом Первого, но сколько ни пыжился, воздействовать на муть в собственной ауре так и не сумел.

– Уплотняй силу! – посоветовал сосед. – Концентрируй и гони волной! Не дави, а бей!

Уплотняй и бей, ха! Чуть дурачком не стал, попытавшись! Когда только начинал практиковаться в ударном приказе, и то не так больно было. Едва не разорвало! А толку – ноль!

– Нет, тут нужна полноценная закалка тела и духа, – со вздохом признал Первый.

– И как же мне закалиться?

– Без доступа к источнику силы? Никак.

С трудом удержался тогда, чтоб не послать соседушку куда подальше.

– Ну ты уж придумай что-нибудь! – потребовал я. – Зря, что ли, половину приюта шагами перемерил?

– Чудес не бывает!

– На днях ты утверждал обратное!

Но нет, чуда не случилось, и вместо вычищения из себя проклятий я шибал, шибал и шибал клятый навесной замок. Клятый и заклятый. За седмицу приноровился попадать по нему раз или два из полудюжины попыток, но железяка моих потуг словно не замечала и даже не вздрагивала. А вот отдачей в ответ так и прикладывало!

Плевать! Сдаваться я не собирался!

Дальше меня задействовали на отработке приказа «ниц!». В первый раз показалось, будто небо на плечи обрушилось. Удар был столь силён, что я не устоял на ногах и рухнул на пол, а встать уже не смог – так придавило к половицам, даже дышать только через раз получалось.

Я сразу сообразил, что это не самостоятельный приказ, а всего лишь сочетание удара и отторжения: первый вколачивал в землю, второе не позволяло встать. Отгораживаться от падавшей на плечи тяжести было несподручно из-за того, что никак не получалось угадать нужный момент, а мои попытки хитрить и смещаться из стороны в сторону Заруба пресёк, протянув поперёк хребта тростниковой палкой. Пришлось отрабатывать растянутую по времени версию защитного приказа – в итоге едва с ног не валился от усталости.

Что самое поганое – неофиты не просто тренировались на мне, теперь они горели желанием сквитаться за прошлые неудачи и били изо всех сил. Не только не сдерживались, но пытались прыгнуть выше головы. И у кого-то это даже получалось.

Я ждал какой-нибудь пакости от Овода и его конопатого дружка, которые занимались в одной группе с другими перестарками, но эта парочка в присутствии наставника и Зарубы никаких фортелей не выкидывала и держалась ниже травы тише воды, а вот какой-то гадёныш из молодых да ранних приложил до хруста в спине. Самостоятельно подняться не вышло – не могу сказать, будто ноги отнялись, но всякая попытка пошевелиться вызывала столь острые вспышки боли, что начинал проваливаться в забытьё.

Франтоватый наставник разочарованно вздохнул, а вот Заруба неожиданно оказался таким исходом безмерно доволен.

– Поглядите-ка на эту размазню! – впервые обратился он к аудитории в присутствии коллеги. – Путь тайных искусств – это путь боли! Только переступая через себя и ограничения жалкой плоти, можно стать кем-то действительно великим! А хныкающих от уколотого пальчика неженок… Нет! Их даже не на дуэли убьют! Их прикончит собственный талант! Очищение – это больно! Формирование ядра – очень больно. Преломление – чертовски больно! Об остальном и не говорю. А цена ошибки – безумие или смерть!

Но слова словами, а в госпиталь меня уволокли на носилках. Занимали владения врача всего лишь несколько комнат, в приёмный покой он вышел облачённым во всё те же белый халат и смешную шапочку.

– Ну-с, и что тут у нас?

– В спине хрустнуло, – сипло выдохнул я, когда меня перевалили с носилок на хирургический стол. – Больно…

Врач глянул на Зарубу.

– И как зарекомендовал себя наш юный друг?

Друг?! Да я бы лучше с бешеными псами закорешился, чем с вами, черти драные!

Заруба задумчиво потёр подбородок.

– Исцели его, пожалуй. Всё же две седмицы продержался.

Не будь мне так худо, точно бы в голос выругался. Что значит: «исцели, пожалуй»? Как так: «пожалуй»? Получается, могли сразу в расход списать?

Твари!

Зубами я заскрежетал уже не от боли, а исключительно из-за охватившего меня бешенства. А потом словно зелёная волна накрыла. Чужая сила накатила и схлынула, оставив после себя едва уловимый аромат разогретых солнцем трав, но ломать меня отнюдь не перестало. Не сработало, что ли?

Но нет, как оказалось, врач покуда лишь обследовал полученные во время занятия повреждения.

– Сломано ребро и треснул отросток позвонка, – объявил Грай, задумчиво подкрутил завитой ус и решил: – Приходи за ним через полчаса.

Заруба покачал головой.

– Перелом и трещина, подумать только! Слабак!

Он утопал прочь, тогда из внутренних помещений в приёмный покой вышел ассистент врача. Оглядевшись, он скинул с головы капюшон и оказался светловолосым юношей с лицом сухим и узким. Ну или это просто я привык к широким физиономиям черноводских босяков, вот и обратил внимание на очень уж породистую физиономию паренька. Ещё удивил цвет глаз – те оказались светло-светло-серыми, почти белыми, только со стальным отливом. Таких мне прежде видеть ещё не доводилось.

– Принести набор для оказания первой помощи? – уточнил ассистент.

– Нет, Лучезар, я вылечу нашего юного друга сам, – заявил в ответ врач и улыбнулся. – В качестве аванса.

Его пальцы пробежались по моей спине, а затем вновь накатила чужая магия, только на сей раз она ворвалась не рассеянной тёплой волной, а двумя зелёными молниями. Скрутило так, что какое-то время только и мог, что глаза таращить да сипеть.

– Заруба уже выдал сентенцию о том, что путь тайных искусств – это путь боли? – спросил Грай, вытирая руки полученным от ассистента полотенцем.

– Ага, – сипло выдохнул я, боясь не то что пошевелиться, но даже просто сделать глубокий вдох.

– В чём-то он прав, – вздохнул врач и резко бросил: – Вставай!

Я миг помедлил, затем выполнил распоряжение и к своему немалому удивлению и неимоверному облегчению обнаружил, что боль отступила и больше ничего не сковывает моих движений. Тогда взял чугунный шар и спустил его на пол.

Попутно задумался, не выйдет ли перебить цепь приказом, но сразу выбросил эту мысль из головы. Врач – колдун. От него не удрать. Да и не знаю, куда бежать.

– Ну-с, юноша, продемонстрируйте нам свои успехи! – попросил Грай и прищёлкнул пальцами. – Лучезар, очки!

Ассистент скрылся во внутренних помещениях, а я не удержался и спросил:

– А на кой чёрт мне вообще заниматься? Я же расходный материал!

– Все мы в чём-то расходный материал, – признал Грай с печальным вздохом и его изумрудные глаза вновь приобрели прежний желтовато-зелёный оттенок. – Но чем прочнее вещь, тем сложнее её сломать. Не так ли?

Я молча передёрнул плечами.

– Пока человек жив, он имеет все основания уповать на лучшее, – приободрил меня врач, а дальше в его голосе прорезались какие-то очень уж вкрадчивые интонации. – И уж точно не стоит испытывать терпение того, кто тебя только что вылечил.

«И будет лечить в дальнейшем», – этого вслух мой собеседник не произнёс, но я понял и так. Поэтому, когда к нам с очками и набором линз вернулся Лучезар, упрямиться не стал, открылся небесной силе, потянул ту к солнечному сплетению, собрал и вытолкнул через протянутую к правому запястью энергетическую нить.

– Неплохо, – признал Грай. – Но о зачатках меридианов пока даже речи не идёт. Работайте, юноша! Денно и нощно работайте над собой и тогда у вас будет шанс изменить свою жизнь к лучшему!

Когда по возвращении в казематы я поведал об этом странном разговоре Первому, сосед только руками развёл.

– Ничего не понимаю, – признался он. – Разве что этот прохвост уже сосватал тебя какому-нибудь конкретному покупателю…

– Это как так? – удивился я.

– Скоро выпуск, – напомнил Первый. – На смотрины в приют съедутся представители школ. Если кто-то захочет тебя выкупить, управляющий возражать не станет. Дело тут исключительно в цене.

– И какой в этом интерес у врача? – озадачился я, но тут же предположил: – Хочет куш за посредничество срубить?

– Должно быть так. Тебе б теперь только до смотрин дотянуть…

Черти драные! Приказ «ниц!» меня и вправду едва не доконал. Нет, за медицинской помощью больше не обращался, но от ушибов ломило всё тело, по утрам едва вставал и до гимнастической разминки проворством напоминал дряхлого старца.

Впрочем, когда завершился круг и пришло время служить учебным пособием в отработке нового приказа, меня это обстоятельство нисколько не порадовало. В аудиторию зашёл настороженным и собранным, просто не знал, чего ждать. Наставлял неофитов на сей раз какой-то новый преподаватель, этот тип себя пространными лекциями утруждать не стал и скомандовал:

– Начали!

Очерёдность была распределена заранее, из-за крайней парты в первом ряду тотчас поднялся конопатый парнишка. Он резким движением нацелил на меня руку и вдруг едва ли не взвизгнул:

– Замри!

Я так изумился, что даже на Зарубу обернулся. Тот закатил глаза и скомандовал:

– Иди!

И я бы пошёл, да только отнялись ноги. Стоять стоял – шагнуть вперёд не мог. Я их попросту не чувствовал.

Парнишка радостно заулыбался, и тут же получил от наставника по голове указкой.

– Чего лыбишься, бестолочь? – заорал тот и указал на меня. – Он башкой вертит и разговаривает! Я этому вас учил?!

– Но…

Уж лучше бы малец промолчал. Последовал новый удар, и меня отпустило, наваждение схлынуло. Я прошёлся, присел, подпрыгнул. Тело слушалось, как и прежде.

Вот только стоило бы не впустую время тратить, а готовиться к новой атаке, потому как второй неофит не стал драть глотку и бросил «замри!» с какой-то даже ленцой, но только после этого меня разбил самый настоящий паралич.

Ни вздохнуть, ни пошевелиться. Слова вымолвить не могу! Моргнуть и то не получается!

– Держи! – распорядился наставник и перевернул песочные часы.

Вроде бы – обычные. Вроде бы – на минуту.

Если так, то не страшно. За минуту не задохнусь.

Ну да – дышать тоже не получалось. При этом совершенно точно меня не опутывало никакое чужое воздействие, просто утратил контроль над телом, только и всего. За спиной раздражённо засопел Заруба, вскоре он не выдержал и негромко прошипел:

– Сопротивляйся, дурень!

Сопротивляться? Это как ещё? Да что тут можно сделать-то?

Стало не хватать воздуха, а ещё начали сыпать шуточками неофиты. И то, и другое было одинаково неприятно, и то, и другое откровенно взбесило.

Я обратился к небесной силе и втянул её в себя, намереваясь отгородиться приказом отторжения, но замешкался, не понимая толком, что именно должен отразить. Внешнего давления не было, а вот внутри… К удивлению своему, я обнаружил, что моя аура потеряла равномерную оранжевую окраску и местами казалась куда насыщенней и плотней обычного. Надавил на одно из таких пятен, и то поддалось, начало расползаться, а я вдруг сипло втянул в себя воздух.

Да! Сработало!

– Незачёт! – объявил наставник и вызвал следующего воспитанника.

На сей раз я прогнал по телу волну небесной силы, и меня скрючило так, что едва хребет штопором не закрутился, а вот дальше приноровился выталкивать из себя все обездвиживающие щупальца разом. Стягивал энергию к солнечному сплетению и уже оттуда разгонял её, сметая вкрапления чужой воли. Затем и вовсе стал от неё закрываться.

– Видите! – ткнул в меня указкой наставник. – Ваши слабосильные приказы способен перебороть даже полный профан в тайных искусствах! И уж будьте уверены, простецы со спящим талантом парализовать себя тоже не дадут! Тренируйтесь, тупицы!

Впрочем, не скажу, будто служить учебным пособием для отработки обездвиживающего приказа было так уж легко и приятно. Довелось мне и биться в корчах, когда проигрывал противостояние в контроле над собственным телом, и сознание терять после атак некоторых очень уж поднаторевших в такого рода воздействиях неофитов. Иной раз чужая воля оказывалась чересчур цепкой, её из своей ауры приходилось буквально вымарывать.

А возвращался в камеру и упражнялся, упражнялся и упражнялся. Особой надежды на врача не было, ставку я по-прежнему делал на побег и потому раз за разом шибал ударным приказом по замку. Едва ли начал попадать по нему так уж чаще, зато теперь, прежде чем сбивала с ног отдача, успевал врезать и с правой руки, и с левой.

Впрочем, это достижение было не из тех, коими стоило бы гордиться. Драный замок ни разу не звякнул, не шелохнулся!

Ну а дальше за меня взялся Заруба. Я-то наивно полагал лысого дядьку простым надзирателем, а он оказался полноценным наставником и обучал приютских воспитанников технике ударного приказа. Выяснилось это, когда меня впервые вывели во двор, в одном из углов которого обнаружилась засыпанная речным песком площадка.

– Ну-ка, бестолочи, как нужно бить? – спросил там Заруба у пятёрки неофитов:

– Быстро и резко! – спешно ответил один из озябших на холодном осеннем ветру юнцов.

– Точно в цель! – добавил другой.

– Сильно! – пробасил черноволосый крепыш.

Заруба наставил на него указательный палец.

– Не просто сильно, но соразмерно ожидаемому результату! – объявил он и с усмешкой признал: – Ну и сильно тоже. Можете не сдерживаться, он в вашем полном распоряжении! Первый!

Я шатнулся вбок, и лишь горячим ветерком обдало. Думал, наставник помянет маркитантскую лодку, но тот лишь отвесил промахнувшемуся воспитаннику крепкого леща.

– Мазила! – ругнулся Заруба. – Второй!

Этот парнишка оказался сообразительней и провёл меня, вскинув руку и при этом не ударив. Шибанул приказом он уже после того, как я скакнул в сторону.

Хлоп! И лежу на песке, перед глазами с бешеной скоростью крутится небо, в ушах – звон, во рту – металлический привкус крови. И – не вздохнуть.

Но очухался, конечно, заворочался.

– Слабенько! – с презрением бросил Заруба.

– Да? – оскалился я. – А если самого так?

Неофиты рассмеялись, наставник развёл руками.

– Хочешь обменяться ударами? Валяй, бей первым!

Я поднялся, переборол головокружение и смерил Зарубу изучающим взглядом. Отказаться мне и в голову не пришло. Давненько уже подмывало проверить, насколько он хорош, а когда ещё такой случай подвернётся? Что же до ответного удара, то не наставнику учебное пособие ломать. А сломает – починят.

И я открылся небесной силе и качнул её в правую руку, чтобы миг спустя ударить в полном соответствии с наставлениями самого Зарубы: резко, точно и сильно. Пальцы выкинутой перед собой руки обожгло, приказ угодил точно в лысого дядьку, но тот даже не покачнулся, а вот мне самому отдачей так и прилетело!

Но – ерунда! Когда бил по зачарованному навесному замку приходилось куда хуже, поэтому лишь головой мотнул. Заруба озадаченно хмыкнул, кивнул и как-то очень уж неторопливо повторил мой собственный жест. Я уловил момент удара и прикрылся отторжением, бросив в него всю энергию, которую только сумел в себя вобрать – ещё успел уловить, как сминается и рвётся выставленная защита, а уже миг спустя кубарем покатился по земле.

– Не безнадёжен, – отметил наставник и скомандовал: – Третий!

Я только поднялся на ноги, когда черноволосый крепыш шагнул вперёд и врезал от плеча, будто бил не приказом, а кулаком. И вновь мне удалось выбросить из себя небесную силу точно в нужный момент.

Отторжение!

И – лишь качнуло!

Да, черти драные! Выкусите!

– Четвёртый! – коротко бросил Заруба.

Краешком глаза я уловил резкое движение сбоку и чуть не угадал с направлением удара, но в итоге меня разве что крутануло вокруг себя. Не плюхнулся на задницу, устоял на ногах.

– Пятый!

Я даже успел заметить вскинутую руку и толкнулся навстречу удару своей волей, да только безнадёжно с этим запоздал.

Щёлк! И белый день сменился чернильной мглой забытья.

Очнулся на хирургическом столе. Перед глазами всё плыло, но это не помешало разглядеть холёную физиономию приютского врача. А вот спросить, что со мной, не удалось – попросту не сумел произнести ни слова. Челюсть не ворочалась. Напрягся – и вновь потерял сознание, но почти сразу вынырнул из забытья, поэтому и расслышал традиционный вопрос Грая:

– Ну-с и как показал себя наш юный друг?

– Отвратительно! – буркнул Заруба. – И первого круга не продержался!

– Печально такое слышать, – вздохнул Грай. – Ладно, посмотрим, что можно сделать.

Сделал он в итоге очень даже немало. Перво-наперво заморозил мне каким-то вонючим препаратом лицо, а затем вернул на место свёрнутую набок челюсть. Знавал я босяков, которым прилетало свинчаткой – на людей они потом ещё долго не походили, а меня по высшему разряду пользовать взялись. Встал с хирургического стола как новенький. Ни тебе отёка, ни распухших губ. Рот, правда, непривычно закрываться начал, но это пустяки.

– Неумехам и слабакам ничего хорошего в этой жизни не светит! – невесть с чего поведал мне Грай, споласкивая под рукомойником окровавленные ладони.

Я провёл языком по зубам, обнаружил с пяток прорех и кивнул.

– Учту, – хрипло выдохнул и опёрся на стол в попытке перебороть головокружение.

– И вот ещё что, юноша: если вас каждый день станут приносить ко мне в таком состоянии, очень скоро ничем помочь не смогу. – Он стряхнул капли с ладоней и позволил себе намёк на улыбку. – Придётся умыть руки!

Меня начало потряхивать, но совладал с эмоциями и обуздал гнев.

Страшно не было. Не стоит загонять крысу в угол, а босяк – та же самая крыса, только много опасней. Ещё поглядим, кого следующим врачу пользовать придётся…

Вопреки ожиданиям, в камеру меня не вернули – вместо этого увели обратно на двор. Заскорузлая от засохшей крови роба неприятно тёрла кожу, а лицо к этому времени всё же опухло, и при моём появлении давешняя пятёрка неофитов начала втихомолку давиться смехом.

– Продолжаем! – объявил Заруба. – Первый!

Я прекрасно помнил очерёдность, с которой по мне шибали приказами юнцы, поэтому среагировал на возглас наставника без малейшего промедления. Небесной силе открылся загодя, и сейчас просто вскинул руку и вытолкнул её из себя.

Получай!

Паренька сшибло с ног, он рухнул на песок как подрубленный. Дальше можно было ожидать чего угодно, поэтому я спешно вдохнул в себя энергию и с этим откровенно перестарался: лёгкие аж загорелись огнём, навалилось головокружение. Но всё же совладал с дурнотой и уже начал формировать приказ отторжения, когда Заруба коротко выдал:

– Второй!

Команда наставника оказалась для оторопевших неофитов столь же неожиданной, сколь и для меня, вот только я и безо всяких распоряжений намеревался поквитаться за выбитые зубы, а они – растерялись.

– Второй, кому сказано! – только ещё взревел Заруба, а я уже катнул по песку чугунный шар и в два быстрых шага сблизился с только-только начавшим разворачиваться ко мне юнцом. Мудрить не стал и со всего маху врезал тому по носу кулаком.

Хрустнуло, брызнула кровь, паренёк вскрикнул от боли и зажал ладонями разбитое лицо. Приложить бы его ещё разок, да уже прозвучало:

– Третий!

Черноволосый крепыш лишь казался медлительным тугодумом, шибанул он по мне без малейшего промедления, будто готовился заранее.

Отторжение!

Мой приказ оказался сильней, я даже не покачнулся, и сразу:

– Четвёртый!

Ударили мы одновременно. Вот только если я ещё и скакнул в сторону, уходя из-под удара, то неофит поставил блок. Меня перетряхнуло отдачей, его качнуло откатом собственного защитного приказа.

– Ещё! – рявкнул Заруба.

Юнец потянул в себя силу, а я задействовал отработанную на зачарованном замке связку и вскинул левую руку.

Получай!

Паренька не сшибло с ног, он лишь сделал шаг назад, но хватило и этого.

– Пятый! – объявил Заруба.

Черти драные! Тот уже держал меня на прицеле, а я стоял к нему вполоборота, ещё и пустой как барабан. Ни крупицы энергии!

На затылке шелохнулись волосы, я неведомым чутьём определил момент удара и ничком повалился на землю. Робу на спине будто порыв ветра рванул, но и только.

– Ещё! – рыкнул Заруба.

Я извернулся на песке и будто воочию увидел, как вспыхнула незримым оранжевым сиянием аура потянувшего в себя небесную силу юнца. Врезать бы ему, да гадёныш закрылся отторжением – не пробить. Пришлось пойти ва-банк и запустить в чужое сознание щупальца своей воли.

– Замри!

Что-то подглядел у приютских воспитанников, что-то растолковал Первый, и даже так многое пришлось додумывать, поэтому отнюдь не рассчитывал на безоговорочный успех, но ощутил упругое сопротивление чужого энергетического тела, вцепился в него и надавил, заставив паренька оцепенеть. Правда – всего лишь на миг. А дальше ровно доской по уху вмазали!

– Нет! – во всю глотку гаркнул взбешённый Заруба. – Никакой паршивой зауми! Только честная драка! Только удар и отторжение! – Он тут же остыл и зло бросил: – Всё, закончили!

В голове так и звенело, с земли поднялся со второй или третьей попытки. Впрочем, прозевавшему мой самый первый удар неофиту и этого не удалось, парочка окликнутых Зарубой перестарков уволокла его в госпиталь. Юнец с расквашенным носом хотел было двинуться следом, но его остановили.

– Хорошенько запомните сегодняшний урок, бестолочи! – объявил наставник и этой четвёрке, и остальным подтянувшимся со всего двора воспитанникам. – Когда бьёте, никогда не забывайте о том, что вас непременно попытаются ударить в ответ! Или даже с этим опередят! И жалеть не станут! – И уже мне: – Всё, пошли! На сегодня хватит.

5-16

Боль вернулась одновременно с водворением в камеру. И ладно бы просто начала раскалываться голова, но ещё и челюсть заломило так, будто по лицу не далее минуты назад кувалдой врезали.

– А чего ты хотел? – хмыкнул в ответ на мою жалобу Первый, которого и самого пару дней назад отделали так, что он только-только начал подниматься со шконки. – В прошлый раз тебя исцелили, а в этот кое-как подлатали под паршивеньким алхимическим обезболивающим. Ты лучше расскажи, как по роже получить умудрился?

– А чего там умудряться-то, когда бьют? – вздохнул я, морщась от нестерпимой ломоты в свёрнутой и возвращённой на место челюсти.

– И всё же?

– Не угадал с приказом отторжения, слишком рано поставил.

Первый хмыкнул.

– Проблема неофитов в невозможности толком контролировать расход энергии. Сколько есть, столько и выплёскиваете. Впрочем, и адепты от вас недалеко ушли.

Я принялся работать с небесной силой – впитывал её, стягивал к солнечному сплетению и выталкивал вовне в такт сердцебиению. Стало самую малость легче, и хоть ворочать челюстью нисколько не хотелось, всё же спросил:

– Делать-то мне что?

– Постоянно удерживай отторжение.

– Не-а. Спекусь.

– Балбес! – вздохнул сосед. – Не рви жилы, тяни и трать энергию потихоньку. А как ощутишь давление на приказ, так и начинай работать в полную силу. И крутись, подставляй их друг другу под удар.

– Сложно, – вздохнул я.

– Скоро начнёшь чувствовать момент атаки, – уверил меня Первый и с некоторым даже сомнением добавил: – Если раньше не прикончат.

– А другие начинали? – спросил я. – Я ведь здесь не первый такой, да?

Мой сосед по каземату помолчал немного, затем сказал:

– На ударном приказе половина отсеялась. – И посоветовал: – Береги голову!

– А дальше что будет? К чему готовиться?

– К земле, – буркнул Первый, и больше из него не получилось вытянуть ни слова.

Впрочем, совет в любом случае оказался отнюдь не лишён смысла. Нет, не о земле, а о голове. Если большинство воспитанников освоило ударный приказ далеко не лучшим образом и било как придётся, то редкие самородки-таланты будто намеренно задались целью меня обезглавить. Если б не отторжение, то и обезглавили бы, а так за седмицу в госпиталь только трижды наведывался и то всякий раз добирался до него своим ходом. Травмы были не слишком серьёзные: два перелома и совсем уж пустяковый вывих.

Ну а потом меня в госпиталь принесли. Нет, я не оплошал, и чужой приказ не оказался столь силён, что превозмог мою защиту – такое случалось время от времени, но к серьёзным увечьям не приводило. Просто один из неофитов ударил не в свою очередь. И да – это был Овод. Всю тренировку я старался не выпускать его из поля зрения и в итоге всё же зевнул.

Хлоп! И нет меня. Ничего больше нет.

– Нет-нет-нет, юноша! Вы мне бросьте тут кровью истекать! – услышал я, вынырнув из мрака беспамятства.

Точнее – начав выныривать, поскольку окончательно очнуться так и не сумел. Было слишком больно даже просто существовать, не то что думать или тем паче говорить.

В руку мне вложили ледяной шарик, он начал истаивать, шипеть и дёргаться, одновременно по телу прокатилась живительная волна, и я судорожно стиснул пальцы, не желая случайно столь замечательную штукенцию упустить.

– Так-то лучше, – заметил врач и окликнул ассистента: – Ну-с, Лучезар, полюбуйся на это месиво! Не вижу смысла приводить лицо в порядок, чтобы потом снова всё ломать!

Я вроде как даже веки разлепить сумел, но всё равно ни черта не разглядел. Одни только цветные пятна перед глазами мелькали.

– Ещё слишком рано! – возразил врачу паренёк. – Он не готов!

– Нет причин делать одну и ту же работу дважды! Сейчас момент наиболее благоприятен! – отрезал Грай и обратился уже ко мне: – Так вот, юноша: жить хотите?

Вопрос поставил в тупик. Нет, ответ на него был очевидней некуда, просто я оказался не в состоянии вытолкнуть из себя ни слова – горло будто ватой забили. И не пошевелиться – только кисти и слушались.

– Левая рука. Растопырьте пальцы в знак согласия, в противном случае сожмите кулак, – подсказал врач. – И жить – это не только сегодня и, возможно, завтра. А в принципе. Хотите стать адептом и покинуть приют? Это реально устроить.

Я ничегошеньки в происходящем не понимал, но пальцы растопырил.

– Хотите, да? Отлично! Значит, мы можем друг другу помочь. У меня есть к вам предложение. Откажетесь – не страшно, без лечения в любом случае не останетесь. Всё просто пойдёт своим чередом. Это вам ясно?

И опять я растопырил пальцы, хоть и не поверил ни единому слову. Видывал я на Заречной стороне, чем отказы от таких вот вроде бы необязательных предложений заканчивались. Черти драные! Да тут возможность отказа попросту не предусмотрена!

– Если согласитесь, – продолжил Грай, всецело удовлетворённый моей жестикуляцией, – получите возможность пройти ритуал очищения и покинете приют на совершенно законных основаниях. Правда, придётся немного потерпеть. Боитесь огня?

Вопрос не понравился до чрезвычайности, и я неопределённо повертел растопыренными пальцами.

– Следующим приказом станет воспламенение. Без ожогов в любом случае не обойдётся, но крайне важно будет подставиться под удар конкретного человека, дабы он обеспечил требуемую степень…

– Прожарки! – хохотнул ассистент врача.

– Фу, Лучезар! – укорил его тот. – Требуемую степень поражения тканей. Чтобы увечья выглядели куда страшнее, нежели на деле являлись. Способны на такое?

Я вновь повертел пальцами.

– Ах да! – рассмеялся Грай. – Для чего всё это претерпевать? Ради новой жизни, разумеется! – А вот дальше веселье из его голоса пропало напрочь. – В приюте вам ничего хорошего не светит, но, если способны потерпеть ради спасения, я раскрою кое-какие детали. Только учтите: не удержите язык за зубами, сделке конец. Мстить не стану, просто в дальнейшем лечение ограничится стандартными алхимическими средствами. А они, доложу я вам, полнейшее дерьмо! Итак, готовы выслушать предложение на таких условиях?

И вновь я приютскому врачу не поверил – станет! точно при удобном случае сквитается! – но пальцы растопырил без сомнений и колебаний.

– Очень хорошо, – одобрил такой ответ Грай.

А вот его ассистент завёл старую шарманку.

– Слишком рано! Он не готов принять атрибут, а без этого ничего не выйдет!

– Ему в любом случае не совладать с атрибутом без нашего содействия, – возразил Грай и повысил голос. – Юноша, вы ещё с нами?

От правой руки по телу так и продолжала расходиться живительная зелёная прохладца, но она лишь сковала боль, лучше мне не становилось. Я растопырил пальцы.

– Замечательно! Всё, что от вас потребуется – принять атрибут, выжечь порчу, пройти ритуал очищения и покинуть приют. Ну а перед этим я сделаю вам новое лицо.

Новое лицо? Черти драные, да как так?!

Меня передёрнуло, от Грая это не укрылось, и он пояснил:

– Не совсем новое. Кардинальные изменения не потребуются. Вы и без того уже относитесь к нужному типажу, так что просто исправлю отдельные черты.

– Для начала с этим месивом что-то сделать придётся! – фыркнул Лучезар.

Врач это замечание проигнорировал и добавил:

– Станете другим человеком. На время или навсегда – как пожелаете. Что скажете?

Ледышка в правом кулаке таяла и стремительно уменьшалась в размерах, понемногу начала возвращаться боль, если б мог – попытался прояснить ситуацию, но я не мог и потому растопырил пальцы.

– Так вы согласны? И отдаёте себе отчёт, что передумать уже не сможете? Я начну работать над вашим лицом прямо сейчас!

Да, черти драные! Да! Согласен и всё понимаю!

Имейся возможность – выругался бы в голос, а так подтвердил согласие жестом.

Во что бы ни намеревался впутать меня Грай, хуже точно не будет, а подыхать в этом драном приюте я не собирался. Нет, нет и нет!

После я долго стоял перед зеркалом и пытался оценить произошедшие изменения, да только физиономия до невозможности опухла – так и не сообразил, моё это лицо отражается или уже не совсем.

Задумался, как отнесётся к случившемуся Рыжуля и узнает ли она меня вовсе, начала бить дрожь, стало худо. Да и в целом самочувствие оставляло желать лучшего: раскалывалась голова, едва ворочалась челюсть, дышать и вовсе получалось исключительно ртом. Ещё изменился прикус – но это как раз и немудрено: во рту вновь был полный набор зубов.

– Пока что изменения больше внутренние, – ободряюще улыбнулся врач, стоило только мне отлипнуть от зеркала. – Внимания на них не обратят.

– А опухоль?

– Спадёт за седмицу, не переживай, – уверенно ответил Грай.

– А ожог?

– От ожога не останется и следа!

– Да нет! – поморщился я, точнее безуспешно попытался это сделать. – Жечь кто будет? Как я об этом узнаю?

– Лучезар найдёт возможность предупредить.

Я вздохнул.

– А другие меня поджарить не успеют?

Врач ответил пристальным взглядом желтовато-зелёных глаз и подкрутил завитой ус.

– Если такое случится, юноша, я буду вами очень и очень разочарован!

Высказывание это прозвучало откровенной угрозой, обстановку разрядил Лучезар.

– Да из этих бездарей приказом воспламенения в полной мере только дюжина человек и овладела!

Грай кивнул.

– Так и есть, – подтвердил он, самую малость оттаяв.

Я провёл кончиком языка по непривычно ровным зубам и спросил:

– А что дальше? Что мне придётся делать после приюта?

Врач с улыбкой покачал головой.

– Мне лишь нужно, чтобы один конкретный человек прошёл ритуал очищения и запись об этом появилась в приютской канцелярии. Чем займёшься дальше – дело десятое. Просто держи рот на замке. Не в твоих интересах распускать язык. Это ясно?

Я поднял левую руку и растопырил пальцы.

– Предельно.

Явившийся за мной в госпиталь с новой полосатой робой наставник Заруба при виде опухшей физиономии тяжко вздохнул и спросил:

– И сколько он теперь восстанавливаться будет?

Грай рассеянно оглянулся и пожал плечами.

– Голову ему крепко встряхнули, денёк пусть полежит, а дальше на ваше усмотрение.

Заруба явственно расслабился, даже чугунный шар отстегнул. Мне бы рвануть наутёк, да только какой там! И некуда, и на ногах еле стою. Тут бы до камеры доковылять…

День валялся на шконке пластом, затем понемногу очухался. Из каземата самостоятельно поднялся, даже не мотало больше от головокружения. Во дворе меня встретили незнакомый желтоглазый наставник в непривычном на вид кожаном одеянии и полудюжина неофитов – вот с ними сталкиваться уже доводилось.

Старикан скептически скривился, воспитанники уставились с откровенным нетерпением и даже азартом. Оно и понятно: на бедолагах вроде меня юнцов натаскивали, будто охотничьих псов на изловленной живьём дичи.

Ишь, как глаза горят!

Седовласый наставник похлопал в ладоши и объявил:

– Строимся! – А когда воспитанники выполнили распоряжение, встав на расстоянии в сажень друг от друга, указал мне на центр площадки. – Твоё место там!

Несмотря на заявление Лучезара о бездарности приютских неофитов, сделалось не по себе. Замешкался столь явственно, что Заруба даже легонько толкнул в спину.

– И вот ещё что! – нахмурился седой старикан. – Никаких фокусов и балаганных трюков! Можешь использовать приказ отторжения, и только! Попытаешься выкинуть какой номер, такую трёпку задам, вовек не забудешь!

По физиономиям юнцов расползлись предвкушающие улыбки. Кое-кому из них от меня уже перепадало на орехи, а тут выпал шанс поквитаться без риска получить сдачу, вот и оживились. Суки…

– Но! – веско добавил наставник. – Приказ отторжения можешь задействовать так, как только посчитаешь нужным! Главное, не дай себя поджарить! – Он перевернул песочные часы и объявил: – Время пошло!

Я загодя сотворил слабенький приказ отторжения и прикрылся им от шагнувшего вперёд юнца, но немедленной атаки не последовало. Вместо этого воспитанник набычился и поднял ладони, а после будто что-то оттолкнул ими от себя ко мне.

Повеяло горячим воздухом, но и только. Я даже особого жара не ощутил.

– Бездарь! – тяжко вздохнул седовласый наставник.

– Да просто приказ сорвался! – попытался оправдаться юнец, но его отослали прочь повелительным взмахом руки.

– Следующий!

Второй паренёк оказался торопыгой: едва ли не выпрыгнув из строя, он выставил перед собой руки и качнулся вперёд. Воздух заклубился и потёк раскалённым маревом, но приказ отторжения легко превозмог чары неофита. У того едва глаза от натуги не вылезли, мне хоть бы хны.

Верхняя колба песочных часов опустела, и наставник скомандовал:

– Дальше!

Третий паренёк перво-наперво уставился на свою растопыренную пятерню, а когда на пальцах затрепетали оранжевые огоньки, вдруг резко выбросил её перед собой.

– Гори!

Пламя ударило узким жалом, моя защита оказалась пробита в один миг!

Да какая там защита?! Я попросту не успел зачерпнуть и вытолкнуть из себя энергию для усиления приказа. Если б не шарахнулся в сторону, точно бы полыхнул как спичка, а так длинное пламя прошло стороной и моментально погасло. Паренёк не удержался на ногах и упал на колени.

– Слабак! – презрительно бросил старикан и вновь дал отмашку: – Следующий!

И вот уже четвёртый воспитанник недоучкой мне отнюдь не показался. Взревело красноватое пламя, остановить его удалось лишь в двух пядях от лица. Затрещали успевшие отрасти за время карантина волосы, и я едва не упустил контроль над отторжением. Перепугавшись до чёртиков, на пределе сил потянул в себя небесную энергию, напрягся и самую малость отодвинул стену пламени, а потом парень всплеснул руками и шагнул назад.

– Выдохся! – объявил он.

Седовласый наставник покачал головой, дождался, когда опустеет верхняя колба, и вновь перевернул песочные часы.

– Начали!

И вновь ко мне метнулось пламя, на сей раз скорее желтоватое, нежели чисто оранжевое, и какое-то… рыхлое. От него отгородился без особого труда, а дальше весь остаток времени мы с неофитом двигали вал огня из стороны в сторону в попытке перебороть друг друга. К концу противостояния у меня уже руки дрожали и дыхание сбилось, но сдюжил.

Увы – выдохся и восстановить силы не успел, поэтому с атакой последнего паренька едва совладал, хотя тот и был ничуть не искусней в приказе воспламенения, нежели мой предыдущий соперник. Пришлось пятиться и опускать голову, пряча от жара лицо.

Думал – вот-вот вспыхну, но разве что несколько ожогов заработал, а там время вышло, и наставник махнул рукой.

– Довольно!

Неофит затряс руками, я обессиленно опустился на песок. От земли веяло теплом, будто не осень на дворе, а жаркое лето.

– Продолжим в три пополудни!

Ожоги показались Зарубе не такими уж и серьёзными, в госпиталь он меня не повёл, вместо этого отправил за врачом одного из воспитанников, собравшихся поглазеть на отработку воспламеняющих приказов. Грай до меня не снизошёл и вместо себя прислал помощника. Лучезар заявился в купальню, когда я уже смыл с лица невесть откуда взявшуюся копоть. Он обработал каким-то пахучим бальзамом волдыри и незаметно сунул в руку влажную ватку.

– Смажешь веки, когда за тобой придут, – предупредил юнец. – На площадке закрой глаза и не дыши, а то лёгкие спалишь. И главное – не дёргайся и башкой не верти, иначе результат каким угодно оказаться может. Наш человек сегодня третьим будет. Запомни! Третьим!

Черти драные! Легко сказать – не дёргайся!

Попробуй не дёргаться, когда тебя магией жгут! Да хотя бы и не магией даже! Так и так ожоги настоящие!

Заколотилось сердце, я размеренно задышал, пытаясь собраться с решимостью и успокоиться. Выжить! Главное – выжить! Остальное – потом! Остальное – не важно!

– И вот ещё что, – произнёс Лучезар будто бы даже нехотя, – вторым отрабатывать приказ Дарьке жребий выпал, а он тебя пообещал в головёшку превратить.

– Это кто? – округлил я глаза. – За что?!

– Дружочек Овода это, перестарок конопатый, – презрительно скривился ассистент врача. – Ты как ему ногу проткнул, так до сих пор хромает.

– Черти драные! – вырвалось у меня.

– Беда в том, что он прирождённый огневик. Если б не затык с очищением, его бы безо всяких испытаний сразу в школу взяли бы. Так что живым до госпиталя тебя могут и не донести. – Лучезар развёл руками. – С этим уродом пытались поговорить, но он ничего и слушать не стал, закусил удила. Уже и ставки принимают, спалит он тебя или силёнок не хватит. Теперь точно не отступится.

Я закрыл глаза.

Меня прокляли – и не единожды к тому же. При таком раскладе глупо ожидать, что жизненный путь окажется устлан лепестками роз.

Тени налились пурпуром и чернотой, но я мотнул головой, и колыхнувшаяся внутри черепной коробки боль заставила очнуться и вопросительно посмотреть на Лучезара, который несколько раз прищёлкнул пальцами у меня перед лицом.

– Не раскисай! – потребовал ассистент врача и вернул на голову глубокий капюшон. – Дарька силён, но долго запрягает. Если сумеешь его отвлечь, наверняка контроль над энергией упустит. С ним такое случается.

Я припомнил сгустившееся в тюремном коридоре сияние и то, как оно рассеялось, когда конопатый шарахнулся от швабры, озадаченно хмыкнул и спросил:

– И что ты предлагаешь?

– Не знаю, – пожал Лучезар плечами. – Придумай что-нибудь! Твоя жизнь на кону, не моя!

Он утопал прочь, а я кивнул.

Именно так. На кону стояла моя жизнь.

И я умирать не собирался. Не сегодня – так уж точно.

5-17

Соседу я ничего говорить не стал. И без того уже выболтал слишком много лишнего. Пусть он и не подсадная утка, но информация – это товар, на который можно выменять кое-какие послабления режима, так зачем человека в искушение вводить?

Впрочем, даже больше доноса я опасался того, что Первый поднимет затею на смех, и у меня не хватит решимости убрать приказ отторжения, когда накатит огненный вал.

Дурацкая, дурацкая, дурацкая идея!

О да! Я прекрасно отдавал себе в этом отчёт, а потому терзался сомнениями. Но сколько ни ломал голову на сей счёт, так и не нашёл причин, по которым врач захотел бы сыграть со мной эдакую злую шутку. По всему выходило, что я и вправду ему нужен.

Чертовски хотелось в это верить. И я – верил, но, как сказал покойничек Бажен, верить и знать – это разные вещи.

Нет, в иной ситуации мог бы и обратиться за советом к соседу, да только сейчас голова была занята совсем другим. Я думал, думал и думал, как бы не дать конопатому огневику спалить себя до углей, думал и кроме прямого силового противостояния вариантов не находил. А перестарок точно опытней и сильней. Столько лет упражняется! Да и не стал бы Лучезар на пустом месте панику разводить. Значит, могу и не выдюжить.

– Сосед! – окликнул я Первого, когда нам принесли обед. – Как победить огневика, который сильно жжёт, но долго запрягает?

– Ударить первым, – последовал банальный ответ.

– Мне нельзя бить! – отмахнулся я. – Могу использовать лишь приказ отторжения.

– Тем более, – недобро усмехнулся Первый. – Подвоха он ждать не будет. Бей первым!

Я раздражённо поморщился.

Седой старикан не показался человеком, который бросает слова на ветер. Нарушу правила – придётся лихо. До врача могут и не донести. Или донести не в том состоянии, чтобы тот взялся перекраивать лицо.

Я прикоснулся пальцами к своей опухшей физиономии и тихонько ругнулся.

Черти драные! Ну что за напасть!

– Должен быть другой способ! – упрямо произнёс я. – Давай, пошевели мозгами! Если меня поджарят, кто будет промерять приют?

Сказал и сообразил, что делать это продолжат те, кто придёт мне на смену. Как и прежде считали шаги мои предшественники.

– Толку от тебя как с козла молока! – буркнул Первый и нервно потёр вновь выползший из-под рукава на кисть краешек татуировки. – Мне нужно направление на источник! О, Создатель! Хотя бы на парочку якорей! – Он вздохнул. – А с огневиками совет может быть только один: бей первым. Бей первым или беги. Может, и унесёшь ноги.

Но нет – бежать было некуда.

Когда вывели во двор, я обнаружил, что поглядеть на упражнения второй полудюжины огневиков собрались едва ли не все свободные от занятий воспитанники. Более того – грядущая прожарка учебного пособия заинтересовала и немалое число наставников. Среди них обнаружился и Грай, а вот его ассистента нигде видно не было.

Я бы точно струхнул и запаниковал, не доведись в своё время драться при всём честном народе с Чумазым. Тогда тоже всё было против меня, но выкрутился – даст Царь небесный, не сгину и сегодня.

Неофиты-огневики уже выстроились, и вторым в шеренге стоял конопатый приятель Овода. Перехватив мой взгляд, перестарок чиркнул поперёк горла ногтем большого пальца, я в ответ похлопал себя по бедру. У молодчика чуть дым из ушей не повалил.

К слову, в нынешней полудюжине воспитанников конопатый оказался самым старшим, остальным было лет по пятнадцать самое большее, ну а первым выпало отрабатывать приказ и вовсе откровенному сопляку.

Наставник дал отмашку, и тотчас взревело пламя, на меня покатил огненный вал, едва удалось притормозить его в сажени от себя. Только именно что – лишь притормозить. Сколько ни усиливал приказ отторжения, пламя продолжало надвигаться медленно и неотвратимо.

Азартные выкрики сменились восторженным гомоном, это и заставило собраться. Сгореть на потеху толпе? Ну уж нет! Только не сегодня! Только не сейчас!

В лицо повеяло лютым жаром, я полной грудью вдохнул небесную силу – будто жидкое пламя в себя втянул! – и тотчас шатнулся вперёд, вытолкнул всю набранную энергию разом. Лёгкие и руки обожгло невыносимой болью, но даже так клубы огня качнулись прочь, вмиг отодвинулись на добрый аршин!

Зрители разочарованно загалдели, а я напрягся и, переборов кашель, опять потянул в себя небесную силу – только теперь уже всем телом. Заодно влил в приказ всё то, что не сумел выплеснуть из себя прежде, и за счёт этого вновь переборол напор неофита. Стена пламени ещё немного отступила, и кто-то презрительно засвистел. Юнец окончательно растерялся и позволил себя продавить. Ну а затем песочные часы опустели, и раскрасневшийся паренёк вернулся в строй. Я скрипнул зубами и потряс обожжёнными руками. Обшлага робы дымились, на ладонях вздулись волдыри.

Твари! Ненавижу!

– Следующий! – скомандовал явственно разочарованный исходом поединка наставник огневиков и перевернул песочные часы.

Вперёд немедленно выдвинулся конопатый, и шум голосов как отрезало. Дружочек Овода обманчиво плавным движением поднял на уровень груди сразу обе руки, и я загодя сформировал приказ отторжения. Воздух перед огневиком засиял, как тогда в казематах, а миг спустя собранная в одном месте энергия заклубилась и вскипела, готовая обернуться всепожирающим огнём.

Отгородиться от столь мощного выплеска не получится при всём желании – я понял это в один миг и потому не стал дожидаться атаки и сам толкнулся отторжением вперёд! Пламенный сгусток ещё только-только расцветал оранжевыми языками, конопатый перестарок всецело сосредоточился на подпитке своего приказа, и мой ход оказался для него полнейшей неожиданностью. Заготовку жгучих чар снесло на её создателя, тот вспыхнул как спичка.

Пуф! И неофит в одно мгновенье оказался объят пламенем, замахал руками и рухнул на песок, принялся кататься по нему в тщетной попытке потушить одежду и волосы.

Я напрягся в ожидании неминуемой расплаты, но седовласый наставник огневиков на меня даже не взглянул. Под восторженные вопли зрителей он погасил охватившее перестарка пламя и раздражённо процедил:

– Бестолочь!

Сгореть конопатый не успел. Отделался ожогами рук и лица, да ещё полностью лишился волос. Ну и одёжка превратилась в опалённые лохмотья.

– Нарушение правил! – хрипло каркнул он. – Так нечестно!

Однокашники определённо не жаловали перестарка, шуточки и оскорбления посыпались буквально со всех сторон, отмёл его претензию и наставник.

– Какое нарушение, дурень?! Твою заготовку отторжением снесли! – заявил он, призвал зрителей к порядку и повысил голос: – Внешнее накопление энергии чрезвычайно опасно и для куда более опытных тайнознатцев! Я предупреждал об этом неоднократно! Скройся с глаз моих, бездарь! Следующий!

Третий в шеренге воспитанников с готовностью сделал шаг вперёд. Кудрявый парнишка улыбнулся, и разом накатил страх – не страх даже, а чистый ужас! – захотелось отгородиться отторжением и отбиваться до конца, но я совладал с паникой и, когда вспыхнуло оранжевое марево, защитный приказ усиливать не стал.

Горю, черти драные! Горю!

Очнулся в полнейшем мраке, ещё и пошевелить не получилось ни рукой, ни ногой. Впрочем, сразу сообразил, что попросту притянут ремнями к хирургическому столу. А вот темнота…

Попытался открыть глаза и не смог. Не сумел и разомкнуть запёкшихся губ. Но боли не было. Это подарило надежду на лучшее.

– Да как долго?! – послышался вдруг сквозь звон в ушах возмущённый голос приютского врача. – Ему лицо до костей сожгли!

– К чёрту лицо! – рыкнул в ответ Заруба. – Просто поставь его на ноги!

– А глаза тоже – к чёрту?! – насмешливо фыркнул Грай. – Или зрение ему не восстанавливать? Магические ожоги не чета обычным, месяц на лечение закладывай смело!

– Сам же знаешь, что выпускные испытания на носу! Со дня на день покупатели съезжаться начнут, нам воспитанников натаскивать надо! И не через месяц, а прямо сейчас!

– Ничем не могу помочь. Чудеса творить не обучен!

Ответом стал топот шагов и грохот захлопнувшейся двери.

– Не дёргайся! – послышался насмешливый голос Лучезара. – Не так уж сильно тебя и поджарили.

– И с глазами тоже полный порядок, просто веки обгорели, – добавил его наставник. – Ну-с, приступим!

В нос ударил какой-то незнакомый запах, неприятный и резкий, а дальше сознание рухнуло в бездну. Падение могло длиться и миг, и целую вечность, но в итоге я со всего маху грянул с небес на грешную землю, а следом на меня навалилась невыразимая тяжесть бытия.

Лежу. Лежу на спине и… на всё том же хирургическом столе, а надо мной медленно-медленно затухает сияние алхимических светильников.

Сияние?!

Да, черти драные! Да!

Снова вижу! Но попытался пошевелиться и не смог.

– Не суетись! – потребовал Лучезар. – Сейчас ремни расстегну!

И он расстегнул – да. Но только я перевернулся на бок, и тут же помутилось в глазах, закружилась голова, накатила тошнота.

– Проглоти! Запей!

Дрожащей от слабости рукой я принял алхимическую пилюлю и отправил её в рот, затем поднёс к губам оловянную кружку и надолго к ней приложился. Холодный напиток провалился внутрь освежающей волной, сразу стало легче дышать, двигаться, жить. И соображать тоже – не без этого.

Я опомнился и спешно ощупал лицо. С тем был вроде бы полный порядок.

Не обманули! Пообещали и сделали!

«Только бы не превратили в какого-нибудь урода!» – подумалось мне, и мысль эта пробежалась по спине неприятным холодком.

Я сполз с хирургического стола, оттолкнул руку Лучезара и на негнущихся ногах двинулся к зеркалу.

И нет – в урода меня не превратили. Скорее даже наоборот – похорошел.

Стал кем-то другим и одновременно остался самим собой. Поначалу и вовсе не сумел сообразить, что именно изменилось – стоял и глядел на столь знакомое и вместе с тем чужое отражение, всматривался в ставшие чуть более тонкими и волевыми черты. А потом накатило, и будто мозаика сложилась. И вот уже не я в зеркало пялюсь, совсем-совсем не я.

Лицо этого юноши было заметно суше, резче и жёстче; благородней. Челюсть и губы – уже. Нос – ровнее и прямее. А глаза чуток запали вглубь черепа.

Вроде бы не так уж и много изменений случилось, да и поправил приютский врач сущие мелочи, но вместо себя я вдруг узнал в отражении кое-кого другого.

Повернул голову и уставился на Лучезара.

Ба! Одно лицо!

Но нет, конечно же – нет. Мы отнюдь не стали братьями-близнецами и даже просто братьями, просто теперь нас легко мог спутать малознакомый человек.

– Ты! – прохрипел я и закашлялся.

Грай тут же оказался рядом и протянул кружку.

– Допей!

– Я! – вздёрнул нос Лучезар и самодовольно улыбнулся.

Всякое сходство враз растаяло, будто не бывало. Улыбка у него оказалась неприятной – улыбался он, кривя уголки губ вниз.

– Мы непохожи! – заявил я и голос опять же оказался чужим. Точнее – тоже не совсем моим. – Что за чёрт?! – спросил, прижав ладонь к горлу.

Врач верно оценил жест и с улыбкой пояснил:

– Пришлось немного подрезать голосовые связки.

Я какое-то время бездумно глядел на него и просто дышал, затем покачал головой.

– Ерунда какая-то! Меня с ним не спутают!

– Ошибаешься! – заявил в ответ Грай. – Отрастут волосы и брови, никто и не заподозрит подмены. Нужно будет только перенять пластику тела и манеру говорить.

Волосы у меня, покуда не сгорели, были столь же светлыми как у Лучезара – только тускло-серыми, без всякого серебристого отлива. С глазами дело обстояло ровно так же. Зелени в моих уже почти не осталось, они давно сделались беловато-серыми, но им определённо недоставало металлического отблеска.

Я покачал головой.

– Не выгорит!

– Не твоя забота! – резко бросил Лучезар.

Врач укоризненно покачал указательным пальцем.

– Лучезар давно уже не посещает занятий и не общается с наставниками и другими воспитанниками, – пояснил он мне. – А с некоторых пор начал скрывать лицо под капюшоном. И намеренно сутулился, поэтому на разницу в росте никто внимания не обратит. Сложение у вас одинаковое, вы оба тонки в кости. Кисти сухие, пальцы длинные – нужно будет лишь аккуратно подстричь ногти, а лицами вы теперь схожи как братья. Даже я при плохом освещении могу вас спутать.

Его ассистент фыркнул.

– Послал Царь небесный родственничка!

Я ощутил внезапную слабость, доковылял до табурета и плюхнулся на него.

– Но зачем? К чему городить такой огород?! Не проще ли пройти ритуал очищения самому?

– Значит, не проще! – выдал в ответ молодой человек и надменно выпятил подбородок.

А вот Грай вновь снизошёл до пояснений.

– Лучезар не способен пройти очищение, – заявил он и как-то очень уж фамильярно потрепал ассистента по волосам. – Такое случается. Кому-то и вовсе приходится жить в приюте до конца своих дней.

Юнец нервно передёрнул плечами.

– Не мой случай!

– Не твой, – подтвердил приютский врач. – Но твой потенциал в этой дыре попросту не раскрыть! – Он вздохнул и обратился ко мне: – Мой контракт со школой Огненного репья заканчивается через месяц, я уже получил назначение во внутренние земли, а одному Лучезару здесь ничего хорошего не светит. Среди перестарков хватает всякого отребья… Да что говорить, ты и сам уже свёл знакомство с Оводом и его конопатым дружком! Нет, Лучезару без меня тут долго не протянуть.

Я припомнил, как ассистент врача поквитался с Оводом за подножку, и кивнул, соглашаясь со словами собеседника. И вправду не протянет. Хлипковат.

– И в чём тогда смысл подмены? – спросил я, пытаясь собраться с мыслями.

Врач пожал плечами.

– Для всех Лучезар уедет в школу Огненного репья, а я выхожу тебя, выкуплю у приюта и увезу с собой. Вы поменяетесь местами.

– А так можно? – округлил я глаза. – Выкупить человека у приюта?

– Воспитанника-неофита – нет. Иначе бы это всё предельно упростило, – с обречённым вздохом признал Грай. – Но ты не значишься в реестре приюта. Ты даже не в розыске. Если выкинуть писульку охотника на воров, то с заключением магистра алхимии и моим собственным суждением получится оформить Лучезара на новом месте без малейшего труда. Не придётся даже тратиться на взятки.

Я медленно кивнул, но и так едва не чебурахнулся с табурета, когда вдруг неожиданно сильно качнулась вперёд голова. Совладал с дурнотой и спросил:

– А я вообще способен пройти ритуал очищения?

– Пока ещё нет, – спокойно признал приютский врач. – Но у тебя есть на подготовку чуть больше месяца. Закалку тела ты уже начал, нужно просто довести её до ума и укрепить дух. Условия я обеспечу, остальное зависит только от тебя.

Только от меня. Всё всегда зависит только от меня.

Увы, это самое «всё» неизменно определял кто-то другой. Лука, Горан Осьмой, теперь вот – приютский врач. Достало! Надоело играть по чужим правилам чужими краплёными картами!

Но трепыхаться я не стал. Глупо трепыхаться, когда на кону твоя жизнь.

В конце концов, пройти ритуал очищения и помахать всем здешним уродам ручкой – это именно то, чего я хочу. Ради такого стоит и напрячься!

– И что теперь? – спросил я, облизнув пересохшие губы.

Врач вытянул из-под белого халата серебряную луковицу карманных часов и отщёлкнул крышку.

– Сейчас отдыхай, – решил он, – а завтра с утра займёмся твоим обучением.

Я попытался встать с табурета, но тут же плюхнулся обратно, когда подогнулись колени. Тогда, пережидая головокружение, часто-часто задышал, немного очухался и уточнил:

– Нужно будет закалить тело и укрепить дух, это всё?

Грай указал на ассистента.

– Понаблюдаешь за Лучезаром, попробуешь двигаться так же и отработаешь несколько характерных жестов. И самое главное – во что бы то ни стало придётся перенять выговор.

Тяжкий вздох не вырвался у меня лишь по той простой причине, что всего так и ломало. Да и смысла не видел впустую воздух сотрясать. А так бы высказался – да. Доводилось общаться с балаганщиками, прекрасно отдавал себе отчёт, сколько сил и времени уходит на то, чтобы вжиться в новую роль у театральных фигляров.

Впрочем, это оказалось далеко не всё.

– Ещё продолжай формировать меридиан в правой руке и учись стягивать энергию к солнечному сплетению! – влез в разговор Лучезар. – Собирай силу и удерживай на протяжении десяти счётов, иначе атрибут не принять.

Десять счётов?! Да у меня и после двух ударов сердца голова едва не взрывалась!

Впрочем, нахмурился я совсем по иной причине. Загибая пальцы, перечислил про себя «осознать, ощутить, прикоснуться, приказать, закалить тело, укрепить дух», приплюсовал к этому ритуал очищения и возмутился:

– Какой ещё атрибут? Нет у неофитов ничего такого!

– Ещё как есть! – ухмыльнулся Лучезар, поднял руку и ту окутало серебристое пламя. – Почему, думаешь, меня сразу после очищения в школу Огненного репья взять готовы, даже выпускные испытания не понадобятся?

Я от изумления едва челюсть не уронил. Юнец просто взял и сотворил пламя – нисколько не напрягаясь, буквально по щелчку пальца. Огневики тужились изо всех сил, а он – хоп! – и кисть пламенем окутал! Ещё и не обжёгся при этом!

Врач мягко рассмеялся.

– Атрибут и в самом деле принимается уже адептами, но это не касается тайнознатцев из боярских родов. Он передаётся им с кровью.

– Слышал о родословной? – усмехнулся Лучезар.

У меня кругом голова пошла, я во все глаза уставился на юнца и выдохнул:

– Так ты?..

Ассистент врача дурашливо поклонился.

– Позволь представиться! Лучезар из семьи Серебряного всполоха, младшей ветви рода Огненной длани!

Боярин? Этот долговязый рохля взаправдашний боярин?!

И мне придётся себя за него выдавать?

Черти драные! Из огня да в полымя!

5-18

Стало совсем худо. И до того нехорошо было, а тут и вовсе поплохело.

Врач неверно оценил реакцию на свои слова, приняв замешательство за недоверие, и пояснил:

– Лучезар – последний в своей семье, да и отношения со старшей ветвью оставляют желать лучшего. Обстоятельства привели его на задворки Поднебесья, у нас здесь попросту нет доступа к реактивам и практикам, необходимым для раскрытия его потенциала, а без этого ритуал очищения не пройти.

Я вытер с лица испарину и уточнил:

– Неужто старшая ветвь даже в такой малости помочь не хочет?

Лучезара так и перекосило.

– Ты чем слушаешь вообще?! Да они меня сюда и спровадили!

О семейных дрязгах в боярских родах были наслышаны даже босяки, я кивнул и подробности выпытывать не стал, вновь провёл ладонью по занемевшему лицу и спросил:

– Тому, кто выдаёт себя за боярина или дворянина, полагается колесование или четвертование?

– Это всё пережитки прошлого! – беспечно отмахнулся врач. – Во внутренних землях – риск и вправду был бы слишком велик, но не в этом захолустье!

А Лучезар так и вовсе рассмеялся.

– Не бойся! Если напортачишь, до колесования просто не доживёшь! Потихоньку удавят, не станут сор из избы выносить.

С этим было не поспорить, но я всё же покачал головой.

– Я чужого не беру! Зарок у меня такой. Не могу чужим именем представляться.

Врач и его ассистент воззрились на меня в немом изумлении.

– Ты сейчас серьёзно?! – угрожающе протянул Грай. – Пойдёшь на попятную из-за какого-то зарока?

– Не пойду, если он… – ткнул я пальцем в Лучезара, – даст мне право называться его именем.

– Да вот ещё! – рявкнул юнец. – Не бывать тому!

– Это лишнее, – поддержал ассистента врач.

– Вовсе нет! – возразил я. – Я же проклят! Возьму без спроса чужое – тут же аукнется! Проклятие именно на это завязано, а с ним шутки плохи!

– Тебе в любом случае от порчи избавляться придётся!

– Это когда ещё будет! Да и получится ли её полностью вычистить, чтобы и следа даже не осталось?

Лучезар обозвал меня парочкой крайне обидных словечек из числа тех, за которые на Заречной стороне и нож под рёбра сунуть могли, но Грай быстренько утянул его в соседнюю комнату, там они недолго пошушукались, а после возвращения юнец объявил:

– Я, Лучезар из семьи Серебряного всполоха рода Огненной длани, даю право… – Он зло глянул на меня и после подсказки врача продолжил: – Серому с Заречной стороны Черноводска именоваться моим полным именем. Доволен?

Вопрос он едва ли не выплюнул, и Грай укоризненно покачал пальцем, после чего обратился ко мне:

– Но и ты дай слово держать нашу договорённость в тайне!

Я хоть и едва ворочал уже языком, не выдержал и фыркнул.

– Ну не враг же я себе!

– Дай слово!

– Слово! – отозвался я, и мы пожали друг другу руки.

Утром от слабости не осталось и следа, дурно сделалось лишь после завтрака. За время пребывания в каземате привык к царским порциям, а тут вручили миску овсяной каши, две кружки травяного отвара и пяток пилюль. Вот как проглотил их, так и ощутил головокружение, а дальше и вовсе замутило.

– Это нормально, – успокоил меня врач и нацепил на нос оправу с загодя вставленными линзами – белой и фиолетовой. – Сконцентрируй энергию у солнечного сплетения и держи, сколько сможешь.

Смог я три счёта, чем вогнал Лучезара в откровенное уныние.

– Атрибут он не примет! – мрачно изрёк молодой человек и с укором посмотрел на старшего товарища.

Грай беспечно пожал плечами.

– База есть, остальное приложится.

– Приложится, угу… – шумно выдохнул я и смахнул с лица пот. – А с порчей как быть? Когда вычищать начнёте?

– Не так сразу! – отмахнулся приютский врач. – В первую очередь тебе надо укрепить дух. Всё, идём!

Но тут из приёмного покоя донеслось звяканье закреплённого на двери колокольчика, и Грай страдальчески поморщился.

– Узнай, кого там нелёгкая принесла! – попросил он ассистента.

Тот накинул на голову капюшон, сгорбился и покинул заднюю комнату, в которой я и провёл эту ночь.

– Чего тебе, Дарька? – спросил он кого-то с нескрываемой насмешкой.

– Меня зовут Огнедар! – рыкнули в ответ, и я узнал голос конопатого дружочка Овода. – Где наставник Грай?

– Занят.

– Паршивого чернокнижника лечит?! Да сколько можно?! Мне ожоги свести надо!

– Я же дал тебе бальзам! Вот им и мажься!

– Толку от него как с козла молока! Мне нормальное лечение нужно! Зови Грая!

– Покомандуй тут ещё! Зря и бальзам дал! – заявил в ответ Лучезар и обидно рассмеялся. – Уж лучше ожоги, чем конопушки!

– Ах ты гад!

Ассистент врача в долгу не остался, и взялся высмеивать перестарка, а Грай взглянул на часы, приложил к губам указательный палец и потянул меня из комнатушки. Двинулся он прочь от выхода в приёмный покой, повернул раз и другой, завёл в глухой закуток, где обнаружилась массивная дверь, запертая сразу на два навесных замка. Оба были зачарованы, с каждым врач провозился никак не меньше минуты.

Перебранка в приёмном покое стихла, но Лучезара мы дожидаться не стали и по винтовой лестнице спустились в подвал с грубой каменной кладкой, какой не было даже в каземате. Внизу оказалось темно хоть глаз коли, врач снял с крюка керосиновую лампу, воспламеняющим приказом запалил фитиль и первым двинулся по коридору.

– Не отставай! – коротко бросил он мне.

Вопреки ожиданиям в подземелье было не прохладно и сыро, а жарко и душно. Воздух переполняло незримое оранжевое сияние, через него приходилось буквально проталкиваться. Я немедленно начал обливаться потом, Граю – хоть бы что.

– Там источник? – спросил я, когда проход перегородила дверь из зачарованного металла, на которой раскалённым серебром светились защитные руны и чернели изображения горящего чертополоха.

Врач рассмеялся.

– Что ты! На таком расстоянии от источника ты бы в прах обратился!

– А здесь? – уточнил я, облизнув пересохшие губы.

– Здесь – нет, – заявил Грай и начал снимать с двери колдовскую защиту.

После недолгой возни распахнул ту, и меня едва не снесло волной хлынувшего в коридор жара. Отшатнулся было, но сразу качнулся обратно и устоял на ногах лишь благодаря двум шажкам вперёд. Одному и другому. Через порог и чуть дальше. Прямиком в огненный ад.

Черти драные! Это меня Грай в спину пихнул!

Я подался назад, но дверь уже захлопнулась. Упёрся в неё да так и сполз на пол, закрывая руками лицо.

Давным-давно, когда ещё жил у тётки, мы всем семейством непременно раз в седмицу выбирались в баню, и в парилке, где от невыносимого жара уши в трубочку сворачивались, я неизменно опускался как можно ниже, там – становилось легче, в зале с бушевавшим меж высоченных колонн огненным штормом, куда меня втолкнул драный врач, – нет. Напор обезумевшей оранжевой энергии не просто иссушал тело, а прямо-таки его сжигал. От переизбытка небесной силы я начал запекаться изнутри, более того – должен был вот-вот обратиться в живой факел. И тогда – всё, тогда – конец!

Не хочу!

Попытка закрыться отторжением успехом не увенчалась: барьер попросту разметало, а меня самого крепенько приложило отдачей.

Черти драные, не то!

Я мысленно окутался защитной пеленой, отгородился ею от огненной стихии, и даже сумел продержаться так с десяток ударов сердца, прежде чем моя воображаемая броня оказалась прожжена сразу в нескольких местах. Вновь замутило, но слабину я не дал и вновь закрылся от накатывавшего со всех сторон оранжевого шторма, только на сей раз ещё и взялся выдавливать из себя обжигающее сияние, как на занятиях с приютскими воспитанниками вычищал из духа обездвиживающие приказы. Приходилось скрипеть зубами от боли и терпеть в надежде, что ещё немного и станет легче, но легче не становилось.

И всё же я не сгорел и не запёкся изнутри. Даже сумел несколько раз приложиться ладонью по двери.

Как ни странно, Грай не только услышал эти жалкие шлепки, но и соизволил меня из душегубки выпустить.

– Молодец, быстро разобрался, – похвалил он, вновь затворяя дверь.

Я дышал и никак не мог отдышаться. На языке так и вертелись всякие крепкие словечки, но проявил благоразумие и от ругани воздержался, ещё немного полежал на холодном каменном полу и спросил:

– Что там?

– Один из якорей, который оттягивает на себя излишки энергии и стабилизирует источник, – пояснил врач и поторопил меня. – Давай вставай уже! Вставай! – Он помог подняться на ноги и протянул ремень, в кожаные гнёзда которого были вставлены песочные часы. – На полу нарисована схема перемещения, двигайся строго по ней. По волнистым линиям – медленно, по прямым – обычным шагом, по прерывистым – быстрым. Где точки и пунктиры – беги. На кругах стой минуту, на базах с поперечными чертами – две. Далее ориентируйся на количество углов. Считать ведь обучен?

Песочные часы в гнёздах оказались рассчитаны на измерение от одной и до пяти минут, и я сказал, застёгивая пряжку ремня:

– Разберусь.

Возвращаться в душегубку нисколько не хотелось, но ныть и протестовать мне и в голову не пришло. Как там толковал наставлявший неофитов у часовни Карающей десницы монах? Слабому не закалить тело и не укрепить дух? Вот-вот. Дам слабину – сдохну. Не прямо сейчас, так во время ритуала очищения.

– Если собьёшься, возвращайся к входу и начинай заново, – предупредил Грай. – Приду за тобой через час.

– Подождите! – всполошился я. – А сюда больше никто не заявится?

– Сюда никто не наведывался как минимум полвека и едва ли что-то изменится в ближайшем будущем, – усмехнулся врач и вздохнул. – Приют рассчитан на куда большее число воспитанников, нежели обучается в нём сейчас. Воспитанников водят на закалку в зал над источником.

Сразу вспомнилась просьба Первого, но в казематы возвращаться мне было не с руки, так что от расспросов я воздержался.

– Готов? – уточнил Грай.

Я не был, но кивнул.

– Вернусь за тобой через час! – предупредил врач, распахивая толстенную железную дверь.

Ничего не оставалось, кроме как шагнуть прямиком в оранжевый шторм. И – выстоял! Не шарахнулся обратно, не опустился на корточки, даже руками не закрылся. Выдержал первый самый лютый натиск!

Постоял, всё уверенней и уверенней отгораживаясь от жара, а как самую малость очухался, то принялся вертеть головой по сторонам. Зал оказался вытянутым, высокий потолок подпирали воздвигнутые в кажущемся беспорядке колонны, в дальнем конце подземелья полыхало оранжевое сияние, поэтому темно здесь не было.

Не было и жарко. Так только казалось, а на самом деле – нет.

Прямо от входа куда-то в сторону уходила волнистая линия, я собрался с решимостью и ступил на неё, двинулся вперёд медленно-медленно. Но не только из-за наставлений Грая, просто ускорить шаг не сумел бы при всём желании, пусть бы даже от этого и зависела сама моя жизнь.

Приходилось не только закрываться от энергии, но и проталкивать себя через ставшую какой-то очень уж неподатливой реальность. Да ещё чертовски разболелась правая нога и начало невыносимо припекать рубцы, оставленные на спине плетью палача.

Ну что за напасть такая?! Я ведь о них лет десять не вспоминал!

Когда кое-как доковылял до пятиконечной звезды и перевернул песочные часы, то обратился к внутреннему зрению и через оранжевое сияние различил, как подрагивают и съёживаются фиолетово-чёрные отростки, дотянувшиеся от голени до середины бедра. А помимо этого проклятия проявилось ещё и старое, доставшееся по наследству от мамы с папенькой: едва заметный прежде пурпур пошёл пятнами, где-то выцвел, где-то собрался в прожилки. Его сдирало натиском энергии, мой дух словно ошкуривали призрачной тёркой! Аура потеряла стабильность и мерцала, а по спине так и вовсе будто не далее пяти минут назад трижды протянули плетью, ещё и соль в раны втёрли.