тайная опора привязанность в жизни ребенка fb2

Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка

Людмила Петрановская – автор серии книг для детей «Что делать, если…», известный психолог-педагог, руководитель вебинаров на тему взаимоотношений в семье и лауреат премии Президента РФ представляет продолжение серии «БЛИЗКИЕ ЛЮДИ: психология отношений». Книга будет полезна не только молодым мамам, но и тем, кто хочет переосмыслить отношения со своим возможно уже повзрослевшим ребенком.

Вся эволюция жизни – это эволюция родительской заботы о потомстве. Самые примитивные живые существа появляются на свет уже неотличимыми от «родителей», им ничего от своих предков не надо. Чуть более сложных родители только помещают в благоприятную среду, а там уж сами. Еще более сложным – стараются оставить пропитание на первое время. Так поступают некоторые насекомые. Отдельные виды рыб своих мальков уже охраняют. Многие рептилии защищают кладки яиц и присматривают за вылупившимися детенышами. А вот птицы уже обязательно высиживают, кормят и учат птенцов, совершая иногда чудеса самопожертвования ради потомства. Детеныши млекопитающих не выживают без заботы взрослых, и детство их длиннее, чем у птенцов. Родители зверенышей их не только кормят, охраняют и учат – они с ними играют, ласкают, утешают, разрешают конфликты между братьями и сестрами, готовят к общению в стае.

Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка скачать fb2, epub, pdf, txt бесплатно

Новая книга известного семейного психолога, лауреата премии президента РФ в области образования, автора бестселлеров «Что делать, если…» и «Что делать, если… 2» адресована родителям детей и подростков с особенностями поведения. Издание поможет найти с ребенком общий язык, сориентироваться в сложных ситуациях и конфликтах, достойно выйти из них, сохранить терпение, восстановить понимание и мир в семье.

МОСКВА МИР ЭНЦИКЛОПЕДИЙ АВАНТА+ АСТРЕЛЬ

УДК 159. 9 ББК88. 8 П29

Главный редактор А. Голосовская Артдиректор Е. Евлахович Художник А. Селиванов

15ВЫ 978-5-98986-365-5 (Мир энциклопедий Аванта+)

15ВЫ 978-5-271-27061-1 («Издательство Астрель»)

Известный детский психолог в увлекательной форме расскажет вашему ребёнку, как правильно поступать в сложных ситуациях, с которыми он сталкивается на каждом шагу, а красочные забавные картинки помогут ему преодолеть страх и избежать опасности.

Эту книгу стоило бы прочесть всем родителям. И тем, кого заботит легкое недопонимание, и тем, кто уже было отчаялся найти общий язык с детьми. В ней мы собрали две книги в одной: «Тайная опора: привязанность в жизни ребенка» и «Если с ребенком трудно» – книги, которые могут избавить вас и вашего ребенка от тонн психологической макулатуры.

Нередко, став взрослыми, мы забываем, что некогда и сами были детьми. В первой части книги, основываясь на научной теории привязанности, Людмила Петрановская легко и доступно рассказывает о роли родителей на пути к взрослению: «Как зависимость и беспомощность превращаются в зрелость?» и «Как наши любовь и забота год за годом формируют в ребенке тайную опору, на которой, как на стержне, держится его личность?» Вы сможете увидеть, что на самом деле стоит за детскими «капризами», «избалованностью», «агрессией», «вредным характером».

Во второй части книги Людмила расскажет о том, как научиться ориентироваться в сложных ситуациях, решать конфликты и достойно выходить из них. Вы сможете понять, чем помочь своему ребенку, чтобы он рос и развивался, не тратя силы на борьбу за вашу любовь.

Дети или работа? Молодые и талантливые женщины мучают себя этим вопросом со времени появления джинсов и домашнего интернета. А что, если попробовать не выбирать? Людмила Петрановская умело доказывает: быть хорошей матерью и отличным работником – возможно! Хватит мучиться угрызениями совести и переживать. У работающих мам вырастают замечательные дети!

«Селфмама. Лайфхаки для работающей мамы» – это практические советы для современных мам, которые стремятся уделять равное количество сил и энергии каждой из сторон своей личности. Простые хитрости, описанные в этой книге, позволят вам избежать жертв в гонке за двумя зайцами: карьерой и семьей. Вы поймете, как можно успеть все, не прибегая к услугам Мэри Поппинс, помощи маховиков времени и волшебства.

Источник

Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка

Скачать книгу

О книге «Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка»

Петрановская Людмила – автор книги «Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка», известный психолог, педагог. Она проводит лекции и вебинары, посвящённые психологии семейных отношений. Писательница обращает большое внимание не только на научные факты, но и на случаи из практики множества людей, руководствуется собственным опытом. Всё это помогает ей наиболее полно понять особенности психики детей и взрослых и дать нужные рекомендации.

Автор книги помогает родителям разобраться в сложных отношениях с детьми. С этой информацией будет полезно познакомиться даже тем, кто ещё только планирует создать семью. Здесь подробно описаны важнейшие периоды в жизни ребёнка, например, кризис трёхлетнего возраста. Психолог даёт советы, как вести себя в той или иной ситуации, когда ребёнок только начинает ходить в школу, когда у него начинается подростковый кризис.

Все родители хотят построить хорошие и доверительные отношения со своими детьми. Именно в этой книге можно узнать, как это сделать, как сохранить привязанность и тёплые отношения со своим чадом даже спустя много лет, при этом не делая такую связь зависимостью. Автор рассуждает о роли детских садиков, общения с другими детьми. Она заставляет задуматься о том, как может повлиять воспитание в излишней строгости либо в абсолютной вседозволенности.

После прочтения книги можно будет задуматься о многом. Например, многие родители смогут увидеть, что то, что им кажется баловством или глупостью, является закономерным этапом в развитии детей. Они делают это не со злости или желания навредить, а таким образом узнают реакцию других на свои поступки, исследуют этот удивительный и неизведанный мир. Возможно, стоит дать им некоторую свободу в этом познании, не пытаясь навязать свои правила, не подгоняя под какие-то свои взрослые рамки. Тогда ребёнок сможет почувствовать, что ему доверяют и безусловно любят, а это очень важно для того, чтобы он стал уверенным и счастливым.

На нашем сайте вы можете скачать книгу «Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка» Петрановская Людмила Владимировна бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

Источник

Людмила Петрановская: любовь как тайная опора

«Немало про­блем, отрав­ля­ю­щих жизнь мно­же­ства людей, можно было бы не созда­вать, если знать, как устро­ены отно­ше­ния ребенка с роди­те­лями», – счи­тает пси­хо­лог, автор книг по пси­хо­ло­гии семей­ных отно­ше­ний Люд­мила Петрановская.

По её мне­нию, именно эти отно­ше­ния, а вовсе не раз­ви­ва­ю­щие мето­дики, дают детям луч­ший жиз­нен­ный старт.

«Все мы родом из дет­ства», – кто сего­дня не знает эти, став­шие хре­сто­ма­тий­ными, слова Экзю­пери. Что дает чело­веку опыт при­вя­зан­но­сти, иду­щий из дет­ства? Об этом в наши дни раз­мыш­ляют мно­гие педа­гоги и психологи.

В книге для роди­те­лей «Тай­ная опора: при­вя­зан­ность в жизни ребенка», вышед­шей в мос­ков­ском изда­тель­стве «АСТ» в 2015 году, новые ракурсы этой темы осмыс­ляет пси­хо­лог Люд­мила Пет­ра­нов­ская, чьи ста­тьи часто появ­ля­ются на пра­во­слав­ных интернет-ресурсах.

В своих выво­дах и пред­по­ло­же­ниях пси­хо­лог опи­ра­ется на наби­ра­ю­щую попу­ляр­ность тео­рию при­вя­зан­но­сти. В Рос­сии эта тео­рия пока что мало­из­вестна, и, как гово­рит Люд­мила Пет­ра­нов­ская, «очень жаль, потому что я не знаю под­хода к вос­пи­та­нию и пси­хо­те­ра­пии более глу­бо­кого, точ­ного и эффективного».

Пуб­ли­куем фраг­мент этой доб­рой и полез­ной книги на нашем сайте

Аннотация

Люд­мила Пет­ра­нов­ская – автор серии книг для детей «Что делать, если…», извест­ный психолог‑педагог, руко­во­ди­тель веби­на­ров на тему вза­и­мо­от­но­ше­ний в семье и лау­реат пре­мии Пре­зи­дента РФ пред­став­ляет про­дол­же­ние серии «БЛИЗКИЕ ЛЮДИ: пси­хо­ло­гия отношений».

Книга будет полезна не только моло­дым мамам, но и тем, кто хочет пере­осмыс­лить отно­ше­ния со своим воз­можно уже повзрос­лев­шим ребенком.

Людмила Петрановская «Тайная опора:
привязанность в жизни ребенка»

Любили тебя без осо­бых причин
За то, что ты дочь,
За то, что ты сын,

За то, что малыш,
За то, что растешь,
За то, что на папу и маму похож.

И эта любовь до конца твоих дней
Оста­нется тай­ной опо­рой твоей.

Введение

Вся эво­лю­ция жизни – это эво­лю­ция роди­тель­ской заботы о потом­стве. Самые при­ми­тив­ные живые суще­ства появ­ля­ются на свет уже неот­ли­чи­мыми от «роди­те­лей», им ничего от своих пред­ков не надо.

Чуть более слож­ных роди­тели только поме­щают в бла­го­при­ят­ную среду, а там уж сами. Еще более слож­ным – ста­ра­ются оста­вить про­пи­та­ние на пер­вое время. Так посту­пают неко­то­рые насе­ко­мые. Отдель­ные виды рыб своих маль­ков уже охраняют.

Мно­гие реп­ти­лии защи­щают кладки яиц и при­смат­ри­вают за вылу­пив­ши­мися дете­ны­шами. А вот птицы уже обя­за­тельно выси­жи­вают, кор­мят и учат птен­цов, совер­шая ино­гда чудеса само­по­жерт­во­ва­ния ради потомства.

Дете­ныши мле­ко­пи­та­ю­щих не выжи­вают без заботы взрос­лых, и дет­ство их длин­нее, чем у птен­цов. Роди­тели зве­ре­ны­шей их не только кор­мят, охра­няют и учат – они с ними играют, лас­кают, уте­шают, раз­ре­шают кон­фликты между бра­тьями и сест­рами, гото­вят к обще­нию в стае.

Если смот­реть с этой точки зре­ния, чело­век и в самом деле – венец тво­ре­ния. Потому что самые бес­по­мощ­ные дете­ныши и самое дол­гое дет­ство на пла­нете – чет­верть жизни – у нас. Прежде чем ребе­нок смо­жет обхо­диться без взрос­лых, про­хо­дят годы.

Более того, с ходом исто­рии период зави­си­мо­сти посто­янно удли­ня­ется, когда‑то дет­ство в две­на­дцать точно закан­чи­ва­лось, а сей­час и в два­дцать два – не всегда.

Полу­ча­ется, чтобы выросло суще­ство, кото­рое не про­сто реа­ли­зует запи­сан­ные в генах про­граммы, как мил­ли­арды его пред­ков мил­ли­оны лет да него, вроде тара­ка­нов каких‑нибудь, а строит свою жизнь, думает об устрой­стве миро­зда­ния, зада­ется веч­ными вопро­сами бытия, имеет цен­но­сти, дер­зает, верит, любит, – одним сло­вом, суще­ство разум­ное и сво­бод­ное, необ­хо­дим довольно дол­гий период пол­ной бес­по­мощ­но­сти и зависимости.

Каким‑то чудес­ным обра­зом именно зави­си­мость пере­плав­ля­ется в сво­боду, именно пол­ная изна­чаль­ная непри­спо­соб­лен­ность к миру – в спо­соб­ность этот мир твор­че­ски изменять.

Каж­дый, кто родился чело­ве­ком и вырос, так или иначе про­шел этот путь. Каж­дый, кто рас­тит детей, идет по нему. В этой книге мы прой­дем его, шаг за шагом, от рож­де­ния до взрос­ло­сти, и попро­буем понять: как это работает?

Я сразу хочу ска­зать: книжка эта не строго науч­ная. Мне хоте­лось бы иметь парал­лельно еще одну жизнь, чтобы посвя­тить ее иссле­до­ва­ниям, и каж­дое утвер­жде­ние про­ве­рить. Но вто­рой жизни у меня нет, а в этой я выбрала быть практиком.

Так что я, на свой страх и риск, про­сто рас­ска­зы­ваю, как я это вижу, чув­ствую, пони­маю. С при­ме­рами из своей жизни, из рас­ска­зов кли­ен­тов и чита­те­лей моего блога, из наблю­де­ний на улице и на дет­ских площадках.

Конечно, самая суть, тео­рия при­вя­зан­но­сти – тео­рия вполне науч­ная, по ней есть мно­же­ство инте­рес­ней­ших иссле­до­ва­ний и пуб­ли­ка­ций, на какие‑то из них я буду ссы­латься по ходу рассказа.

Но я вполне отдаю себе отчет, что не все утвер­жде­ния этой тео­рии и уж тем более не все утвер­жде­ния в этой книге пол­но­стью научно под­твер­ждены, а какие‑то вообще сложно проверить.

Тео­рия при­вя­зан­но­сти еще не явля­ется мэйн­стри­мом пси­хо­ло­ги­че­ской науки, иссле­до­ва­ний и книг, посвя­щен­ных именно ей, пока меньше, чем хоте­лось бы. В Рос­сии тео­рия при­вя­зан­но­сти про­сто малоизвестна.

И это очень жаль, потому что я не знаю на дан­ный момент под­хода к изу­че­нию чело­века, изу­че­нию дет­ства, под­хода к вос­пи­та­нию и пси­хо­те­ра­пии более глу­бо­кого, точ­ного и эффек­тив­ного в прак­ти­че­ской работе.

Немало про­блем, отрав­ля­ю­щих жизнь мно­же­ства людей, можно было бы про­сто не созда­вать, если знать, как устро­ены отно­ше­ния ребенка с роди­те­лями. И мно­гие уже создан­ные и даже при­выч­ные, можно было бы вполне успешно и надежно решить.

Я уве­рена, когда‑нибудь это будет осо­знано, фено­мен при­вя­зан­но­сти будет изу­чен по насто­я­щему глу­боко, и нам откро­ется много нового и важ­ного, что изме­нит жизнь людей к лучшему.

Но мои кли­енты и чита­тели рас­тят детей прямо сего­дня, и они не могут ждать. Поэтому я прямо сего­дня делюсь с вами тем, чем могу, не выда­вая напи­сан­ное за истину в послед­ней инстан­ции. Читайте, наблю­дайте, при­слу­ши­вай­тесь к себе, сомне­вай­тесь и проверяйте.

Если в вашей жизни, в ваших отно­ше­ниях с ребен­ком что‑то идет иначе, не надо сразу пугаться и искать, где вы оши­ба­е­тесь. В тек­сте книги невоз­можно опи­сать все воз­мож­ные вари­анты и ситу­а­ции, и реаль­ная жизнь все­гда слож­нее самой про­ра­бо­тан­ной теории.

Если с вашим ребен­ком что‑то про­ис­хо­дит позже или раньше, чем напи­сано, если с ним это про­ис­хо­дит иначе или даже с точ­но­стью до наобо­рот – про­сто поду­майте, почему так может быть. У ребенка может быть свой темп раз­ви­тия или осо­бен­но­сти харак­тера, у вас в жизни могут быть сей­час или какое‑то время назад осо­бые обсто­я­тель­ства, нако­нец, я про­сто могу оши­баться. Все­гда дове­ряйте себе больше, чем любой книге, и эта – не исключение.

Вы – роди­тель сво­его ребенка, вы его любите, зна­ете, пони­ма­ете, чув­ству­ете, как никто, даже если вре­ме­нами вам кажется, что совсем не понимаете.

Мне­ние спе­ци­а­ли­ста – важ­ная инфор­ма­ция к раз­мыш­ле­нию, это спо­соб уви­деть свою ситу­а­цию как бы со сто­роны, воз­мож­ность уви­деть про­блемы в более широ­ком кон­тек­сте куль­туры, тра­ди­ции и даже эво­лю­ции нашего вида.

Но решать, что делать прямо сей­час с вашим соб­ствен­ным малы­шом, кото­рый пла­чет, дерется или испу­ган – только вам, и если ваша инту­и­ция, дви­жи­мая любо­вью и забо­той, гово­рит не то, что книга – слу­шайте интуицию.

В книге мы прой­дем вме­сте с ребен­ком и его роди­те­лями через все дет­ство: от рож­де­ния до взрос­ло­сти. Мы построим «дорож­ную карту» взрос­ле­ния и рас­смот­рим роль при­вя­зан­но­сти в этом процессе.

Конечно, раз­ви­тие ребенка мно­го­пла­ново, меня­ются и раз­ви­ва­ются его тело, его интел­лект и спо­соб­но­сти, но мы сосре­до­то­чимся только на одной линии: его отно­ше­ниях со «сво­ими» взрос­лыми, тем, как они, с одной сто­роны, зави­сят от раз­ви­тия всего осталь­ного, с дру­гой – вли­яют на это развитие.

Каж­дая глава книжки – это оче­ред­ной этап дет­ства. Каж­дый этап – это новые задачи воз­раста, новые потреб­но­сти ребенка, новые воз­мож­но­сти, но и новые риски, если потреб­но­сти не будут удовлетворены.

Мы поста­ра­емся понять логику: как зави­си­мость и бес­по­мощ­ность пре­вра­ща­ются в зре­лость, как наши любовь и забота год за годом фор­ми­руют в ребенке тай­ную опору, на кото­рой, как на стержне, дер­жится его личность.

Наш путь по дорож­ной карте будет сопро­вож­даться при­ме­рами и наблю­де­ни­ями из жизни, а ино­гда из лите­ра­туры или кино. Будет здо­рово, если каж­дый раз вы будете нена­долго отры­ваться от книги и вспо­ми­нать похо­жие – или непо­хо­жие – ситу­а­ции, в кото­рых вы были сами или кото­рые наблю­дали, и попро­бо­вали про­ана­ли­зи­ро­вать их с точки зре­ния про­чи­тан­ного. А может быть, захо­чется что‑то пере­чи­тать или пере­смот­реть под новым углом зрения.

Ино­гда мы будем как бы под­ни­маться над нашей тро­пой для неболь­ших тео­ре­ти­че­ских экс­кур­сов, чтобы понять, как же это устро­ено. Если тема пока­жется вам осо­бенно инте­рес­ной, имеет смысл найти и про­чи­тать книги, на кото­рые я даю ссылки. Обе­щаю не пере­гру­жать повест­во­ва­ние тер­ми­нами и упо­ми­нать только самые, на мой взгляд, клю­че­вые для нашей темы.

По мере дви­же­ния по марш­руту мы будем время от вре­мени делать прак­ти­че­ские выводы: как же вести себя взрос­лым, что делать и чего не делать, чтобы ребе­нок раз­ви­вался в соот­вет­ствии с замыс­лом при­роды, был напол­нен при­вя­зан­но­стью и успешно пре­вра­щал ее в самостоятельность.

И чтобы вам с ним было легче и радост­ней, и роди­тель­ство было для вас тре­бу­ю­щим само­от­дачи сча­стьем, а не катор­гой или вечно сда­ва­е­мым невесть кому экза­ме­ном со стра­хом ошибки.

По замыслу, книжка, кото­рую вы дер­жите в руках, будет пер­вой частью серии «Близ­кие люди», посвя­щен­ной раз­ным аспек­там привязанности.

В этой, в пер­вой, мы прой­дем от начала и до конца «хоро­шее» дет­ство, дет­ство без осо­бых про­блем и ката­клиз­мов, и поста­ра­емся понять, что дает чело­веку опыт при­вя­зан­но­сти, как отно­ше­ния со сво­ими взрос­лыми помо­гают создать стер­жень лич­но­сти, во мно­гом опре­де­ляя всю даль­ней­шую жизнь.

Отсюда и назва­ние: «Тай­ная опора». Пони­мая логику раз­ви­тия своих отно­ше­ний с ребен­ком, вы смо­жете сде­лать их лучше, а как мы уви­дим, именно хоро­шие отно­ше­ния, глу­бо­кая и надеж­ная при­вя­зан­ность лежат в основе и хоро­шего пове­де­ния, и успеш­ного рас­кры­тия потен­ци­ала ребенка.

Не «раз­ви­ва­ю­щие мето­дики», а отно­ше­ния с роди­те­лями дают детям луч­ший старт в жизни – и мы вме­сте убе­димся в этом, шаг за шагом сле­дуя по детству.

Мы пого­во­рим о трав­мах при­вя­зан­но­сти и рас­строй­ствах при­вя­зан­но­сти. Тема эта мне очень близка, потому что я много лет рабо­таю с при­ем­ными роди­те­лями, роди­те­лями детей, ранен­ных в душу.

Однако от травм при­вя­зан­но­сти не застра­хо­ван никто, и самая бла­го­по­луч­ная в соци­аль­ном смысле семья пере­жи­вает потери, раз­луки, раз­воды, болезни, рез­кие пере­мены и про­чие обсто­я­тель­ства, очень чув­стви­тель­ные для ребенка.

Роди­тели тоже не все­гда умеют ока­зы­вать заботу: они могут ребенка не пони­мать или оби­жать, даже если любят. Мы будем гово­рить о том, что с про­ис­хо­дит с детьми в таких ситу­а­циях и как им можно помочь.

Эта книга будет очень тесно свя­зана с пер­вой, поэтому в ней я буду часто отсы­лать сюда, а здесь – к ней.

Тре­тья книжка – так уж полу­чи­лось – уже вышла в свет, она назы­ва­ется «Если с ребен­ком трудно». Она прак­ти­че­ская, посвя­щена всем тем ситу­а­циям, когда мы не знаем, как быть, что делать, когда кон­такт с ребен­ком поте­рян, когда мы запу­та­лись в соб­ствен­ных вос­пи­та­тель­ных уста­нов­ках и методах.

В ней пред­ла­га­ется разо­браться в про­ис­хо­дя­щем именно с точки зре­ния тео­рии при­вя­зан­но­сти, поэтому какие‑то моменты пере­кли­ка­ются с тем, о чем пой­дет речь здесь.

Мно­гие роди­тели ее уже про­чли и уве­ряют, что оно рабо­тает. Да, оно рабо­тает. Если вам срочно нужна помощь, если вам с ребен­ком стало трудно, можно начать с нее, самая суть тео­рии при­вя­зан­но­сти там кратко изложена.

И, нако­нец, чет­вер­тая книжка – она будет допол­ни­тельна и парал­лельна к тре­тей, и назы­ваться, соот­вет­ственно, «Если быть роди­те­лем трудно». К ней я пока даже не при­сту­пала, но очень хочу, потому что после мно­гих лет работы с роди­те­лями я хорошо знаю, как им бывает тяжело.

Как накры­вают соб­ствен­ные травмы при­вя­зан­но­сти, как сложно бывает выдер­жи­вать прес­синг обще­ства и соб­ствен­ной семьи, защи­щая сво­его ребенка и его право расти в при­вя­зан­но­сти, какие геро­и­че­ские, бес­при­мер­ные уси­лия по изме­не­нию себя роди­тели совер­шают ради детей.

Чем больше я рабо­таю, тем больше люблю и ува­жаю роди­те­лей, таких раз­ных, и таких само­от­вер­жен­ных в своей любви к детям. И очень хоте­лось бы напи­сать книжку только для них, про то, как можно стать для своих детей луч­шим роди­те­лем, чем были твои собственные.

Воз­можно, со вре­ме­нем в серии появятся и еще какие‑то книги, но вот эти четыре я для себя счи­таю must done и очень поста­ра­юсь их напи­сать в обо­зри­мом буду­щем. И если вы готовы совер­шить это путе­ше­ствие по дет­ству по тропе при­вя­зан­но­сти, то начнем.

Глава 1. От рождения до года. Приглашение в жизнь

А начи­на­ется у всех одинаково.

Двое, кото­рые свя­заны так тесно, как только можно, но при этом совсем не знают друг друга, даже не видели в лицо. Девять меся­цев пол­ного сли­я­ния: общая кровь, общий воз­дух, общие переживания.

Девять меся­цев накоп­ле­ния и роста, при­чуд­ли­вых изме­не­ний и тон­ких вза­им­ных под­строек – и несколько тяже­лых часов на пере­ход из мира в мир, на то, чтобы поки­нуть теп­лую все­лен­ную мате­рин­ского тела и отделиться.

Нако­нец они смот­рят друг другу в глаза. Взгляд матери зату­ма­нен сле­зами, от уста­ло­сти, от уми­ле­ния, от облег­че­ния, от жало­сти. А взгляд ново­рож­ден­ного (если он родился без про­блем, не изму­чен родами и не нака­чан лекар­ствами) – серье­зен, ясен и сосре­до­то­чен. Пол­ная собранность.

В эти минуты и часы он смот­рит в лицо самой судьбы.

Запе­чат­ле­вает в глу­би­нах памяти глав­ное лицо в своей жизни, лицо чело­века, кото­рый ста­нет деми­ур­гом его мира, кото­рый будет в этом мире раз­го­нять тучи или устра­и­вать жесто­кие потопы, дарить бла­жен­ство или изго­нять из рая, засе­лять мир мон­страми или анге­лами, каз­нить или мило­вать, давать или отни­мать, а ско­рее всего – и то, и дру­гое впе­ре­межку. Есть с чего быть серьезным.

Так начи­на­ется исто­рия дли­ною в жизнь, исто­рия связи, кото­рая соеди­нит ребенка и мать почти так же прочно, как соеди­няла пупо­вина. Дер­жась за эту связь, он вый­дет в мир, как выхо­дит в откры­тый кос­мос кос­мо­навт, соеди­нен­ный с кораблем.

В отли­чие от пупо­вины, связь эта не мате­ри­альна, она соткана из пси­хи­че­ских актов: из чувств, из реше­ний, из поступ­ков, из улы­бок и взгля­дов, из меч­та­ний и само­по­жерт­во­ва­ния, она общая для всех людей и уни­кальна для каж­дого роди­теля и каж­дого ребенка.

Она идет не от живота к животу, а от сердца к сердцу (на самом деле, конечно, от мозга к мозгу, но так зву­чит красивее).

При­вя­зан­ность. Чудо не мень­шее, чем сама бере­мен­ность. И не мень­шее, чем сама жизнь.

Вопрос жизни и смерти

Чело­ве­че­ский дете­ныш рож­да­ется очень малень­ким и незре­лым. Так эво­лю­ция решила слож­ную задачу сто­я­щую перед ней: сов­ме­стить пря­мо­хож­де­ние (а зна­чит, узкий таз) матери, и раз­ви­тый мозг (а зна­чит, объ­ем­ный череп) ребенка.

Надо было как‑то выкру­чи­ваться. Поэтому в лице нашего вида была исполь­зо­вана обнов­лен­ная и улуч­шен­ная тех­но­ло­гия, изоб­ре­тен­ная для сумчатых.

Огром­ная кен­гуру рожает кро­хот­ного, с кре­ветку раз­ме­ром, дете­ныша, кото­рый пока не спо­со­бен нахо­диться отдельно от матери. И потом еще неко­то­рое время дона­ши­вает его в сумке. Если он не попа­дет сразу же в сумку матери – очень быстро погиб­нет от голода и холода.

Также и дети. Каж­дый мла­де­нец, при­хо­дя­щий в мир, на глу­бо­ком, инстинк­тив­ном уровне знает пра­вила игры. Они про­сты и суровы.

Пра­вило пер­вое. Сам по себе ты не жилец. Если будет взрос­лый, кото­рый будет счи­тать тебя своим, кото­рый ста­нет о тебе забо­титься, кор­мить, согре­вать и защи­щать тебя – будешь жить, расти и раз­ви­ваться. Не най­дется такого – зна­чит, в этой жизни для тебя места нет, про­сти, попытка не удалась.

Она зало­жена в тех глу­бо­ких участ­ках мозга, кото­рые ничего не знают про молоч­ные смеси, кювезы или дома ребенка. Там, в очень мало изу­чен­ных глу­би­нах пси­хики ново­рож­ден­ного, именно это высе­чено на скри­жа­лях: стань чьим‑то – или умри. Тре­тьего не дано.

Это пер­вое и очень важ­ное свой­ство при­вя­зан­но­сти, кото­рое мно­гое объ­яс­няет в пове­де­нии детей.

При­вя­зан­ность – виталь­ная потреб­ность, уро­вень зна­чи­мо­сти – мак­си­маль­ный. Без нее не живут.

С этим обсто­я­тель­ством свя­зано пра­вило вто­рое. Если вдруг взрос­лого рядом не ока­зы­ва­ется, или он не торо­пится забо­титься и защи­щать, ты, малыш, сразу не сда­вайся. Ты же не про­сто каприз­ни­ча­ешь, ты за жизнь борешься, тут дели­кат­ность неуместна. Не при­хо­дит – зови громче. Не хочет – заставь. Забыл – напомни.

Не уве­рен в нем – лиш­ний раз пере­про­верь, по‑прежнему ли он – твой взрос­лый и счи­тает ли тебя своим. Тут важна бди­тель­ность. Ставка высока. Борись!

И это вто­рая важ­ная вещь, кото­рую стоит запом­нить: если ребе­нок не уве­рен в своем взрос­лом, в его при­вя­зан­но­сти, он будет доби­ваться под­твер­жде­ний связи, стре­миться ее сохра­нить и укре­пить любой ценой. Любой. Потому что, на кону – его жизнь.

Вот поэтому, едва родив­шись, мла­де­нец сразу при­ни­ма­ется за дело. Нужно найти сво­его взрос­лого и вовлечь его в при­вя­зан­ность. При­вя­зать к себе, да покрепче. У него для этого есть все необ­хо­ди­мое, при­рода его осна­стила как Джеймса Бонда для особо слож­ной миссии.

Без зубов, но вооружен

Крик – это, конечно, глав­ное ору­жие ново­рож­ден­ного. А что он еще может? Пока даже соб­ствен­ные руки‑ноги его не слу­ша­ются. Поэтому, чтобы при­влечь вни­ма­ние взрос­лого, он кри­чит. Нет, не про­сто кри­чит, а КРИЧИТ. Вопит. Орет.

Объ­ек­тивно плач ново­рож­ден­ного – звук не такой уж гром­кий и рез­кий. Осо­бенно для жителя боль­шого города, кото­рый посто­янно живет в шуме – ну чем таким может пора­зить его кро­хот­ный чело­ве­чек по срав­не­нию с дре­лью соседа, гро­хо­том метро, ревом взле­та­ю­щих само­ле­тов, трес­ком мото­цикла, музы­кой, гро­хо­чу­щей отовсюду?

Однако от любого из этих зву­ков, хоть и непри­ят­ных, мы можем как‑то абстра­ги­ро­ваться. Научиться не слы­шать, не заме­чать и даже спать под них. Гово­рят, во время войн люди и под кано­наду засыпали.

А от плача мла­денца абстра­ги­ро­ваться мы не можем. Он про­ни­кает «в самую печень», он «мерт­вого под­ни­мет», он попа­дает в какой‑то такой диа­па­зон частот, кото­рый про­буж­дает в нас инстинкт забо­тя­ще­гося взрос­лого и голос этого инстинкта неумолим.

Неважно, что ты устал и хочешь спать, или болен, неважно, что ты занят чем‑то дру­гим, неважно, хочешь ли, можешь ли, – быстро, прямо сей­час, все бро­сил, встал и пошел к ребенку.

Это дей­ствует, даже если пла­чет чужой ребе­нок: мы огля­ды­ва­емся, бес­по­ко­имся, а уж если наш, мы готовы на что угодно, лишь бы это пре­кра­ти­лось: кор­мить, согре­вать, мыть, качать – все, что нужно, чтобы мла­де­нец был жив и здоров.

Бывает, что инстинкт заботы повре­жден, вре­менно (напри­мер, под воз­дей­ствием изме­ня­ю­щих пси­хику веществ: алко­голя, нар­ко­ти­ков) или устой­чиво (из‑за пси­хи­че­ского рас­строй­ства, соб­ствен­ного крайне трав­ма­тич­ного опыта, орга­ни­че­ского пора­же­ния мозга).

Тогда крик мла­денца либо не может про­биться сквозь дур­ман, оста­ется без вни­ма­ния, либо вызы­вает пато­ло­ги­че­скую, не преду­смот­рен­ную при­ро­дой реак­цию: ярость или отча­я­ние. Так про­ис­хо­дят тра­ги­че­ские слу­чаи из кри­ми­наль­ной хро­ники, когда ору­щего ребенка бьют об стену или в окно выбра­сы­ва­ется мать в состо­я­нии после­ро­до­вой депрессии.

Однако попытки сло­мать инстинкт, вме­сто того, чтобы его слу­шаться, имели место и во вполне респек­та­бель­ном обще­стве, напри­мер, в начале XX века в поез­дах весьма раз­ви­тых и бла­го­по­луч­ных стран пыта­лись уста­но­вить зву­ко­изо­ли­ру­ю­щие боксы для младенцев.

Это были такие закры­тые ящики с тол­стыми стен­ками и дыроч­ками для воз­духа, куда роди­те­лям пред­ла­га­лось укла­ды­вать пла­чу­щих детей, чтобы они не мешали отдыху дру­гих пассажиров.

От идеи быстро отка­за­лись – все же пожа­лели детей, хотя и в наши дни то и дело вспы­хи­вают бур­ные гнев­ные дис­кус­сии на тему «избавьте нас от этого звука, пере­во­зите детей как‑то отдельно или сидите с ними дома».

Впро­чем, не все же кну­том, есть в рас­по­ря­же­нии ребенка и пряники.

Обычно на вто­ром месяце жизни в один пре­крас­ный момент ребе­нок делает это. То, от чего роди­тели теряют вся­кое само­об­ла­да­ние, начи­нают воз­буж­денно звать друг друга, бегать по квар­тире в поис­ках фото­ап­па­рата, зво­нят род­ным и рас­ска­зы­вают дру­зьям, что их ребе­нок сего­дня в самый пер­вый раз – улыбнулся.

Каза­лось бы, что такого? Кро­шеч­ное суще­ство слегка рас­тя­нуло свой без­зу­бый ротик. А еще немного позже научи­лось добав­лять к этой гри­маске негром­кий звук – смеяться.

Однако у взрос­лых улыбка мла­денца вызы­вает состо­я­ние эйфо­рии, ни с чем не срав­ни­мого бла­жен­ства и сча­стья. Это такое удо­воль­ствие, что с этого момента взрос­лые готовы в лепешку рас­ши­биться, чтобы он сде­лал так еще раз. И еще. И еще.

Дога­ды­ва­е­тесь, на что похоже? При­рода поза­бо­ти­лась о том, чтобы мы сели на этот крю­чок. Ребе­нок полу­чит все, что ему нужно для роста и раз­ви­тия, воз­на­граж­дая роди­те­лей за труды мгно­ве­ни­ями незем­ного блаженства.

На самом деле ребе­нок может даже ничего не делать осо­бен­ного, все равно он вовле­кает нас в при­вя­зан­ность – про­сто самим своим видом. Боль­шая голова, пух­лое личико, носик пугов­кой, боль­шие глаза, корот­кие руки и ноги, – все это обра­щено к инстинкту заботы. А как он сладко пахнет…

Известно, что при слу­чай­ном попа­да­нии в поле зре­ния фигуры с мла­ден­че­скими про­пор­ци­ями, мы задер­жи­ваем на ней взгляд чуть дольше, чем на любой дру­гой. Инстинкт тре­бует посмот­реть вни­ма­тель­ней и убе­диться, что с ребен­ком все в порядке.

Кроме того, фигуры с мла­ден­че­скими про­пор­ци­ями все­гда вызы­вают неволь­ную сим­па­тию, мы запро­грам­ми­ро­ваны на то, чтобы они нра­ви­лись. Это свой­ство пси­хики активно исполь­зу­ется в рекламе и созда­нии картинок‑брендов, вспом­нить хоть Микки‑Мауса или Олим­пий­ского Мишку.

Той же цели – удер­жать кон­такт со взрос­лым – слу­жат рефлексы, достав­ши­еся людям от дале­ких предков‑приматов. Ново­рож­ден­ный цепко хва­та­ется за палец или за волосы взрос­лого, а если его слиш­ком резко опу­стить и поло­жить, вски­ды­вает руч­ками и нож­ками, как бы ста­ра­ясь охва­тить лапу взрослого.

Нашим пред­кам это помо­гало не поте­рять дете­ныша, если при­хо­ди­лось быстро убе­гать от хищ­ника в густых зарос­лях или по вет­кам деревьев.

Только родив­шийся ребе­нок уже может узнать свою мать по звуку голоса, запаху и вкусу молока, а сразу после родов, если нор­мально себя чув­ствует, при­стально смот­рит матери в лицо, запе­чат­ле­вая его в глу­бине памяти – это инстинк­тив­ная про­грамма имприн­тинга (запе­чат­ле­ва­ния), суще­ству­ю­щая у мле­ко­пи­та­ю­щих и птиц.

Импри­тинг живот­ных – про­стая и потому очень негиб­кая про­грамма при­вя­зан­но­сти. Напри­мер, австрий­ский иссле­до­ва­тель Конрад Лоренц опи­сы­вал слу­чай, когда вылу­пив­ши­еся из яиц гусята уви­дели в пер­вые минуты своей жизни не маму‑гусыню, а его ботинки. После этого они счи­тали мамой ботинки и ходили за ними повсюду.

Чело­ве­че­ский инстинкт устроен намного слож­нее, иначе с момента появ­ле­ния родиль­ных домов все дети счи­тали бы роди­те­лями только вра­чей в белых хала­тах, а своих роди­те­лей игно­ри­ро­вали. К сча­стью, это не так, и дети, по тем или иным при­чи­нам, не полу­чив­шие опыт после­ро­до­вого имприн­тинга, все равно потом любят тех взрос­лых, кото­рые о них заботятся.

Не менее важен в пер­вые часы после рож­де­ния так­тиль­ный кон­такт мла­денца с мате­рью, при­чем не только для него, но и для нее. Ведь тело и пси­хика матери тоже зато­чены при­ро­дой на то, чтобы забо­титься о ребенке.

Ее грудь напол­ня­ется моло­ком, и если не при­ло­жить к ней ребенка, набу­хает и болит. Ее рас­тя­ну­тая и кро­во­то­ча­щая после родов матка сокра­ща­ется и быст­рее зажи­вает в ответ на соса­ние младенца.

Матери нужно слы­шать дыха­ние ребенка, чув­ство­вать его кожей, нюхать, цело­вать, это достав­ляет удо­воль­ствие и при­но­сит успокоение.

Если ребенка отде­ляют от матери, ей неспо­койно, она не нахо­дит себе места, ее мучают тре­вож­ные фан­та­зии о том, что с ним что‑то слу­чится, что его укра­дут, под­ме­нят, что он забо­леет, умрет. Она хочет быть с ним, все ее мысли и чув­ства – о ребенке, она доста­точно легко про­сы­па­ется на его зов, даже если утом­лена родами.

Есть даже гипо­теза, что такое тяже­лое рас­строй­ство пси­хики, как после­ро­до­вая депрес­сия, свя­зано с прак­ти­кой отде­ле­ния ново­рож­ден­ного от матери после родов «ради отдыха» жен­щины или для меди­цин­ской помощи ребенку.

Если мать лишена воз­мож­но­сти дер­жать ребенка у груди, смот­реть на него, вды­хать его запах, глу­бин­ные, инстинк­тив­ные слои ее пси­хики трак­туют это как гибель малыша.

Ты родила, но его нет – зна­чит, ребе­нок умер. Ведь ника­кие «отдель­ные палаты для ново­рож­ден­ных» в древ­нюю про­грамму не вписаны.

И начи­на­ется пере­жи­ва­ние потери ребенка, горе­ва­ние, тоже очень глу­бо­кая древ­няя про­грамма, кото­рая есть у мно­гих мле­ко­пи­та­ю­щих, напри­мер, мы можем наблю­дать ее у кошек и собак, поте­ряв­ших потомство.

Сна­чала мать стра­дает от мучи­тель­ной тре­воги, мечется, не нахо­дит себе места. Потом погру­жа­ется в депрес­сию и отча­я­ние, пре­ры­ва­ю­ще­еся вспыш­ками гнева.

Однако ребенок‑то жив, они воз­вра­ща­ются домой, за ним надо уха­жи­вать, окру­жа­ю­щие ждут от жен­щины счаст­ли­вого и забот­ли­вого мате­рин­ства. Но для глу­бин­ных слоев ее пси­хики ребе­нок – умер. Его нет. А это какой‑то дру­гой, чужой, навер­ное. И почему она должна о нем заботиться?

Ребе­нок не радует, он не нра­вится, не вызы­вает уми­ле­ния, его бес­по­мощ­ность и тре­бо­ва­тель­ность раз­дра­жают вплоть до яро­сти. Семья и окру­жа­ю­щие обычно не пони­мают, что про­ис­хо­дит, да и сама жен­щина не реша­ется при­знаться, что не любит ребенка, кото­рого ждала и хотела.

В самых тяже­лых слу­чаях стра­да­ния бывают столь невы­но­симы, или страх перед соб­ствен­ной яро­стью к ребенку так пугает, что мать может даже совер­шить попытку самоубийства.

Если мате­рин­ский инстинкт в порядке, мама готова и хочет при­над­ле­жать ребенку, стать для него своим взрос­лым, взять на себя ответ­ствен­ность за новую жизнь.

Это стран­ное чув­ство – она не при­над­ле­жит себе, она несво­бодна, при­вя­зана всеми чув­ствами к этому пища­щему комочку – и она счаст­лива. Если ребе­нок пер­вый, это новое состо­я­ние может быть ошеломляющим.

Я хорошо помню тот день, когда родился мой сын. Это был еще ста­рый совет­ский род­дом, детей уно­сили куда‑то и не при­но­сили потом целые сутки («у вас отри­ца­тель­ный резус, ребенку вредно»). Я уви­дела его после рож­де­ния всего на пять минут. Он был малень­кий, сер­ди­тый, и какой‑то весь бедненький.

Позже, среди ночи, я выныр­нула из неглу­боко сна, и тут слу­чи­лось это. Центр мира вышел из меня, откуда‑то из рай­она сол­неч­ного спле­те­ния и мед­ленно поплыл из палаты, по боль­нич­ному кори­дору – туда, где, пред­по­ло­жи­тельно, лежали дети. Где был мой. Это стран­ное такое чув­ство, когда центр мира, точка отсчета системы коор­ди­нат от тебя уплы­вает. Ни хорошо, ни плохо, а про­сто неиз­бежно, и ты пони­ма­ешь, что больше нико­гда не будет, как прежде.

Итак, с пер­вых же минут жизни ребенка между ним и мате­рью начи­нают стре­ми­тельно завя­зы­ваться нити буду­щих отно­ше­ний. Каж­дое корм­ле­ние, каж­дый взгляд, каж­дое каса­ние, каж­дый вдох непо­вто­ри­мого запаха – это тон­кая, но проч­ная нить, соеди­ня­ю­щая их навсе­гда, врас­та­ю­щая в их души.

Нитей ста­но­вится все больше, они спле­та­ются, накла­ды­ва­ются друг на друга и вот уже мать и ребе­нок соеди­нены новой, не мате­ри­аль­ной, а пси­хо­ло­ги­че­ской пупо­ви­ной, по кото­рой теперь будут идти от матери к ребенку защита и забота, а от него к ней – дове­рие и без­огляд­ная любовь. Вот это и есть при­вя­зан­ность – пси­хо­ло­ги­че­ская пупо­вина, глу­бо­кая эмо­ци­о­наль­ная связь между роди­те­лем и ребен­ком.

Как‑то на дет­ской пло­щадке наблю­дала сцену: малыш лет двух с поло­ви­ной начал испу­ганно огля­ды­ваться – маму поте­рял из виду, ото­шла куда‑то, уже и палец в рот пошел, и губы задро­жали, сей­час заре­вет. И тут девочка чуть постарше обер­ну­лась к сто­я­щим вокруг взрос­лым и тре­бо­ва­тельно так спро­сила, даже ногой при­топ­нув: «Где от этого маль­чика мама?!»

Так дети видят устрой­ство мира. Каж­дому ребенку пола­га­ется его соб­ствен­ная мама, вме­сте они – одно целое, комплект.

Но мы все о маме. А как же папа? И дру­гие члены семьи? При­мерно так же. Их с ребен­ком вза­и­мо­за­ви­си­мость меньше обу­слов­лена физио­ло­ги­че­ски, но прин­цип тот же: каж­дый акт защиты и заботы со сто­роны взрос­лого завя­зы­вает ниточку, каж­дый раз, когда ребе­нок про­сит помощи и полу­чает ее, каж­дый раз, когда ему отве­чают взгля­дом на взгляд, улыб­кой на улыбку, объ­я­тием на про­тя­ну­тые ручки – завя­зы­ва­ется нить.

И с папой, и с бабушкой‑дедушкой, и с сестрами‑братьями. И с при­ем­ными роди­те­лями, если так слу­чи­лось, что ребе­нок остался без матери.

Фор­ми­ро­ва­ние при­вя­зан­но­сти не только к матери, но и к дру­гим забо­тя­щимся взрос­лым – это стра­те­гия при­роды, обес­пе­чи­ва­ю­щая выжи­ва­ние мла­денца. Мы рожаем редко и тяжело, вына­ши­ваем обычно по одному плоду. Цена ребенка для нашего вида очень высока, поэтому на заботу ори­ен­ти­ро­ваны не только жен­щины фер­тиль­ного воз­раста, но и муж­чины, и чуть под­рос­шие дети, и ста­рики. На них тоже неот­ра­зимо дей­ствуют и крик, и улыбка, и внеш­ний вид мла­денца, и они также прочно при­вя­зы­ва­ются к малышу, обес­пе­чи­вая ему защиту и заботу всей семьи.

Стадия донашивания – шлюз между мирами

В боль­шин­стве куль­тур, в самых раз­ных стра­нах мира, ново­рож­ден­ный пока не счи­та­ется пол­но­стью при­шед­шим в мир. Часто ему не дают имени в пер­вые месяц‑два, не пока­зы­вают посто­рон­ним, не выно­сят из дома.

В неко­то­рых тра­ди­циях даже запре­щено гово­рить о том, что родился ребе­нок, и все делают вид, что ничего такого не про­изо­шло, поздрав­лять роди­те­лей начи­нают только после соро­ко­вого, а то и сотого дня. Чтобы злые духи не про­знали и не при­чи­нили вреда.

Осно­ва­ния для опа­се­ний у наших пред­ков, конечно, были, дет­ская смерт­ность все­гда была высо­кой. Злые духи и опас­ные инфек­ции не дре­мали. Но к суе­ве­риям и стра­хам все не сво­дится. Ново­рож­ден­ные дей­стви­тельно выгля­дят как бы «не от мира сего».

Они кажутся глу­боко погру­жен­ными в себя, или вита­ю­щими в каких‑то даль­них сфе­рах, боль­шую часть дня спят, окру­жа­ю­щим не инте­ре­су­ются, понять их тоже непро­сто: пла­чет – чего хочет, что не так?

Если честно, ново­рож­ден­ный больше похож на что‑то не вполне оду­шев­лен­ное под назва­нием «плод», а не на ребенка. Он еще не вполне здесь, он еще не при­шел в наш мир по‑настоящему.

Помните, в дет­стве, а ино­гда и взрос­лые такое пере­жи­вают, про­буж­де­ние в каком‑то новом месте, в поезде, в гостях, в новом доме? Вы слы­шите голос: «Вста­вай, пора», и вроде ты уже проснулся, но еще не совсем, ты еще больше там, чем здесь, еще длится сон и не сразу пони­ма­ешь, что это вокруг, где ты и кто ты, тело не сразу слу­ша­ется, и нужно какое‑то время поле­жать, побыть между мирами, чтобы «прийти в себя».

Хорошо, если будят неспешно и лас­ково, если мама погла­дит сна­чала, на руч­ках подер­жит. Если ола­душ­ками пах­нет. Если солнце из‑за зана­вески све­тит. Тогда можно посте­пенно впус­кать в себя мир, свет, звуки, запах. Тихонько перейти по мостику из любви и заботы оттуда – сюда, чуть‑чуть пова­ляться, пощу­риться и войти в день и мир спо­кой­ным и пол­но­стью присутствующим.

А если из такого сна выдер­ги­вают резко, и при­хо­дится сразу вска­ки­вать и дей­ство­вать? Потому что «нечего раз­ле­жи­ваться», или «про­спали, опоз­дали», или слу­чи­лось что‑то? И мир вокруг тем­ный, холод­ный, ничего радост­ного не суля­щий. У взрос­лых такое очень часто в жизни, у неко­то­рых каж­дый день. После такого про­буж­де­ния еще долго оста­ются про­блемы с коор­ди­на­цией, вни­ма­нием, словно какая‑то часть созна­ния не вер­ну­лась, где‑то застряла, и нам бывает нужен допинг в виде кофе или холод­ного умы­ва­ния, чтобы пол­но­стью очнуться.

Каж­дое такое про­буж­де­ние – стресс для орга­низма, если это про­ис­хо­дит изредка – ничего, пере­жи­вем, если посто­янно – стресс отра­зится на здо­ро­вье. Все про­граммы тон­кой настройки и пере­на­ладки работы внут­рен­них орга­нов, кото­рые дей­ство­вали во сне, в усло­виях отклю­че­ния от внеш­него мира, не будут кор­ректно завер­шены, они будут грубо, при­ну­ди­тельно пре­рваны, а такое даже обыч­ному ком­пью­теру непо­лезно, что уж гово­рить о таком слож­ном устрой­стве, как чело­ве­че­ский организм.

Состо­я­ние ново­рож­ден­ного очень похоже на зави­са­ние между мирами при про­буж­де­нии, только он пол­но­стью про­сы­па­ется к жизни дольше, при­мерно два‑три месяца. Ино­гда этот период назы­вают чет­вер­тым три­мест­ром бере­мен­но­сти, настолько ребе­нок еще не выгля­дит пол­но­стью при­сут­ству­ю­щим здесь. Задача взрос­лых – обес­пе­чить ему плав­ный и пол­ный пере­ход, без стресса и мучи­тель­ного состо­я­ния «под­няли, а раз­бу­дить забыли».

Ребе­нок словно мед­лит на пороге, и его нужно при­гла­сить в жизнь, встре­тить запа­хами еды, теп­лом, лас­кой, забо­той и покоем. Его пока не нужно ни раз­ви­вать, ни вос­пи­ты­вать, ни «при­учать» к чему бы то ни было. Его нужно про­сто донян­чить, доно­сить. В бук­валь­ном смысле слова. Поэтому бере­мен­ность – вына­ши­ва­ние – сме­ня­ется дона­ши­ва­нием, а роль пупо­вины посте­пенно начи­нает брать на себя пси­хо­ло­ги­че­ская пупо­вина – при­вя­зан­ность. В этот период ребе­нок почти не изме­нил сво­его поло­же­ния по срав­не­нию с бере­мен­но­стью, он все там же, тесно слит с мате­рью, только пере­ме­стился по внеш­нюю стенку живота. И там ему надо побыть еще какое‑то время.

Здесь и далее на схе­мах мы рисуем маму, но имеем в виду любого зна­чи­мого для ребенка взрос­лого: маму, папу, дедушку, бабушку и даже стар­шего брата или сестру.

Сего­дня бата­лии на тему «не при­учать к рукам» уже вос­при­ни­ма­ются как ана­хро­низм. А вот нашим роди­те­лям (и нам вме­сте с ними) доста­лось по пол­ной про­грамме. Не знаю, опи­саны ли в худо­же­ствен­ной лите­ра­туре стра­да­ния моло­дой матери, кото­рая стоит за две­рью дет­ской и слу­шает раз­ры­ва­ю­щий сердце крик сво­его ребенка, но не под­хо­дит и не берет его из кро­ватки, потому что «нельзя при­учать к рукам», потому что «он малень­кий мани­пу­ля­тор», потому что «потом на голову сядет».

Моло­дая жен­щина готова биться голо­вой об эту дверь, вся ее инстинк­тив­ная при­рода тре­бует немед­ленно схва­тить дете­ныша, при­жать к себе, ука­чать, уте­шить, все внутри нее кри­чит, что ребе­нок не дол­жен так пла­кать, это непра­вильно, ненор­мально, это не может быть хорошо, но в книжке напи­сано, что «крик раз­ви­вает лег­кие», стро­гий участ­ко­вый педи­атр рас­ска­зал, что от ноше­ния на руках «у него искри­вится спина», ее соб­ствен­ная мама, когда‑то вынуж­ден­ная отдать дочь в ясли через две недели после рож­де­ния и вер­нуться на работу, твер­дит: «не балуй, потом сама пожа­ле­ешь», а муж, хотя и сам нерв­ни­чает, ста­ра­ется при­во­дить аргу­менты: «ты же его покор­мила и пере­одела, он здо­ров, с ним все хорошо, покри­чит и успо­ко­ится, не пере­жи­вай». Целые поко­ле­ния мате­рей про­шли через это.

Тут, пожа­луй, подо­шел бы жанр тра­ге­дии. В ней обычно дей­ствуют и стра­дают хоро­шие люди, кото­рые мучают и даже уби­вают друг друга не потому, что зло­деи, а потому, что ока­за­лись втя­нуты в колесо Рока. В роли Рока – слож­ный сплав науч­ных оши­бок, тра­ги­че­ской исто­рии поко­ле­ний, эко­но­ми­че­ских про­цес­сов, при­звав­ших жен­щин на про­из­вод­ство, мод­ных сове­тов гуру от вос­пи­та­ния, став­ших мар­ке­тин­го­выми брен­дами, и еще много каких могу­чих сил, кото­рые сей­час про­ка­ты­ва­ются по этой жен­щине – и по ее младенцу.

Им потом рас­хле­бы­вать послед­ствия. Чув­ство вины и несо­сто­я­тель­но­сти, кото­рое прочно уко­ре­нится в ее душе и обер­нется или гипе­ро­пе­кой и тре­вож­но­стью, или защит­ной при­выч­кой отстра­няться от боли ребенка: «сам раз­бе­рись, не малень­кий», «не дра­ма­ти­зи­руй, это пустяки».

Отча­я­ние, кото­рое накроет его, когда он так и не докри­чится и заснет в изне­мо­же­нии. Раз накроет, два, десять, а потом это отча­я­ние обжи­вется внутри, да и оста­нется с ним навсе­гда, накры­вая в моменты жиз­нен­ных труд­но­стей невесть откуда взяв­шимся ирра­ци­о­наль­ным убеж­де­нием, что «все бес­по­лезно, никто не помо­жет, я обречен».

Нашим пред­кам довольно стран­ной пока­за­лась бы идея поло­жить ребенка одного в нечто вроде дере­вян­ной клетки и уйти. Как можно оста­вить такого бес­по­мощ­ного дете­ныша в оди­но­че­стве? Да, мы живем не в пещере и даже не в избе, мла­денца из пре­крас­ной дет­ской, в кото­рой все подо­брано по стилю и цвету, не ута­щит в лес дикий зверь и не загры­зут крысы. Но он‑то этого не знает! Его инстинкт, за сотни тысяч лет выра­щен­ный эво­лю­цией ради его без­опас­но­сти, гово­рит одно: либо ты рядом со своим взрос­лым, либо пиши пропало.

Инстинкт матери, кото­рый теми же сот­нями тысяч лет подо­гнан к инстинкту ребенка, как две слож­ней­шие детали одного меха­низма, твер­дит то же самое: не остав­ляй его, не поз­во­ляй ему долго кри­чать, это опасно для него и для тебя. Саб­ле­зу­бый тигр при­дет на крик и ску­шает вас обоих. Крик ребенка вызы­вает у взрос­лого непе­ре­но­си­мый стресс, и вот этот‑то стресс, цель кото­рого – заста­вить дей­ство­вать, срочно что‑то пред­при­нять, чтобы крик пре­кра­тился – наша куль­тура застав­ляет оттор­ма­жи­вать, гасить в себе уси­лием воли.

Ужасно грустно это все, ужасно всех жаль. И хорошо, что эти вымо­роч­ные пред­став­ле­ния о том, что ребенка можно «изба­ло­вать», «испор­тить», про­сто давая ему необ­хо­ди­мое, сего­дня ухо­дят в про­шлое. Хочется наде­яться, что даже в годы самых стро­гих запре­тов в боль­шин­стве слу­чаев при­рода брала свое, и моло­дые мамы поти­хоньку их нару­шали, и при­жи­мали к себе детей, и кор­мили «не по часам», и цело­вали, несмотря на «риск зане­сти инфекцию».

Когда появился на свет мой сын, мало кто слы­шал о слин­гах, а вер­хом про­грес­сив­но­сти в доступ­ной лите­ра­туре по вос­пи­та­нию детей была зна­ме­ни­тая книга Бен­джа­мина Спока, где среди про­чего, часто вполне разум­ного, было вот это самое «покри­чит и при­вык­нет». Так вышло, что через три недели после родов я оста­лась с ребен­ком дома одна: у мамы кон­чился отпуск и она уехала, а муж уго­дил в боль­ницу. Была самая сере­дина зимы, темно и холодно.

Но, как ни странно, я вспо­ми­наю это время как пре­крас­ное. Мне не хоте­лось спус­кать ребенка с рук – и я не спус­кала. Про­сто дер­жала все время и все. Мы спали вме­сте, ели вме­сте, читали, ходили за хле­бом, зама­чи­вали пеленки и варили суп. Ино­гда посе­щали мысли: может, не стоит с ребен­ком у плиты‑то сто­ять, мало ли. Но я про­сто не могла его поло­жить. Его место было возле меня, так, чтобы нюхать, цело­вать, тро­гать, что‑то гово­рить ему – столько, сколько хочется, то есть почти посто­янно. Это было так естественно.

А может быть, в те нелас­ко­вые годы «режима» и «непри­уче­ния к рукам» на помощь моло­дым мате­рям при­хо­дили их соб­ствен­ные бабушки, чьи пред­став­ле­ния о выра­щи­ва­нии детей счаст­ливо сло­жи­лись в доин­ду­стри­аль­ную эпоху. Эти бабушки – а ино­гда и дедушки – брали несчаст­ного ору­щего мла­денца на руки, при­жи­мали к себе покрепче, и начи­нали рас­ха­жи­вать с ним по ком­нате, потря­хи­вая, пока­чи­вая, затя­ги­вали бес­ко­неч­ные «аа‑аа‑аа‑а» или «шшшш», и малень­кий стра­да­лец нако­нец успо­ка­и­вался и затихал.

Когда дочери испол­нился месяц, к нам при­ле­тела – за три тысячи кило­мет­ров – моя бабушка, посмот­реть на пра­внучку. И одна­жды днем ребе­нок что‑то очень рас­кри­чался, кормили‑качали – ну, ничего не помо­гает. И вот тут на сцену вышел насто­я­щий мастер.

Бабушка детку взяла покрепче и начала ука­чи­вать, вверх‑вниз, энер­гично, и песню петь, ту самую, кото­рую я с дет­ства помню, ее соб­ствен­ного сочи­не­ния, а может, еще ее мамы: «Ты моя род­ну­лечка, ты моя куру­лечка, а бай‑бай, а бай‑бай, мою деточку качай» – и так много раз с вари­а­ци­ями. Каж­дый звук, каж­дую инто­на­цию помню и сейчас.

Мы к тому вре­мени уже, конечно, устали от ноч­ных про­буж­де­ний и всей обыч­ной кру­го­верти с ново­рож­ден­ным, спать хоте­лось посто­янно. И вот дочь начала зати­хать – дай, думаю, и я пока при­лягу, хоть немного подремать.

А бабушка все поет. Через пять минут при­шел муж, тоже рядом лег и мгно­венно уснул.

Потом появился сын, ему было почти десять, и вообще‑то он днем нико­гда не спал. Но тут он реши­тельно залез между нами – и затих. Сопро­тив­ляться невоз­можно было этому «а бай‑бай, а бай‑бай…» Все спали до вечера, выспа­лись до глу­бины души.

Это одно из самых счаст­ли­вых вос­по­ми­на­ний в моей жизни, как мы спим все, впо­валку, а над нами бабуш­кин голос, кото­рому так сладко отда­ваться во власть, дове­ряться пол­но­стью и каж­дой кле­точ­кой чув­ство­вать покой и защи­щен­ность. Древ­няя магия донашивания.

ПВ: Смысл дона­ши­ва­ния прост и поня­тен, если только вспом­нить, что ребе­нок еще не вполне родился: нужно дать ему снова побыть в усло­виях, похо­жих на при­выч­ные, на его жизнь в матке, ведь дру­гой он пока не знает. Тесно, со всех сто­рон, охва­тить мяг­ким и теп­лым (руками, пелен­ками), качать, как пока­чи­ва­ется живот жен­щины при любом дви­же­нии, отго­ро­дить от мира коко­ном моно­тон­ных, но довольно гром­ких зву­ков, как это было в животе у мамы, когда прямо над ухом сту­чало сердце, бур­лил кишеч­ник, шумела кровь в артериях.

Дать немного побыть еще там, в пол­убы­тии, доспать, дозреть в тепле и покое. Не выдер­ги­вать в оди­но­че­ство раньше вре­мени, это не при­ба­вит ребенку «само­сто­я­тель­но­сти», а роди­те­лям покоя.

Через насыщение к независимости

Во мно­гих тра­ди­ци­он­ных куль­ту­рах мла­денцы весь пер­вый год жизни про­во­дят при­жав­шись к матери, она дер­жит ребенка на руках, или носит, при­вя­зав на спине. Кор­мит, не отры­ва­ясь от дел, спит тоже с ребен­ком. Если бы опа­се­ния про «изба­лу­ются, при­учится» были верны, их дети должны были бы чуть не до взрос­лого воз­раста наста­и­вать на том, чтобы их носили.

Однако наблю­де­ния гово­рят ровно обрат­ное: эти малыши намного более само­сто­я­тельны и неза­ви­симы к двум годам, чем их город­ские сверст­ники. Они не склонны ныть, каню­чить, посто­янно дер­гать мать и «висеть» на ней, они полны радост­ной любо­зна­тель­но­сти и вовсе не выгля­дят «изба­ло­ван­ными». А дети из совре­мен­ных мега­по­ли­сов, кото­рых очень боя­лись «при­учить к рукам», или чьи мамы не могли с ними быть, нена­сытно тре­буют вни­ма­ния взрос­лых, каприз­ни­чают, изма­ты­вают роди­те­лей своим веч­ным недо­воль­ством и прилипчивостью.

Потому что все устро­ено совсем не так, как каза­лось стро­гим педи­атрам, уве­ряв­шим: при­учите – будет все­гда тре­бо­вать. А ровно наоборот.

Раз­ви­тие ребенка похоже на путь по слож­ному изви­ли­стому лаби­ринту, как в ком­пью­тер­ной игре‑квесте. На пути много раз­ви­лок, в моменты раз­ви­лок нужно полу­чить ответ на вопрос. От ответа – не пол­но­стью, но суще­ственно – зави­сит выбор пути.

Период ново­рож­ден­но­сти – пер­вая раз­вилка, когда ребе­нок словно решает: уко­ре­няться в мире или не стоит? ждут тут его или нет? Есть вообще шансы‑то выжить, или и ста­раться нечего? Он задает вопрос – кри­ком. Он вопит, и пере­ве­сти это можно при­мерно как «Есть тут на кого рас­счи­ты­вать, а? Я тут нужен кому или некстати? Тут у вас как все устро­ено: можно спо­койно жить и раз­ви­ваться, или все время бороться за жизнь при­дется? Дайте знать скорее!»

Самый луч­ший ответ: «При­вет, малыш, мы тут тебя очень ждали, можешь на нас поло­житься, расти спо­койно, мы уж тебя не под­ве­дем. Все, что тебе нужно, у нас есть – расти, живи, радуйся!» Конечно, ребенку нужны не слова, а поступки и дей­ствия: посто­ян­ное при­сут­ствие матери, теп­лые объ­я­тия, молока сколько хочешь и когда угодно, вни­ма­ние к его потреб­но­стям, кото­рые сам он пока не может ни назвать, ни даже осознать.

Тогда ребе­нок рас­тет спо­койно, и как только какая‑то потреб­ность насы­ща­ется, пере­стает быть акту­аль­ной, он с ней про­сто рас­ста­ется. Наста­нет время – сле­зет с рук, и не удер­жишь. Вырас­тет боль­шой – затре­бует отдель­ную ком­нату и будет в ней счаст­лив. Если мы наелись, мы не будем выхо­дить из‑за стола с кус­ком в руке. Если мы выспа­лись, мы не будем весь день искать воз­мож­ность при­лечь. Когда потреб­ность пол­но­стью, глу­боко удо­вле­тво­рена, за нее нет необ­хо­ди­мо­сти дер­жаться. Удо­вле­тво­рен­ная потреб­ность освобождает.

И наобо­рот: если в какой‑то зна­чи­мой потреб­но­сти нас огра­ни­чи­вают, она ста­но­вится все силь­нее. После стро­гой диеты мы готовы съесть все содер­жи­мое холо­диль­ника. Чело­век, кото­рый в моло­до­сти очень нуж­дался, может потом быть зави­сим от денег и доро­гих вещей. Если нас сильно испу­гало какое‑то про­ис­ше­ствие, мы можем дол­гое время быть излишне осто­рожны и склонны к перестраховке.

Так же ребе­нок, если на свой вопрос: «Эй, я тут нужен, меня ждут?» он полу­чает – дей­стви­ями взрос­лых – неуве­рен­ный ответ; если к нему то под­хо­дят, то нет, если его кор­мят не когда он голо­ден, а «по рас­пи­са­нию», если его остав­ляют одного, когда он к этому совер­шенно не готов, он вспо­ми­нает про пра­вило № 2: борись, раз­до­будь себе вни­ма­ние и заботу взрос­лых любой ценой! И вот тогда уже в ход идут цеп­ля­ния, плач по каж­дому поводу и без, нытье, капризы, бес­по­мощ­ность, а то и болезни.

Потреб­ность не удо­вле­тво­рена, ребе­нок напу­ган пере­жи­тым «голо­дом при­вя­зан­но­сти». После этого, даже полу­чая вни­ма­ние роди­те­лей, он уже не может насы­титься, пове­рить, что ему всего хва­тит, он пере­стра­хо­вы­ва­ется, про­сит слиш­ком много, поскольку уже знает: сколько надо – не дадут, чтобы полу­чить самое необ­хо­ди­мое, надо про­сить больше. Как в книжке про Чебу­рашку и Кро­ко­дила Гену: чтобы дали машину кир­пи­чей, надо про­сить две машины кирпичей.

Каж­дый роди­тель мла­денца знает этот фено­мен: если тебе некуда спе­шить, если, ука­чи­вая ребенка, ты сам не прочь пере­дох­нуть и поле­жать с ним в обнимку, он заснет довольно быстро. Но если тебя ждет сроч­ная работа, если на кухне кипит суп, если идет люби­мый фильм, в сосед­ней ком­нате сидят и ждут тебя гости – ука­чи­ва­ние может затя­нуться. Вроде все, заснул – но стоит поло­жить в кро­ватку или попы­таться встать и уйти, как снова пла­чет. Как ни ста­райся дви­гаться осто­рожно – словно чув­ствует, что взрос­лый хочет поско­рее отде­латься. И не отпускает.

Точно по такому прин­ципу фор­ми­ру­ется устой­чи­вое каприз­ное, зави­си­мое пове­де­ние: если ребе­нок часто чув­ствует, что взрос­лому не до него, он не может рас­сла­биться, он все время дол­жен быть начеку, про­ве­рять проч­ность связи. Роди­тели устают, раз­ра­жа­ются, окру­жа­ю­щие их уве­ряют, что ребе­нок «слиш­ком изба­ло­ван», они начи­нают про­яв­лять стро­гость, «не идти на поводу» – и дело ста­но­вится еще хуже, ведь он пуга­ется еще больше и борется еще отча­ян­ней. Обра­зу­ется замкну­тый круг, в кото­ром все несчастны и недовольны.

Про­грамма при­вя­зан­но­сти диа­ло­гична: запрос ребенка (мне нужно! мне страшно!) – ответ взрос­лого (я помогу! я защищу!). Если на запрос надежно сле­дует ответ, цикл про­граммы закры­ва­ется и про­цесс идет дальше. Когда потреб­ность щедро и с радо­стью удо­вле­тво­рена роди­те­лем, ребе­нок осво­бож­да­ется от нее.

Именно пол­но­стью удо­вле­тво­рен­ная потреб­ность быть зави­си­мым, полу­чать заботу и помощь при­во­дит к неза­ви­си­мо­сти и к спо­соб­но­сти обхо­диться без помощи. У вас есть только один спо­соб сде­лать сосуд пол­ным – запол­нить его.

Но если ответ на запрос ребенка не полу­чен, или он дается через непри­язнь и раз­дра­же­ние, «на, только отвя­жись, зла на тебя не хва­тает» – запрос «застре­вает», как поло­ман­ная шесте­ренка, цикл про­кру­чи­ва­ется вхо­ло­стую снова и снова, осво­бож­де­ния не про­ис­хо­дит. Ребе­нок не ста­но­вится само­сто­я­тель­ным: он оста­ется в плену у потреб­но­сти, даже если по воз­расту уже не дол­жен ее так остро испытывать.

Дольше будет про­ситься на ручки как раз тот ребе­нок, кого в этом огра­ни­чи­вали. Если, конечно, он не вовсе разо­ча­ро­вался в спо­соб­но­сти роди­те­лей отве­чать на его потреб­но­сти и не сдался – но это уже серьез­ная травма при­вя­зан­но­сти, о кото­рой пой­дет речь не в этой книжке.

NВ! Не надо вос­пи­ты­вать ново­рож­ден­ного. Не надо мучить себя и его. При­ро­дой заду­мано, чтобы мать в пер­вые месяцы жизни почти не рас­ста­ва­лась с ребен­ком. Это на самом деле очень корот­кое время, оно быстро прой­дет, и его потом не вер­нешь. Все может подо­ждать: работа, дру­зья, хозяй­ство, всё это никуда не денется, а для буду­щих отно­ше­ний с ребен­ком эти месяцы бесценны.

Конечно, жен­щине в совре­мен­ном мире дона­ши­ва­ние дается слож­нее. В арха­ич­ных куль­ту­рах мать, быстро опра­вив­шись после родов, сразу же воз­вра­ща­лась в при­выч­ный круг обще­ния, к обыч­ным делам и раз­вле­че­ниям. Про­сто к ней был теперь при­вя­зан – бук­вально при­вя­зан – ребе­нок. Она могла кор­мить, качать, мыть его про­меж дру­гих дел.

В совре­мен­ном городе жен­щина с мла­ден­цем ока­зы­ва­ется в изо­ля­ции: она не ходит на работу, ей слож­нее выбраться к дру­зьям, при­хо­дится отка­заться от при­выч­ных удо­воль­ствий вроде похода в кино или по мага­зи­нам. Это может быть тягост­ным, осо­бенно если нет род­ных и дру­зей, при­хо­дя­щих в гости.

Поне­многу совре­мен­ный город пере­стра­и­ва­ется, согла­ша­ется «при­нять» мать с мла­ден­цем в свои бур­ные потоки. Все больше обще­ствен­ных мест с пеле­наль­ными ком­на­тами и кафе с дет­скими стуль­чи­ками, ком­наты матери и ребенка появ­ля­ются в офи­сах круп­ных ком­па­ний, попу­лярны слинги и рюкзачки‑кенгуру. Стоит исполь­зо­вать эти воз­мож­но­сти, чтобы не рас­ста­ваться с ребен­ком в его пер­вые месяцы, ведь время дона­ши­ва­ния так кратко, его не вер­нешь и ничем не заме­нишь, и вряд ли на свете есть много вещей, на кото­рые сто­ило бы его променять.

Кто на свете всех милее?

Время идет, и к концу «чет­вер­того три­местра» мы видим, нако­нец, ребенка как ребенка: он дер­жит головку, он улы­ба­ется, любо­пытно смот­рит по сто­ро­нам, он тянет ручки к роди­те­лям. Ново­рож­ден­ный для роди­те­лей во мно­гом «чер­ный ящик» – не пой­мешь, почему пла­чет, чему улы­ба­ется, куда смотрит.

А вот трех­ме­сяч­ный – совсем дру­гое дело. Его мимика нам понятна, его взгляд ста­но­вится «вклю­чен­ным», мор­дашка – сим­па­тич­ной, тело упру­гим, сло­вом, можно начи­нать сни­маться в рекламе. Малыш всем своим видом пока­зы­вает: а вот и я, при­вет, ка‑а‑ак тут у вас инте­ресно, это я, пожа­луй, удачно зашел, давайте ско­рее жить!

С этого вре­мени обще­ние, обмен взгля­дами, улыб­ками, зву­ками, жестами ста­но­вится важ­ней­шим содер­жа­нием жизни ребенка. И каж­дый акт этого обще­ния, каж­дый взгляд и улыбка ста­но­вятся еще одной тон­кой нитью, свя­зы­ва­ю­щей ребенка со своим взрос­лым, нитью в проч­ном канате привязанности.

Само это обще­ние устро­ено очень инте­ресно. То, как мы раз­го­ва­ри­ваем с мла­ден­цами, подробно изу­чено и опи­сано уче­ными, этот осо­бый стиль обще­ния назы­вают «мате­рин­ской речью», и ее черты оди­на­ковы для раз­ных куль­тур и наро­дов. Везде и все­гда взрос­лые раз­го­ва­ри­вают с мла­ден­цами, повы­шая тембр голоса и рас­тя­ги­вая глас­ные, исполь­зуя много уменьшительно‑ласкательных форм и утри­ро­ван­ную инто­на­цию, активно исполь­зуя мимику и каса­ясь ребенка во время разговора.

Так посту­пают и жен­щины, и муж­чины, и под­ростки, и ста­рики, и те, у кого есть дети, и те, у кого их не было нико­гда. Это модель пове­де­ния, кото­рую мы усва­и­ваем в соб­ствен­ном ран­нем дет­стве и бес­со­зна­тельно вклю­чаем, когда видим малыша.

Но осо­бенно инте­ресно поду­мать о содер­жа­нии «мате­рин­ского раз­го­вора», том что именно гово­рится, дословно. Если вду­маться, содер­жа­ние выгля­дит довольно стран­ным. «Кто это тут у нас такой хоро­ший маль­чик? А это Васенька у нас такой хоро­ший маль­чик! А что это наш Васенька глазки трет?

Он спать уже хочет, наш малень­кий. А почему у нас Васенька рас­стро­ился? О, это соска упала, вот какая беда, куда же она ука­ти­лась? Что такое, что слу­чи­лось? Ах, вот оно что, надо Васеньку помыть. Вот какой у нас стал чистый маль­чик кра­си­вый! А какая у него новая руба­шечка, с кис­ками. Киски гово­рят: «мяу‑мяу», хотят с Васень­кой дру­жить. Очень кра­си­вый чистый маль­чик у нас сей­час пой­дет баиньки» – и все в таком роде, непре­рывно, каж­дый день и час.

Согла­си­тесь, в напи­сан­ном виде это выгля­дит… ска­жем так, странно. Во вся­ком слу­чае, во всех дру­гих наших актах обще­ния мы не имеем обык­но­ве­ния непре­рывно сооб­щать собе­сед­нику, как его зовут, его поло­вую при­над­леж­ность, во что он одет, чего хочет и какое у него сей­час настро­е­ние. Если бы мы попро­бо­вали в такой манере общаться с людьми, они бы, опре­де­ленно, решили, что мы нездо­ровы. Однако с мла­ден­цами все люди, раз­ных куль­тур и соци­аль­ных слоев, обща­ются ровно так.

Более того, вокруг мла­денца в пер­вые месяцы жизни кру­тится вообще боль­шин­ство ком­му­ни­ка­ций в семье, в том числе и между взрос­лыми. Они гово­рят о нем, бес­по­ко­ятся о нем, хва­лят его, обра­зуя вокруг эда­кий хоро­вод вос­хи­щен­ных поклонников.

Такой «хоро­вод» опи­сан в сти­хо­тво­ре­нии Агнии Барто гла­зами деся­ти­лет­него маль­чика, и ему он кажется довольно странным:

Моей сест­рёнке два­дцать дней,
но все твер­дят о ней, о ней:
она всех лучше, всех умней.
И слышно в доме по утрам:

– Она при­ба­вила сто грамм!
– Ну девочка, ну умница!

Она водички попила –
за это снова похвала:

– Ну девочка, ну умница!

Она спо­койно поспала:

– Ну девочка, ну умница!

А мама шеп­чет: «Пре­лесть!»
В вос­торге от Алёнки.
«Смот­рите, разо­де­лись мы в новые пелёнки!»

«Смот­рите, мы зеваем,
мы ротик разе­ваем! – кри­чит доволь­ный папа.
И он неузнаваем.

Он всю цвет­ную плёнку
истра­тил на Алёнку.

При этом самому ребенку такая свое­об­раз­ная манера обще­ния с ним не то что нра­вится – он ее ждет и тре­бует. В зна­ме­ни­том экс­пе­ри­менте «непо­движ­ное лицо» мамы мла­ден­цев по команде пси­хо­лога пре­кра­щали мате­рин­ский раз­го­вор со сво­ими детьми, замол­кали и дер­жали лицо непроницаемо‑неподвижным.

Реак­ция ребенка на это быстро мино­вала ста­дии изум­ле­ния, тре­воги и про­те­ста и пере­хо­дила в откро­вен­ную панику с гром­ким ревом, так, что экс­пе­ри­мент ни разу не уда­лось про­длить более двух минут. Кажется, малыши бук­вально жить не могут без посто­ян­ного с ними «сюсю­ка­нья».

В чем суть этого осо­бого типа обще­ния? Взрос­лые, прежде всего роди­тели, посто­янно сооб­щают ребенку о нем самом, о его потреб­но­стях и чув­ствах. Словно гово­рят ему: мы тебя видим, ты суще­ству­ешь для нас, ты важен. В самом деле, откуда бы еще ребенку узнать о том, что он – суще­ствует, что он есть как тако­вой, сам по себе? Это совсем неоче­вид­ное зна­ние. Его надо полу­чить от дру­гого – больше никак.

Помните, в фильме «Ава­тар» жители Пан­доры при встрече при­вет­ство­вали друг друга сло­вами: «Я тебя вижу»? Это не фан­та­зия, во мно­гих язы­ках ровно так и зву­чит при­вет­ствие при встрече. Я тебя вижу, ты суще­ству­ешь, я при­знаю твое бытие в мире. А после этого можно уже и о делах.

И наобо­рот: один из самых страш­ных для чело­века сюже­тов, вся мучи­тель­ность кото­рого пока­зана в фильме «При­зрак»: ты есть, ты чув­ству­ешь, дума­ешь, чего‑то хочешь, но тебя никто не видит, не при­знает тво­его суще­ство­ва­ния, ты исклю­чен из мира живых.

На этой зави­си­мо­сти чело­века от при­зна­ния окру­жа­ю­щими стро­ится жесто­кая и крайне дей­ствен­ная прак­тика бой­кота: никто тебя не тро­гает, не при­чи­няет вреда, тебя про­сто игно­ри­руют – а жизнь ста­но­вится немила.

Мы обще­ствен­ные созда­ния, мы так не можем. Нам нужно «быть види­мым» окру­жа­ю­щими, знать, что они нас слы­шат и понимают.

Только от окру­жа­ю­щих взрос­лых мла­де­нец может узнать, что он суще­ствует, только отра­зив­шись в их гла­зах, только уви­дев свои чув­ства отзер­ка­лен­ными на зна­ко­мых лицах и услы­шав их опи­са­ние от взрослых.

Неуди­ви­тельно, что дети, кото­рые рас­тут в домах ребенка, лишен­ные посто­ян­ного обще­ния с любя­щими их взрос­лыми, на много меся­цев, а то и лет позже, чем обыч­ные мла­денцы, начи­нают узна­вать себя в зер­кале. Так же они гораздо позже пере­хо­дят от назы­ва­ния себя в 3‑м лице «Ваня хочет», «Дайте Ване» к упо­треб­ле­нию слов «я», «мне». В каком‑то глу­бо­ком смысле они для себя не существуют.

Итак, взрос­лые слу­жат посто­ян­ными зер­ка­лами для ребенка, но зер­кала эти – не холод­ное стекло, рав­но­душно отра­жа­ю­щее ровно то, что перед ним. «Мате­рин­ская речь» полна ахов‑охов и вос­тор­гов, лас­ко­вых слов, неж­ных инто­на­ций, улы­бок и мяг­ких прикосновений.

Она словно обво­ла­ки­вает ребенка неви­ди­мым све­тя­щимся коко­ном любо­ва­ния и одоб­ре­ния – каж­дое его про­яв­ле­ние, каж­дый звук, каж­дое отра­зив­ше­еся на его мор­дашке чув­ство мать при­вет­ствует, пони­мает, назы­вает вслух, утри­ро­ванно повто­ряет на своем лице и под­чер­ки­вает важ­ность. Она не про­сто слу­жит зер­ка­лом – она слу­жит зер­ка­лом, в кото­ром ты все­гда хорош, любим и важен. Такое обще­ние назы­вают пози­тив­ным отзер­ка­ли­ва­нием, то есть это нерав­но­душ­ное, любя­щее, одоб­ря­ю­щее зеркало.

Какой же вывод сде­лает ребе­нок, кото­рому весь пер­вый год жизни все окру­жа­ю­щие посто­янно сооб­щают о нем самом, о его потреб­но­стях, при этом посто­янно нахва­ли­вая и уми­ля­ясь? Вывод очень важ­ный, фун­да­мен­таль­ный для всего раз­ви­тия его лич­но­сти: «Я суще­ствую, и это хорошо». Сама мама ска­зала. Сам папа дал понять. И все с ними согласны, и бабушка, и соседка, и даже слу­чай­ный прохожий.

Поду­майте, насколько важ­ное зна­ние: «Я суще­ствую, и это хорошо. Это озна­чает – я в этом мире по праву, легально, он мне рад и при­ни­мает меня. Я ровно такой, как нужно, я при­нят и любим пол­но­стью, без усло­вий. «И это хорошо» – как знак сотво­ре­ния лич­ного мира, мик­ро­косма, лич­ной все­лен­ной чело­века. Дальше он будет в ней жить, обу­стра­и­вать, рас­по­ря­жаться по сво­ему, но в основе – «и это хорошо».

Это то самое чув­ство, кото­рые пси­хо­логи назы­вают базо­вым дове­рием к миру, и оно очень сильно опре­де­ляет буду­щие отно­ше­ния чело­века с собой и с жиз­нью. Есть вер­сии, что именно слож­но­сти с базо­вым дове­рием лежат в основе неко­то­рых депрес­сий, зави­си­мо­стей и дру­гих мало­при­ят­ных состояний.

Потому что, к сожа­ле­нию, далеко не всем детям везет в начале жизни купаться в пози­тив­ном отзер­ка­ли­ва­нии. Если роди­тели дер­жатся отстра­ненно, холодно, если мать стра­дает от после­ро­до­вой депрес­сии или пере­жи­вает горе, если она слиш­ком пере­утом­лена, тяжело болеет, если он слиш­ком рано ока­зы­ва­ется в яслях, где ему уде­ляют мало вни­ма­ния, – базо­вое дове­рие может не сложиться.

Пози­тив­ное отзер­ка­ли­ва­ние закла­ды­вает основы само­оценки, ста­но­вится стерж­нем внутри лич­но­сти, обра­зу­ю­щим самую ее серд­це­вину. Если в основе лич­но­сти – проч­ный, как из титана, стер­жень убеж­де­ния «я суще­ствую и это хорошо», чело­век гораздо меньше зави­сит от внеш­ней оценки.

Стрелы кри­тики, осуж­де­ния не раз­ру­шат его. А зна­чит, будучи спо­кой­ным за свою без­опас­ность на самом глу­бин­ном уровне, взрос­лый чело­век смо­жет отне­стись к кри­тике разумно, что‑то при­нять, что‑то отверг­нуть, вино­ват – испра­вить и при­не­сти изви­не­ния, сде­лать выводы на будущее.

Кри­тика вос­при­ни­ма­ется как субъ­ек­тив­ное суж­де­ние дру­гого чело­века, кото­рое может быть как вер­ным, так и оши­боч­ным, как важ­ным, так и не име­ю­щим осо­бого зна­че­ния. Тоже и с поло­жи­тель­ной оцен­кой, похва­лой. Она при­ятна, но не остро необ­хо­дима, в самые пота­ен­ные глу­бины лич­но­сти не про­ни­кает, не суще­ствует такой похвалы, кото­рая была бы силь­нее и важ­ней той базо­вой убеж­ден­но­сти «я хоро­ший», усво­ен­ной в младенчестве.

Стоит ли удив­ляться, что чело­век в этом слу­чае не может извлечь из кри­тики пользу, он будет либо обо­ро­няться любой ценой, как ране­ный гла­ди­а­тор, не цере­мо­нясь в сред­ствах, напа­дая и раня в ответ, либо опять же любой ценой избе­гать вся­кой актив­но­сти, впа­дать в пара­лич, чтобы не рис­ко­вать совер­шить ошибку.

Как ни странно, похвала тоже не идет впрок: она либо крайне сму­щает, вос­при­ни­ма­ется мучи­тельно, поскольку все­гда кажется «неза­слу­жен­ной». «неис­крен­ней». либо пре­вра­ща­ется в необ­хо­ди­мый допинг, и тогда чело­ве­ком легко можно управ­лять с помо­щью лести и комплиментов.

И то, и дру­гое в жизни встре­ча­ется, и, увы, чаще, чем хоте­лось бы. А в самых тяже­лых слу­чаях при­ни­мает форму болез­нен­ной зави­си­мо­сти от оце­нок окру­жа­ю­щих – нар­цис­си­че­ского рас­строй­ства личности.

Сколько их вокруг нас, людей, кото­рые словно не уве­рены, что суще­ствуют, что они в мире по праву? Не обя­за­тельно быв­ших сирот, но почти все­гда обде­лен­ных в свое время вни­ма­нием и при­ня­тием самых зна­чи­мых в своей жизни людей.

Мы про­сы­па­емся среди ночи от рева мото­цикла, кото­рый без глу­ши­теля несется по спя­щим ули­цам города. Что застав­ляет ездока так агрес­сивно сооб­щать миру о своем суще­ство­ва­нии, почему в дру­гой спо­соб заявить о себе он не верит?

Мы видим толпы людей, на кастин­гах в глу­пые теле­шоу, людей, гото­вых утра­тить на потеху пуб­лики не только при­ват­ность, но и чув­ство соб­ствен­ного досто­ин­ства только ради того, чтобы «круто попасть на ТВ» и, появив­шись на тыся­чах экра­нов, хоть на время пове­рить, что они существуют.

Сколько мело­драм закан­чи­ва­ются хэппи‑эндом, кото­рый состоит в том, что герой видит себя на пер­вых поло­сах газет – только после такого ради­каль­ного под­твер­жде­ния соци­у­мом сво­его суще­ство­ва­ния он начи­нает верить в себя, в свое право жить и быть таким, какой есть.

Сколько людей бес­ко­нечно постят в соц­се­тях фото и отчеты о каж­дом своем дне, о любой детали своей жизни, словно без ответ­ных лай­ков не вполне уве­рены, что у них и правда есть лицо, фигура, машина, дача, кошка, ребе­нок и пирог с яго­дами на десерт. Помните, еще у Гоголя: «Пере­дайте госу­дарю импе­ра­тору, что есть на свете такие Доб­чин­ский и Бобчинский»…

Конечно, пози­тив­ное отзер­ка­ли­ва­ние не закан­чи­ва­ется в мла­ден­че­стве, мы про­дол­жаем и дальше давать ребенку понять, что он любим, важен, что мы рады его при­сут­ствию в нашей жизни.

Потреб­ность в таком «теп­лом душе» может вновь обост­ряться в кри­зис­ные пери­оды жизни, в пери­оды тяже­лых испы­та­ний или воз­раст­ных труд­но­стей, напри­мер, в под­рост­ко­вом воз­расте. В эти момент ребенку вновь бывает очень важно уви­деть в гла­зах роди­теля, услы­шать в его сло­вах пони­ма­ние, одоб­ре­ние и без­услов­ное при­ня­тие, чтобы вновь убе­диться: «я суще­ствую – и это хорошо».

Хотя само по себе пози­тив­ное отзер­ка­ли­ва­ние мла­ден­цев рас­про­стра­нено повсе­местно и устро­ено уни­вер­сально, сте­пень его выра­жен­но­сти может очень раз­ли­чаться в раз­ных культурах.

Один мой зна­ко­мый рас­ска­зы­вал, как у его малень­кого сына появи­лась няня – жен­щина, только что при­е­хав­шая из кав­каз­ского села. Доб­рая, забот­ли­вая – она очень понра­ви­лась моло­дым роди­те­лям и ребенку, и папа с мамой были удив­лены, когда через пару недель няня ска­зала: «Я чув­ствую, что чего‑то не знаю про ребенка. Что вы от меня скры­ва­ете? Кля­нусь, я его не брошу, но ска­жите: чем он таким болен?» Роди­тели были в шоке, но слово за слово выяс­ни­лось, откуда воз­ник вопрос.

Няне, кото­рая про­вела всю свою жизнь среди эмо­ци­о­наль­ных, откры­тых в обще­нии сооте­че­ствен­ни­ков, там вырас­тила детей и вну­ков, было совер­шенно непо­нятно пове­де­ние жите­лей Москвы при виде ребенка. Она при­выкла, что если идешь по улице, и у тебя в коляске – сим­па­тич­ный пух­лень­кий мла­де­нец, бук­вально каж­дый встречный‑поперечный счи­тает совер­шенно необ­хо­ди­мым оста­но­виться и раз­ра­зиться бур­ными вос­тор­гами: «Вах, какой кра­са­вец! Какой бога­тырь! Какое сча­стье для роди­те­лей! Дай Бог здо­ро­вья!» – и все в таком духе.

Когда в Москве встреч­ные люди сколь­зили по лицу ребенка взгля­дом и молча отво­ра­чи­ва­лись, не меняя обыч­ного для жителя мега­по­лиса отстраненно‑депрессивно‑раздраженного выра­же­ния лица, жен­щина нашла для себя только одно объ­яс­не­ние: навер­ное, по ребенку видно, что он тяжело, ужасно, неиз­ле­чимо болен. Все это сразу видят, и дели­катно отво­ра­чи­ва­ются, и лишь она одна чего‑то не замечает.

Исто­рия эта ско­рее груст­ная, чем смеш­ная – она пока­зы­вает, насколько, на самом деле, обде­лены наши дети пози­тив­ным отзер­ка­ли­ва­нием, этим посто­ян­ным теп­лым пото­ком любо­ва­ния, в кото­ром купа­ются их сверст­ники, рас­ту­щие не только на Кав­казе, но и в Тур­ции, Ита­лии, Таи­ланде – в раз­ных кон­цах света, где лучше сохра­ни­лось непо­сред­ствен­ное отно­ше­ние к детям, где любо­ваться ими, сво­ими или чужими, нахва­ли­вать и лас­кать их – совер­шенно есте­ственно и само собой разумеется.

Рос­сий­ские же моло­дые мамы, путе­ше­ствуя с ребен­ком, частенько бывают шоки­ро­ваны и даже воз­му­щены – чего это они все лезут к моему ребенку? И только мамы на самом деле боль­ных детей, наобо­рот, стре­мятся при любой воз­мож­но­сти попасть в те края, где их малыш будет с утра до вечера слы­шать, что он «слад­кий», «кра­са­вец» и «чудес­ный малыш», где его будут тис­кать, тор­мо­шить и ста­раться вызвать его улыбку, а не шара­хаться от него и не мерить саму маму осуждающе‑жалеющим взглядом.

Похоже, что так же, как есть тер­ри­то­рии с дефи­ци­том каких‑то важ­ных для здо­ро­вья веществ, напри­мер, йода или вита­ми­нов, так же есть тер­ри­то­рии с дефи­ци­том пози­тив­ного вни­ма­ния к детям.

Кстати, встре­ча­ются люди, кото­рых «сюсю­ка­нье» с детьми ужасно раз­дра­жает, кажется фаль­ши­вым, они пред­по­чи­тают гово­рить даже с мла­ден­цами «как со взрос­лыми» или не общаться с ними вовсе. Чаще всего, если узнать побольше про дет­ство такого чело­века, мы най­дем там либо дефи­цит обще­ния с роди­те­лями, либо отстра­нен­ных, «замо­ро­жен­ных» роди­те­лей. Пози­тив­ное отзер­ка­ли­ва­ние – бес­со­зна­тельно усва­и­ва­е­мая модель пове­де­ния, и если ее неот­куда было взять, она и не вклю­ча­ется в моменты обще­ния с детьми. И груст­ная эста­фета пере­да­ется дальше.

NВ! Пони­мая роль пози­тив­ного отзер­ка­ли­ва­ния в раз­ви­тии ребенка, мы можем оце­нить, насколько важно пси­хо­ло­ги­че­ское, эмо­ци­о­наль­ное состо­я­ние матери в это время. Ее болезнь, уста­лость, кон­фликты с мужем, страх за буду­щее могут при­ве­сти к тому, что уха­жи­вать за ребен­ком она смо­жет, а пози­тивно отзер­ка­ли­вать – нет.

Поэтому самое луч­шее, что могут сде­лать для мла­денца члены семьи, близ­кие – помочь его маме быть отдох­нув­шей, спо­кой­ной счаст­ли­вой и про­во­дить в обще­нии с ребен­ком больше вре­мени. Лучше не сидеть вме­сто нее с ребен­ком, а поза­бо­титься о ней самой: осво­бо­дить от домаш­них дел, вкусно накор­мить, сде­лать мас­саж, напол­нить аро­мат­ную ванну. Когда мама сама хорошо себя чув­ствует, она будет общаться с ребен­ком есте­ственно и с удовольствием.

С мамой не пропадешь

Сколько раз мать под­хо­дит к мла­денцу, отзы­ва­ясь на его плач, в тече­ние пер­вого года жизни? Три тысячи? Десять? Раз за разом между малень­ким ребен­ком и уха­жи­ва­ю­щим за ним взрос­лым про­ис­хо­дит один и тот же «диа­лог»:

– Я уже здесь, чтобы тебе помочь. Сей­час покормлю (помою, ука­чаю, возьму на ручки). Вот так.

– Чмок‑чмок. Жизнь‑то наладилась!

Раз за разом повто­ря­ясь, эта после­до­ва­тель­ность дей­ствий фор­ми­рует круг заботы: у ребенка воз­ни­кает дис­ком­форт – он подает сиг­нал – при­хо­дит роди­тель, что‑то делает – насту­пает ком­форт, и так до сле­ду­ю­щей проблемы.

Круг заботы сна­чала немного бук­сует, в пер­вые дни роди­те­лям сложно бывает уга­дать, чего хочет мла­де­нец, осо­бенно если это пер­ве­нец. Ино­гда его не уда­ется уте­шить ничем: ни гру­дью, ни сме­ной пеле­нок, ни ноше­нием на руках. Живот болит, погода меня­ется, еще какой‑то дис­ком­форт – что про такого малень­кого пой­мешь, орет и все тут.

Но уже к двум‑трем меся­цам «диа­лог» нала­жи­ва­ется. Роди­тели и ребе­нок при­спо­саб­ли­ва­ются друг к другу, мама начи­нает раз­ли­чать оттенки плача и выра­же­ния лица, она уже хорошо дога­ды­ва­ется, есть он хочет, спать или про­сто на ручки. Колесо кру­тится дальше, с каж­дым пово­ро­том добав­ляя ребенку дове­рия к роди­те­лям: вот и на этот раз помогли, и на этот, и еще, и всегда.

И никто не знает, через сколько точно пово­ро­тов, но где‑то к концу пер­вого полу­года жизни мы видим, что про­ис­хо­дит нечто очень зна­чи­мое в отно­ше­ниях между ребен­ком и его взрос­лым. Ребе­нок начи­нает доверять.

Как пла­чет от голода ново­рож­ден­ный? Так, словно его режут. Словно он вот прям сей­час уми­рает. Это рез­кий крик, сквозь кото­рый не про­биться ника­кими уго­во­рами, его глаза зажму­рены, он закрыт от кон­такта с миром, заперт в своем страдании.

И это понятно: голод – виталь­ное чув­ство, имеет пря­мое отно­ше­ние к жизни и смерти, опыта у ребенка еще совсем мало, откуда ему знать, что его навер­няка покор­мят, не оста­вят уми­рать с голоду? Вот он и орет, и только когда в рот попа­дут пер­вые капли молока – замол­чит, чтобы при­сту­пить к еде. Никак его не уте­шить, кроме пря­мого немед­лен­ного удо­вле­тво­ре­ния его потребности.

А вот полу­го­до­ва­лый. Он тоже про­го­ло­дался. Мама ушла в мага­зин, задер­жа­лась, а уже очень кушать хочется, и он ревет на руках у папы или бабушки. И вот – что это? Мамин голос в при­хо­жей! Пауза. Раз­во­рот всем телом – туда. Мок­рые от слез глаза ищут маму, ручки тянутся к ней.

Он чув­ствует голод по‑прежнему, но уже не орет, ско­рее нетер­пе­ливо хны­чет. Мама еще не подо­шла к нему, еще не успела дать грудь – а ему уже не так плохо и страшно. Почему? Да потому, что за про­шед­шие пол­года круг заботы про­вер­нулся столько раз, столько раз мама при­хо­дила и кор­мила, и про­тив­ное страш­ное чув­ство голода отсту­пало, что его малень­кий мозг сде­лал вывод: тен­ден­ция, однако. С мамой не про­па­дешь. Если я ее вижу и слышу, зна­чит, УЖЕ спасен.

Прой­дет еще год, и когда он про­го­ло­да­ется в свои пол­тора, мама смо­жет ска­зать ему: «Подо­жди, милый, сей­час я сварю тебе кашу», и он будет ждать 10–20 минут, не впа­дая в исте­рику, потому что мама же вот она, а зна­чит, все будет хорошо.

Так фор­ми­ру­ется вол­шеб­ное свой­ство при­вя­зан­но­сти: успо­ка­и­вать и уте­шать самим фак­том при­сут­ствия «сво­его» взрос­лого. Рядом с ним – не страшно, потому что он все­гда как‑нибудь, да сде­лает так, что мне будет хорошо.

Это убеж­де­ние ребенка ирра­ци­о­нально, объ­ек­тив­ный уро­вень ком­форта его мало инте­ре­сует, ну, кроме явного голода, холода и боли. Есть пого­ворка «с милым рай и в шалаше», хотя ее часто под­вер­гают сомне­нию, когда речь идет о взрос­лых. Мол, любовь прой­дет, а шалаш оста­нется, и как бы тут любов­ная лодка не раз­би­лась о быт. Для детей пого­ворка спра­вед­лива на все сто про­цен­тов. Им хорошо в любом шалаше, с любым бытом – если они со своей семьей, и семья о них заботится.

Ребе­нок бежен­цев, кото­рые оста­лись без кола и двора, побы­вали под обстре­лами и пере­жили нехватку еды, живут в лагере для пере­се­лен­цев, не зная, что с ними будет дальше, может быть без­мя­тежно счаст­лив, если роди­тели с ним и сами не теряют при­сут­ствия духа.

И наобо­рот, ребе­нок, живу­щий в доро­гом бога­том доме, с самыми луч­шими мате­ри­аль­ными усло­ви­ями, нахо­дя­щийся в пол­ной без­опас­но­сти, может быть совсем небла­го­по­лу­чен, потому что у папы биз­нес и любов­ница, и дома он почти не бывает, мама в депрес­сии, и уже раз пыта­лась выпить упа­ковку сно­твор­ного, а малы­шом зани­ма­ются посто­янно меня­ю­щи­еся дом­ра­бот­ницы и няньки. И именно он, а не его сверст­ник из семьи бежен­цев имеет все шансы на нев­роз, эну­рез, ней­ро­дер­мит и про­чие послед­ствия тяже­лого дли­тель­ного стресса.

Сколько раз при­хо­ди­лось слы­шать недо­умен­ные рас­сказы сотруд­ни­ков дет­ских домов и при­ютов. «Как же так, забрали ребенка у мамы, он был весь во вшах и чесотке, они ноче­вали в каком‑то под­вале на груде тря­пья, но в целом ребе­нок был здо­ров. А у нас, в пре­крас­ных усло­виях, с хоро­шим пита­нием, в теп­лой одежде – тре­тья гос­пи­та­ли­за­ция за год, то пнев­мо­ния, то пиелонефрит.»

Вот так и есть. Потому что с мамой в под­вале было не страшно, если она хоть и не имела дома и работы, но о ребенке ста­ра­лась забо­титься, кор­мила его, качала. А без мамы, в тепле и уюте, но среди чужих людей – посто­ян­ный стресс, под­ры­ва­ю­щий иммунитет.

С каж­дым пово­ро­том колеса заботы при­вя­зан­ность полу­чает под­твер­жде­ние, креп­нет, каж­дый акт заботы, как и каж­дый акт пози­тив­ного отзер­ка­ли­ва­ния, ласки – еще одна нить, свя­зы­ва­ю­щая ребенка с роди­те­лем. Ребе­нок по умол­ча­нию уве­рен, что колесо заботы сра­бо­тает снова и снова. С мамой не про­па­дешь. С папой ты можешь быть за себя спо­коен. Скла­ды­ва­ясь, спле­та­ясь, эти нити обра­зуют все более проч­ный и надеж­ный канат при­вя­зан­но­сти, и чем он надеж­ней и проч­ней, тем боль­шей вол­шеб­ной силой обла­дает роди­тель. Его поце­луи сни­мают боль, его при­кос­но­ве­ния и голос про­го­няют прочь страх. Он теперь спо­со­бен бук­вально «тучи раз­ве­сти руками».

Для любого ребенка роди­тели – деми­урги, могу­ще­ствен­ные боги его мира. Он пока не пред­став­ляет себе, что могут суще­ство­вать про­блемы, с кото­рыми они не в силах справиться.

Что у них может не быть денег или сил, что они могут бояться за свое или его здо­ро­вье, могут не быть уве­рены в буду­щем бла­го­по­лу­чии – ребе­нок всего этого счаст­ливо не знает, может не заду­мы­ваться, как именно они о нем поза­бо­тятся, что при­ду­мают, чем для этого пожерт­вуют. Его это не инте­ре­сует. Он про­сто дове­ряет и ждет помощи – все­гда. Тот, к кому ребе­нок при­вя­зан, уте­шает и при­дает ему сил про­сто фак­том сво­его при­сут­ствия.

Живет ли семья в рос­кош­ном особ­няке или в тру­що­бах, в мега­по­лисе или в джун­глях, живет ли она как все семьи вокруг, или сильно отли­ча­ется от соци­аль­ной нормы – ребенку все равно. Роди­тели есть, они рядом, они смот­рят на меня с любо­вью, они отзы­ва­ются на мой плач – все в порядке.

Вокруг может быть эко­но­ми­че­ский кри­зис, гло­баль­ное потеп­ле­ние, эпи­де­мия гриппа, навод­не­ние или война – если сами роди­тели в порядке, если они с ребен­ком не раз­лу­ча­ются слиш­ком надолго и выгля­дят доста­точно уве­рен­ными и спо­кой­ными – ему хорошо. Потому что бла­го­по­лу­чие ребенка зави­сит не от усло­вий, в кото­рых он живет, а от отно­ше­ний, в кото­рых он нахо­дится.

NВ! Не стоит счи­тать себя пло­хими роди­те­лями на осно­ва­нии того, что вы живете в тес­ноте, поку­па­ете одежду в сэконд‑хенде или у вас не все­гда есть деньги на фрукты. И уж тем более, если у вас нет отель­ной дет­ской как на кар­тинке, дет­ских оде­жек извест­ной фирмы, десятка при­спо­соб­ле­ний для ухода «спе­ци­ально раз­ра­бо­тан­ных луч­шими спе­ци­а­ли­стами для того, чтобы сде­лать вашего малыша счаст­ли­вым». Они не сде­лают его счастливым.

Если честно, ребенку не нужно при­мерно три чет­верти из всего, что ему поку­пает типич­ная город­ская семья со сред­ним уров­нем дохо­дов. Есть воз­мож­ность – почему бы и не купить, ведь это так радует роди­те­лей. Но вот дово­дить себя до исто­ще­ния допол­ни­тель­ными зара­бот­ками, выхо­дить на работу раньше вре­мени, чтобы «все было на уровне» – зачем?

Не стоит жерт­во­вать обще­нием с ребен­ком ради того, чтобы «дать ему все самое луч­шее». Лучше вас и ваших объ­я­тий на свете все равно ничего нет, дове­рие и душев­ное спо­кой­ствие ребенка не купишь ни за какие деньги.

В воде и без воды

Не думаю, что в этой главе вы нашли что‑то совер­шенно для себя новое и неиз­вест­ное. При­вя­зан­ность настолько есте­ственна, настолько обычна – ну, конечно, дети нуж­да­ются в роди­те­лях, в их любви и заботе. О чем тут гово­рить, что изучать?

Аль­берт Эйн­штейн ска­зал как‑то: «Рыба будет послед­ней, кто обна­ру­жит воду». Ведь вода – ее мир, ее спо­соб жить. Вот так и с при­вя­зан­но­стью. Она настолько есте­ственна и настолько глу­боко в нас вшита, что поду­мать о ней отстра­ненно, осо­знать ее как осо­бое явле­ние, начать изу­чать людям почти всю исто­рию науки в голову не приходило.

Но в какой же ситу­а­ции рыба все же обна­ру­жит воду? Если воды не ста­нет. Точно так же и при­вя­зан­ность как явле­ние была обна­ру­жена при наблю­де­нии за детьми, лишив­ши­мися родителей.

Осно­ва­тель тео­рии при­вя­зан­но­сти англий­ский пси­хи­атр и пси­хо­ана­ли­тик Джон Боулби, рабо­тал с детьми, живу­щими в сирот­ских при­ю­тах, и детьми, кото­рых раз­лу­чила с роди­те­лями Вто­рая Миро­вая (их отправ­ляли в эва­ку­а­цию из англий­ских про­мыш­лен­ных горо­дов, подальше от бом­бар­ди­ро­вок). Именно Боулби впер­вые осо­знал и сфор­му­ли­ро­вал, что быть рядом со своим взрос­лым – отдель­ная и очень зна­чи­мая потреб­ность малень­кого ребенка, и в раз­луке он стра­дает, даже если сыт, одет и нахо­дится в безопасности.

Боулби пер­вым уви­дел эво­лю­ци­он­ную суть при­вя­зан­но­сти – как про­граммы, обес­пе­чи­ва­ю­щей эмо­ци­о­наль­ную связь между ребен­ком и взрос­лым, бук­вально «при­вя­зы­ва­ю­щей» их друг к другу, чтобы ребе­нок не остался один и не про­пал. При­сут­ствие «сво­его» взрос­лого само по себе озна­чает для ребенка защиту и покой, ребенку нужна мама как тако­вая, а не только ее грудь или руки, что‑то для него делающие.

Каза­лось бы, такая есте­ствен­ная мысль, но Боулби при­шлось отста­и­вать ее в оже­сто­чен­ных спо­рах с гос­под­ству­ю­щей в те годы пси­хо­ана­ли­ти­че­ской тео­рией о том, что мла­де­нец вос­при­ни­мает мать лишь как про­дол­же­ние груди, как источ­ник пищи и удо­воль­ствия от сосания.

«Мла­денцу неотъ­ем­лемо при­суща потреб­ность прийти в сопри­кос­но­ве­ние с чело­ве­ком и при­вя­заться к нему. Потреб­ность в объ­екте при­вя­зан­но­сти неза­ви­сима от потреб­но­сти в пище, потреб­ность в объ­екте явля­ется такой же пер­вич­ной, как и потреб­но­сти в пита­нии и тепле» – писал Боулби (1958)

После Боулби при­вя­зан­ность изу­чали тоже в ситу­а­циях «рыба без воды». Только когда ребе­нок лиша­ется столь необ­хо­ди­мой для него эмо­ци­о­наль­ной связи со своим взрос­лым, мы видим по послед­ствиям, насколько эта связь для него важна.

Англи­чане Джеймс и Джойс Роберт­сон, про­дол­жая нача­тое Боулби, изу­чали вли­я­ние раз­луки с роди­те­лями на малень­ких детей. Они сняли зна­ме­ни­тый фильм «Джон» о малень­ком маль­чике, всего на девять дней попав­шем в дом ребенка, пока его мама была в род­доме и фильм «Лора» – о двух­лет­ней девочке, кото­рая лежит в боль­нице и роди­те­лей пус­кают к ней лишь ненадолго.

Эти фильмы, сня­тые под­черк­нуто спо­койно, невоз­можно смот­реть без слез – такова сила стра­да­ний чело­ве­че­ского дете­ныша, раз­лу­чен­ного с мате­рью и отцом, хотя объ­ек­тивно дети нахо­ди­лись в хоро­ших усло­виях и в безопасности.

Клас­си­че­ские экс­пе­ри­менты уче­ницы Боулби – Мэри Эйнс­ворт – постро­ены на том, что малыш нена­долго оста­ется без матери в незна­ко­мой ком­нате с незна­ко­мым чело­ве­ком – она выхо­дит, и воз­вра­ща­ется спу­стя неко­то­рое время. То, как по‑разному остро пере­жи­вают дети эту ситу­а­цию, свя­зано с каче­ством их при­вя­зан­но­сти к матери, с тем, счи­тают ли они мать источ­ни­ком защиты и под­держки и уве­рены ли в ней.

Чеш­ский пси­хо­лог Зде­нек Матей­чик изу­чал при­вя­зан­ность, рабо­тая с детьми в дет­ских домах и круг­ло­су­точ­ных яслях, а также с детьми, рож­де­ние кото­рых было неже­лан­ным для их роди­те­лей. Ниже я буду рас­ска­зы­вать о неко­то­рых его наблюдениях.

Книга канад­ского пси­хо­лога Гор­дона Нью­фелда «Не упус­кайте своих детей» посвя­щена детям, кото­рые под­па­дают под слиш­ком силь­ное вли­я­ние сверст­ни­ков, поскольку их при­вя­зан­ность к роди­те­лям недо­ста­точно глу­бока и надежна.

Я тоже заин­те­ре­со­ва­лась тео­рией при­вя­зан­но­сти и оце­нила всю ее мето­до­ло­ги­че­скую и прак­ти­че­скую мощь в прак­тике работы с при­ем­ными роди­те­лями, кото­рым при­хо­дится выправ­лять, лечить трав­ми­ро­ван­ную про­грамму при­вя­зан­но­сти у своих детей.

Осно­во­по­ла­га­ю­щие идеи и методы дру­гих под­хо­дов про­сто не рабо­тали с детьми, лишен­ными удо­вле­тво­ре­ния самой базо­вой виталь­ной потреб­но­сти. Зато пони­ма­ние того, как вли­яет на пове­де­ние и раз­ви­тие ребенка его опыт при­вя­зан­но­сти, нередко дей­стви­тельно поз­во­ляет тво­рить чудеса в реа­би­ли­та­ции детей, чья при­вя­зан­ность была травмирована.

После того, как были очер­чены основ­ные поло­же­ния тео­рии при­вя­зан­но­сти, когда о них стали писать книги и сни­мать фильмы, после зна­ме­ни­того доклада Боулби в англий­ском пар­ла­менте, в кото­ром он обоб­щил свои иссле­до­ва­ния, доклада, пере­ве­ден­ного на десятки язы­ков мира, стало меняться отно­ше­ние к детям и их потреб­но­сти быть вме­сте со сво­ими родителями.

Роди­те­лей стали пус­кать в дет­ские боль­ницы, круг­ло­су­точ­ные ясли и сады пере­стали счи­таться нор­мой, детей, остав­шихся без роди­те­лей стали не дер­жать в казен­ных сирот­ских домах, а устра­и­вать в при­ем­ные семьи, во мно­гих стра­нах удли­ни­лись опла­чи­ва­е­мые отпуска по уходу за ребен­ком. Право ребенка быть со своим взрос­лым стало осо­зна­ваться как базо­вое право, наравне с пра­вом на без­опас­ность или образование.

Можно наде­яться, что в резуль­тате всех этих изме­не­ний дети сего­дня вырас­тают более защи­щен­ными, спо­кой­ными и душев­ными. Науч­ное под­твер­жде­ние этих ожи­да­ний тре­бует серьез­ных дли­тель­ных иссле­до­ва­ний, но мне, напри­мер, кажется, что сего­дняш­ние моло­дые роди­тели, те, кому 35 и меньше, стали доб­рее к детям, лучше чув­ствуют их потреб­но­сти, думают не только об уходе за ними, но и о их чувствах.

Эти роди­тели сами были рож­дены и росли уже в те вре­мена, когда в стране стало счи­таться нор­маль­ным сидеть с ребен­ком пер­вые два‑три года его жизни, а не отда­вать в ясли вскоре после рож­де­ния, они полу­чили больше семей­ной заботы, и, воз­можно, это дает им ресурс лучше забо­титься о своих детях.

Глава 2. Кризис 1 года. Свои и все остальные

«Он стесняется»

Обычно это слу­ча­ется вне­запно, когда ребенку меся­цев 7–8. Ино­гда позже, ближе к году. Вы в оче­ред­ной раз при­хо­дите с ним в дет­скую поли­кли­нику. Раньше ваш малыш весьма лояльно отно­сился ко всем этим тетень­кам, кото­рые хотят на него посмот­реть, его потро­гать, что‑то ему гово­рят (ну, конечно, если они не делают больно), бла­го­склонно при­ни­мал их знаки вни­ма­ния, улы­бался, тянулся к бле­стя­щему фонендоскопу.

Теперь все иначе. Внутри у ребенка как будто что‑то пере­клю­чи­лось. Он их не хочет. Он их боится. Он пыта­ется ввин­титься голо­вой маме за пазуху, пря­чась от взгля­дов и рук чужих людей. А если они наста­и­вают и тянутся, да еще и тро­гают – тут уж жди гран­ди­оз­ного рева.

Или к вам в гости может прийти подруга, кото­рая при­хо­дила все­гда, кото­рая раньше тетеш­кала вашего малыша к обо­юд­ному удо­воль­ствию, он шел к ней на ручки и радостно лепе­тал, а тут вдруг – раз! – и словно не узнает. Отво­ра­чи­ва­ется, пря­чется, а то и орет в голос, как будто не дав­нюю зна­ко­мую уви­дел, а Бармалея.

Что это с ним? А он про­сто вырос. И ско­рее всего, в послед­ние дни или недели начал осва­и­вать сво­боду пере­дви­же­ния: пополз, стал все чаще про­ситься с рук – на пол, в сво­бод­ное плавание.

Если мы вспом­ним, что пове­де­ние ребенка, зало­жен­ное в при­род­ной про­грамме при­вя­зан­но­сти, при­звано обес­пе­чить его выжи­ва­ние и без­опас­ность, ста­нет поня­тен смысл пере­мен. Пока ребе­нок не может пере­ме­щаться сам, очень удобно, что мать может дать его подер­жать любому чело­веку, кото­рому сама дове­ряет. Мало ли зачем – горя­чий суп в котле поме­шать, напри­мер, или в туа­лет схо­дить. Малыш чаще всего не будет воз­ра­жать, если его дер­жат уве­ренно и удобно, с ними лас­ково раз­го­ва­ри­вают, а мама не отсут­ствует слиш­ком долго.

Но вот он слез с рук и пополз. Ситу­а­ция меня­ется. Теперь он сам может после­до­вать за мате­рью или за дру­гим взрос­лым. Кото­рый мало ли куда идет – может, в лес? Может, к краю обрыва? Может, к болоту, где змеи в траве? Если дети нач­нут пол­зать за любым и каж­дым, в том числе за чело­ве­ком, кото­рый и знать не знает, что за ним сле­дует ребе­нок – ведь это не его ребе­нок, у него не вклю­чена роди­тель­ская бди­тель­ность – все ста­но­вится очень опасным.

С того момента, когда ребе­нок обре­тает сво­боду пере­дви­же­ния, он дол­жен знать, за кем сле­до­вать, а за кем нет. Выде­лять своих взрос­лых. Тех, кто про него пом­нит и думает. Очень кстати, именно к этому вре­мени в его мозге созре­вают те участки, кото­рые отве­чают за хра­не­ние целост­ных зри­тель­ных обра­зов. И он начи­нает узна­вать маму или папу, отли­чать их от осталь­ных людей даже на рас­сто­я­нии в несколько десят­ков метров…”

Конец фраг­мента книги.

Крат­кая всту­пи­тель­ная ста­тья Вален­тины Патроновой

Источник