спектакль какая идиотская жизнь
«Разрешал Гурченко зевать»: Андрей Житинкин — о дружбе с актерами и запрещенных спектаклях
Динара Кафискина
На днях в Малом театре начались репетиции нового спектакля «Идиот» к 200-летнему юбилею Федора Достоевского, который отмечается в этом году. Накануне режиссер-постановщик этого театра, народный артист России Андрей Житинкин рассказал «Вечерней Москве» о своем кредо, самой памятной постановке и источниках вдохновения.
— Андрей Альбертович, какие актеры будут задействованы в этой постановке?
— Все наши народные артисты: Ирина Муравьева, Евгения Глушенко, Александр Вершинин, Борис Невзоров, Владимир Носик, Александр Клюквин и наша талантливая молодежь. Мы уже сдали макет. Премьера состоится как раз в юбилей Достоевского — в ноябре. Кстати, в Малом театре на основной исторической сцене «Идиота» я буду ставить впервые.
— Вас называют режиссером эпатажным. Как к этому относитесь?
— Абсолютно спокойно. Привык. Каким я только ни был — и эпатажным, и скандальным, и модным, и оригинальным… Это связано с тем, что я всегда делал постановки из негласного списка Министерства культуры, которые вызывали резонанс, в Советском Союзе их запрещали. И горжусь тем, что открыл для зрителей многое. Например, первым поставил театральную пьесу Альбера Камю «Калигула», потом Теннесси Уильямса, Томаса Манна, Жана Ануя. Сейчас у меня классический период, работаю в Малом театре, где, что удивительно, никогда ранее не шел «Круг» Сомерсета Моэма. Хотя, казалось бы, такой автор.
Помню, как засветилась Элина Быстрицкая, услышав о моем желании создать «Круг». Ей очень хотелось сыграть главную роль, сломать свое амплуа, потому как ранее никогда ничего похожего в ее карьере не было — настолько яркого и характерного. В итоге получилось прекрасно! На сцену она выходила на высоченных каблуках, в шляпках. Сложно было понять, сколько Быстрицкой лет. Я, кстати, поставил последний спектакль в жизни Элины.
Не стыжусь и всегда говорю, что стараюсь показать зрителям то, чего ранее они никогда не видели. Когда я был главным режиссером Театра на Малой Бронной, лишний билетик спрашивали от метро. Подобного в Москве в те времена не происходило нигде. Зрители шли, зная о том, что такой репертуар только здесь. Когда у меня закончился контракт, ставил спектакли в других местах, но понятие «театр Житинкина» все равно продолжало существовать как психологический, может, даже энергетический феномен. Люди искали мои работы в Театре сатиры, Российской армии, Олега Табакова, имени М. Н. Ермоловой, Моссовета…
Фото: Наталья Нечаева / Вечерняя Москва
— Назовете вашу самую мощную постановку?
— Пожалуй, «Нижинский, сумасшедший Божий клоун». Но когда я предложил создать его в Театре имени Моссовета, там покрутили пальцем у виска и спросили: «Кто же на такое пойдет?» Я же, если чего-то захочу, буду пробивать до победного.
Решил пойти к Олегу Табакову. Он меня тоже удивил, воскликнув: «Ой, это про балет? Ну кому сейчас подобное интересно?» Я возражал. Говорил о том, что трагическая ведь история, разгораются страсти… Мой рассказ не повлиял. Тогда я отправился к Александру Домогарову. С Сашей мы очень много вместе работали в Театре имени Моссовета. Его и пригласил на роль Нижинского.
Между прочим в Театре на Малой Бронной тоже не сильно верили в успех. Но мы взяли лучших актеров, и все получилось! И даже Табаков меня потом искренне поздравил. Узнав о том, что на спектакль нет билетов, одни аншлаги, сказал, что я победил. А затем еще приехали господа из Франции из Фонда имени Нижинского. Когда они вручили нам на сцене медали, зал встал. Случилась сенсация. Домогаров ведь не танцор, и это был спектакль не о балете, а о трагедии художника.
Кстати, Саша тогда отметил, что это его лучшая трагическая роль. А многие зрители приходили на спектакль по шесть, семь раз. Собирали и хранили билеты. Я думал, как такое происходит, все же все видели и знают финал, где Нижинский в костюме Петрушки улетает на кроватке к Богу — это был такой трюк, но все равно постоянно собирались аншлаги.
— Все уже привыкли к тому, что вы создаете сенсации, а где берете эмоциональную подпитку?
— Когда возникает какая-либо острая тема, стараюсь закрыть ее для себя, нахожу решения. Меня всегда волновал конфликт и что-то такое, чего еще не было на сцене. Опять же с точки зрения людских страстей, потому как самое интересное — все равно человек.
С одной стороны, я вроде бы считался модным, но тем не менее иногда шел вопреки. В общем, всегда пытаюсь сам себя удивлять. Мое кредо. Если такого не будет или заскучаю, станет неинтересно — актеры и публика почувствуют сразу. Те, кто идет на спектакли Житинкина, знают — надо готовиться к чему-то неожиданному.
— И у вас всегда получалось находить общий язык с актерами. Вы — единственный театральный режиссер, у которого, например, Людмила Гурченко сыграла в четырех спектаклях.
— Да. Она была очень откровенным человеком и действительно рассказывала, что с одним и тем же режиссером работать долго не может — одна постановка, и точка. Гурченко просила называть ее Люся. Я обращался к ней более знаково — Люсинда. Так вот, Люсинда никак не могла понять, почему на нее обижаются режиссеры, когда она на репетиции зевает. Ответ прост — становилось просто скучно. А у нас произошло какое-то невероятное совпадение. Мы отлично понимали друг друга, и я разрешал все — в том числе и зевать.
Фото: Михаил Гутерман
— О Людмиле Марковне говорят как о настоящем трудоголике.
— Это так. Она практически не отдыхала, постоянно проговаривала про себя тексты ролей. Допустим, в аэропорту, в ожидании рейса, могла, полулежа на кресле, поджав ноги и укутавшись в шарф, делать вид, что дремлет. Но, нет. Гурченко «прокручивала» текст. Или могла мне ночью позвонить и сказать: «Слушай, такое приснилось. Может, попробуем вставить в эпизод». Я люблю неожиданно появляться на своих спектаклях с целью увидеть — вдруг где-то «разболталось» или «изменился рисунок». Люсинда же всегда была очень четкой, как машина, суперпрофессионал. Только казалась взбалмошной и веселой.
С годами актеры в своих действиях что-то меняли, Гурченко же играла всегда так, как на премьере. Это говорило о ее самодисциплине и невероятной ответственности. Мы очень хорошо проводили время и вне работы. О Людмиле Гурченко ходило множество мифов, в том числе и про какие-то уникальные диеты. Но ничего подобного никогда не было. Например, утром она обожала есть булочки с маслом или медом, а после спектакля — огромный кусок мяса. Не ограничивала себя никогда и ни в чем.
ДОСЬЕ
Андрей Житинкин родился 18 ноября 1960 года во Владимире. В 1982 году окончил актерский, а в 1988 году режиссерский факультет Высшего театрального училища имени Б. Щукина. Работал в московском театре «Современник», Театре имени М. Н. Ермоловой, Театре им. Моссовета. В 2001–2003 годах — главный режиссeр Театра на Малой Бронной. Режиссер-постановщик Государственного академического малого театра России.
Сбегал в библиотеку
Андрей с детства обожал книги. В школе чтение было его любимым предметом. Иногда во время других уроков он убегал в библиотеку, забирался на верхнюю полку, где не было книг, и там читал. Педагоги реагировали спокойно. Знали, что Андрей станет человеком искусства. Да и вообще экзамены по всем предметам он сдавал без проблем. Ему разрешали уходить и с химии, которую он обожал. Ведь у него родители — ученые-химики.
Диктатор
Именно Житинкин читал в этом году тотальный диктант в редакции «Вечерней Москвы». Справился с данной ролью отлично и сам получил колоссальное удовольствие. На его взгляд, все сотрудники «Вечерки» отнеслись к диктанту с большой ответственностью, слушали внимательно, старались.
Прилежный студент
Когда все шалили и богемничали, Андрей единственный, кто приходил к девяти утра на лекцию в Театральное училище имени Бориса Щукина. Бывало даже, что пару раз он сидел вообще один. Педагогов это не останавливало. Они читали лекции, зная о том, что Житинкин все аккуратно запишет и потом у него все спишут. Андрей не жадничал, понимал, что раз ребята и девчата гуляли до шести утра, то невозможно прийти на занятия к девяти.
Защитник личного пространства
Режиссер женат, а супругу называет большим другом. И более никаких подробностей о ней и о детях нет. Андрей привык оберегать свое личное пространство, его защищает. Говорит, что личная жизнь — это театр, где он проводит почти все время. Работает Житинкин не просто много, а очень много и всегда все делает искренне, с огромной любовью.
Ценитель старины
Андрей Житинкин обожает посещать блошинки, барахолки — все, что связано с понятием времени, намоленных вещей. Ему нравится находить редкие книги, неожиданные вещи, антиквариат, красивую мебель, иконы, фарфор. Но заядлым коллекционером он себя не называет. Поскольку Андрей — вахтанговец, он любит часами гулять по Арбату, где все антикварщики хорошо его знают в лицо и по имени. Говорят, режиссер опять что-то ищет.
Спектакль какая идиотская жизнь
На сцене театра им. Савина 11 и 12 сентября состоится премьера нового спектакля Молодежного театра Коми «Идиот». Режиссером постановки стал Максим Соколов. В прошлом году его спектакль-миф «СКТВКР» вошел в специальную программу фестиваля «Золотая Маска». В интервью БНК режиссер рассказал о будущем спектакле.
— Вы определяете жанр спектакля как исследование романа. Что это значит?
— Для меня определение жанра — это ключ к восприятию спектакля. Я готовлю зрителя даже не к тому, что он увидит, а к тому, как смотреть. Для нас исследование — не в узконаучном смысле слова, исследование как поиск новых знаний. В черновиках Достоевского Мышкин — изначально не такая положительная персона, неоднозначная фигура, как и вообще все персонажи романа. Я подумал о том, что было бы здорово исследовать ту зону, которая лежит вне романа. Мы не отказались от текста, а решили соединить с тем, что найдём. Интересно читать черновики Достоевского о том, как он думал над фабулой, столько вариантов: например, Настасью Филипповну убивает Ипполит или план сцены «Мышкин, Настасья Филипповна, Аглая в храме». Исследование — это инструмент, который помогает не так сильно концентрироваться на сюжете, а на тех вопросах и темах, которые нам интересны. Например, про кувшин Магомета. Это история о том, как с пророком Магометом (он был эпилептик), когда он наполнял кувшин водой, случился приступ. Во время него он совершил сначала горизонтальный полет в Иерусалим, потом поднялся наверх, облетел все жилища Аллаховы, спустился вниз и успел подхватить кувшин. Эпилептики часто рассказывают об ощущении другого времени, актуализируя вопрос о его расслоенности, параллельности потоков. Достоевский возвращается к этому мотиву в нескольких своих произведениях, для него это была возможность показать эпилепсию не как патологию или болезнь, а как гениальный способ прозрения мира.
— Год назад в интервью БНК вы говорили о том, что хотели бы поставить «Идиота». Тогда уже было представление о том, каким будет спектакль, что, например, тема эпилепсии станет одной из важных, что в нем появятся личные истории актеров?
— Я давно хотел поставить «Идиота», перечитывал несколько раз в разные периоды жизни и каждый раз произведение как будто меняло акценты, точки, даже саму интонацию. Известна история о том, как однажды у Достоевского попросили совет по написанию инсценировки на его произведение. На это он ответил, что не хочет, чтобы его ставили в театре, и лучше взять какую-то его тему или идею и создать что-то свое. Мне это понравилось, мне кажется, это нормальный план.
Один из актёров, занятых в постановке, переносит ту же болезнь, что и Достоевский. Для меня процесс репетиций с ним — это неординарный опыт. Я хочу понять: если Достоевский настаивал на том, что припадок — это момент прозрения, близкий к тем, что испытывает художник в минуты наивысшего напряжения душевных сил, можем ли мы передать это ощущение в спектакле? Мышкин говорит, что в обществе он лишний, хотя все герои проявляют к нему интерес и даже эмпатию. Можно ли поменять отношение человека к окружающим и к самому себе? Возможно, и я бы хотел, чтобы спектакль стал терапией, прививкой любви к человеку, принятием другого.
— Вначале вы планировали, что спектакль будет состоять из трех частей, условно: лекция о Достоевском, эпизоды из романа и фантазии на тему «Идиота». Эта структура сохранится?
— Нет. Сейчас эпизоды и тексты не из романа вплетены в общий ход спектакля.
— Реальные монологи актеров, которые тоже прозвучат в «Идиоте», — это больше связано с ними как с людьми, которые играют Достоевского, или в этих текстах есть отсылки к идеям и философии писателя?
— Через личный опыт мы становимся ближе к автору и в то же время дистанцируемся от текста романа. Мы много разговаривали о «мрачности» Достоевского. Действительно, многие упрекали и упрекают писателя в болезненном характере воображения и не вполне здоровой сконцентрированности на определенных темах. Да, для Достоевского показ человека во всей ужасающей неординарности — это способ передать его уникальность, и многие видят в этом акцент на болезненном, плохом. Но в мире Достоевского всегда властвует нравственный закон. Все герои, даже самые неприглядные, следуют ему. У Достоевского нет пропащих людей, человек всегда может восстановиться, стать лучше. Это важно понимать. В «Дневнике писателя» Достоевский обращается к современникам и говорит своим читателям, что каждый из них Шекспир. Это как? А Фёдор Михайлович считал, что каждый человек велик и безмерен и всегда может восстановить в себе человека, то есть восстановить в себе образ Божий.
— Спектакль «СКТВКР» построен на монологах реальных людей, в том числе актеров, которые их произносят. В «Идиоте» тоже появляются личные истории артистов. Вам нравится документальный метод?
— В «СКТВКР» личные истории — это мифологизация места, в «Идиоте» — дистанция от мифа, приближение тем Достоевского, обнаружение их в повседневной реальной жизни. Из документального — летом у меня был проект «Музей одного дня». Меня пригласили на резиденцию СТД в Щелыково (музей-заповедник А.Н. Островского — прим. ред.), и я сначала хотел делать проект о музейном хранителе, потому что меня эта тема очень волнует, вообще про сохранение. Наш куратор показала неподалеку дом Эфроса. Полуразвалившееся здание, соседи называют его домом Эфроса, а вообще это дом Натальи Крымовой, который она купила после смерти Эфроса. Вместе с драматургом Алексеем Житковским мы собрали материал и сделали «Музей одного дня». Это даже не совсем событие — это пространство, и когда туда приходят люди, оно снова становится живым на короткое время. И когда мы чистили этот дом, было очень спокойно, хорошо, появилось ощущение, что делаешь что-то для себя.
— Сложно ли работать над «Идиотом» после успеха «СКТВКР». Чувствуется, что от вас ждут чего-то грандиозного, чего-то еще лучше?
— Я никогда о таком не думаю. Для меня это так же странно, как если бы я из-за ожиданий стал репетировать усерднее, а если бы не ждали — так, спустя рукава. Работать над таким материалом иногда мучительно, он невероятно сложный, но я буду скучать по этим ощущениям. Когда что-то получается, ценишь это гораздо больше. Я очень жду премьеру. Мне интересно, как зрители Сыктывкара будут смотреть «Идиота». Это спектакль Молодёжного театра, мы будем играть его не совсем на сцене. Уверен, что, как и в «СКТВКР», удастся удивить.
— В «СКТВКР» вы работали как режиссер и как художник. Художником «Идиота» стала Анастасия Юдина. Ее появление облегчило ваши задачи?
— Я бы не стал работать над Достоевским без Насти. Мы вместе давно говорили о том, что хотим сделать «Идиота». Как сказала директор одного театра, Настя — очень принципиальный художник. Для меня это качество отличает её от очень многих, с кем я встречался в работе, это очень важная составляющая. Она получила прекрасную школу Эдуарда Кочергина, не изменяет принципам, а принципы эти заключаются в поступательной реализации идеи, хорошо продуманного решения. Наш тандем не про легкость, это бесконечно интересный диалог.
— Спектакль «Идиот» театра «Старый дом» из Новосибирска стал одним из главных событий на «Золотой Маске»-2021. Не боитесь сравнений?
— Я не видел этого спектакля, но думаю, что к «Идиоту» и вообще Достоевскому будут обращаться часто и вне зависимости от фестивалей и юбилеев.
Ширвиндт произнес пронзительный монолог, покидая руководство театром Сатиры
«Должны стоят урны, надсмотрщики, иностранные агенты»
13 октября коллективу Театра сатиры представили нового худрука, Сергея Газарова, который сменил на этом посту Александра Ширвиндта, чье правление длилось 20 лет и который едва ли не единственный руководитель, добровольно ушедший в отставку. Понадобилось всего полчаса, чтобы расставить все точки и единогласно выбрать в президенты Александра Ширвиндта. И тут он дал жару!
«Пересесть в кресло — это не про меня, — сразу же сказал Сергей Газаров, расположившийся вместе с руководством театра и Департамента культуры за столом на сцене, как на партсобрании. — Я хорошо понимаю плюсы и минусы театра, как его развивать и за какое время. В театре, как и в любом другом производстве, все определяет работа. Я нуждаюсь в поддержке труппы и руководства. Мне это сильно поможет. Не представляю, что Александр Анатольевич просто уйдет. Я предлагаю оставить его в качестве президента. Действующего президента».
Глава Департамента культуры Москвы Александр Кибовский вопрос поставил ребром: «Решение надо принимать сейчас. Я так не уйду отсюда. Понимаю, что вещи из кабинета художественного руководителя вынесли. Такой порядок. Можно, конечно, остаться артистом. Но есть же понятие преемственности».
Зал радостно зааплодировал, но последнее слово осталось за самим Ширвиндтом, а он в своей фирменной невозмутимой манере произнес потрясающий монолог: «Ребята, приятно, что в сегодняшней акции есть эксклюзив. Как показывает житуха, либо человека выгоняют и он становится худруком в изгнании, либо его выносят вперед ногами и мимо него идет новый худрук. А у нас намечается премьерный вариант. Президент — выборная должность. Должны стоят урны, надсмотрщики, иностранные агенты. Президент театра — это мистика. Я могу быть президентом подземного перехода. Я бы стоял с протянутой рукой. 52 года в театре, а вообще в этом производстве — 66. Это долго. Просто хлопнуть дверью? Обижаться? Мы всегда хвалились тем, что у нас семья. Но только хочу сказать Сереженьке, чтобы он пошел индивидуальным путем, не глядел по сторонам, не подменял творчество репрессиями. Понятно, что возникнет необходимость добавления новой крови, но бережность отношения к сидящим здесь необходима. Нас упрекают, что у нас богадельня. Да! И ты должен смотреть сердобольно. Театр, Сереженька, очень хороший у нас. Нас упрекают в старомодности, но если смотреть спокойно и объективно, то те 20 лет, что я существую с этими людьми как начальник, у нас был хороший репертуар. И по сборам всегда нормально. Последний период был сложный, и списывать все на пандемию удобно. Но не только она виновата. Когда я вижу пустую сцену, у меня начинает болеть сердце. Кто виноват? Конечно, я».
Фото: Наталья Мущинкина
Еще в конце прошлого сезона Ширвиндт обратился к Кибовскому, что надо думать, как дальше жить. В этот период уже сложилось внутреннее решение, но работа кипела. Было сделано четыре распределения. Антон Яковлев должен был поставить пьесу Григория Горина «Чума на оба ваши дома». Остановились также на «Балалайкин и К» по Салтыкову-Щедрину, который должен поставить Сергей Газаров. Распределение ролей лежит у Ширвиндта в столе. Андрей Максимов должен поставить спектакль на Малой сцене. Игорь Посельский, как сказал Ширвиндт, затевает на чердаке молодежное хулиганство. Максим Аверин пришел с безумной задумкой мюзикла «Малыш и Карлсон». «Такая компания. Это все очень сегодняшние люди, — поделился Ширвиндт своими планами. — Я понимал, что в новом сезоне придет новый худрук и мои задумки его могут не устроить. Мы тоже современные люди и патриоты, принимаем нашего нового друга в тот же день, когда назначается председатель Госдумы. Там страшные дебаты. Знаете, что общего между Госдумой и фаршированным гусем? Яблоко в. ».
Не смеялся только Кибовский. Он-то при исполнении. «Не можешь смеяться? — поинтересовался Ширвиндт. — Ты разве в яблоке?»
Ширвиндт вроде бы ушел от прямого ответа насчет президентства и даже проголосовал поднятием руки «против», в то время как его коллеги кричали, что они все «за». «Мы вас принудим к этой работе. Поздравляем вас с избранием президента Театра сатиры», — подытожил Кибовский. На этом президиум встал, а по залу прокатилось: «Как? И все?»
После самого короткого сбора труппы и представления ей нового худрука Александр Анатольевич дал эксклюзивное интервью обозревателю «МК». Даже не интервью, а монолог мудрого человека.
— Когда были бесконечные дебаты и сомнения насчет смены руководства в театре, я всегда говорил, что это не престолонаследие, что надо выбирать, обсуждать. Но так мы могли зайти уже в полный тупик. И действительно, меня уже отсюда выносили бы, и тогда преемника еще сложнее было бы искать.
Сережка театр изучил. Для него театр и труппа не чистый лист — это первое. Второе — притом что ходят слухи о его безумно железной руке, могу сказать, что здесь железная рука не повредит. Все зависит от степени силы кулака. Вся тяжесть кулака всегда была на Мамеде (Мамед Агаев — многолетний директор театра. — М.Р.), а я только так, на всякий случай. Но дело не в этом. Дело в балансе железного кулака с творчеством. И последнее: почему я в надежде на Сережу — я видел спектакль его в «Табакерке», у Володьки Машкова, «Ревизор». Это абсолютно наших кровей спектакль. Меня абсолютно потрясла одна придумка (не знаю чья, художника или режиссера) — когда Хлестаков остается один под лестницей. И таких интересных моментов у него в спектакле много.
Хочу сказать, что Сергей сам очень хороший артист. Я видел его фрагментарно в кино. Когда он позвонил мне и спросил, приду ли я на его представление труппе, произошла какая-то мистика. Накануне ночью, в силу того, что я сплю фрагментарно, я, как обычно, включил телевизор. Ночью (на будущее говорю) в этом ящике всегда идут хорошие фильмы. И я увидел фильм Адабашьяна «Испанская актриса для русского министра» (Сергей Газаров в нем играл роль министра культуры. — М.Р.). И вот кто там вытягивает фильм, так это Сережка.
Мне позвонил Володька Машков: «Это правда, отец, правда?» — это он про мой уход спросил. Он меня любит без дураков. И он сказал: «Ко мне! Будете просто Ширвиндт, без права кому-нибудь вас трогать».
А ты видела, что пишут твои собратья? «Газманов принял театр Сатиры». А еще мне прислали из серьезного агентства, где сообщалось, что Газаров возглавил театр Сатиры, но фотография почему-то режиссера Житинкина.
Афиша
Действующие лица и исполнители:
Иволгин Гаврила Ардалионыч (Ганя) Игнатий Кузнецов
ИДИОТ
Ф.М.Достоевский
Действующие лица и исполнители:
Иволгин Гаврила Ардалионыч (Ганя) Игнатий Кузнецов
«ИДИОТ» Ф.М.ДОСТОЕВСКОГО
25 июня в Малом театре состоялся запуск сразу двух спектаклей, премьеры которых пройдут в новом сезоне. Первый из них – «Идиот» по роману Ф.М.Достоевского в постановке народного артиста России Андрея Житинкина. В спектакле заняты народные артисты России Ирина Муравьева, Борис Невзоров, Александр Клюквин, Владимир Носик, Евгения Глушенко, Александр Вершинин, заслуженные артисты России Варвара Андреева и Петр Складчиков, артисты Полина Долинская, Дмитрий Марин, Александр Волков, Игнатий Кузнецов, Варвара Шаталова, Мари Марк, Ольга Плешкова, Максим Хрусталев и другие. Роль князя Мышкина поручена сразу двум артистам – Александру Дривеню и Кириллу Шварценбергу.
Это второе обращение Малого театра к знаменитому роману Достоевского. Первая его инсценировка на нашей сцене увидела свет рампы в 1899 году. Спектакль прошел всего 8 раз. Роль князя Мышкина исполнял Н.Васильев, а Настасьи Филипповны – М.Ермолова.
Участников новой постановки приветствовал худрук Малого театра Юрий Соломин. Он отметил, что материал, с которым предстоит работать, очень богат для каждого из участников, маленьких или проходных ролей в нем нет.