спайдер робинсон жизнь коротка
Спайдер робинсон жизнь коротка
переводы В. БАКАНОВА
ПЕРЕВОДЫ ЛИЧНОГО ХАРАКТЕРА
Прежде всего большое спасибо. Спасибо издательству ACT за честь составить авторский сборник переводов. И главное, спасибо вам — тем, кто захотел получившуюся книгу прочитать.
Все началось давным-давно, в семидесятых годах прошлого века (Господи, аж самому страшно — неужели так давно?). Еще в школе я страстно любил фантастику. В ней, издававшейся крайне редко (настолько редко, что можно было достать практически все выходившие книги), я находил целый мир: сложный, яркий, удивительный. По тем книгам я и многие другие в легкой увлекательной форме узнавали новые для себя научные факты и знакомились с идеями, от которых буквально захватывало дух. Но этого мало — в речах и поступках героев книг мы находили такой смысл, какой зачастую и не думал вкладывать автор, так удивительно ложились они на наш образ жизни. Намеки, аллюзии… мы жаждали их как глотка свежего воздуха, мы видели в них глоток свежего воздуха. Фантастику искали как свободу, свободу для понимающих, и голод наш был ненасытен.
Ненасытен потому, что фантастики издавали крайне мало, вряд ли больше десяти книг в год. А мне, при всей любви к братьям Стругацким, Биленкину и начинающему тогда Булычеву, приходилось еще труднее, потому что еще в большей степени меня привлекала фантастика американская. Более-менее регулярно издавало ее лишь издательство «Мир» — две-три книжки в год. Почему американская? Во-первых, благодаря рассказам. Большинство американских рассказов «сделаны» в стиле О’Генри — сюжетные, динамичные, с неожиданной ударной концовкой. Мне такие всегда очень нравились — они заставляли работать воображение и даже порой ошарашивали, выворачивая все наизнанку. Во-вторых, там, в западных произведениях, все жили той свободой, на которую могли лишь намекать наши писатели. Герои вели себя, чувствовали и мыслили чуточку иначе, чем вели себя, чувствовали и мыслили герои книг советских, и в то же время настолько естественно, что всему происходящему хотелось верить.
Любовь к фантастике росла и питала саму себя. Многие в те годы были романтиками в литературе и политике; мы уже не боялись обсуждать поразительную смелость отдельных произведений и шушукаться на кухне о последних решениях Политбюро. А кто из нас не сомневался в наличии иного разума лишь по той причине, что «если бы инопланетяне были, они непременно связались бы со мной, я готов; а раз не связались, значит…».
Так или иначе, обожаемой фантастики отчаянно не хватало. Следовало искать выход — и я стал читать на английском, в основном в залах Всесоюзной государственной библиотеки иностранной литературы. И там же начал делать первые переводы — уж очень хотелось поделиться радостью с друзьями. Несколько лет все переводы шли «в стол», то есть я давал их читать лишь ближайшему окружению (мысль о возможности переводы издавать посетила меня значительно позже). А стало быть, при выборе я руководствовался только одним признаком: нравится — не нравится, соображения «цензурности» в расчет не принимались. (Так, в частности, появился перевод Ф. Дика «Помутнение»; о его публикации и мечтать не приходилось — в Советском Союзе разговоров-то о наркомании не существовало… он семь лет пролежал «в столе».)
Счастливые времена — столько всего хорошего было не переведено! Я читал взахлеб и взахлеб переводил. Переводил динамичные рассказы с неожиданной концовкой (и даже пробовал писать такие; более того, именно такие помогал публиковать, когда вел фантастику в популярном в те времена журнале «ИР»), Переводил мрачные, трагичные произведения, ибо ничего подобного в светлой советской литературе не было (позвольте подчеркнуть: мрачные, трагичные произведения — но без живописаний ужасов, крови, извращений, которые не то что переводить, читать-то и поныне мне противно). Переводил рассказы юмористические — ну, это понятно…
Все произведения в этой книге (кроме повести Тертлдава) переведены мной в восьмидесятые годы. Ни одно не было переведено на заказ, каждое я любовно отбирал из огромной массы прочитанного, а потом упорно, долго — порой годами — «пробивал» в печать.
Можно многое рассказать, как сперва я получал отказы. До сих пор храню письмо из уважаемого мной издательства «Мир»: «Мы не публикуем произведения, прославляющие войну и конец света» (это о рассказе А. Кларка «Завтра не наступит» и рассказе П. Андерсона «Государственная измена»). Можно многое рассказать, как позже, когда я уже стал составлять сборники для того же издательства «Мир», собратья-переводчики писали письма в КГБ, обвиняя меня в антисоветской деятельности — не потому что свято верили, а потому что любые средства хороши, чтобы обеспечить себе заработок. Можно многое рассказать, как вследствие таких писем, а также повышенной политической бдительности редакторов мне приходилось брать псевдонимы, а многие переводы выходили искаженными или в лучшем случае сокращенными…
Можно. Но лучше я сделаю признание: я горжусь тем, что сейчас вы знакомитесь с фантастикой по моему вкусу. Я выставляю свою работу на ваш суд. Надеюсь, вам понравится (иначе зачем бы я взялся представлять такую книгу?).
Я-то все здесь люблю. И некоторые произведения позволю себе предварить коротенькими комментариями.
Спайдер робинсон жизнь коротка
переводы В. БАКАНОВА
ПЕРЕВОДЫ ЛИЧНОГО ХАРАКТЕРА
Прежде всего большое спасибо. Спасибо издательству ACT за честь составить авторский сборник переводов. И главное, спасибо вам — тем, кто захотел получившуюся книгу прочитать.
Все началось давным-давно, в семидесятых годах прошлого века (Господи, аж самому страшно — неужели так давно?). Еще в школе я страстно любил фантастику. В ней, издававшейся крайне редко (настолько редко, что можно было достать практически все выходившие книги), я находил целый мир: сложный, яркий, удивительный. По тем книгам я и многие другие в легкой увлекательной форме узнавали новые для себя научные факты и знакомились с идеями, от которых буквально захватывало дух. Но этого мало — в речах и поступках героев книг мы находили такой смысл, какой зачастую и не думал вкладывать автор, так удивительно ложились они на наш образ жизни. Намеки, аллюзии… мы жаждали их как глотка свежего воздуха, мы видели в них глоток свежего воздуха. Фантастику искали как свободу, свободу для понимающих, и голод наш был ненасытен.
Ненасытен потому, что фантастики издавали крайне мало, вряд ли больше десяти книг в год. А мне, при всей любви к братьям Стругацким, Биленкину и начинающему тогда Булычеву, приходилось еще труднее, потому что еще в большей степени меня привлекала фантастика американская. Более-менее регулярно издавало ее лишь издательство «Мир» — две-три книжки в год. Почему американская? Во-первых, благодаря рассказам. Большинство американских рассказов «сделаны» в стиле О’Генри — сюжетные, динамичные, с неожиданной ударной концовкой. Мне такие всегда очень нравились — они заставляли работать воображение и даже порой ошарашивали, выворачивая все наизнанку. Во-вторых, там, в западных произведениях, все жили той свободой, на которую могли лишь намекать наши писатели. Герои вели себя, чувствовали и мыслили чуточку иначе, чем вели себя, чувствовали и мыслили герои книг советских, и в то же время настолько естественно, что всему происходящему хотелось верить.
Любовь к фантастике росла и питала саму себя. Многие в те годы были романтиками в литературе и политике; мы уже не боялись обсуждать поразительную смелость отдельных произведений и шушукаться на кухне о последних решениях Политбюро. А кто из нас не сомневался в наличии иного разума лишь по той причине, что «если бы инопланетяне были, они непременно связались бы со мной, я готов; а раз не связались, значит…».
Так или иначе, обожаемой фантастики отчаянно не хватало. Следовало искать выход — и я стал читать на английском, в основном в залах Всесоюзной государственной библиотеки иностранной литературы. И там же начал делать первые переводы — уж очень хотелось поделиться радостью с друзьями. Несколько лет все переводы шли «в стол», то есть я давал их читать лишь ближайшему окружению (мысль о возможности переводы издавать посетила меня значительно позже). А стало быть, при выборе я руководствовался только одним признаком: нравится — не нравится, соображения «цензурности» в расчет не принимались. (Так, в частности, появился перевод Ф. Дика «Помутнение»; о его публикации и мечтать не приходилось — в Советском Союзе разговоров-то о наркомании не существовало… он семь лет пролежал «в столе».)
Счастливые времена — столько всего хорошего было не переведено! Я читал взахлеб и взахлеб переводил. Переводил динамичные рассказы с неожиданной концовкой (и даже пробовал писать такие; более того, именно такие помогал публиковать, когда вел фантастику в популярном в те времена журнале «ИР»), Переводил мрачные, трагичные произведения, ибо ничего подобного в светлой советской литературе не было (позвольте подчеркнуть: мрачные, трагичные произведения — но без живописаний ужасов, крови, извращений, которые не то что переводить, читать-то и поныне мне противно). Переводил рассказы юмористические — ну, это понятно…
Все произведения в этой книге (кроме повести Тертлдава) переведены мной в восьмидесятые годы. Ни одно не было переведено на заказ, каждое я любовно отбирал из огромной массы прочитанного, а потом упорно, долго — порой годами — «пробивал» в печать.
Можно многое рассказать, как сперва я получал отказы. До сих пор храню письмо из уважаемого мной издательства «Мир»: «Мы не публикуем произведения, прославляющие войну и конец света» (это о рассказе А. Кларка «Завтра не наступит» и рассказе П. Андерсона «Государственная измена»). Можно многое рассказать, как позже, когда я уже стал составлять сборники для того же издательства «Мир», собратья-переводчики писали письма в КГБ, обвиняя меня в антисоветской деятельности — не потому что свято верили, а потому что любые средства хороши, чтобы обеспечить себе заработок. Можно многое рассказать, как вследствие таких писем, а также повышенной политической бдительности редакторов мне приходилось брать псевдонимы, а многие переводы выходили искаженными или в лучшем случае сокращенными…
Можно. Но лучше я сделаю признание: я горжусь тем, что сейчас вы знакомитесь с фантастикой по моему вкусу. Я выставляю свою работу на ваш суд. Надеюсь, вам понравится (иначе зачем бы я взялся представлять такую книгу?).
Я-то все здесь люблю. И некоторые произведения позволю себе предварить коротенькими комментариями.
Спайдер робинсон жизнь коротка
переводы В. БАКАНОВА
ПЕРЕВОДЫ ЛИЧНОГО ХАРАКТЕРА
Прежде всего большое спасибо. Спасибо издательству ACT за честь составить авторский сборник переводов. И главное, спасибо вам — тем, кто захотел получившуюся книгу прочитать.
Все началось давным-давно, в семидесятых годах прошлого века (Господи, аж самому страшно — неужели так давно?). Еще в школе я страстно любил фантастику. В ней, издававшейся крайне редко (настолько редко, что можно было достать практически все выходившие книги), я находил целый мир: сложный, яркий, удивительный. По тем книгам я и многие другие в легкой увлекательной форме узнавали новые для себя научные факты и знакомились с идеями, от которых буквально захватывало дух. Но этого мало — в речах и поступках героев книг мы находили такой смысл, какой зачастую и не думал вкладывать автор, так удивительно ложились они на наш образ жизни. Намеки, аллюзии… мы жаждали их как глотка свежего воздуха, мы видели в них глоток свежего воздуха. Фантастику искали как свободу, свободу для понимающих, и голод наш был ненасытен.
Ненасытен потому, что фантастики издавали крайне мало, вряд ли больше десяти книг в год. А мне, при всей любви к братьям Стругацким, Биленкину и начинающему тогда Булычеву, приходилось еще труднее, потому что еще в большей степени меня привлекала фантастика американская. Более-менее регулярно издавало ее лишь издательство «Мир» — две-три книжки в год. Почему американская? Во-первых, благодаря рассказам. Большинство американских рассказов «сделаны» в стиле О’Генри — сюжетные, динамичные, с неожиданной ударной концовкой. Мне такие всегда очень нравились — они заставляли работать воображение и даже порой ошарашивали, выворачивая все наизнанку. Во-вторых, там, в западных произведениях, все жили той свободой, на которую могли лишь намекать наши писатели. Герои вели себя, чувствовали и мыслили чуточку иначе, чем вели себя, чувствовали и мыслили герои книг советских, и в то же время настолько естественно, что всему происходящему хотелось верить.
Любовь к фантастике росла и питала саму себя. Многие в те годы были романтиками в литературе и политике; мы уже не боялись обсуждать поразительную смелость отдельных произведений и шушукаться на кухне о последних решениях Политбюро. А кто из нас не сомневался в наличии иного разума лишь по той причине, что «если бы инопланетяне были, они непременно связались бы со мной, я готов; а раз не связались, значит…».
Так или иначе, обожаемой фантастики отчаянно не хватало. Следовало искать выход — и я стал читать на английском, в основном в залах Всесоюзной государственной библиотеки иностранной литературы. И там же начал делать первые переводы — уж очень хотелось поделиться радостью с друзьями. Несколько лет все переводы шли «в стол», то есть я давал их читать лишь ближайшему окружению (мысль о возможности переводы издавать посетила меня значительно позже). А стало быть, при выборе я руководствовался только одним признаком: нравится — не нравится, соображения «цензурности» в расчет не принимались. (Так, в частности, появился перевод Ф. Дика «Помутнение»; о его публикации и мечтать не приходилось — в Советском Союзе разговоров-то о наркомании не существовало… он семь лет пролежал «в столе».)
Счастливые времена — столько всего хорошего было не переведено! Я читал взахлеб и взахлеб переводил. Переводил динамичные рассказы с неожиданной концовкой (и даже пробовал писать такие; более того, именно такие помогал публиковать, когда вел фантастику в популярном в те времена журнале «ИР»), Переводил мрачные, трагичные произведения, ибо ничего подобного в светлой советской литературе не было (позвольте подчеркнуть: мрачные, трагичные произведения — но без живописаний ужасов, крови, извращений, которые не то что переводить, читать-то и поныне мне противно). Переводил рассказы юмористические — ну, это понятно…
Все произведения в этой книге (кроме повести Тертлдава) переведены мной в восьмидесятые годы. Ни одно не было переведено на заказ, каждое я любовно отбирал из огромной массы прочитанного, а потом упорно, долго — порой годами — «пробивал» в печать.
Можно многое рассказать, как сперва я получал отказы. До сих пор храню письмо из уважаемого мной издательства «Мир»: «Мы не публикуем произведения, прославляющие войну и конец света» (это о рассказе А. Кларка «Завтра не наступит» и рассказе П. Андерсона «Государственная измена»). Можно многое рассказать, как позже, когда я уже стал составлять сборники для того же издательства «Мир», собратья-переводчики писали письма в КГБ, обвиняя меня в антисоветской деятельности — не потому что свято верили, а потому что любые средства хороши, чтобы обеспечить себе заработок. Можно многое рассказать, как вследствие таких писем, а также повышенной политической бдительности редакторов мне приходилось брать псевдонимы, а многие переводы выходили искаженными или в лучшем случае сокращенными…
Можно. Но лучше я сделаю признание: я горжусь тем, что сейчас вы знакомитесь с фантастикой по моему вкусу. Я выставляю свою работу на ваш суд. Надеюсь, вам понравится (иначе зачем бы я взялся представлять такую книгу?).
Я-то все здесь люблю. И некоторые произведения позволю себе предварить коротенькими комментариями.
Спайдер робинсон жизнь коротка
Зачем писать, что бесплатно, если нужно покупать. Дурацкий сайт
Не ангел хранитель
Вау. Затянула так затянула. Особенно первая половина. Шикарно. Молодец, автор. (*≧ω≦*)
Жизнь коротка. (Авторское право)
Рейтинг: 0.0/5 (Всего голосов: 0)
Аннотация
Тематические сборники научной фантастики знакомы читателям издавна. Они посвящались самым разнообразным проблемам. И естественно, что столь прекрасная и нежно любимая бесчисленными ценителями ветвь литературы, называемая фантастикой, обратилась к Музыке — всеобъемлющему универсальному языку, с помощью которого Разум связывает времена и цивилизации.
Издательство «Музыка», отдавая отчет в том, что сборник этот во многом необычен, надеется на благосклонную критику читателя.
В сборник вошли повести и рассказы советских и зарубежных писателей: Г. Альтова, Р. Подольного, П. Амнуэля, Р. Брэдбери, Г. Каттнера, Н. Нильсена и многих других.
Сборник подготовлен издательством «Музыка» в 1989 году и посвящен Музыке — всеобъемлющему универсальному языку, с помощью которого Разум связывает времена и цивилизации…
Авторы различного возраста опыта и таланта, приверженцы различных философских систем, каждый по-своему, объясняются музыке в любви, зовут её в соратники в борьбе за свои идеалы, выражают свою тревогу за неё и судьбу человечества.
23 повести и рассказов разделены на три тематических подраздела: «Мы с тобой — одной крови», «Она одна со мною говорит» и «За все, что было при нас».
Спайдер Робинсон «Жизнь коротка…»
Жизнь коротка…
Другие названия: Авторское право; Слоны печали
Язык написания: английский
Перевод на русский: — В. Баканов (Жизнь коротка…, Авторское право, Жизнь коротка) ; 1986 г. — 5 изд.
Дороти Мартин должна уговорить влиятельного сенатора провалить законопроект С-896, который навсегда закрепляет авторское право за произведением искусства. Оказывается, любое творческое поле имеет ограничения.
| лауреат | Хьюго / Hugo Award, 1983 // Рассказ |
| лауреат | AnLab / AnLab award (Analog), 1983 // Рассказ |
Номинации на премии:
| номинант | Аврора / Prix Aurora Awards, 1985 // Выдающееся произведение на английском языке (рассказ) |
| номинант | Великое Кольцо, 1986 // Переводное произведение (рассказ) |
| номинант | Премия SFinks / Nagroda SFinks, 2003 // Зарубежный рассказ года. 10-е место |
Самиздат и фэнзины:
Издания на иностранных языках:
Хорошая умная научная фантастика. Впрочем, фантастика ли? Дело в том, что в мире давно уже муссируется мысль о том, что число оригинальных произведений искусства отнюдь не бесконечно и со временем создавать то, что ещё не оказалось бы повтором того, что уже было создано ранее, будет всё труднее и труднее. Если это окажется правдой (ах, как этого не хотелось бы:)), тогда рассказ отнюдь не фантастика, если же нет. В любом случае заслуга автора скорее даже не в том, что он сумел вложить эту мысль в достаточно удобочитаемый сюжет, а в том, как он это сделал.
А получилось это у Робинсона очень даже остроумно. Казалось бы, ну что интересного может быть в серьёзном, сугубо деловом разговоре двух взрослых людей? Ан и его, оказывается, можно выписать так, что от него трудно будет оторваться. И надо для этого всего лишь суметь связать конечность числа оригинальных произведений искусства с законом. об авторском праве :).
Ars longa, vita brevis
В начале рассказ показался странным. С трудом доходило, что это за закон С-896 и что вообще хочет сказать автора. Искусство не бесконечно. Однажды мы исчерпаем его — если не научимся использовать вторично, как другие природные богатства.
Вы слышали про великий раскол в литературе начала XX века? «Старая гвардия» в основном отказалась от Романа Идей и обратила свое внимание на Роман Характера. Они обсосали эту косточку досуха и все еще толкутся на месте. Но в то же время маленькая группа писателей, горящих желанием писать новые рассказы, томящихся по новым темам, открыла жанр научной фантастики. Они черпали идеи из будущего. Ах, беспредельное будущее. Вот уже много лет, как в фантастике не появлялось по-настоящему оригинальной идеи. Существует предел «осмысленно невозможному»; и мы быстро достигаем его.
В общем, я им никому не поверила, и в то, что сенатор прислушался к героине — тем более, уж очень всё искусственно и наиграно.
Музыка-7 нот, письменность- от 24 до сколько-то букв, конечное количество слов ограничено. В будущем мегатриллионы людей, увидят ли они идентичные рассказы, романы?
Рассказ- лауреат премий Хьюго 1983 года и AnLab 1983 года.
Конечно, я не настолько умён, чтобы проверить выкладки героини рассказа. Но чисто логически — убеждает. Даже не приходило в голову взглянуть на Искусство с этой точки зрения.
Отличный футуристический рассказ в чистом виде. И вполне имеет шанс полностью сбыться.
Рассказ мне понравился, напряжением прежде всего. Тут автор пытается доказать, что творчество на самом деле не творчество. И доказывает весьма убедительно… для фантастического мира. В нашем, конечно, все не так.
Этот рассказ — абсолютно оригинальное произведение искусства о том, что абсолютно оригинальных произведений искусства больше не существует. Странное дело.
Нет, ну надо же, авторская мысль полностью соответствует моей мысли, а такое, хоть и случается, но исключительно в редких случаях. Если кто-нибудь когда-нибудь в реальной жизни установит закон подобный С-896, увидим ли мы ещё хоть раз что-нибудь новое (т. е. хорошо забытое старое!)? Авторы книг, песен, живописи — все они уйдут в прошлое, а мы будем довольствоваться лишь тем, что уже имеется, но и только, ибо больше ничего и не будет. Вот в чём дело. А господин sanchezzzz, видимо, плохо понял, чем нам действительно может грозить некий С-896. И, да, Спайдер Робинсон назвал рассказ не «Жизнь коротка. » (это я отвечаю на всё тот же возмущённый глас), а Melancholy Elephants. Но это я так, к слову 😉
Искусство долговечно, жизнь коротка.
Мне кажется, проблема не в том, что «перепевы прошлого» запрещено патентовать; проблема в самом алгоритме этой самой проверки на повторяемость. Сколько нот, действительно, должно звучать по-другому? Насколько меняет музыкальную фразу долгота звучания звука? Обязательна ли идентичность аккорда? Да мало ли что еще может создавать или, напротив, уничтожать сходство. Проблема искусственна и решена она слабо. Я ни на секунду не поверила, что этот сенатор (такой, каким описал его автор) преисполнился сочувствия к идеям гостьи.
Часть первая. Раздражительная.
Мало того, что манера письма не пришлась мне по душе, так ещё и сама его внутренняя идея просто вызвала бурю негодования. Первая половина посвящена тому, что два единственных персонажа (привратник у дверей не в счёт) всю эту половину ходят вокруг да около проблемы, из-за которой собственно и назначалась встреча, всё начинают да не начнут объяснение читателю, что это за С-896. Эти бесконечные туманные завязки диалога вроде — Она: «господин сенатор, вот она я…»; Сенатор: «ага, мол, ну что ж…»; Она: «поправка возмутительна. », Сенатор: «хм… чёт я никак не пойму суть проблемы…» (несколько раз) и так далее. Притом, не всегда было понятно, кто говорит, она или сенатор. Повторяя ощущения миссис Мартин, скажу: это раздражало меня, «а ощущение раздраженности, в свою очередь, раздражало ещё больше»! Мысленно уже занизил оценку своего отношения к этой истории, но оказалось это ещё не самое страшное. Ведь была ещё вторая половина!
Часть вторая. Возмутительная.
В ней эта самая проблема расшифровывается, и я, наконец, постигаю её суть. Оказывается, дамочка пришла бороться против бессрочного, бесконечного авторского права Творцов Прекрасного. Вроде и ничего такого уж страшного, но аргументация её словами Автора, это нечто! Видите ли, эти (* без меры огромные!) 52 процента «творителей» из мира искусства не могут-де создать ничего ценного и нового, ничего того, что не повторяло бы Великие произведения прошлого. Но позвольте, миссис Мартин и мистер Робинсон, чья это проблема то. Тех, из прошлого, что создали вещи на века, на долгую память? Или может, всё-таки, этих плагиаторов и бездарных композиторов, живописцев, скульпторов, поэтов будущего? Помилуйте, мистер Робинсон! Вы говорите «Жизнь коротка…» назвав такими словами свой рассказ, хотя по Вашим же словам продолжительность её увеличилась. Вы призываете забыть по прошествии пятидесяти лет после смерти Автора его самого и его творения! Вы призываете отдать эти идеи первому попавшемуся типу из будущего, первому, кто вовремя успеет своровать их и написать на основе их новое — и бесстыдно выдавать за свои!! Вы призываете писать теперь на пластинке: «Лунная соната» — автор Вася Пупкин. Так переименуйте свой рассказ в «Память коротка…», так точнее!
Часть третья. Циничная.
Понимаю, что найдутся последователи миссис Мартин, которые будут цинично говорить о том, что я неправильно истолковал их цели; что на самом деле идея в том, что созданное Прекрасное после 50 лет принадлежало всем, каждому из нас, и прочую ерунду. Также я прекрасно понимаю, что последователи эти уже победили в наше время. Когда посмотришь, что вытворяют наши современники – писатели, режиссёры, музыканты, выворачивая наизнанку «Анну Каренину», «Джоконду», песни прошлого, так тошно становится…
Чёрт возьми, мне может что-то нравиться или не нравиться после прочтения, с чем-то могу быть согласен, и наоборот, но подобной идеей я возмущён впервые.
Ars longa, vita brevis — искусство вечно, жизнь коротка. Рассказ затрагивает самые основополагающие проблемы творчества и — в конечном счёте — всей человеческой жизни, ведь именно творческое начало является одной из важнейших составляющих бытия. Что такое творчество? Создание нового или просто случайные находки извечно существующих в природе форм?
Надо спуститься с небес на землю — человек не может быть вровень с богом. Не надо себе льстить, а надо жить и знать — что мы простые смертные.
Может это все немного цинично, но это правда.