советский актер которого парализовало
Болезнь Валерия Гаркалина: актер понадеялся на прививку и забыл про осторожность
Неделю назад Валерия Гаркалина экстренно госпитализировали в больницу в Коммунарке. У актера диагностировали коронавирус.
Друзья актера не исключают, что он понадеялся на прививку и забыл про осторожность. А ведь точно так же после вакцинации коронавирусом заболели Татьяна Догилева, Владимир Кузьмин и Александр Буйнов.
Незадолго до госпитализации Гаркалин уверял, что следит за своим здоровьем, ведь он несколько раз был на грани жизни и смерти. 13 лет назад артист перенес два обширных инфаркта с разницей в полчаса. Три года назад актер впал в кому. Тогда все началось с банальной простуды, на которую он не обратил внимания. В бессознательном состоянии он находился 15 дней, но потом смог выйти из комы.
После этого Валерий Гаркалин долго приходил в себя, он жил на даче в Подмосковье и за ним приглядывала сиделка.
На этом несчастья актера не закончились. Год назад артист попал в больницу с рваными ранами лица и ушибом головы. Коллеги шептались, что Гаркалин снова начал пить. Впрочем, актер и сам не скрывал, что одно время действительно уходил в запои. Когда возникла опасность третьего инфаркта, он испугался и завязал с выпивкой.
Суеверные коллеги Гаркалина намекали ему, что болезни и несчастья преследуют его не просто так. В начале актер снимался в мистической драме «Оберег», где сыграл оборотня. Злоключения преследовали всю съемочную группу на каждом шагу, но тогда народный артист не обратил на это внимания.
Гаркалин винил только себя, когда 12 лет назад от онкологического заболевания умерла его жена Екатерина. Супруга скрывала свой страшный диагноз, боясь беспокоить актера, который только встал на ноги после операции на сердце.
После смерти жены Гаркалин едва не умер от горя, его выхаживала дочь. Ника подарила актеру двух внуков, которые стали для него смыслом жизни. Коллеги Гаркалина надеются, что вскоре он пойдет на поправку.
🔗 Похожие новости
Новости по теме
Борьба с коронавирусом
Россиян предупредили о депрессии и потере волос после COVID-19
ФМБА подал заявку на регистрацию препарата от коронавируса «Мир-19»
Врачи назвали вакцинацию единственной панацеей от коронавируса
Петербургский международный культурный форум отменили из-за пандемии
Маленький сын, депрессия и затворничество: что стало с парализованным актером Евгением Волоцким
Евгений Волоцкий родился 18 мая 1982 года в Омске в самой обычной семье, родители не были связаны с творчеством и трудились инженерами. После школы Евгений поступил в местный Институт культуры на факультет режиссуры, далее окончил актерские курсы и Екатеринбургский театральный институт, а в 2008 году уехал покорять столицу.
В кино он дебютировал в 2007-м, снялся в небольшой роли в сериале «Дело было в Гавриловке». После отметился в таких популярных фильмах и сериалах, как «Шифр», «Со дна вершины», «Господа полицейские», «Парень с нашего кладбища», «Метод», «Позови, и я приду», «Оттепель», «Паутина», «Интерны», «Крест в круге», «Иван Грозный», «Волчок».
Сегодня Волоцкому можно только позавидовать: рядом маленький сын, любимая женщина, верные друзья, а от проектов в кино и театре нет отбоя. Но путь к счастью, к сожалению, не был гладким. В 2015 году Евгений был на гастролях в Израиле. Решив искупаться в море, он прыгнул в воду «щучкой», ударился о дно и получил тяжелую травму позвоночника.
«Прыгнул, и так закрутило, что не понял, где небо, где вода, где земля… Потом ударился головой о дно, и все — туман. За мной сразу кинулись ребята-друзья, потом спасатели приехали. Я мало что помню. Глупо, конечно. Не подумал, что сделал», — вспоминает Волоцкий.
Израильские врачи провели срочную операцию, но ниже пояса вернуть подвижность не удалось. С тех пор актер передвигается при помощи инвалидной коляски.
Фото: кадр из сериала «Шифр» (2019)
«Единственным человеком, кто от меня отвернулся после несчастья, стал я сам. Не мог себя видеть, не хотел внутренних диалогов. Принять положение, в котором сейчас нахожусь, было очень непросто. Когда перемен и сдвигов, несмотря на все усилия, не происходит, хочется контакты с внешним миром ограничить, а то и вообще свести к нулю. На самом деле затворничество, которое я себе устроил, значительно облегчило моральное состояние», — говорил Волоцкий.
Выйти из депрессии и вернуться к работе артисту помог случай в театре. Евгений пришел на спектакль в Екатеринбургский ТЮЗ и не мог сосредоточиться, потому что ему постоянно мешал голос женщины, сидящей за спиной, — та пересказывала своему соседу все, что происходило на сцене. Раздраженный Волоцкий обернулся, чтобы сделать замечание, но увидел, что спутник зрительницы — слепой. Тогда он понял, что жизнь не заканчивается на травме, и начал записывать и выкладывать в Сеть аудиокниги.
После ему предложили озвучивать героев американского кино на «Мосфильме», певец Сергей Лазарев пригласил сняться в клипе, да и в кино потихоньку стали звать. Волоцкий снялся в нескольких фильмах и сериалах, выучился водить автомобиль на ручном управлении и активно занялся реабилитацией.
Клинику он посещает трижды в неделю, каждый день начинает с занятий в бассейне, тренируется в спортзале и посещает сеансы физиотерапии. В личной жизни актера тоже все благополучно — рядом любимая жена, а в 2019 году на свет появился сын.
Как живет и чем занимается 38-летний актер Алексей Янин после инсульта, перенесенного 6 лет тому назад
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
Немного из биографии
Алексей родился 14 марта 1983 года в Москве в семье далекой от искусства. Мама по профессии экономист, отец — историк. Родители воспитывали двоих детей: его и старшую сестру.
Леша с детских лет начал проявлять артистические способности. Мальчишка с веселым характером и неуемной жизненной энергией всегда был душой компании. Любили его и воспитатели в детсаду, и преподаватели в школе. После окончания школы Алексей Янин выбрал для себя актерскую профессию. Документы подал сразу в три вуза, из которых выбрал Щепкинское училище. Сам он вспоминал, что сначала совершенно не понимал разницы между театральными вузами, поэтому прислушался к рекомендации своего педагога Ефима Штейнберга, который мечтал сам когда-то стать актером.
Артистическая карьера
Талантливый начинающий артист со спортивной фигурой, ростом 180 см, получивший после окончания училища диплом с отличием, был приглашен сразу в несколько театров. Из всех предложенных вариантов Алексей выбрал РАМТ, поскольку на завершающем этапе обучения уже значился в молодежном театре исполнителем главной роли в спектакле «Повелитель мух».
В дальнейшем Алексей там же сыграл главную роль в постановке «Инь и Ян», принца в спектакле «Золушка» и, ученого в спектакле «Тень». Сам актер утверждал, что никогда не делил роли на хорошие и плохие. Он всегда старался вжиться в роль своего персонажа так, чтобы запомниться зрителю.
Его фильмография за короткую артистическую карьеру составила более 30 кинофильмов и сериалов, а также актер был задействован в более 10-ти театральных постановках. Однако широкую популярность Алексею принесла работа в кино. Дебютировал он в роли спутника героини Алики Смеховой в комедии «Бальзаковский возраст, или Все мужики сво…». Еще он запомнился телезрителям по кинофильмам «Опережая выстрел», «Одноклассницы», «С любимыми не расстаются», «Сильнее судьбы», где сыграл главные роли. В последний раз поклонники увидели Алексея на экранах телевизоров в сериале «Свет и тень маяка».
Личная жизнь Алексея Янина «до»
Жизнь Алексея Янина «после»
Еще шесть лет тому назад Алексей Янин пропадал на репетициях, съемочных площадках и театральных подмостках. График актера был настолько плотным, что артиста практически не бывало дома. К маю 2015-го напряженный график изрядно вымотал Алексея, и организм молодого человека неожиданно дал сбой: у Янина произошло кровоизлияние в мозг. Так в один миг прервалась полноценная жизнь 32-летнего актера и начались долгие годы изнурительной реабилитации и восстановления.
Алексей несколько месяцев находился практически в коме, а за два последующих года перенес еще несколько операций. У актера диагностировали атрофию зрительного нерва, нарушение речи, утрату многих функций опорно-двигательного аппарата. В прогнозах врачей не было особого оптимизма, пока в конце 2016 года Алексею не провели сложнейшую операцию, после которой реабилитация пошла быстрее.
Стоит отметить, что материальную поддержку семье, столкнувшейся со страшной бедой, оказывали коллеги, друзья и просто неравнодушные люди. В «Инстаграме» просьбу о помощи и реквизиты для перечисления средств публиковали многие артисты, которые хорошо знали Янина, да и просто пересекались на съемочных площадках. За сутки удалось собрать 500 тысяч рублей. Столько стоила первая операция, а день пребывания в больнице обходился родственникам Алексея в 30 тысяч рублей. Поэтому любая, даже небольшая, помощь принималась с большой благодарностью. А позже всем миром собирали деньги на реабилитацию в медцентре в Германии.
Жена в социальных сетях все время сообщала взволнованным подписчикам о состоянии супруга. Родители вели в «Фейсбуке» микроблог, в котором делились успехами сына после инсульта и размещали его фото. Все эти шесть лет родные Янина буквально сражаются за его здоровье. Врачи наконец-то подали надежду: в состоянии есть положительная динамика, но чтобы не потерять результат, нельзя прерывать дорогостоящую реабилитацию.
А немногим позже самоотверженная женщина напишет: «Мы то идем вперед, то откатываемся назад. И все равно мы идем к тому, чтобы начать ходить, хорошо и свободно говорить. И дома, и в различных реабилитационных центрах ежедневные занятия с утра до вечера. У Леши есть желание жить и работать. Он много занимается на тренажерах. Сейчас уже встает, улыбается. Он может сказать мне приятные ласковые слова. Порой гладит меня, обнимает. Это дорогого стоит. Ведь реабилитация дает свои плоды: у Леши «заработали» левая нога и левая рука».
Последние годы вся забота об Алексее Янине легла на плечи его матери. Супруга актера постепенно отдалилась от него. Забрав сына, она перебралась в город. Изредка проведывает больного мужа, объясняя это большой занятостью. Дарья делает карьеру, играет в театре, записывает песни и выпускает видеоклипы. Полученные средства, с ее слов, она тратит на содержание сына и реабилитацию мужа. Нередко о ней в сети появляются разные слухи типа: «Жена Янина бросила больного супруга. Судя по всему, она решила заниматься своей личной жизнью и обустраивать ее, нежели ухаживать за мужем». Как знать, настолько они беспочвенны.
Мать Алексея без претензий к невестке, для нее самое главное, чтобы Алексей смог вернуться к полноценной жизни. Хотя признается, что процесс восстановления очень медленный и забирает все силы. Но, она живет своей верой. «Я радуюсь, что он есть, что он рядом. Мы пережили момент, когда я каждый день понимала, что в любой момент могу его потерять. » — говорит Ольга Янина.
И нам остается лишь поддержать мать актера и пожелать ее сыну скорейшего выздоровления.
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
Николай Сванидзе: «Заставить меня врать практически невозможно»
«Такая беда свалилась на Землю»
— Мне вспомнился артист, который нацепил недавно желтую звезду в знак протеста, что в ресторан не пустили. Возможно ли, что идет какая-то девальвация темы гетто в массовом сознании и ваш фильм из-за этого особенно актуален?
— Да по глупости он ее нацепил, ничего плохого не имел в виду. Не подумал, как говорится. Я бы не сказал, что фильм сейчас актуальнее, чем обычно. Это тема вечная.
— Для вас как для историка в работе над материалом было, наверное, не так много нового. Что потрясло?
Конечно, я не знал о том, что гестаповцы снимали кино в Терезине (было снято несколько пропагандистских фильмов о том, как сытно, весело и привольно живется в гетто — Прим. ред. ), да и не только там. Это производит впечатление. Монтажом фильма занималась жена (Марина Сванидзе — Прим. ред. ). Она — человек с тонкой нервной организацией. Как она это все монтировала, я не знаю.
— Это сюжет, составленный из роликов семейной хроники, которую нам просто подарил наш товарищ и коллега. Спасибо ему.
— А потом одни возвращаются домой в Штаты, другие остаются дома в Литве. Всего-то проходит совсем немного времени — и литовская ветвь попадает в ад.
— Вы знаете, я не хочу… Вернее, хочу, но не готов поддерживать оптимистическую ноту, которая звучит в вашем вопросе. Когда убивают такое количество людей, луча света нет. Меня поразило, когда я узнал, что в Бабьем Яру два слоя жертв. Первый слой — это украинские крестьяне и русские, которые умерли от голода во время голодомора 30-х годов. А над ними лежат евреи, которых гитлеровцы казнили в 1941 году. Два слоя уничтоженных людей — по классовому признаку, потому что большевистская власть ненавидела крестьян, и по национальному, потому что гитлеровцы ненавидели евреев. Вот так они побратались в земле.
Крестьянство с тех пор так и не появилось, нет его. От еврейского народа половину уничтожили.
Половину! В этом просвета нет. Шесть миллионов человек с детьми. Они бы все жили.
— Что мы можем сделать перед лицом этой трагедии? Помнить?
— Помнить и рассказывать. Она не имеет оправданий, она не имеет утешений, еще раз повторяю. Так было, и все. Вдруг, ни с того ни с сего, свалилась такая беда на Землю.
«Крот истории роет медленно»
— Гетто стало не только историческим, но и метафорическим понятием. Мы часто употребляем слова «загнать в гетто», «оказаться в гетто». Вообще, гетто в фигуральном смысле существует — или это из серии желтой звезды на актере, которого не пускают в кафе?
— Существует, конечно. Мы употребляем это понятие применительно к тому или иному народу, или той или иной социальной группе. Гитлер воевал с народами. Сталин воевал с социальными группами. Гетто — это символ безысходного одиночества.
— У вас нет ощущения, что сейчас людей образованных, либерально мыслящих загоняют в гетто — или они сами себя загоняют? Начинаются конфликты и свары между своими, потому что выхода вовне просто нет. Я это вижу в жизни. Видите ли это вы?
— Я бы здесь избегал сравнения с трагедией такой мощи. Такого сейчас нет. Мы можем общаться, можем уехать, много чего можем.
— Само собой, не в прямом смысле, а в смысле мировоззренческо-идеологическом: определенные группы людей оказываются в очень узких тисках. Например, ты понимаешь, что ты не в тренде. Сталинизм в тренде, а ты — нет.
— Ну, и плевать. В гробу видать этот сталинизм, сегодня он в тренде, завтра будет не в тренде. История свое возьмет. Исторический ветер дует не в эти паруса, а в наши, я в этом абсолютно убежден. Другой вопрос: «жаль, только жить в эту пору прекрасную» не доказано, что нам придется. История — штука долгая, крот истории роет медленно, но он роет. Здесь мне все ясно, в плане исторических перспектив, где здесь улица вперед, зеленый коридор, а где тупик. Здесь абсолютно все очевидно.
«Я никогда не спрашиваю разрешения, чего можно, а чего нельзя»
— Но вы тоже наблюдаете, что сталинизм сейчас отчасти возрождается?
— Не нужно иметь орлиного зрения, чтобы это заметить. Конечно, возрождается. И искусственным, и естественным образом. Я бы сказал, снизу — естественно, как протестное выражение: «Ужо вам! Будет вам Сталин, ворью поганому!» Сверху менее органично, но тоже Сталин для части нашей нынешней элиты есть выразитель представления о прекрасном. Однако они не хотели бы, чтобы он появился в действительности, им есть что терять: звук мотора по ночам возле подъезда слушать никому из них не хочется.
— Вы прямым текстом говорите в фильме то, что сейчас говорить не принято. Например, что в мае 1941 года немцы присутствовали на параде в Москве на Красной площади.
— Там даже картинка есть.
Все фильмы, которые я делал, так или иначе, были показаны в эфире российского телевидения.
Некоторые в два часа ночи, это другой вопрос, но после этого они все равно идут в сеть. Среди этих 97 фильмов и исторических роликов есть, уверяю вас, не менее смелые. Просто времена изменились и понятие смелости тоже. То, что раньше было нормально, теперь воспринимается как дерзость.
— С его секретными протоколами, что немаловажно. Со второй его частью, сентябрьской 1939 года, — договором о дружбе и границе. Об этом тоже всегда забывают.
— Сейчас, получается, это нужно немножко забыть.
— Сейчас это нужно немножко забыть, да. Но я стараюсь это помнить, потому что это моя профессия.
— Как историку работать в нынешней ситуации?
— У меня, наверное, все-таки немножко особое положение, вследствие каких-то черт моей биографии. Я в полуавтономном режиме работаю на канале, где я провел всю свою журналистскую карьеру.
«Я бы за то или иное историческое суждение не наказывал»
— Возможно ли в принципе фальсифицировать историю? Как?
— Очень легко. Просто врать. То, что сейчас делается в отношении нашей истории, в том числе сверху — это фальсификация истории. Я бы сказал, что любая защита сталинского режима от так называемых нападок — это фальсификация истории. А его сейчас защищают.
— А наказывать за фальсификацию истории правильно? Например, за отрицание холокоста или за отрицание геноцида армян.
— Вы меня ставите в сложное положение, потому что я для себя не могу ответить на этот вопрос. Смотря где и как, я думаю. Что такое отрицание холокоста или геноцида армян? Я бы вообще за то или иное историческое суждение не наказывал. Но, с другой стороны, оправдание Гитлера, скажем…
Грань тонкая. Кого наказывать? Как наказывать? Тут ведь только начни.
Это, знаете, как смертная казнь. Давайте казнить убийц-педофилов? Давайте. Никто им добра не хочет. А потом как начнется, так и понесется — всех подряд. Начнут с педофилов, закончат врагами народа.
— Правильно я помню, что вы тоже были членом какой-то комиссии, которая занималась фальсификациями истории?
— Была комиссия со смешным названием «Комиссия по борьбе с фальсификациями истории, идущими во вред Российской Федерации». Можно подумать, что есть фальсификации, которые идут Российской Федерации на пользу, и с ними бороться не надо. Эта комиссия приказала долго жить. Я там, по-моему, один раз присутствовал.
Что считать фальсификацией? Ключ к этой тайне в кармане у начальства лежит — они точно знают, что такое фальсификация, а кроме них никто.
— Деньги или подпись можно подделать. Есть люди, которые этим занимаются. Но невозможно же подделать историю…
— Как раз можно. Пользуясь тем, что история — наука, в отличие от арифметики: один палец и второй палец, в сумме два, хоть ты тресни. В истории такого нет, можно врать сколько угодно, если язык подвешен, тебя готовы слушать.
«Жалко белых, которых Анка сечет из пулемета»
— Я хотела вас спросить, но вы можете не отвечать. Вы верите в Бога?
— У меня сложное отношение, я ни к одной конфессии не принадлежу, но не готов однозначно ответить на этот вопрос.
— Неоднозначно, наверное, скорее нет. Но в какую-то высшую справедливость я верю.
— В семье не было верующих, наверное?
— Были. Моя мама, профессор истории, доктор наук, была верующим, православным человеком, несмотря на свое еврейское происхождение.
— Про семью хочется отдельно спросить. Вы же из семьи «сталинских соколов»?
— Они очень рано перестали быть соколами. Мои бабушка с дедом по отцовской линии были скорее ленинскими соколами, большевиками с дореволюционным стажем, так называемыми старыми большевиками. Дед был убит, бабушка выжила.
— У деда был конфликт со Сталиным?
Дед работал министром в Киеве. Сначала он был первым секретарем Тифлисского обкома, потом, когда Берия стал хозяйничать на Кавказе, уехал на Украину. Поскольку он был образованным человеком, еще до революции получил хорошее образование в Петербурге, он возглавил статистическое управление. Летом 1937 года вел совещание и был вызван в кабинет Косиора, первого секретаря компартии Украины, в том же здании.
Дед оставил пиджак на стуле, пошел к Косиору, там его и взяли. Через две недели забрали самого Косиора.
Спустя много лет бабушкин старый приятель, который вел дело о реабилитации деда и у которого были все материалы, сказал ей: «Тебе не надо это смотреть».
И действительно, не надо. Его привезли в тот же вечер в Тбилиси и там через несколько дней довели до смерти на допросе. Судя по некоторым деталям, в этом допросе участвовал сам Берия.
— Его запытали до смерти?
— Ну, да, забили. 42 года было мужику. Совершенно здоровый человек не мог умереть на допросе.
Бабушка положила партбилет на стол, взяла в охапку сына, моего отца, и поехала в Москву в Дом на набережной, где жили ее сестра с мужем. Бросила отца и уехала, там была уборщицей на железнодорожных станциях.
Отец связался со шпаной и чуть не сел в тюрьму по уголовке. Потом пошел на фронт, прошел всю войну, вернулся. На вступительных экзаменах в МГУ встретил маму. Вот, собственно, вся моя история.
— Отец матери, по фамилии Крыжановский, был авиатором, летчиком, инженером. Из рабочей питерской семьи, но образованный и с языками. Он еще до войны стал полковником, инспектировал военные заводы во время войны. После войны что-то сболтнул по пьянке при своем заместителе и сел. Вышел уже без зубов. Я его помню хорошо, он меня воспитывал с бабушкой. Бабушки обе меня воспитывали, а дед один.
— Как они вас воспитывали в плане отношения к советской власти? Плохо относиться к Сталину и плохо относиться к советской власти — это не одно и то же.
— Дед даже не хотел, чтобы я знал, что он сидел, как потом мне сказала мама. Бабушка по линии мамы была абсолютно аполитична, политика ее не интересовала. А вот бабушка по линии отца, жена погибшего моего деда Николая Самсоновича, была очень даже политична, еще бы — в партии с 1916 года, приятельница Бухарина. У нас полно фотографий с вырезанными собеседниками моего деда, что его не спасло. Но она со мной тоже о политике не говорила, больше учила в шахматы играть.
Что касается отца, то он не любил советскую власть, Сталина тем более.
Он рассказал мне одну вещь, которая меня поразила. Когда он был еще ребенком, сыном первого человека в Тбилиси, он уже тогда увлекался футболом и приучил меня потом к футбольному болению. Всю жизнь болел за тбилисское «Динамо» так страстно, как сейчас не болеют. Он кричал: «Лодыри грузины. Кто так играет. »
Так вот, он однажды посмотрел фильм «Чапаев» и сказал, что ему жалко белых, которых сечет из пулемета Анка. Он привык болеть за слабых — и в жизни, и в футболе. Сын большевиков, он понимал, что такое в начале 20-х годов гражданская война. Белые после этой войны были, как немцы после Великой Отечественной войны: гады-гады, враги-враги. И все равно он им сочувствовал.
При этом диссидентом отец, конечно, не был. У него была вполне советская карьера, он с детства, с тех пор как отца забрали, привык держать свои мысли при себе.
— Когда вы почувствовали освобождение от неправды, связанной с советской пропагандой?
— Я думаю, как и все, в конце 80-х годов, когда стало можно сначала что-то читать, а потом говорить. Я почувствовал дикое облегчение, потому что мне надоело врать. Я был готов много дать за то, чтобы мне позволено было не врать, поэтому заставить меня врать снова практически невозможно.
Для меня уже было все вот тут — тоска комсомольских собраний, единогласное голосование.
В курилке люди рассказывают анекдоты про Брежнева, потом возвращаются в зал и начинают говорить казенные слова и поднимать руки. Это достало просто по самое-самое.
— Какое ваше первое самое сильное впечатление от перестройки? В какой момент вы поняли, что мир не будет прежним?
— У меня, наверное, все-таки исторический взгляд, я же историк. Помню журнал «Огонек». Я тогда занимался репетиторством, у меня сидела группа ребят-десятиклассников, которых я готовил к поступлению по истории и обществоведению. Жена принесла мне журнал «Огонек», а в нем — позитивная статья о Бухарине. Бухарин был другом моих деда с бабушкой, он у них останавливался, когда приезжал в Грузию. Бабушка знала его дочь, знала его жену, Ларину. Я привык, что Бухарин — враг народа, и вдруг — реабилитация. Сейчас это воспринимается как мелочь: какая разница, Бухарин — все они одним миром мазаны. Но тогда это было огромным событием.
Историку нужно было вступать в партию, но я сачковал, потом уже это стало неактуально. Последний гвоздь в гроб моего намерения вступить в партию вбила публикация в «Аргументах и фактах» о голодоморе и каннибализме. Я прочел о матери, которая сделала выбор между несколькими детьми. Понятно какой. Это на меня произвело настолько сильное впечатление, что я сказал: «В партию вступать не буду».
«Репрессии точечные, а страх массовый»
— Истфак МГУ. Я был американистом, занимался новейшей историей США. Писал диплом по Уотергейтскому делу.
— За железным занавесом трудно было изучать США, поэтому многие люди уходили в какие-то древние эпохи, там было поспокойнее.
— В древних эпохах тоже было интересно. У меня была любимая моя курсовая работа «Современники про Ивана Грозного». Тема Ивана Васильевича меня всегда увлекала, поэтому я сейчас очень пристально смотрю за тем, что происходит, в том числе, с его историческим образом.
— Он тоже странно трансформируется.
— Ничего не странно, это же аватарка Сталина.
Говорим «Иван Грозный», подразумеваем Сталина, говорим «Малюта Скуратов», подразумеваем Дзержинского или Берию, в зависимости от контекста.
Поэтому куда Сталин — туда Иван Грозный.
— Вас не пугает, что ему теперь ставят памятники?
— Меня больше пугают вещи более современного плана, актуального, а именно репрессии.
— Вы считаете, что можно говорить прямо о репрессиях?
— Как это может измениться, и может ли? Вы сказали, что для вас совершенно очевидно, что история идет в одном направлении.
— История не умеет включать заднюю скорость. Она, так или иначе, идет вперед.
Все-таки, сколько бы мы ни говорили, что XX век явил образцы страшной, массовой средневековой жестокости, но тем не менее у большей части человечества представления о том, что такое хорошо и что такое плохо, сегодня отличаются от средневековых. Это хорошо. Пытаться архаизировать эти представления, говорить, что человек ничто, государство все; право ничто, начальник все; разделение властей ничто — это абсолютная архаика, которая не имеет исторических перспектив. Но в обозримом будущем нам придется жить в таких условиях.
— Что есть возможность работать, да. Лично у меня она есть. Я занимаюсь историей, и еще где-то я могу говорить все, что считаю нужным.
— Правду и ничего, кроме правды?
— Так, как я ее чувствую, да. Стараюсь, во всяком случае. Я не претендую на то, что я — носитель истины в последней инстанции.