смысл денег подари жизнь
В ЧЕМ СМЫСЛ ДЕНЕГ? Шнуров, Собчак и Познер призвали к благотворительности молчанием
Представители благотворительного фонда предлагают всем желающим ответить на вопрос о смысле денег. Но призывают не торопиться и подумать, тем более, они обещают: этот вопрос будет задан и услышан еще не раз. С плакатов на улице, с экранов телевизоров и мобильных телефонов. Версий будет много, но уже сейчас авторы проекта готовы поделиться своей: для них смысл денег в 48 000 детей, которые получили помощь, и огромном количестве семей, получивших не менее важное – надежду. Для подопечных фонда смысл денег в том, чтобы жить.
5 000 000 рублей может стоить курс лечения не зарегистрированным в России противоопухолевым препаратом для одного ребенка, больного раком.
180 000 000 рублей фонд «Подари жизнь» тратит в год на не зарегистрированные в России лекарства.
300 000 000 рублей в год – на диагностику, анализы и реагенты, чтобы детям вовремя ставили правильный диагноз.
32 000 000 рублей – на аренду квартир в Москве для детей, которые приезжают лечиться в столицу от рака.
230 000 000 рублей в год – на современные иммунопрепараты.
Такие суммы не просто пугают, они могут ввергнуть в отчаяние. Но они собираются, и главным образом – благодаря маленьким пожертвованиям от большого количества людей: 100, 200, 500 рублей. Крошечные переводы в масштабах даже одной отдельно взятой беды могут показаться смехотворными. 100 рублей – это стакан кофе на заправке, сдача, зачисленная по номеру телефона на счет, «хвостик», оставшийся после обналичивания в банкомате. А еще это препараты химиотерапии, современные лекарства, антибиотики и средства, которые помогают бороться с неизбежными осложнениями, вызванными лечением. Приходится мириться с тем, что сегодня спасение тяжело больных детей – дело в том числе и наших с вами рук, поскольку далеко не все из вышеперечисленного может быть быстро и полностью оплачено за счет государственных средств. Но когда речь идет об онкологии, медлить нельзя. А главное – 85-90% маленьких пациентов выздоравливают и возвращаются к нормальной жизни.
Информация обо всех полученных пожертвованиях доступна на сайте podari-zhizn.ru. Изучив статистику по месяцам и дням, можно с удивлением обнаружить: полным-полно и еще более маленьких переводов. 38 рублей, 20 рублей, 5 рублей, даже 1 рубль! Но благодаря этому фонд помог более 48 000 детей! Стать частью большого дела можете и вы: сдать кровь, перевести денег, помочь с бытовыми нуждами или с подарками для больных детей, да даже просто разместить баннер. Здесь можно узнать об этом подробнее.
«Я ещё раз хочу напомнить, что не нужно думать, что без вас «обойдутся». Помощь нам нужна постоянно, дети болеют каждый день. Поэтому, пожалуйста, оставайтесь с нами. Ссылка, как помочь – всегда в описании моего профиля (в Instagram)».
актриса, соучредитель фонда «Подари жизнь»
Посмотреть необычные видео с участием российских знаменитостей можно здесь.
«В чем смысл денег?» — фонд «Подари жизнь» начал новую рекламную кампанию
Этот вопрос горожанам будут задавать с плакатов на улице, с экранов телевизоров и мобильных телефонов. «Мы будем искать ответ на него у известных людей и у каждого из вас. Мы знаем, что версий будет много. И мы готовы поделиться своей», — говорят в фонде.
Для подопечных фонда»Подари жизнь» смысл денег в том, чтобы жить. 48 тыс. детей, которые получили помощь, и огромное количество семей, получивших надежду, — это смысл денег с точки зрения фонда.
Фонд «Подари жизнь» помогает детям лечиться и выздоравливать. Ежедневно он закупает препараты химиотерапии, современные противоопухолевые и иммунопрепараты, антибиотики и лекарства, которые помогают бороться с неизбежными осложнениями, вызванными лечением.
Фонд тратит огромные средства ежедневно, потому что лечение от рака стоит дорого. 5 млн рублей может стоить курс лечения не зарегистрированным в России противоопухолевым препаратом для одного ребенка, больного раком. 180 млн рублей в год фонд тратит на не зарегистрированные в России лекарства. 300 млн рублей в год — на диагностику, анализы и реагенты, чтобы детям вовремя ставили правильный диагноз. 32 млн — на аренду квартир в Москве для детей, которые приезжают лечиться от рака. 230 млн — на современные иммунопрепараты.
Эти суммы огромны. Иногда они даже пугают. Но собираются они благодаря небольшим пожертвованиям от большого числа людей. Главное, чтобы в этом был смысл.
Концепция новой рекламной кампании разработана агентством What if Semin.
Подписывайтесь на канал АСИ в Яндекс.Дзен.
Покрас Лампас и другие авторы создали арт-объекты для NFT-аукциона
Иван Соляев, фрагмент работы «Золотая антилопа»
В ноябре фонду «Подари жизнь» исполняется 15 лет, поэтому российские медиахудожники решили переосмыслить одну из концепций «Подари жизнь» под названием «Смысл денег» и создали цифровые арт-объекты, которые будут проданы 24 сентября на благотворительном NFT-аукционе, сообщили «РБК Стиль» в пресс-службе фонда.
Благотворительный фонд «Подари жизнь», учрежденный актрисами Диной Корзун и Чулпан Хаматовой, вот уже второе десятилетие помогает детям, страдающими от онкологических и тяжелых гематологических заболеваний.
Лечение ребенка, больного онкологией, обходится в несколько миллионов рублей. В 2019 году в своей рекламной кампании фонд впервые задал вопрос: «В чем смысл денег?». Сотрудники «Подари жизнь» знают — в помощи ближним. Эта идея легла в основу предстоящего аукциона.
На аукционе представлены арт-объекты, созданные Покрасом Лампасом, арт-группой ППСС (Павел Пепперштейн & Соня Стереостырски), Русланом Вяльцевым, Иваном Соляевым, Tim Baym, Дмитрием Листовым, Farhad Farzali и i61.
О своей работе «Золотая антилопа» рассказывает Иван Соляев: «Образ из индийских сказок и знакомого мне с детства советского мультфильма. Прекрасная антилопа, что может делать золото ударом копыта. Неуловимая мечта о бесконечном богатстве, побуждающая людей проявлять в себе все самые животные и низменные качества при попытке ее поймать. В то же время в сказке она же является той, кто сама приходит к достойным, и той, кто может спасти в трудную минуту. Создал эту работу для благотворительной коллекции фонда «Подари жизнь», фонда, который помогает детям в России бороться с раком. Очень рад, что она стала талисманом предстоящего аукциона».
Подари жизнь: Шнуров, Собчак и Познер призвали к благотворительности молчанием
Сергей Шнуров, Ксения Собчак, Федор Бондарчук и другие знаменитости замешкались, отвечая на вопрос о смысле денег. Долгое и красноречивое молчание селебрити, записанное на видео, стало частью необычной рекламной кампании благотворительного фонда «Подари жизнь».
Певец Эмин Агаларов и музыкант Сергей Шнуров, шоумен Максим Галкин и режиссер Федор Бондарчук, такие разные телеведущие Ксения Собчак и Владимир Познер, актер Сергей Светлаков. Каждому из них был задан один и тот же вопрос. Спрашивала актриса Чулпан Хаматова, но сама она осталась за кадром, слышен только ее голос: «В чем смысл денег?» Опрошенные могли ответить что угодно, тем более и сам вопрос мог бы показаться несколько провокационным. Но все они проявляли удивительное единодушие: уходили в себя, задумывались и умолкали. Отводили глаза, сжимали губы, терли лбы, улыбались и хмурились. Собирались было что-то сказать, но ничего не говорили.
Представители благотворительного фонда предлагают всем желающим ответить на вопрос о смысле денег. Но призывают не торопиться и подумать, тем более они обещают: этот вопрос будет задан и услышан еще не раз. С плакатов на улице, с экранов телевизоров и мобильных телефонов. Версий будет много, но уже сейчас авторы проекта готовы поделиться своей: для них смысл денег – в 48 000 детей, которые получили помощь, и огромном количестве семей, получивших не менее важное – надежду. Для подопечных фонда смысл денег в том, чтобы жить.
Многие слышали, что лечение от рака – это дорого. А насколько? Вот такие цифры озвучивают в фонде «Подари жизнь».
5 000 000 рублей может стоить курс лечения не зарегистрированным в России противоопухолевым препаратом для одного ребенка, больного раком.
180 000 000 рублей фонд «Подари жизнь» тратит в год на не зарегистрированные в России лекарства.
300 000 000 рублей в год – на диагностику, анализы и реагенты, чтобы детям вовремя ставили правильный диагноз.
32 000 000 рублей – на аренду квартир в Москве для детей, которые приезжают лечиться в столицу от рака.
230 000 000 рублей в год – на современные иммунопрепараты.
Такие суммы не просто пугают, они могут ввергнуть в отчаяние. Но они собираются, и главным образом благодаря маленьким пожертвованиям от большого количества людей: 100, 200, 500 рублей. Крошечные переводы в масштабах даже одной отдельно взятой беды могут показаться смехотворными. 100 рублей – это стакан кофе на заправке, сдача, зачисленная по номеру телефона на счет, «хвостик», оставшийся после обналичивания в банкомате. А еще это препараты химиотерапии, современные лекарства, антибиотики и средства, которые помогают бороться с неизбежными осложнениями, вызванными лечением. Приходится мириться с тем, что сегодня спасение тяжелобольных детей – дело в том числе и наших с вами рук, поскольку далеко не все из вышеперечисленного может быть быстро и полностью оплачено за счет государственных средств. Но когда речь идет об онкологии, медлить нельзя. А главное – 85–90% маленьких пациентов выздоравливают и возвращаются к нормальной жизни.
Как рекламировать благотворительность эффективно, а пиво и конфеты — осмысленно
Мария Михантьева
Александр Семин
Креативный директор Агентства стратегических инициатив (АСИ), консультант по стратегическому креативу, основатель и креативный директор рекламного агентства What if Semin?, режиссер, общественный деятель (член правления фонда помощи хосписам «Вера»).
Режиссура и TED
— Где вы научились самому главному?
— Во-первых, на кафедре режиссуры театрализованных представлений Университета культуры и искусств (на той же кафедре, что и Владислав Сурков; меня это в свое время сильно удивило). Интерпретировать, придумывать — в школе это был такой способ не учиться, не отвечать на скучные вопросы в конце главы учебника, а делать что-то свое. Хотя — давайте честно — в 17 лет, когда человек поступает, он не может понимать, что такое режиссура. Мне вообще кажется, что высшее образование в 17 лет — это просто единственный способ продолжать дисциплинированную жизнь. Никакого отношения к выбору призвания и профессии это все не имеет, но позволяет тебе держаться за перила.
Нам дали классическое театральное образование. Система Станиславского, немного Михаила Чехова. Три года актерского мастерства, потом уже специализация на режиссуру — все как в Щуке. Хотя главные знания я получил не благодаря учебной программе, а благодаря педагогам, которые всегда давали чуть больше: основы социокультурной антропологии, теорию мифа.
А — TED. Я их обожаю, мне вообще кажется, что на одних этих лекциях можно сделать целый университет. Все важные знания беру оттуда. 18 минут — и вы гарантированно узнаете что-то новое, и в этом знании будет какой-то посыл. Без посыла лекция превращается в диктовку для конспекта, но у спикеров TED всегда есть какая-то несправедливость, с которой они борются.
— Что современная реклама может почерпнуть в классическом театральном образовании?
— Понимание, что действие должно выражать какое-то намерение, что у каждого действия должна быть причина, заставляет голову работать по-другому. Вот «Во все тяжкие», Уолтер Уайт: если убрать причину его поведения, то это история наркоторговца, который вместе с почти ребенком промышляет варкой мета. Но когда ты понимаешь, зачем он этим занимается, это становится кайфом на четыре сезона.
Если бы брифы, которые пишутся для рекламы, начинались с ответа на вопрос «Зачем мы это делаем?», это было бы счастье.
Про брифы
— А что сейчас в брифах пишут?
— «Мы лидеры, мы собираемся завоевать такую-то долю рынка». Все почему-то хотят сообщить аудитории о своих KPI. Или: «Наша миссия — создать доверительные отношения с клиентом». Это как если бы я сказал: «Моя миссия — чтобы вы меня уважали».
И никто клиенту не скажет: вы заблуждаетесь. Возьмут этот бриф в работу. Наймут людей, которые будут эту задачу решать. А в результате — пустота.
Моя лекция для «Антикотлера» выросла из воркшопа. Приходит известный клиент, говорит: нам нужна рекламная кампания, вот бриф. Я бриф не понимаю, прошу собрать бренд-команду. Мы собираемся и шесть часов с перерывом на пытаемся понять, зачем нужна эта кампания. Это происходило раз за разом, и я каждый раз видел, что в конце мы не просто договаривались о задаче — мы ее практически решали. Потому что правильно поставленный вопрос — это уже коммуникация, правильно подобранное слово — уже идея. А если сообщение, которое вы аудитории адресуете, исправляет какую-то несправедливость, если вы будете тем, кто воскликнет: «Кто сказал, что…» — за вами пойдут.
— А если эта несправедливость кажется несправедливостью только тому, кто о ней кричит?
— Наше «зачем?», наше несогласие с несправедливостью должны работать с контекстом. Весь мир говорит о проблеме ксенофобии и шовинизма — и вот компания Momondo придумывает свою знаменитую кампанию, в которой люди делают ДНК-тест и обнаруживают свое родство с представителями других культур.
Есть универсальные темы и вечные вопросы — жизни, смерти, боли. Есть темы, связанные с локальным контекстом. Например, в Армении была кампания против абортирования девочек — понятно, что это очень «контекстная» история, связанная с местными традиционными представлениями о семье.
— Нет ли в этом эксплуатации активистской повестки? Люди борются за свои права, а потом приходит какой-нибудь чайник или пылесос и делает на этой борьбе продажи.
— Пусть приходит. Я не вижу в этом проблемы, потому что чем чаще и громче вы говорите, тем лучше вас слышно, а что может быть чаще и громче, чем реклама? Мне кажется, запрос на смыслы создали именно корпорации — лучшие из них. Просто потому что они заметны. Когда покупка бытовой химии проходит под лозунгом «Мы не хотим, чтобы тебе было удобно стирать, мы хотим, чтобы ты вообще не стирала, потому что ты не обслуживающий персонал, ты человек», люди это слышат.
— Что-нибудь хорошее в брифах встречается?
— Хорошее — когда владельцам компании (либо лидеру бренд-команды) действительно важно решить какую-то проблему. А не «у нас два раза в год должна быть промокампания, придумайте нам что-нибудь», тендерная комиссия из 20 человек — завхоз, охранник, руководитель службы безопасности, — и все тебя брифуют.
— Каким было самое большое потрясение от рекламной индустрии?
— Когда я только начинал работать в агентстве, самым большим стрессом были презентации. Мы в нулевые писали километры текста, потому что все нужно было разжевывать. У меня тогда не было компьютера, и я, чтобы делать презентации, ходил по друзьям, они помогали набирать их по кускам — каждый кусок своим шрифтом. А потом я вдруг увидел презентацию одного европейского рекламного бутика, где на каждом слайде было не больше четырех слов. Мне было 22 года, когда я понял, что для хорошей идеи этого достаточно.
Муки и творчество
— Что делать, если идея ну вот не придумывается?
— Любой автор вам скажет, что лучший способ написать — писать. Поиск, ожидание вдохновения — очень удобное состояние. У меня даже специальные плейлисты есть: включаешь Гласса или там Рихтера и страдаешь, рефлексируешь. Но чтобы начать делать что-то интересное, обычно вдохновение не нужно. А чтобы начать делать что-то неинтересное, нужно сделать его интересным. Найти фокус, точку зрения, подход, вопрос. Меня спасает только это.
«Мне надо семью кормить, деньги зарабатывать, приходится браться за скучные задачи» — это тоже про меня, я обычный человек в этом смысле. Но чужую скучную задачу можно сделать интересной своей, если спросить про нее: а зачем это нужно?
— «Мне надо семью кормить» — так порой начинаются сделки с совестью. Бывает такое, что вы думаете: «Я не сделаю что-то великое, если сейчас увязну, пытаясь осмыслить чью-то скучную задачу»?
— В начале пути приходится соглашаться на неинтересные задачи, чтобы набить руку и использовать их как возможность сделать что-то большее. Но, как мне кажется, основные этические и эстетические критерии рождаются сразу. Главное тут, как и везде, — отдавать себе отчет в том, почему и зачем ты что-то делаешь или не делаешь. Мой совет в такой ситуации (и я сам ему следую) — не надо бояться отказывать. И нельзя отказ скрывать. Публичное «нет» — это позиция. Четыре раза ты рискуешь, говоря «нет», а на пятый раз тебя именно за это начинают ценить.
Источник: личный архив героя
Эстетика и миф
— Если говорить об эстетических критериях, что такое «красиво» и «некрасиво», «хорошо сделано» и «плохо сделано»?
— Нет никакого «хорошо» и «плохо», есть «почему?» и «зачем?». Я, например, равнодушно относился к «Джоконде», вокруг которой вечно туристы. Но когда начал задумываться о том, почему и зачем она была создана, понял, что теперь у меня есть какая-то своя интерпретация, моя личная версия этой «Джоконды». А «хорошо» и «плохо» — на скрижалях Моисеевых и в Уголовном кодексе.
— Но люди провели же отбор, выбрали «Джоконду» и повесили в Лувре.
— И сотворили миф. Я занимаюсь тем же.
Что такое мифотворчество? Называешь одну улицу в каждом городе именем Ленина и таким образом строишь коммунизм. А представляете, если бы в каждом городе была улица Милосердия? Я уверен, что, если все улицы Ленина переименовать в улицы Милосердия, мы через десять лет на вопрос «казнить или помиловать?» получим ответ «помиловать». Или площадь Милосердия… Главное, чтобы не тупик.
Особенно роль мифа возрастает, когда человека лишают легальных инструментов выражения своей позиции. Или когда ресурсы ограниченны, как это часто бывает у НКО. Потому что миф может и рассказать, объяснить что-то, и привести к изменениям. Чем, например, занимается Нюта Федермессер? Делает одно простое филологическое упражнение: отменяет слово «отмучился». Она работает только с этой мифологемой. Фраза «Жизнь на всю оставшуюся жизнь» совершенно кошмарна с точки зрения русского языка. Но именно она за года изменила не только отношение к хосписам, но и вообще «социалку».
Смерть, дружба, пиво
— Как брифуются НКО? Скажем, как придумываются все эти ролики для фонда «Вера»?
— Точно так же, как и для коммерческих заказчиков. Собираются представители фонда, мы разговариваем, я пытаюсь понять, на какую несправедливость они хотят ответить. Когда я делал кампанию о том, что у фонда «Вера» появилась горячая линия, я общался с теми, кто на этой линии принимает звонки. И мы за долгие часы разговоров нашли несправедливость, которую никто не артикулирует: что родственники паллиативных пациентов, которые на эту линию звонят, чудовищно устали. Они звонят, задают какие-то вопросы, некоторые даже хорохорятся, но на пятнадцатой минуте говорят: «Я больше не могу». И я понял: «Нюта, нам надо разрешить им устать».
— В чем различие между рекламой для НКО и рекламой для коммерческих клиентов?
— Никакой! С точки зрения профессии (это очень важно понимать). Если мы ролик про пиво будем снимать так же, как снимали бы ролик про хоспис, мы тоже сможем менять людей и отменять всякую фигню.
— Какую фигню отменяет этот ролик?
— «Кто сказал, что дружить — это бухать в баре пиво?» — говорит вам пиво. Банально? Да. Но побеждают вот такие. Самая крутая коммуникация — гуманитарная.
— Получается, с НКО работать проще: у них эта гуманитарная составляющая уже есть.
— Наоборот, сложнее, потому что надо ее сформулировать так, чтобы это не было принуждением к добру. И если для того, чтобы сделать крутую рекламу пива, надо делать ее так, будто это реклама хосписа, то для того, чтобы сделать крутую рекламу хосписа, надо делать ее так, будто это реклама пива. В этом вся радость!
Стыд и смех
— Как рекламировать НКО без манипуляции?
— Благотворительность должна быть в определенной мере циничной. Пусть каждый сам решает, зачем он помогает, — лишь бы помогал. Была очень успешная американская рекламная кампания, посвященная донорству органов, со слоганом «Даже сволочь может спасти чью-то жизнь». Мы привыкли думать, что благотворительностью занимаются только хорошие люди, а они сделали кампанию по рекрутингу сволочей — и совершили переворот в добровольном донорстве.
— Но есть еще страх, стыд — с ними можно работать? Или это токсично?
— Можно сделать кампанию, которая заставит чью-то совесть проснуться. Но принуждать нельзя, потому что это лишает тебя метафоры. Ты можешь раз за разом показывать мятую машину и сломанную игрушку, пытаясь убедить людей пристегиваться, но это не изменит их поведение, потому что это не миф. Это все равно что читать ребенку вместо сказки Уголовный кодекс: там все как бы правильно, но ничему научить таким образом нельзя.
К тому же людям надоедает смотреть на слезы, трупы, горе. Когда у меня родился ребенок с синдромом Дауна, я завел инстаграм, чтобы другие родители таких детей находили там поддержку. Там вообще нет никакой печальной риторики, все только через смешные рожицы и высунутый язык. И это реально меняет отношение людей.
— Рекламировать «Ночлежку» через стендап?
В моей жизни произошла история, в которой я встретился с юмором абсолютной силы. Год назад поехал на День памяти — мы его делаем в «Детском хосписе» для родителей, у которых ушли дети. Накануне узнал, что среди приглашенных будут две семейные пары, потерявшие по два ребенка. У меня в жизни много разного было, я немного готов к сложным разговорам, но тут… Я в растерянности. Приехал, там церемония — очень красивая, печальная, — и мне говорят, что кто-то хочет со мной поговорить. Подхожу — эти две семьи! И одна из мам спрашивает: «Александр, мы хотим узнать: как вы похудели?» Это был вопрос, которым меня в то время мучили все друзья, знакомые, журналисты, меня он страшно бесил. Но в тот момент я понял, что стоило похудеть хотя бы ради того, чтобы услышать его от этой мамы.
После вопроса про похудение разговор сразу легко пошел, мы стоим болтаем… И в момент вторая мама с иронией говорит: «Ну, с третьим ребенком мы, конечно же, решили повременить». И я понял, что не встречал в своей жизни ничего более свободного, сильного, жизнеутверждающего, победительного, когда абсолютная любовь не заканчивается со смертью и разрешает маме умершего ребенка так шутить.
Если я сниму фильм про хоспис, это будет комедия.