смотреть ван гог жажда жизни
Ван Гог в кино: пять лучших фильмов о художнике-гении
30 марта 1853 года в нидерландской деревушке Грот-Зюндерт родился будущий художник Винсент Ван Гог. Сегодня его картины продаются на аукционах за десятки миллионов долларов и экспонируются в крупнейших музеях мира, а при жизни художника, напротив, почти не продавались.
О том, какой была жизнь постимпрессиниста, снято немало фильмов. История дружбы Ван Гога и Поля Гогена, последние 67 дней жизни гения и драма Винсента в его письмах – M24.ru выбрало пять лучших лент про великого постимпрессиониста.
«Жажда жизни» (Lust for Life), 1956, США
В ролях : Кирк Дуглас, Энтони Куинн, Памела Браун
Почему интересно : фильм снят по одноименной и очень популярной книге Ирвинга Стоуна о Ван Гоге. Сыгравший Поля Гогена Энтони Куинн получил «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана
«Жажда жизни» Ирвинга Стоуна – художественная книга, которая рассказывает историю Винсента Ван Гога и ищет ответы на вопросы о его тяжелой судьбе. Голливудская экранизация биографического романа получила несколько номинаций на «Оскар» и одну премию.
Фильм полон страсти, безумства, бурных эмоций – Винсент, сыгранный Кирком Дугласом, яркий, сумасбродный и почти сумасшедший.
«Винсент и Тео» (Vincent & Theo), 1990, Нидерланды, Великобритания, Франция, Италия, Германия
В ролях : Тим Рот, Пол Рис, Эдриан Брайн
Почему интересно : история о взаимоотношениях Ван Гога с его братом, в главной роли – британец Тим Рот
История жизни Ван Гога, которая фокусируется на его взаимоотношениях с братом. Тео всю жизнь помогал художнику и был единственным человеком, который понимал, любил и признавал Винсента и его талант. Братья всю жизнь состояли в переписке. Письма, которые Винсент отправлял Тео, своей искренностью и прямолинейностью зачастую напоминают дневники.
«Ван Гог» (Van Gogh), 1991, Франция
В ролях : Жак Дютрон, Александра Лондон, Бернар Ле Кок
Почему интересно : фильм описывает не всю биографию художника, а лишь последние дни его жизни
Пожалуй, внешне Жак Дютрон похож на Ван Гога меньше, чем другие актеры, в разные годы игравшие его в кино. Зато французу удалось создать интересный и очень насыщенный образ художника – причем не сумасбродный, как у Кирка Дугласа, а спокойный, неторопливый и обаятельный. Вообще, эта лента, как многие другие французские кинокартины, притягивает своей легкостью, атмосферностью и приятной простотой.
«Желтый дом» (The Yellow House), 2007, Великобритания
В ролях: Кевин Элдон, Саймон Фарнэби, Дебора Файндлей
Почему интересно : история взаимоотношений Ван Гога и его друга Гогена
«Желтый дом» концентрируется на дружбе постимпрессиониста с Полем Гогеном. Два художника два месяца – ноябрь и декабрь 1888 года – жили в «желтом доме» в Арле на юге Франции, посвятив себя искусству. За это время оба написали массу картин, позже признанных шедеврами.
Несмотря на то, что Гоген и Ван Гог вместе не только работали, но еще и пили, спорили и навещали бордели, в сущности уживались они не очень хорошо. Так, Гоген постоянно опасался нервозности соседа, а Ван Гогу не нравилось, как Гоген готовил.
«Ван Гог: Портрет, написанный словами» (Van Gogh: Painted with Words), 2010, Великобритания
В ролях : Бенедикт Камбербэтч, Джейми Паркер, Эйдан МакАрдл
Почему интересно : картина основана на документальных материалах – переписке Винсента и Тео
В основу этого красивого и очень яркого фильма легли не художественная книга или домыслы киношников, а реальная переписка Винсента и его брата Тео. Письма в фильме зачитывает Бенедикт Камбербэтч (известный по роли Шерлока в одноименном сериале), который, собственно, и играет художника.
Все права на материалы, находящиеся на сайте m24.ru, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе об авторском праве и смежных правах. При любом использовании материалов сайта ссылка на m24.ru обязательна. Редакция не несет ответственности за информацию и мнения, высказанные в комментариях читателей и новостных материалах, составленных на основе сообщений читателей.
СМИ сетевое издание «Городской информационный канал m24.ru» зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций. Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-53981 от 30 апреля 2013 г.
Средство массовой информации сетевое издание «Городской информационный канал m24.ru» создано при финансовой поддержке Департамента средств массовой информации и рекламы г. Москвы. (С) АО «Москва Медиа».
Информация о погоде предоставлена Центром «ФОБОС». Информация о курсах валют предоставлена Центральным банком Российской Федерации. Информация о пробках предоставлена ООО «Яндекс.Пробки».
Жажда жизни
Ирвинг Стоун
Роман американского писателя Ирвинга Стоуна «Жажда жизни» посвящён великому голландскому художнику Винсенту Ван Гогу. В нём рассказывается о драматическом жизненном пути Ван Гога, о его мощном и небывалом по форме творчестве, так и не получившем признания при жизни мастера, о его глубокой вере в то, что «нет ничего более художественного, чем любить люде Доп. информация: Перевод: с белорус. Николая Банникова Музыкальное сопровождение: присутствует частично (в начале-конце глав и паузах) Использована музыка Камиля, Сен-Санса, Сезара Франка, Клода Дебюсси, Эрика Сати, Иоганна Штрауса Запись и обработка радиоэфира: Light
Вот и дочитала я потрясающую историю Великого человека, Винсента Ван Гога, человека непростой судьбы, человека многогранного, сложного, с потрясающей глубиной характера. А каким естественным и понятным рисует нам его Ирвин Стоун? Для меня Винсент стал практически родным, настолько ясно нарисовал его портрет перьевой ручкой мистер Стоун.
Прожил Винсент совсем немного, всего 37 лет, да и знакомит нас с ним автор сразу с двадцатилетним. Поэтому книга описывает всего 17 лет, но как много Винсент успел сделать за это время! Сколько он успел пережить, познать, почувствовать. Наиболее захватывающим для меня был его период жизни с углекопами.
Гений Ван Гога определил всю его жизнь. Все-таки как много значит талант. Ведь пока Винсент не нашел себя, он просто физически не мог принять чужого пути, а ступив на свой проявил чудеса упорства, работоспособности, выдержки.
Не так давно я читала роман Моэма «Луна и грош» о Гогене( Отзыв ), здесь я снова встретилась с Полем. Больше всего я боялась, что Гоген Стоуна и Гоген Моэма будут абсолютно не похожи друг на друга, что поставило бы под сомнение точность одной из книг. Ан-нет. Гоген, все тот же Гоген. Что приятно.
Эта книга стала для меня не только дополнением к Моэмовской «Луне», но и прелюдией к роману Эмиля Золя «Творчество», так как его я в скором времени планирую прочитать, а тут на страницах книги и Поль Сезанн, и сам Золя, и обсуждение романа. Что приятно.
Автор погружает читателя во Европу второй половины XIX века, в мир импрессионистов и красок, натурщиц и мольбертов, акварелей и карандашных набросков, масляных холстов и галерей, простых людей, труда и религии. На самом деле, автор не просто показывает, не проводит читателя рядом с этим миром, а целиком и полностью погружает в описываемый промежуток истории. Что невыносимо приятно.
Спасибо игре «дайте две», и особенно виш-листу Irinishna
Художник не смиряется перед несчастиями. Он черпает в них новую силу. Под пытками он рождает новые шедевры. (Олдос Хаксли)
Винсент не смирился. В нем была та самая жажда жизни, что влекла его вперед к новым творениям и работам. Да, он ковал свой гений ежедневно, ежечасно. Не щадя ни себя, ни других. И огромная заслуга в этом Тео, терпеливого Тео, что помогал Ван Гогу постоянно, веря в своего брата. Всегда нужны такие люди, которые могут искренне оценить и способствовать развитию талантливых собратьев. И хочется больше говорить об этих добрых помощниках, что находятся в тени, но их роль сильна и важна. Если б не Тео и его поддержка, стал бы его брат тем, кем он явился последующим поколениям со своих полотен?? Или талант так бы и не развился, ведь вместо писания картин, пришлось бы работать в какой-нибудь конторе, чтоб выжить. Какие уж там краски, холсты, стремление найти свой путь. Но Винсенту шанс показать себя миру был дарован, главное не свернуть со своего пути. И он не свернул.
Страдал, мучился, мучил других, но все равно шел вперед. Обсмеянный, униженный, оборванный, сошедший с ума, но живой, жаждущий жизни в своих творениях. Он весь там – в ярких красках, солнечном свете, лиловатой земле, цветущих пейзажах, сочных сильных мазках, стремительных характерах, в исступлении, неправильности и необыкновенности выписанного. Экспрессивно, легко и беззащитно. И свет. иногда в его работах столько прованского света, что слепит. Так и чувствуешь тепло жаркого дня, испепеляющее тепло, и лучи солнца на непокрытой голове. Его работы завораживают, притягивают и немного пугают, есть в них своя безуминка, и характер самый настоящий. Винсент сумел выработать собственный стиль. И я думаю желание Ван Гога сбылось, ведь смотря на полотна этого голландца, можно с уверенностью повторить его слова: «Этот человек глубоко чувствует».
«Кисть в моей руке движется подобно смычку скрипки к совершенному моему удовольствию».
Ещё с родительских времён стоящая на домашней полочке книжного шкафа книга часто вызывала интерес и бралась в руки (да-да, именно в таком формате — не руки брали книгу, но книга бралась, поскольку активная позиция исходила больше от книги, нежели от обладателя тех самых рук). Однако будучи потроганной и полистанной вставала на своё место на букву «С» и терпеливо ждала созревания чтеца. Дождалась.
История человека по имени Ван Гог захватила сразу, и наверное дело здесь не в громком имени этого теперь известного всему миру художника, а в писательском мастерстве автора. А поскольку никогда не относил себя к почитателям и знатокам творчества Ван Гога (хотя вот «Едоков картофеля» и «Подсолнухи» никакому другому художнику не приписал бы, ну так наверное этого не сделает ни один мало мальски образованный человек), то весь основной интерес заключался в следовании за жизненным путём обыкновенного голландского паренька, в переживании вместе с ним его любовных перипетий и жизненных драм и трагедий, в сочувственном ахании его неуклюжим попыткам устроиться в жизни самому и служить — служить истово и на разрыв души — другим людям; в попытках вместе с ним определить его предназначение. А когда Винсент вдруг открывает в себе страсть к живописательству, то тут начинаешь понимать всю необычность, странность и парадоксальность этого «обыкновенного» голландского паренька, сопереживаешь уже ему в поисках своего творческого «Я«, в обретении собственной манеры, в точности соответствия изображаемого тому, что он мучительно ищет в своих многочисленных рисунках и набросках, этюдах и зарисовках. и как же радуешься потом вместе с Винсентом, когда вдруг как бы случайно (но однозначно закономерно) из под его нетерпеливой руки выходят «Едоки картофеля».
Отдельным смыслом романа стали парижские страницы книги — мир импрессионистов и импрессионизма, диалоги с ними и с писателями того времени (прежде всего с Эмилем Золя) вдруг совсем по новому открыли мир художников того времени, вдруг пришло понимание, что многое из того, что теперь называется шедеврами и стоит баснословные деньги, создавалось едва ли не на коленке и неприкаянно валялось или пылилось в чуланах и каморках. И совсем живыми обыкновенными людьми со всеми их человеческими слабостями и пороками предстали передо мной художники того времени, люди с громкими именами и такими трудными и порой нелепыми судьбами и короткими биографиями. И невольно возникали параллельки с собственными жизненными встречами и знакомствами — вдруг кто-то из тех, кто сейчас представляется едва ли не чокнутым и уж как минимум с чудинкой и лёгкой сумасшедшинкой, вдруг кто-то из твоих творческих знакомых, знакомство с кем порой некоторыми считается едва ли не предосудительным, вдруг кто-то из этих странных людей потом предстанет перед людьми новым творцом.
И совсем жалко, что именно такой финал у книги и в жизни самого Винсента Ван Гога — тяжёлая неизлечимая болезнь, потеря творческого потенциала и активности и как следствие всего этого потеря желания жить. «Он уже написал всё, что хотел написать. Он уже сказал всё, что хотел сказать. всё лучшее в нём уже умерло» — так пишет на последних страницах романа Ирвинг Стоун, — «Я писал это столько раз. Мне нечего больше к этому добавить. Зачем повторять самого себя?» — вторит ему Винсент Ван Гог в своём внутреннем диалоге с самим собой. Наверное он по своему прав.
Вообще по мере чтения книги в ней было сделано довольно много закладок (вот преимущество книги бумажной!) в местах, которые показались важными и значимыми — хоть для отзыва о прочитанной книге, хоть просто для понимания сути прочитанного и для осознания внутренних глубинных процессов в самом Винсенте Ван Гоге.
«Ну, а как молодому человеку узнать, правильную ли он избрал дорогу? — вопрошает совсем ещё молодой Винсент своего учителя Мендеса. — Ни в чём нельзя быть уверенным твёрдо, Винсент, — сказал Мендес. — Можно лишь найти в себе мужество и силы делать то, что вы считаете правильным. Может статься, что вы и ошибались, но по крайней мере вы сделали то, что хотели, а это самое главное. « Этот диалог показывает нам Винсента Ван Гога мятущимся и сомневающимся в своём выборе жизненного пути. И именно после этого разговора Винсент бросает учёбу и уезжает в школу проповедников. И именно Мендес сказал Винсенту пророческие слова «Чем бы вы ни занялись, вы всё будете делать на совесть. И в конце концов вы выразите себя, и это будет оправданием вашей жизни».
«Винсент и сам не знал, зачем он пришёл в это жалкое жилище. У него было только одно чувство: он должен что-то сделать, что-то сказать этим людям, как-то помочь им. Такой страшной нищеты он ещё не видел. Что могут дать этой женщине молитвы в Священном писании, когда её дети замерзают? И куда смотрит господь бог? Эта мысль пришла Винсенту впервые» — это во время его проповедничества в угледобывающих районах. И мы видим, что глубокое и искреннее сострадание и стремление помочь бедствующим являются основным внутренним содержанием Ван Гога, вплоть до того, что потом жители этой местности будут сравнивать его с живым Иисусом.
«Я должен, Тео, идти дальше по той дорожке, которую выбрал. Если я брошу искать, брошу учиться, махну на это рукой — вот тогда я действительно пропал», — говорит Винсент своему брату Тео, приехавшему ему на помощь, когда он оказался в состоянии полного краха и проповеднического фиаско.
И тут же добавляет: «Наши сокровенные мысли, — находят ли они когда-нибудь своё выражение? У тебя в душе может пылать жаркий огонь, и никто не подойдёт к нему, чтобы согреться. Прохожий видит лишь лёгкий дымок из трубы и шагает дальше своей дорогой. Скажи, что тут делать? Надо ли беречь этот внутренний огонь, лелеять его и терпеливо ждать часа, когда кто-нибудь подойдёт погреться?» — разве здесь не налицо поиски способов служения людям?
Вот Винсент Ваг Гог в Гааге, ему катастрофически — до голодного обморока не хватает денег, а его знакомый и более успешный художник говорит жёсткие и жестокие слова: «Чем больше вы страдаете, тем больше вам надо благодарить судьбу. Только в горниле страданий и рождаются подлинные живописцы. Запомните, Ван Гог, пустой желудок лучше полного, а страдающая душа лучше счастливой!
Тому, кто не был несчастным, не о чём писать, Ван Гог. Счастье — удел коров и коммерсантов. Художник рождается в муках: если ты голоден, унижен, несчастен — благодари бога! Значит он тебя не оставил!» — суровые слова, и с одной стороны сомневаешься в их истинности, но тут же вспоминаешь о других великих творцах, живших в постоянной бедности.
А как много сделал для того, чтобы Винсент Ван Гог мог хотя бы просто жить хоть с какими-то деньгами его брат Тео! Всю его жизнь он не просто поддерживал Винсента материально, но попросту содержал его, обеспечивая ему возможность не просто снимать жильё и какие-то средства на пропитание, но ещё и на приобретение красок, кистей, холстов и всего прочего. Однако помимо сугубо материальной стороны он попросту привёл Ван Гога в мир импрессионистов, а когда тот едва не свалился в депрессию после осмотра картин Мане, Дега, Моне, то Тео решительно заявил: «Ты спрашиваешь, что делать? Ты должен учиться у импрессионистов. Но не больше. Ты не должен подражать. Не давай себя оболванить. Не позволяй Парижу подчинить и подмять себя», — и таки помог ему обрести своё истинное лицо, когда Винсент соединил лучшие приёмы импрессионистов с собственной творческой манерой.
И возможно вот это всё вместе взятое и позволило Винсенту Ван Гогу осознать и сформулировать свой собственный творческий приём и принцип: «. когда я пишу человека, мне надо передать весь поток его жизни, всё, что он повидал на своём веку, всё, что совершил и выстрадал», — яростно спорит он с Полем Гогеном, — «Когда я пишу солнце, я хочу, чтобы зрители чувствовали, что оно вращается с ужасающей быстротой, излучает свет и жаркие волны колоссальной мощи! Когда я пишу поле пшеницы, я хочу, чтобы люди ощутили, как каждый атом в её колосьях стремится наружу, хочет дать новый побег, раскрыться. Когда я пишу яблоко, мне нужно, чтобы зритель почувствовал, как под его кожурой бродит и стучится сок, как из его сердцевины хочет вырваться и найти себе почку семя!».
Мы не знаем, был ли в конце-концов удовлетворён Винсент Ван Гог своим творчеством, тем, что он оставил человечеству. Но мы знаем, что многие любители и ценители живописи любят и ценят творчество этого Художника.
P.S. Пойду скачаю на обои «Подсолнухи».
Прочитано в рамках годового Флэшмоба 2015, совет от 131313
drugoe_kino
drugoe_kinoДРУГОЕ КИНО
Смотрим. Пишем. Обсуждаем.
Фильм «Жажда жизни» (1956) по роману Ирвинга Стоуна посвящён художнику Винсенту ван Гогу. Он поставлен знаменитым режиссёром Винсентом Минелли, тёзкой героя фильма и отцом ещё более знаменитой Лайзы Минелли, сыгравшей главную роль в фильме «Кабаре». Фильм смотрится как абсолютно современный. Ощущения устарелости нет вообще. Вполне современный антураж, темп и философия. Весь эпизод с шахтёрами в посёлке Патюраж сделан, как мне кажется, в эстетике трагических офортов Гойи.
Фильм выдержан эмоционально очень достойно. При всех психических эксцессах героя, довольно подробно показанных, нет ощущения, что тут тебя пугают или выжимают слезу. Изобразительный ряд во всех случаях сохраняет большую дистанцию от голливудской техники слёзовыжимания. Режиссёр показывает трагедию, а не мелодраму, как пишут на некоторых афишах.
Единственное, в чём, на мой взгляд, можно опознать в фильме 50-е годы, это грубоватый грим и парики у некоторых характерных персонажей. Особенно выделяются Антон Мауве, дядя ван Гога, Камиль Писарро и житель Арля с гротескными бакенбардами, который берёт безалаберного художника под своё покровительство, защищает его от озверевшей толпы, осаждающей его дом после эпизода с отрезанной мочкой уха.
При знакомстве с биографией ван Гога удивляет обилие в ней белых пятен, невзирая на то, что изучать её начали уже вскоре после его гибели, а по времени его жизнь приходится на вторую половину 19-го века, а не на какие-то незапамятные времена.
Смотреть ван гог жажда жизни
Повесть о Винсенте Ван Гоге
Читатель, быть может, захочет узнать, насколько эта повесть соответствует истине. Должен сказать, что все диалоги мне пришлось придумывать; есть в книге и чистый вымысел, например, сцена с Майей, – это читатель без труда определит и сам; в одном или двух случаях я описал мелкие эпизоды, в истинности которых я убежден, хотя и не могу подтвердить это документами, – в частности, короткую встречу Ван Гога с Сезанном в Париже. Кое—где я прибег к умышленным упрощениям – так, описывая скитания Винсента по Европе, я всюду беру лишь одну денежную единицу – франк; кроме того, я опустил некоторые маловажные обстоятельства жизни Ван Гога. Если не считать этих беллетристических вольностей, то в остальном книга полностью соответствует фактам.
Главным источником для меня послужило трехтомное издание писем Винсента Ван Гога к его брату Тео (Houghton, Mifflin, 1927—1930). Большую часть материала я собрал в Голландии, Бельгии и Франции, посетив все те места, где бывал Винсент.
С моей стороны было бы неблагодарностью не выразить свою признательность множеству друзей и почитателей Ван Гога в Европе – они щедро отдавали мне свое время и делились материалами. В их числе Колин ван Осе и Луи Брон из «Гаагше пост», Иоганн Терстех из галереи Гупиль в Гааге; семья Антона Мауве из Схевенингена; господин и госпожа Жан—Батист Дени из Малого Вама; семья Хофке из Нюэнена; Ж.Барт де ла Фай из Амстердама; доктор Феликс Рей из Арля; доктор Эдгар Леруа из приюта св. Павла Мавзолийского; Поль Гаше из Овера на Уазе, который и поныне остается самым преданным другом Винсента в Европе.
Я весьма обязан Лоне Моск, Алисе и Рей Браунам и Жану Фактору за их помощь в издании книги. И, наконец, я хотел бы выразить глубокую благодарность Руфи Алей, которая первой прочла эту книгу в рукописи.
– Господин Ван Гог! Пора вставать!
Еще не проснувшись, Винсент уже ждал, когда раздастся голос Урсулы.
– Я встал, мадемуазель Урсула, – ответил он.
– Нет, вы не встали, вы только встаете, – засмеялась девушка.
Винсент слушал, как она спускается по лестнице и идет на кухню.
Опершись на ладони, он резким движением спрыгнул с кровати. Плечи и грудь были у него массивные, руки большие и сильные. Он наскоро оделся, плеснул из кувшина холодной воды и стал править бритву.
Винсент любил ежедневный ритуал бритья – взмах лезвия вдоль правой щеки, от бакенбарда до уголка чувственного рта, затем верхняя губа, сначала справа, от крыла носа, потом слева, потом крупный, словно скатанный кусок теплого гранита, подбородок.
Он приник всем лицом к душистой охапке брабантских трав и дубовых листьев, лежавших на шифоньерке. Его брат Тео собрал эти листья и травы близ Зюндерта и прислал сюда, в Лондон. Лишь вдохнув запах Голландии, Винсент почувствовал, что день начался.
– Господин Ван Гог! – крикнула Урсула, снова постучавшись в дверь. – Почтальон принес вам письмо.
Разорвав конверт, он узнал почерк матери. «Дорогой Винсент, – читал он, – мне захотелось сказать тебе словечко хотя бы на бумаге».
Вспомнив, что у него еще не вытерто лицо, он сунул письмо в карман брюк – его можно будет прочесть потом, в свободное время у Гупиля. Он откинул назад и расчесал свои длинные, густые, изжелта—рыжие волосы, надел тугую белую сорочку, низкий воротничок, завязал черный галстук с двумя длинными концами и сошел вниз, где его ждал завтрак и улыбка Урсулы.
Урсула Луайе вместе с матерью, вдовой провансальского викария, содержала во флигеле, на заднем дворе, детский сад для мальчиков. Ей минуло девятнадцать, это была улыбчивая большеглазая девушка, с тонким, словно пастелью тронутым овальным лицом и стройной фигуркой. Винсент упивался, глядя, как она смеется и сияет, будто какой—то яркий цветной зонт под лучами солнца бросал свой отсвет на ее обольстительное личико.
Пока он ел, Урсула быстро и изящно пододвигала ему тарелки и оживленно разговаривала. Винсенту был двадцать один год, и он впервые влюбился. Жизнь как бы раскрылась перед ним во всей полноте. Ему казалось, что он будет счастливейшим человеком, если до конца своих дней сможет завтракать, сидя за одним столом с Урсулой.
Урсула принесла Винсенту ломтик ветчины, яйцо и чашку крепкого черного чая. Она присела на стул, пригладила на затылке свои вьющиеся каштановые волосы и, все улыбаясь, глядела на него, проворно подавая ему соль, перец, масло и поджаренный хлеб.
– Ваша резеда уже прорастает, – сказала она, облизывая губы. – Вы не взглянете на нее перед тем, как идти в галерею?
– Чудак этот Винсент, право, чудак! Сам посадил резеду, и сам не знает, где она растет. – У нее была привычка говорить с людьми так, как будто их и нет рядом.
– Мадемуазель Урсула, – произнес Винсент.
– Да? – Она слегка отстранила от него голову и вопросительно улыбнулась.
– Боже мой, да говорите же наконец! – Она проворно вскочила на ноги.
Он прошел с нею до двери флигеля.
– Скоро сюда придут мои малыши, – заговорила Урсула. – А вы не опоздаете в галерею?
– Нет, я успею. Я дохожу до Стрэнда за сорок пять минут.
Она не знала, что еще сказать, и, ничего не придумав, закинула руки и стала ловить у себя на затылке выбившуюся прядь волос. Грудь у нее, при ее тонкой фигуре, была удивительно полная.
– Где же та брабантская картина, которую вы обещали мне для детского сада? – спросила она.
– Я послал репродукцию одной картины Сезара де Кока в Париж. Он хочет сделать на ней надпись специально для вас.
– Ах, как это мило! – Она захлопала в ладоши и начала кружиться на месте, потом снова повернулась к нему. – Иногда вы, господин Ван Гог, бываете просто очаровательны, но только иногда!
Она улыбнулась ему прямо в лицо и хотела уйти. Он схватил ее за руку.
– Ночью я придумал вам имя. Я буду звать вас l’ange aux poupons [ангел малышей (фр.)].
Урсула откинула голову и громко расхохоталась.
– L’ange aux poupons! – воскликнула она. – Пойду скажу маме!
Она вырвала у него свою руку, расхохоталась, взглянув на него через плечо, и побежала к дому.
Винсент надел цилиндр, взял перчатки и вышел на Клэпхем—роуд. Здесь, вдалеке от центра Лондона, дома стояли привольно, вразброс. Во всех садах цвела сирень, боярышник и ракитник.
Было четверть девятого, а к Гупилю надо было поспеть к девяти. Ходил он быстро, и по мере того как дома теснились друг к другу плотнее, все больше людей, спешивших на службу, попадалось ему навстречу. Ко всем этим прохожим он испытывал необычайно дружелюбное чувство: они ведь тоже знали, как это чудесно – быть влюбленным.
Он шел по набережной Темзы, потом через Вестминстерский мост, потом миновал Вестминстерское аббатство и здание парламента и, выйдя на Стрэнд, свернул к дому номер семнадцать на Саутгемптон—стрит, где помещался лондонский филиал фирмы «Гупиль и компания» – торговля картинами и эстампами.