сколько кануло сколько схлынуло жизнь кидала меня не докинула
В. С. Высоцкий. Что за дом притих.
I was tired, very tired, but unharnessed the horse,
Is there anyone home? Do come out, give a hand!
Still no one does appear, but a shade on the porch,
And a vulture comes lower, like a plane unmanned.
I walked in through the door – looks a soaking spot.
Every third man ‘s a boar, every first ‘s a sot,
The mug you ‘ll get askew, uninvited guest,
Even icons are skewed, sooty and smut-dressed.
A strange and mad conversation began straightaway.
A bloke did howl a song raking a mandolin,
A sickly looking crackpot, a lockup breakaway,
On the sly, in the sneak showed a knife to me.
— “Who w’ld explain to me why it is in gloom?
Will this house be destined for a doom?
A lone lamp is aglow, air ‘s been drained away…
From th’ humans ways aren’t you far astray?
Who ‘s the master here, who would serve me wine?
Doors you have open wide, but your souls are locked… “
But they say: “We ‘ve lived, always ‘ve lived this way,
You, we guess, must ‘ve been on the road too long.
Nettle is a treat to us, grass we do devour,
Boils ‘re all over us, our souls ‘ve turned sour,
Plonk by kegs we drank, pissed ourselves as a fart,
Wholly ruined our home, sold to th’ devil our heart.”
— “Driving fiercely my horse, I ‘ve escaped evil wolves,
Show, do show me a place where all lamps brightly shine,
Show the country, for which I have searched so long,
Where folk sing – don’t moan, where the folk are benign.”
— “We have never heard of such strange a place,
In this darker world we do live in disgrace,
In disgrace, in evil from the days of yore
Always live the way weevils lived before.”
…..
Off I drove from the stench, from the icons hung crooked,
Used no reigns nor th’ whip, seeing little of the road,
Where th’ horse ever turned, drove uphill, down dales,
Where the humans do live, where their law prevails.
.
… Months and years have gone, some quite dismally,
Life did toss me much, sometimes rather tough…
P’haps, I sang of you not too skilfully,
Oh my night-dark eyes, table cloth, white* enough!
*dark eyes, white table cloth – refrain of many a song.
(*) belatedly, found that the «seven winds» in the Engl. loses the usual for us meaning.
Ох, устал я, устал,- а лошадок распряг.
Эй, живой кто-нибудь, выходи, помоги
Никого,- только тень промелькнула в сенях,
Да стервятник спустился и сузил круги.
Я коней заморил,- от волков ускакал.
Укажите мне край, где светло от лампад.
Укажите мне место, какое искал,-
Где поют, а не стонут, где пол не покат.
О таких домах не слыхали мы,
Долго жить впотьмах привыкали мы.
Испокону мы – в зле да шепоте,
Под иконами в черной копоти.”
Что за дом притих, погружён во мрак (Владимир Высоцкий)
Этот текст ещё не прошёл вычитку. — текст с аккордами лучшего качества
Старый дом
Что за дом притих,
Погружён во мрак,
На семи лихих,
Продувных ветрах,
Всеми окнами
Обратясь во мрак,
А воротами —
На проезжий тракт?
Хоть устать я устал, а лошадок распряг.
— Эй, живой кто нибудь — выходи — помоги!
Никого. Только тень промелькнула в сеня́х,
Да стервятник спустился и сузил круги.
В дом заходишь как
Всё равно в кабак,
А народишко —
Каждый третий — враг.
Своротят скулу —
Гость непрошеный.
Образа в углу —
И те перекошены.
Кто ответит мне,
Что за дом такой?
Почему во тьме,
Как барак чумной?
Свет лампад погас,
Воздух вылился…
Или жить у вас
Разучилися?
Двери настежь у вас, а душа взаперти.
Кто хозяином здесь? Напоил бы вином?!
А в ответ мне: — Видать, был ты долго в пути,
И людей позабыл — мы всегда так живём.
Тра́ву кушаем,
Век — на щавеле.
Скисли душами,
Опрыщавели.
Да ещё вином
Много тешились —
Разоряли дом,
Дрались, вешались…
— Я коней заморил, — от волко́в ускакал.
Укажите мне край, где светло от лампад,
Укажите мне место, какое искал, —
Где поют, а не стонут, где пол не покат.
— О таких домах
Не слыхали мы,
Долго жить впотьмах
Привыкали мы.
Испокону мы
В зле да в шёпоте,
Под иконами
В чёрной копоти.
И из смрада, где косо висят образа,
Я, башку очертя, гнал, забросивши кнут,
Куда кони несли, да глядели глаза,
И где встретят меня, и где люди живут.
…Сколько кануло, сколько схлынуло!
Жизнь кидала меня — не докинула.
Может, спел про вас неумело я,
Очи чёрные, скатерть белая?!
Примечание: Была написана к к/ф «Емельян Пугачёв», где Высоцкий пробовался на главную роль.
Очи чёрные — II. Старый дом (Что за дом притих, погружён во мрак. )
Что за дом притих,
Погружён во мрак,
На семи лихих
Продувных ветрах,
Всеми окнами
Обратясь во мрак,
А воротами —
На проезжий тракт?
Ох, устать я устал, а лошадок распряг.
Эй, живой кто-нибудь, выходи, помоги!
Никого — только тень промелькнула в сенях
Да стервятник спустился и сузил круги.
В дом заходишь, как
Всё равно в кабак,
А народишко:
Каждый третий — враг.
Воротят скулу —
Гость непрошеный!
Образа в углу
И те перекошены.
«Кто ответит мне —
Что за дом такой,
Почему — во тьме,
Как барак чумной?
Свет лампад погас,
Воздух вылился.
Али жить у вас
Разучилися?
Двери настежь у вас, а душа взаперти.
Кто хозяином здесь? Напоил бы вином».
А в ответ мне: «Видать, был ты долго в пути
И людей позабыл — мы всегда так живём:
Траву кушаем —
Век на щавеле,
Скисли душами,
Опрыщавели.
Да ещё вином
Разоряли дом,
Дрались, вешались». —
«Я коней заморил, от волков ускакал.
Укажите мне край, где светло от лампад.
Укажите мне место, какое искал, —
Где поют, а не плачут, где пол не покат». —
«О таких домах
Не слыхали мы,
Долго жить впотьмах
Привыкали мы.
Испокону мы —
В зле да шёпоте,
Под иконами
В чёрной копоти».
И из смрада, где косо висят образа,
Я башку очертя шёл, свободный от пут,
Куда ноги вели да глядели глаза,
Где нестранные люди как люди живут.
. Сколько кануло, сколько схлынуло!
Жизнь кидала меня — не докинула.
Дом (Что за дом притих, погружен во мрак)
Что за дом притих, погружен во мрак?
На семи лихих, продувных ветрах.
Всеми окнами обратясь в овраг,
А воротами на проезжий тракт.
Ох устал я, устал, но лошадок распряг.
Есть живой кто-нибудь? Выходи, помоги…
Никого. Только тень промелькнула в сенях,
Да стервятник спустился и сузил круги.
В дом заходишь, как все равно в кабак.
А народишко — каждый третий враг.
Воротят скулу — гость непрошенный,
Образа в углу и те перекошены.
«Кто ответит мне, что за дом такой?
Почему во тьме, как барак чумной?
Свет лампад погас, воздух вылился,
Али жить у вас разучилися?»
Двери настеж у вас, а душа взаперти,
Кто хозяином здесь? Напоил бы вином…
А в ответ мне «Видать, был ты долго в пути
И людей позабыл, мы всегда так живем.
Траву кушаем, век на щавеле
Скисли душами, опрыщавели.
Да еще вином много тешились
Разоряли дом, дрались, вешались».
«Я коней заморил, от волков ускакал,
Укажите мне край, где светло от лампад
Укажите мне место, какое искал
Где поют, а не стонут, где пол не покат».
«О таких домах не слыхали мы,
Долго жить в потьмах привыкали мы.
Испокону мы в зле да шопоте
Под иконами в черной копоти».
И из дома, где косо висят образа
Я коней очертя гнал, забросивши кнут
Куда кони несли и глядели глаза,
И где люди живут, и как люди живут…
Сколько кануло, сколько схлынуло.
Жизнь кидала меня, не докинула.
Может, спел про вас неумело я,
Очи черные — скатерть белая…
Сколько кануло сколько схлынуло жизнь кидала меня не докинула
Владимир Высоцкий родился в Москве в 1938 г.
Его артистическая деятельность известна по спектаклям, кинофильмам, по рецензиям на эти постановки. В настоящее время он ведущий актер театра на таганке. Он является одним из создателей поэтического театра. Его исполнение поэтических произведений, его манера чтения общепризнаны. их отличает современность, гражданственность и глубокое понимание авторского замысла.
Но в данном случае речь пойдет о другой стороне его творческой деятельности — о его песнях. Он сочетает в одном лице и поэта, и композитора, и исполнителя. Редкий и счастливый дар, где все трое в высшей степени профессиональны и как нельзя лучше подходят друг другу.
Началось это давно. вспомним москву 60-тых годов… московские дворики, коммунальные квартиры… амнистии… и парень с гитарой, который может не только петь и играть, но и сочинять песни. И он их пишет, пишет много. Песни подхватываются в компаниях… Сначала наивные, мальчишеские, временами под блатные, но очень самобытные и талантливые. Блатной фольклор… Он опоэтизировал его… Это юность. Но он сделала в этом жанре столько, сколько до него и сделано не было.
Годы идут. Он взрослеет, размышляет. Но он не может не петь… И появляются прекрасные песни на близкую еще военную тему, песни гражданские о жизни. Он уже выходит на эстраду. Но надо еще многое доказывать и бороться за свои песни. Время идет… И вот его уже просят написать песни по заказу для спектаклей, для кинофильмов. Его признали. На его концерты попасть не так просто.
Известность по Союзу его очень велика. Очень разнообразна и аудитория слушателей и по составу и по годам. Его творчест во да и жизнь обрастают даже мифическими наслоениями… «ведь ходят слухи…». Многие песни или отдельные выражения и слова стали приобретать «народный» характер, так как их авторство теряется.
Записи с его песнями крутятся на магнитофонах, слушаются… они вызывают и настоящий непосредственный, искренний смех (у него много комедийных песен) и заставляют задумываться…
А за песнями стоит наш современник, молодой человек, с очень здоровым чувством юмора, присущим нашей эпохе, чело век с убеждениями, размышляющий. он многое понял, ему есть, что сказать и есть силы бороться за свои убеждения.
В пору зрелости художник всегда знает цену своему искус ству. Он вполне обладает уверенностью и равновесием, той си лой над самим собой, которая необходима для создания в твор ческом напряжении произведений большой внутренней сложности и глубины.
«Мужественные, зычные интонации…» — так пишут о нем в прессе (правда, мало и редко). «Крепко поет…» — так говорят о нем. Говорят все и даже младшее поколение поющих ребят, но затихающих, как только они услышат его записи, поколение, которое в наше время избаловано целой волной и гитар, и певцов, и пр…
Принимают его и понимают многие по-разному. Одним, например, больше нравятся сказки… (мол, такие песни никто больше не пишет и не поет — только высоцкий), другим — более серьезные песни (смотрите, как прекрасно, и Высоцкий может… как все).
Он на виду. Идут вокруг разговоры и слухи о его личной жизни. но это ведь разговоры… а попробуйте написать около 250 песен. ему некогда, ему надо работать, ему еще многое надо сделать:
Он уже их раздвинул в своих песнях и своими песнями. Но никог да не надо забывать, что за ними стоит не песенная машина, а только чувствующий поэт. И к нему с полным правом можно отнести слова его старшего современника:
Вот уж восемь лет исполнилось нашему театру, в котором я работаю со дня его основания. Организовался он на месте старого театра, который назывался «Театр драмы и комедии», а сейчас он называется просто — «Театр на Таганке». Но за этим «просто» стоят многие годы нашей работы. В старое помещение пришла группа молодых актеров во главе с Юрием Петровичем Любимовым. Он бывший актер вахтанговского театра, известный актер. Он преподавал в Щукинском училище и на выпускном курсе этого училища сделал спектакль «Добрый человек из Сезуана». По тому времени, девять лет назад, это произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Этот спектакль был без декораций, сделан в условной манере, очень интересный по пластике, там, например, очень много музыки, которую написали актеры с этого курса, там было много и так называемых «зонгов».
Первая линия и очень большая в театре — это поэтическая. Дело в том, что поэтический репертуар после 20-ых годов, когда была «Синяя блуза», «Кривое зеркало» и т. д., был забыт. И вот мы стали пионерами, чтобы возобновить этот прекрасный жанр по этического театра.
Началось это с пьесы, или лучше сказать, с поэтического пред ставления по произведениям Андрея Вознесенского. Называется это произведение «Антимиры». Мы играли его уже около 500 раз. Сдела ли мы эту работу очень быстро, за три недели. Половину спектакля играли мы, а потом сам Вознесенский, если он не был в отъезде (он все время уезжает, больше всего на периферию — в Америку, в Италию…). Но когда он возвращается оттуда, бывают такие спектакли, когда он принимает участие в наших представлениях, в основном юбилейных (100, 200, 300, 400…). Он пишет новые стихи, читает их так что, кому повезет, могут застать поэта в нашем театре.
Вообще дружба с поэтами у нас большая.
И вторым поэтическим спектаклем был спектакль «Павшие и живые» о поэтах и писателях, которые участвовали в Великой Отечественной войне. Некоторые из них погибли, другие остались живы, но взяты именно те произведения, где отразилась военная тематика.
Потом был спектакль «Послушайте Маяковского» по произведениям Маяковского. Пьесу эту написал уже актер нашего театра Веня Смехов.
После этого драматическая поэма Есенина «Пугачев», которую пытались ставить многие из режиссеров, включая Мейерхольда, но как-то не получалось при живом авторе. Это было сложно. Автор не разре шал переделывать ни одного слова. Есенин был человек скандальный в смысле своего творчества. Он никогда не допускал переделывать даже… на секунду, он ничего не разрешал. И они не поставили… ну, вот, у нас этот спектакль идет уже несколько лет подряд.
Сейчас мы приступили к репетициям над пьесой по поэме Евтушенко «Послушай, Статуя Свободы». Начинаем также работу над пьесой о Пушкине, написанной нашим главным режиссером Ю. П. Любимовым в содружестве с собственной супругой Людмилой Васильевной Целиковской.
Вот видите, мы варимся в собственном соку, и когда спрашивают — уйду ли я из театра на эстраду или в кино, я могу абсолютно серьезно сказать — «нет». Этого никогда не произойдет, потому что работа в театре очень интересна и по собственному желанию из нашего театра никто никогда не уходил. Ну, если попросят, то ухо дят, но неохотно. И вторая линия, начавшаяся со спектакля Брехта, это — гражданст венная тематика. В очень яркой форме она развивалась в спектакле «10 дней, которые потрясли мир», который стал нашей классикой. Большинство знает этот спектакль, он очень известен в Москве. Начинается он еще на улице — это знамена висят на театре, выходят актеры театра в одежде революционных матросов и солдат, и перед театром многие из них с гармошками, с балалайками поют песни. У нас здесь рядом станция метро, поэтому много народа, люди останавливаются, интересуются в чем дело и, когда узнают, то создается такая атмосфера тепла, юмора и веселья около театра. Отчего это? Ленин сказал, что «революция — праздник угнетенных и эксплуатируемых», и все это представление «10 дней, которые потрясли мир» по книге Джона Рида сделаны как праздник.