с н худеков биография
Пять жизней Сергея Худекова
К.Е. Маковский. Портрет С.Н.Худекова. 1890-е
Поездка в Ерлино с членами редакции журнала не предвещала мне каких-то ярких открытий. Я ехал осмотреть дендропарк в Рязанской губернии, брата которого я видел в детстве в Сочи. Из детских воспоминаний осталась только биологическая составляющая, поэтому-то найти историческую подоплеку поездки я не очень рассчитывал. Как же я оказался не прав!
Итак, село Ерлино Рязанской области. Имение с давней историей, которое в 1891 году покупает Сергей Николаевич Худеков. Что же это за человек, зачем он из Петербурга перебирается в глухомань Рязанской губернии? Давайте изучим личность Худекова подробнее. Для себя я разделил деятельность этого человека на пять составляющих: военная служба, газета «Петербургские ведомости», литература и театр, сельскохозяйственная деятельность, общественная деятельность. Согласитесь, что для того времени это очень широкий круг интересов. Теперь по порядку обо всем. Отправимся на экскурсию по музею в усадьбе.
Родился Сергей Николаевич в небогатой дворянской семье в Рязанской губернии. Его отец, Николай Матвеевич, служил коллежским секретарем в Москве, где у них имелся каменный дом и дача. Также у них было поместье в Михайловском уезде и 200 душ крестьян. В семье Худековых родилось 12 детей: 6 мальчиков и 6 девочек, воспитанием которых занималась мать Сергея Николаевича, Александра Васильевна. Сергей Николаевич был четвертым ребенком в семье и родился в Москве в 1837 году. Окончив 3-ю московскую гимназию, Худеков поступает в МГУ на юридический факультет. Но не успевает его закончить, потому что в 1853 году начинается русско-турецкая война 1863–1856 гг.
Сергей Николаевич, движимый как и вся молодежь патриотическими чувствами, отправляется на фронт. На фронт также отправляются два его старших брата — Павел и Василий. Худековы проявили недюжинную доблесть при обороне Севастополя. Василий погибает в ночь с 19 на 20 апреля. Его имя высечено на стелле защитников Севастополя.
Сергея Николаевича зачисляют в Ряжский запасной батальон, который также участвует в боевых действиях. По итогам крымской кампании Сергей Николаевич получает награду «В память о войне 1853–1856 годов», которую можно увидеть в музее в Ерлино. Вообще, в музее накоплена обширная информация и документация по жизни и деятельности Худекова. Чувствуется, с какой любовью сотрудники музея и парка относятся к этому человеку.
После окончания русско-турецкой войны служба у Сергея Николаевича продвигается успешно, однако в 1869 году он подает прошение на имя императора о выходе в отставку в чине майора. Оную император подписывает с правом ношения мундира, что подчеркивало уважение заслуг Худекова перед Отечеством.
Далее экспозиция музея перенесет нас в следующий этап в жизни Сергея Николаевича Худекова. Литература, творчество и издательство.
В начале 60-х годов Сергей Николаевич под псевдонимами «Жорж» и «Жало» начинает печатать армейские очерки. Армейское начальство не очень жаловало литературные порывы офицеров, поэтому и пришлось выдумывать псевдонимы. Помимо армейской темы, Худеков писал небольшие заметки про полюбившийся ему в то время балет. И эта балетная тема будет всегда идти рядом с любой деятельностью Сергея Николаевича.
В 60-е годы в жизни Худекова происходит множество событий. Сергей Николаевич знакомится с Надеждой Алексеевной Страховой, дочерью отставного поручика. Надежда Алексеевна тоже страстно увлекалась литературой и это их объединяло. В 1866 году они обвенчались. После выхода в отставку Сергей Николаевич с молодой супругой перебираются в Санкт-Петербург. Там Сергея Николаевича принимают в литературное общество.
В экспозиции музея мы увидим типографскую кассу букв и номер «Петербургской газеты» от 1916 года. И эта газета будет витком истории в судьбе Худекова.
Сергей Николаевич и Надежда Алексеевна, будучи молодыми литераторами, хотели как можно больше печатать свои проиведения. Но во всех изданиях, а в тот исторический период их было не так много, молодых супругов не устраивали издатели и редакторы. И они решились на отчаянный шаг. Сначала арендовали, а потом и выкупили у И.А. Арсеньева издание «Петербургской газеты». Это произошло 8 июля 1871 года. А уже 1 августа 1871 года выходит первый номер новой газеты. На поприще издателя Сергей Николаевич добился больших успехов. Если раньше газета выпускалась раз в неделю тиражом не более 600 экз., то к 1882 году она стала ежедневной с тиражом 25000 экз. И к тому же она увеличилась в объеме в 4 раза.
Типографская деятельность требовала больших денежных вложений, и это заставило Худекова… стать миллионером! Как пишет И. Красногорская: «Худеков был вынужден стать богатым, чтобы реализовать творческие замыслы». В музее рассказывают историю о том, что однажды Худековы заложили семейные подушки, чтобы купить бумагу для газеты.
И тогда в 1870 году Худеков покупает имение с большим парком близ села Ерлино Скопинского уезда Рязанской губернии. Именно здесь Сергей Николаевич займется активной сельскохозяйственной деятельностью, хотя и не имел раньше к этому никакого отношения. Доходы от сельского хозяйства станут его основными источниками.
Именно здесь, в имении, я и познакомился с личностью Сергея Николаевича.
О его сельскохозяйственной деятельности экспозиция рассказывает чуть позже, да и весь дендропарк говорит об этом, но вот еще несколько слов о его издательском труде. Этому стоит уделить внимание, потому что речь дальше пойдет об А.П.Чехове. Да, да! Антон Павлович начал в молодом возрасте писать свои заметки именно в «Петербургской газете». Свои первые 112 рассказов Чехов также опубликовал в ней. Но не только профессиональная деятельность объеденяла этих великих людей своего времени. Чехов часто бывал в Ерлино, в гостях у Сергея Николаевича. Присутствовал на венчании старшего сына Сергея Николаевича Николая с приемной дочкой поэта Плещеева. Даже после того, как Чехов перестал печататься в газете Худекова, он не перестал приезжать в Ерлино. Это было связано как с уважением Сергея Николаевича, так и с симпатией Антона Павловича к своячнице Худекова, Лидии Авиловой. Но это, уже материал для другой истории. А пока идем по музею дальше.
Типография «Петербургской газеты» находилась по Владимирскому проспекту, 12. Сейчас в этом здании располагается театр Ленсовета. И это очень символично: ведь Сергей Николаевич занимался еще и драматургией.
С.Н. Худеков написал два романа: «Балетный мирок» и «На скамье подсудимых», ряд драматических произведений: «Петербургские когти» (водевиль в 4 действиях, совместно с Г.Н. Жулевым), «Герои темного мира» (пьеса в 4 действиях с куплетами, совместно с Г.Н. Жулевым), «Передовые деятели» (пьеса в 5 действиях), «Житейские предрассудки» (комедия в 4 действиях, совместно с А. Н. Похвисневым), «В чем сила?», «Кассир», «Княгиня Жорж», а также либретто к балетам «Зарайя или Мавританка в Испании» и «Баядерка» Л. Минкуса и «Весталка» М. Иванова.
И именно с балетом связан еще один этап жизни Сергея Николаевича. В тот исторический период многие молодые люди увлекались этим. Не был исключением и Худеков. Его увлечение не ограничивалось посещением премьер и гастролей. На протяжении долгого времени он собирал все, что относится к балету. За свою жизнь он накопил уникальную коллекцию рисунков, открыток, фотографий и документов по истории русской и западноевропейской хореографии с XVII по XIX век — всего около пятнадцати тысяч экземпляров. Эта коллекция послужила основой для его четырехтомной «Истории танца всех времен и народов». Первые три тома увидели свет в 1914–1916 годах. К сожалению, во время пожара в типографии сгорел почти весь тираж четвертого тома. Однако в музее есть переизданная уже в наше время версия 4 тома. Первые же три тома, хранящиеся в музее — оригинальные. Ни до Худекова, ни после него никто не издал такого труда по русскому и европейскому балету. Сам же Сергей Николаевич напишет несколько либретто для балета. Самый знаменитый — «Баядерка» — до сих пор ставится на всех мировых сценах. Во время Великой Отечественной войны в блокадном Ленинграде не переставали ставить «Баядерку». В музее есть подлинные вещи театрала Сергея Николаевича (бинокль, портмоне). Есть также фотография Анны Павловой в балете «Баядерка».
На балете разносторонность деятельности Сергея Николаевича не заканчивается. Мы спускаемся на первый этаж музея и переходим к «сельскохозяйственному этапу» его деятельности. Как мы уже помним, в 1871 году Худеков покупает имение в Ерлино. Использует он его как питомник для садовых деревьев и кустарников, а позже — и для животноводческой деятельности и много в этом преуспевает. Это помогает ему развивать издательскую деятельность. В чем же секрет такого успешного труда? Как мы помним, у Сергея Николаевича не было опыта организации сельскохозяйственной деятельности, да и взяться этому опыту было неоткуда: ведь в роду Худековых были только мелкие чиновники да военные.
Все дело в том, что Сергей Николаевич очень вовремя угадал «моду на экологию», на воссоздание живой природы. Повсюду начинают появляться сады с необычными деревьями и рукотворные леса. Для разведения таких садов и лесов требовалось большое количество саженцев. И Сергей Николаевич на своей земле создаёт питомник плодовых и декоративных кустарников. Мода на сады и большой спрос на саженцы помогают ему превратить убыточное имение в постоянный источник доходов. Ерлино включают в перечень хозяйств, известных в Европе.
Впоследствии в имении появляются плодовый питомник, питомник декоративных растений, животноводческий питомник. Отдельно разводятся фруктовые сады, которые сдаются в аренду местным жителям. Размах деятельности, сейчас трудно представить, но некоторые цифры озвученные экскурсоводами, поразили меня. Яблонь и груш ежегодно продавалось около 20000 стволов. Ежегодно, готовых к высадке саженцев! Еще немного цифр. 45 сортов малины, 30 сортов смородины. На 5–6 десятинах были высажены разные сорта ивы. И в имении был организован цех по плетению изделий из ивы.
Позже Сергей Николаевич организует в имении и племенное животноводство. В питомниках будут разводить как крупный скот (овец, свиней, коров), так и птиц — кур, уток, голубей и фазанов. Конечно же, был и свой конный завод. На фотографиях мы видим как европейских тяжеловозов, способных перевезти 30–40 тонн груза, так и рысистых лошадей. Все эти животные продавались на всей территории Российской империи.
Гордостью ерлинского хозяйства стали особые сорта роз — морозоустойчивые и цветущие все теплое время года. Всего в Ерлино разводили более 500 сортов роз! В 1890 году на I Всероссийской выставке садоводства и плодоводства в Санкт-Петербурге С.Н. Худеков за достижения в области сельского хозяйства стал кавалером ордена Св. Анны I степени. Этот орден также можно увидеть в экспозиции музея.
Но не только питомниками занимались в имении Ерлино. Дендропарк! Старший брат сочинского дендропарка. Конечно, ему повезло меньше, чем сочинскому в годы революции и гражданской войны, но величавость аллей, структура каскадов прудов, тщательно подобранные экземпляры флоры со всего мира никак не уступают брату. (О нынешнем состоянии парка см. очерк Ирины Красногорской в этом номере журнала — Ред.)
История Сочинского дендропарка начинается с визита Императора Александра III в 1889 году в гости к Худекову, редактору ведущей столичной газеты. И тогда, в непринужденной беседе за чаем, государь предложил Сергею Николаевичу заняться освоением недавно присоединенных земель черноморского побережья. После недолгой беседы и совещания с супругой буквально через несколько дней Худековы стали владельцами 50 десятин земли неподалеку от приморского посада Даховский на южном склоне Лысой горы. Там Сергей Николаевич построит имение, которое назовет в честь жены «Надежда». В 1890 г. на 12 гектарах закладываются персиковый и сливовый сады. На доходы от них развивалась и субтропическая часть парка, которая была закончена к 11 октября 1892 года. Это и есть дата открытия дендропарка в Сочи.
Ерлинский дендропарк, конечно, менее ухоженный, чем сочинский. Но пешая прогулка по нему не менее романтичная и завораживающая…
В последнем зале музея рассказывается об общественной деятельности Сергея Николаевича.
С.Н. Худеков не раз избирается депутатом городской Думы Санкт-Петербурга, а также трижды — судьей Скопинского уезда и трижды — судьей Михайловского уезда.
В 1897 году его выбирают предводителем Скопинского дворянства. Находясь на этом посту, Сергей Николаевич очень много сделал для Скопинского уезда. При нем было открыто три новых школы (в Липьяках, Ильинке, Боровом), на свои средства Худеков построил больницу на 10 мест, которая функционировала вплоть до «перестройки» в 1985 году. Еще Сергей Николаевич был попечителем Скопинского реального училища (в этом здании сейчас находится школа №1 города Скопина). Много средств выделялось на закупку книг, на обучение учителей как в столице, так и за границей. Открывал он в уезде и новые библиотеки.
Есть среди экспонатов титулярный список, аналог современной трудовой книжки. Дочитав его до последний строки, понимаешь, насколько это был могучий человек, насколько разносторонним был этот яркий представитель российского дворянства. Насколько хорошим мужем, отцом и дедом он являлся. И чем же отплатила ему Россия? Да революцией 1917 года, во время которой было разграблено и разрушено имение и парк.
«Не громите имение, все это ваше. Ничего не ломайте, вы так не построите. Все это ваше, я ничего с собой не возьму», — это слова из обращения Сергея Николаевича к погромщикам. Не помогло. Сергея Николаевича и его жену спрятал у себя батюшка и потом ночью, переодев в крестьянские одежды перевез в Скопин. В Скопине Худеков с супругой жили в гостинице до февраля 1918 года, когда сердце Надежды Алексеевны не выдерживает. (В 1912 году умер старший сын Николай, в 1916-м умирает внук Сережа. Ну и конечно, революция и разгром усадьбы). После похорон Сергей Николаевич переезжает в Петроград на улицу Пушкина и больше не возвращается в Ерлино. Умер Сергей Николаевич Худеков 20 февраля 1928 года. Похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.
Что хочется сказать в заключение? Не имеем мы права забывать таких людей. Обязаны помнить Патриотов своего Отечества. Именно сейчас нам нужны примеры таких людей. Разносторонних, успешных хозяйственников и руководителей. Искренне преданных своей стране, чем бы она не была: империей, республикой или союзом…
Приезжайте в Ерлино и прикоснитесь к этой истории.
Виктор Свержевский
Худеков Сергей Николаевич
Русский драматург. Беллетрист и либреттист. Историк балета. Создатель Ерлинского и Сочинского парков-дендрариев. Редактор-издатель «Петербургской газеты». Директор литературно-художественного общества. Член правления Императорского общества садоводства.
Сергей Худеков родился 3 января 1838 года в городе Москва. Мальчик появился на свет в семье мелкопоместного дворянина. Учился в третьей московской гимназии, а в 1854 году получил диплом Московского государственного университета по специальности «юриспруденция». После вуза перешел на военную службу. За доблесть и отвагу, проявленные в боях Крымской войны удостоен почетного ордена на Андреевской ленте.
Литературную деятельность Худеков начал в 1860 году. Написал несколько пьес, романов, четырехтомную «Историю танцев», несколько балетных либретто. Балет «Баядерка» по его либретто ставился во многих театрах мира.
Уволившись из армии в 1869 году в воинском звании майора сначала арендовал «Петербургскую газету», а затем купил ее у Ильи Арсеньева. Газета выходила четыре раза в неделю, но потом стала ежедневной. Впоследствии, на пост главного редактора назначил своего сына, Николая.
В 1870 году Худеков купил имение с большим парком в селе Ерлино, Рязанской области. Там же, основал крупное, экономически крепкое хозяйство. За создание оригинального усадебного комплекса с прудами и парком-дендрарием удостоен одной из многочисленных «золотых медалей» Всемирной выставки в городе во французской столице, Париже.
С середины 1880-х годов состоял в Императорском обществе садоводства, в 1889 году Сергей Николаевич вошел в правление общества и предложил проводить дважды в год выставки общества, а раз в пять лет Всероссийскую выставку. Имея доходное хозяйство в том же году приобрел в Даховском посаде, позднее ставшим городом Сочи, Краснодарского края 50 десятин земли, построив виллу «Надежда», названную в честь жены. Позднее вилла получила известное всем сейчас название: ботанический сад «Сочинский дендрарий».
Худеков Сергей избирался Почетным мировым судьей города Санкт-Петербург, гласным Петербургской городской Думы, предводителем Скопинского дворянства. Издал отдельную брошюрой «Записку Скопинского Уездного Предводителя Дворянства», где изложил свое видение путей выхода из затянувшегося кризиса в сельском хозяйстве. Пять раз утверждался Почетным мировым судьей Михайловского уезда, Рязанская область.
Сергей Николаевич занимал должность Директора литературно-художественного общества. Входил в состав комиссии по празднованию 200-летия города Санкт-Петербург. Являлся членом Рязанской ученой архивной комиссии. Написал и переделал для сцены спектакли «Петербургские когти», «Герои темного мира», «Передовые деятели», «Житейские предрассудки», «В чем сила?», «Кассир», «На скамье подсудимых», «Княгиня Жорж».
Худеков Сергей Николаевич скончался 20 февраля 1928 года в городе Санкт-Петербург. Похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.
Орден Святой Анны II степени
За доблесть и отвагу, проявленные в боях Крымской войны (1853-1856) удостоен ордена на Андреевской ленте
На Всероссийской выставке в городе Нижний Новгород за выращенных в селе Ерлино животных получил четыре золотые и одну бронзовую медаль
В 2014 году в Сочинском парке-дендрарии открыт после капитальной реставрации Дом-музей Сергея Худекова с шестью залами, экспозиция которых посвящена различным областям многогранных занятий и увлечений Сергея Николаевича, воссоздан интерьер комнат и столовой. Организован музей и по крупицам собраны его экспонаты усилиями сочинских краеведов и исследователей жизни и деятельности Худекова во главе с искусствоведом Дмитрием Кривошапкой, который также является первым гидом музея.
Худеков, Сергей Николаевич
Сергей Николаевич Худеков
Содержание
Биография
Учился в 3-й московской гимназии и на юридическом факультете Московского университета (1854 [уточнить] ). Сергей Николаевич служил в военной службе и в 1869 году уволился из армии в чине майора.
Литературную деятельность начал в 1860 году. Он написал ряд пьес, романов, четырёхтомную «Историю танцев», несколько балетных либретто. Балет «Баядерка» по его либретто ставится до настоящего времени во многих театрах мира.
После военной службы Худеков арендовал «Петербургскую газету», а 8 июля 1871 года купил её у И. А. Арсеньева. В связи с тем, что в это время выпуск газеты был временно приостановлен, первый номер газеты нового владельца вышел только 1 августа 1871 года. До того как её владельцем стал С. Н. Худеков, это была мало распространенная газета: печаталось всего 600 экземпляров. Худеков взялся за дело энергично и сумел подобрать талантливых и полезных сотрудников. До 1875 года газета выходила четыре раза в неделю, затем — пять раз, а с 1882 года она стала ежедневной. Кроме того, она увеличилась в объёме в четыре раза. С 1893 года её главным редактором стал его сын, Николай Сергеевич Худеков.
Имея доходное хозяйство в Рязанской губернии, Худеков приобрел в 1889 году в Даховском посаде на южном склоне Верещагинской, ныне Лысой, горы 50 десятин земли. К 1892 году территория с дикой растительностью была засажена, построена вилла «Надежда», названная в честь жены. Через 10 лет она превратилась в хорошо спланированный парк с богатой коллекцией растений — современники сравнивали его с парками А. Н. Краснова в Батуми и Н. Н. Смецкого в Сухуми. В настоящее время этот парк — ботанический сад «Сочинский дендрарий», в котором представлено более 1800 видов и форм древесных и кустарниковых растений.
Худеков известен как общественный деятель: избирался почётным мировым судьёй Санкт-Петербурга, гласным Петербургской городской Думы. В 1893 году переехал в Ерлино и был избран Скопинским предводителем дворянства. В 1897 году, избранный уездным дворянством вторично, издал отдельной брошюрой «Записку Скопинского Уездного Предводителя Дворянства», в которой изложил своё видение путей выхода из затянувшегося кризиса в сельском хозяйстве; он писал:
Если дворянство разорено, если по условиям своей задолженности оно не в силах отстоять свои родовые гнёзда и продолжать вести сельское хозяйство, то нужно ли для нашей государственной жизни сохранение этого сословия? очевидно, что культурный смысл этого сословия только тогда целесообразен, когда оно проживает на родной ниве… оторванное от земли, дворянство утрачивает своё значение и распадение его делается вполне возможным
— Красногорская И. К. На подъёме — Рязань: Издатель Ситников, 2010. — С. 126—127
Пять раз избирался и утверждался почётным мировым судьёй Михайловского уезда.
С ноября 1885 года стал членом Рязанской учёной архивной комиссии. Состоял директором литературно-художественного общества, членом комиссии по празднованию 200-летия Санкт-Петербурга.
Творчество
Худеков написал и переделал для сцены «Петербургские когти» (картины петербургской жизни в 4-х действиях,5 отделениях, совместно с Г. Н. Жулевым), «Герои тёмного мира» (пьеса в 4-х действиях с куплетами, совместно с Г. Н. Жулёвым), «Передовые деятели» (пьеса в 5-ти действиях), «Житейские предрассудки» (комедия в 4-х действиях, совместно с А. Н. Похвисневым), «В чём сила?», «Кассир», «На скамье подсудимых», «Княгиня Жорж» и другие.
Многие статьи Худекова написаны под псевдонимом «Жало». Отдельно были напечатаны его романы: «Балетный мирок» и «На скамье подсудимых».
Коллекционер
Коллекция С. Н. Худекова не была доступна для широких масс. Известный критик В. Я. Светлов в статье «Русские коллекционеры», опубликованной в парижской газете «Возрождение» в 1933 году, вспоминал:
Самым полным и обширным музеем, конечно, был театральный музей А. А. Бахрушина. Второе место принадлежало музею издателя «Петербургской газеты» С. Н. Худекову, помещавшемуся в его особняке на Стремянной улице.
В коллекции Худекова было до 15 тысяч рисунков и фотографий по истории балета, большая балетная библиотека, живопись русских художников XIX — начала XX века. Одно из периодических изданий того времени отмечало:
С. Н. Худеков может считаться обладателем одной из лучших картинных галерей не только в Петербурге, но и вообще в России. Во всяком случае, ни у одного из наших коллекционеров не собрана в такой полноте русская школа. Нет ни одного мало-мальски выдающегося художественного имени на протяжении полутораста лет, которое не было бы представлено в коллекции Худекова. С любовью картину за картиной, акварель за акварелью, рисунок за рисунком приобретал он изо дня в день, из года в год, не пропуская ни одной выставки, ни одного аукциона. С. Н. Худеков обладает вкусом. Это — настоящий ценитель художества…
Семья
Жена Надежда Алексеевна (1846—1918), дочь поручика Алексея Фёдоровича Страхова, сестра писательницы Лидии Авиловой. Худеков приходился им двоюродным братом по матери. Н. А. Страхова вышла замуж за Худекова по любви «с увозом» прямо с бала, где за ней, не желавший брака с небогатым молодым человеком — не внушавшим доверия своим легкомыслием, строго следил отец. По воспоминаниям Л. А. Авиловой, её сестра «с самого замужества стала работать в газете как переводчица романов. Позже она стала писать рецензии о театре и изредка печатала собственные маленькие рассказы», много работала как переводчик с французского языка, который выучила до замужества, во время учёбы в московском пансионе. Она поддерживала мужа и в его сельскохозяйственных начинаниях: самостоятельно разводила домашнюю птицу и в 1899 году на Первой Международной выставке птицеводства в Санкт-Петербурге представила уток и гусей разных пород и получила большую золотую медаль и приз города Санкт-Петербурга.
Память
Напишите отзыв о статье «Худеков, Сергей Николаевич»
Примечания
Источники
Ссылки
Отрывок, характеризующий Худеков, Сергей Николаевич
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J’espere, que vous ne direz plus qu’on s’ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C’est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d’avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J’en sais quelque chose. N’est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.
В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.