розанов о себе и жизни своей
Книга: В. В. Розанов «В. В. Розанов. О себе и жизни своей»
Произведения этого автора находятся в общественном достоянии. Вы можете помочь проекту, добавив их в Викитеку и разместив ссылку на них на этой странице. |
Русская философия
См. также в других словарях:
РОЗАНОВ — Василий Васильевич (1856 1919) публицист, прозаик, философ рус. серебряного века; основатель теории и практики постмодернизма задолго до его зап. европ. аналогов. Уже в процессе гимназич, образования сформировались осн. мировоззренч.… … Энциклопедия культурологии
РОЗАНОВ — Василий Васильевич (род. 1856, Ветлуга Костромской губ. – ум. 1919, Сергиев Посад) – рус. религиозный философ и литератор. Развивал тему противопоставления Христа и мира, язычества и христианства, которое, по его мнению, выражает мироощущение… … Философская энциклопедия
Розанов, Василий Васильевич — современный философ, публицист и критик, род. в Ветлуге в 1856 г., окончил курс в московском университете по филологическому факультету, был учителем истории и географии в брянской прогимназии, елецкой гимназии и бельской прогимназии; с 1893 г.… … Большая биографическая энциклопедия
РОЗАНОВ — 1. РОЗАНОВ Василий Васильевич (1856 1919), русский писатель, публицист, мыслитель. Начав с философского трактата О понимании (1886), перешёл к свободному, сугубо личностному стилю философствования: статьи и рецензии (в осн. в газете Новое время ) … Русская история
Розанов, Юрий Альбертович — Род деятельности: спортивный комментатор, радиоведущий, спортивный журналист Дата рождения: 12 июня 1961(1961 06 12) (51 год) Место рождения … Википедия
Розанов, Василий Васильевич — В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Розанов. Василий Васильевич Розанов Дата рождения … Википедия
РОЗАНОВ Василий Васильевич — (20.04 (2.05). 1856, г. Ветлуга Костромской губ. 5.02.1919, Сергиев Посад) философ, писатель, публицист. В 1878 г., окончив Нижегородскую классическую гимназию, поступил в Московский ун т, где слушал лекции Ф. И. Буслаева, Н. С. Тихонравова,… … Русская Философия. Энциклопедия
РОЗАНОВ, Василий Васильевич — (1856 1919) русский религиозный философ, писатель, публицист. Учился на историко филологическом факультете Московского университета. Преподавал историю, географию, был постоянным автором ряда столичных газет и журналов. Участвовал в создании… … Эстетика. Энциклопедический словарь
РОЗАНОВ Василий Васильевич — (20.04 (2.05).1856, г. Ветлуга Костромской губ. 5.02.1919, г. Сергиев Посад) философ, писатель, публицист. В 1878 г., окончив Нижегородскую классическую гимназию, поступил в Московский ун т, где слушал лекции Ф. И. Буслаева, Н. С. Тихонравова,… … Русская философия: словарь
Возникновение жизни — Возникновение жизни или абиогенез процесс превращения неживой природы в живую. В узком смысле слова под абиогенезом понимают образование органических соединений, распространённых в живой природе, вне организма без участия ферментов.… … Википедия
15 цитат из книг Василия Розанова
Василий Васильевич Розанов (1856 — 1919) — один из наиболее знаковых русских философов начала XX столетия (наряду с Бердяевым и Ильиным). Его труды оказали значительное влияние на отечественную литературу и культуру Серебряного века.
Мы отобрали из них 15 цитат:
Русский ленивец нюхает воздух, не пахнет ли где «оппозицией». И, найдя таковую, немедленно пристает к ней и тогда уже окончательно успокаивается, найдя оправдание себе в мире, найдя смысл свой, найдя, в сущности, себе «Царство Небесное». Как же в России не быть оппозиции, если она, таким образом, всех успокаивает и разрешает тысячи и миллионы личных проблем. «Так» было бы неловко существовать; но «так» с оппозицией — есть житейское comme il faut. «Опавшие листья»
Заранее решено, что человек не гений. Кроме того, он естественный мерзавец. В итоге этих двух «уверенностей» получился чиновник и решение везде завести чиновничество. «Апокалипсис нашего времени»
Сильная любовь кого-нибудь одного делает ненужной любовь многих. «Опавшие листья»
Книгу нужно уметь находить; ее надо отыскивать; и, найдя — беречь, хранить. «Опавшие листья»
До тех пор пока вы не подчинитесь школе и покорно дадите ей переделать себя в не годного никуда человека, до тех пор вас никуда не пустят, никуда не примут, не дадут никакого места и не допустят ни до какой работы. «Опавшие листья»
Стиль есть душа вещей. «Уединенное»
Не литература, а литературность ужасна; литературность души, литературность жизни. Тó, что всякое переживание переливается в играющее, живое слово: но этим все и кончается, — само переживание умерло, нет его. Температура (человека, тела) остыла от слова. Слово не возбуждает, о, нет! оно — расхолаживает и останавливает. Говорю об оригинальном и прекрасном слове, а не о слове «так себе». От этого после «золотых эпох» в литературе наступает всегда глубокое разложение всей жизни, ее апатия, вялость, бездарность. Народ делается как сонный, жизнь делается как сонная. «Опавшие листья»
Книг не надо «давать читать». Книга, которую «давали читать», — развратница. Она нечто потеряла от духа своего, от невинности и чистоты своей. «Опавшие листья»
Воображать легче, чем работать: вот происхождение социализма. «Опавшие листья»
Боль жизни гораздо могущественнее интереса к жизни. Вот отчего религия всегда будет одолевать философию. «Уединенное»
Молодежь ищет шума. Старость ищет тишины. И шум — поэзия юношества. А тишина поэзия старости. Как противны прыгающие старички. Да. Но и сонные юноши — «фи, как гадки». «Миниатюры»
У Рима было богатство, сила, знатность, легионы и Гораций, куртизанки и изящество; в катакомбах толпились бедняки. И они победили. «Уединенное»
Тип в литературе — это уже недостаток, это обобщение; то есть некоторая переделка действительности, хотя и очень тонкая. Лица не слагаются в типы, они просто живут в действительности, каждое своею особенною жизнью, неся в самом себе свою цель и значение. «Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского»
Не выходите, девушки, замуж ни за писателей, ни за ученых. И писательство, и ученость — эгоизм. И вы не получите «друга», хотя бы он и звал себя другом. Выходите за обыкновенного человека, чиновника, конторщика, купца, лучше бы всего за ремесленника. Нет ничего святее ремесла. И такой будет вам другом. «Опавшие листья»
Только оканчивая жизнь, видишь, что вся твоя жизнь была поучением, в котором ты был невнимательным учеником. «Апокалипсис нашего времени»
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Розанов
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Николюкин А. Н. Розанов
Русская культура XX века и наши представления о литературе складывались «вне Розанова». Розанов от того не пострадал, но русская литература, русская философия и культура стали беднее на Розанова, так же как они стали беднее на П. Флоренского, С. Булгакова, Н. Бердяева, Вл. Соловьева, К. Леонтьева, А. Хомякова и всех тех, кого только теперь, после долгого забвения, начинают издавать у нас.
Вместе с отстранением Розанова и «нежелательных» литераторов и философов, высланных за границу в 1922 году или уничтоженных внутри страны, была утрачена целостность русской культуры и литературы. Преимущественный интерес только к одной определенной тенденции в развитии культуры (так называемой демократической) обеднял и искажал историю, деформировал концепцию литературного процесса.
Розанов вошел в русскую жизнь прежде всего своей литературно-философской трилогией — «Уединенное» и два короба (тома) «Опавших листьев». Ее продолжение («Сахарна», «Мимолетное», «Последние листья») не было опубликовано при жизни писателя.
Розанов отразил смятенность мыслей и чувств «человека на изломе» — в преддверии не только революции, перевернувшей уклад жизни России, но и на пороге всего XX столетия, катаклизмы которого в России потрясли человека еще глубже, чем годы революции.
Философское, общественно-политическое, литературное, религиозное, этическое наследие Розанова от его ранней статьи «Почему мы отказываемся от наследства 60–70-х годов?» до последней, катастрофической книги «Апокалипсис нашего времени» приобретает ныне глубоко нравственное звучание. Многие его слова и мысли словно обращены к людям нашей эпохи.
Писатель стал открывателем новой художественной формы. Еще Л. Толстой ввел в свои романы фрагменты «потока сознания». Розанов всерьез обратился к этому художественному приему десятилетием раньше Джойса, и не просто обратился, а построил на нем свою трилогию («Уединенное» и два короба «Опавших листьев»). Это был не только «до-джойсовский», но и «внеджойсовский» подход, попытка запечатлеть непрерывно изливающиеся из души «восклицания, вздохи, полумысли, получувства», которые «сошли» прямо с души без переработки, без цели, без преднамеренья, — без всего постороннего. Просто — «душа живет», «жила», «дохнула».
Никто до Розанова не сумел увидеть в этом художественном принципе основу всего творчества. Но гениальный эксперимент был оборван, и в 20–30-е годы русские писатели стали заново «открывать» для себя «поток сознания» в джойсовском «Улиссе».
Направление мысли Розанова было во многом сходно со взглядами Достоевского, хотя он жил уже в иную эпоху и не мог просто следовать за любимым писателем. Да и судьбы их в чем-то схожи. Современники, как известно, отвернулись от Достоевского-монархиста, и он долгое время оставался «под подозрением» в среде передовой интеллигенции. Минуло почти столетие, прежде чем Достоевский был справедливо оценен и воспринят нашей культурой. Немногим менее лет потребовалось, чтобы начать понимать и вновь издавать Розанова (первые публикации его статей появились в 1988 году).
У каждого сколько-нибудь значительного критика есть своя концепция литературы, своего рода «хартия», которая может претерпевать различные изменения, но в своей основе остается. Этого не скажешь, однако, о Розанове. У него не было «хартии» как системы с твердыми «да» и вполне определенными «нет». У него свое, розановское, понимание «концепции», при котором «да» и «нет», «правое» и «левое» сосуществуют, вернее сказать — «да» не всегда «да», а «нет» отнюдь не обязательно «нет».
И это отнюдь не означало «пересмотра» позиций. Просто еще один угол зрения, еще одна мысль. Эти «мысли» как особый литературный жанр Розанов коллекционировал в своей трилогии, подобно энтомологу, нанизывающему бабочек на невидимые булавки. А бабочки бывают разные.
Б о льшую часть жизни Розанов прослужил в газете «Новое время» А. С. Суворина, крупнейшего русского издателя и деятеля культуры, оклеветанного (как и Розанов) либеральной и марксистской прессой.
Розанов берется «обосновать» отрицание политики, отрицание партий и идеологий ради интересов России. «Вот и поклонитесь все „Розанову“ за то, что он, так сказать, „расквасив“ яйца разных курочек, — гусиное, утиное, воробьиное — кадетское, черносотенное, революционное, — выпустил их „на одну сковородку“, чтобы нельзя было больше разобрать „правого“ и „левого“, „черного“ и „белого“» (264)[5].
Часть истины есть в революции и часть есть в черносотенстве, утверждал Розанов. Потому он писал «во всех направлениях» или «черносотенничал» и «эсерничал» однодневно и говорил о себе: «мы еще
Василий Розанов. «Моя душа сплетена из грязи, нежности и грусти»
«Нет сомнения, что я совершенно погиб бы, – рассказывал Василий Розанов, – не «подбери» меня старший брат Николай, к этому времени закончивший Казанский университет. Он дал мне все средства образования и, словом, был отцом». Родительской любви будущий философ почти не знал, с самых ранних лет он чувствовал себя оставленным и забытым. «Страшное одиночество за всю жизнь. С детства. Одинокие души суть затаенные души. А затаенность – от порочности. Страшная тяжесть одиночества. Не от этого ли боль?», – признавался Розанов.
2. В молодости был атеистом и социалистом
«Скука родила во мне мудрость… – вспоминал он, – и уже с I-го курса университета я перестал быть безбожником. И не преувеличивая скажу: Бог поселился во мне. С того времени…, каковы бы ни были мои отношения к церкви…, что бы я ни делал, что бы ни говорил и ни писал, прямо или в особенности косвенно, я говорил и думал, собственно, только о Боге: так что Он занял всего меня, без какого-либо остатка…».
3. Был женат на возлюбленной Ф.М.Достоевского – Аполлинарии Сусловой
4. В 35 лет Розанов написал этюд «Легенда о великом инквизиторе Ф.М.Достоевского»
5. Считал, что «на предмет надо иметь 1000 точек зрения»
Именно так он старался оценивать все события, в том числе и политические. Например, о революции 1905–1907 годов в журнал «Новое время» он писал как монархист и черносотенец, а в другие издания – как народник или социал-демократ. «Розанов и строгий богослов, и опасный еретик, бунтовщик, разрушитель религии. Розанов и крайний революционер, консерватор, и крайний радикал. Розанов и антисемит, и филосемит. Розанов и благочестивый христианин, церковник, и в то же время богоборец, осмелившийся поднять голос против Самого Христа. Розанов и высоконравственный семьянин, и развратитель, циник, имморалист. В Розанове находили даже что-то извращённое, патологическое, демоническое, мефистофельское, тёмное… Называли его «мелким бесом» русской земли и русской словесности», – писал Андрей Синявский, размышляя о феномене Розанова. Но 1917 год философ воспринял однозначно – как катастрофу и трагическое завершение русской истории. «Революция имеет два измерения – длину и ширину, но не имеет третьего – глубины. И вот поэтому качеству она никогда не будет иметь спелого, вкусного плода; никогда не «завершится». В революции нет радости. И не будет ».
6. Со второй женой, Варварой Дмитриевной Бутягиной, Розанов обвенчался тайно
Ведь о законном браке не могло быть и речи: по бумагам его женой оставалась Суслова. Этот союз оказался счастливым для обоих супругов, омрачал его лишь тот факт, что все пятеро детей, рожденные в любви и согласии, официально считались незаконнорожденными. Такая ситуация стала для Розанова сложнейшим испытанием и настоящей душевной мукой.
Неудачный, полный непонимания и скандалов первый брак, гармония, обретенная рядом с Варварой Дмитриевной, позже – ее длительная болезнь и перенесенные ею страдания – все это породило в Розанове нескончаемый интерес к вопросам брака, пола и семейных отношений.
7. Разделил христианство на «светлое» и «темное»
Первое, по мысли Розанова, полно радости и гармонии, оно и есть настоящее, подлинное учение, укорененное в Евангелиях и связанное с жизнью и учением самого Христа. Возникновение «темного», церковного христианства, исказившего евангельские истины, во главу угла поставившего ритуал и формальность, Розанов относит к Средним векам.
8. Розанов по многим статьям отличился не просто радикальным подходом к осмыслению Церкви и ее учения, но и позволил себя крайне революционные тезисы
Центральным пунктом всей его философии и соответственно длительной полемики с Церковью стала сложная тема семьи и пола в их отнологическом измерении. Если учесть, что авторы абсолютного большинства духовной, нравоучительной литературы – монахи, не удивительно, что эта тема прежде практически не раскрывалась.
« Истина пола и души полового притяжения не разврат, но чистота, целомудрие, наконец, высший его луч, нечто религиозное. На этом порыве – религиозном и к религиозному – и завязывается брак; и он не только не разрушает целомудрия, но ещё удлиняет его таинственные и влекущие ресницы, уплотняет фату девства. Половой акт, в душе и правде своей, для нас совсем теперь утерянной, есть именно акт не разрушения, а приобретения целомудрия…». Надо ли говорить, какое негодование во многих кругах вызвало проговаривание подобных вопросов – тем более в русле христианского учения.
В Ветхом Завете его привлекает все: дух свободы и непокорности, забота о человеке и особое внимание к его интимной, семейной жизни. В конце концов Розанов дошел до критики Самого Спасителя и Его голгофской жертвы. Христос для него стал носителем исключительно печали и скорби. «Христос открывается только слезам», – говорил он. И с сожалением добавлял: «Кто никогда не плачет – никогда не увидит Христа».
9. Семья – это начало религиозности
«Семья – это «Аз есмь» каждого из нас; «святая земля», на которой издревле стоят человеческие ноги. Это есть целый клубок таинственностей… т.е. начало религии, религиозных сцеплений человека с миром… Семью нужно понимать как… способ такой связанности людей, где они уже без «Нравственного богословия» любят друг друга, проливают друг за друга пот и готовы пролить, да и проливают иногда, кровь. Конечно, это религия!». Церковь же, по мнению Розанова, ущемляет семью, супружескую любовь и половую связь. Чтобы основой церковной жизни, столь ему дорогой и для него неотменимой, были не догматы и правила, а непосредственное религиозное чувство, необходимо подлинное воцерковление пола и брака, потому что в этом вопросе Церковь, по убеждению философа, явно «ущемляет» пол и безусловное предпочтение отдаёт безбрачию, монашеству.
10. Анна Ахматова однажды сказала: «Люблю Розанова, только не люблю, когда он о евреях и о поле». Кто-то из присутствовавших парировал: «А что, собственно, у Розанова не о евреях и не о поле?».
«Еврейского вопроса» в трудах философа и правда много, но отношение его к этой теме не столь однозначно, как принято считать: в ранних письмах можно найти его благодушные суждения о евреях, позже высказывания становились более резкими и нетерпимыми, а в последние дни своей жизни за нападки на евреев он просил прощения.
Зинаида Гиппиус в своих воспоминаниях писала: «Всю жизнь Розанова мучали евреи. Всю жизнь он ходил вокруг да около них как завороженный прилипал к ним – отлипал от них, притягивался – отталкивался. Не понимать, почему это так, может лишь тот, кто безнадежно не понимает Розанова. Не забудем: Розанов жил только Богом и – миром, плотью его, полом». И дальше – еще более красочно и метко:
«Евреи, в религии которых для Розанова так ощутительна была связь Бога с полом, не могли не влечь его к себе. Это притяжение – да поймут меня те, кто могут, – ещё усугублялось острым и таинственным ощущением их чуждости. Розанов был не только архиариец, но архирусский, весь, сплошь, до «русопятства», до «свиньи-матушки» (его любовнейшая статья о России). В нем жилки не было нерусской. Без выбора понес он всё, хорошее и худое, – русское. И в отношении его к евреям входил элемент «полярности», т.е. опять элемент «пола», притяжение к «инакости». Он был к евреям «страстен» и, конечно, пристрастен: он к ним «вожделел».
11. Розанова при желании можно назвать первым русским блогером
«Моя душа сплетена из грязи, нежности и грусти», – сказал однажды Розанов. Свою душу он и пытался раскрыть в своих произведениях. Одни читали эти книги с упоением, у других они вызвали лишь негодование и усмешку. Особо возмущало, что повествование изобилует «сырым» материалом, случайными заметки, отвлеченными рассуждениями. Нам, привыкшим к жанру современных соцсетей, это уже не удивительно, но в первой четверти XX века публично показать изнанку взаимоотношений с женой и друзьями, выставить на всеобщее обозрения свои порой самые обыденные, а иногда – почти провокационные мысли и впечатления требовало изрядной смелости.
12. «Апокалипсис нашего времени» – последняя и неоконченная книга Розанова
Это самая тяжелая и даже, по мнению многих критиков, антихристианская книга философа. Работал над ней Розанов с конца 1917 года, после того как с семьей перебрался из Петрограда в Сергиев Посад. Это было, пожалуй, самое трудное время в его жизни: голод, холод, унижения, борьба за физическое выживание и постоянное чувство одиночества…
Отец Павел Флоренский, очевидец последних дней и часов мучительно умиравшего Розанова, проницательно заметил: «…Если бы его приютил какой-либо монастырь, давал бы ему вволю махорки, сливок, сахару и пр., и пр., и, главное, щедро топил бы печи, то, я уверяю, Василий Васильевич с детской наивностью стал бы восхвалять не этот монастырь, а… все монастыри вообще, их доброту, их человечность, христианский аскетизм и т.д. И воистину, он воспел бы христианству гимн, какого не слыхивали по проникновенности лирики… Но вот, приехал В.В. в Посад. Его монастырь даже не заметил… Нахолодавшись и наголодавшись, не умея распорядиться ни деньгами, ни провизией, ни временем, этот зверек-хорек, что ли, или куничка, или ласка, душащая кур, но мнящая себя львом или тигром, все свои бедствия отнес к вине Лавры, Церкви, христианства и т.д., включительно до Иисуса Христа».
13. Умирал Василий Розанов долго и мучительно
Телесные муки порой были нестерпимы. Однако, по ценным воспоминаниям Эриха Голлербаха, ставшего близким другом философа в последние месяцы его жизни, у больного не было ни тени ропота или негодования: «Предсмертные дни Василия Васильевича были сплошной осанной Христу. Телесные муки не могли в нем заглушить радости духовной, светлого преображения.
– Обнимитесь все, все, – говорил он, – поцелуемся во имя Воскресшего Христа. Христос воскресе! Как радостно, как хорошо… Со мной происходят, действительно, чудеса, а что за чудеса, расскажу потом, когда-нибудь…
Перед самой смертью страдания утихли. Он четыре раза причащался, по собственному желанию, один раз соборовался, три раза над ним читали отходную, во время которой он скончался, без мучений, спокойно и благостно (23 января ст. стиля, в среду, в 1 час дня)».
14. Василий Розанов умер 5 февраля 1919 года и был похоронен с северной стороны храма Гефсиманского Черниговского скита Свято-Троицкой Сергиевой Лавры
Отпевали покойного, как вспоминала его дочь, Татьяна Васильевна, в Михайло-Архангельской церкви Сергиева Посада «трое иереев: священник Соловьев, – очень добрый, простой, сердечный батюшка, Павел Александрович Флоренский и инспектор Духовной Академии, архимандрит Иларион, будущий епископ (священномученик архиепископ Иларион (Троицкий)) … Отец при жизни часто бывал у него, они дружили».
«Я мог бы отказаться от даров, от литературы, от будущности своего я, от славы или известности — слишком мог бы; от счастья, от благополучия… не знаю. Но от Бога я никогда не мог бы отказаться, Бог есть самое «теплое» для меня. С Богом мне «всего теплее». С Богом никогда не скучно и не холодно. В конце концов, Бог — моя жизнь. Я только живу для Него, через Него. Вне Бога — меня нет».