регулятором общественной жизни и бродский хотел сделать

Регулятором общественной жизни и бродский хотел сделать

И. Бродский родился в семье морского офицера, военного фотографа. Закончил 7 классов общеобразовательной школы и с 15 лет пошел работать на завод. Имел профессии фрезеровщика, техника-геофизика, кочегара. Работал в геологических партиях в Якутии, на Беломорском побережье, в горах Тянь-Шаня, в Казахстане. В 23 года полностью перешел на литературную деятельность. Время его литературной молодости было очень жестким. Периодически каких-то людей, имевших отношение к литера­туре, на всякий случай арестовывали. В1964 году И. Бродский был судим за тунеядство, так как официально он нигде не работал. Поэт недоумевал: «Я работал,— говорил он,— я писал стихи». На суде он вел себя как на вечере поэзии, говорил то же, что и в стихах. Процесс политический он превратил в процесс поэти­ческий. По приговору суда он был выслан из Ленинграда. Непечатаемого на родине с 1965г. Бродского начинают издавать за границей. В США выходят его поэтические сборники «Стихотворения и поэмы» (1965), «Остановка в пустыне» (1970), что окончательно перекрывает поэту дорогу в печать. В 1972 г. он эмигрировал из СССР. Книги его стихов «Часть речи» (1977), «Римские элегии» (1982), «Новые стансы к Августе» (1983), «Урания» (1987) были опубликованы уже в эмиграции. Он жил и работал в Америке, преподавал американским студентам русскую литературу, получил ученое звание профессора.

В 1981 г. Бродский удостоен «премии гениев» Макартура, в 1986 г. — национальной премии литературных критиков. В1987 г. он — уже Нобелевский лауреат, а в 1992 становится пятым поэтом-лауреатом Библиотеки Конгресса США. С1987 г. поэта начинают публиковать в СССР. Это единственный русский поэт, которого уже при жизни называли гением.

Политическое мировоззрение Бродского. От прямого публицистического спора Бродский всегда старался дистанци­роваться. Его критика коммунизма скорее эстетическая. Поли­тические перемены — лишь частная форма общих перемен, с этим миром происходящих. У Бродского разговор о политике — это разговор, поднятый на метафизический уровень. Его интересуют не политические события как таковые, а те смыслы, которые за ними стоят. В эссе «Меньше единицы» поэт задается вопросом: что такое зрелище власти при тоталитаризме? «(Ленина) я невзлюбил, полагаю, с первого класса (. ) из-за вездесущих его изображений, которые оккупировали чуть ли не все учебники, чуть ли не все стены в классах, марки, деньги и Бог знает что еще (. ) В некотором смысле я благодарен Ленину. Все тиражное я сразу воспринимал как некую пропаганду». В том же эссе Бродский описывает, как он научился игнорировать зрелище власти, тем самым выключив себя из системы, которую являло собой тоталитарное государство. У С.Довлатова в отчасти документальной повести «Ремесло» Бродский создает неслы­ханную модель поведения: «Он не боролся с режимом. Он его не замечал. И даже нетвердо знал о его существовании. Его неосве­домленность в области советской жизни казалась притворной. Например, он был уверен, что Дзержинский жив. И что «Комин­терн» это название музыкального ансамбля». Нежелание быть зрителем пропагандистского спектакля,— это постмодернистское противопоставление себя массе, отстаивание своей внутренней свободы, своей «частности». В Древнем Риме (устойчивой метафоре государства-Империи у Бродского) уединение счита­лось бунтарским, преступным актом:

Посылаю тебе, Постум, эти книги.

Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?

Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?

Все интриги, вероятно, да обжорство.

Я сижу в своем саду, горит светильник.

Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.

Вместо слабых мира этого и сильных — лишь согласное гуденье насекомых. (. )

Пусть и вправду, Постум, курица не птица, но с куриными мозгами хватишь горя.

Если выпало в Империи родиться,

лучше жить в глухой провинции, у моря.

И от Цезаря далеко, и от вьюги.

Лебезить не нужно, трусить, торопиться.

Говоришь, что все наместники — ворюги?

Но ворюга мне милей, чем кровопийца.

Советская гражданская позиция рассматривается им как явно конформистская и неестественная для индивида.

Вообще поэт и правитель часто объединяются в текстах Брод­ского: один представляет власть, другой — культуру. В стихо­творении « Anno Domini », повествующем о провинциальном На­местнике, появляется посланец культуры: «И я, писатель, пови­давший свет, /пересекавший на осле экватор, /смотрю в окно на спящие холмы/ и думаю о сходстве наших бед:/ его не хочет видеть Император, /меня—мой сын и Цинтия. И мы, /мы здесь и сгинем». Однако в сопоставлении бед Наместника и писателя заключено и принципиальное отличие. Наместник — человек государст­венный, писатель — человек исключительно частный. У Брод­ского символическая фигура поэта уравновешивает и частично нейтрализует фигуру Правителя.

Советского гражданина формирует (дрессирует) лживая советская пропаганда. Политический текст для Бродского — текст-манипулятор. Неизбежные составляющие «демагоги­ческого» (идеологического) языка — повторы, «ритмические заклинания», клише, банальные, избитые фразы. Бродский выдвигает интересную идею: разоблачать антигуманность политического текста следует через его беспомощное литера­турное качество, так как «зло, особенно политическое, всегда плохой стилист», «. выбирай мы наших властителей на основании их читательского опыта, а не на основании их политических программ, на земле было бы меньше горя».

Литературу Бродский хотел сделать неким регулятором обще­ственной жизни, жизни государства в целом — имея в виду законо­дательно оформленное распространение литературы среди насе­ ления. Сборники стихов должны лежать на прикроватных тум­бочках в отелях, доставляться на дом вместе с молоком и прода­ваться в супермаркетах и аптеках рядом с хлебом и аспирином — писал Бродский в «Нескромном предложении» американскому народу. Эта идея заимствована поэтом из античности. У греков, не имевших своей Библии, роль этического и эстетического ре­гулятора выполняла поэзия, которая и задавала ценности всему народу. Для Бродского сам язык, уже само качество литера­турного текста выступает морализующим фактором.

Соотношение эстетики и этики. Бродского спросили, может ли искусство спасти человечество? Он ответил в своей Нобелев­ской лекции: «Чем богаче эстетический вкус, тем четче нравст­венный выбор человека, и тем он свободнее, — хотя, возможно, и не счастливее. Именно в этом, скорее прикладном, чем полити­ческом, смысле следует понимать замечание Достоевского, что «красота спасет мир», или высказывание Мэтью Арнольда, что «нас спасет поэзия». Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека всегда можно».

Цель поэтического творчества Бродского — звук, своей чис­тотой и верностью придающий слову, с которым он вырывается, единственно точное значение. Поиски созвучий приводят поэта к открытиям, которые не могут быть сделаны никаким другим образом, кроме сочинения стихов. Не люди, не возлюбленная даже, а именно произнесение слов и есть д ля Бродского подлинный, любимый персонаж, несомненный герой его поэзии.

Новая функция стихов. Единицу стиха Бродского составляет не строка, а часто целая строфа, иногда — все стихотворение держится на одной точке. Стихотворные строки перестают быть замкнутым элементом поэзии, теряют самодостаточность. Пер­вичным элементом стиха становится строфа или несколько строк. Эта характерная особенность стиля обусловлена поэтической философией Бродского, не допускающего записи комплекса эмоций и идей в сокращенном виде. Это способ мышления, не предполагающий конечной истины, решающий проблемы бытия, а не быта. В одной из самых своих философских вещей, «Литов­ском ноктюрне», Бродский дает определение: «Жизнь, как нетвердая честная фраза на пути к запятой». Потому и афоризмов у него не много, и цитату из текста вычленить сложно. Текст его многослоен. Сначала «плен» интонации, тягучий, песенный, остро специфичный. А смысл растворяется в ритме, так как Бродский рифмует мысли.

Композиция стихотворений. Построение стихотворных текстов у Бродского часто однотипно. Оно метафизически преломляется взглядом, как опорной точкой отсчета, который с одинаковой внимательностью обращается на вещь, попадающую в поле зрения, и на себя самого, лирического субъекта. Причем этот «ведущий» взгляд постоянно встречает ответный взгляд — вещи. Таким образом, оказывается, что лирический субъект смот­рит не только на себя со стороны, но и видит себя самыми раз­ными глазами: обнимаемой им возлюбленной, сидящей на ветке птицы, червя, извивающегося в ее клюве, проглатываемого чая, пустоты в пространстве, которое только что занимало тело. И все эти взгляды равноценны: «Сентябрь. Ночь. Все общество — свеча. /Но тень еще глядит из-за плеча /в мои листы и роется в корнях /оборванных. И призрак твой в сенях /шуршит и буль­кает водою, /и улыбается звездою /в распахнутых рывком дверях».

Гибридно-цитатный постмодернистский язык. Соединение самых различных традиций и стилей, элитарного и массового, их равенство особенно характерно для цикла стихотворений Бродского «Двадцать сонетов к Марии Стюарт», как бы «соткан­ного» из текстов литературы прошлого (произведений Данте, Шиллера, Пушкина, Достоевского, Маяковского, Цветаевой, Мандельштама и др.). Цитатно-пародийный язык здесь имеет функцию раскрепощения. «Двадцать сонетов. » написаны Брод­ским через два года после эмиграции, когда появилась возмож­ность более отстраненно взглянуть на свою любовную драму, одну из причин его отъезда. Особенно показателен 6-ой сонет (1974), виртуозное препарирование пушкинского «Я вас любил. », столь мастерски сделанное, что сразу не понятно: создание это нового текста или разрушение хрестоматийного. Отождествляя себя по силе и подлинности любви с лирическим героем пушкинского «Я вас любил. » поэт, человек XX века, однако, уже не может предстать в глазах читателя столь неправ­доподобно и однозначно идеальным. Он защищается иронией и самоиронией, целомудренно уводя главное — свою боль — в подтекст. Образ автора-персонажа колеблется между позициями гения и шута. Избегая непосредственно обращаться к объекту своей любви (и генератору боли), автор-персонаж исповедуется некоему его подобию — статуе Марии Стюарт. Он сомневается в верности пушкинской формулы «Как дай вам бог любимой быть другим», которая может принадлежать лишь разлюбившему — «Бог не даст!». О своем, очень личном, Бродский говорит на «чужом», пародийно-цитатном языке, еще и потому, что позиция брошенного особенно уязвима. Одновременно это игра в альтер­нативные варианты поведения, мироощущения, жизни, бытия. Свободная игра ума и воображения, не преследующая никаких особых целей, а собственно и являющаяся — целью. Пародийное гибридно-цитатное двуязычие соединяет прошлое с настоящим, высокое с низким, освобождая сознание читателя, которого ничему не поучают, а вовлекают в чтение-игру, имеющую начало, но не предполагающую конца.

«Рождественский романс» (1961) — тоже стихотворение как бы смыслово «плывущее» (глагол, повторяющийся в 6 строфах 8 раз), или, как в 5 строфе — «льющееся», переливающееся смыс­лами. «Пловцом в несчастий» в финале предстает и сам «Новый год», плывущий по «темно-синей воде». Двоящиеся, мерцающие образы реки и луны, «спрятанные» в тексте «Рождественского романса», передают тему иллюзорности, призрачности окружаю­щей действительности. Двоятся, ускользают от однозначного истолкования и другие образы и мотивы стихотворения. Прежде всего это образ «ночной столицы», отсылающий к классической петербургской поэме «Медный всадник» (стихотворение посвя­щено Евгению Рейну). Ночная Москва, какой она предстает в стихотворении Бродского («Плывет в тоске необъяснимой/ пче­линый хор сомнамбул, пьяниц»), напоминает Петербург, каким _/ он изображался создателями петербургского мифа—Пушкиным, Гоголем, Достоевским, Андреем Белым. Почти прямой цитатой из Достоевского выглядит строка о «желтой лестнице печальной».

Звучит тема взаимоотношения, переплетения нынешнего и быв­шего. Горький итог стихотворения подводится трижды повто­ряющимся в финальной строке «как будто»: «как будто жизнь начнется снова, /как будто будет свет и слава, /удачный день и вдо­воль хлеба, /как будто жизнь качнется вправо, /качнувшись влево». Надежды на это «как будто» столь же иллюзорны, как иллюзорны в «Рождественском романсе» все образы, как иллюзорен для советского человека сам праздник Рождества Христова.

Еврей, уроженец Ленинграда, гражданин США, русский поэт и американский поэт-лауреат, англоязычный эссеист, завещав­ший похоронить себя в Венеции, Иосиф Бродский сказал в одном из интервью: «Я всегда полагал и до сих пор полагаю, что чело­веческое существо должно определять себя, в первую очередь, не этнически, не расой, не религией, не мировоззрением, не граж­данством и не географической, какой бы то ни было, ситуацией, но, прежде всего, спрашивая себя «Щедр ли я? Лгун ли я?».

1. В чем выражается метафизичность поэзии И. Бродского?

2. В чем состоит новая функция стихов И. Бродского? Подберите несколько иллюстрирующих ответ примеров.

3. Дайте сравнительную характеристику стихотворений «Я вас любил. » А. Пушкина и И. Бродского. Какие постмодернистские приемы использует Бродский, деканонизируя пушкинский текст?

4. Законспектируйте Нобелевскую лекцию И. Бродского. Каково соотношение эстетики и этики в его поэзии? Совпадает ли его концепция искусства с традициями русской классической литера­туры? Подберите примеры из лирики И. Бродского, где выражается его нравственное кредо.

Источник

Тест по русской литературе по теме «Жизнь и творчество Иосифа Бродского» (11 класс)

Тест по теме «Жизнь и творчество Иосифа Бродского»

1.Укажите годы жизни поэта:

2.Назовите национальность И.Бродского:

А) поляк Б) еврей В) русский

3.В 15 лет И.Бродский

А) пошёл работать на завод

Б) поступил в техникум

В) досрочно сдал экзамены в университет

4. В 1964 г. Иосиф Бродский был осуждён:

А) за клевету на СССР

В) за драку в общественном месте

5. В 1987г. Бродскому была присуждена премия:

А) «премия гениев» Макартура

Б) премия литературных критиков

В) Нобелевская премия

6. Кого невзлюбил И.Бродский с первого класса?

В) первую учительницу

7. Регулятором общественной жизни И.Бродский хотел сделать:

8. По мнению Бродского, преступление – это:

А) оскорбление личности

Б) пренебрежение чтением книг

В) неуважение к старшим

9. Любимый персонаж Бродского, герой его поэзии:

А) произнесение слов

В) возлюбленная поэта

10. До самой смерти Бродский жил в эмиграции:

11. И.Бродский завещал похоронить себя:

А) в России, в Ленинграде

В) в предместье Нью-Йорка

12. По мнению Бродского, «человеческое существо должно определять себя, спрашивая себя…»:

А) «Щедр ли я? Лгун ли я?»

Б) «Смог ли я добиться чего-то в жизни?»

В) «Люблю ли я свою Родину?»

13. Американский литературовед Петр Вайль считал, что «читать Бродского – значит обрекать себя на…»

Б) смертельную скуку

14. Вставьте во фразу Бродского пропущенные слова: «Пока есть _____________________, поэзия неизбежна».

Б) такой язык, как русский

В) творческое вдохновение

15. Бродский затрагивает в своём творчестве темы:

А) темы любви, природы, времени

Б) философские раздумья, тема поэта и поэзии

В) все ответы верны

Ключ к тесту по теме: «Жизнь и творчество И.Бродского»

Онлайн-конференция для учителей, репетиторов и родителей

Формирование математических способностей у детей с разными образовательными потребностями с помощью ментальной арифметики и других современных методик

Международная дистанционная олимпиада Осень 2021

Номер материала: ДБ-1596607

Не нашли то что искали?

Вам будут интересны эти курсы:

Оставьте свой комментарий

Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.

В пяти регионах России протестируют новую систему оплаты труда педагогов

Время чтения: 2 минуты

Меньше половины россиян довольны качеством обучения в школах

Время чтения: 2 минуты

Екатерина Костылева из Тюменской области стала учителем года России – 2021

Время чтения: 1 минута

Путин призвал поддерживать сельские школы

Время чтения: 1 минута

Конкурс «Учитель года» будет проходить в новом формате

Время чтения: 1 минута

Онлайн-регистрация на ГИА для школьников Москвы откроется 1 октября

Время чтения: 2 минуты

Подарочные сертификаты

Ответственность за разрешение любых спорных моментов, касающихся самих материалов и их содержания, берут на себя пользователи, разместившие материал на сайте. Однако администрация сайта готова оказать всяческую поддержку в решении любых вопросов, связанных с работой и содержанием сайта. Если Вы заметили, что на данном сайте незаконно используются материалы, сообщите об этом администрации сайта через форму обратной связи.

Все материалы, размещенные на сайте, созданы авторами сайта либо размещены пользователями сайта и представлены на сайте исключительно для ознакомления. Авторские права на материалы принадлежат их законным авторам. Частичное или полное копирование материалов сайта без письменного разрешения администрации сайта запрещено! Мнение администрации может не совпадать с точкой зрения авторов.

Источник

В чём феномен поэзии Бродского

Ну что ж, видимо, пришло время и моего первого поста. Неразумно обмолвился в комментариях по поводу того, что, мол, есть соображения о природе феномена Бродского — и нате, пожалуйста, два подписчика. Если вдруг @4ydoIIec среди тех двоих нет, то призываю, вы же спрашивали.

Двадцать лет назад, 28 января 1996 года, не стало Иосифа Бродского. Он жил в сверхскоростном двадцатом веке, летал на самолётах, разговаривал по мобильному телефону, а умер — и сразу стал живым классиком. Хочется сказать — античным.

Поэзия Бродского (как и его жизнь) крайне нетипична для русской традиции стихосложения. Поражает разрыв между масштабом его личности и тем, насколько это явление было отрефлексировано, насколько уложился в головах Наш Рыжий. Впрочем, он давно уже не Наш Рыжий, а Наше Всё, новый главный поэт эпохи — только вот признание и популярность пришли не столько в форме сотен академических работ за авторством седых (и не очень) филологов, сколько в виде сотен пабликов в социальных сетях, принтов на футболках и чехлах айфонов. Иосиф Бродский, самый непонятый наш поэт, в новом веке неожиданно и быстро опопсел, захватив умы целого поколения пятнадцатилетних девочек. И как следствие того разрыва, о котором я писал в начале абзаца, разрыв следующий — между высотой задаваемой им планки и широтой признания. Чем сложнее и утончённее произведение, тем меньшее количество людей его понимает — это правило здесь не сработало, породив едва ли не самое крупное исключение. Бродский, в своих стихах восходящий то к английской поэзии, то к Риму; наполненный деталями из жизни шестидесятых годов, оккупирован хипстерами настолько основательно, что уже стало моветоном упоминать его в качестве любимого поэта: фи, ещё один денди. Отчасти из-за этого несоответствия флагманом неожиданной популярности стали довольно слабые в сравнении с другими вещами «Стансы» (это которые «На Васильевский остров я приду умирать») и «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку. » Они проще, так как не нагружают читателя географией, античностью, метафизикой и сложными размерами. Однако такое положение вещей должно быть обидно для автора — ранние вещи были слабыми и с точки зрения самого Бродского: в письме к Эдуарду Безносову, относящемуся к периоду работы над сборником «Часть речи», он сам потребовал исключить их. [1] Феномен Бродского толком не описан, словно так и надо. Такое впечатление, что его у нас предпочитают не трогать — в Штатах о нём написано гораздо больше.

А заключается феномен Бродского вот в чём.

Отчасти он есть следствие биографии, ведь Бродский — наш единственный крупный эмигрант-поэт. Эмигрантов в ХХ веке Россия поставила миру множество, но практически все они относились к другим цехам. Было много критиков, переводчиков, публицистов, биографов и иных околотворческих специальностей (объясняется это, думаю, тем, что мера интеллигентности, в отечественном случае приводящая к оппозиционности, в среднем выше меры таланта). Были изобретатели — Сикорский, Зворыкин, Прокудин-Горский. Были танцоры — Годунов, Барышников. Были актёры — Видов, Сичкин, Крамаров. Литераторов было больше остальных, но практически все — прозаики: Солженицын, Довлатов, Некрасов, Синявский, Набоков, Бунин. Были поэты, как, например, последние два, но поэзия в их жизни не занимала главенствующую роль, да и основной её корпус относится к доэмиграционному периоду.

Дело в том, что поэзия куда более национальна по своей сути, чем все остальные сферы человеческой деятельности и искусства в частности, поскольку завязана на языке. Она становится отображением этого языка, смесью его мелодики, выраженной через форму, с национальной культурой в момент времени, выраженной через содержание. Поэтому, собственно, переводить стихи затруднительно.

Поэт — это человек, очень сильно привязанный к родной стране. Эмиграция для них, как правило, заканчивалась плохо. Уехал Галич, скажем. Но за рубежом он себя не нашёл.

Говоря, что Бродский — единственный эмигрант-поэт, нужно добавить: оставшийся в живых и продолживший писать.

С поэтом, перемещающимся в другую языковую среду, не могут не произойти определённые изменения. С писателем, кстати, могут — такова особенность формата. Прозой можно писать что угодно; ты сам выбираешь слова, синтаксис, сюжет — ты можешь покрыться налётом другой культуры, но не стать её частью, если не захочешь. Набоков вот стал американским писателем, а Бунин французским — нет.

Но от поэта эти изменения не очень зависят, потому что в поэзии, в отличие от прозы, дело не во владении языком, а в том, какие слова этот язык тебе предлагает.

Сам Бродский со мною, наверное, не согласился бы. Из его письма к Брежневу перед отъёздом из страны: «Я принадлежу к русской культуре, я сознаю себя ее частью, слагаемым, и никакая перемена места на конечный результат повлиять не сможет. Язык – вещь более древняя и более неизбежная, чем государство. Я принадлежу русскому языку, а что касается государства, то, с моей точки зрения, мерой патриотизма писателя является то, как он пишет на языке народа, среди которого живет, а не клятвы с трибуны. Я здесь [в России] родился, вырос, жил, и всем, что имею за душой, я обязан ей. Все плохое, что выпадало на мою долю, с лихвой перекрывалось хорошим, и я никогда не чувствовал себя обиженным Отечеством. Переставая быть гражданином СССР, я не перестаю быть русским поэтом».

Поспорить с этим сложно.

Но не менее сложно назвать Бродского великим русским поэтом, чем в последнее время многие грешат. Проблем с первым прилагательным нет. Есть со вторым. Поэзия Бродского, какой бы прекрасной она ни была, вываливается из русского контекста. Дело не столько в словах и грамматике, сколько в духе и междустрочиях.

Захолустная бухта; каких-нибудь двадцать мачт.

Сушатся сети — родственницы простыней.

Закат; старики в кафе смотрят футбольный матч.

Синий залив пытается стать синей.

Чайка когтит горизонт, пока он не затвердел.

После восьми набережная пуста.

Синева вторгается в тот предел,

За которым вспыхивает звезда.

Это читается как переводная английская поэзия. Или стихи английского поэта, знающего русский язык.

Русской души за этими стихами не стоит. Это не из мира литературного анализа, это нечто, считываемое мгновенно. Доказать это невозможно, вы можете лишь согласиться или не согласиться.

Эти стихи никогда не приходят, когда в тебе звенит боль национальная. Но они придут, когда потребуется общечеловеческое.

Феномен Бродского вот в чём: он поэт-космополит. Что в принципе нонсенс.

Подозреваю, что многих литературоведов сбивали с толку многочисленные признания в любви к России и русской культуре, твёрдая уверенность в принадлежности к ним. Но тут нет большого противоречия: отечественную культуру Бродский любил, но не имел возможности к ней относиться. Для него был открыт весь мир, кроме родины. Такое положение, вкупе с обширными путешествиями, со временем стёрли его национальную идентичность, не дав новой взамен.

Бродский — это не «русский поэт (еврейского происхождения в скобках), находящийся в конфликте с советской властью», а просто поэт. Русский поэт еврейского происхождения в конфликте бла-бла-бла — это Галич.

И дело здесь не только в эмиграции. Процесс изолирования начался ещё в России. Это, подозреваю, Бродского и спасло: он вырывал себя из контекста самостоятельно, и потому грубая и быстрая высылка не подорвала его, а лишь завершила обособление.

Ко многим окружающим его вещам Бродский относился равнодушно или презрительно. Все отмечали его холодный характер, его почти математически холодные стихи. «Я не люблю людей» — прямая цитата. Лучше всего об этом сказал Довлатов: «Бродский создал неслыханную модель поведения. Он жил не в пролетарском государстве, а в монастыре собственного духа. Он не боролся с режимом. Он его не замечал. И даже нетвердо знал о его существовании». На знаменитом суде Бродский вёл себя спокойно, отстранённо. Такая форма пассивного несогласия с действительностью постепенно изолировала его, грубо говоря, от современного дискурса, но не на уровне осмысления, а на уровне реакции на него.

Популярность его, как и популярность Печорина, думаю, этим и объясняется, этой его холодностью, а также желанием людей проецировать на себя красивые биографии. Одинокий непонятый гений, да ещё и отчасти мизантроп, да ещё и интеллектуал. Чем не образец для подражания?

Бродскому с самого начала было трудно найти себя. Защитой от абсурдности советской системы стал не алкоголь, а философский взгляд на мир, возвышение над реальностью (за что и был судим — ничего действительно антисоветского в его стихах не было). За рубежом этот процесс логически завершился.

«Ниоткуда с любовью». Вот именно что ниоткуда.

Не знаю, хотел ли он этого сам. Судя по настойчивому причислению себя к русской культуре — вряд ли. Это была его индивидуальная защита, в итоге его спасшая.

Но поэзия, как я писал в начале статьи, от поэта мало зависит. А национальная идентичность тесно связана с географией.

И здесь произошла другая интересная штука: вырванный из русской культуры и не нашедший себя как поэта в культуре американской, Бродский ощутил почву под ногами на другой земле, истинно подходящей для него — пилигрима-скитальца, интеллектуала, классика.

В Древнем Риме. «Нынче ветрено и волны с перехлестом. Скоро осень, все изменится в округе. »

А кто-нибудь пробовал вообще переводить Бродского на латынь? По-моему, он зазвучит там более чем органично.

И здесь можно только гадать, что врождённое, а что привнесённое. Он был далеко не единственным, кто не был доволен советской системой, но только он выбрал такой христианский путь борьбы — уход в себя и возвышение над мирским. С одной стороны, этот уход доброволен. С другой — он есть реакция защиты.

Стихи Бродского полны ностальгии по давно ушедшему — в современном мире ему было очевидно тесно. В Италии, полной мраморных колоннад и античных скульптур, он и нашёл вечный приют.

Поэтому-то его стихи и не отдают ни русской, ни английской поэзией, а автопереводы с одного языка на другой показали их взаимозаменяемость. И заодно обогатили обе традиции, добавив в английскую — отечественный хаос смысла и строгость формы, а в русскую — строго говоря, наоборот: упорядоченный и уплотнённый смысл — с одной стороны — и отсутствие рифм, редкую прежде свободную форму и анжамбеман [2] в непредсказуемых местах — с другой. Да, русскую поэзию, как родную, он любил гораздо больше, но принадлежать к ней уже не мог.

Зато, как и похожий на него в этом смысле Набоков, мог её преподавать, поскольку разбирался в ней прекрасно.

Ещё одно следствие его эмигрировавшего русского языка он сам отметил в интервью Дмитрию Радышевскому: «Когда вы, например, пишете по-русски, окруженный англоговорящим миром, вы более внимательно следите за вашей речью: это выражение имеет смысл или оно просто хорошо звучит? Это уже не песенный процесс, когда открываешь рот, не раздумывая над тем, что из него вываливается. Здесь это становится процессом аналитическим, при том, что часто все равно дело начинается с естественной песни. Но потом ты ее записываешь на бумагу, начинаешь править, редактировать, заменять одно слово другим. И это уже аналитический процесс». Здесь он в точку попал: его поздние стихи действительно похожи на анализ или даже медитацию. Чего стоит только «Выступление в Сорбонне»: стихотворение, начисто лишённое рифмы, очень текучее, и на лекцию похожее действительно больше, чем на поэзию.

. естественно, что стремиться

к сходству с вещами не следует. С другой стороны, когда

вы больны, необязательно выздоравливать

и нервничать, как вы выглядите. Вот что знают

люди после пятидесяти. Вот почему они

порой, глядя в зеркало, смешивают эстетику с метафизикой.

. Есть, впрочем, прямо противоположная версия: Бродский вовсе не космополит, а более чем национальный поэт, по воле судьбы несостоявшийся Вергилий, главный поэт империи. Пересказывать эту точку зрения нет места, можете поискать: это прекрасно сделал Егор Холмогоров [3]. Эта концепция объясняет стихотворение «На независимость Украине», полное желчи и презрения. Построенное, как и любое стихотворение Бродского, с отсылками и метафорами, оно выбивается из ряда других именно эмоциями (которых у него вообще обычно мало) — сильными, резкими, агрессивными и довольно-таки имперскими для «поэта без национальности». Поначалу даже не верили, что это его стихотворение. Она объясняет настойчивое отождествление себя с русской культурой.

Но она не объясняет всего предыдущего. Не объясняет, почему заголовок другого его стихотворения гласит: империя — страна для дураков. А письма римскому другу добавляют: если выпало в ней родиться, лучше жить в глухой провинции у моря. Бродский не тянет на главного поэта империи не потому даже, что он был слишком возвышен над окружающим, сколько потому, что стихи его, как я уже говорил выше, на русские не похожи.

Отмахнуться не получается ни от того, ни от другого.

Остаётся синтез двух противоположностей.

Синтез даёт критику мира со стороны римского старца, много повидавшего. Он может выразить сопереживание Риму, хоть первому, хоть третьему, но в целом он осознаёт условность политических дрязг и войн.

Он — имперец в прошлом, причём не в ленинградских шестидесятых, а в двух тысячах лет назад.

И тема смерти, осмысленная им не столько как поэтом, сколько как философом, гораздо более важна для него, и значит — для нас, если мы хотим понять его поэзию.

На фоне этой темы любые лязганья железом меркнут, и стихи становятся холодными — имяреку, тебе, от меня, анонима.

И при этом этот же холодный человек страстно, на протяжении пары десятков лет, любил одну и ту же женщину, оставив целый цикл сильнейших стихов о любви.

Даже здесь не существует, Постум, правил.

1) Безносов. Э. Л. От составителя // Иосиф Бродский. Часть речи / С-Пб.: Издательский Дом «Азбука-классика», 2008. — С. 7.

2) Анжамбеман — это несовпадение смыслового и ритмического окончания, требующего от автора переход на следующую строку или строфу. Он присутствовал в русской поэзии и ранее, но Бродский первым додумался в массовом порядке дробить такие конструкции, как «говоря откровенно», «уже не ваш, но | и ничей», «на улице» «если оно», то есть ставить ритмический акцент на служебные части речи. С моей точки зрения, это заимствовано из английской поэзии.

Источник