разведчики вавилова и безруков биография
Двадцать лет под чужими именами: разведчики-нелегалы впервые рассказали о своей работе в США и Канаде
Эта история стала, пожалуй, самым громким шпионским скандалом за всю историю новой России. Предатель выдал американцам целую сеть наших разведчиков-нелегалов, их арест стал сенсацией по обе стороны океана. Соседи знали их как менеджеров, фотографов, бухгалтеров, репортеров. Но в июле 2010 года десятерых российских разведчиков обменяли на нескольких предателей.
В эксклюзивном интервью ведущему программы «Код доступа» Павлу Веденяпину Андрей Безруков и Елена Вавилова рассказали, как им пришлось жить двойной жизнью, скрывать правду от собственных детей, полностью изменить свои привычки, забыть на десятки лет про русский язык, а потом вернуться на родину и начинать все сначала.
Общеизвестно, что русских за границей определить не так уж и сложно. Так как же Елене и Андрею десятилетиями удавалось представляться иностранцами?
В конце 80-х два советских студента из Томска были заброшены в новый мир, где все нужно было выстроить с нуля. «Найти» и придумать себе прошлое: место рождения, школу, фамилии одноклассников, даже цвет шторы на окнах дома.
Мало кто знает, что разведчиков учат жестким правилам работы, которые надо соблюдать при любых условиях:
Первое правило: разведчик должен оставить дома все отечественное.
Второе правило: никогда не говорить на родном языке.
Третье правило: никогда не говорить о работе там, где тебя могут услышать.
Четвертое правило: думать только на языке той страны, в которой живешь.
Жизнь шла своим чередом, но в 1991 году семью Хитфилд-Фоули ждало событие, потрясшее не только их, но и весь мир. Через год после рождения их старшего сына Алекса распался СССР. Для разведчиков настали тяжелые времена.
Трейси и Дональду пришлось самим зарабатывать себе на жизнь. Они начали с маленького семейного предприятия.
Андрей Безруков днем работал, а по ночам готовился к экзаменам. За девяностые и нулевые под фамилией Хитфилда он окончил Йоркский университет в Торонто, а затем Гарвардский университет и получил степень МBA в Париже, куда вместе с ним на время переехала вся семья.
В 1999 году семья Фоули-Хитфилд отправилась в США. А разведчики Безруков и Вавилова продвинулись еще на шаг в своем деле государственной важности. Правила жизни в США сильно отличались от канадских.
27 июня 2010 года, в день рождения старшего сына, в дом семьи Фоули-Хитфилд постучались агенты ФБР.
Елену и Андрея увезли на машине, телефоны отобрали, дети остались одни. Только спустя две недели Елена узнала, что сыновья поселились в гостинице на собственные сбережения, старший оформил официальную опеку над младшим, чтобы не передавать 16-летнего брата госорганам.
Через две недели после ареста в Нью-Йорке начался суд. Он был открытый, но дети Алекс и Тим не присутствовали.
Десять арестованных русских разведчиков признались в незаконной деятельности, и уже на следующий день после суда их погрузили в самолет. Обмен нелегалами обычно проходил на знаменитом Мосту шпионов под Берлином. Но в 2010-м разведчиков повезли в Австрию.
Все это время за детьми Елены и Андрея присматривали их американские соседи. Позже их переправили в Россию.
На родине Елене и Андрею пришлось снова заводить друзей. Все эти годы в России их ждали только родители. Теперь они могли видеться сколько угодно. Но радовало ли это разведчиков? Ведь они уехали из Советского Союза, а приехали уже в другую Россию. Андрей Безруков признается, что работа разведчика так или иначе отражается на судьбе близких людей. К сожалению, это тот груз, который приходится нести всю жизнь, если ты выбрал такую нелегкую профессию. Многие из разведчиков не решались заводить детей, но Андрей и Елена пошли на это.
Сейчас, вспоминая о своей миссии, Андрей Безруков и Елена Вавилова жалеют лишь об одном.
Андрей Безруков и Елена Вавилова были частью той же законспирированной сети разведчиков-нелегалов, что и ныне известная телеведущая Анна Чапман. После ареста их обменяли на россиян, осужденных за шпионаж в России (среди осужденных был и британский шпион Сергей Скрипаль).
Повтор программы «Код доступа» про российских разведчиков-нелегалов смотрите на телеканале «Звезда» 10 марта в 10:45.
Разведчики-нелегалы Вавилова и Безруков: «Сейчас все так, как было в 80-х»
В Екатеринбурге 12 октября в музее «Россия — моя история» состоялась встреча с ветеранами службы внешней разведки, супругами Еленой Вавиловой и Андреем Безруковым. Оба — полковники СВР в отставке, вынужденно оставившие службу в 2010 году в результате вероломного предательства коллеги, полковника СВР Александра Потеева, одного из кураторов нашей резидентуры в США. На тот момент они под именами Дональд Ховард Хитфилд и Трэйси Ли Энн Фоли более десяти лет проживали в двумя сыновьями, Алексом и Тимом, в пригороде Бостона. До этого была жизнь и учеба в Канаде и Франции. Трэйси, закончившая старейший университет Канады McGill University в Квебеке, работала агентом по недвижимости, организовывала индивидуальные винные туры во Францию. Дональд, получивший за рубежом три высших образования — в Канаде, Франции и США — занимался финансовым и управленческим консультированием.
Разведчики-нелегалы Вавилова и Безруков: «Сейчас все так, как было в 80-х»
В настоящее время Андрей Олегович является советником президента «Роснефти», преподает в МГИМО, выступает как политолог, а также консультирует бизнес-структуры в вопросах выхода на зарубежные рынки — в США он окончил Школу управления имени Джона Кеннеди при Гарвардском университете. Елена Станиславовна Вавилова работает консультантом в «Норильском никеле», а также выпустила с соавторстве с Андреем Бронниковым книгу мемуаров «Женщина, которая умеет хранить тайны», получившую высокую оценку читателей.
Долгое время после возвращения на родину бывшие разведчики оставались в тени. Но на встрече с екатеринбуржцами они, казалось, были откровенны на пределе той возможности, которая только доступна для людей их профессии. Слушателей, пришедших на встречу с «живыми легендами», интересовали их взаимоотношения с детьми, для которых арест родителей стал двойным шоком; ощущения. с которыми живет разведчик; эмоции, которые они испытали после того, как были раскрыты; их взгляд на будущее России, истеблишмент США и украинскую диаспору в Канаде; правда ли, что разведчицам нельзя рожать детей, чтобы не выдать себя, как в фильме «Семнадцать мгновений весны», и много-многое другое.
«Я БЫЛ В СВЕРДЛОВСКЕ В 1983 ГОДУ. ВЫПОЛНЯЛ ПЕРВОЕ ЗАДАНИЕ»
— Вы в Екатеринбурге впервые?
Елена:
— Да, для меня это поездка первая. Я знаю, что у американцев был план ядерной бомбардировки 25 городов СССР, считавшихся стратегически важными, и Свердловск входил в это число. Почему я об этом сейчас подумала?
Потому что когда в конце 80-х мы уезжали из страны, у нас было чувство, что мы уезжаем на войну — настолько серьезным было противостояние СССР и США. Иногда люди спрашивают, что нами руководило. Мной руководило желание защитить нашу страну, и чтобы Великая Отечественная война, которую пережил наш народ, никогда больше не повторилась.
Это было важно для нас, воспитанных на военных фильмах, истории. Я переживала это очень эмоционально, и хотела помочь нашей стране.
— Ситуация последних лет — закрытие нашего консульства в США, постоянное давление и наблюдение за нашими диппредставительствами — мы, собственно, тогда к этому и готовились как нелегалы. К условиям, что все посольства будут перекрыты, все официальные каналы будут заморожены, и на нас падет ответственность и работы, и связи. Мы готовились к войне. Сейчас мы вошли в период, который очень похож на 1980-е. Нет никаких шор, уже понятно, кто главный противник, насколько мы им неприемлемы. Уже есть кристальная ясность, куда идет мир.
А что касается Екатеринбурга, то я здесь уже был. В 1983 году я приехал в Свердловск на свое первое разведывательное задание. Я очень плохо помню город — был весь сфокусирован на работу. Мои предки были старообрядцами, перебравшимися в свое время с русского Севера в Сибирь. Моя мама написала большую автобиографическую книгу, и для меня Урал — это место, где люди никогда не знали крепостного права, где они свободны душой. Я считаю, что эта часть страны — Урал и Сибирь — и сделали нашу страну большой.
Семья разведчиков: «Это как ходить по канату. Первый раз идешь — очень страшно»
— В какой стране вам приходилось наиболее тяжело как разведчикам?
— Однозначно, в США. Самая сложная страна с точки зрения контрразведки. С другой стороны, там народ многонациональный и легче объяснить акцент. Знание минимум двух языков — обязательное условие для разведчика. Это помогает объяснять погрешности с акцентом. Во Франции не обращали внимания на наш акцент, объясняя это тем, что мы приехали из англоязычной Канады, в США — что мы из франкоязычной Канады. Но с точки зрения работы спецслужб, США — самая опасная страна, там нельзя проводить вербовку.
Там в принципе опасно сделать что-то неправомерное с точки зрения закона. Соседи следят друг за другом. Нельзя ребенка маленького оставить одного даже на несколько минут. Увидят — могут позвонить и донести, настолько они законопослушны. Поэтому вся наша жизнь там была построена так, чтобы никто даже подумать не мог, что мы делаем что-то не так. Хотя в собственных суждениях американцы свободны, никто не боится высказывать свое мнение.
— Нашей первой страной была Канада. Потом была Франция. Потом США. Соединенные Штаты — это, конечно, очень сложная страна. Главный партнер, как тогда говорили — «главный противник», что на самом деле и есть. Это страна, в которой мы всегда хотели работать и были нацелены на это. Мы были молоды, уехали с одним чемоданом, и оказались в мире, который мы не знали. Мы, конечно, к нему готовились, изучали, были компетентными, разговаривали на двух языках. Но мы были молодыми, необстрелянными, и нам предстоял долгий путь профессионального совершенствования.
Когда нам поступило предложение пройти подготовку, мы были самыми обычными студентами, ничего экстраординарного в нас не было. Но в школе СВР за короткий период времени фактически из любого человека можно сделать разведчика.
Разведчик всегда работает на три вещи. Во-первых, на страну: выполняет задание, собирает информацию. Во-вторых — над своей легендой. Ваши соседи должны понимать, где и кем вы работаете, на какие средства живете. А третья работа — постоянный личностный рост в том обществе, в котором вы живете. Разведка работает на принятие решения, обеспечивает это принятие решения. Вы должны войти в круг людей, принимающих решения. И для того, чтобы они вас приняли, вы должны что-то из себя представлять. Обладать знаниями, быть интересными, говорить о тех вещах, о которых им интересно говорить. И если вы не понимаете, о чем идет разговор, вы не нужны, вы не имеете никакой ценности. Чтобы дойти до верха общества, вы должны каждый день работать над собой. И этот рост никогда не кончается.
«ЕСЛИ БЫ С НАМИ ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ, РОДНЫЕ МОГЛИ НИКОГДА ОБ ЭТОМ НЕ УЗНАТЬ»
— Насколько тяжело вам было психологически жить чужой жизнью вдали от родины, от близких?
— Жизнь под чужим именем — один из главных инструментов, которым пользуются все разведки мира. И все, что с этим связано, нужно было принять как необходимость. Когда ты нацелен на что-то, принять это легче, особенно с течением времени. Самыми трудными были моменты, когда мы теряли своих дорогих людей и узнавали об этом не сразу, а спустя неделю, две, и не могли поддержать близких, когда они переносили удары судьбы. Точно так же, как с нами могло случиться предательство или просто несчастный случай, и наши родные могли об этом не узнать никогда. Потому что мы были людьми, живущими по чужим документам. А что касается перевоплощения — это ведь не значит, что ты становишься другим человеком, что наша жизнь на протяжении долгих лет была этаким каждодневным напряженным процессом. Ты просто оставляешь все свое в глубине, и начинаешь разговаривать на другом языке. Когда в 90-х в США начали приезжать наши туристы, мы пытались быть подальше от них, чтобы даже не слышать речь — чтобы не будить воспоминания, настолько это было тяжело.
— Когда ты становишься профессионалом, тебе становится даже самому трудно себя убедить, что ты русский, настолько ты живешь «теми» реалиями.
— В фильме «Семнадцать мгновений весны» есть момент, когда радистка Кэт выдает себя во время родов. Как вы приняли решение рожать?
— Это непростой вопрос. Многие в разведке считали, что иметь детей небезопасно. Но мы хотели иметь полноценную семью, детей — это нормально с любой точки зрения.
В кино это было эффектно — показать женщину, которая выдала себя во время родов. Говорят, этот эпизод родился из другой ситуации, когда человек заговорил на другом языке во время хирургической операции. Так что эпизода родов, возможно, и не было никогда в реальности. У нас это было в Канаде два раза, на английском языке. Этому предшествовала подготовка, контролировать себя помогло также присутствие при родах Андрея. Умение владеть своими эмоциями, переносить боль и контролировать себя даже в этот момент — условия нашей работы.
— Каково вам было воспитывать детей в любви к чужой стране? Ведь для них родиной была совсем не Россия?
— Мы нашли свою формулу — дать им европейскую культуру как более соответствующую российской, нежели американская. Они говорили на двух языках и обучались в США во французской школе. Я пыталась знакомить их с русскими композиторами, но было бы странно, если бы я начала прививать им русскую культуру. Только когда дети начали там учиться музыке, я узнала, что, оказывается, ноты у них называются совершенно иначе. Нас этому не учил никто. И я вместе с детьми проходила азы музыкальной грамоты, хотя уже умела играть на скрипке… Нам пришлось пожениться еще раз, в Канаде. Первый раз мы поженились в Томске, студентами.
— В семейные праздники типа Рождества мы всегда старались уехать куда-нибудь из дома. Потому что в такие дни сами собой возникают вопросы — а где наши бабушки-дедушки? Поэтому мы старались всегда уехать подальше.
— Мы передавали детям свои ценности на общечеловеческом уровне. Сложнее пришлось, когда они обо всем узнали. Они достаточно долго прожили, считая, что мы — канадцы, и они — канадцы. Что мы обычная канадская семья, которая живет в США. Когда случился арест и они узнали, что их родители русские, да еще и разведчики, для них это был шок, они долго не могли в это поверить.
Им пришлось пройти долгий путь, чтобы понять, что русские люди — это особая нация. Нужно понимать, что представление о русских людях у них было из американских фильмов: водка, черная икра, бандитские замашки.
Объяснить им нашу мотивацию, почему мы выбрали этот путь, помочь им понять и принять наш выбор нам помогла наша связь с детьми.
— Хотели бы вы такую же судьбу для своих детей?
— Разведчик может быть эффективным только тогда, когда это его решение. Мы верили в свою страну. Наши дети выросли в другой страны. Кроме того, ни один разведчик не захочет, чтобы его дети пошли по его стопам. Я не знаю, сколько ночей наши родители не спали, а я до сих иногда не сплю, пока младший сын не вернется домой. Но я бы не хотел, чтобы мои дети повторили мою судьбу не потому, что они не смогут, а просто потому, что нужно быть глубоко убежденным в том, за что ты работаешь. Это самое главное.
— Согласна. Трудно представить наших детей на этой профессии. И скорее всего — нет, не хотела бы. Но то, что они живут в США — это пример «фейк-ньюс». Непонятно, откуда эти слухи. Дети окончили школу на английском языке в Москве, в дальнейшем в США они не вернулись и там не живут. Они в Москве, с нами. Но, конечно, они должны сами решить свою дальнейшую судьбу в плане карьеры, их жизнь — это их жизнь.
«ПРЕДАТЕЛЬСТВО — ПРИМЕТА СМУТНОГО ВРЕМЕНИ»
— Как вы пережили предательство Потеева?
— В нелегальной разведке предательство является единственным фактором провала. Я не припомню, чтобы нелегалы проваливались из-за некомпетентности, плохих документов Предательство — это не российская черта.
Идет война, и спецслужбы выискивают людей, которые слабы. Которые амбициозны, но непоняты, любят деньги больше чем родину. А такие люди есть.
Невозможно создать общность абсолютно чистых, незапятнанных людей, «с крыльями». Поэтому предательства иногда случаются. Мы этого человека, Потеева, знали, не сказать что хорошо, но знали. Мы, честно, его не особо любили — есть за что. Но, тем не менее, не подозревали. Предательство — это такая вещь, которая спит в ком-то, а когда приходит момент, когда нужно сделать выбор, с теми ты или другими — просыпается. Чаще всего — когда непонятно, что происходит, когда смутное время.
— Что вы ощутили в тот момент, когда вас задержали, о чем думали? И были ли какие-то вещи, указывавшие на скорый арест?
— Мы не знали, почему нас арестовали, копались в себе — что же произошо, где мы сделали ошибку? Было большое облегчение. когда мы поняли, что это предательство.
За нами практически не следили. Они уже знали все. Для них было важно сохранить предателя. Они больше опасались, что поскольку мы профессионалы, то они смогут себя выдать и мы предпримем какие-то действия. Мы начали видеть какие-то странные вещи в самый последний момент, когда было принято решение нас брать. Подготовку к аресту поручили местным органам ФБР, и уровень их подготовки был много ниже нашего. Мы пытались сообщить об этом, но каналы уже контролировали предатели, наши попытки не дошли до центра.
Когда нас арестовали — а все произошло быстро — первая моя реакция: «моя прежняя жизнь кончилась, начинается борьба, в том числе физическая, на долгие годы». Механизм включился какой-то. Такое ощущение у меня было, пока не пришли российские представители и сообщили, что принято решение об обмене. Пришло ощущение — государство стоит за тобой.
— Есть ощущение, что в современном североамериканском истеблишменте очень многие решения принимаются без должной проработки, без учета экспертного мнения. Вы, Андрей, получили в США экономическое образование. Как бы вы оценили систему американского высшего оразования? Ухудшилась она за последние годы или улучшилась?
— Американская экспертная система — как она востребована правящим классом — глубоко замкнута в себе. Есть определенные табу, которые запрещают быть вне какого-то канона, поддерживаемого всей системой власти. Если вы начинаете думать по-другому, вас не замечают — не печатают, не приглашают выступать. Для массового читателя и зрителя вы не существуете. Скажут — он не в себе, чего-то начитался или обкурился. Ничего нового с точки зрения политики, нового знания в геополитике там не создано за последние 30 лет.
Стратегический диалог элит — когда люди, определяющие важные решения, разговаривают между собой, задают себе глубинные вопросы: куда мы идем? кто друг и кто враг? — там остановился на этапе холодной войны.
А он абсолютно важен для здоровья государства. Когда останавливается стратегический диалог в элитах — государство деградирует. И то, что сейчас там происходит — оскудение умов и деградация политики — на мой взгляд как профессионала, я этим всю жизнь занимался, исходит именно из этого. Трамп представляет собой ту часть элиты, которая предлагает опять начать стратегический диалог: почему бы с русскими-то не дружить? а кто главный враг-то? разве русские? Эти вопросы опять потихонечку начинают задаваться. Американские элиты сильно расколоты и борются между собой.
— Как, по вашему опыту работы в Канаде, вы бы оценили степень влияния украинской диаспоры на канадских политиков?
— Она сильна. Они представляют собой политическую группу, к которой прислушиваются. Если канадская власть будет их игнорировать, она рискует без этой власти остаться. Очень глубокое влияние идет очень долгие годы. В каком-то смысле канадская внешняя политика — это заложница украинской диаспоры, а куда она ведет и откуда она вышла из Украины, с этим все понятно.
— Каким вам видится будущее России?
— Начинается передел мира, смена технологического уклада и гигантское неравенство. Мы на переломном этапе, который повторяется каждый 100 лет. И сейчас крупные державы начинают гонку за влияние в мире. Все сосредотачиваются, собирают ресурс. Посмотрите на США, на Россию. Эта гонка будет долгой, и от нас всех сейчас зависит, кто в ней победит. Мы должны собрать вокруг себя как можно больше других стран, потому что Россия — маленькая страна, нас всего 140 миллионов.
Наша проблема — что у нас очень незрелое, молодое государство. Им проще было делать политику, потому что у них всегда была единая элита, все думали об одном и том же. Нам нужна мобилизация, понимание, что мы единый народ, и что мы участвуем в этой гонке. Если мы ее не выиграем, мы будем играть по чужим правилам. У нас сейчас нет единства — куда мы идем, зачем? Чем быстрее мы это решим — а это происходит только через стратегический диалог элит — тем сильнее и быстрее мы будем развиваться. Это то, что я хотел сказать о будущем.
Все за сегодня
Политика
Экономика
Наука
Война и ВПК
Общество
ИноБлоги
Подкасты
Мультимедиа
Общество
День, когда мы узнали, что наши родители — русские шпионы
Долгие годы Дональд Хитфилд, Трейси Фоли и двое их детей жили американской мечтой. Затем рейд ФБР раскрыл правду — они были агентами путинской России. Сыновья рассказали свою историю.
27 июня 2010 года Тиму Фоли (Tim Foley) исполнилось 20 лет. Чтобы отметить день рождения, родители взяли его и младшего брата Алекса на обед в индийский ресторан неподалеку от их дома в Кэмбридже, штат Массачусетс. Братья родились в Канаде, но уже десять лет жили в США. Их отец Дональд Хитфилд (Donald Heathfield) учился в Париже и Гарварде, а на тот момент работал старшим сотрудником консалтинговой фирмы в Бостоне. Их мать Трейси Фоли (Tracey Foley) долго занималась воспитанием своих детей, а затем стала работать агентом по продаже недвижимости. Знакомые считали их обычной американской семьей, хоть и с канадскими корнями и влечением к заграничным путешествиям. Братья обожали Азию, куда семья ездила в отпуск, и родители поощряли в детях любознательность к другим странам. Алексу было всего 16, но он уже проучился полгода в Сингапуре по программе обмена студентами.
После обеда семья вернулась домой и открыла бутылку шампанского, чтобы отметить начало третьего десятилетия жизни Тима. Братья устали, так как предыдущим вечером провели небольшую вечеринку по случаю возвращения Алекса из Сингапура, и Тим собирался отправиться развлекаться позднее. Выпив шампанского, он поднялся наверх написать друзьям о своих планах. Раздался стук в дверь, и мать пошла открывать, сказав, что, похоже, друзья пришли раньше времени.
Но у двери женщину встретил совсем другой сюрприз — группа одетых в черное вооруженных людей со специальным тараном для выбивания дверей. Они ворвались в дом с криком «ФБР!» Вторая группа вошла через черный ход. Агенты поднялись по лестнице, приказывая всем поднять руки вверх. Находившийся наверху Тим, услышав крики, подумал было, что полиция пришла за ним, так как он пил спиртное до достижения возраста 21 год, а бостонская полиция относится к этому ограничению очень серьезно.
Когда он вышел на площадку, оказалось, что у ФБР куда как более значительная причина для рейда. Потрясенные братья молча смотрели, как на их родителей надели наручники и увезли в разных автомобилях. Тим и Алекс остались дома в компании нескольких агентов, сообщивших им, что криминалисты должны обыскивать дом в течение суток, и на это время для братьев приготовлен номер в отеле. Один из сотрудников ФБР сказал им, что родителей арестовали по подозрению в том, что они являются «незаконными агентами иностранного правительства».
Контекст
В Швеции действуют российские агенты
Российские шпионы в Турции
Двойная жизнь двойного агента
«Cпящие агенты» СССР
Sankei Shimbun 09.05.2015 Алекс предположил, что произошла какая-то ошибка, возможно, представители ФБР вошли не в тот дом, или же имела путаница из-за консалтинговой работы отца. Дональд часто путешествовал и, возможно, его командировки показались кому-то шпионской работой. В самом худшем случае его мог обмануть иностранный клиент. Даже когда через несколько дней братья услышали по радио, что ФБР раскрыло 10 русских агентов в рамках операции под названием «Призрачные истории» (Ghost Stories), они по-прежнему считали, что произошла чудовищная ошибка.
Но ФБР не совершило никаких ошибок, и правда была просто немыслимой и непостижимой. Их родители не просто были русскими шпионами, они сами были русскими. Мужчина и женщина, которых братья называли папой и мамой, действительно были их родителями, но их звали не Дональд Хитфилд и Трейси Фоли. Эти имена принадлежали канадцам, умершим в детском возрасте много лет назад. Их личности были украдены и использовались родителями братьев.
Настоящие имена родителей — Андрей Безруков и Елена Вавилова. Оба они родились в СССР и прошли в КГБ подготовку, после чего отправились заграницу как часть программы по внедрению глубоко законспирированных секретных агентов, известных в России, как «нелегалы». Их и еще восьмерых агентов выдал американским властям русский шпион-перебежчик.
Подготовленное ФБР обвинительное заключение с перечнем их преступлений содержало классический набор клише из шпионских романов: тайники, скрытые проникновения, шифрованные послания и полиэтиленовые пакеты с хрустящими долларовыми купюрами. Репортаж о самолете, доставившем десятерых разоблаченных шпионов в Вену для обмена на четверых российских граждан, отбывавших заключение по обвинению в шпионаже на западные страны, напомнил о временах Холодной войны. Журналисты порезвились на счет 28-летней Анны Чапман, похожей на девушку Бонда, одной из двух шпионов, не скрывавших свое русское происхождение. Она работала в международном агентстве по торговле недвижимостью на Манхэттене. Россия не знала, стыдиться ей или гордиться: агентов раскрыли, что что подумают другие страны о проведении столь сложной и тщательно спланированной шпионской операции?
Алекс и Тим беспокоились о геополитических вопросах обмена шпионами в последнюю очередь. Выросшие, как обычные канадцы, они узнали, что были детьми русских агентов. Их ждал долгий перелет в Москву и еще более длинное эмоциональное и психологическое путешествие.
Почти через шесть лет после рейда ФБР я встретился с Алексом в кафе возле Киевского вокзала в Москве. Теперь его официально звали Александр Вавилов, а брата — Тимофей Вавилов, хотя многие их друзья по-прежнему обращались к ним, как к Фоли. Алексу 21 год, его все еще мальчишеское лицо компенсировал строгий деловой костюм — черный свитер с V-образным воротом и хрустящая белая рубашка. Мягкий североамериканский выговор и тщательное выделение последних согласных выдавали неистребимый акцент человека, учившегося в разных странах — Париже, Сингапуре и в США. Сегодня он достаточно знает русский язык, чтобы заказать обед, но не говорит бегло по-русски. Он учится в Европе и приехал в Москву к родителям. Тим работает финансистом в Азии (в интересах защиты личной жизни братья попросили не раскрывать подробности их учебы и работы).
Шесть лет назад, в 2010 году, они решили избегать общения с журналистами. Алекс объяснил, что встретился со мной, так как братья ведут юридическую тяжбу за восстановление канадского гражданства, которого их лишили после ареста родителей. Братья считают, что несправедливо и незаконно наказывать их за грехи родителей, и решили впервые рассказать свою историю.
Пока мы едим хачапури, грузинский хлеб, покрытый клейким сыром, Алекс вспоминает первые дни после рейда ФБР. Они с Тимом до раннего утра сидели в предоставленном номере отеля, пытаясь понять, что происходит. Вернувшись домой на следующий день, они обнаружили, что агенты изъяли абсолютно все электронное оборудование, документы и фотографии. Ордер на обыск и изъятие ФБР включал 191 предмет, взятый в доме Хитфилда-Фоли, в том числе, компьютеры, мобильные телефоны, фотографии и лекарства. Они забрали даже игровую приставку PlayStation Тима и Алекса.
Бригады репортеров дежурили снаружи. Тим и Алекс сидели дома, опустив жалюзи, без компьютеров и мобильных телефонов. Рано утром следующего дня Тим проскользнул наружу и отправился в общественную библиотеку, чтобы найти родителям адвоката. Все банковские счета семьи были заморожены, и у братьев остались только наличные деньги в карманах. Они могли рассчитывать только на них и на то, что можно было занять у друзей.
Агенты ФБР отвезли их на предварительные судебные слушания, когда родителям зачитали обвинения. В тюрьме им разрешили короткое свидание с матерью. Алекс сказал, что не спросил мать, в чем обвиняют ее и отца. Меня это удивило, ведь он наверняка очень хотел выяснить это.
«Вот в чем дело. Я понимал, что, если меня вызовут давать свидетельские показания в суде, то чем меньше я знаю, тем лучше. Я не хотел ни о чем спрашивать, так как нас наверняка прослушивали», — объяснил Алекс. За соседним столиком шумная женская компания отмечала день рождения, и он повысил голос: «Я не хотел, чтобы меня убедили в их виновности, так как процесс должен был растянуться на долгое время. Им грозило пожизненное заключение, и я хотел быть уверенным в их невиновности, если бы мне пришлось давать показания».
Семья планировала отправиться тем летом на месяц в Париж, Москву и Турцию. Мать велела детям уклониться от внимания СМИ и отправиться в Москву. После короткой остановки в Париже они сели на рейс в Москву, не зная, что их там ждет. Раньше им не доводилось бывать в России. «Это был тяжелый момент. Сидеть в самолете, убивать время, не зная, что будет дальше. Оставалось только думать и думать», — говорит он.
На выходе у самой двери самолета братьев встретили несколько человек. Они обратились к ним на английском языке и назвали себя коллегами их родителей. Встречавшие попросили братьев довериться им и проводили в микроавтобус, ожидавший снаружи терминала.
«Они показали нам фотографии родителей в молодости, носивших униформу и медали. В тот момент я понял, что это правда. До тех пор я отказывался поверить в справедливость обвинений», — сказал Алекс. Их с Тимом отвезли в квартиру и предложили чувствовать себя, как дома. Один из новых знакомых следующие несколько дней показывал им Москву. Братьев водили в музеи и даже на балет. Они встретились с дядей и двоюродным братом, о существовании которых ранее не подозревали. Их даже навестила бабушка, но она не знала английского языка, а они не владели русским.
Это было за несколько дней до прибытия их родителей. В суде Нью-Йорке 8 июля они признали, что являются российскими гражданами. Обмен состоялся, и 9 июля они прилетели в Москву через Вену, все еще в оранжевых робах заключенных американских тюрем. Мое лицо, должно быть, выразило удивление: как 16-летний юноша воспринял такой головокружительный ход событий?
Алекс криво усмехнулся: «Типичный кризис переходного возраста, не так ли?»
Отец Алекса и Тима при рождении получил имя Андрей Олегович Безруков. Он родился в Красноярске, в сердце Сибири. После возвращения в Россию в 2010 году, Безруков дал немного интервью российским журналистам, в основном, по поводу своей новой работы в качестве консультанта по геополитическим вопросам. О прошлом его и его супруги Елены Вавиловой известно очень немного.
Алекс рассказал мне то, что ему было известно о вербовке родителей из их немногочисленных рассказов: «Когда их нанимали, они не были парой. Они были молодыми, умными, многообещающими людьми. Их спросили, хотят ли они послужить своей стране, и они ответили положительно. Затем несколько лет их готовили».
Никто из десяти депортированных агентов не рассказывал о своем задании в США и о том, как их готовили в СВР и КГБ. Отдел С, занимающийся нелегальной программой, в которой они участвовали, относится к самой секретной структуре КГБ. Один из «нелегалов» рассказал мне, что во время подготовки в 1970-х годах он провел два года в Москве, каждый день изучая английский язык. Его учила американская перебежчица. Его учили и другим необходимым вещам, например, общению путем шифрованных посланий и слежке. Обучение проводилось один на один, и других агентов он никогда не видел.
Эта программа считается единственной в своем роде на международном уровне (многие считали, что она была остановлена, пока в 2010 году ФБР не показало обратное). Многие разведки используют агентов без прикрытия, некоторые вербуют эмигрантов во втором поколении, живущих за границей, но русские были единственными, кто внедрял агентов, притворяющихся иностранцами. Как правило, нелегалов отправляли в Канаду, где они представлялись обычными гражданами западных государств. Оттуда они следовали в места назначения, обычно в США или Великобританию. В советские времена нелегалы выполняли, в основном, два задания: помогали наладить связь между работавшими в посольствах офицерами КГБ и их американскими источниками (нелегал с меньшей вероятностью попадет под наблюдение, чем дипломат), а также были «законсервированными агентами» на «особые времена» — войну между США и СССР. После начала войны нелегалы должны были начать действовать.
КГБ отправил пару в Канаду в 1980-х годах. В июне 1990 года Елена Вавилова, пользовавшаяся личностью Трейси Фоли, родила сына Тима в больнице Women’s College в Торонто. Его первые воспоминания относятся к посещению франкоязычной школы и склада, принадлежавшего компании его отца Diapers Direct, занимавшейся доставкой товаров. На Джеймса Бонда совершенно не похоже, но работа агента всегда напоминает скорее черепаху, чем зайца — долгие годы идет кропотливое выстраивание легенды.
Андрей Безруков закончил университет в СССР, но у «Дональда Хитфилда» не было высшего образования. С 1992 по 1995 год он учился в Йоркском университете в Торонто и получил степень бакалавра в области международной экономики. В 1994 году родился Алекс, на следующий год семья переехала в Париж. Мы не знаем точно, был ли переезд совершен по приказу СВР, но предположить это вполне логично. Дональд учился на степень МБА в École des Ponts, и в это время семья скромно жила в небольшой квартире недалеко от Эйфелевой башни. Братья занимали единственную спальню, а родители спали на диване.
Пока Безруков и Вавилова создавали свою легенду, страна, нанявшая и обучившая их, прекратила свое существование. Коммунистическая идеология потерпела крах, зловещее шпионское агентство, разославшее своих людей по всему миру, было дискредитировано и получило новое имя. При Борисе Ельцине постсоветская Россия, казалось, балансирует на грани превращения в несостоявшееся государство. Но в 1999 году, когда семья переехала из Франции в США, в Кремль вошел новый человек с опытом работы в КГБ. В последующие годы он постарался сделать наследников КГБ снова влиятельной и уважаемой структурой.
Усовершенствовав с годами свою легенду как трудолюбивого и хорошо образованного канадца, Хитфилд поступил в Правительственную школу Кеннеди при Гарвардском университете в конце того же года. Он был готов к работе агента СВР. Ему предстояло шпионить не на обучившую его советскую систему, а на новую Россию Владимира Путина.
Хитфилд и Фоли отправили сыновей в двуязычную франко-английскую школу в Бостоне, чтобы они могли сохранить знания французского языка и поддерживать контакт с европейской культурой. Они не могли рассказывать детям о России. Возможно, упор на французский был сделан, чтобы выделить сыновей из числа средних американцев, не привлекая излишнего внимания. Дома семья говорила на смеси английского и французского языков (опубликованное в интернете видео после депортации Безрукова, показавшее его в роли политического аналитика, демонстрирует, как он говорит на гладком северо-американском диалекте английского с едва заметным проносом). После обучения в Гарварде Хитфилд устроился на работу в консалтинговую компанию Global Partners.
Днем в воскресенье я беседовал с Тимом, он связался со мной по Skype из своей кухни. У него такие же черты лица и аккуратный пробор, как у брата, но волосы скорее светлые, чем темные. Вспоминая о том, как он рос, Тим говорит, что отец много работал и часто ездил в командировки. Он поощрял детей много читать и изучать мир и «был нам лучшим другом». Фоли была заботливой мамой, забирала сыновей из школы и отвозила в спортивные секции. Когда ее сыновья стали подростками, она начала работать в агентстве по продаже недвижимости.
В 2008 году Тим поступил в Университет Джорджа Вашингтона в округе Колумбия на кафедру международных отношений. Он выбрал в качестве специализации Азию, учил мандаринский и провел семестр в Пекине. В том же году семья получила американское гражданство и новые паспорта вдобавок к канадским.
Братья больше не жили в Канаде, когда они уехали оттуда, Алексу был год, а Тиму — пять лет, но они чувствовали себя канадцами. Семья часто ездила кататься на лыжах. Во время школьных поездок из Бостона в Монреаль братья с гордостью показывали другим школьникам «свою родную страну». Алекс делал много шума из своего канадского происхождения, потому что «в старших классах всегда хочется быть частью контркультуры».
Тим описывает свое детство, как совершенно нормальное. Семья была сплоченной и проводила выходные вместе. У родителей было много друзей. Тим не припоминает, чтобы они обсуждали Россию или СССР, они никогда не ели блюда русской кухни. Самый близкий контакт Тима с Россией был в виде вежливого мальчика из Казахстана, учившегося в его школе.
О своем детстве родители рассказывали мало, но они всегда вели себя так, и сыновья не имели причин задавать вопросы на этот счет. «Я никогда не имел никаких подозрений по поводу родителей», — говорит Алекс. Более того, иногда он был расстроен тем, что они казались слишком обычными и скучными людьми. «Выглядело так, что родители моих друзей ведут более интересную и успешную жизнь», — сказал он.
Их отец тем временем пользовался работой консультанта, чтобы проникнуть в американские деловые и правительственные круги. Неизвестно, успел ли он получить доступ к засекреченным материалам, но ФБР выяснило, что он устанавливал контакты с бывшими и действующими госслужащими.
В немногочисленных публичных заявлениях на тему своей работы Безруков говорил больше об аналитической работе, чем о роли супершпиона. «Работа разведчика — это не рискованные эскапады, — рассказал он изданию «Эксперт» в 2012 году. — Если вести себя, как Джеймс Бонд, то вы продержитесь полдня, максимум — день. Даже если бы и существовал воображаемый сейф, в котором хранятся все секреты, то на следующий день половина из них были бы уже устаревшими и бесполезными. Хороший разведчик должен знать, о чем противник подумает завтра, а не что он думал вчера».
Безруков и Вавилова связывались с СВР посредством цифровой стенографии: они публиковали в интернете фотографии, в пикселях которых было зашифровано сообщение. Для шифрования использовался алгоритм, разработанный для них в СВР. Послание, которое, как полагает ФБР, было отправлено Безрукову из СВР в 2007 году, было расшифровано следующим образом: «Получили вашу записку и сигнал. У нас нет никаких сведений о ЕФ, БТ, ДК, РР. Согласны с вашим предложением использовать Фермера для создания сети из студентов в округе Колумбия. Ваши отношения с Попугаем кажутся многообещающими в плане получения ценного источника информации о правящих кругах США. Чтобы начать профессионально работать с ним, нам нужны все подробности о его жизни, привычках, работе, контактах, возможностях и т.д.»
В 2001 году, за десять лет до ареста, ФБР обыскало ячейку в банке, принадлежащую Трейси Фоли. Они нашли фотографии, сделанные, когда ей было немногим более 20 лет. На одной из фотографий имелась надпись на кириллице, сделанная в советском ателье, напечатавшим снимки. Их дом прослушивался, возможно, долгие годы. ФБР знало настоящие имена Хитфилда и Фоли, неизвестные их детям. Но американцы предпочитали присматривать за русской шпионской сетью, а не разоблачать их.
Почему все-таки ФБР решило действовать, неясно. По одной из версий Александр Потеев, офицер СВР, предположительно, сдавший группу, чувствовал, что его вот-вот раскроют. По слухам, он бежал из России за несколько дней до их арестов. В 2011 году российский суд заочно приговорил его к 25 годам лишения свободы. Другая версия говорит о том, что шпионы близко подобрались к важной информации. Как бы то ни было, в июне 2010 года ФБР решило свернуть операцию «Призрачные истории» и ликвидировать российскую шпионскую сеть.
Я много раз беседовал с Алексом и Тимом, лично, по электронной почте и по Skype. Они не чувствуют особенно дискомфорта, рассказывая о пережитом, но и не сильно радуются этому. Первоначально они хотели только обсуждать их судебную тяжбу в канадском суде. Постепенно братья открылись и ответили на все вопросы о своей необычной семье.
Должен признать, что кое-что меня беспокоит. Действительно ли они ни о чем не подозревали?
В 2012 году Wall Street Journal сообщила со ссылкой на анонимные источники, что ФБР, прослушивая дом семьи, записало, как родители рассказывают Тиму о своих подлинных личностях. Это произошло задолго до их ареста. Более того, родители сказали Тиму, что хотят сделать из него российского шпиона. Шпион во втором поколении был бы более ценным, чем нелегалы первого поколения, построившие прочные, но все-таки не неуязвимые легенды. Анонимные источники сообщили тогда, что Тим согласился пройти в Москве подготовку СВР и даже отдал честь «России-матушке».
Тим категорически отрицает, что нечто подобное имело место. По его словам, вся история — ложь: «Зачем мальчику, который всю свою жизнь считал себя канадцем, рисковать пожизненным сроком ради страны, с которой у него нет никаких связей и где он никогда не был? Более того, зачем родителям идти на такой риск и рассказывать сыну о своих подлинных личностях?»
Утверждение о том, что он, якобы, салютовал России-матушке, Тим называет смехотворным. Он был бы счастлив поспорить об этом в суде, но невозможно дискутировать с анонимными источниками. ФБР отказалось комментировать статью в Wall Street Journal по просьбе Guardian.
Есть еще кое-что, что беспокоило меня: действительно ли было простым совпадением, что семья собиралась отправиться тем летом в Россию и сделала визы для детей? Алекс отвечает утвердительно. «Поездка в Россию во многом была моей идеей. У нас была дома карта мира, утыканная булавками, и по ней было видно, что мы побывали почти везде, кроме России, так что мне очень хотелось посетить эту страну. К тому же, это была бы только часть летней поездки».
Задним числом это планировавшееся путешествие в Париж, Турцию и Москву кажется очень подозрительным. Спрашивали ли сыновья своих родителей после воссоединения семьи в России в июле 2010 года, каков был план? Собирались ли родители рассказать им все? Или они планировали провести неделю в Москве, делая вид, что не понимают ни слова по-русски?
«Я думаю, что некий план был, — говорит Алекс. — Мне кажется, что родители собирались встретиться с некими людьми в Москве, не уведомляя нас об этом. Но я не думаю, что они хотели рассказать нам обо всем».
Тим согласен. Рассказав сыновьям правду, родители возложили бы на Тима и Алекса гигантскую ответственность, и вряд ли бы они, как профессионалы, пошли бы на такой риск. Братья сомневаются, что родители собирались однажды рассказать им о себе. «Если честно, я не думаю, что они бы рассказали нам. Это странно, но так я считаю», — сказал Тим.
Братья рассказали мне, что в детстве однажды виделись с дедушками и бабушками. Где? «Где-то в Европе на каникулах», — сказал Алекс. Где именно, он не помнит. На вопрос о том, действительно ли те люди были их дедушками и бабушками, он отвечает утвердительно. Говорили ли они по-русски? «Я был очень мал и ничего не помню», — твердо говорит он.
Я задаю тот же вопрос Тиму, который был постарше. По его словам, он регулярно видел дедушек и бабушек, пока ему не исполнилось 11 лет, после чего они исчезли из его жизни. «Конечно, сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, как это работало. Если бы я увидел их, став старше, то понял бы, что они не говорят по-английски. Они не были похожи на канадцев», — сказал он.
На Рождество они получали подарки с пометкой от бабушек и дедушек. Папа и мама говорили, что их родители живут в Альберте, далеко от Торонто, поэтому они не виделись с ними. Время от времени приходили фотографии, изображавшие дедушек и бабушек на фоне снежного пейзажа. Очень помогало, что климат в Альберте и в Сибири похож.
Если поклонникам сериала «Американцы» история Тима и Алекса напоминает этот телефильм о супругах-агентах КГБ, воспитывающих двоих детей в США, то это потому, что сериал отчасти основан на истории их семьи. В сериале действие происходит в 1980-х годах на фоне Холодной войны, но, похоже, основой послужила история разоблачения шпионской сети 2010-го года. Создатель сериала Джо Вайсберг (Joe Weisberg) прошел обучение на оперативного сотрудника резидентуры ЦРУ в начале 1990-х годов. В ходе телефонной беседы он рассказал мне, что всегда хотел поместить семью в центр сюжета: «Одна из самых интересных вещей, которые я обнаружил во время работы в ЦРУ, это то, что родители врут своим детям. Вы не можете сказать своим маленьким детям, что работаете в ЦРУ. Потом вам надо выбрать подходящее время, чтобы рассказать им, и дети узнают, что им всю жизнь врали. Это трудный момент».
Когда я встретился с Алексом в Москве, он как раз закончил смотреть первый сезон (он начинал смотреть несколько раз, но ему было слишком тяжело, они с Тимом шутили, что надо засудить создателей сериала). По его словам, родителям фильм понравился. «Конечно, все приукрашено, эти убийства и постоянные действия. Но это напомнило им о временах, когда они были молодыми агентами, и каково им пришлось в чужой стране». Алекс, посмотрев фильм, задумался о том, что заставило его родителей выбрать этот путь?
Я спросил, встречаются ли они с другими семьями. Тим ответил, что иногда. Они с Алексом были единственными подростками среди этих семей. Из четырех задержанных супружеских пар у одной были двое маленьких детей, а у другой — сыновья более старшего возраста, чем Тим и Алекс. Вместе с тем, похоже, только эти семьи во всем мире могли понять ситуацию, в которой они оказались.
Безруков и Вавилова прибыли в совсем другую Россию, чем та, из которой они уезжали. Самый старший агент прекратил заниматься активной шпионской деятельностью около десяти лет назад и с трудом говорил по-русски, говорит Алекс. Группе сообщили, что они больше не работают в СВР, но им нашли работу в государственных банках и нефтяных компаниях. Анна Чапман вела телепередачи и основала свою модную линию. Безруков получил работу в МГИМО, престижном московском университете, и написал книгу о геополитических вызовах, стоящих перед Россией.
Тим и Алекс получили российские паспорта в конце декабря 2010 года. Неожиданно для себя они оказались Тимофеем и Александром Вавиловыми. Имена были совсем новыми, чужими и непроизносимыми, сказал Тим. «Настоящий кризис идентичности», — добавил он с горечью. Не имея возможности вернуться в университет, в которой он поступил, Тим перевелся в российский университет и закончил его, а затем выучился на МВА в Лондоне.
Братья ведут борьбу за восстановление канадского гражданства не только ради удобства поездок. Москва — не самый доброжелательный к новоприбывшим город, и ни один из братьев не чувствует себя русским. «Мне кажется, что меня лишили моей личности за то, к чему я не имею отношения. Оба готовы пока работать в Азии, но заинтересованы в возвращении в Канаду, чтобы создать там семьи. Их канадская идентичность остается последней соломинкой, за которую они хватаются, утратив большую часть прошлой реальности.
«Я прожил 20 лет, считая себя канадцем, и я по-прежнему канадец, в этом отношении ничего не изменилось, — написал Тим в заявлении в суд Торонто. — Я никак не связан с Россией, не говорю на их языке, у меня нет там друзей, я никогда не жил там в течение продолжительного времени и не хочу жить там».
Любой человек, родившийся в Канаде, имеет право претендовать на канадское гражданство, за одним исключением — дети работников иностранных правительств. Но торонтский адвокат братьев Хадайт Назами (Hadayt Nazami) считает, что это правило в данном случае применять смешно. Смысл закона в том, чтобы не давать льгот гражданства тем, кто не несет никакой гражданской ответственности.
Очевидно, суд руководствуется одновременно эмоциональными и легальным соображениями, вероятно, держа в уме историю Wall Street Journal о ранней вербовке Тима. Но даже если братья и знали о том, чем занимались их родители (хотя этому нет доказательств), мне интересно, чего бы ожидал от них суд в таком случае? Что должен сделать 16-летний подросток, узнав, что его родители — русские шпионы? Позвонить в ФБР?
Тим и Алекс не один месяц задавались вопросами о себе и о том, кто они такие, а также о том, следует ли им злиться на родителей. Они не хотят, чтобы их детство определяло их взрослую жизнь. Многие их близкие друзья знают, но случайные знакомые — нет. На вопрос о том, откуда они, оба отвечают, не задумываясь: «Из Канады».
Они сохранили дружеские отношения со многими приятелями из Бостона, хотя некоторые старые знакомы прекратили связь. Тим говорит, что так поступили те, чьи родители дружили с их родителями и почувствовали себя преданными.
Хотя они не желают жить в России, братья посещают Москву каждые несколько месяцев, чтобы повидаться с родителями. Я спросил, не трудно ли им поддерживать отношения. Не было ли конфликтов? Тим и Алекс тщательно подбирают слова, желая показать себя в качестве реалистичных прагматиков, а не тех, кто руководствуется эмоциями. «Разумеется, бывают трудные времена. Но если я разозлюсь на них, это не пойдет никому на пользу», — говорит Тим. Он считает печальным то, что, хотя сейчас он может, наконец, проводить время с дедушками и бабушками, языковой барьер не позволит ему узнать их, как следует. «Выбрав такой путь, вам очень трудно сохранить семью и удержать все вместе», — сказал он, и его голос дрогнул.
Алекс сказал мне, что иногда задумывается о том, зачем его родители вообще решили завести детей. «Они жили обычной жизнью и делали свой выбор. Я рад, что им было, во что верить, но это означало, что я не буду никак связан со страной, ради которой они рисковали жизнью. Я бы хотел, чтобы мир не наказывал меня за их выбор и поступки. Это будет совсем несправедливо».
Несколько раз Алекс сказал мне, что сейчас не время и не место судить его родителей, но в прошлом он долго бился над вопросом о том, ненавидит ли он их или чувствует себя преданным. В итоге он пришел к выводу, что родители остались теми же людьми, которые вырастили его с любовью, и неважно, какие секреты они хранили.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.