рассказы с фермы новая жизнь
Один день из жизни на ферме (часть 1)
«Моя жизнь на подворье»
Девять часов утра. На подворской ферме в деревне Лысая Гора уже давно начался рабочий день. В трапезной за деревянным столом братья ждут начала молитвы, после чего — завтрак. На большой кирпичной печи в алюминиевой кастрюле варится картошка для животных. На козырьке вытяжки сушатся перчатки и кепки. Уютно трещит огонь. Черный кот пьет молоко из миски. Брат в камуфляжных штанах дает другому брату, невысокому, худощавому, найденную в трапезной чистую общую тетрадь. Тот спрашивает:
— Пиши: «Моя жизнь на подворье (все смеются), или Любовные письма в стихах».
— Кому? Тут же только козы… — отвечает тот.
На самом деле на ферме мужского подворья Свято-Елисаветинского монастыря живут не только козы. Здесь с раннего утра до позднего вечера братья ухаживают за коровами, овцами, свиньями. На первый взгляд хмурые, неприветливые мужчины с тяжелым опытом за плечами превращаются в абсолютных детей, когда подходят к своим питомцам.
«У меня всё было довольно “кучеряво” в тюрьме»
— Что, моя девочка? Маленькая моя девочка! — с детской интонацией обращается Виталий к рыжей козе и гладит ее морду.
Виталию 45 лет. Высокий, лысый, в джинсах и кепке, на ферме он ухаживает за взрослыми козами — кормит их, убирает в загоне. В помещении пахнет сеном и молоком, из приемника звучит проповедь духовника братьев отца Андрея Лемешонка. Здесь она слышна целый день. Виталий приносит разломанный хлеб, и мы вместе кормим коз. Для них хлеб — лакомство.
— Не бойтесь. Они не кусаются, могут только «щипануть», у них же нет верхних зубов, только нижние, — Виталий показывает мне, что для безопасности хлеб нужно положить на ладонь.
Козы разных пород и окраса высовывают морды через загон и жадно жуют. Виталий отгоняет самых наглых, следит, чтобы все угостились. Он сам дает им имена (а коз тут около 70) и говорит, что они все отличаются друг от друга: «Эта с горбинкой — “Еврейка”, эта с пятнами на носу — “Пятнашка”, а эта — “Гитлер”, потому что мохнатая».
— А до подворья вы никогда не ухаживали за козами?
— Не-а, только здесь познакомился с этими созданиями. Они успокаивают. На подворье я всего три месяца. День побыл на общем послушании, а потом сюда. Пока буду тут. А там как Господь управит.
— Вы здесь доверяете Богу?
— Да. Знаете, я очень много времени провел в тюрьме. В 14 лет первый раз сел, — Виталий подставляет ладонь с крошками хлеба очередной козе, и она мягко губами собирает их все. — До этого я занимался борьбой, но провалился в асфальт и попал в кипяток. Год пролежал неподъемный, потерял спорт. Затем познакомился с ворами. Мне нравилось, что в воровском мире есть свобода выбора, ты принимаешь решения, доказываешь свое мужское слово. И я сам захотел стать вором. После «малолетки» поступил в техникум, окончил десятилетку и опять сел в тюрьму. 24 года провел в камере в четырех стенах. У меня всё было довольно «кучеряво» в тюрьме. Я был «смотрящим»: смотрел за отрядами, чтобы законы не нарушались, принимал решения, в какой масти остается человек. Или отсаживал его «за круг», и он не мог сидеть со всеми за одним столом.
Виталий вытирает руки о джинсы. Внимательно оглядывает загон — всё ли с козами в порядке. Рассказывает о расписании кормления, графике уборки в загоне. Не перестаю думать, что он и здесь «смотрящий». Только совсем в другой роли.
«Когда меня «прижало», я помолился Богу»
В некоторых монастырях есть такое послушание — писать письма осужденным. Виталий тоже захотел, чтобы ему написали. В то время он был 26 дней на голодовке, как сам говорит, «что-то доказывал администрации». И ему очень хотелось с кем-то поспорить. Узнал адрес, стал переписываться с одним православным христианином.
— Он мне рассказывал «за Бога», а я рассказывал «за преступную идею». Вообще, воровская идея в тюрьме существует, чтобы не было беспредела. Люди же разные, и вот эти правила регулируют отношения друг с другом. И в каком-то смысле эта идея тоже «за правду». Но на самом деле все идеи человеческие больше продиктованы дьяволом. Просто человек по своей сути поддается им. Вот XXI столетие прошло, и где на земле рай? Где человек построил что-то, чтобы всё нормально было? Только с Богом можно построить. Но кто-то снова что-то выдумывает, говорит: «Вы все будете счастливы», — а в итоге войны, болезни… Вот так вот. Как в стихах иеромонаха Романа (Матюшина-Правдина): «Без Бога нация — толпа, объединенная пороком, или слепа, или глупа, иль что еще страшней — жестока. И пусть на трон зайдет любой, глаголющий высоким слогом, толпа останется толпой, пока не обратится к Богу».
— Это вы в тюрьме выучили?
— Да. Я там много читал. Всех классиков перечитал, Достоевского — душу он раскрывает, конечно, он же сам был кающийся.
— Книги Достоевского могут привести к Богу?
— Могут. Но в основном жизнь приводит. У меня сложилась такая ситуация, что мне в тюрьме создали «вопросы». Пока воры разрешали эти «вопросы», я сам оказался в подвешенном состоянии. Я увидел, что меня предали те, с кем я годами хлеб в камере ломал. Выжидали, что со мной будет, не разговаривали со мной. Я остался один. В это время, когда меня «прижало», я помолился Богу.
Я был крещеный, но не верующий. Искал путь в жизни. Перечитал за это время и буддизм, и необуддизм, и Кришну. Увлекался хатха-йогой, только как гимнастикой для тела. Те, кто занимались ею, советовали не углубляться в духовные смыслы, потому что у многих после этого «сорвало крышу». Господь уберег от погружения в это. Из мирских удовольствий я уже тоже попробовал всё, наркотики в том числе. Они дают временную иллюзию радости, которая быстро проходит, но никогда не дадут вечную радость и спокойствие души. И когда я первый раз исповедовался, причастился, действительно понял, что лучше Бога «наркотика» нет (улыбается). Мне стало настолько легко, как будто я разделся. Я сам не ожидал такого, у меня текли слезы. Я почувствовал, что Бог простил. Это как рюкзак с камнями несешь, а потом его сбрасываешь.
И такого эффекта нет ни от чего. Конечно, человек может и за бутылкой что-то рассказать другому, может посплетничать и получить на какое-то время облегчение. Но Бог дает тебе не временную, а вечную радость. Помимо этого, Он обещает вечную жизнь и то, что мы здесь не видели и не слышали.
«Вопросы» Виталия разрешились. И он стал регулярно причащаться. Говорит, что после первой исповеди пришел к авторитетам и сказал, что он теперь верующий и не будет тем, кем был, потому что больше не может судить людей, решать их судьбу. Ему сказали: «Без вопросов, к Богу отпускаем». Даже в тюрьме к вере относятся уважительно, и если кто-то, например, обворовал церковь, его не будут уважать.
«Господь изменяет нас Своей благодатью»
— Молитва мне в тюрьме давалась легче. Здесь я не радею к молитве. Там было больше времени, я настраивался, ни на что не обращал внимания. Каждый день вставал в 3:30 и два часа молился, делал 200 земных поклонов. Много молитв в тюрьме я выучил наизусть, — рассказывает Виталий, — при этом я еще не раз попадал в тюрьму. Мне и сейчас нужно находиться на подворье после десяти вечера, у меня надзор. А иногда поедешь в мир с женщиной знакомиться… Три раза застали, что меня нет — в тюрьму.
— Как при такой глубокой обретенной вере вы снова оступались?
— Дьявол искушает тех, кто истинно идет ко Христу. Он не хочет, чтобы его душа спаслась, и всеми способами нападает на человека. Он появился раньше нас и знает наше естество. Только ты начинаешь думать, что уже в чем-то укреплен, — тут же тебе могут показать, насколько ты слаб. А если еще Божья благодать оставляет… Господь попускает это, чтобы ты укрепился в вере, надеялся на Него. Не так просто побороть грех, свое эго. Но если кто-то падает, возвращается и просит прощения, здесь его принимают обратно. Батюшка говорит, что, как бы ни были мы немощны, все-таки здесь мы причащаемся, и понемногу Господь изменяет нас Своей благодатью.
— Вы хотите вернуться в мир?
— Хочу, но позже. Постараюсь в монастыре найти работу. Зубы надо поставить себе. Понимаю, что я еще слаб, не до конца укреплен. Выпусти меня в мир — и снова упаду. Последний раз я освободился в декабре. У меня была возможность встречать Новый год в миру с шампанским, но я приехал сюда. Я уже прекратил общение с бывшим окружением. Только здесь общаюсь. Здесь молитва, козочки… Как оно дальше будет со мной, время покажет.
— Тяжело ли сейчас трудиться на подворье?
— До подворья в своей жизни я вообще не работал. И многие из моих знакомых в тюрьме не работали. Господь помогает, есть искушения.
Наверное, надо заканчивать разговор, а то Артемий (напарник) кормит коз, а я стою и разговариваю, нехорошо.
Виталий и Артемий подкладывают козам сенаж, который для кормления чередуют с сеном.
— Ну что, малявки? Не наелись? Еще хотите? — обращается Виталий к козам. — Если бы мне сокамерники 10 лет назад сказали, что я буду кормить козочек, я бы рассмеялся…
После кормления коз выгоняют на дойку. Козы привычно становятся на свои места. Перед тем как подключить аппараты, братья сдаивают немного молока вручную, чтобы избавиться от пыли и грязи. Они делают это быстро и четко, буквально одним пальцем. Я тоже пробую — у меня ничего не получается. «Смелее-смелее. Как не получается? Ну как нет молока? Ну вот, смотрите, как делаю я. Никакое усилие даже прилагать не нужно. Нужно почувствовать, как идет молоко. Не тянуть, а выдавить его. И потом опять выдавить, когда придет молоко», — дает мастер-класс Саша. Он на подворье уже четыре года.
Дальше один из дояров — Сергей — идет освящать козлов. У него в руках чан со святой водой и кропило. Он делает это каждый день, кропит по очереди каждого козла в клетке: «Спаси и сохрани на многие-многие века». Козлы фыркают, как ежики, становятся на дыбы, и Сергей — невысокий, худощавый — на фоне них выглядит беззащитно.
В детстве всем козлам выжигают рога, а козла Степана привезли уже с рогами, и травмировать его уже было нельзя. Поэтому рога у него длинные, закрученные в дугу: «Добра бадае, — говорит Сергей, открывает клетку и шутливо бодается с козлом. Затем хватает его за бороду. — Борода как коса, богатая. Если брать козла за бороду, он слушается. Степушка, иди ко мне, мой маленький, иди сюда, мой малюська. Я ж его с малых лет знаю».
Сергей на подворье уже 10 лет. Козел Степан то ли от кропления святой водой, то ли от ласки действительно становится Степушкой и слушается, подходит…
Фермеры. Истории малых хозяйств. Часть 1
Запрет ввоза продовольствия из стран, поддержавших санкции в отношении России, не может не изменить российское сельское хозяйство и торговлю. По этому поводу «Сноб» решил поговорить с фермерами. Павел Абрамов рассказал, как выращивает хлеб, Алексей Иванов — о том, что в России сложно найти хорошего агронома, а Иван Новичихин — о перспективах урожая 2015 года в условиях объявленного эмбарго
Поделиться:
Иван Новичихин, фермер, 30 лет, Краснодарский край, возделывает 12 га, выращивает овощи
«Когда пять лет назад, в 2009 году, я занялся “большой землей”, мы с семьей приняли решение заниматься большим объемом, чем наши эксперименты в собственном огороде. Я нашел землю в краткосрочную субаренду, а это предполагает выращивание культур одного оборота. Одного сезона. А овощи таковыми и являются».
С Вы выращиваете только овощи?
Все фрукты, плодовые деревья, ягоды — все эти многолетние культуры, о которых я мечтаю, требуют основательной подготовки. На момент старта не было такой возможности. И вложения в сады на порядок выше. Чтобы заниматься взращиванием фруктов и ягод, требуется много ресурсов: это энергоемкая деятельность, нужно много вкладывать на старте и возвращать назад по чуть-чуть очень долго. Овощеводство именно поэтому было началом пути, и это общая практика — я знаю множество примеров фермеров, малых хозяйств, которые именно так и начинали. Большинство моих товарищей и партнеров — те, у кого сейчас сады, занимались овощами на старте своей деятельности.
С А есть планы выращивать фрукты?
Это в ближайших планах. Мое хозяйство находится в Крымском районе Краснодарского края, и ландшафт его не совсем овощной — я нахожусь на холмистой местности, в предгорьях Кавказа, это самое начало хребта — до Новороссийска всего 10 километров. На этих склонах овощи выращивать проблематично. Это тебе не на кубанских черноземах. Суглинистые почвы, и на них естественным образом продиктовано развитие виноградарства и садоводства. Поэтому закладка садов в ближайшей перспективе. Это будут косточковые культуры: вишня, черешня, слива, груши, яблоки и ягоды, конечно. Как любитель ягод, обязательно посажу клубнику в каких-нибудь серьезных масштабах. Сейчас я возделываю небольшой участок для семьи и друзей и как сортовой эксперимент. Я занимаюсь органическим земледелием, у него свои нюансы, и это очень серьезно, поэтому пока я просматриваю сорта, как они вырастают.
Мне довелось организовать кооператив и ряд фермерских хозяйств в единое сообщение поставок на Москву, Санкт-Петербург и т. д. Выяснилось, что яблоки у нас выращиваются повсеместно. Выращивают черешню, персики, нектарины и столовый виноград. Но почему-то такую культуру, как вишня, забывают, и зачастую в сезон вишня стоит дороже черешни. Как бы это ни было странно, но вишня — это дефицитная культура. Я планирую посадить некоторое количество разной вишни — ранней, средней и поздней. Есть определенный дефицит груши. У нас в Краснодарском крае по какой-то причине груша не была востребована и ее не сажали, хотя она здесь прекрасно растет и плодоносит. И как культура она мне очень симпатична, нравится по вкусу — для еды, а это ведь один из главных критериев фермерства: люди выращивают очень часто то, что им самим нравится.
Так что планирую заложить грушевый сад. Что касается остальных культур — абрикосов и персиков, они, к сожалению, в Крымском районе плохо растут или не растут вообще. У нас здесь такая климатическая зона, что в период цветения абрикосы вымерзают. Их вообще здесь нет, и это объективная реальность. Персики вымерзают периодически раз в два-три года. Крымский район является зоной рискованного земледелия. А мы за хребтом и морозы зимой до минус 28 градусов. Нежные деревья у нас не выживают, даже грецкий орех повреждается.
А вот слива здесь успешно растет и хорошо хранится зимой.
С Где вы учились?
Я родился на Дальнем Востоке, в городе Советская Гавань, затем родители переехали в Краснодарский край, на Кубань. И я в сельской местности, в маленьком поселке Виноградный, с первого класса школы. Вырос на огороде, с хозяйством, в полном соответствии с деревенскими традициями. Я был ботаником на самом деле. Мне нравилась земля, нравилось возиться c растениями, я перелопатил кучу информации и плохо учился по всем предметам, кроме биологии, экологии и географии. На фоне учебы в строительном вузе сохранял интерес к земле (как хобби), ходил на выставки — был романтиком, мечтающим о земле. Выучился на инженера-строителя, делал мебель, чтобы зарабатывать деньги для семьи и скопить средства, чтобы когда-то начать заниматься землей. Это была розовая мечта — забраться в дикую местность и выращивать экологически чистые продукты для себя и детей. И мы осознанно к этому пришли.
После института мы с женой вернулись в поселок Виноградный — туда, где живут мои родители, устраиваться на земле.
С И началась «большая» земля?
От романтики мы пришли к практике. Нужно было выбрать: либо где-то работать и выращивать продукты в огороде для себя, либо заняться хозяйством в большом объеме. Я выбрал второе. Думал, что смогу здорово заработать, если «раскачаю» фермерство как бизнес для получения прибыли. И это было основным фактором упора на большую площадь и большие объемы. В какой-то период времени я всерьез размышлял о том, что чем больше земли, тем лучше. Но действительность — она другая. Например, выращивать пшеницу надо от 100 гектаров, а овощи можно эффективно и на одном.
С Расскажите, как вы все это начали. Где взяли землю?
Это моя любимая история. Я приезжаю в поселок с семьей, на романтической волне и с мыслями о том, что прямо сейчас займусь землей. Опыта нет, семья моя не аграрии (отец — капитан дальнего плавания, мама — доктор), и все, что я мог видеть с детства, — это подсобное хозяйство: огород и скотный двор. Никакой, одним словом, практики.
И вот стоит мальчик и главе сельского поселения говорит: «Хочу взять землю в аренду, чтобы выращивать овощи». А земли нет. Как же нет, вот же пустые поля: тут заброшены, там заброшены, вокруг все заросло бурьяном, как это — нет земли? А вся земля под каким-то инвестиционным проектом — московским, вся земля там, другой нет.
А я, знаете ли, верю людям. «Московский инвестор» принял, люди эти давно искали такого героя и предложили взять у них земли в субаренду. Земля хорошая, вода есть для полива, я согласился. Но самое главное, что они предложили вырастить продукты для них, с дальнейшим выкупом. Полная сказка. И больше всего их заинтересовало мое желание выращивать экологически чистые продукты. Меня называли «экспериментальный фермер». На мне отрабатывали эксперимент. Я все вырастил, пошла сертификация «органик», но… эти продукты оказались невостребованными. Не было никаких клиентов. Я остался один на один со своим урожаем. С ранним горохом. С огурцами. С кабачками. С помидорами. Они достались мне с очень большими затратами в связи с отсутствием опыта и технологий, и продать их было некуда. И я поехал продавать их на ярмарках и рынках, колесил по всему Краснодарскому краю. Настоящая правда довольно жестокая. Сельское хозяйство в существующем сейчас виде — низкорентабельное. На то, что порядок вещей изменится, пока есть только надежда. Это вопиющее явление у нас в России и, в частности, в Краснодарском крае. Диспаритет цен громадный.
Кабачки, которые я выращивал, у меня купили за 1 рубль 20 копеек. При себестоимости в 20 рублей за 1 кг.
Это современная российская действительность, это есть и сегодня в том числе. Существует цена на оптовых рынках и перекупщики, которые эту цену устанавливают. И никуда ты не денешься со скоропортящимся продуктом, который живет в течение часов. Я собираю урожай огурцов, у меня нет даже суток, чтобы их реализовать. И я вынужден эти огурцы просто отдавать. Их возьмут по 15 рублей при себестоимости 27 рублей. Такая вот математика.
С Но это же грабеж.
В полном смысле этого слова. А еще это называется «попадалово». На земле такое очень часто бывает. Именно это явление — низкие цены и условия сбыта — ограничивает развитие фермерских хозяйств и их появление.
С А кто вообще хочет заниматься фермерством?
Фермерством занимается три типа людей. Первый — те, кто больше ничего другого делать не умеет. Всю жизнь выращивали картошку и продолжают это делать. Выручки хватает оплатить посадку и уборку, ну, и остается немного, чтобы перезимовать. Авось зиму переживем. Так длится годами. Первый тип — сельское население, у которого нет никакой другой перспективы и альтернативы выбора.
Народ потихонечку из этой категории мигрирует в таксисты, работников по найму, открывают магазины, бросают на хрен эту землю.
Вторая категория — это романтики, я причисляю себя к ним. Люди, которые делают это не ради денег, а ради некой идеи. Верят в светлое будущее и возможный (когда-нибудь!) организованный сбыт, особенное отношение к собственному продукту. Меня вдохновляет проект «ЛавкаЛавка» и смежные с ним идейные проекты: они покупают товар не из интересов низкой цены, а потому что им нужны именно эти продукты, именно такого происхождения.
Третья категория — это люди, которые «делают бабки». Они зарабатывают деньги за счет «вала». Чтобы снизить себестоимость, нужно получить огромное количество продукции, применяя самые последние технологии агрохимии — все для того, чтобы получить урожай. Растения закармливаются и затравливаются химикатами, и огромный урожай обеспечен. И самое главное — у них прекрасное товарное качество. На фоне низкого экологического. Они красивые и крупные. Продукт «вываливается» на рынок сезонно, и люди зарабатывают неплохие деньги. Есть «помидорники», огурцовые фермеры, есть те, кто занимается выращиванием свеклы, моркови и картофеля. Все это выращивается, если мягко выразиться, не самыми экологичными способами.
С А они сами свои продукты едят?
Получается такой бизнес с зажмуренными глазами. Я фермер маленький, по сравнению с ними, но эти люди продукты для себя едут покупать ко мне. «Вань, продай нам картошки». Зачем вам моя картошка, если вы сами выращиваете картошку, сотни тонн? «А мы эту картошку не едим», — говорят они мне, так как хорошо знают, чем были обрызгана эта картошка или эти арбузы, чтобы они хорошо росли. А рентабельность у них есть.
С Получается, что в стране помимо импорта огромное количество продуктов сельского хозяйства?
Я всякий раз говорю о том, что нет дефицита продуктов у нас в стране, у нас огромный профицит — завал продуктов. Я ездил на оптовые рынки со своими кабачками, горохом, помидорами и чесноком — грустная картина. Фермер может постоять неделю со своей капустой и просто ее не продать. Вывалил ее в яму и поехал домой. Местный продукт — сезонный и портится мгновенно. А ведь есть еще импортный.
С Поговорим об импорте, импортозамещении и продовольственной программе, объявленной правительством. Вы для себя видите ее выгоды, как-то в ней участвуете?
Да, я непосредственный участник сельхозрынка. Тем более продукт у меня особенный — биопродукт. Я уверен, что на подобное моему фермерство будет обращено внимание. Дай бог, чтобы это внимание было во благо. Потому что очень часто власти предержащие действуют во благо себе. Хочется, чтобы возникли некие понятные субсидии, дотации, которые не пришлось бы потом отдавать.
Очевидных минусов я не вижу, но меня озаботил годичный срок эмбарго на импорт.
Сельскохозяйственный сезон длится больше года. При всех прочих равных в случае отмены эмбарго все вернется на круги своя и возникнет очень странная и даже невозможная ситуация — еще больший профицит еды.
Сейчас мы всех стимулируем, всех зовем в поля, год проходит, границы открываются — и все фермеры получают еще больший профицит. Кто-нибудь думает об этом?
Представьте себе, что люди просто кинутся — а они уже это делают, я вижу это своими глазами — выращивать продукты! Люди хотят скупать земли, чтобы срочно организовать сельхозпредприятие. Это не смешно на самом деле.
Все должны понимать, что в случае отмены (не дай бог!) этого эмбарго по всем позициям — от молока до фруктов — мы можем столкнуться с ситуацией гораздо более серьезной и угрожающей, чем она есть на сегодняшний день.
Рынок будет завален собственными продуктами на фоне импорта, и я просто не представляю, что мы будем делать и почем мы будем торговать.
Импортозамещение — это супер. У нас появился свет в окне, какой-то лучик надежды. Мечта, что наши продукты будут нужны и востребованы.
Но Египет не в Евросоюзе и по-прежнему поставляет в нашу страну огромное количество раннего картофеля (ниша, на которой зарабатывают местные фермеры).
Почему эмбарго вводят в августе, а не в феврале, например? Ведь для сельхозпроизводителя эмбарго в августе — на год — это очень неудобно.
Наши чиновники должны задуматься, куда деть будущий урожай. А он будет, поверьте мне. Фермеры — люди впечатлительные, те, кто работают, тоже иногда смотрят телевизор. Дай бог, чтобы у власти хватило мудрости придержать импорт еще чуть-чуть, чтобы был реализован текущий урожай.
С А прибыль вы видите, хотя бы иногда?
Землей я начал заниматься в 2009 году. Субаренда у меня неудачно закончилась, и сейчас мы возделываем новые поля, которые впоследствии будем выкупать в собственность. Мне в ближайшее время года три придется раздавать долги. Ни о какой прибыли речи пока не идет.
С Как государство вас поддерживает?
В нашем случае есть несколько программ, которые работают. Первое — техника в лизинг. Есть схемы льготного лизинга — я приобрел трактор. И схема эта очень мягкая, лояльная, с отсрочкой. У меня три трактора, один из них я купил таким образом. Еще одна программа — возмещение части затрат на возведение теплиц. 300 рублей на квадратный метр закрытого грунта. Эта схема тоже рабочая, она помогает, это примерно ¼ часть от расходов. Еще возмещают расходы на постройку современной технологии орошения — тоже рабочая схема.
Остальные субсидии нас никак не касаются. Мелких фермеров уходит все больше от земли.
Хозяйства укрупняются. В Краснодарском крае можно ехать добрых 500 км и видеть по краям дороги пшеницу-кукурузу-подсолнечник-пшеницу-кукурузу-подсолнечник. Ну, и сахарная свекла. Это такой стандартный набор современных аграриев. Под это есть все технологии, механизация и минимальное количество ручного труда. И получается приличный результат. Например, выращивать пшеницу на площади от 100 гектар — это очень выгодно, максимальный результат.
С А можно производить экологическую продукцию на площадях более чем 100 гектаров?
Делать это нецелесообразно, и вопрос тут не в затратах. Эта ниша позволяет выдерживать рентабельность за счет высокой цены. Рынок только развивается, и есть возможность узнавать цену опытным путем. Продавать по заведомо выгодным ценам. Это меня вдохновляет и впечатляет. Клиенты и потребители покупают именно это, именно у меня — вне цепочки перекупщиков, а они огромны. Их может доходить до 12 звеньев! Это грустно, потому что разница в цене при этом ужасе более чем в 20 раз иногда.
У меня 12 гектаров открытого грунта. Ассортимент: помидоры и огурцы, перец и баклажан, капуста. Тыква, арбузы, дыня, редис, редька, репа и кукуруза — около 20 культур. Клиентура на продукты «органик» ограниченная, поэтому нужен ассортимент. И я выращиваю много видов овощей.
Мне бы хотелось вырастить цветную капусту, но она у нас не растет. Только ранние сорта и в закрытом грунте. А на поле, под небом — нет, к сожалению. И брокколи тоже не получается — на наших землях она пока не вырастает. Но я отрабатываю технологию выращивания: как и в какие сроки ее посадить, чтобы это когда-то получилось.
С Продукты «органик» — это круто, но дорого.
С Сколько у вас работает человек, какая у них зарплата?
Команда, человек пять. Людей я видел много, доходило в сезон до 40 человек в день. Стабильности трудового потока нет: сегодня нужно сорок, завтра один.
Например, у меня работает женщина, у которой аллергия на химию, а у меня на полях химии нет, поэтому она чувствует себя в огороде как дома. Мы сработались.
Средняя зарплата у нас 20 тысяч. Но это здесь очень серьезная зарплата. Хотя у меня есть стойкое убеждение, что я плачу немного. Но моя экономика не позволяет мне платить больше. Есть исторические ставки, фермерские, здесь, я немного добавляю за свою специфику: у меня в поле нельзя курить и у меня сухой закон. А люди привыкли, что им мало платят, но зато они бухают. Им мало платят, но зато они ничего не делают, а сидят и курят. Поэтому я доплачиваю им за то, чтобы они просто работали.
С Расскажите какие-то случаи из жизни фермера.
О бренности бытия, например. 2010 год, я врываюсь в первую землю, высаживаю рассаду, возделываем, пропалываем… ждем урожай. 22 июня налетает град, все превращает в жидкую грязь и подчистую уничтожает посадки. В течение одного часа у нас ничего не осталось. 2012 год, 7 июля, Крымск, трагическое наводнение.
У нас река тоже вышла из берегов — на несколько часов, но смыла весь урожай. Если тогда, после 22 июня, можно было еще что-то посадить, то 7 июля — это далеко за середину лета. И пока все просохло, пока мы расчистили завалы, которые натащила река, настал август. В тот год мы вложили около двух миллионов в землю, государство вернуло мне 236 тысяч.
Тут речь не идет о получении прибыли вообще. После наводнения мы просто мечтали свести концы с концами, просто прожить. Это суровая действительность, которая настигает российских фермеров с завидной регулярностью.
У нас, тех, кто работает на земле, есть поверье, что земля дает раз в пять лет. Ну, вот так получается: из пяти лет выстрелит только один год. А все остальное время ты колотишься и выгребаешь стихийные бедствия. Я уж не говорю о вредителях, болезнях и эпидемиях. Невозможно предвидеть ничего.
Испытывать надежду, далеко планировать в сельском хозяйстве, сильно впечатляться, мечтать, чего-то ждать — нельзя. И возникает некая ирония и некая философия жизни в сельской местности. Ну, не получилось. Надо идти дальше. Долги в сельском хозяйстве — они оттуда и берутся. И никто — никто — не страхует риски здесь. Сельскохозяйственное предприятие малых форм у нас в стране не страхуют по определению. Вообще. Никогда.
Все риски ложатся на плечи фермера. Я считаю, что это несправедливо. Особенно на фоне лозунга «Поднимем сельское хозяйство!».
В сельском хозяйстве планировать — это все равно что гадать на кофейной гуще. И вот это стало для меня открытием. Я был уверен, что это планируемый бизнес. Но к земле это неприменимо. Земля-матушка диктует свои условия.
Но есть удивительная штука. Я был на ярмарке в Москве со своими продуктами. И глубоко поразился происходящему. До этого я торговал на всех почти крупных рынках Краснодарского края. Я ездил и продавал свои продукты — с весами. Здесь же я попал на ярмарку совершенно иного плана — и словно на Луну слетал. Я не успевал рассчитывать людей. Был огромный поток, люди вообще не смотрели на цену. Просто брали то, что им нравилось. Сейчас у меня постоянные покупатели по всей стране. Вот ради моего покупателя я готов идти дальше.