Признать что присуждение нобелевской премии роману
Нобелевский лауреат — изгой. Как советская власть давила Пастернака
Коллаж. Фото: © РИА Новости, shutterstock
31 октября 1958 года Борис Пастернак написал письмо Никите Хрущёву, где объяснил, что жизнь вне родины для него немыслима. За неделю до этого он стал нобелевским лауреатом. Но травля со стороны советской власти заставила писателя, благодаря переводам которого на русском языке с нами заговорили шекспировские Ромео и Джульетта и Фауст Гёте, отказаться от премии.
В течение десяти лет — с 1945 по 1955 год — Пастернак трудился над романом «Доктор Живаго», который стал вершиной его творчества, и одновременно из-за которого писатель подвергся нападкам со стороны правительства. Произведение было запрещено к печати из-за критического отношения Пастернака к Октябрьской революции. Негативное отношение к роману сложилось и в официальной литературной среде. Главный редактор журнала «Новый мир» Константин Симонов при отказе в публикации «Доктора Живаго» заявил: «Нельзя давать трибуну Пастернаку!»
Но о новом романе Пастернака стало известно на Западе, им заинтересовался молодой итальянский издатель Фельтринелли. К осени 1957 года писатель понял, что он не дождётся издания романа в России, и тайно предоставил издателю право напечатать итальянский перевод. Уже 23 ноября на книжных полках Италии появился роман «Доктор Живаго», следом книгу опубликовали во Франции.
Советская власть не знала, что делать: роман уже вышел на 23 языках, среди которых был даже язык индийской народности. Поэтому было решено никаких действий по отношению к Пастернаку пока не предпринимать.
В СССР подобную выходку писателя сочли возмутительной, но дали ему шанс исправиться. В декабре 1957 года на дачу Пастернака в Переделкино по настоянию отдела культуры ЦК КПСС пригласили иностранных корреспондентов и потребовали от автора нашумевшего романа отречься от издателя и соврать, что тот украл недоработанную рукопись. Но неожиданно для всех во время интервью Пастернак заявил: «Моя книга подверглась критике, но её даже никто не читал», — и добавил, что сожалеет об отсутствии издания на русском языке.
Фото: © РИА Новости, Shutterstock
23 октября 1958 года Борис Пастернак стал вторым русским писателем после Бунина, которому была присуждена Нобелевская премия по литературе «За выдающиеся достижения в современной лирической поэзии и развитие традиций классической русской прозы». Секретарь Нобелевского фонда Андерс Эстерлинг отправил Пастернаку телеграмму с поздравлением и пригласил на вручение премии 10 декабря в Стокгольме. Пастернак ответил кратко: «Бесконечно признателен, тронут, горд, удивлён, смущён».
«Вечером того дня, когда в Москве стало известно, что отцу присудили Нобелевскую премию, мы радовались, что все неприятности позади, что получение премии означает поездку в Стокгольм и выступление с речью. Как это было бы красиво и содержательно сказано! Победа казалась нам такой полной и прекрасной. Но вышедшими на следующее же утро газетами наши мечты были посрамлены и растоптаны», — сын писателя Евгений Пастернак.
В это же время ЦК КПСС приняло постановление «О клеветническом романе Б. Пастернака».
1. Признать, что присуждение Нобелевской премии роману Пастернака, в котором клеветнически изображается Октябрьская социалистическая революция, советский народ, совершивший эту революцию, и строительство социализма в СССР, является враждебным по отношению к нашей стране актом и орудием международной реакции, направленным на разжигание холодной войны.
2. Подготовить и опубликовать в «Правде» фельетон, в котором дать резкую оценку самого романа Пастернака, а также раскрыть смысл той враждебной кампании, которую ведёт буржуазная печать в связи с присуждением Пастернаку Нобелевской премии.
3. Организовать и опубликовать выступление виднейших советских писателей, в котором оценить присуждение премии Пастернаку как стремление разжечь холодную войну.
Пастернак этого ещё не знал, 24 октября он отмечал с друзьями семьи именины своей жены Зинаиды Николаевны и известие о присуждении Нобелевской премии. По настоянию заведующего отдела культуры ЦК КПСС Дмитрия Поликарпова в Переделкино приехал друг Пастернака, писатель Константин Федин. Ему было поручено уговорить лауреата отказаться от премии. Во время разговора на повышенных тонах Федин заявил, что если Пастернак не откажется от премии, то последствия непредсказуемы. Но писатель твёрдо стоял на своём: от Нобелевской премии он отказываться не будет.
После этого разговора Пастернак потерял сознание и все последующие дни не читал газет. Это было правильное решение.
Давид Заславский, который давно недолюбливал Пастернака, написал статью «Шумиха реакционной пропаганды вокруг литературного сорняка», опубликованную в «Правде» 26 октября: «Захлебываясь от восторга, антисоветская печать провозгласила роман «лучшим» произведением текущего года, а услужливые холопы крупной буржуазии увенчали Пастернака Нобелевской премией».
В то же время студенты-добровольцы из Литинститута вышли на демонстрацию с плакатом «Иуда, вон из СССР»: карикатурно нарисовали Пастернака, рядом изобразили мешок с долларами, к которым писатель тянулся.
Борис Пастернак и Анна Ахматова. Фото: © РИА Новости, Shutterstock
28 октября в отделе культуры ЦК КПСС обсуждался вопрос «О действиях члена Союза писателей СССР Б.Л. Пастернака, несовместимых со званием советского писателя». Автор «Доктора Живаго» из-за плохого самочувствия не смог приехать на заседание. Присутствовавшие писатели единодушно приняли решение исключить Пастернака из членов Союза советских писателей. Не изменила их вердикта и телеграмма от британских писателей, вступившихся за лауреата: «Мы глубоко встревожены судьбой одного из величайших поэтов и писателей мира Бориса Пастернака… Во имя той великой русской литературной традиции, которая стоит за вами, мы призываем вас не обесчестить эту традицию, подвергая гонениям писателя, почитаемого всем цивилизованным миром».
Исключения Пастернака из Союза писателей советской власти было мало — генерал-полковник Владимир Семичастный предложил писателю на одном из докладов ЦК ВКЛСМ эмигрировать: «Свинья… никогда не гадит там, где кушает, никогда не гадит там, где спит. Поэтому если сравнить Пастернака со свиньёй, то свинья не сделает того, что он сделал. Он нагадил там, где ел, он нагадил тем, чьими трудами он живёт и дышит. А почему бы этому внутреннему эмигранту не изведать воздуха капиталистического, по которому он так соскучился и о котором он в своём произведении высказался».
Пастернак понимал, что у него нет другого выхода, как только отказаться от премии. Он написал в Шведскую академию: «В силу того значения, которое получила присуждённая мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я должен от неё отказаться. Не сочтите за оскорбление мой добровольный отказ».
Также по советам адвокатов из Всесоюзного агентства по охране авторских прав 31 октября Пастернак написал письмо Хрущёву.
«Уважаемый Никита Сергеевич,
Я обращаюсь к Вам лично, ЦК КПСС и Советскому правительству.
Из доклада т. Семичастного мне стало известно о том, что правительство «не чинило бы никаких препятствий моему выезду из СССР».
Для меня это невозможно. Я связан с Россией рождением, жизнью, работой.
Я не мыслю своей судьбы отдельно и вне её. Каковы бы ни были мои ошибки и заблуждения, я не мог себе представить, что окажусь в центре такой политической кампании, которую стали раздувать вокруг моего имени на Западе.
Осознав это, я поставил в известность Шведскую академию о своём добровольном отказе от Нобелевской премии.
Выезд за пределы моей Родины для меня равносилен смерти, и поэтому я прошу не принимать по отношению ко мне этой крайней меры.
Положа руку на сердце, я кое-что сделал для советской литературы и могу ещё быть ей полезен.
Вскоре Пастернака вызвали в Кремль, он обрадовался — надеялся на личную встречу с Хрущёвым. Но его ждал Поликарпов, который сообщил, что писатель может остаться на родине.
Ещё через пару дней ТАСС был уполномочен заявить, что «со стороны государственных органов не будет никаких препятствий, если Б.Л. Пастернак выразит желание выехать за границу для получения присуждённой ему премии. В случае если Б.Л. Пастернак пожелает совсем выехать из Советского Союза, общественный строй и народ которого он оклеветал в своём антисоветском сочинении «Доктор Живаго», то официальные органы не будут чинить ему в этом никаких препятствий».
Фото: © Википедия, Shutterstock
Травля из-за премии пошла на спад после публикации в «Правде» письма Пастернака. «В моём положении нет никакой безысходности. Будем жить дальше, деятельно веруя в силу красоты, добра и правды. Советское правительство предложило мне свободный выезд за границу, но я им не воспользовался, потому что занятия мои слишком связаны с родною землёю и не терпят пересадки на другую».
Это была временная передышка. Гонение Пастернака вновь началось в марте 1959 года, после публикации на Западе его стихотворения «Нобелевская премия».
Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет.
Тёмный лес и берег пруда,
Ели сваленной бревно.
Путь отрезан отовсюду.
Будь что будет, всё равно.
Что же сделал я за пакость,
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.
Но и так, почти у гроба,
Верю я, придёт пора —
Силу подлости и злобы
В один из дней, когда Пастернак гулял один по Переделкино, подъехала машина, в которую его затолкали силой и привезли в прокуратуру. Его допрашивал лично генпрокурор Руденко. Писателя обвиняли по 64-й статье — «Измена Родине». На протяжении двух часов Пастернака запугивали возбуждением уголовного дела: если ещё раз его произведение будет опубликовано на Западе, то он будет арестован.
Отказ от Нобелевской премии, нападки правительства, критика со стороны других писателей — все эти волнения сильно подорвали здоровье 69-летнего Пастернака. В апреле 1960 года он впервые почувствовал, что болен: из-за боли в левой лопатке он не мог писать сидя. 30 мая он умер от рака лёгких.
Роман Пастернака «Доктор Живаго» лёг в основу голливудской экранизации, удостоенной «Оскара». Но впервые на русском языке произведение было напечатано только в 1989 году, через 29 лет после смерти автора. Тогда же медаль Нобелевского лауреата была вручена членам семьи Пастернака.
p_i_f
ДЛЯ ВСЕХ И ОБО ВСЕМ
Осенью 1958 года Борис Леонидович Пастернак получил Нобелевскую премию по литературе во многом благодаря «Доктору Живаго». В одно мгновение этот роман в Советском Союзе посчитали «клеветническим» и порочащим достоинство Октябрьской революции. На Пастернака оказывали давление по всем фронтам, из-за чего писатель был вынужден отказаться от премии.
Бориса Пастернака часто называют Гамлетом XX века, ведь он прожил удивительную жизнь. Писатель успел многое повидать на своем веку: и революции, и мировые войны, и репрессии. Пастернак неоднократно вступал в конфликт с литературными и политическими кругами СССР. К примеру, он бунтовал против социалистического реализма — художественного движения, получившего особое и широкое распространение в Советском Союзе. К тому же, Пастернака неоднократно и открыто критиковали за чрезмерную индивидуальность и непонятливость его творчества. Однако мало что сравнится с тем, с чем ему пришлось после 23 октября 1958 года.
Известно, что одну из престижнейших литературных наград ему вручили за произведение «Доктор Живаго» с формулировкой «за значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа». До этого на Нобелевскую премию среди русских писателей номинировался только Иван Бунин. А кандидатуру Бориса Пастернака в 1958 году предложил сам французский писатель Альбер Камю. К слову, Пастернак мог выиграть премию с 1946 по 1950 года: он ежегодно числился в кандидатах в это время. Получив телеграмму от секретаря Нобелевского комитета Андерса Эстерлинга, Пастернак ответил в Стокгольм такими словами: «Благодарен, рад, горд, смущен». Многие друзья писателя и деятели культуры уже начали поздравлять Пастернака. Однако весь писательский коллектив крайне негативно отнесся к этой награде.
Чуковские в день, когда Пастернаку вручили Нобелевскую премию
Как только до советских властей дошли вести о номинации, то на Пастернака сразу начали оказывать давление. Пришедший на следующее утро Константин Федин, один из самых деятельных членов Союза писателей, потребовал демонстративно отречься от премии. Однако Борис Пастернак, вступив в разговор на повышенных тонах, отказал ему. Тогда писателю пригрозили исключением из Союза писателей и другими санкциями, которые могли поставить крест на его будущем.
Но в письме Союзу он писал: «Я знаю, что под давлением общественности будет поставлен вопрос о моем исключении из Союза писателей. Я не ожидаю от вас справедливости. Вы можете меня расстрелять, выслать, сделать все, что вам угодно. Я вас заранее прощаю. Но не торопитесь. Это не прибавит вам ни счастья, ни славы. И помните, все равно через несколько лет вам придется меня реабилитировать. В вашей практике это не в первый раз». С этого момента и началась общественная травля писателя. На него посыпались всевозможные угрозы, оскорбления и анафемы всей советской печати.
Не читал, но осуждаю
Вместе с этим западная пресса активно поддерживала Пастернака, когда как любому было не прочь поупражнялся в оскорблениях в адрес поэта. Многие видели в премии настоящее предательство. Дело в том, что Пастернак после неудачной издания романа в своей стране решился передать его рукопись Фельтринелли — представителю итальянского издательства. Вскоре «Доктор Живаго» был переведен на итальянский и стал, как сейчас говорится, бестселлером. Роман был признан антисоветским, так как в нем разоблачались достижения Октябрьской революции 1917 года, как говорили его критики. Уже в день присуждения премии, 23 октября 1958 года, по инициативе М. А. Суслова Президиум ЦК КПСС принял постановление «О клеветническом романе Б. Пастернака», признавшее решение Нобелевского комитета очередной попыткой втягивания в холодную войну.
На обложке одного из американских журналов 1958 года
Эстафету подхватила «Литературная газета», которая с особым пристрастием взялась за травлю писателя. 25 октября 1958 года в ней писалось: «Пастернак получил «тридцать серебреников», для чего использована Нобелевская премия. Он награждён за то, что согласился исполнять роль наживки на ржавом крючке антисоветской пропаганды… Бесславный конец ждёт воскресшего Иуду, доктора Живаго, и его автора, уделом которого будет народное презрение». Вышедший в этот день номер газеты был целиком «посвящен» Пастернаку и его роману. Также один из читателей писал в одной разоблачительной заметке: «То, что сделал Пастернак, — оклеветал народ, среди которого он сам живет, передал свою фальшивку врагам нашим, — мог сделать только откровенный враг. У Пастернака и Живаго одно и то же лицо. Лицо циника, предателя. Пастернак — Живаго сам навлек на себя гнев и презрение народа».
Именно тогда появилось известное выражение «Не читал, но осуждаю!». Поэту грозили уголовным преследованием по статье «Измена Родине» Наконец Пастернак не выдержал и отправил в Стокгольм 29 октября телеграмму следующего содержания: «В силу того значения, которое получило присужденная мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я должен от нее отказаться, не примите за оскорбление мой добровольный отказ». Но и это не облегчило его положение. Советские писатели обращались к правительству с просьбой лишить поэта гражданства и выслать за границу, что больше всего боялся сам Пастернак. В итоге его роман «Доктор Живаго» запретили, а самого поэта исключили из Союза писателей.
Писатель остался практически в одиночестве
Вскоре после вынужденного отказа на измученного поэта вновь обрушился шквал критики. А поводом стало стихотворение «Нобелевская премия», написанное как автограф английскому корреспонденту Daily Mail. Оно попало на страницы газеты, что вновь не понравилось советским властям. Тем не менее, история Нобелевской премии не осталась незаконченной. Тридцать лет спустя ее «дополучил» сын Пастернака Евгений в знак уважения таланта писателя. Тогда, а это было время гласности и перестройки СССР, «Доктор Живаго» был опубликован, и советские граждане смогли ознакомиться с текстом запрещенного произведения.
Секретный триумф ЦРУ и Пастернака
Анатолий Королев, писатель, член русского Пен-клуба, для РИА Новости.
Согласно условиям шведской академии по присуждению нобелевских премий доступ к архивам открывается только через пятьдесят лет после конкретного присуждения. Так вот, в январе наступившего 2009 года истек срок секретности для документов Нобелевского комитета за октябрь 1958 года. Знаменательная дата для русской культуры! В тот год академики приняли решение присудить Нобелевскую премию по литературе советскому поэту Борису Пастернаку.
Теперь, когда доступ к документам архива официально открыт, обстоятельства самого грандиозного скандала в истории премии будут, наконец, изучены и осмыслены до логического конца.
Дело в том, что история с премией Пастернака в последний год увенчалась беспрецедентной сенсацией. Оказывается, к присуждению премии было причастно американское ЦРУ, именно оно напечатало первое русское издание романа «Доктор Живаго», без которого комитет не имел официального повода для рассмотрения кандидатуры соискателя.
И тут Пастернак задумался.
Было ясно, что роман, получивший, в конце концов, название «Доктор Живаго» (сначала он назывался «Свеча горела») всем своим духом противоречит текущей советской литературе. В итоговой книге Пастернак писал без оглядки на цензуру, писал все, что думал и о революции и судьбе своего народа, попавшего в историческую западню. Писал горькой памятью интеллигента, который сначала увлекся идеалами ломки эпохи, а потом кинулся прочь от моря пролитой крови. И хотя тиран умер, и после смерти Сталина наступила короткая оттепель, заморозки снова набирали силу. Хрущев вновь закрутил гайки партийной деспотии. Правда, власть политической полиции была сильно урезана, однако, Пастернак понимал, что цензура его роман не пропустит и итог жизни не увидит света.
Что делать? Спрятать роман в стол до лучших времен? Но наступят ли эти свободные времена? Наконец, и сам он не молод.
Короче, Пастернак выбрал два пути. Официально предложил текст романа именитому журналу «Новый мир», а негласно вручил увесистую папку с машинописной копией романа своему гостю, молодому итальянскому журналисту Серджо Д Анджело. Анджело тогда работал диктором на московском радио, а по совместительству искал для амбициозного молодого и богатого итальянского издателя (коммуниста) из Милана Фельтринелли новинки советской литературы. Узнав из выпуска новостей, что роман Пастернака готовится к публикации, он и поспешил в Переделкино. Он не очень надеялся на успех своей миссии, однако поэт без колебаний согласился отдать рукопись в итальянские руки.
Тот факт, что сам визитер был коммунист, и представлял интересы издателя члена итальянской компартии, имело для Пастернака значение. Этот факт придавал передаче рукописи хоть какую-то видимость легальности, и все же. Все же вручив рукопись, Пастернак воскликнул: теперь вы приглашены на мою казнь!
На следующий день Анджело сообщил издателю Фельтринелли о том, что получил рукопись Пастернака.
Вот кто первым почуял сенсацию.
Первый правдивый русский роман о жизни многострадальной страны за железным занавесом!
Бросив свои дела Фельтринелли сам прилетает в Берлин (куда приехал на несколько дней журналист), чтобы лично забрать машинопись у Анджело.
Жена Зинаида Николаевна, узнав о поступке Пастернака, чуть не расплакалась. У нее не было никаких иллюзий о том, чем эта акция грозит всей семье: арест, лагерь, разлука, потеря переделкинской дачи. Сам поэт хорохорился, пытался успокоить близких: все обойдется, и все же чувствовал, что над его судьбой собираются тучи. Чувствовал, но решил идти до конца и вручил еще две машинописных копии романа двум новым заграничным визитерам: американскому эссеисту и философу Исайе Берлину и французской славистке Элен Пельтье.
Экземпляры контрабандой вывозятся из страны.
Как мы видим, поэт решил сжечь все мосты и любой ценой опубликовать роман на западе.
Тут на историю падает первая тень тайны.
23 ноября 1957 года роман Пастернака на итальянском языке попадает в самую сердцевину читательских ожиданий, практически это первый роман о том, что же «там» в красной России. В считанные дни был распродан весь 12 тысячный тираж книги. Отныне допечатки романа следуют через каждые две недели (!) и все равно ажиотаж не спадает. На роман обрушивается мировая слава. Выходят переводы на английском, немецком, французском… (Пастернак становится очень богат, но пока до него не долетает ни одной копейки, он по-прежнему сажает картошку на своем огороде). Зловещим эхом славы начинает разворачиваться компания травли Пастернака. Но это еще цветочки, ягодки впереди.
Весной 1958 года Альбер Камю выдвигает роман на Нобелевскую премию. Но!
Но согласно условиям Нобелевского комитета шведская академия не имеет права награждать роман, не изданный на родном языке (теперь, когда архивы открыты, наконец, и мы узнаем почему). Вот тут-то и срабатывает скопированный ЦРУ экземпляр. Счет идет на часы. Сейчас или никогда! ЦРУ через подставные фонды спешно дает деньги на издание книги на языке оригинала. А для того, чтобы замести следы кражи и не раскрыть имена хозяев, по фотокопиям делают гранки, и издают роман «Доктор Живаго» пиратским тиражом не в Америке, а в Гааге, в академическом издательстве «Мутон» на русском языке в августе 1958 года. На сфальсифицированной обложке между тем значится Милан.
Первый пробный шар «тамиздата» запущен в мир. Теперь у шведских академиков нет формальных препятствий для награждения Пастернака, и 23 октября 1958 года Нобелевская пушка стреляет по советской власти: премия присуждается Борису Пастернаку «за выдающиеся заслуги в современной лирической поэзии, за продолжение традиций великого русского романа».
Пастернак посылает ответную телеграмму: «Бесконечно благодарен, тронут, горд, удивлен, смущен». Небожитель наивно собирается поехать в Стокгольм, получить премию из рук короля. Тогда власти выкручивают руки сердечной подруге поэта (и по видимому осведомителю и сексоту) Ольге Ивинской. И Пастернак, огорошенный последствиями для судьбы любимой женщины, отказывается от премии. В Стокгольм идет телеграмма отказа.
Через два года, 30 августа 1960 года поэт умирает.
После распада СССР и перехода холодной войны в фазу «теплой войны» такого интереса к русской литературе уже нигде не найти.
Никто не станет сажать самолет, чтобы тишком сфотографировать гениальную рукопись, никто не станет в пожарном порядке печатать украденный экземпляр, и шансов получить Нобеля у современных российских писателей практически нет.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
Как Борис Пастернак отказался от Нобелевской преми
23 октября 1958 года Борис Пастернак был объявлен лауреатом Нобелевской премии по литературе. Однако, как известно, писатель был вынужден отказаться от премии, а объявленная против него травля привела его к тяжелой болезни и скорой смерти. О тех испытаниях, которые выпали на его долю осенью 1958 года, и о том, как более тридцати лет спустя медаль и диплом Нобелевского лауреата были переданы семье писателя, — в рассказе его сына Евгения Пастернака.
Среди событий, связанных со столетием Бориса Пастернака, особое место занимает решение Нобелевского комитета восстановить историческую правду, признав вынужденным и недействительным отказ Пастернака от Нобелевской премии, и вручить диплом и медаль семье покойного лауреата. Присуждение Пастернаку Нобелевской премии по литературе осенью 1958 года получило скандальную известность. Это окрасило глубоким трагизмом, сократило и отравило горечью остаток его дней. В течение последующих тридцати лет эта тема оставалось запретной и загадочной.
Разговоры о Нобелевской премии Пастернака начались в первые послевоенные годы. По сведениям, сообщенным нынешним главой Нобелевского комитета Ларсом Гилленстеном, его кандидатура обсуждалась ежегодно начиная с 1946-го по 1950-й, снова появилась в 1957-м, премия была присуждена в 1958-м. Пастернак узнавал об этом косвенно — по усилению нападок отечественной критики. Иногда он вынужден был оправдываться, чтобы отвести прямые угрозы, связанные с европейской известностью:
«По сведениям Союза писателей, в некоторых литературных кругах на Западе придают несвойственное значение моей деятельности, по ее скромности и непроизводительности — несообразное. »
Чтобы оправдать пристальное внимание к нему, он сосредоточенно и страстно писал свой роман «Доктор Живаго», свое художественное завещание русской духовной жизни.
Осенью 1954 года Ольга Фрейденберг спрашивала его из Ленинграда: «У нас идет слух, что ты получил Нобелевскую премию. Правда ли это? Иначе — откуда именно такой слух?» «Такие слухи ходят и здесь, — отвечал ей Пастернак. — Я последний, кого они достигают. Я узнаю о них после всех — из третьих рук.
Я скорее опасался, как бы эта сплетня не стала правдой, чем этого желал, хотя ведь это присуждение влечет за собой обязательную поездку за получением награды, вылет в широкий мир, обмен мыслями, — но ведь, опять-таки, не в силах был бы я совершить это путешествие обычной заводной куклою, как это водится, а у меня жизнь своих, недописанный роман, и как бы все это обострилось. Вот ведь Вавилонское пленение.
По-видимому, Бог миловал — эта опасность миновала. Видимо предложена была кандидатура, определенно и широко поддержанная. Об этом писали в бельгийских, французских и западногерманских газетах. Это видели, читали, так рассказывают. Потом люди слышали по ВВС, будто (за что купил — продаю) выдвинули меня, но, зная нравы, запросили согласия представительства, ходатайствовавшего, чтобы меня заменили кандидатурой Шолохова, по отклонении которого комиссия выдвинула Хемингуэя, которому, вероятно, премию и присудят. Но мне радостно было и в предположении попасть в разряд, в котором побывали Гамсун и Бунин, и, хотя бы по недоразумению, оказаться рядом с Хемингуэем».
Роман «Доктор Живаго» был дописан через год. За его французским переводом сочувственно следил Альбер Камю, нобелевский лауреат 1957 года. В своей Шведской лекции он с восхищением говорил о Пастернаке. Нобелевская премия 1958 годе была присуждена Пастернаку «за выдающиеся заслуги в современной лирической поэзии и в области великой русской прозы». Получив телеграмму от секретаря Нобелевского комитета Андерса Эстерлинга, Пастернак 29 октября 1958 года ответил ему: «Благодарен, рад, горд, смущен». Его поздравляли соседи — Ивановы, Чуковские, приходили телеграммы, осаждали корреспонденты. Зинаида Николаевна обсуждала, какое ей шить платье для поездки в Стокгольм. Казалось, все невзгоды и притеснения с изданием романа, вызовы в ЦК и Союз писателей позади. Нобелевская премия — это полная и абсолютная победа и признание, честь, оказанная всей русской литературе.
Но на следующее утро внезапно пришел К. Федин (член Союза писателей, в 1959 году был избран главой Союза писателей — прим. «Избранного»), который мимо возившейся на кухне хозяйки поднялся прямо в кабинет Пастернака. Федин потребовал от Пастернака немедленного, демонстративного отказа от премии, угрожая при этом завтрашней травлей в газетах.
Пастернак ответил, что ничто его не заставит отказаться от оказанной ему чести, что он уже ответил Нобелевскому комитету и не может выглядеть в его глазах неблагодарным обманщиком. Он также отказался наотрез пойти с Фединым на его дачу, где сидел и ждал его для объяснений заведующий отделом культуры ЦК Д.А. Поликарпов.
В эти дни мы ежедневно ездили в Переделкино. Отец, не меняя обычного ритма, продолжал работать, он переводил тогда «Марию Стюарт» Словацкого, был светел, не читал газет, говорил, что за честь быть нобелевским лауреатом готов принять любые лишения. В таком именно тоне он написал письмо в президиум Союза писателей, на заседание которого не пошел и где по докладу Г. Маркова был исключен из членов Союза. Мы неоднократно пытались найти это письмо в архиве Союза писателей, но безуспешно, вероятно, оно уничтожено. Отец весело рассказывал о нем, заехав к нам перед возвращением в Переделкино. Оно состояло из двадцати двух пунктов, среди которых запомнилось:
«Я считаю, что можно написать „Доктора Живаго“, оставаясь советским человеком, тем более, что он был кончен в период, когда опубликовали роман Дудинцева „Не хлебом единым“, что создавало впечатление оттепели. Я передал роман итальянскому коммунистическому издательству и ждал выхода цензурованного издания в Москве. Я согласен был выправить все неприемлемые места. Возможности советского писателя мне представлялись шире, чем они есть. Отдав роман в том виде, как он есть, я рассчитывал, что его коснется дружественная рука критика.
Посылая благодарственную телеграмму в Нобелевский комитет, я не считал, что премия присуждена мне за роман но за всю совокупность сделанного, как это обозначено в ее формулировке. Я мог так считать, потому что моя кандидатура выдвигалась на премию еще в те времена, когда романа не существовало и никто о нем не знал.
Ничто не заставит меня отказаться от чести, оказанной мне, современному писателю, живущему в России, и, следовательно, советскому. Но деньги Нобелевской премии я готов перевести в Комитет защиты мира.
Я знаю, что под давлением общественности будет поставлен вопрос о моем исключении из Союза писателей. Я не ожидаю от вас справедливости. Вы можете меня расстрелять, выслать, сделать все, что вам угодно. Я вас заранее прощаю. Но не торопитесь. Это не прибавит вам ни счастья, ни славы. И помните, все равно через несколько лет вам придется меня реабилитировать. В вашей практике это не в первый раз».
Гордая и независимая позиция помогала Пастернаку в течение первой недели выдерживать все оскорбления, угрозы и анафематствования печати. Он беспокоился, нет ли каких-нибудь неприятностей у меня на работе или у Лени в университете. Мы всячески успокаивали его. От Эренбурга я узнавал и рассказывал отцу о том, какая волна поддержки в его защищу всколыхнулась в эти дни в западной прессе.
Но все это перестало его интересовать 29 октября, когда, приехав в Москву и поговорив по телефону с О. Ивинской (Ольга Ивинская последняя любовь Пастернака — прим. «Избранного»), он пошел на телеграф и отправил телеграмму в Стокгольм: «В силу того значения, которое получило присужденная мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я должен от нее отказаться, не примите за оскорбление мой добровольный отказ». Другая телеграмму была послана в ЦК: «Верните Ивинской работу, я отказался от премии».
Нас встретил профессор Ларс Клеберг, известный своими работами по русскому авангарду 20-х годов, и отвез в лучшую гостиницу города «Гранд отель», где в эти дни расположились со своими родственниками и друзьями нобелевские лауреаты 1989 года. После легкого ужина, привезенного в номер, мы легли спать.
Луч утреннего солнца, пробившись сквозь занавеси, разбудил меня, я вскочил и увидел рукав морской лагуны, мосты, пароходы, готовые отчалить на острова архипелага, на котором расположен Стокгольм. На другом берегу холмом круглился остров старого города с королевским дворцом, собором и зданием биржи, где Шведская академия занимает второй этаж, узкими улочками, рождественским базаром, лавочками и ресторанчиками на всякий вкус. Рядом на отдельном острове стояло здание парламента, на другом — ратуша, оперный театр, и над садом шел в гору новый торговый и деловой город.
Мы провели этот день в обществе профессора Нильса Оке Нильсона, с которым познакомились тридцать лет назад в Переделкине, когда он летом 1959 года приезжал к Пастернаку, и Пера Арне Будила, написавшего книгу о евангельском цикле стихотворений Юрия Живаго. Гуляли, обедали, смотрели великолепное собрание Национального музея. Сотрудники газеты расспрашивали о смысле нашего приезда.
На следующий день, 9 декабря, на торжественном приеме в Шведской академии в присутствии нобелевских лауреатов, послов Швеции и СССР, а также многочисленных гостей непременный секретарь академии профессор Сторе Аллен передал мне Нобелевскую медаль Бориса Пастернака.
Торжественные церемонии 10 декабря, посвященные вручению премий 1989 года, бессознательно связались в моем восприятии с Шекспиром и его Гамлетом. Мне казалось, я понял, для чего была нужна Шекспиру скандинавская обстановка этой драмы. Чередование коротких торжественных слов и оркестра, пушечные салюты и гимны, старинные костюмы, фраки и платья декольте. Официальная часть проходила в филармонии, банкет на тысячи участников и бал — в ратуше. Тоска по средневековью чувствовалась в самой архитектуре ратуши, в окружавших зал галереях, но живое веяние народного духа и многовековой традиции звучало в студенческих песнях, трубах и шествиях ряженых, которые по галереям спускались в зал, обносили нас кушаньями и сопровождали выход короля и королевы, нобелевских лауреатов и почетных гостей.
Но среди этого пиршества глаза и слуха щемящей и за душу хватающей нотой было появление но площадке широкой лестницы Мстислава Ростроповича. Свое выступление он предварил словами: «Ваши величества, достопочтенные нобелевские лауреаты, дамы и господа! На этом великолепном празднике мне хочется напомнить вам о великом русском поэте Борисе Пастернаке, который при жизни был лишен права получить присужденную ему награду и воспользоваться счастьем и честью быть лауреатом Нобелевской премии. Позвольте мне как его соотечественнику и посланнику русской музыки сыграть вам Сарабанду из сюиты Баха d-моль для виолончели соло».
Трагическим голосом Гамлетова монолога на Клавдиевом пире пела виолончель, в бездонной музыке Баха звучала тоскующая боль гефсиманской ноты:
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.
После банкета Ростропович и Галина Вишневская провели нас в гостиную, где король с королевой принимали почетных гостей. Мы были представлены им и обменялись несколькими дружественными словами. На следующее утро мы вылетели в Москву.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+