Принцип диспозитивности в приобретении осуществлении и защите гражданских прав означает что тест
Пределы диспозитивности
«Причиной принятия указанного документа послужила в первую очередь реформа обязательственного права, состоявшаяся летом 2015 г. Несмотря на тот факт, что поправки вступили в силу более года назад, на практике остался целый ряд неразрешенных вопросов, связанных с трудностями правоприменения и толкования новых норм из раздела обязательств», – отметил председатель КА «Сазонов и партнеры» Всеволод Сазонов.
В целях недопущения формирования противоречивой судебной практики Верховный Суд РФ выпустил соответствующее постановление Пленума в части разъяснения применения новых положений Гражданского кодекса РФ, обращая особое внимание на принцип свободы договора в предпринимательских правоотношениях, а также на пределы диспозитивности.
Постановление Пленума раскрывает особенности использования кредиторских соглашений о порядке удовлетворения требований к должнику, одностороннего отказа должника от исполнения обязательств, сроков исполнения обязательств, досрочного исполнения обязательств, использования иностранной валюты при осуществлении расчетов, применения факультативных и альтернативных обязательств.
По мнению Всеволода Сазонова, принятое постановление Пленума Верховного Суда РФ должно «сориентировать юристов и судей при разрешении сложных вопросов, ранее не урегулированных нормами действующего законодательства, в целях принятия решений, отвечающих принципам и задачам процессуального и гражданского законодательства.
Однако старший юрист адвокатского бюро КИАП Илья Дедковский обратил внимание на неудачные формулировки некоторых положений документа. Он указал на разъяснение, содержащееся в п. 14 постановления, в котором дан ответ на спорный вопрос о последствиях злоупотребления при реализации права на одностороннее изменение обязательства (п. 3 ст. 307 ГК РФ). Верховный Суд РФ предлагает в такой ситуации отказывать в судебной защите права на одностороннее изменение обязательства, в том числе путем признания недействительным такого изменения.
Эксперт считает это решение не очень удачным, поскольку у управомоченного лица нет стимула не злоупотреблять предоставленным ему правом. «Возьмем пример из постановления: “Cуд отказывает во взыскании части процентов по кредитному договору в случае одностороннего, ничем не обусловленного непропорционального увеличения банком процентной ставки”. В этом примере у банка нет никакого интереса в соблюдении принципа добросовестности и реализации своего права на одностороннее изменение условий обязательства, поскольку единственное, чем рискует банк, – это увеличенный размер процентов, – объяснил он, – банк по-прежнему сохраняет право на взыскание ранее установленного размера процентов. Фактически никакой санкции за недобросовестное поведение в такой ситуации нет».
Между тем эксперт назвал полезным разъяснение, содержащееся в п. 28 постановления. Оно включает в себя перечень информации, которая должна быть в резолютивной части решения суда при взыскании долга (и неустойки), выраженного в иностранной валюте, но подлежащего уплате в рублях. «Иногда на практике возникают сложности со взысканием, например, валютной неустойки, не в твердой сумме, а по день исполнения решения суда – непонятно, на какую дату пересчитывать неустойку в рубли», – отметил Илья Дедковский.
Кроме того, он остановился на разъяснении, данном в п. 33 постановления, которым предусматривается возможность начисления неустойки на проценты по ст. 317.1 ГК РФ. По его словам, такое разъяснение противоречит буквальному смыслу п. 2 ст. 317.1 ГК РФ, который устанавливает запрет на начисление процентов на проценты. Введение такой возможности объясняется тем, что п. 2 ст. 317.1 ГК РФ предусматривает запрет так называемых сложных процентов, в то время как начисление неустойки, т.е. процентов как меры ответственности, на проценты не относится к сложным процентам, считает старший юрист адвокатского бюро КИАП.
Управляющий партнер МКА «Легис Групп» Сергей Горбачев отметил как интересный п. 12 постановления, в котором Пленум Верховного Суда РФ дал разъяснение по вопросу толкования п. 2 ст. 312 ГК РФ. Согласно норме ГК должник вправе не исполнять обязательство представителю кредитора до момента получения от него удостоверенной нотариально доверенности. Однако, по мнению Пленума Верховного Суда РФ, «в силу специального регулирования должник не вправе требовать нотариально удостоверенной доверенности, в частности, от законного представителя (ст. 26, 28 ГК РФ) и в случае, если полномочия явствуют из обстановки, в которой действует представитель (п. 1 ст. 182 ГК РФ)».
«Но если тут мы имеем дело с нормой, непосредственно сформулированной в законе, то следующее разъяснение касается возможности исключать предоставление нотариальной доверенности при наличии соответствующего соглашения между сторонами, – заметил Сергей Горбачев. – Иными словами, при заключении договора стороны могут достичь соглашения об устранении нотариальной доверенности из перечня документов, подтверждающих полномочия стороны, участвующей в сделке». Эксперт считает, что, с одной стороны, это может быть с воодушевлением воспринято сторонами агентского договора, поскольку существенно упрощает им жизнь по вопросам представления интересов доверителя, а с другой – может в ряде случае и ухудшить положение стороны, например в случае недобросовестного поведения своего контрагента.
Сергей Горбачев уверен, что правильным представляется разъяснение, исходя из которого кредитор по денежному обязательству не должен проверять правомерность платежа, совершенного за должника третьим лицом. «В общем и целом, если есть факт оплаты. По большому счету это может быть вполне удобно, когда супруг платит за своего супруга, скажем, по налоговому обязательству, или в случае погашения долга по кредитному договору. Однако это касается лишь случаев, когда кредитор принял такое исполнение.
Свобода договора по новым правилам
И очень часто простые граждане, не являющиеся предпринимателями, имеют дело с контрагентами-коммерсантами, которые обладают специальными знаниями в той сфере, в которой они предоставляют услуги населению. Более того, зачастую в таких отношениях между гражданином и предпринимателем существует по понятным причинам неравенство в возможностях, кредитор навязывает свои порой вовсе не выгодные потребителю условия, а последний в свою очередь не имеет рычагов воздействия, чтобы как-то эти условия изменить или хотя бы поучаствовать в согласовательном процессе. К тому же в лучшем случае процесс согласования таких условий может быть осложнен или затянут во времени бюрократическими препонами, так как каждое изменение условий потребует соответствующего анализа и согласования у всех служб организации. В худшем случае организация просто откажется пересматривать типовые условия, сославшись на то, что данный договор – это договор присоединения. В этой ситуации организацию можно понять, поскольку согласование условий с каждым потребителем ведет к затягиванию процесса, в то время, когда можно было бы приступить к исполнению договоров.
И вот мы подошли к проблеме, когда права потребителя-гражданина в момент заключения договоров с организацией в сфере услуг оказываются незащищенными.
В связи с подобной ситуацией на российском договорном пространстве подспорьем в защите прав потребителя при заключении договоров можно считать принятое уже более года тому назад постановление Пленума ВАС РФ № 16 от 14 марта 2014 г. «О свободе договора и ее пределах» (далее – Постановление о свободе договора), которое дало критерии несправедливости договоров, заключаемых с потребителями.
Кроме того, данное Постановление о свободе договора подробно осветило механизм толкования правовых норм при составлении договоров. Актуальность данного вопроса толкования норм трудно переоценить, так как в нашей правовой системе есть нормы, которые правоприменители часто толковали по-разному, относя их то к диспозитивным, то к императивным. В связи с этим сложности возникали и у судов при разрешении споров касательно толкования смысла правовых норм. И именно Постановление о свободе договора стало довольно серьезным инструментом в решении данного вопроса.
Как нам известно, граждане и юридические лица свободны в установлении своих прав и обязанностей на основе договора и в определении любых не противоречащих законодательству условий договора.
Данное постановление предлагает по-новому взглянуть на правовые нормы, относя их к императивным или диспозитивным, и предлагает истолковывать смысл правовых норм как исходя из буквального понимания слов и выражений, так и руководствуясь целями, которые преследовал законодатель при написании законодательных актов (п. 1 Постановления о свободе договора).
Понятие диспозитивности норм дается в п. 4 ст. 421 ГК РФ, а дефиниция ее императивности содержится в ст. 422 ГК РФ.
В существующих законодательных актах России есть три вида норм:
– в первых указано определенное правило и оговорка: «Соглашение об ином ничтожно» и т.п. (норма с «императивным маркером»);
– во вторых указано правило и оговорка: «Если иное не установлено соглашением сторон» (норма с «диспозитивным маркером»);
– в третьих указано правило поведения, без каких-либо иных пояснений, то есть маркер императивности и диспозитивности отсутствует.
Как раз по поводу толкования смысла правовых норм третьей категории у правоприменителя на практике часто возникают вопросы. Именно такие нормы, наверное, большинство юристов долгое время воспринимало как императивные в силу того, что в них отсутствовало четкое указание на право выбора (диспозитивность). Это было сформировано менталитетом советского и постсоветского правового мышления.
В зарубежной, в частности, европейской практике вообще нет норм с «маркерами» диспозитивности. К примеру, в правовых системах Германии, Австрии и Швейцарии нормы права лишены «маркеров» императивности или диспозитивности.
Как прокомментировал подобную ситуацию в странах Западной Европы начальник управления частного права ВАС РФ, профессор Российской школы частного права Роман Бевзенко, законодатель умышленно не использует нормы диспозитивного или императивного характера, потому что местные правоприменители и так имеют внутреннюю установку на диспозитивность, поэтому законодателям достаточно атрибутов императивности нормы. И, наоборот, по его словам, в молодых европейских правопорядках (Центральная и Восточная Европа) на момент перехода от социалистического строя к капитализму у правоприменителей была внутренняя установка на императивность. Поэтому страны Центральной и Восточной Европы при переходе на новый лад, дабы подчеркнуть принципы автономии воли и свободы договора, в нормах стали указывать на возможность сторон договориться об ином.
Таким образом, в российской правовой системе правовая норма без «маркера» может носить как императивный, так и диспозитивный характер.
Принятое Постановление о свободе договора как раз предлагает определить, императивная норма по смыслу или диспозитивная, исходя не только из буквального ее толкования, но и из целей, вложенных в норму законодателем.
На первый взгляд это кажется неожиданным, ибо определить, какие именно цели преследовал законодатель, придумывая ту или иную норму, представляется задачей нетривиальной.
В п. 3 Постановление о свободе договора дает критерии, по которым определяется императивный и диспозитивный характер нормы.
1. При отсутствии в норме, регулирующей права и обязанности по договору, явно выраженного запрета установить иное, она является императивной, если это требуется в защиту слабой стороны, защиту публичных интересов, защиту третьих лиц либо императивность нормы вытекает из существа законодательного регулирования вопроса.
Таким образом, если суд при рассмотрении дела установит, что в договоре содержится норма, которая требует защиты особо охраняемых интересов (защита слабой стороны, защита публичных интересов, защита третьих лиц), то суд должен указать, что исключение правила этой нормы или установление иного правила поведения недопустимо в целом или в той части, на защиту которой она направлена.
2. Если норма содержит прямое указание предусмотреть иное соглашением, суд, исходя из существа нормы и целей регулирования может истолковать ее ограничительно, то есть сделать вывод, что диспозитивность ограничена определенными пределами, только в рамках которых стороны договора вправе установить иное условие, отличное от содержащегося в ней правила.
Рассмотрим некоторые критерии для определения смысла, вложенного законодателем.
1. Защита слабой стороны договора
Норма должна быть признана императивной, когда между сторонами существует явное неравенство в возможностях (это отношения между коммерсантом (юридическим лицом, предпринимателем) и потребителем (гражданином), отношения так называемой модели «B2C – business-to-consumer»). Здесь слабая сторона – потребитель, так как она часто вынуждена лишь присоединяться к договору сильной стороны. Очень часто потребитель-гражданин, даже являясь сведущим в некоторых юридических вопросах, просто не имеет возможности настоять на своих условиях, когда его контрагент – юридическое лицо, занимающееся предпринимательской деятельностью.
Достаточно ярким примером защиты слабой стороны может служить норма ст. 310 ГК РФ, согласно которой односторонний отказ от исполнения обязательства и одностороннее изменение его условий не допускаются, а допускается тогда, когда обе стороны осуществляют предпринимательскую деятельность.
Постановление о свободе договора в п. 2 пояснило, что в договоре между предпринимателем и гражданином-непредпринимателем будет правомерным зафиксировать положение на односторонний отказ или изменение условий договора стороной-непредпринимателем (слабой стороной).
Таким образом, составляя договор, необходимо оценить норму проверкой на защиту слабой стороны: задать вопрос, являются ли стороны равноправными? – Если одна сторона слабее, то направлена ли норма на защиту интересов стороны, информационно или экономически более слабой?
Пункт 9 Постановления о свободе договора устанавливает следующее: если при заключении договора его условия были явно обременительными для контрагента (несправедливые условия) и при этом у данной стороны не было возможности изменить эти условия, то суд имеет право применить к данной ситуации п. 2 ст. 428 ГК РФ (договор присоединения), изменив или расторгнув соответствующий договор по требованию этой стороны. А поскольку ст. 1 ГК РФ говорит о том, что никто не вправе извлекать выгоду из недобросовестного поведения, то слабая сторона имеет право заявить о недопустимости применения несправедливых условий договора (ст. 10 ГК РФ) и о признании таких несправедливых условий недействительными по ст. 169 ГК РФ.
Также при определении справедливости того или иного условия договора суд должен оценить массу обстоятельств: было ли присоединение стороны вынужденным к договору; уровень профессионализма стороны в той или иной сфере предпринимательской деятельности; уровень конкуренции на рынке; наличие у стороны реальной возможности вести переговоры и заключить этот договор с иной стороной.
2. Защита третьих лиц
Один из важнейших принципов частного права – договор не может ухудшать положение лиц, которые не участвуют в договоре.
Для проверки необходимо задать вопрос: можно ли предположить, что установленное правило направлено на защиту третьих лиц? Если да, то норма императивна.
В качестве примера можно обратиться к ст. 391 ГК РФ, которая устанавливает, что при переводе долга одним должником другому обязательно требуется согласие кредитора, и если такого согласия нет, то перевод считается ничтожным.
В рассматриваемом случае стороны договора – прежний и новый должник, а кредитор не является стороной, но является третьим лицом, права которого должны быть защищены. Поэтому такая норма, скорее всего, должна быть признана императивной, то есть должники не должны иметь возможности в соглашении менять порядок перевода долга, исключая согласие кредитора. Если бы должники переводили долг с одного на другого без согласия кредитора, то права третьего лица (кредитора) были бы нарушены постольку, поскольку новый должник может обладать гораздо меньшей финансовой привлекательностью для кредитора.
3. Равноправие сторон
Норма без «маркера», где установлено только правило поведения, может быть признана диспозитивной. Статья 782 ГК РФ предусматривает по договору возмездного оказания услуг право заказчика и право исполнителя односторонне немотивированно отказаться от договора. При буквальном прочтении нормы видно некое неравноправие сторон: заказчик вправе требовать от исполнителя полного возмещения убытков, а исполнитель вправе требовать лишь понесенные им по договору расходы. Норма не содержит маркера диспозитивности.
Если по такому договору исполнителем был юрист, который выполнял работу в виде написания юридического заключения, то его риски очень велики. Например, этот юрист практически сделал всю работу по договору, а за пару дней до окончания заказчик просто отказался от договора. При этом, буквально читая норму закона, исполнитель при расторжении договора вправе рассчитывать лишь на возмещение расходов. А что понимать под такими расходами, когда работа такого исполнителя – интеллектуальный труд? Но все это время юрист был занят данной работой и не мог заниматься другой, хотя расходов вроде бы никаких и не нес. Таким образом, явное неравноправие налицо.
Однако Пленум ВАС РФ в Постановлении о свободе договора явно поддержал принцип равноправия сторон. Суд понимает норму диспозитивно, утверждая, что это не мешает сторонам установить иной режим в соглашении: полное возмещение убытков при отказе от договора как с исполнителя, так и с заказчика; установить, что при отказе любой из сторон от договора она обязана выплатить при этом денежную компенсацию другой.
Можно сделать вывод, что цели законодателя – соблюдение принципа равноправия сторон.
4. Защита публичных интересов
Кроме того, свобода договора может быть ограничена судами для защиты интересов общества от возможных угроз.
В Постановлении о свободе договора рассматривается пример с договором энергоснабжения. Согласно п. 1 ст. 544 ГК РФ: «Оплата энергии производится за фактически принятое абонентом количество энергии в соответствии с данными учета энергии, если иное не предусмотрено законом, иными правовыми актами или соглашением сторон».
Казалось бы, норма снабжена «маркером» диспозитивности, предоставляющим сторонам свободу установить иное.
Однако, как указано в п. 3 Постановления о свободе договора, суды должны толковать такую «диспозитивную» норму ограничительно, в определенных пределах, то есть, по сути, императивно. В указанном пункте поясняется, что если плата за единицу поставляемого ресурса является регулируемой, то необходимо толковать норму лишь следующим образом: установление соглашением сторон иного количества энергии, которое оплачивает абонент (потребитель, покупатель), допускается только тогда, когда невозможно определить фактически принятое им количество энергии в соответствии с данными учета, а закон или иные правовые акты не содержат порядка определения такого количества в отсутствие данных учета. Соответственно, видно, что правило направлено на защиту публичных интересов, обеспечиваемых государственным регулированием тарифов.
Таким образом, на первый взгляд диспозитивная норма может быть признана императивной, то есть ее действие должно быть истолковано очень ограничительно, дабы не навредить публичным интересам.
5. Соответствие нормы основным принципам права
Диспозиция нормы без «маркера» должна быть обоснована как императивная или диспозитивная, руководствуясь общими принципами права.
В качестве примера в Постановлении о свободе договора рассмотрена ст. 610 ГК РФ, согласно которой предусмотрено право любой из сторон договора аренды, заключенного на неопределенный срок, немотивированно отказаться от договора, предупредив другую сторону за один месяц, при аренде недвижимости – за три месяца.
Данная норма не содержит явного запрета на установление иного соглашением сторон, но исходя из общего смысла аренды (передача имущества во временное владение и пользование) нельзя запретить сторонам немотивированно отказаться от договора, в противном случае, договор перестал бы носить временный характер, а это бы противоречило правовой природе аренды. Без такого квалифицирующего признака, как «временность», аренда просто утратила бы свою природу. Поэтому данная норма является императивной.
Представляется также, что свобода договора может быть ограничена в защиту нравственности и правопорядка, сделок социального характера.
Вопрос для определения нормы: не будет ли данный договор или его отдельное условие противоречить нормам нравственности?
Примером может послужить ст. 169 ГК РФ: «Сделка, совершенная с целью, заведомо противной основам правопорядка или нравственности, ничтожна».
Но какие сделки сюда можно отнести? К таким подойдут сделки по рейдерскому захвату, сделки по необоснованному получению налоговой выгоды и другие.
Вполне ожидаемый вывод о диспозитивности сделан в п. 4 Постановления о свободе договора: «Нормы ст. 410 ГК РФ, устанавливающие предпосылки прекращения обязательства односторонним заявлением о зачете, не означают запрета соглашения договаривающихся сторон о прекращении неоднородных обязательств или обязательств с ненаступившими сроками исполнения и т.п.»
Поскольку норма не содержала указания на возможность сторон установить иное, то суд сделал вывод о возможности толковать ее расширительно, не усматривая угрозы в пользу сторон.
Пунктом 11 Постановления о свободе договора дается совет относительно толкования нормы при сомнении относительно смысла условий договора. В случае неясности условий договора и невозможности установить волю сторон с учетом цели договора (исходя из переписки, практики, взаимоотношений сторон, обычаев, предыдущего поведения сторон), условия договора должны трактоваться в пользу контрагента той стороны, которая подготовила проект договора либо предложила формулировку соответствующего условия.
Это понятие толкования нормы в случае ее неясности с учетом подспорья, заложенного в ст. 431 ГК РФ (Толкование договора), известно как Contra proferentem, что в переводе с латинского означает «против произнесшего».
6. Пределы императивности и диспозитивности
Согласно разъяснениям Постановления о свободе договора понятия императивности и диспозитивности не являются категориями абсолютными. Как у императивной нормы, так и у диспозитивной есть пределы их императивности и диспозитивности.
В связи с этим примером обратимся к норме ч. 4 ст. 29 Федерального закона «О банках и банковской деятельности»: «По кредитному договору, заключенному с заемщиком-гражданином, кредитная организация не может в одностороннем порядке сократить срок действия этого договора, увеличить размер процентов и (или) изменить порядок их определения, увеличить или установить комиссионное вознаграждение по операциям, за исключением случаев, предусмотренных федеральным законом».
Постановление о свободе договора (п. 2) дает разъяснение судам, что это вовсе не означает, что банки не могут в одностороннем порядке установить изменение условий кредитного договора по уменьшению процентной ставки. В этом случае законодатель выступил на стороне потребителя-гражданина, остается лишь открытым вопрос, а будут ли банки применять на практике такое условие по уменьшению в одностороннем порядке процентной ставки по кредиту, когда стоимость привлечения денег для самого банка стала меньше в силу каких-то экономических факторов (уменьшение ставки Банка России и т.п.).
Это все достаточно хорошо и благородно по своей сути и природе. Другой вопрос: будет ли это условие реально соблюдаться или вообще включаться в договор сильной стороной? Представляется очевидным ответ: вряд ли, поскольку совершенно не выгодно последнему (например, банку).
Или подобная ситуация, когда по договору проката арендодатель может предусмотреть условие о замене арендатору автомобиля на более дорогой без дополнительной оплаты. Если буквально понимать норму ст. 310 ГК РФ о запрете одностороннего изменения условия, то можно найти противоречия между договорными условиями и положениями закона. Но по смыслу Постановления о свободе договора (согласно целям законодательного регулирования) запрет одностороннего изменения договора должен распространяться на случаи ухудшения положения потребителя. В представленных же примерах положение потребителей улучшается.
Пределы диспозитивности также должны быть ограничены, если сторона злоупотребляет своими правами. Можно привести пример, обратившись к договору аренды. Пункт 2 ст. 610 ГК РФ предусматривает, что сторона имеет право немотивированно отказаться от договора с предупреждением другой стороны за месяц для движимого имущества и за 3 месяца для недвижимого имущества, если иной срок не установлен соглашением.
В принципе, возможна ситуация, когда стороны указали в качестве иного срока очень длительный период.
Если разобраться, то такой период нужен для того, чтобы освободить помещения, найти нового арендатора и для иных подобных организационных моментов. Поэтому установление такого срока для предупреждения об отказе от договора не в 3 месяца, а, например, в 30, это есть не что иное, как злоупотребление правом, недобросовестное поведение стороны и несправедливое условие договора, а следовательно, такое условие договора можно признать недействительным в судебном порядке со ссылкой на ст. 10, 169 ГК РФ и п. 9, 10 Постановления о свободе договора.
С несправедливыми условиями договора можно бороться с помощью п. 2 ст. 428 ГК. Присоединившаяся сторона может требовать в суде изменить или расторгнуть договор, если он формально не нарушает закон, но лишает сторону обычно представляемых по договору такого вида прав, исключает ответственность другой стороны или содержит иные обременительные условия, а присоединившаяся сторона была лишена возможности участия в переговорном процессе при заключении договора.
Если же присоединившаяся сторона является коммерсантом, то у нее такой меры защиты уже нет, если эта сторона знала, на каких условиях заключает договоры. Сложно представить себе пример, когда сторона не знала об условиях заключения договора.
Кроме того, вместо подачи в суд иска об изменении или расторжении договора можно воспользоваться способом неприменения несправедливого условия: «… поскольку согласно пункту 4 статьи 1 ГК РФ никто не вправе извлекать преимущество из своего недобросовестного поведения, слабая сторона договора вправе заявить о недопустимости применения несправедливых договорных условий на основании статьи 10 ГК РФ или о ничтожности таких условий по статье 169 ГК РФ» (п. 9 Постановления о свободе договора).
Применение п. 4 ст. 1 ГК РФ (невозможность извлекать преимущество из незаконного и недобросовестного поведения) более выгодно и тем, что он распространяется на всех лиц, а п. 2 ст. 428 ГК РФ – только на потребителя. Значит, п. 4 ст. 1 ГК РФ стоит также и на страже коммерсантов.
В руках слабой стороны договора еще один инструмент для защиты – это применение ст. 10 ГК РФ о недопустимости злоупотребления правом, под которым понимается осуществление гражданских прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу, действия в обход закона с противоправной целью, а также иное заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав.
И в заключение представляется необходимым сделать следующие выводы.
Постановление о свободе договора дало определенные принципы и критерии, с помощью которых можно «разгадать» замысел отечественного законодателя в нормах права, не снабженных «маркерами» диспозитивности и императивности.
Принесет ли это плюсы или окажется несостоятельным, покажет время. Ясно главное – теперь правоприменитель станет по-новому толковать подобные нормы, изменится и судебная практика по ряду вопросов.
В связи с появлением Постановления о свободе договора у граждан появится больше возможностей для судебной защиты своих прав, когда они были нарушены стороной-предпринимателем, например, в таких распространенных отношениях, как заемщик-гражданин – кредитор-банк.
У стороны-потребителя появилось больше способов защиты от несправедливых условий договоров и недобросовестных контрагентов-предпринимателей.
В связи с тем, что появились критерии определения целей законодательного регулирования, установлены правила определения пределов диспозитивности и императивности, судам в настоящее время будет гораздо легче рассматривать споры, руководствуясь новым путеводителем о свободе договоров.