Примитивная война что это
«Примитивная война».
55 сообщений в этой теме
Создайте аккаунт или войдите для комментирования
Вы должны быть пользователем, чтобы оставить комментарий
Создать аккаунт
Зарегистрируйтесь для получения аккаунта. Это просто!
Войти
Уже зарегистрированы? Войдите здесь.
Похожие публикации
Laura Lee Junker. Warrior burials and the nature of warfare in pre-Hispanic Philippine chiefdoms // Philippine Quarterly of Culture and Society, Vol. 27, No. 1/2, SPECIAL ISSUE: NEW EXCAVATION, ANALYSIS AND PREHISTORICAL INTERPRETATION IN SOUTHEAST ASIAN ARCHAEOLOGY (March/June 1999), pp. 24-58.
Jose Amiel Angeles. The Battle of Mactan and the Indegenous Discourse on War // Philippine Studies vol. 55, no. 1 (2007): 3–52.
Victor Lieberman. Some Comparative Thoughts on Premodern Southeast Asian Warfare // Journal of the Economic and Social History of the Orient, Vol. 46, No. 2, Aspects of Warfare in Premodern Southeast Asia (2003), pp. 215-225.
Robert J. Antony. Turbulent Waters: Sea Raiding in Early Modern South East Asia // The Mariner’s Mirror 99:1 (February 2013), 23–38.
Thomas M. Kiefer. Modes of Social Action in Armed Combat: Affect, Tradition and Reason in Tausug Private Warfare // Man New Series, Vol. 5, No. 4 (Dec., 1970), pp. 586-596
Thomas M. Kiefer. Reciprocity and Revenge in the Philippines: Some Preliminary Remarks about the Tausug of Jolo // Philippine Sociological Review. Vol. 16, No. 3/4 (JULY-OCTOBER, 1968), pp. 124-131
Thomas M. Kiefer. Parrang Sabbil: Ritual suicide among the Tausug of Jolo // Bijdragen tot de Taal-, Land- en Volkenkunde. Deel 129, 1ste Afl., ANTHROPOLOGICA XV (1973), pp. 108-123
Thomas M. Kiefer. Institutionalized Friendship and Warfare among the Tausug of Jolo // Ethnology. Vol. 7, No. 3 (Jul., 1968), pp. 225-244
Thomas M. Kiefer. Power, Politics and Guns in Jolo: The Influence of Modern Weapons on Tao-Sug Legal and Economic Institutions // Philippine Sociological Review. Vol. 15, No. 1/2, Proceedings of the Fifth Visayas-Mindanao Convention: Philippine Sociological Society May 1-2, 1967 (JANUARY-APRIL, 1967), pp. 21-29
Armando L. Tan. Shame, Reciprocity and Revenge: Some Reflections on the Ideological Basis of Tausug Conflict // Philippine Quarterly of Culture and Society. Vol. 9, No. 4 (December 1981), pp. 294-300.
Linda A. Newson. Conquest and Pestilence in the Early Spanish Philippines. 2009.
William Henry Scott. Barangay: Sixteenth-century Philippine Culture and Society. 1994.
Laura Lee Junker. Raiding, Trading, and Feasting: The Political Economy of Philippine Chiefdoms. 1999.
Vic Hurley. Swish Of The Kris: The Story Of The Moros. 1936.
— Justine Firnhaber-Baker. From God’s Peace to the King’s Order: Late Medieval Limitations on Non-Royal Warfare // Essays in Medieval Studies Volume 23, 2006.
— Justine Firnhaber-Baker. Seigneurial War and Royal Power in Later Medieval Southern France // Past & Present, Vol. 208, No. 1, 2010, p. 37-76.
— Justine Firnhaber-Baker. Techniques of seigneurial war in the fourteenth century // Journal of Medieval History 36(1): 90-103. 2010.
— Gadi Algazi. Pruning Peasants Private War and Maintaining the Lords’ Peace in Late Medieval Germany // Medieval Transformations: Texts, Power and Gifts in Context, Esther Cohen & Mayke de Jong eds. (Leiden: Brill, 2000), pp. 245–274.
— Geary Patrick J. Vivre en conflit dans une France sans État : typologie des mécanismes de règlement des conflits (1050-1200) // Annales. Economies, sociétés, civilisations. 41ᵉ année, N. 5, 1986. pp. 1107-1133
Kennedy, Hugh. The Armies of the Caliphs: Military and Society in the Early Islamic State Warfare and History. 2001
Blankinship, Khalid Yahya. The End of the Jihâd State: The Reign of Hisham Ibn Àbd Al-Malik and the Collapse of the Umayyads. 1994.
D.G. Tor. Violent Order: Religious Warfare, Chivalry, and the ‘Ayyar Phenomenon in the Medieval Islamic World. 2007
Michael Bonner. Aristocratic Violence and Holy War. Studies in the Jihad and the Arab-Byzantine Frontier. 1996
Patricia Crone. Slaves on Horses. The Evolution of the Islamic Polity. 1980
Hamblin W. J. The Fatimid Army During the Early Crusades. 1985
Daniel Pipes. Slave Soldiers and Islam: The Genesis of a Military System. 1981
Апатани.
С длинными копьями. Где-то 5-6 метров?
Превентивная война
Превентивную войну начинают, чтобы не дать противнику изменить баланс сил в свою пользу. Из-за угрозы спекуляций превентивными войнами международное право считает эти войны актами агрессии. Часто тяжело понять, является война агрессией или превентивными действиями.
Содержание
Превентивная самооборона
До недавнего времени существовали две точки зрения на содержание права на самооборону. Если строго следовать Уставу ООН и его 51 статье, то превентивные удары являются нарушением международного права. Но сейчас страны мирового сообщества уже используют военную силу в превентивном порядке. [1]
Сторонники права на упреждающую самооборону [2] считают, что статью 51 следует толковать в контексте функционирования ООН, а также в свете целей самообороны вообще, состоящих в предотвращении агрессий путем обеспечения государствам возможности защитить себя до того, как вмешается ООН, а не в том, чтобы предоставить свободу действий, инициативу и преимущество во времени атакующему государству и еще более затруднить положение страны – объекта нападения. [1]
По Уставу ООН право на самооборону возникает в ответ на вооруженное нападение, и хотя Устав не утверждает однозначно, что такое нападение совершает лишь государство, иного варианта авторы этого договора не предвидели. [1]
Критика
К противоположному лагерю отрицающих возможность применения упреждающей самообороны относят не менее именитых ученых, таких как Дж. Кунц, Ф. Джессоп, X. Лаутерпахт, Я. Броунли, Л. Хенкин, Р. Аго, А. Рандельцхофер и др. [1]
Примеры превентивных войн
В 1756 году Фридрих Великий начал Семилетнюю войну, как превентивную, ввиду полученных им сведений о формировании большой коалиции. [4]
Австрийская империя вела такую предупредительную войну против Пьемонта в 1859 году, чтобы помешать объединению Италии, и в 1914 году против Сербии, чтобы преодолеть разлагавшую Австро-Венгрию силу великосербского движения. [4]
Версия о превентивности нападения всякий раз входила в официальные объяснения рейха. В 1939-1940 годы фашистская пропаганда утверждала, что на войну Третий рейх спровоцировали англичане с их «Политикой окружения». Винили и Ф. Рузвельта за приверженность идеологии «крестового похода» против национал-социализма. Нападение 22 июня 1941 года на Советский Союз германские власти так же объявляли превентивной мерой, основанием для которой, якобы, послужила концентрация советских войск на границе. Во время Нюрнбергского процесса эту версию продолжал отстаивать, в частности, Риббентроп. Однако истинность подобных заявлений была юридически отвергнута мировым сообществом как совершенно несостоятельное уже на Нюрнбергском процессе. [5]
В начале 90-х годов тезис о превентивной войне Германии против СССР получил распространение среди ряда российских историков и публицистов. При этом планировавшаяся Сталиным, по мнению этих авторов, война против Гитлера сама также являлась бы превентивной. Этот тезис ставится под сомнение или отвергается многими историками.
Первобытная война. Тактика каменного века
В 1960-х и в начале 1970-х гг. в представлениях антропологов о войне в примитивном обществе преобладала созданная Конрадом Лоренцем концепция ритуализированной агрессии, включавшей главным образом демонстративную угрозу. Столкновения такого рода чрезвычайно редко связаны с реальным применением силы. Исследования приматов, как было показано ранее, рассеяли эти иллюзии, поскольку выяснилось, что даже человекообразные обезьяны активно сражаются и убивают друг друга. Концепция ритуализированной агрессии оказалось неверной.
Ассиметричная война
Наблюдения антропологов XIX–XX вв. за военными действиями у примитивных народов, примерами которых являются австралийские аборигены, яномамо из Эквадорской Амазонии и горцы Папуа-Новой Гвинеи, позволяют наглядно представить, как тот же принцип асимметричного насилия реализуется в условиях человеческого общества. Идёт ли речь о ссорах отдельных лиц, конфликтах небольших групп или столкновениях целых кланов, везде прослеживается один и тот же принцип.
При конфронтации лицом к лицу преобладает демонстративная агрессия, сопровождаемая криками, грозными позами и мимикой. Участники часто могут обмениваться ударами дубинок или копий, но потери от такого рода действий, как правило, невелики. Напротив, в рейдах, предпринимаемых небольшими группами, в засадах и внезапных нападениях, когда противника удаётся застать врасплох, потери могут быть очень велики, особенно среди стариков, женщин и детей.
Иначе говоря, речь идёт об асимметричной войне, в которой нападающие осуществляют активные действия, лишь имея многократный перевес сил над противником или используя фактор неожиданности. В противном случае обе стороны конфликта сохраняют пассивность.
Аборигены Австралии
В 1930 году Ллойд Уорнер опубликовал работу об охотниках и собирателях Арнемленда на севере Австралии. Там Уорнер в том числе описал, как выглядели их войны. Как правило, конфликт между крупными группами или даже племенами принимал форму ритуального противостояния, место и время которого обычно согласовывались заранее. Обе стороны почти никогда не приближались друг к другу вплотную, но держались на расстоянии примерно 15 метров, при этом перебраниваясь, бросая копья или бумеранги.
Так могло продолжаться на протяжении многих часов. Как только проливалась первая кровь, или даже прежде того, как только улажены оказывались обиды, сражение тут же заканчивалось. В некоторых случаях такие сражения устраивались в чисто церемониальных целях, иногда уже после заключения соглашения о мире, и в этом случае они сопровождались церемониальными танцами. Чтобы испугать врага и умилостивить духов, люди наносили на кожу военную раскраску.
Иногда эти ритуальные сражения перерастали в реальные из-за высокого накала конфликта или коварства одной из сторон. Однако, поскольку обе стороны держались на безопасном расстоянии друг от друга, даже в этих реальных сражениях потери обычно оставались небольшими. Исключение составляли случаи, когда одна из сторон прибегала к хитрости, скрытно послав группу воинов обойти противника и напасть на него с одного из флангов или тыла. Потери при преследовании и истреблении бегущих могли быть довольно высокими.
Большинство убийств во время таких войн производилось именно в таких больших набегах. Статистика, которая приводится в исследовании, свидетельствует о гибели 35 человек во время больших военных набегов, 27 – в локальных нападениях на соседей, 29 – в больших битвах, когда нападающие прибегали к засадам и уловкам, 3 – в обычных сражениях и 2 – во время поединков один на один.
Яномамо Амазонии
Наполеон Шаньон в 1967 году описал общество индейцев яномамо, охотников и подсечных земледельцев из экваториальной Амазонии. Численность яномамо составляет 25 000 человек. Они живут примерно в 250 деревнях, население которых варьируется от 25 до 400 мужчин, женщин, стариков и детей. От исследователей яномамо получили прозвище «жестоких людей», поскольку они живут в постоянном состоянии войны друг с другом и со своими соседями. От 15 до 42% мужчин яномамо погибает насильственной смертью в возрасте между 15 и 49 годами.
Тем не менее, репутация жестоких воинов отнюдь не подвигла участников этих столкновений подвергать себя повышенной опасности. Коллективные столкновения у яномамо были жёстко отрегулированы правилами, приняв форму, подобную турниру. Их участники должны были обмениваться ударами по очереди. В самой лёгкой форме поединка один наносил другому удары кулаком в грудь. Если тот выдерживал удары, сам, в свою очередь, получал право нанести их противнику. Защита при этом не дозволялась, поединок был испытанием силы и выносливости.
При другом варианте поединка в ход шли деревянные жерди, которыми соперники били друг друга по головам. Тяжесть травм при этом возрастала значительно, но смертельные случаи оставались редкими. Такая форма поединка считалась более почётной. Чтобы наглядно демонстрировать свои бойцовские качества, мужчины выбривали на макушке тонзуру, которая, «словно дорожная карта», была сплошь покрыта сетью шрамов.
Сражения, в которых противники по уговору бросали друг в друга копья, оставались в большой редкости, не говоря уже об использовании луков и стрел. Победители подобных состязаний могли выбирать себе любой подарок по собственному вкусу.
Крупномасштабные набеги на деревни, связанные с захватом и уничтожением их жителей, которые мы наблюдаем повсеместно в других воинственных культурах примитивных народов, в отчётах Шаньона не фигурируют. Вместо этого яномамо устраивали непрерывные рейды и ответные набеги, преследовавшие лишь весьма ограниченные цели.
Участие в рейде принимали 10–20 мужчин. Часто они были родственниками, связанными друг с другом по женской линии через брачные узы, или же двоюродными братьями. Пройдя через церемониальные ритуалы, диверсионная партия направлялась к назначенной цели, которая обычно находилась на расстоянии 4–5 дней пути. Достигнув окраины вражеской деревни, налётчики некоторое время оставались в засаде, выясняя обстановку.
Если целью набега является похищение женщины, они дожидались, пока та не выходила из деревни за хворостом. Обычно сопровождающего её мужа расстреливали из луков, а женщину уводили с собой. Если подходящей жертвы не находилось, нападающие выпускали в сторону деревни залп стрел, после чего поспешно убегали.
Хотя число убитых в одном таком набеге обычно было невелико, оно быстро увеличивались за счёт большого количества подобных вылазок. Шаньон писал о том, что деревня, в которой он остановился и жил на протяжении 15 месяцев, подвергалась нападениям 25 раз, причём нападающей стороной поочерёдно был почти десяток разных местных групп. Иногда из-за частоты нападений и гибели большого числа людей местные обитатели оставляли свои деревни и переселялись на другое место. В этом случае враги разрушали их оставленные жилища и вытаптывали огороды.
Более поздние наблюдения за яномамо зафиксировали также набеги на соседние деревни и убийства захваченных там женщин и детей. Чтобы воспользоваться эффектом внезапности, нападающие могли притвориться друзьями хозяев деревни и прийти к ним в гости на праздник. Хелена Валеро, бразильянка, похищенная яномамо в 1937 г. и жившая среди них много лет, присутствовала при атаке племени караветари:
«…Они вырывали детей из рук матерей и убивали, а другие держали матерей за руки, выстроив в ряд. Все женщины рыдали. А воины всё убивали и убивали детей, маленьких, взрослеющих – почти всех. Матери с детьми пытались сбежать, но захватчики догоняли их, бросали на землю и стреляли по ним из лука, так, что те оставались лежать, пригвождённые к земле. Самых маленьких детей они брали за лодыжки и били их о деревья и камни. Затем воины собрали мёртвые тела и разбросали среди камней, говоря им оставаться там, чтобы их отцы могли найти их и съесть. Одна женщина пыталась защитить своего ребенка, крича о том, что это девочка и её не следует убивать. Другая пыталась обманом спасти двухлетнего ребенка, утверждая, что это сын одного из напавших воинов. Она говорила, что это сын женщины, что некогда была в их племени и сбежала, будучи беременной. Мужчина некоторое время обдумывал её слова, затем ответил, что мальчик этот принадлежит другой индейской группе, а та женщина была с ними слишком давно для того, чтобы кто-то из них был на самом деле отцом её ребенка. После этого воин схватил мальчика за ноги и ударил со всей силы о камни. Так это обычно и происходило».
Папуасы Новой Гвинеи
Самое большое и в то же время самое изолированное в мире общество примитивных земледельцев находится в горной части Новой Гвинеи. Вплоть до середины ХХ века оно оставалось совершенно неизвестным для окружающего мира и потому сегодня пользуется особым вниманием со стороны антропологов. Местные обитатели населяют плоскогорья, отделённые друг от друга горами и непроходимыми джунглями. Они разделяются на кланы, каждый из которых включает несколько сот человек, и племена, насчитывающие несколько тысяч человек.
Едва ли не каждое племя говорит на собственном языке, количество которых здесь достигает 700 из примерно 5000 ныне существующих во всём мире. Племена находятся в состоянии постоянной войны друг с другом, которая протекает в форме периодических нападений и ответной мести. За 50 лет наблюдений у папуасов эуга антропологи насчитали 34 столкновения. Как проходят такие столкновения у папуасов маринг, описал живший среди них в 1962–1963 и 1966 гг. антрополог Э. Вайда.
Само сражение обычно устраивалось по согласованию сторон и проводилось на специальной площадке на границе племенной территории. Обе стороны, укрываясь за большими щитами, с некоторого расстояния метали друг в друга копья и стрелы. В остальном они держались довольно пассивно, обмениваясь лишь насмешками и оскорблениями. Пока все участники оставались на виду друг у друга, им обычно удавалось легко уклоняться от пущенных в них метательных снарядов или перехватывать их щитами. Согласно заметкам наблюдателей, участники схваток редко сближались друг с другом и старались избегать настоящих столкновений грудь в грудь.
Лишь изредка на нейтральной полосе проходили поединки знаменитых воинов, в которых те сражались друг с другом копьями или топорами. Раненный в таком поединке мог убежать под защиту своих, но если он падал, враг получал возможность его добить. В целом, во время церемониальных столкновений смертельные ранения и травмы оставались незначительными. Лишь в тех относительно редких случаях, когда одной из сторон удавалось застать другую врасплох или успешно устроить засаду, потери сражающихся возрастали. Целыми днями схватки могли продолжаться без особых изменений обстановки. Их прерывали, если шёл дождь. Воины расходились, например, чтобы передохнуть или подкрепиться пищей.
Как и у аборигенов Австралии, наиболее распространённой формой ведения войны у папуасов являлись набеги, засады и нападения на деревни. Подобные предприятия могли осуществляться небольшими группами, улаживающими частные конфликты, или целыми племенными группами, стремящимися расширить принадлежавшую им территорию или завладеть принадлежавшими соседям полями.
В большинстве случаев, если налётчики при этом не были достаточно многочисленными, разграбив деревню, они сразу же уходили. В других случаях деревня разрушалась, а поля побеждённых захватывались и опустошались. Сбежавшие жители, придя в себя и обратившись за помощью к союзникам, могли попытаться вернуть себе своё достояние. Иногда с победителями удавалось договориться мирным путём.
Если сил для сопротивления не доставало, беглецам приходилось покидать своё поселение и обустраиваться на новом месте. Чтобы обезопасить себя от нападений, для поселений старались выбрать труднодоступные места. Деревни обносились частоколом, в наиболее опасных местах устраивались наблюдательные вышки. Незнакомых людей боялись и подозревали. Нарушение границ между сообществами было связано со смертельным риском, и потому его обычно старались избежать.
Индейцы Северной Америки
Ещё один пример первобытной войны демонстрирует общество охотников-собирателей американского северо-западного побережья. Главной формой войны у живших здесь тлинкитов были засады, рейды и набеги на вражеские деревни.
«На врага нападали рано утром, когда было всё ещё темно… Нападающая сторона редко сталкивалась с сопротивлением, потому что стремилась застать противника врасплох, пока люди еще спали… Когда мужчины были убиты, их головы отрубили топорами. Деревню сожгли. Женщины, которые понравились воинам, и дети были уведены в рабство».
«Любимой тактикой индейцев было ночное нападение… Другой вид тактики включал коварное предательство… Одна сторона предлагала другой заключить мир и устроить взаимные браки, чтобы таким образом скрепить договор. Во время празднества заговорщики должны были смешаться с мужчинами противника, каждый должен был занять место рядом с намеченной жертвой, так, чтобы по условленному сигналу немедленно поразить его ножом или дубинкой… Столкновения лоб в лоб происходили только по необходимости, если нападающая группа была сама застигнута врасплох и оказалась под обстрелом без возможности отступления».
Те же методы использовались индейцами Великих равнин, для которых война представляла собой череду набегов и нападений из засады. Самые высокие потери наблюдались, если одна группа значительно превосходила другую по численности, или ей удавалось застать своих противников врасплох. В этом случае более слабая сторона обычно подвергалась поголовному истреблению. Во время больших столкновений, которые в это время также происходили у индейцев, потери были значительно ниже, поскольку их участники без необходимости не подвергали свои жизни опасности и обычно избегали рукопашной схватки. Как пишет современный американский историк Джон Эверс,
«Если противостоящие силы были примерно равны друг другу по численности, они формировали две линии в пределах дальности выстрела из лука. С безопасного расстояния они обстреливали друг друга из луков. От стрел противника защищались при помощи больших щитов из сыромятной кожи, а также носили доспехи, сшитые из нескольких слоёв кожи… Конец сражению обычно наступал только с темнотой».
Войны неолита.
Войны неолита. Часть 1
Neolithic Warfare
К ак воевал доисторический человек? Сражался ли он организованными группами или его войны были в большей степени лишь стычками, которые и теперь можно встретить в примитивных сообществах? Был доисторический человек в целом агрессивным, или он жил в идиллическом, миролюбивом обществе, как некоторым хочется верить? Стала ли организованная война порождением цивилизованного человека, дьявольским побочным продуктом появления цивилизации на Древнем Ближнем Востоке? Эти и многие другие вопросы поднимались всегда (без Чарлза Дарвина никуда), и некоторые авторитетные учёные до сих пор считают их открытыми и нерешенными, однако археологические открытия двадцатого века предлагают большое количество разумных однозначных ответов.
Ранние цивилизации, расселённые вдоль Нила и в Месопотамии, стали свидетелями вспышки войн, которые становились ярче из-за возрастающей силы новых государств с организованными войсками, которые были готовы платить высокую цену за войну. Однако организованная война не была чем-то новым, она практиковалась на протяжении столетий в доисторические времена. Когда человек впервые научился писать, он уже мог описать большое количество войн.
Война в доисторические времена
К сожалению, пока до недавнего времени археологами и историками, изучающими доисторические времена, игнорировалась важность войны в человеческой культуре. Может, это связано с тем, что эти историки были пацифистами, или с тем, что они были больше заинтересованы в других аспектах человеческой культуры. Так или иначе, они очень часто даже отрицали тот факт, что древний и примитивный человек был боеспособным.
Однако у последних поколений учёных произошла разительная перемена. Теперь как минимум некоторые антропологи начинают понимать, что война – это практически универсальная социальная активность, столь же важная, как и политическая, экономическая и религиозная системы, которые они изучали. Р. Брайан Фергюсон в книге «Война, культура и окружающая среда» предполагает чёткое определение войны: «организованная, целенаправленная активная группа, направленная против другой группы, которая может быть специально предназначенной или непредназначенной для аналогичных действий, включая реальное или потенциальное применение сил вплоть до убийства».
Будучи военным историком, я не могу не устоять, чтобы расставить акценты в любом определении: война должна вестись организованно. Когда генерал Шерман сказал, что война – это ад, он не предлагал возвести высказывание в ранг определения. Война – это командная работа. Она требует изучения и может вестись эффективным образом только после каждодневной муштры, которую часто сопровождает твёрдая, иногда дикая, дисциплина. Потенциально это опасно больше, чем охота и куда более опасно, нежели политическая, религиозная или экономическая деятельность (кроме тех случаев, когда они ведут к гражданской войне или мятежу). К счастью, война может появляться только от случая к случаю и не может стать постоянным условием для жизни общества. Даже если так, в некоторых исторических сообществах (древняя Спарта или Рим, например), нужда в защите (или нападении) была так велика, что большинство свободных мужчин были вынуждены находиться в постоянной готовности к войне. И, хотя Спарта и Рим являются крайними примерами, большинство обществ, без сомнения, и доисторических, содержали организованные структуры, готовые для ведения военных действий, даже во время относительного мира.
Возможно, главное отличие между доисторической и древней войной в том, что во многих случаях доисторическое население не имело общей границы со своими соседями. Это была ничья земля между поселениями, и большинство военных конфликтов, как правило, начинались там. Вероятно, это было справедливо по отношению к большинству конфликтов палеолита. Во времена неолита, с развитием оборонительных укреплений, стало более популярным вести войну непосредственно на территории одного из врагов. Ещё одна точка зрения, разъяснение по этому поводу. Доисторические времена не во всех уголках земли закончились одновременно. В восточной части Средиземноморья доисторические времена подошли к концу около 3500 года до нашей эры с появлением цивилизации и письменности в низовьях Нила, Тигра и Евфрата. С другой стороны, в Северной Европе и в других странах мира доисторические условия иногда преобладали на протяжении столетий после появления цивилизации Древних египтян и шумеров, разбросанных внутри плодородного треугольника.
Несмотря на этот факт, который говорит о возможности, что условия неолита после 3500 года до нашей эры территории вне Восточного Средиземноморья серьёзно повлияли на культурное взаимопроникновение Египта или Месопотамии, я больше сосредоточусь на доказательствах, собранных ранее этой даты. По этой же причине опыт войны, полученный благодаря новым примитивным сообществам – это не совсем точное доказательство, что точно также всё было в доисторические времена. Примитивные способы ведения войны, которые так или иначе применялись цивилизованными обществами (например, начало применения лошадей в Северной Америке Испанией), не должна путаться с доисторической войной.
Одно из самых распространённых заблуждений о доисторической войне – это то, что населения было так мало, что о войне на современном, историческом уровне не могло быть и речи. На самом деле, это абсолютно неверно. Очень большое количество писателей сегодня склонны полагать, что война – это событие, в которое включены многомиллионные армии, но только в двадцатом веке это стало общим правилом. В битве при Ватерлоо как Веллингтон, так и Наполеон имели армии, в которых насчитывалось менее 100 000 человек, и полвека спустя битва при Геттисберге не собрала больше этих армий. Во время войны за Новый Орлеан на поле боя было 9 000 британцев и 4 000 американцев. На самом деле, на протяжении большей части новейшей истории армии были меньше, чем большинство людей может себе представить.
В 1567-м году герцог Альба пошёл на подавление восстания в Нидерландах, имея лишь 10 000 человек. Во время войны французских гугенотов армии численностью от 10 до 15 тысяч человек считались сильными. В 1643-м году при Рокруа французская армия в 22 000 человек разбила Испанскую империю. Достаточно сказать, что армии от 5 до 15 тысяч человек достаточно велики, чтобы представлять крупные военные ударные силы в большинстве периодов истории.
Точную численность населения в доисторические времена в Средиземноморском регионе, как известно, определить непросто, однако есть достаточно точные оценки, которые заслуживают доверия, которые мы должны увидеть. Отличительной особенностью Нового Света, присущей коренному населению до контакта с европейцами, были впечатляющие для таких мест, как Гавайские острова, большие доисторические армии. Даже некоторые индейские племена северо-западного побережья, такие как Тлингит и Квакуитл, достигали численностью 10 тысяч человек. На восточном Средиземноморье ещё в седьмом тысячелетии до Новой эры от пяти до шести тысяч человек могли проживать в Чатал Хойук (Catal Hoyuk) на месте современной Турции. А население Иерихона примерно в восьмом тысячелетии до нашей эры оценивалось в две тысячи человек, из которых, вероятно, участвовали в оборонительных действиях от 500 до 600 человек. В начале неолита на Ближнем Востоке некоторые армии достигали численностью тысячи человек или около того, а к концу этого периода в некоторых местах – 5-10 тысяч человек. Армии, чей размер вполне сопоставим с войсками более поздних исторических эпох. Если рассматривать только численность, доисторические армии были очень трудно управляемыми машинами. На самом деле, можно эффективно организовать группу людей до 500 человек.
Наскальные рисунки в пещере на юге Франции
Несмотря на это, подавляющее большинство из 130 изображений показывают мирные сцены. Некоторое количество картинок изображают людей, умирающих от ран, нанесённых копьями и стрелами, но они так плохо прорисованы, что ни на одной нельзя точно определить раненого или мёртвого человека.
Войны неолита. Часть 2
Neolithic Warfare
В озможно, что лук, стрелы и праща датируются палеолитом, вероятно, им больше 50 000 лет, но всё равно, нет точных доказательств того, использовали их ранее или нет. Каменные наконечники, которые иногда называют «биток стрелы», изготавливались на протяжении всего палеолита, но они не были необходимым дополнением к стреле, выпущенной из лука. Они всего лишь могли быть дополнительной опцией, которая устанавливалась к копью или луку. Никто не знает, где изобрели лук и стрелы, но скорее всего, что они впервые вошли в употребление в конце палеолита (12 000-10 000 лет до нашей эры), после периода наскальной живописи.
Доисторические воины с луками
Падение стен Иерихона. Гравюра Гюстава Доре
И хотя Иерихон в конечном итоге стал оседлым сообществом земледельцев, он впервые привлёк к себе внимание поселенцев возможностью охотиться. Чтобы защитить себя от захватчиков, жители построили стену. Доказательства сейчас говорят о том, что стена была воздвигнута до того, как появилась цивилизация сеятелей растений. Тогда я предположил, что военным силам было необходимо возвести защиту против новых снарядных оружий. Именно они заставили человека осесть, что привело к появлению аграрной культуры. За новыми стенами человек эпохи неолита мог хранить излишки продуктов, и потому он мог скрыться за стеной ради безопасности, и мог работать на земле снаружи укрепления, с некоторым ощущением спокойствия.
Совершенно иная форма военной обороны просматривается в архитектуре Чатал Хююк (Çatal Höyük).Там не было массивных внешних стен, но все дома были взаимосвязаны, имея одну общую внутреннюю стену. Вход в комнаты был через отверстия в крыше, куда можно было попасть по лестнице. В результате, линия внешних стен вокруг поселения формировала своеобразное укрепление. Когда приходили захватчики, жители города могли просто унести лестницы, убрав их, а если захватчики разбивали стену, они оказывались в одной-единственной комнате. Многие другие поселения времён неолита имели укрепления того или иного рода.
Войны неолита. Часть 3
Neolithic Warfare
Антропологам удалось выделить несколько общих стратегий доисторической войны. Одна из них заключается в том, чтобы препятствовать использованию незанятых территорий, дабы предотвратить эксплуатирование своих ресурсов другими людьми. Такое мнение существует потому, что необходимо было поддерживать ничейные земли в доисторические времена. Тактика в такой стратегии обычно не включала в себя полноценных сражений и состояла, как правило, из набегов и террора. Другая стратегия была в том, чтобы грабить поселения или территории соседей, то, что Галлия осуществляла против Рима, пока они не разграбили город в 390 году до Новой эры. Для относительно больших и мобильных сил со слабыми, но богатыми соседями налёты были лучшим способом добыть ресурсы, не работая. Наконец, была и стратегия безоговорочной капитуляции: поражение соперника и захват его территории. Это часто предполагало большие битвы и много насилия. К сожалению, мы зачастую не можем восстановить детали доисторических сражений.
Скелет с кладбища 117
Однако существуют некоторые яркие намёки, указывающие на природу войны во времена неолита. Один из них исходит от самых ранних этапов неолита, вероятно даже раньше, чем закончился палеолит. Есть древнее египетское кладбище, на самой северной окраине современного Судана, открытое во время интенсивных раскопок, которые спонсировались, пока Асуан находился в стадии строительства, когда каждый знал: богатая на археологические находки земля скоро уйдёт под воду. Группа копателей назвала его «Кладбище 117» и идентифицировало как древне палеолитическое (12-45 тысяч лет до Новой эры), которое относилось к так называемой культуре Кадана (Qadan). Это особенное кладбище представляет особый интерес, потому что почти половина из 55 скелетов имела следы насильственной смерти, причинённой мелкими кусочками инородных тел (микролитами), вероятно, наконечниками стрел. Некоторые трупы получили множественные ранения, а инородные тела были найдены в двух разных частях черепа. Предположительно, второе ранение жертвы получили, пока корчились от боли на спине. У молодой женщины был найден 21 каменный осколок в теле. Другой, взрослый мужчина, получил 19 ранений. Вероятно, что некоторые другие трупы, чьи скелеты теперь не имеют следов повреждений, тоже были убиты, так как не все смертельные ранения оставляют следы на скелете жертвы.
Это кладбище на границе Египта и Судана не единственное доисторическое захоронение, которое содержит следы насилия на трупах. Тела, закопанные на неолитических кладбищах возле Днепра на территории бывшего Советского Союза и в Шела Кладовеи (Schela Cladovei) в Румынии также сохранили остатки боевых действий. Они также относятся ко временам ранее четвёртого тысячелетия до нашей эры. У всех трёх поселений есть одна общая черта. Они находятся у рек, где рыбалка, без сомнения, была хорошей, и где могло быть хорошее сельское хозяйство. Коллективная социальная ответственность, борьба за ограниченные ресурсы, разумеется, могли стать причинами доисторической войны. Некоторые примеры, упомянутые выше, достаточно известны: Иерихон, Чатал Хоук (Çatal Höyük) и Кладбище 117, но они не единственные. За прошедший год была опубликована двухтомная книга, названная «Ограждения и защита во время неолита в Западной Европе» (Enclosures and Defences in the Neolithic of Western Europe). На самом деле, любое поселение времён неолита в любой точке земли сохранило остатки проектирования и строительства укрепления против внешней атаки. Война в доисторические времена была правилом, а не исключением.
Относительно недавние исследования показали, что мир неолита был усеян укреплениями. Уже в четвёртом тысячелетии они появились в поселениях Северной Европы. Хорошим примером неолитического ограждения можно считать такое в Компьене (Compiagne) в Ойзе (Oise) в современной Франции. Как сказал недавно один эксперт в этом вопросе, «такие площадки распространились в Западной Европе во время четвёртого-третьего тысячелетия до нашей эры и являются древнейшими монументальными сооружениями, которые находились в центральной части Парижского бассейна». Обычно деревянный частокол, окружённый мелкими канавами, образовывал ограждение по периметру поселения. Один из таких, найденный в 1978 году в Компьене во время расширения промышленного парка, был раскопан лишь частично, однако снимки с воздуха показывают, что в длину он был в форме лука, с прямыми траншеями частокола как тетива.
В совокупности укрепление включало около 14 или15 гектарземли, и окружность деревянного частокола была около1800 метров. Это примерно в три раза больше, чем защитные укрепления в Иерихоне. Количество земли при удалении траншей колеблется. Рисунки показывают, что рвы широкие и глубокие. Частокол был создан из столбов, в среднем 14 столбов на каждые 10 метров, с нанесением глины, чтобы быть устойчивыми к влаге, а прорехи между столбами были заполнены плетёнкой. Раковины устриц и глиняные черепки помещались в траншею как фундамент для столбов. Сравнив с несколькими подобными столбами в Ла Бассае (La BassCAe) в Пикардии (Picardy) (шесть отдельных столбов вместе) показывают, что они были защищены подобным же образом.
На холме Крикли (Crickley Hill) в графстве Лостер, четыре мили к югу от Челтнема, находится небольшое (всего4 акра) доисторическое укрепление. Подход к укреплению был перекрыт двумя мощёными кольцами канав с насыпью, сделанными из горизонтальных слоёв камня и земли на внутренних кольцах. Было как минимум три внешних и внутренних входа с воротами в поселение. Огороженные дороги вели с внешних ворот вглубь поселения. Когда лагерь был брошен, внутренний ров заливался, а затем новые оккупанты отстраивали укрепления с отдельным наружным кольцом.
Был и внутренний частокол немного меньше, чем два метра высотой, прямо за каменной насыпью на внутренней стороне кольца. Три входа примерно соответствовали предыдущим. Что примечательно относительно этой части поселения, это чёткие свидетельства того, что оно было атаковано и уничтожено. Каменные наконечники стрел покрывают дороги с восточного входа до внутренней части поселения, и более 400 было найдено в самом восточном входе. Очевидно, что защитники были поражены, потому что участок был уничтожен огнём и заброшен. Очевидно, что канавы были созданы, чтобы замедлить движение захватчиков, пока защитники вели по ним огонь из частокола. На самом деле ранние двойные стены были очень эффективны в глубине. Автор, который в основном писал про древнюю Америку, предположил, что увеличение военных действий и рост укреплений во время Среднего неолита в Европе мог быть вызван тем, что климат стал более холодным и влажным, следовательно, возросла борьба за ограниченные ресурсы. Большая часть лучших земель уже была захвачена, и там больше не было места из-за перенаселённости. Однако, увеличение числа боевых действий отмечено и в Северной Африке и на Ближнем Востоке, где ухудшение климата не могло быть объяснением этому феномену.
Когда доисторические времена закончились с появлением цивилизации в Месопотамии и вдоль Нила, война стала играть важнейшую роль в формировании новых государств. Да и во всём мире примитивные сообщества превращались в протогосударства, военные институты были очень важными и иногда определяющими для их жизни. Ранняя история Египта свидетельствует о важности армии. Даже до объединения двух царств, в додинастический период, города представляли собой укреплённые поселения, готовые к осаде и возможному нападению. На известном обломке плиты Нармера (http://en.wikipedia.org/wiki/Palette_of_Narmer), первого египетского фараона, изображает нового правителя с одной стороны убивающим своего противника, а с другой – он рассматривает обезглавленное тело своего врага под штандартом своей армии. Наверху бык Нармера разрушает укреплённое поселение. В верхнем правом углу можно увидеть корабль Нармера, вполне возможно, что его завоевательные силы спустились по Нилу в нижний Египет с помощью флота.