Потому что в кузнице
Потому что в кузнице
Оттого что в кузнице
Английская детская песенка, перевод С.Я. Маршака
«Всем правит случай. Знать бы еще, кто правит случаем»
Все имена и названия в произведении являются вымышленными.
Лэнгли, ЦРУ, заместителю директора Д. Миллеру, совершенно секретно, отчет группы «Фатум», апрель 2006 года.
«Сэр, мне хотелось бы еще раз поднять вопрос по разрабатываемым нашей группой объектах класса «Талисман» и «Проклятье».
Я, как и большинство членов группы считаем, что именно действия нашей армии послужили катализатором для проявления способностей этих объектов. Причины их возникновения и развития совершенно неизвестны, слишком мало достоверной информации для полного анализа. До сих пор нет ни одного из них в нашем распоряжении, лишь небольшое количество достоверных фактов. Не так давно нами документально зафиксировано воздействие одного из объектов данного класса, причем – невероятной силы.
В связи с нарастающей активностью повстанцев, поддерживаемой данными объектами, есть реальная угроза полной потери нашего контроля над этими регионами. И не только над ними. Я даже не в состоянии представить, что будет, если разрушительное воздействие этих опасных противников продолжится против нас уже на дружественных нам территориях. Исходя из данной информации, и проанализировав все варианты развития событий, мы настоятельно рекомендуем полностью свернуть операцию «Цветы Свободы» и приступить к немедленному выводу войск из зараженных районов. С дальнейшей насильственной изоляцией этих областей. Любыми способами.
С уважением, М. Ли Томпсон, доктор наук, руководитель группы «Фатум»
Сибирская Республика, г.Усть-Ахтырск, граница секторов американского и германского присутствия, 8 мая 2006 г. 19:36
Соловей снова припал к окулярам пятидесятикратника, не замечая ползущего по щеке клеща. Со стороны взглянуть на Соловья – заросший сизой щетиной и грязью детина, в грязной и сильно затасканной одежде. Любой, набредший на его лежку, принял бы Соловья за бродягу. Развелось таких в войну неисчислимо. Ну, выпил мужичок лишку, да и греется себе на весеннем солнцепеке. Вечер, не жарит, хорошо! Кабы не несколько «но». Во-первых, от мирного «бомжа» его отличала стоящая рядом, на заботливо постеленной в грязь мешковине, крупнокалиберная винтовка с глушителем. Да и новенький бинокль, через который Соловей сейчас любовался зеленеющим пейзажем, по карману немногим. И еще – ну какому идиоту могла прийти в голову даже мысль бродить по заброшенному кладбищу? Пусть оно и рядом с привокзальными огородами. Любой охотник за перезимовавшей картошкой имел больше шансов напороться на противопехотную мину, или пулю снайпера, чем на мороженные клубни.
Соловей, лежащий на краю невысокого обрывчика, которым заканчивались границы погоста в сторону города, не боялся, что его заметят. Снайпера со всех сторон прекрасно прикрывали кусты черемухи с наклюнувшимися почками.
А вот переезд, блокпост, обе дороги, развалины привокзальных «хрущевок» – все проглядывались как на макете. Картинка для наблюдателя открывалась преинтереснейшая.
Соловей медленно, не отрываясь от зрелища, снял с пояса старенькую коротковолновую «мотороллу». Злобно зыркнул на тарахтевший в голубизне неба беспилотник, взвесил черную коробочку рации в руке. Сплюнул сквозь зубы, перевернулся на бок и нажал кнопку передачи:
– Пятый, пятый, это «Ока». Я у «Зеленой зоны», Ивановский переезд. У переезда – пехота, человек сорок, укрепляют стационарный блокпост мешками с песком и бетонными блоками. Да, скорее всего – взводную опорную базу ставят. Два «Брэдли» в охранении, «Абрамс» и пара пулеметных джипов до кучи. От меня дальность – около четырехсот, север-северо-восток. Как слышишь меня, пятый? – нажал клавишу приема, после чего – свист, хрип, треск и бульканье из динамика, прямо таки неприличные звуки, среди которых он сумел разобрать то, что ждал. Быстро зашептал в микрофон, щелкнув передачей, – Пятый, понял тебя! Знаю, что не переть на рожон! Помню я, все помню! – что-то тихо буркнул себе под нос, и уже громче, заканчивая передачу, – Да ладно, не беспокойся ты, Батя! – резко выключил рацию. Плюхнулся животом в глину, похожую на размятый пластилин, и застыл в раздумье на минуту. Яростно почесал нос, извернувшись к колку, коротко и негромко свистнул.
Классическая «чеченская» тройка, замаскированная под бродяг – тактическая находка недавней компании.
А вот четвертый… Ну, никак он не вписывался в закономерности, этот четвертый. Как-то особо он выглядел, не так. Одет и обут как забытый осенью на картошке интеллигент, в полуспортивное, дешевое, китайское. Лишь на поясе у него нелепо болталась кобура с пистолетом. Мощная «гюрза» в затертой коже на ремне – вот и все, что отличало парня от классического типажа ранней перестройки. Даже классические «стекляшки» в роговой оправе (гордость и ненависть любого «ботаника») – и те имелись. Очки сползли со взмокшего носа, делая его похожим на карикатурного профессора. За плечами, как и у остальных в этой четверке, большой станковый рюкзак буро-пятнистой окраски. Тяжело набитый, если судить по потному, перекошенному лицу «интеллигента».
– Что, Сол, щупать будем?! – хитро спросил молоденький гранатометчик, с прищуром вглядываясь в перспективу замусоренного переезда, – О, джипы, классная мишень, двух точно успею завалить, пока нас с грязью мешать не начнут.
sir_michael`s_traffic
Оттого, что в кузнице не было гвоздя…
Странными делами приходится порой заниматься. Вот сейчас прослушивал детские стихи английских поэтов в переводе С.Маршака и в исполнении Сергея Юрского. Дошел до стихотворения «Гвоздь и подкова». Вот оно, его все знают:
*
«Не было гвоздя —
Подкова пропала,
Не было подковы —
Лошадь захромала,
Лошадь захромала —
Командир убит,
Конница разбита,
Армия бежит!
Враг вступает в город,
Пленных не щадя,
Оттого, что в кузнице
Не было гвоздя!»
*
И вспомнил, что у этого стихотворения была вполне конкретная историческая основа. Так, во всяком случае, говорят. Во время битвы при Ватрлоо (1815) у французов были все шансы одержать победу. Более того — они ее даже уверенно одерживали. Французская конница, предприняв головокружительную по дерзости и смелости атаку, захватила английские батареи. Французы стали одерживать верх по всему фронту. Но англичане отбросили конницу, батарея возобновила огонь, ход сражения был переломлен, и Наполеон потерпел известное поражение. После Ватерлоо многие задавались вопросом, почему же французы, овладев британской батареей, не вывели ее из строя. А все оказалось просто. В те времена, чтобы вывести из строя орудие, кавалеристы забивали в отверстие для воспламенения пороха обычный гвоздь. Потом сбивали шляпку — и все, при всей внешней нетронутости орудие было небоеготово. И все бы ничего, но кавалеристы очень не любили таскать с собой гвозди. Неудобная штука в конной атаке… Каждый норовил от своих гвоздей избавиться, а в случае необходимости попросить десяток-другой у товарищей. В случае с английской батареей понадеялись все на всех, и в решающий момент гвоздей не оказалось ни у кого вообще. Так англичанам досталась совершенно боеготовая батарея, которая и изменила ход битвы.
Вот так. А вы говорите — «гвозди»…
“Гвоздь и подкова”. Читает С.Юрский.
Потому что в кузнице не было
Потому что в кузнице не было гвоздя.
А убитый конфликтовал с подростком из-за оценок, хотя по закону об образовании любой имеет право исправить свою оценку.
А одноклассники жестко троллили мальчика. Бабушка из-за троллинга ходила его встречать, а дети орали «Тебе подгузники что ли принесли».
И школа ни в чем не виновата. Даже согласны на то, что убили учителя, лишь бы не разбираться в конфликтах детей на начальной стадии. Они наказали стрелка, а у них целый класс вырос, который при взрослом человеке (бабушке) может в голос орать про подгузники. Кого они воспитали-то?
Стрелок шел на отлично. Неужели школа даже отличников не желает сопровождать психологически. Это просто вечная кузница без гвоздей.
Есть, Дмитрий Сергеевич, ПЕДАГОГИ. А есть рассуждатели о кренделях небесных. А потом удивлятели самого себья и всех вокруг: `Млин, а что произошло-то? А почему. Слюнявчик. МЛИН, ГДЕ МОЙ СЛЮНЯВЧИК. `.
Относиться к ребенку коллектив будет так, как научили его родители и за то, чему и как научили его Вы.
С Вас, как с родителя, НИКТО обязанностей не снимал. На школу в связи с фактом `выдачи головы сына (дочери) образовательному учреждению` их (этих обязанностей) не перекладывал.
А когда я отправляю его в школу, я отравляю его в
социум, и на попечение учителей на 5 часов в день.
И я отправляю его в школу не для того, чтобы его там
травили, били и унижали. Я что сам должен следить
за ребенком в школе? Я его передал живым, здоровым,
и не униженным! И извольте мне таким же ребенка
вернуть!
Ваше несогласие создаёт проблемы лишь Вам, действительно. Но не законам РФ, реальности бытия.
Я же считаю, что ранние боевые искусства не есть
хорошо. Что сначала должен сформироваться базис
личности, чтобы не вышло, что я сам воспитаю тирана.
Это мне и моей жене придется искать компромиссы,
Находить общий язык с родителями детей, что не факт.
работать с учителем.
Прокомментируйте!
Выскажите Ваше мнение:
Вакансии для учителей
ОТТОГО, ЧТО В КУЗНИЦЕ НЕ БЫЛО ГВОЗДЯ
В науке об искусстве, как и во всех гуманитарных дисциплинах, важен не только предмет исследования но в не меньшей степени и основные проблемы, выдвигаемые поколением, к которому принадлежит исследователь.
3. Лисса. Проблемы времени в музыкальном произведении
О чем, собственно, эта статья
Открытое столкновение мнений определяет сегодняшнюю критику как непосредственное выражение противоречий и тенденций художественной и общественной жизни.
И лишь музыкальной критики как будто не существует вовсе.
Плач по серьезной музыке
А может быть, действительно и говорить не о чем?
Нет! Есть и сегодня «золотой фонд», из которого что-нибудь да прорвется сквозь время. Оставим на профессиональной совести уважаемого критика то, что он не слышит.
Современная советская серьезная музыка созвучна нашей сегодняшней большой литературе. Достаточно назвать имена Шнитке, Канчели. Пярта, Тертеряна, Сильвестрова, Сидельникова, Тормиса, Б. Чайковского, Эшпая, Свиридова.
Выход из кризиса парадоксальным образом обозначился в «композиторской моде» на использование цитат: легко узнаваемые, интонационно яркие, содержательно емкие, вызывающие у слушателя культурные и эмоциональные ассоциации, они быстро прижились и, поначалу отделенные от «авторского слова» историческим барьером, оказались в конечном счете способными самой своей традиционной природой воздействовать на глубинные процессы музыкального мышления, раскрепощая механизмы интуиции. И уже не цитаты, а тончайшие ассоциативные намеки придавали авторской мысли дополнительную глубину, уподобляя форму ее изложения притче или мифу. В музыке второй половины 70-80-х годов (на первый взгляд более эклектичной, чем когда-либо прежде) недостаток интонационной самобытности компенсируется богатейшей ассоциативностью. Осмысливая свое индивидуальное бытие, свое место в стремительно меняющемся мире и в истории духовной культуры, человек приводит эту историю к общему знаменателю с современностью. Так «заимствования» оказались поиском нового содержания: человек на новом уровне обретает ту целостность, которая является насущным условием существования его как личности. В 70-80-е годы в музыке все больше проступают черты исповедальности.
Я думаю, значение музыки в жизни общества определяется прежде всего тем, что она служит средством обмена духовными ценностями между людьми: заложенная в ней эмоциональная информация, воспринимаясь на слух, становится основой для общения, общности, объединения в коллектив. Сегодняшняя «серьезная» музыка, во многом ориентированная на классические образцы, способна обращаться к самому широкому слушателю, она способна вступать во взаимодействие с эстрадой и с рок-музыкой, но при этом она требует от своего слушателя активной интеллектуальной работы, парадоксально сочетая демократизм общезначимых идей с элитарностью, с требованием подготовленности и высокой культуры воспринимающего сознания.
А между тем распространение в быту магнитофонов, транзисторов и так далее породило всеобщую привычку к непрерывному звуковому фону. В результате даже самое значительное и актуальное содержание массовым музыкальным сознанием не воспринимается: акт восприятия низводится до уровня потребления.
Да, социальные предпосылки к тому были и раньше. Когда в 60-е годы наряду с музыкальным «авангардом» (интересным больше с позиций профессионального освоения) на неподготовленного слушателя хлынул поток новых демократических тенденций (эстрада, джаз, рок и поп-музыка), исподволь началось отчуждение широкого слушателя от языка «серьезной» музыки. И, пока она была занята своими внутренними, действительно насущными проблемами, оказалось, что окружающий мир неузнаваемо изменился. I
Из истории советской музыки
Это была присказка. А теперь начинается сказка.
Мы волей-неволей обращаемся назад, к эпохе, наследие которой мы измеряем и, несомненно, всегда будем измерять как результатами нечеловечески напряженного труда, так и ущербом, нанесенным общественной и культурной жизни страны. Это было: личный антагонизм под маской не просто эстетической, но идеологической непримиримости; критика, влекущая за собой тяжелые административные последствия, равнозначная доносу; публичные аутодафе с вынужденным зароком отказаться от «ложных» творческих принципов.
. Вот парадокс: не исключено, что жанр симфонии обязан тем, что сохранился в нашей стране до 70-х годов, как, вероятно, нигде в мире, именно этой «законсервированности» своей идейно-образной сферы. Именно эта сохранность облегчила ему в 70-е, несмотря на пережитые кризисы и радикальные трансформации, и возможность подлинного возрождения.
Семидесятые
В «Записных книжках» Ильфа несколько раз проходит мотив: «Страна непуганых идиотов»; потом вдруг: «Самое время пугнуть». И пугнули.
. Мы говорим о застое 70-х годов. А хорошо ли мы себе представляем те процессы, что скрываются за этим словом? Хорошо ли мы, музыканты, представляем себе, как шло в 70-е годы разрушение наших профессиональных критериев рука об руку с процессом дискредитации перед массовым слушателем нашей профессиональной компетентности?
Критика подлила масла в огонь тем, что, по выражению Луначарского, долгое время кормила массы, пользуясь их неразвитым эстетическим вкусом, «солянкой из тухлой кошатины, называя ее революционной и подавая ее на красном блюде»; в 70-е годы солянка стала вконец несъедобной, но заодно с ней стала вызывать идиосинкразию и настоящая духовная пища. Настало время дискредитации классики. В 80-е дело дошло до того, что, включив радио или телевизор и услышав звуки классической музыки, мы понимали, что скончался очередной вождь.
И вот в то время, как «серьезная» музыка ориентировалась на идеальную, всесторонне духовно развитую личность слушателя, а музыкальная эстетика упивалась созданным ею миром («Интересы социалистической культуры, вдохновляемые идеалом всесторонне, гармонически развитой личности, определяют общественную ценность музыки в социалистическом обществе»; или: «Сохраняя свои позиции в филармонических и эстрадных залах, на сцене музыкальных театров и усиливая их благодаря радио, телевидению и звуковоспроизводящей аппаратуре, музыка все шире проникает в самые различные сферы практической жизни. «), выросло поколение советских людей, активно не принимающее «серьезную» музыку. В недрах культуры так называемого социалистического реализма подпольно вызревала совсем другая культура, в которой неприятие лжи перемешалось с нигилизмом, скепсисом, опустошенностью и агрессией.
Молодежь и общество
В чем причины пассивности моего поколения сегодня? В той ли раздвоенности, которую приносили из внешнего мира в дом родители, инстинктивно старающиеся уберечь детей от этого мира и потому невольно сужающие их мировоззренческий кругозор? То, что у родителей было вынужденно приобретенным, дети впитали «с молоком»; негативный опыт свободомыслия одних вызвал теперь уже подсознательный механизм торможения свободомыслия у других, выразившийся в молчании, в инстинктивном уходе от социальных тем и проблем, в аполитичности. Или дело в авторитарном стиле школьно-вузовского воспитания, равнодушно-лозунговом, профессионально-узком, порождающем конформизм, нигилизм и пассивность? Или в конъюнктуре, номенклатуре и опять-таки конформизме, в демагогии и зажимании самостоятельности, с которыми сталкивался выпускник вуза, выходя в широкую жизнь 70-х годов? Или в ощущении, что ни в своей среде, ни шире никто нами не интересуется, разве что для «галочки»; что голос наш ничего не значит?
Тем не менее буду мечтать дальше. Цель работы такого центра изучения общественного мнения я определила бы как создание банка реальных умонастроений общества и обеспечение банка перспективных идей для «очеловечивания» общества.