Поташный завод что это
Поташ. Производство.
Производство поташа в 17 веке особенно было распространено в Сергачском уезде Нижегородской губернии.
Как производили поташ
Производили поташ из древесной золы и применяли на Руси, а больше в Германии, Польше, Голландии, Англии для мыловарения и стеклоделия. Дуб и ольха на лесных полянах пережигались в золу, которая растворялась в воде. Когда густота раствора достигала тестообразной консистенции, этим тестом обмазывали ольховые и дубовые поленья, которые и складывали в «буды» (кучи), пересыпая при этом каждый ряд поленьев новым слоем зольного теста. Башню поджигали, а пережженную расплавленную золу собирали в берестяные кули — это и был поташ.
Людей на майданы, или станы, требовалось очень много, так что зачастую крупнейшие из таких станов превращались в постоянные людские поселения, сооруженные из землянок. В частности, Ачкинская легенда (Ачка – село в Сергачском районе Нижегородской области) рассказывает, что, когда их прапрадедов на телегах везли на поташную каторгу, спереди и сзади каравана ехали вооруженные стрельцы.
Быт майданщиков обычно обустраивался так: выкапывалась яма глубиной примерно мужику по пояс, из жердей делали каркас, поверх которого клали крышу. Сверху землянка засыпалась толстым слоем дерна. Иногда кровли не выдерживали, заживо хороня под собою несчастных обитателей. Если позволяло время, строились и рубленые хижины-землянки, тоже присыпанные сбоку для тепла вынутым фунтом.
Сколько кому платили при производстве поташа
В зависимости от квалификации, майданщики делились на разные категории. Поливачи обмазывали и «поливали» золою полусметанные костры. Годовое жалованье каждого из них составляло 10—20 рублей, вдобавок харчи натурой: десять четвертей муки, четверть с полуосьминой крупы, осьмину толокна и три пуда соли. Может быть, именно оттуда пошла русская поговорка «с ним пуд соли съел», то есть провел зиму на майдане, на отдаленном лесном кордоне, куда тропинку от людских жилищ еще в ноябре вьюга замела.
«Будники» были наиболее многочисленной на стану группой поташной голытьбы. Они определенным образом складывали бревна в костры. Кроме устойчивости конструкций, от них требовалось соблюдать правильное чередование пород деревьев. Жалованьем будника в XVII столетии были 3—5 рублей в год, не считая харчей.
«Воштари» (возчики) доставляли бревна с лесосеки, а также свозили готовый поташ в кулях и бочках в барские амбары. Кроме питания, им полагалось по 3—4 рубля в год. Бочарам за бочки для экспортного продукта платили еще меньше — от двух с полтиною до трех целковых.
С апреля по ноябрь рабочие обитали в землянках, от постоянной близости к гигантским кострам и отсутствия сносной питьевой воды лопалась кожа на лицах и руках, а рабочий день тянулся от зари до зари. За какие-то полтора столетия лес был вырублен на сотни километров. В XVIII веке западноевропейские химики нашли способ получения поташа и тем самым спасли остатки припьянских лесов от окончательного истребления.
Источник: Нижегородский рабочий, № 71 от 24.04.09 г.
Технологии Казанского края: Поташное производство
Производство стекла, пороха, выделка кож, изготовление красок и некоторых лекарств, текстильное производство. Что могло объединять различные отрасли хозяйства? Для их изготовления требовался поташ.
Поташ – одна из солей, известных людям ещё в древности, является средней солью калия и угольной кислоты (K2CO3) – легкое пористое вещество белого или иногда бурого цвета со щелочными свойствами. Слово «поташ» происходит от древнего немецкого слова «Pott» – горшок, «Asch» – зола. Худший сорт поташа назывался «смольчуга».
Поташный промысел – получение карбоната калия (поташа из золы) был известен людям с древнейших времен. Производство было сосредоточено в местах, богатых лесом – кое-где в Европе, но, в основном, в России и в Северной Америке. В России Петр I в 1721 г., с целью сбережения леса, установил монополию на производство поташа: «Нигде никому отнюдь поташа не делать и никому не продавать под страхом ссылки в вечную каторжную работу».
Процесс производства поташа заключался в пережигании древесины, реже – травы и гречишной соломы, замачивании и выпаривании золы в чанах с последующим прокаливанием в печи. Среди нескольких вариантов получения поташа выделялся архаичный «казанский способ» – без промежуточного замачивания золы. В Казанской губернии был известен «казанский шадрик», который изготавливался способом мокрого прокаливания: на лесной поляне сжигались дрова (пока не нагорит куча золы 150-200 пудов), затем зола остужалась и сгребалась в сторону; на месте костра настилались 3-4 сухие осиновые или липовые подкладины, поперек которых плотно выкладывались колотые дрова, покрытые слоем золы, смоченной до консистенции густого теста; дрова укладывались ряд за рядом, пока не использовалась вся зола. Костер поджигали и при сгорании шадрик был готов. Расход древесины при производстве поташа был огромным. Так, из золы, образовавшейся за счет сжигания 1 куб.м. вяза получалось 760 г., ивы – 630 г., из липы – 500 г. поташа.
Поташный промысел в Казанской губернии зафиксирован с конца ΧVΙΙ в. и был широко распространен в Свияжском, Царевокошайском, Мамадышском и др. уездах. Для устройства «поташных заводов» необходимо было два главных условия: наличие большого количества дешёвого леса (в основном лиственных пород деревьев) и близость источника воды. До середины ΧΙΧ в. в Казанской губернии лесов было предостаточно, что обеспечивало широкое распространение поташного производства.
Одним из купцов, устроивших завод по производству поташа, был Мамадышский купец 2-й гильдии Т.П. Михайлов. Его завод находился недалеко от деревни Малый Битоман. Для получения поташа использовалась печная и овинная зола, покупаемая у жителей разных селений и казённые дрова, приобретаемые по билетам местного лесничего. Работа на предприятии производилась круглогодично. Для получения поташа использовались вольнонаёмные рабочие, татары и русские, которым платили по 10 рублей в месяц.
Помимо Т.Ф. Михайлова в Казанской губернии поташные заводы держали: А.А. Фукс – жена профессора Казанского Императорского университета К.Ф Фукса, племянница поэта эпохи романтизма Г.П. Каменева, и титулярный советник Лука Левитский. Производимый заводами и фабриками поташ продавался в Казани и на Нижегородской ярмарке.
На рубеже 1850-1860-х гг. поташ, вывозимый из России в Англию, Германию, Голландию и добытый из древесины, был известен под названием «казанский». Производство поташа носило артельный характер. В конце ΧΙΧ в. поташным и лесохимическим промыслами занимались свыше 3 тыс. человек.
Поташ использовался для производства дымного пороха. В Казанской губернии его начали изготавливать в 1788 г. на специально построенном пороховом заводе. В конце XIX в. появились обновленные рецептуры производства такого пороха. Большой вклад в это внес Дмитрий Иванович Менделеев. Первые опыты по внедрению новой технологии были им проведены именно в Казанской губернии.
Поташ является также одним из компонентов для изготовления стекла, наряду с кремнеземом (песок, кварц), доломитом и известью. Для изготовления оптического стекла также нужны сода и поташ. Содовое стекло легкоплавкое и прозрачное. Оно отлично подходило для изготовления линз. Поташное стекло тугоплавкое, с хорошей отражательной способностью, а потому незаменимо для астрономических рефлекторов. Однако в промышленных объемах сода и поташ стали доступны только в 1860-х гг.
В Казанской губернии основным центром производства стекла был Царевококшайский уезд. Отчасти это были частные заводы некоторых землевладельцев, таких как: завод Желтухиных, завод Месетникова, Кужерский завод и др.
Один из первых стекольных заводов был основан Ф.Ф. Желтухиным в конце XVIII в. в селе Воскресенском Царевококшайского уезда Казанской губернии (ныне Моркинский район Марий Эл). Расцвет Воскресенского завода наступил несколько позже, при внуке Федора Федоровича – Алексее Дмитриевиче Желтухине, при котором работало уже два стекольных завода. Один размещался в селе Петровское, им же самим основанном. Другой, Горинский, стекольный завод находился в 8 км от села по Параньгинской дороге. На Петровском стекольном заводе выпускались стекло разных расцветок и размеров, посуда различных сортов.
Таким образом, вплоть до 80-х годов ΧΙΧ в. поташное производство пользовалось огромным спросом на различных предприятиях в различных отраслях промышленности и имело большое распространение, как в Казанской губернии, так и по всему Поволжью.
Лесная добыча. Поташ, деготь и смола были важнейшими товарами экспорта на Руси
«Русские леса трещат под топором, гибнут миллиарды деревьев, опустошаются жилища зверей и птиц, мелеют и сохнут реки, исчезают безвозвратно чудные пейзажи… Лесов все меньше и меньше, реки сохнут, дичь перевелась, климат испорчен, и с каждым днем земля становится все беднее и безобразнее» — это из монолога чеховского Астрова. Действительно ли в конце XIX века сложилась столь драматическая ситуация с лесом, хищнически вырубаемым промышленниками?
Поташные войска
Историческое ядро России — лесистый район вокруг и севернее Москвы. Вплоть до XVII века русские (за исключением казаков) избегали открытых пространств, да и после заселение степей шло медленно и состоялось в основном в XIX веке. Поэтому русский человек жил в лесу и лесом, который давал ему материал для постройки жилища, отопления, орудий труда и утвари, транспорта и обуви — лаптей, для которых драли лыко.
Важнейшим предметом торговли был не круглый лес и пиломатериалы, а продукты глубокой переработки древесины. Вывозить ее в Европу было не так выгодно, как товары с добавленной стоимостью — поташ, смолу и деготь. Россия была более удалена от европейских потребителей, чем Скандинавия, и внутри страны были слишком большие расстояния, что делало стволовую древесину и тес слишком дорогими. Именно лесохимия стала первой отраслью промышленности России в значимых масштабах.
Из дерева получали уголь, деготь, поташ, скипидар, канифоль, вар (корабельную смолу), уксусную кислоту и многое другое. Ремесла смоловаров и углежогов были в числе наиболее распространенных и уважаемых на Руси. Поташ (карбонат калия) вырабатывался из золы, для получения килограмма поташа сжигалась тонна древесины. Он шел на изготовление мыла, стекла и селитры для пороха. Россия уже в начале XVII века наладила производство этой соли, ставшей одним из наиболее интересных для иностранных купцов товаров.
Бочка русского поташа стоила в Нидерландах от четырех до восьми рейхсталеров. Голландские, фламандские и английские ремесленники использовали поташ в основном как замену квасцам при окраске тканей. В ответ на внешнеэкономическую конъюнктуру по всей лесной зоне России, от севера Левобережной Украины до Урала, возникли поташные заводы («будные станы»), где сжигались лесоматериалы (в первую очередь отходы производства, но также и цельные стволы) для производства экспортного сырья. Наибольшее количество поташных заводов было расположено на Верхней Волге и в районе Вологды, где имелись и густые леса, и речные пути для вывоза продукции. По Северной Двине поташ спускали в порт Архангельска.
С поташом связана одна из первых попыток иностранных инвестиций в Россию. Голландец Карел дю Мулен в 1631 году получил в исключительное пользование вологодские леса, чтобы жечь поташ. Также ему была дана десятилетняя монополия на его экспорт, за что он должен был платить по рублю с бочонка. Но за 10 лет голландцу не удалось выстроить стабильный бизнес, хотя ему разрешили расширить район операций вплоть до Самары. Царь лишил его эксклюзивных прав и передал их англичанину Саймону Дигби, который с компаньонами смог охватить почти все Верхневолжье и Вологодчину. Преемником Дигби после его смерти стал Уайт, его инвестиции в поташное производство составили 7000 рублей. Другой англичанин, Александер Кроуфорд, действовал в муромских лесах. Бизнес развивался стабильно: ежегодно производилось 80–160 т поташа, а в лучшие годы — до 310 т.
Однако в 1649 году прибыльные заводы англичан были переданы в казну. В 1668 году аналогичная судьба постигла предприятия боярина Морозова в Сибири. В 1681-м была введена госмонополия — по образцу меховой — на экспорт поташа. Всю продукцию поташных заводов следовало сдавать в казну, которая сама уже продавала ее иностранным купцам. Как пишет финский историк Ярмо Котилайне, в середине XVII века поташ составлял четверть всего экспорта из Архангельска.
Другой кластер поташных заводов возник в районе Брянска и Северской Украины. В 1659 году даже было запрещено дальнейшее их расширение ввиду опасности полной вырубки леса в этих местах. Экспорт поташа сократился до 10% от всего вывоза из России к концу XVII века в связи с началом эксплуатации лесов Северной Америки, вновь, как и в случае с бобровыми мехами, выступившей конкурентом России.
При Петре I центром поташного производства стало село Починки в мордовских лесах, где была учреждена Главная императорская поташная контора. Монополия строго оберегалась царским указом: «А, кроме того, нигде никому отнюдь поташа не делать, и никому не продавать под страхом ссылки в вечную каторжную работу. А которые по всяк год в деле — продажа быть поташом по 1000 бочек в год». В 1701-м было изготовлено 1343 бочки (почти 690 т). Под них выделялось до 1000 подвод, на которых поташ везли в Архангельск. Для выполнения задания царя требовалось вырубать ежегодно полторы тысячи десятин леса.
Ложка дегтя
Другой важнейшей статьей русского экспорта были смола (вар) и деготь. Вар получали путем пиролиза хвойной древесины — в печах сухой перегонки. Березовый деготь делали схожим образом из бересты. Смола шла на пропитку корпуса и переборок тогдашних деревянных кораблей, их рангоута и такелажа (канатов). Березовый деготь, называемый в Европе «русским маслом», использовался в изготовлении юфти — водоотталкивающей кожи. Юфть («русская кожа», пропитанная дегтем) высоко ценилась за границей — она не плесневела, была гибкой, ее не пожирали насекомые, и она к тому же обладала приятным специфическим запахом. В первой половине XVIII века экспорт ее из России достигал 186 000 пудов (3000 т) в год, что дает представление о потребностях в дегте и коре дуба, ветлы и ивы для дубления. Правительство ввело монополию на торговлю юфтью и корабельной смолой — так же как на меха и поташ.
Но монополия на смолу осуществлялась в виде концессий, которые предоставлялись иностранцам на определенный период за установленную плату. Первым право на монопольную торговлю варом получил голландец Юлиус Вилликен в 1636 году. За пять лет он выплатил в царскую казну 2750 рублей. Другой голландец, сменивший его Герман Фенцель платил ежегодно по 1150 рублей. В 1641 году он вывез из России 2127 бочонков смолы.
Смолокуренные, дегтярные, пековаренные заводы располагались в основном в северных лесах, особенно много их было в районе Верховажья. Здесь помимо смолы и дегтя добывали с помощью подсочки живицу (смола хвойных деревьев, выделяющаяся при порезе), из которой производили канифоль и скипидар. Впрочем, купцы предпочитали экспортировать сырье. Только в 1773 году из района Верховажья в Англию через Архангельск было вывезено 65 000 пудов «древесной серы» (живицы).
Множество купеческих родов процветало на лесохимическом производстве в северной России. Верховажские купцы Давыдовы за два года в середине XIX века произвели продукции 25 350 пудов на 11 895 рублей, в том числе пека (остатки смолокуренного производства) 20 000 пудов, скипидара разных сортов 3750, дегтя 500 и сажи 1100 пудов. Но купцы не только заводили свои дегтярни и сажекоптильни (сажа также была экспортным товаром и шла на изготовление типографских красок, ваксы и чернил), но и заключали договоры с крестьянами на поставку продуктов переработки леса. На одного купца могло работать до 230 крестьянских семей, которые самостоятельно занимались смолокурением. В конце XIX века из России вывозилось ежегодно до 24 000 т смолы и дегтя, пока развитие химии и переход к такому сырью, как уголь и нефть, не привели к падению спроса на продукты русской лесохимии.
Разумеется, было велико и внутреннее потребление этих продуктов. Того же березового дегтя производилось в целом 96 000 т (в 1880-е годы), три четверти из них продавалось на внутреннем рынке. Спрос на деготь был стабильным и значительным, поскольку без него невозможно было основное транспортное сообщение того времени — конное. Телеги, кареты, даже сани — на все требовался деготь.
При этом канифоль и качественный скипидар Россия по-прежнему ввозила из-за границы, примерно на 1,3 млн рублей, а экспортировала соснового дегтя на 500 000 рублей. Лесохимия развивалась экстенсивно, а не интенсивно, не хватало современных технологий.
Следует упомянуть и древесный уголь. Он использовался в качестве топлива при производстве железа, а также как источник углерода при выплавке чугуна и стали. В XVI–XVIII веках над Европой периодически нависала угроза полного истребления лесов из-за развития металлургического производства. Царь Алексей Михайлович был вынужден даже запретить вырубку деревьев вокруг Москвы для углежжения. Наиболее крупным центром производства древесного угля стал в XVIII веке Урал, где были и обширные леса, и металлургические заводы, что удешевляло транспортные расходы. Также уголь шел на карандаши.
Корабельные рощи
Собственно лесная промышленность, понимаемая как лесозаготовки и лесоторговля, постоянно наращивала обороты. Строительство влекло за собой потребность в бревнах и тесе, а также в дровах для отопления. Позже нужны были шпалы для железных дорог (первые паровозы работали также на дровах).
Лесное хозяйство требовало соответствующего законодательства. До Петра I систематически охранялись только засечные черты, оборонявшие Русь от набегов кочевников. Император же передал леса в ведение Адмиралтейств-коллегии, поскольку главная их ценность рассматривалась им с точки зрения постройки кораблей. За незаконную рубку корабельных рощ по его указу полагалась смертная казнь.
Постепенно во второй половине XVIII — начале XIX века в России сложилось лесное право. Леса стали делиться на казенные, частные и крестьянские. Преобладали казенные, но они в основном находились на Севере и в Сибири, а в наиболее освоенных губерниях леса большей частью были частными. После отмены крепостного права в 1861 году многие помещики, испытывая денежные затруднения, продавали свои леса под сруб — закон никак не ограничивал распоряжение частными лесами. Это приводило к обезлесению страны, обмелению рек, запесочиванию целых местностей. В Мглинском уезде, например, за два десятилетия лесистость снизилась с 33% до 17%. До 1861 года в России вырубалось 230 000 десятин ежегодно, а после — до 900 000 (монолог Астрова как раз и отражает опасения тех времен). Ответом стало издание Положения о сбережении лесов от 1888 года, поделившее их на защитные и незащитные вне зависимости от формы собственности.
Литература отражает страсти, бушевавшие вокруг лесов. Это и постоянная борьба помещиков с крестьянами, которые пытались незаконно рубить дрова в барском лесу, и спекуляции лесными дачами (пьеса Островского «Лес»), и феномен лесопромышленников (чеховская «Душечка»).
Приметой городской жизни были дровяные биржи — специализированные рынки по продаже дров обывателям. На лесных биржах шла оптовая торговля. Объем лесозаготовок в 1913 году достигал 67 млн куб. м.
Бумажная революция
Начиная с XIV–XV веков бумага становится важнейшим и незаменимым, но заморским товаром на Руси. Первое собственное производство открылось в Москве приблизительно в 1565 году одновременно с первой типографией. В допетровской Руси имелось около 10 бумагоделательных фабрик, но страна все еще критически зависела от импорта бумаги, особенно качественной.
Петровские реформы означали резкое увеличение потребления бумаги (это и новые книги, и первые газеты, и карты — как географические, так и игральные, и рост документооборота как следствие расширения государственного аппарата). Поэтому император обратил внимание и на бумажную промышленность. В 1716 году в селе Красном под Санкт-Петербургом была основана казенная бумажная мельница, крупнейшая в стране. За ней последовали фабрики в Полотняном Заводе, Богородске, Ярославле.
Важно, что в XVII, XVIII и первой половине XIX века бумагу делали вовсе не из древесины, а из тканей, хлопчатобумажных (отсюда и название) и льняных, добавляя к ним солому, пеньку и т. п. Подобно тому как для нужд артиллерии переплавляли церковные колокола и собирали цветные металлы, по царскому указу 1720 года для обеспечения сырьем бумажных фабрик собирали отслужившие срок паруса, несмоленые канаты, веревки и тряпье. В конце XVIII века в России насчитывалось уже свыше 60 бумажных мануфактур, из них подавляющее большинство частных.
С темой леса бумага пересеклась в 1857 году, когда в Америке ее начали делать из древесной целлюлозы. Поначалу такая бумага даже считалась суррогатной, но в кратчайшие сроки на древесно-целлюлозную технологию перешел весь цивилизованный мир. В России первая фабрика по новой технологии открылась в 1875 году в Новгородской губернии. С этого времени русский лес стал широко использоваться в бумажном производстве. В 1913 году в России производилось 217 000 т бумаги на 212 фабриках. Производство целлюлозы тянуло за собой развитие химической промышленности, ибо технология требовала большого количества химикатов — сульфатов и т. д.
Источник пожара
Следующим революционным изобретением, связанным с лесохимией, стали спички. До этого европейцы полагались на огниво, состоявшее из кремня, кресала и трута. Но оно было дорого (кресала делались из стали), непрактично и сравнительно громоздко. Вопрос создания недорогого и удобного источника огня вошел в повестку дня во время промышленной революции на рубеже XVIII–XIX веков. Усилиями химиков и изобретателей Англии и Франции эта проблема была решена.
Однако триумфального шествия спичек не произошло. Они поначалу вызвали настороженную реакцию. В Англии прокатилась волна поджогов снопов хлеба на полях. Спичка стала восприниматься как потенциальная угроза пожара и злодейств. К тому же первые ее образцы могли самовозгораться. Поэтому в России в 1848 году производство и пересылка спичек были ограничены указом Николая I: их можно было изготовлять только в столицах, а пересылать крупными партиями в жестяных коробках.
Смягчение пришло спустя 11 лет, при Александре II. Начался расцвет спичечной индустрии, по некоторым сведениям, к 1882 году в России насчитывалось 263 спичечные фабрики, а в 1887-м — 360. Они возникали везде, где был лес — в Санкт-Петербурге, Москве, Белоруссии, на Урале, в Калуге, Нижнем Новгороде и Пензе. Спички быстро стали самым ходовым товаром. Как бумажное производство, спичечное тянуло за собой и химическое. Конкуренция подталкивала к тому, что большое внимание стало уделяться этикеткам на коробках. Это давало загрузку полиграфии.
Поташное производство в Нижегородском и Арзамасском уездах
Поташное производство – один из старинных химических промыслов России, возникший примерно в XV в., а к середине XVII столетия занявший важное место в экономике страны. Владельцами поташных предприятий были, главным образом, крупные вотчинники. Им принадлежали большие массивы лесов, они располагали неограниченными возможностями для привлечения к различным работам по изготовлению поташа (калия карбоната) крепостных крестьян.
По определению В. И. Даля, “поташ – щелочная соль, вывариваемая из древесной и травяной золы; углекислый потасий (калий), неочищенный – добывается перекалкой шадрика” – “черного, грязного, не переваренного поташа”. “Поташный завод” или “поташня” – заведение, где вываривали из золы и перекаливали поташ. Они же назывались “майданами”, “будами” (старинное слово, означающее “строение”, “постройка”), “будными майданами”4. Эти лесные заводы находились на высоких прогалинах, служили не только для выварки поташа, но и одновременно для сидки смолы и дегтя. Работы на будах начинались обычно в апреле и продолжались до наступления морозов, примерно до ноября.
В 1650-е гг. боярин Б. И. Морозов был самым крупным владельцем поташных предприятий в России. Ему принадлежали майданы, расположенные в Нижегородском и Арзамасском уездах, где боярин захватил леса, которыми ранее владело местное, главным образом, мордовское население. В начале 1660-х гг. он имел не менее 29 майданов. Важнейшим центром поташного производства было село Сергач Нижегородского уезда. Сергачский поташ шел на экспорт. Среди его покупателей были известные голландские и немецкие купцы В. Меллер, Т. Кальдерман, К. Коненштер.
Востребованность этого химического продукта возросла во второй половине XVII в. в связи с развитием стекольного, мыловаренного, кожевенного, ткацкого, красильного производств, а также лечебного дела.
Весь поташ отправлялся в Архангельск для дальнейшей продажи за границу. В 1656 г. царь Алексей Михайлович издал грамоту, согласно которой за перевозку поташа от Нижнего Новгорода до Архангельска с боярина Морозова запрещалось брать пошлины воеводам, дьякам, приказным людям, таможенным головам.
В хозяйственной деятельности Морозова поташное производство стояло едва ли не на первом месте. Владелец поташных заводов настойчиво требовал от приказчиков бесперебойной и эффективной работы майданов, высокого качества выпускавшейся продукции. 6 июня 1660 г. в грамоте приказчику с. Сергача А. Кучецкому боярин указывал, “чтоб поташ делали на всех майданах самой доброй”. Особое внимание обращал на заготовку золы и дров.
Наиболее трудоемкими и решающими фазами производственного процесса были заготовка и доставка золы. Поташный завод мог нормально функционировать только при хорошем обеспечении высококачественной золой. Для крестьян и бобылей устанавливались жесткие требования: “А которой золу худу привезет, и таких бить батоги, и ту худую золу велеть высыпать у них на земь, которая негодна, и золу велеть добрую привесть”.
В 1660 г. в Сергаче было 5 майданов, четыре из них функционировали без простоя, пятый же, по мнению боярина, “майдан сергацкой разорен весь”. На всех майданах вырабатывалось разное количество поташа. Например, ежегодно с “Ключевого” майдана местные крестьяне поставляли в Нижний Новгород по 73 бочки, с “Кладбитцкого” майдана – по 9 бочек.
Процесс изготовления поташа на одном майдане могли обеспечить несколько десятков человек. Однако для заготовки и доставки золы и дров требовались тысячи рабочих рук. В 1660-х гг. вотчинник направил из своих галицких владений на майданы в Нижегородский уезд 346 человек. Обслуживались майданы Морозова, прежде всего, крепостными крестьянами окружавших майданы селений в порядке барщинной повинности. Заготовка золы и дров, работы на майданах в летнее время приводили к невосполнимым потерям в собственном крестьянском хозяйстве. В 1659 г. крестьяне села Сергача деревни Ключевой обращались к боярину с челобитьем, где указывалось: “Нам учинилася та твоя майданная работа не в силу”. “Сеем не в пору, и кой хлеб родитца, и у нас, пропадает на поле”. В 1660 г. имели место побеги “будников” с серчачских поташных промыслов. Сбегали крепостные крестьяне целыми семьями.
С каждой выти (единица вложения в России) крестьяне обязывались рубить дрова, жечь золу, поставлять определенное количество золы и дров, набивать поташ в бочки, заготовлять сено для коней “про майданный обиход”, перевозить поташ на своих подводах в Нижний Новгород и другие города.
В приволжских владениях Морозова насчитывалось более 450 вытей, более 6100 крестьянских и бобыльских дворов. Если условно считать, что от каждого тяглого двора в этих работах участвовало лишь по одному человеку, то общее число занятых в промысле составляло свыше 6 тыс. человек.
Село Сергач было главным центром поташного производства Морозова. Размещалось оно в Нижегородском уезде. “Село Сергач, а в нем церковь шатровая во имя Сретения чудотворные иконы Владимирские да в пределе Сергия Радонежского чюдотворца”, – отмечалось в “Отписной книге села Сергач и его деревень окольничего И. И. Чирикова 1667 года”. В селе стоял боярский двор, в котором жили приказчики. В округе Сергача были боярские леса, бортные угодья, сенные покосы, пашни, конюшенный двор на 58 лошадей, использовавшихся для обслуживания поташного промысла.
К селу примыкали деревни Ключевая и Кладбищная. Всего в селе и двух деревнях было 204 двора крестьян и бобылей, общей численностью 628 человек.
Тягла крестьяне имели “подевяты выти с осьмухою и полуосьминником”. С выти полагалось платить по 15 руб., а также столовых припасов: по 2 пуда свиного мяса, гусю, поросенку, ореховых ядер по полуосьмине, шерсти по 10 гривенок. Кроме того с каждого двора боярину поставляли кур, коровье масло, яйца 17. Бобыли же вместо оброка привлекались к поташным промыслам.
В 1667 г. на серчачских майданах работали “польские наемные люди”, которые со своими семьями “жили по разным избам” Сергача. Среди работников было разделение труда. Всего здесь числилось 5 поливочей, 71 будник, 4 бочкаря, 1 кузнец, 1 колесник, 2 воштаря18. Наемный труд в поташном производстве широко не применялся. В массовом масштабе использовался даровой крестьянский труд. Огромной тяжестью ложилась на крестьян работа на будных майданах. Это обеспечивало высокие прибыли от производства поташа. С каждого пуда поташа шло чистой прибыли по 25 копеек.
В 1662 – 1663 гг. вдова боярина Анна Ильинична Морозова продала в казну 94 940 пудов поташа, ей выплатили 359 037 руб. (медными деньгами), чистой прибыли было получено не менее 180 тыс. рублей.
В 1667 г. после вдовы боярина Морозова окольничий Илья Иванович Чириков провел перепись крестьянских и бобыльских дворов в Сергаче и окрестных деревнях. В 1668 г. список “Отписной книги села Сергача и его деревень 1667 года” был передан в Приказ Большого дворца. Вотчина бояр Морозовых была отписана на государя как выморочная.
С 1668 г. в состав дворцового хозяйства вошли будные майданы в Сергаче с округой 24: “Кладбицкой”, “Мокринской”, “Старой”, “Задней” и “Ключевой”.
При “Кладбицком” и “Старом” майданах было по 5 житниц с запасами толокна, сухарей, соли. При “Мокринском” майдане имелся амбар с запасами ржаной муки, круп и толокна. Здесь же в особой избе-пекарне выпекался хлеб для наемных работников. При “Кладбицком” и “Заднем” майданах были обустроены рубленые конюшни. Майдан “Ключевой”, получивший название от одноименной деревни, не выделялся постройками – здесь стояли изба и баня.
Наемные работники из Польши были на всех майданах, кроме “Ключевого”. Больше всех поташа вырабатывалось на “Мокринском” и “Кладбицком” заводах. В 1667 г. окольничий Чириков обнаружил на них соответственно 130 и 107 бочек поташа. На “Заднем” майдане готовой продукции во время переписи было 89 бочек, на “Ключевом” – 22. На “Старом” майдане поташ вовсе не вырабатывался. Таким образом, к Сергачу относилось четыре “жилых” и один “пустой” майдан.
Заводы оснащались корытами для ссыпания золы, медными котлами, ушатами, санями, топорами, долотами, тачками, телегами, стругами. Бочки с поташом взвешивались и клеймились снизу.
В 1673 г. в Сергаче насчитывалось 322 двора, 960 крестьян и бобылей, 5 дворов земских дьячков и приставов, а также подьячий. “У дозору” и “у наряду поташного дела” были назначены 5 дворян. Вероятно, каждый из дворян контролировал определенный поташный завод и нес ответственность перед дворцовым ведомством. В Сергаче десятинной пашни не было, и дворцовые крестьяне отбывали повинность обслуживанием майданов – возили на них дрова и золу из леса. В 1678 – 1679 гг. было произведено поташа 475 бочек чистым весом 1425 берковцев (142,5 пуда)25 (берковец – старинная мера веса, равная 10 пудам).
По-прежнему поташ с дворцовых серчачских майданов поставлялся за границу. Перевозка его была достаточно сложной. Сначала его в бочках поставляли в Нижний Новгород, затем по Волге на судах до Ярославля, потом до Вологды и Архангельска. Нередко путь от Ярославля до Вологды проделывался зимой на санях.
Дрова на майданы в Сергач доставлялись из дворцовых сел Лыскова и Мурашкина Курмышского уезда, а овес для лошадей – из дворцовой же Терюшевской волости Нижегородского уезда. Заметим, что уже в 1647 – 1648 гг. села Лысково и Мурашкино принадлежали боярину Морозову, пожалованые “за ево службу, что он был у него великого государя, в дядьках”. После смерти Морозова в 1662 г. два года эти села находились во владении его вдовы Анны Ильиничны Морозовой, а с 1665 г. вошли в царский домен.
В 1674 г. для обеспечения дворцовых майданов рабочей силой Алексей Михайлович указал нанять в Галиче работных людей.
12 июля 1676 г. И. С. Хитрово передал дворцовому ведомству с. Шишковердь Нижегородского уезда со 127 дворами, 450 душами крестьян и бобылей. Четыре майдана в Шишковерди также вошли в состав дворцового хозяйства.
Шесть будных майданов насчитывалось в Арзамасском уезде, из них три государственных и три, принадлежавших гостю Семену Сверчкову. Обслуживали их “сергацкие мастеровые и наемные работные люди”.
В 1679 г. стольником И. Т. Елизаровым и подьячим Н. Соболевским в Сергаче проводилась перепись дворов “старинных” и “пришлых” крестьян и бобылей. Всего в Сергаче было обнаружено 169 дворов.
После смерти царя Алексея Михайловича поташное производство в Сергаче пришло в упадок. В “Переписной книге села Сергач 1679 года” упоминаются действовавшие майданы: “Можаровской”, “Межной”, “Мокринской” (“Мирской”), вновь обустроенный на речке Березовке – “Березовской”. Указываются пустые майданы: “Задней”, “Кладбицкой”, “Погореловской”.
В 1678 г. по указу царя Федора Алексеевича с пустых майданов Сергача мастеровые люди переводились на новые будные майданы в Арзамасский уезд.
При четырех функционировавших майданах в Сергаче и его округе значилось 165 дворов крестьян и бобылей, общей численностью 440 чел., включая детей. На тех же майданах 20 дворов опустело, поскольку мастеровые люди по царскому указу направлялись на поташные промыслы в Арзамасский уезд. Некоторые будники самовольно покидали дворцовые промыслы. “А иные будники в бегах”, – отмечают стольник И. Т. Елизаров и подьячий Н. Соболевский.
К концу 1670-х гг. на дворцовых поташных промыслах Сергача уже не значилось польских работников. Здесь трудились дворцовые крестьяне вместо оброка, “а корытники бывали по найму, их же крестьянские дети, а наем им дают из государевой казны из Сергацкие выезжие (съезжей. – Л. В.) избы”.
Таким образом, в конце 1660 – 1670-е гг. в состав дворцового хозяйства царя Алексея Михайловича входили промышленные заведения – поташные заводы сел Сергача и Шишковерди Нижегородского уезда, майданы Арзамасского уезда. Подневольный труд крестьян и бобылей в поташном производстве приносил хозяйству царя Алексея Михайловича немалые прибыли.