Пост хоррор что это
Пост-хоррор: как технологии щекочут нервы
В серии «Playtest» сериала «Черное зеркало» разработчик игр использует нейросеть для создания действительно страшного хоррор-сеттинга. Машинное обучение позволило компьютеру (простите за спойлер) не только выявить внутренние страхи человека, но и усилить их, миксуя друг с другом.
Любители ужаса в играх испытывают удовольствие от того, что лишаются какого-то страдания: было страшно, потом спаслись и страх исчез или был на грани смерти, но удалось выжить. Однако со временем развивается привыкание: игры (и фильмы) не пугают так, как прежде, потому что мы знаем, чего от них ждать. «Черное зеркало» говорит, что есть возможности дальнейшего развития для инструментария «пугалок». Да и виртуальная реальность в целом оставляет много возможностей для создания пугающих развлечений.
С помощью некоторых технологий удается действительно напугать человека и вызвать у него чувство опасности, осознание присутствия в мире, где у нас всех всего одна жизнь.
Новый уровень хоррора в играх
В хоррор-игре Nevermind уровень сложности меняется в зависимости от эмоциональной реакции игрока.
Nevermind — это экскурсия в разум людей, переживших жуткие психологические травмы. Задача игрока состоит в «исследовании самых потаенных, сюрреалистических и темных уголков подсознания людей». Игра считывает биометрические данные игрока — с помощью пульсометра Nevermind определяет, с какими сложностями вы столкнетесь: если пульс замедлится, игра станет заметно сложнее. В любом случае для игры нужно отдельное устройство, которое будет считывать ваше сердцебиение (к примеру, мышь NAOS QG от компании Mionix уже научилась определять пульс).
Косплей и маски
Прошедший в 2016 году первый сезон сериала «Stranger Things» оставил глубокий след в сердцах мейкеров.
Демогоргон — главный монстр сериала — оказался легко материализуем в реальности. Костюмов с его изображением (в большой степени с изображением его пасти) много, но на видео выше явно лучший экземпляр с раздвижной «челюстью». Этот парень способен испугать даже взрослого.
Что будет, если поставить на дистанционно управляемый сигвей скелет?
В скелет также был встроен динамик, с помощью которого он мог говорить с прохожими. Большинство людей действительно испугались при виде этой странной конструкции.
Идея с сигвеем не новая. Еще три года назад коптер наряжали в виде призрака. И получалось более впечатляющее зрелище.
Нужно всего лишь нацепить на квадрокоптер белые ленты тонкой ткани и два светодиода. Опционально добавляем камеру и микрофон.
Дисплеи с реалистичным изображением
Один из самых известных вирусных рекламных роликов сделан в похожем пранк-стиле.
Здесь человека якобы пугает сверхреалистичный и четкий экран.
У LG в этом плане явно какая-то мания прослеживается. Они же встроили экран в пол лифта.
Получилось действительно жуткое зрелище. Впрочем, в реальности это просто рекламный ролик (не повторяйте дома).
Технофобия
«Белые» хакеры называют безопасность интернета вещей настоящим кошмаром, поэтому в эту подборку попало видео взлома «умных» лампочек. Ну да, раньше резкое включение / выключение света в квартире можно было списать на проводку или полтергейст, а теперь внезапно оказаться в полной темноте возможно из-за нулевой уязвимости.
Систему удалось взломать через беспроводной протокол ZigBee Light Link, используя для этих целей квадрокоптер. Забавно, что методика взлома лампочек Philips Hue была опубликована еще три года назад.
С 2011 года в Калифорнии существует дом, превращающийся на Хеллоуин и Рождество в аудиовизуальную инсталляцию.
Похоже на часть фестиваля «Круг света», но сделано с помощью led-лент и ардуино.
Нейросети и ужас
Помните, в начале речь шла о нейросети из «Черного зеркала»? На самом деле научная фантастика не такая уж и фантастика. Только за последние несколько месяцев появились две новости, ведущие в этом же направлении. Команда из Массачусетского технологического института запустила «Машину кошмаров»: сетка, используя алгоритм в стиле Vinci, создает из популярных достопримечательностей мрачные городские пейзажи, а из лиц знаменитостей — пугающие портреты. А в IBW вообще взялись сделать трейлер фильма ужасов — с помощью Watson, конечно же.
IBM Watson тренировали на трейлерах 100 фильмов ужасов. Затем компьютер «посмотрел» новый ужастик и выбрал из него наиболее подходящие для трейлера сцены. Недалек тот день, когда сеть будет участвовать во всех стадиях производства фильмов.
Технологии в книгах
И напоследок вспомним о таком устаревшем для многих явлении, как бумажная книга. Сомнительно, что книга в жанре хоррор может кого-то напугать (если в нее не встроить внезапно выпрыгивающую чупакабру), однако это не значит, что технологию обычной печати нельзя усовершенствовать. «House of Leaves» — это пример хоррор-романа, в котором формат (и форма) книги доведены до совершенства в плане выразительности.
В «House of Leaves» проводятся различные эксперименты с формами повествования, используются сложные и многослойные формы изложения, применяется различное типографское оформление страниц в книгах, известное так же, как визуальное или эргодическое письмо. Повторить такое возможно (или даже сделать лучше) — в электронной книге, но вот почему-то еще никому не удалось.
Что такое пост-хоррор и как жанр вернул фильмам ужасов уважение и любовь
В последние годы жанр хорроров перерождается, экспериментирует, использует новые сценарные и визуальные инструменты, и начинает заново влюблять в себя критиков и зрителей, хоть некоторые и остаются обманутыми собственными ожиданиями. Рассказываем, что такое пост-хоррор, какие фильмы создал этот субжанр и из чего он состоит.
Хорроры и критики
Критики долгое время не признавали жанр хорроров. Фильмы ужасов пинали за сплошные клише, скучные скримеры, банальные сюжеты и отсутствие новых идей и изобретательности. Еще в 1990-х создатель «Кошмара на улице Вязов» Уэс Крэйвен высмеял главные штампы хорроров в «Крике».
В нулевых ничего не изменилось. Жанр не давал ничего нового и просто плыл по течению.
Но уже к середине «десятых» появились новые проекты, которые вдохнули жизнь в хорроры. Фильмы «Бабадук», «Оно» (It Follows), «Сырое» вернули славу и благосклонность критиков. В итоге такие картины выделили в один субжанр — пост-хоррор.
Что такое пост-хоррор и по каким правилам работает жанр
На первый взгляд здесь также используют привычные для хорроров ситуации и явления. Например, темный лес с тайными хижинами, дом с привидениями, одержимых людей, бесов и многое другое. Зритель видит знакомую картину и описание, включает в ожидании наткнуться на скримеры и другие клише, но все идет иначе.
Новые фильмы отказываются играть по установленным правилам и даже не говорят об этом никому, из-за чего многие люди разочаровываются и ставят картине низкие оценки. А все потому что он всего лишь не оправдал их собственные ожидания.
Один из самых ярких примеров субжанра «Ведьма» (2015) Роберта Эггерса. Фильм переносит зрителей в мрачный XVII век и рассказывает о реалиях семей переселенцев. По трейлеру кажется, что нас ждет классический фильм ужасов, но «Ведьма» так и не становится им, несмотря на мистические элементы. Здесь нет устаревших скримеров и попыток убежать от монстра. Да и самого монстра почти не показывают.
А едва ли не самым заметным примером пост-хоррора становится фильм «Оно приходит ночью» (2017) Трея Эдварда Шульца. Его трейлер тоже полностью намекает на ужасные и страшные вещи, которые будут твориться в фильме и такие привычные для ужасов. Это апокалипсис, вирус, странная семья из леса. Но помимо этого фильм полон эмоций: горя, вины, паранойи и сожалений, а также огромной тревоги, в которую режиссер вписал свои личные страхи и опыт.
Пост-хоррор — это итоговый продукт, в который превращается кино, когда уходит от клише и концепций.
Из чего состоят пост-хоррор фильмы
Множество метафор. На самом деле, почти любой фильм ужасов используется в качестве метафоры. Но в пост-хоррор это выходит на новый уровень. Метафоры становятся тоньше и глубже, их интереснее находить и иногда сложнее понять.
Психоаналитические подтексты. Многие из пост-хоррор фильмов посвящены распаду патриархальной семьи или угрозе этого распада. В них на первое место выходит психологическая драма, а ужасы лишь обертка для такого содержания.
Сильный социальный подтекст.
Возвращение к золотой эпохе жанра. Это 1970-е годы, когда развивались темы семьи с синтезом хоррора и психодрамой. В итоге родился один из самых заметных фильмов жанра «Сияние» Стэнли Кубрика.
Творческое переосмысление жанра. Например, темы каннибализма показаны уже не просто как истории об ужасных и страшных людях, которые бегают за тобой, чтобы съесть. Так, в фильме «Мы такие, какие есть» — это история об обычной семье со своими странностями, конфликтами и трагедиями. А в фильме «Солнцестояние» история о религиозных фанатиках, которые завлекают к себе в общину туристов, все время происходит при свете дня, а не в темноте. Таким образом, показывая, что не нужно бояться ночи, ведь днем тоже могут твориться страшные вещи.
В фильме Николаса Песке «Глаза моей матери» (2016) раскрывается суть нынешних хорроров. Он рассказывает историю девушки, которая не способна к социализации из-за серьезной детской травмы и тотальной изоляции от внешнего мира. По описанию может показаться, что это классическая драма, но уже первые сцены показывают, что на экране пост-хоррор. В нем переплетаются две актуальные проблемы человечества: тотальное одиночество и религиозный кризис.
Страшно забеременеть, есть мясо и быть чернокожим: пять лучших постхорроров об ужасном внутри нас
Лучшие хорроры последних десятилетий — не о жутких тварях, а о бездне нашего «я». Такие фильмы называют постхоррорами (у американцев есть еще термин evaluated horror). Разбираем пять главных постхорроров десятилетия, среди которых антивегетарианский триллер и картина об эмбрионе, сводящем с ума всю семью.
«Сырое» / Raw
реж. Джулия Дюкорно, Франция, Бельгия, Италия, 2016
Один из самых скандальных и неоднозначных хорроров десятилетия. На Гётеборгском кинофестивале его демонстрацию приходилось останавливать несколько раз: пару зрителей стошнило, три десятка ушли; а вот после показа на фестивале в Ситжесе зал смеялся и аплодировал стоя.
Юная Жюстин поступает в элитную ветеринарную академию, скорее напоминающую пенитенциарное учреждение, — и будто становится героиней «Надзирать и наказывать» Мишеля Фуко. Новички, подобно узникам концлагеря, оказываются заложниками старшекурсников, которые безостановочно их к чему-то принуждают: смотреть, как их матрасы сбрасывают из окон, танцевать до упаду, падать ниц при встрече со старшими; перед обязательным групповым фотографированием их обливают свиной кровью.
Множество вещей запрещено, но столько же странного дозволено: здесь все друг с другом запанибрата, в морге можно баловаться с трупами, а вскрытия овчарок перемежаются запойными вечеринками.
Самое худшее происходит во время обряда посвящения: каждый, в том числе вегетарианка Жюстин, должен съесть маринованную почку кролика. Охотники говорят, что отведавший человечины хищник больше не будет преследовать дичь — вот и Жюстин больше не смотрит в сторону овощей. Сначала в карман тайно отправляется котлета, дальше сырая курица, а потом — чего похуже.
«Сырое» можно назвать феминистским хоррором. Демонизированная женщина хорроров XXI века отказывается от своей феминности и нарушает устоявшийся порядок вещей. Жюстин — как раз такая.
Это очень нутряное кино: наблюдая за поеданием мяса и трансформациями тела Жюстин (здесь есть немного и от боди-хоррора), многие физически ощущают рвотный позыв.
«По ту сторону черной радуги» / Beyond the Black Rainbow
реж. Панос Косматос, Канада, 2010
То ли проводы, то ли возрождение старого мира — Косматос погружается в психоделическую коллективную реальность 1970–80-х и берет оттуда всё лучшее: ретрофутуристические представления о будущем и его технологиях (например, пирамидальный компьютер), которые так и не сбылись; зернистость дешевых научно-фантастических триллеров; раскатистый темный звук синтезатора; монстры, словно выписанные из массовки низкопробной страшилки. Словом, хонтологический портал в чистом виде.
Пересказывать «Черную радугу» — задача не из легких: она напоминает законспектированный сон шизофреника, навечно законсервированного в вязком лизергиновом киселе.
1983 год, стерилизованные кубические и треугольные помещения (такие могли вообразить только читавшие сай-фай в 1970-х подростки) института исследования парапсихологической активности «Арборио». Занимаются здесь не только изучением телекинеза, но и чем-то вроде поиска Бога, смешивая попытки преодоления человеческого через практики нью-эйдж-религий с наивным сциентизмом и деспотичной психотерапией.
Руководитель института, доктор Барри Найл, ежедневно наблюдает за заключенной в специальную камеру (и, как выяснится, не зря) Еленой, которая владеет телепатией и телекинезом.
Елена — единственный «пациент» огромного института. Она не помнит, как здесь оказалась, возможно, она заточена в камеру с самого рождения. Доктору Найлу ли не знать, что скоро она попробует сбежать, поэтому он заранее выстраивает ряд препятствий: убаюканные анабиозом мутанты и загадочные двухметровые сентионавты с младенческими лицами ждут героиню на ее пути к освобождению. Елене предстоит узнать, как она появилась на свет, были ли у нее родители и — главное — кто она и за что ее держат в герметичной капсуле.
Важнее сюжета — производимый самим фильмом визуальный эффект. Сочащееся красным и изумрудным неоном изображение, зафиксированное на 35-миллиметровой пленке и дополненное хонтотроникой музыкального проекта Sinoia Caves, — «Радуга» напоминает кассету из видеосалона рейгановской Америки.
Этот фильм кажется даже более реальным артефактом прошлого, чем жуткие британские и американские хоррор-шоу 1970-х, на которых вырос режиссер. Это своего рода постностальгическое высказывание, как определял такой тип кино критик Фредерик Джеймисон, — возвращение вытесненных современной культурой ретрофутуристических мечтаний подростка о будущем, которое никогда не наступит.
«Прочь» / Get Out
реж. Джордан Пил, США, 2017
Никто, пожалуй, не ждет от хоррор-фильма юмористических реприз, экстремально бодрого духа, солнечной погоды и милых чаепитий. Но именно таким сначала выглядит «Прочь»: обычной историей знакомства чернокожего парня Криса с родителями его девушки Роуз — семейством Армитаж, живущим в доме постколониального стиля с темнокожей прислугой (надо ли говорить, что все, кроме слуг и Криса, — белые?).
Да, немного неловко, слышишь мелкие выпады по поводу цвета кожи; да, чувствуешь себя чумазой Золушкой на рафинированном балу. Похоже на семейную комедию вроде «Знакомства с Факерами», только если бы ее снял Спайк Ли.
Пил намеренно избегает всех возможных хоррор-коллизий: он уводит камеру в сторону, когда в кадре появляется хоть что-то мало-мальски жуткое, забалтывает героя, которому мерещится нечто на горизонте, нагружает фильм риторикой о расовой проблематике в эпоху позднего капитализма.
Главный герой пробует найти рациональное объяснение причине, по которой прислуга бегает ночью по полю или бродит по дому, словно викторианский призрак. Всё будто бы указывает, что к странному поведению слуг причастны Армитажи, но ведь эти милые люди и мухи не обидят. Они — хоть и белая элита, родившаяся с серебряной ложечкой в заднице, но голосуют за Обаму. Только вот мистика в их доме валится исключительно на головы афроамериканцев.
Хоррор всегда был каталогом сюжетов, в котором теоретики культуры и киноведы выискивали маркеры социальной проблематики (мизогинию, объективацию, критику консьюмеризма). Пил берет обязательства критика на себя и прямо делает из проблемы современной расовой дискриминации каркас для фильма ужасов: выходит что-то среднее между хоррором, сатирической пьесой и громоздким социально-политическим высказыванием.
«Прочь» невозможно смотреть без иронических кавычек: главным рефреном становится неспособность белой, раскормленной и псевдолиберальной Америки «приподняться» над своим цветом кожи и классом.
Пил выстраивает новую репутацию современного хоррора: выверенность картинки, идеально оркестрованные твисты, а главное — смазанное, вне фокуса, зло, которое зритель не замечает, покуда его вниманием манипулирует автор. Зрелище поначалу смешное, потом жуткое.
«Февраль» / February (The Blackcoat’s Daughters)
реж. Оз Перкинс, Канада, США, 2015
Ученицы католического пансионата «Брэдфорд» Кэт и Роуз не вернутся домой на каникулы: их родители отчего-то не приезжают за девочками. Глухое мычание телефонного автомата — и никакого ответа по ту сторону. Где-то чуть южнее Джоан в неуместной в февральскую погоду тонкой куртке топчет американское бездорожье. Кажется, она направляется на Север — как раз туда, где находятся Кэт и Роуз.
Зритель не сразу может восстановить причинно-следственную логику событий и обнаружить в некоторых сценах психологическую подкладку. Еще сложнее понять, что именно этот рваный нарратив, петляющий от Джоан к ученицам «Брэдфорда», пытается нам поведать.
Отец режиссера Оза Перкинса (Энтони Перкинс — тот самый, что сыграл Нормана Бейтса в «Психо» Хичкока) умер от СПИДа, а мать, известный фотограф Берри Беренсон, была пассажиркой самолета, угнанного и направленного на башни-близнецы 11 сентября 2001 года.
В «Феврале» он занимается реконструкцией этого нового и болезненного во всех отношениях мира: разлитый в воздухе траур, деревянная мимика его персонажей, низкая выразительность жестикуляции, никакого зрительного контакта с реальностью — отсюда и почти никаких диалогов, лишь ощущение покинутости.
Как ни парадоксально, именно зловещее ощущение потустороннего присутствия одобряет и успокаивает героинь — не важно, пусть это всего лишь отраженный от стены звук, плод фантазии или сам Сатана, лишь бы не пришлось встретиться с пустотой в одиночку.
В интервью Перкинс говорил, что время также может быть и пространством, локацией. Джоан тянет к академии «Брэдфорд», когда наступает февраль: если следовать пространственной логике автора, месяц, «в пространстве которого» давным-давно случилось что-то трагическое. Собственно, в фигуре Джоан и кроется ответ к ребусу, что же произошло с родителями девочек из Брэдфорда и чему еще предстоит произойти в стенах академии.
Для тех, кто переживает, когда же начнется собственно хоррор: в «Феврале» есть то, что в «Сиянии» Кубрика называлось «буйством в клетке» — реакция на замкнутое пространство, которая возникает, когда люди заперты вместе.
В «Феврале» Кэти и Роуз, запертые с двумя настоятельницами, вскоре почувствуют на себе то же, что ощущал Джек Торренс.
Если и этого мало, вот вам облако тегов: #отрезанные_головы, #угрюмый_уклад католической_школы #поклонение_Люциферу, #закопченная_котельная — вот там и обнаружится, что же связывает всех трех девушек.
Назвать «Февраль» хоррор-драмой будет неправильным. Скорее, это поэтический хоррор, внутри которого заело пластинку, и она прокручивает чудовищно грустные стихотворения о потере близких — снова и снова.
«Шелли» / Shelley
реж. Али Абасси, Дания, Швеция, 2016
«Шелли» — по неведомым причинам оставшийся без внимания большой прессы мистический триллер иранца Али Аббаси. Это из тех редких образчиков жанра, в которых зло не несется галопом на зрителя вместе с первым кадром. Ждать его появления приходится не так уж долго — 9 месяцев.
Северяне с совсем не северными именами Каспер и Луиза не могут зачать ребенка, поэтому просят свою гувернантку из Румынии Елену стать суррогатной матерью.
Поклонник вы фильмов и литературы ужасов или нет — неважно. Многие согласятся, что беременность — это настоящий боди-хоррор: 9 месяцев радикальной метаморфозы тела (как у Кафки), эманации (как у героев Сорокина), рвоты, выделений и прочей скатологии.
Монструозность беременности принадлежит к одним из самых ходких — наравне с менструацией, сексуальностью и фертильностью — хоррор-мемов, изображающих зловещую сторону женского организма. «Ребенок Розмари» Полански, «Выводок» Кроненберга — самые меткие.
В отличие от других хорроров беременности, в «Шелли» опасность исходит не извне: на плод не позарился Сатана, вокруг него не устраивались сатурналии. Злом становится — без каких-либо внятных причин — сам по себе эмбрион, зачатый от добропорядочного, без примесей дявольского бэкгрануда, вегетарианца.
Доброго слова заслуживает то, как Абасси показывает физиологическую одиссею беременности, больше напоминающую трансмутацию: живот Елены превращается в волдырь, охваченный некрозом, кожа отшелушивается, холодная вода обжигает кожу.
Сравнение с другими «яжемать»-фильмами неслучайно. Режиссер ставит перед собой подрывную цель: показать обыкновенную беременность и родившегося ребенка пугающими. Абасси — не ранний Кроненберг, в его фильмах дети не рождаются экспонатами кунсткамер и музеев таратологии. Обладающее каким-то суггестивным, месмерическим импульсом дитя Елены куда хуже, чем какой-то там уродец. Почему — не скажем: за спойлеры вы нас не простите.
Blog for Life
movies…art…travel…history…photo
Топ лучших пост-хорроров
За последнее десятилетие жанр хоррор в кино сильно изменился, что даже привело к появлению нового термина пост-хорроры или elevated horror (возвышенные хорроры). Дискуссия о пост-хоррорах достигла пика во второй половине 2010-х, когда вышли такие фильмы, как «Ведьма», «Прочь» и «Реинкарнация».
Немного контекста: всё началось после премьеры фильма «Ведьма» на кинофестивале Сандэнс в 2015 году, когда и критики и фанаты назвали фильм Роберта Эггерса возвышенным из-за его эмоционального содержания, реализма и внимания к деталям. С тех пор критики и сценаристы спорят о том, что на самом деле означает elevated horror и есть ли они вообще. Как правило, жанр elevated horror — это интеллектуальные, артовые, нестандартные фильмы, которые противопоставляют себя глупым «ужастикам» прошлого с их литрами крови и банальными Джейсонами Вурхизами. При этом пост-хорроры лучше выглядят, имеют большую глубину и нагнетают атмосферу искусным повествованием, а не стандартными приемами фильмов ужасов.
30 Реликвия (Relic), 2020
Три женщины — представительницы разных поколений одной семьи — сталкиваются с неведомым. Страдающая деменцией бабушка исчезает, и мать с дочерью приезжают в её дом в небольшом городке. Стены покрываются черным налётом, женщины слышат гулкий стук и видят в этом жилище страшные сны, а когда бабушка внезапно находится, в доме начинают происходить ещё более странные вещи.
Режиссер: Натали Эрика Джеймс
Сценарий: Натали Эрика Джеймс, Кристиан Уайт
В ролях: Робин Невин, Эмили Мортимер, Белла Хиткот
Пост-хоррор покоряет мировой кинематограф, но в Украине с ним что-то не срослось
В 2017 году автор авторитетного британского издания The Guardian Стив Роуз написал текст о новом направлении в жанре ужасов. Речь идет о ряде современных фильмов, которые снимаются все больше и чаще. Они эксплуатируют человеческие страхи. Кинокритик Стив Роуз назвал это направление пост-хоррор. И рейтинги на авторитетном ресурсе IMDb говорят о том, что этот подвид ужастиков сейчас на пике популярности.
Как все начиналось: режиссер показал личные страхи
За несколько месяцев до публикации статьи на The Guardian вышел фильм «Оно приходит ночью». Сюжет ленты строится вокруг семьи, которая, спасаясь от неизвестной эпидемии, живет глубоко в лесу, однако из-за незваных гостей хрупкой безопасности приходит конец.
И все же, несмотря на первоначальный негатив, фильм оценили многие критики. Да и довольно большая часть зрителей тоже кайфонула от нестандартного кино-адреналина. В итоге «Оно приходит ночью» на том же IMDb получил рейтинг 6,2 – «выше среднего».
Режиссер и автор сценария так объяснил свой ход в интервью The Guardian:
Классические ужасы стали предсказуемыми
В большей степени, чем в любом другом жанре, фильмы ужасов регулируются правилами и кодексами: у вампиров нет отражений, «последняя девушка» обязательно выживет, предупреждения обслуживающего персонала автозаправочной станции/мистического коренного американца/жуткой старухи останутся без внимания, а зло в конце будет побеждено. Правила являются фонариком, с которым зритель идет в «неизвестность», но в вполне предсказуемую.
Именно поэтому некоторые режиссеры начали думать: а что будет, если отклониться от правил? Что если вообще все переиначить? И такое ответвление от классики ужасов стали называть «пост-хоррором».
ТОП-5 лучших пост-хорроров – рейтинг «Йода»
«Бабадук» (2014)
Именно с него началась трансформация фильмов ужасов. Тут уже начали уделять большое внимание социально-философским подтекстам, а пугать зрителей призвана атмосфера фильма, а не набившие оскомину скримеры. Главным же злом становятся не потусторонние силы или монстры, а люди.
«Ведьма» (2015)
Здесь тоже и название, и трейлер намекают зрителю на классический хоррор и ужасную ведьму, которая будет всех кромсать. Но нет.
Тут нет скримеров, классических побегов от сил зла, а сама ведьма появляется на экране лишь пару раз. Пугает здесь не она, а мрачная атмосфера, вечная паранойя внутри семьи и даже, казалось бы, обычные домашние животные.
Первый даже получил «Оскар» за лучший оригинальный сценарий. Примечательно, что сам режиссер является комиком, но всемирно известным стал благодаря созданию хорроров.
Его картины не только пугают зрителя и поднимают философские вопросы, но и обсуждают актуальные социальные и политические проблемы.
Например, если в «Прочь» во главе угла стоял вопрос расизма, то в «Мы» Пил говорит о зависимости современной культуры от ностальгии. В них также самым страшным становятся атмосфера, люди и страхи этих конкретных людей.