театр на таганке актеры сейчас
Актеры Московского театра на Таганке. ФОТО
Московский театр на Таганке. Какие актеры играют в Московском театре на Таганке.
Здание, где расположен театр, появилось, когда в 1870-х годах на Земляном Валу объединили несколько построек XVIII века. В 1911-м к нему достроили кинотеатр немого кино «Вулкан» по проекту архитектора Густава Гельриха. До 1946 года помещения занимали филиал Малого театра и Театр Сафонова.
В 1946 году был образован Московский театр драмы и комедии, который разместился в здании бывшего кинотеатра «Вулкан». Первоначально в труппе состояли воспитанники московских театральных студий, в том числе Готлиб Ронинсон, и актеры периферийных театров. Первым спектаклем стал «Народ бессмертен» по роману Василия Гроссмана, поставленный под руководством режиссера Александра Плотникова. Театр не пользовался популярностью у зрителей и имел низкие рейтинги. В октябре 1963 года новым директором стал ведущий актер Театра имени Станиславского и секретарь парткома Николай Дупак.
В 1963 году студенты третьего курса Щукинского училища под руководством актера и педагога Театра имени Вахтангова Юрия Любимова в качестве дипломной работы представили спектакль «Добрый человек из Сезуана» по мотивам пьесы Бертольта Брехта. Постановка отличалась от направлений тех лет: критики отмечали в ней яркую театральность, принципиальное отсутствие «четвертой стены», множественность сценических приемов. Спектакль стал дебютом на профессиональной сцене для Зинаиды Славиной, Аллы Демидовой, Бориса Хмельницкого, Анатолия Васильева.
В январе 1964 года Александр Плотников перешел на должность главного режиссера Всесоюзного радио Гостелерадио СССР, Николай Дупак пригласил Юрия Любимова в театр и назначил его главным режиссером. Вместе с ним пришли и его ученики. Был проведен дополнительный набор в труппу, к ней присоединились Валерий Золотухин, Инна Ульянова, Николай Губенко, Владимир Высоцкий. Из прежней труппы Театра драмы и комедии ко двору пришлись Вениамин Смехов, Татьяна Махова, Готлиб Ронинсон, Юрий Смирнов, Всеволод Соболев.
Состав постоянно пополнялся выпускниками театральных училищ, в основном Щукинского. Из вахтанговской школы в конце 1960-х годов в театр пришли Леонид Филатов, Феликс Антипов, Иван Бортник, Виталий Шаповалов и другие.
Открытие Московского театра драмы и комедии на Таганке состоялось 23 апреля 1964 года, был показан спектакль «Добрый человек из Сезуана», для постановки которого Юрий Любимов сформировал труппу из актеров, близких ему по эстетическим принципам. Вскоре за театром закрепилось народное название «Таганка» из-за его местоположения.
Под руководством Николая Дупака и Юрия Любимова театр приобрел репутацию самого авангардного театра страны. В 1970-х годах билет в Театр на Таганке стал знаком престижа для определенной публики, наравне с фирменной одеждой, автомобилями и кооперативной квартирой.
В 1976-м на Международном театральном фестивале «БИТЕФ» в Югославии спектакль «Гамлет» был удостоен гран-при, а в 1980-м Юрий Любимов получил первую премию на II Международном театральном фестивале «Варшавские театральные встречи». В этом же году для театра было построено новое здание с современным техническим оснащением и проведены реставрационные работы в старом помещении.
Спектакли Юрия Любимова постоянно находились под угрозой запрета, по этой причине режиссер стал «официальным диссидентом». Однако его разногласия с министерством культуры не отражались на отношении к театру. Ситуация ухудшилась, когда были запрещены спектакли «Владимир Высоцкий», «Борис Годунов» и репетиции «Театрального романа».
В 1983 году Юрий Любимов во время заграничных гастролей дал критическое интервью о жизни в СССР и решил остаться за границей. Через год после этого он был уволен и лишен советского гражданства.
Юрий Любимов приход нового режиссера расценил как штрейкбрехерство и нарушение корпоративной солидарности. Несколько артистов демонстративно покинули труппу, а оставшиеся объявили новому режиссеру бойкот.
После смерти Анатолия Эфроса в начале 1987 года его место по просьбе коллектива занял Николай Губенко. Два года он потратил на восстановление Юрию Любимову советского гражданства, после чего вернул ему должность режиссера, а сам остался актером. В театре возобновили ранее запрещенные спектакли, а также поставили новые. Юрий Любимов был вынужден совмещать работу в театре с постановками по ранее заключенным зарубежным контрактам. В работу театра также вмешались экономические и политические изменения в СССР.
В 1992 году Юрий Любимов решил подписать с мэром Москвы Гавриилом Поповым контракт, согласно которому становился директором Театра на Таганке с неограниченными полномочиями, а также получал здание театра в собственность. У Губенко с Любимовым возникли разногласия о будущем театра, в результате чего труппа разделилась.
В 1993 году большая часть артистов под руководством Губенко образовала «Содружество актеров Таганки» и заняла новое здание театра, которое достроили в 1980-х годах. Артисты Любимова, среди которых Валерий Золотухин, Виталий Шаповалов, Борис Хмельницкий, Александр Трофимов, Алексей Граббе, Иван Бортник и другие, остались в старом здании.
В 1994 году Юрий Любимов принял в театр выпускников своего Щукинского курса, чем значительно омолодил труппу. В 1997-м он полностью отказался от зарубежных контрактов и поставил ряд спектаклей по классическим и современным произведениям. С этого же года, начиная с постановки «Братьев Карамазовых», режиссер постоянно работал с композитором Владимиром Мартыновым.
В 1999 году к 35-летию театра была представлена новая редакция спектакля «Добрый человек из Сезуана».
В 2001 году Юрий Любимов набрал курс актеров музыкального театра в РАТИ и уже в 2002 году первокурсники в полном составе участвовали в новой постановке «Фауст».
Новым директором назначили Владимира Флейшера, который ранее возглавлял Центр имени Мейерхольда. Одновременно с этим Юрий Любимов объявил о намерении снять постановки, так как беспокоился, что его авторские спектакли ставятся без его участия. Руководство театра и Департамент культуры Москвы попросили о поиске компромисса. Несмотря на то, что Любимов запретил играть поставленные им спектакли, они все равно остались в репертуаре театра.
В 2015 году директором театра стала Ирина Апексимова. Она создала лабораторию «Открытая репетиция», в рамках проекта приглашенные режиссеры могут приходить с собственными пьесами, артисты распределяют роли и проводят несколько репетиций, после чего спектакль показывают зрителям. Благодаря лаборатории в репертуаре театра появились спектакли: «Золотой дракон» Леры Сурковой, «8 (Восемь)» Сергея Чехова, «Старший сын» Дениса Бокурадзе.
В 2018 году Максим Диденко представил постановку «Беги, Алиса, беги» на стихи Владимира Высоцкого. Спектакль получил «Золотую Маску» в номинации «Лучшая работа художника по костюмам в музыкальном театре».
Репертуар Московского театра на Таганке:
Труппа Московского театра на Таганке
Приглашенные актеры Московского театра на Таганке
Архивные спектакли Московского театра на Таганке:
Театр на Таганке и «Содружество актеров Таганки» вновь стали единым театром
Фото: портал мэра и правительства Москвы
Театр «Содружество актеров Таганки» и Московский театр на Таганке воссоединились после более чем 30 лет раскола. Премьера спектакля с участием актеров из обоих трупп состоялась 30 сентября, в день рождения основателя театра Юрия Любимова. Об этом сообщается на портале мэра и правительства Москвы.
Директор Театра на Таганке Ирина Апексимова прокомментировала данное событие, отметив, что артисты сделали выбор в пользу общего пути и взаимной поддержки.
«За год моего руководства двумя театрами стало совершенно понятно, что наступило время собирать камни. Это очевидно показал успех премьеры спектакля «Земляничная поляна», когда актеры некогда единой труппы вновь выходят на сцену вместе. Мы не должны больше оставаться заложниками прошлых конфликтов и ошибок, попыток обособиться, отгородиться железным занавесом», – заявила она.
Апексимова напомнила, что раскол, произошедший в Театре на Таганке в 1989 году, сопровождался скандалами из-за всплеска разногласий и пересечения амбиций разных деятелей искусства. Сегодня главных участников тех событий нет, обиды исчезли, но оставался раскол, который продолжал влиять на судьбы современных режиссеров и актеров, заметила Апексимова.
«За шесть лет моего руководства Таганкой я никогда не сомневалась, что оба театра – это две части единого целого и рано или поздно воссоединение состоится. Об этом мы не раз говорили с (художественным руководителем «Содружества актеров Таганки». – Прим. ред.) Николаем Николаевичем Губенко, делали шаги навстречу», – подчеркнула Апексимова.
Ранее сообщалось, что в Москве с 25 по 31 октября пройдет Всероссийский фестиваль молодой режиссуры «Артмиграция – детям», в рамках которого покажут лучшие спектакли, поставленные для детей и подростков режиссерами в регионах России. В текущем году на конкурс прислали 83 заявки от региональных театров.
Тайны «Таганки»: закулисная жизнь, интриги актеров и борьба за театр
«Когда стало известно, что Володя и Марина вместе, был странный звонок из органов: «У вас есть возможность принять в труппу Марину Влади?» Говорю: «У нас-то есть. Но вот только я не уверен, что у Марины есть возможность с нами работать. Они опять свое: «И все-таки, что будет, если Марина станет актрисой Театра на Таганке?» — рассказывает бывший директор Театра на Таганке Николай Дупак.
Помню, как в 1964 году Высоцкий пришел к нам на «Таганку» прослушиваться.
Володе было уже 26 лет, и он подзастрял в «начинающих». Несколько лет он провел в массовке Театра имени Пушкина: играл то Лешего с единственной репликой, то бессловесного солдата, проходившего из кулисы в кулису с барабаном на шее. Ничего серьезнее ему не доверяли. Володя попросился в «Современник» — его там даже не стали прослушивать. Устроился в Театр миниатюр, но и там продержался только пару месяцев. Мне о Володе рассказала наша актриса Таисия Додина: «Послушайте его, он неимоверно талантливый, ему просто надо дать шанс». Любимов к идее отнесся скептически: «У нас по штату должно быть пятьдесят артистов, а уже 75, куда ты еще набираешь?» Но моих директорских полномочий хватило, чтобы устроить Высоцкому прослушивание. Володя пришел с коллегой, они сыграли отрывок из рассказа Горького «Челкаш». Любимов, кивнув на гитару, которую Володя принес с собой и скромно поставил в уголке сцены, говорит: «А гитара вам зачем?
Вы еще и поете?» Высоцкий усмехнулся: «Да, некоторым образом пою. Хотите послушать?» Он исполнил две свои песни. Ну да, они были хороши. Хотя ни я, ни Любимов тогда не поняли, что они — гениальны.
Когда Володя ушел, я спросил Юрия Петровича: «Ну что, возьмем его?» Но Любимов был на это явно не настроен. Конечно, худруку виднее. И я мог бы просто кивнуть в ответ и вернуться к своим директорским хлопотам: графики, зарплаты, хозяйственные вопросы. Но что-то в Володе меня зацепило. И я уперся: «Юрий Петрович, ну а что мы теряем? Давайте я с ним заключу договор на три месяца. Если Высоцкий нам не подойдет, мы просто не продлим договор». И Любимов переложил ответственность на меня: «Вы директор, вы решайте».
Так Володя стал членом нашего коллектива, и Любимов довольно скоро изменил к нему свое отношение. Да и вообще стал ценить Высоцкого так, как никого в театре. Особенно с тех пор, как в 1967 году на экраны вышел фильм «Вертикаль» с Володиным участием и публика стала приходить специально на него. И это создавало иногда большие проблемы.
«Плевать на Калягина — ставьте Высоцкого!»
«Жизнь Галилея», как и все спектакли «Таганки», планировалось давать двумя составами. С тем, чтобы Галилея по очереди играли Володя и Александр Калягин. И вот однажды в тот вечер, когда должен был играть Калягин, Любимов вдруг говорит мне: «Ставь Высоцкого!» Я удивился: «Как так? Калягин уже готовится к выходу на сцену.
Он у меня сегодня семь пригласительных попросил для своих друзей. Вы понимаете, какая это будет обида?» — «Плевал я на него! Ставь Высоцкого!» — «А что, если Калягин после этого уйдет из театра?» — «Я же говорю: наплевать!» Оказалось, что в этот вечер в театр пожаловали высокие гости, и Любимову важно было продемонстрировать им «звезду номер один». Ну а реакция Калягина была именно такой, какой я ожидал: заявление об уходе на стол.
Потеря Калягина — само по себе беда. К тому же Володю просто опасно было оставлять без дублирующего актера. Как-то у нас был крайне ответственный спектакль: в зале снова — партийное руководство, к тому же из разных стран. До начала остается совсем немного времени, я в фойе общаюсь с гостями. И вдруг подходит сотрудник театра и шепчет: «Володя никакой.
Играть не сможет». Я понимаю, что это катастрофа, бегу в гримерку. Там сидит Высоцкий — действительно никакой. Опустил голову и плачет: «Прости меня, прости. » Я трясу его: «Да ты понимаешь, что натворил? Кто на этот спектакль пришел — знаешь?» Попытался привести Высоцкого в чувство, лил ему на голову ледяную воду. Все бесполезно. А Любимова в Москве нет, и решать мне, как из всего этого выпутываться. Тогда я сказал: «Володя, я выйду, все объясню зрителям, но им нужно тебя предъявить». И вот мы даем звонок, запускаем зрителей в зал. Держась за руки, мы с Володей выходим на сцену. Он выглядит — хуже некуда, еле на ногах держится. Я ему шепчу: «Стой и молчи, показывай на горло. Главное, не упади в зрительный зал». И обращаюсь к зрителям: «Дорогие гости! Артист Высоцкий заболел. Мы сделали все, чтобы помочь ему вернуть голос. Но это не помогло, и сегодня играть он не может».
Володя кивает, показывает на горло. Боюсь, что реакция зрителей оказалась совсем не такой сочувственной, как я рассчитывал. Мне рассказывали потом, что в зале шептались: «Надо меньше пить». Но кое-как проблему решили: зрителям предложили или сдать билеты в кассу, или посмотреть взамен другой спектакль, где Володя не был задействован. Ну а Высоцкого пришлось на «скорой» везти в больницу, откачивать. Вроде все обошлось, но этот случай стал очередным поводом, чтобы в труппе вспыхнуло возмущение: «Сколько можно терпеть выкрутасы Высоцкого?»
Скажу честно: ему завидовали и против него плели интриги. Что было, то было. Ведь кому из артистов приятно, когда другой успешнее, талантливее, популярнее? У Володи был несомненный успех, и коллеги не прощали ему малейших промахов.
Допустим, отпустили Высоцкого на съемки фильма. Все! Коллектив требует справедливости! Почему вдруг для этого артиста особенные условия? Пусть считается с графиком театра! Не отпускать его! А хочет сниматься — пусть увольняется! Конечно, были у Володи друзья среди коллег: Всеволод Абдулов, Валерий Золотухин. Но мне кажется, самые близкие его товарищи — те, с кем он еще в школе учился. Впрочем, Володя не замечал сплетен, не разбирался, кто к нему искренне относится, а кто втайне ненавидит. Он и популярность-то свою не вполне осознавал. Во всяком случае, никогда не заносился, легко соглашался на маленькие роли, если это было надо театру. Даже в массовке мог выйти — не рассуждая, выгодно ему это или нет. Если просили кого-то заменить в спектакле — Володя заменял без разговоров.
Он действительно работал честно, без звездных «заскоков». Всего этого недоброжелатели предпочитали не замечать.
Ну а уж Володину беду — пристрастие к выпивке, из-за которого хоть редко, но все-таки иногда срывались спектакли, — коллеги тем более не желали прощать! А почему так сильно развилась эта болезнь? От безотказного характера, боязни обидеть людей. У Володи хватило бы сил и мужества справиться с проблемой — периодически он «зашивался». Но ему говорили: «Володька, ну давай! Ну что там, по одной-то рюмочке!» А если он отказывался, слышал: «Так, ну все понятно! Что, зазнался? Стал популярным? Гнушаешься посидеть с нами?» Володе делалось неудобно, и он соглашался. А потом эта «одна рюмочка» выливалась в такое. Помню, приехали мы в Минск на гастроли. Но еще в аэропорту Володя встретил режиссера, который его в одном знаменитом фильме снимал.
Обрадовались встрече, режиссер его куда-то потащил. В результате вечером выясняется, что Высоцкий на сцену выйти не может и надо искать замену. И опять в театре кричат: «Уволить его!» К счастью, Любимов этого не делал. Понимал, как Высоцкий нужен театру. Ведь «Гамлета» без Володи на «Таганке» не было бы.
Хотя, если говорить начистоту, сначала Юрий Петрович Высоцкого в этой роли не видел. Помню, когда мы с Любимовым пришли к чиновникам пробивать очередной спектакль, нам сказали: «Что ж у вас все пьесы такие сложные? А не поставить ли вам что-нибудь из классики, понятное людям, из Шекспира, например?» Я предложил «Гамлета», они утвердили. А когда мы вышли на улицу, Любимов стал кричать: «Ты что творишь?
Где мы возьмем актера на главную роль?» Я не задумываясь ответил: «Да Высоцкий и сыграет». Так Любимов хохотал на всю улицу: «Кто, Володька? Гамлета?» Но потом мнение свое переменил.
Из-за Влади разразился страшный скандал
Между нами с Володей разница была — 17 лет, но отношения всегда были теплыми, и легко находились общие темы для разговора. Я воевал, а Володя с большим уважением относился к фронтовикам — у него отец прошел войну. Как-то Володя заметил, что я сижу на репетиции и потираю колени. Спрашивает: «Что с вами?» Я объяснил: мерзнут ноги, это последствие ранения. А вскоре Высоцкий привез мне с гастролей подарок — меховые сапожки. Он меня даже в песне своей увековечил: «Быть иль не быть?» мы зря не помарали.
/ Конечно — быть, но только начеку. / Вы помните, конструкции упали? / Но живы все, спасибо Дупаку».
Конечно, семьями мы с Володей не дружили. Я и с женами-то его близко знаком не был. Кроме разве что Марины Влади, которую я по-настоящему уважал. Мне кажется, Высоцкий был с ней счастлив. Помню, когда только-только стало известно, что Володя и Марина вместе, мне был странный звонок из органов: «У вас есть возможность принять в труппу Марину Влади?» Говорю: «У нас-то возможность есть. Но вот только я не уверен, что у Марины есть возможность у нас работать». Они опять свое: «И все-таки, что будет, если Марина станет актрисой Театра на Таганке?» — «Известно что будет: успех, сенсация!» — «Отлично», — отвечают мне и кладут трубку. Видимо, наверху реально надеялись, что Влади переедет в СССР жить.
Но ведь у нее дети во Франции, занятость огромная. Да и зачем? Вряд ли такая европейская звезда, как Марина, вписалась бы в реалии советской жизни. Ну а с Володей у них и без того получилась семья, пусть на расстоянии. Тем более что Марина по первому звонку садилась в самолет и летела в Москву. Потрясающая, светлая женщина.
Хотя именно из-за Марины в 1977 году разразился скандал, и мне пришлось уйти из театра. Просто в очередной свой приезд в Москву Марина заглянула в какую-то антикварную лавочку, и там ей приглянулся старинный кулон. Стоил он шесть тысяч рублей. По тем временам — бешеные деньги. А Володя как рассуждал? Если его любимая женщина хочет драгоценную вещь — он должен заработать! У нас в театре Володя получал очень много — мы максимально его задействовали, сделали так, чтобы он мог зарабатывать 1500 рублей.
В то время как средняя зарплата советского человека колебалась между 120 и 160 рублями. При этом Володя ничего не копил, к деньгам относился легко — тратил направо-налево, дарил подарки, давал взаймы. И бывало, что денег у него совсем не оставалось. А уж тем более не оставалось в количествах, необходимых, чтобы соответствовать такой жене, как Марина Влади. И вот он приходит ко мне, объясняет ситуацию: «Отпустите на три дня! Мне предложили концерты на золотых приисках в Магадане. Платят 10 тысяч». Ну я и отпустил. А тут в театр приехал французский режиссер Жан Вилар. Любимов, конечно, вместе с ним пришел на спектакль. И видит, что вместо Высоцкого выходит актер другого состава — Лебедев. Любимов давай кричать: «Где Высоцкий? Кто отпустил?» У нас с Юрием Петровичем к тому времени уже накопились кое-какие взаимные претензии.
Строительство нового здания Театра на Таганке, которым я занимался, вызывало у худрука сложные чувства. Он говорил: «Да, новый театр — это хорошо, он может влить в нас новую кровь… А может и выпустить старую!» Не нравилось Любимову и то, что я помогал Высоцкому со строительством кооперативной квартиры, а затем дачи. Ведь в СССР мало было иметь деньги. Важнее — уметь договориться со строителями, достать раствор, кирпичи, бетон, стекла… Вот я Володе и помогал. А он, кстати, помогал театру. Володя ведь очень много шефских концертов дал на заводах, где изготавливались стройматерилы. Любимов ругался: «Вы актеров разбаловали! Достаете им квартиры и строите дачи! Они обнаглели, только и думают, что о деньгах! А между прочим, человек искусства должен быть голодным!»
Словом, какие-то трения у нас с Любимовым возникали и раньше. А тут он окончательно разозлился. Вызвал меня к себе и говорит: «Я принял решение быть единоличным руководителем Театра на Таганке». Что мне оставалось делать? Я написал заявление об уходе.
Самая тяжелая черта у Любимова — это то, что он сам считает и убеждает всех вокруг, что он один-единственный создал легендарную «Таганку». Но это далеко не так! Вспомнить хотя бы Людмилу Целиковскую, которая вначале не меньше Любимова театром занималась. Всю душу в «Таганку» вложила! А когда они с Юрием Петровичем перестали быть мужем и женой, имя Целиковской было вычеркнуто из истории театра. Так же и с актерами. Когда Любимов вернулся из-за границы в 89-м году, собрал всех и объявил, что театр теперь будет строиться по западному образцу.
Кого-то из актеров он оставит, а других переведет на контракт. Мол, если ты нужен только для одного спектакля — получать будешь только за этот спектакль. Против Любимова тогда восстали многие: Леонид Филатов, Инна Ульянова, Николай Губенко. Но Любимова такие вещи никогда не останавливали. Он всегда легко забывал, кто и что для театра сделал. Так же вышло и со мной.
А ведь это я когда-то привел Юрия Петровича на «Таганку», в Московский театр драмы и комедий, как он тогда назывался. Обычный театр, ничем не лучше других. Даже скорее похуже. Назначив меня директором, руководство напутствовало: «Там на сцене больше людей, чем в зрительном зале. Сделайте с этим что-нибудь». И понятно было, что одной реконструкцией зала делу не поможешь — надо как-то обновлять творческую часть, ведь директор в конечном счете отвечает за все!
И вот в Доме кино я посмотрел замечательный спектакль «Добрый человек из Сезуана». Режиссер Юрий Любимов. И я стал ходить по инстанциям, добивался, чтобы Любимова худруком утвердили. Надо сказать, поначалу Юрий Петрович даже у актеров нашего театра единодушного восторга не вызвал — мнения на его счет разделились. Это потом уж он стал великим и незаменимым.
И вот благодаря Любимову удалось сделать так, чтобы театр стал интересен зрителям. Но сколько времени приходилось тратить на то, чтобы цензура пропускала спектакли! Я изучил целую науку, как бумаги писать, что говорить. Юрий Петрович горячился, отстаивал каждую реплику, каждую мизансцену.
Чуть что — ставил ультиматум: «Или вы оставляете это, или спектакль не пойдет!» Его раздражало, что я буквально записывал за цензором и со всем соглашался. Когда мы выходили из инстанций, я пытался донести свою правоту: «Важно, чтоб спектакль вышел! А уж там разберемся…» Например, можно было опасную реплику убрать, сыграть премьеру без нее, а потом, через месяц-другой, все вернуть, как было. Да мало ли как можно уломать чиновника! Когда-то, еще молодым, пробуя свои силы в актерской профессии, я имел случай наблюдать, как уламывает начальство Иван Пырьев. Вот уж кто мог пробить любой фильм! Бывало, Иван Александрович и на коленях вползал в кабинеты с прошением в зубах. Вот и я по-разному изворачивался. Пырьевским рецептом пользоваться не доводилось, но, бывало, писал в официальных бумагах: «Слезно молю выделить средства. »
Чиновники смеялись и решали вопрос в пользу «Таганки».
И вот я вынужден был уйти в другой театр — на Малой Бронной. И оказалось, что никакой трагедии не произошло! Замечательный режиссер Анатолий Эфрос, прекрасные актеры — Петренко, Даль, Козаков. Да и Высоцкий в сторону Малой Бронной поглядывал. Пришел ко мне как-то раз и говорит: «Выкупите спектакль «Вишневый сад» у Любимова, давайте у вас его поставим!» Володя переживал, что со мной так вышло. Рассказывал: «Как только вы ушли, стройку нового здания театра заморозили».
Из Высоцкого выжимали все до последней капли
А в 1978 году Любимов вдруг позвонил и, как Джеймс Бонд, назначил свидание на нейтральной территории — у храма на Фрунзенской набережной.
Мы оба подъехали на машинах и сидим: кто первый выйдет? Вышел Юрий Петрович. Говорит: «Может быть, вам пора вернуться?» И как ни хорошо мне было на Малой Бронной, но все-таки не выдержала душа, соскучился я по своему первому и главному в жизни театру!
Вернувшись на «Таганку», я обнаружил там кое-какие изменения. В том числе успел измениться и Володя. Вернее, изменился не он, а его образ жизни, окружение. Вокруг него теперь вились разные концертные администраторы, организаторы левых концертов. Они выжимали из Высоцкого все, что только было возможно, — до последней капли. Гнали, гнали, все больше выступлений, больше. Пусть, мол, работает, пока может. А о том, что скоро наступит момент, когда Высоцкий уже ничего не сможет, они, вероятно, догадывались — состояние его здоровья было очевидно очень плохим.
Хуже всего то, что и сам Володя, кажется, потерял чувство меры. И даже к деньгам стал относиться иначе, да и к своей популярности тоже. Это была какая-то бешеная гонка в никуда, человек буквально сжигал себя!
Накануне его смерти началась Олимпиада, и я участвовал в приеме делегаций. И все-таки в эти дни я пару раз набирал Володин номер. Последний наш разговор был совсем коротким: «Володя, как ты?» — «Нормально…»
А потом были похороны Высоцкого. Начальство предлагало Любимову людей для охраны театра на время прощания. Юрий Петрович легко ответил: «Обойдемся своими силами!» Но на практике это вылилось в такие беспорядки, что пришлось вызвать конную милицию, а потом и перекрыть улицы, ведущие к театру.
Никто не предполагал, какое несметное количество людей придет. А у властей был график, где все расписано по минутам: когда начнется прощание, когда закончится. И они все время торопили нас с Любимовым. Но как можно прервать поток людей, пришедших попрощаться с любимым артистом? Юрий Петрович был возмущен, дело дошло до драки с инспектором, который требовал: «Давайте, кончайте уже!» Этой дракой была перечеркнута судьба нескольких новых спектаклей, которые вскоре запретили. Иногда его трудно было понять.
Помню, как к нам в театр однажды пришел Солженицын, только что вернувшийся из вынужденной эмиграции. Он хотел после спектакля поговорить с Любимовым и оставил свое пальто у худрука в кабинете.
А Юрий Петрович увидел чужие вещи — и в крик: «Это еще что такое? Убрать!» Я объясняю: «Солженицын хочет с вами увидеться, прошел мимо гардероба прямо сюда. Что страшного-то?» А Любимов в ответ: «Мне все равно, Солженицын он или не Солженицын!» В общем, вещи перенесли в гардероб. Мало того, Юрий Петрович еще и специально уехал сразу после спектакля — не стал встречаться с Александром Исаевичем. Солженицын был в недоумении: за что к нему так отнеслись? А поди узнай, за что! Но Юрий Петрович на моих глазах неоднократно рвал с людьми и по сиюминутному настроению. За один вечер, за один час мог перечеркнуть долгие годы уважения, дружбы, любви. Пожалуй, единственным человеком, которого Любимов раз за разом терпеливо прощал, был Володя Высоцкий. Только ли в том секрет, что на Высоцкого ходила публика, или в чем-то другом — не знаю.
Но многие старожилы «Таганки» говорят: когда Высоцкого не стало, ушел и дух, объединявший наш театр.