танцующая в темноте актеры и роли
Танцующая в темноте
Из Википедии — свободной энциклопедии
сценария
ролях
Film4
France 3 Cinéma
Дания«Танцующая в темноте» (англ. Dancer in the Dark ) — музыкальный фильм-драма режиссёра Ларса фон Триера 2000 года. Третий фильм трилогии фон Триера «Золотое сердце» («Рассекая волны» — «Идиоты» — «Танцующая в темноте»). Автор музыки и исполнительница главной роли — певица Бьорк.
Фильм удостоен «Золотой пальмовой ветви» Каннского кинофестиваля. Песня Бьорк «I’ve Seen It All» номинировалась на премию «Оскар» как «Лучшая песня».
Как Бьорк и Ларс Фон Триер танцевали в темноте.
Мюзикл с Бьорк
Снимает о добрых женщинах
В детстве Фон Триер очень любил сказку под названием «Золотое сердце». Это рассказ о девочке, которая отдала замерзшему мальчику свою курточку, а после оказалось, что он принц и готов на ней жениться – тогда он получил еще больше – ее золотое сердце. Отец Ларса мнение сына не разделял, и называл эту историю «лицемерной».
Когда же Триер подрос, он решил сделать целую трилогию о «Золотом сердце» — «Рассекая волны», «Идиоты» и «Танцующая в темноте».
« О женщинах снимать приятнее, — делится с нами режиссер, — ведь все картины сейчас лишь о мужских «подвигах»».
Работая над последним фильмом трилогии, Фон Триер вспомнил и о своем другом детском увлечении – мюзиклах. Они вселяли в мальчика радость и счастье, хотя и «непонятно, почему герои все время начинают петь».
Было решено создать драматический сюжет, столь несвойственный этому жанру. Главным мотивом Ларс выбрал любовь, но не как в «Рассекая волны»— мужчины и женщины, а матери и ребенка.
Фильм планировалось назвать «Чечетка», и сделать акцент на танцах. Но, хореограф-постановщик заверил Фон Триера, что за короткий промежуток времени он не сможет нормально обучить актеров интересным па.
Героиня, названная именем его дочери – Сильва, должна была быть эмигранткой из Восточной Европы, много петь и много страдать. Все как любит режиссер.
Слова песен Ларс написал даже не представляя, какой будет музыка, и кто все это исполнит. Но тут «ему под руку попалась Бьорк». Сам режиссер очень мало смыслит в песнях и современных исполнителях, но личное обаяние девушки пришлось ему по душе.
Легенда кинематографа, Катрин Денев сама как-то написала Фон Триеру письмо, с просьбой взять ее на какую-нибудь маленькую роль в его фильм. И, несмотря на то, что изначально подруга Сильвы должна была быть афроамериканкой, Ларс подправил сценарий и пригласил Катрин на «немаленькую роль».
Любимец Фон Триера Стеллан Скарсгард должен был исполнить роль Джеффа, но не смог из-за занятости на другом проекте. Правда, он все же появился в фильме, но лишь в эпизоде, сыграв главного врача клиники.
Ему на замену пригласили самого «непоющего» из актеров (только он один исполняет песни не сам – это сделал Том Йорк из Radiohead) – Петера Стормаре. Тот не особо хотел сниматься в этом фильме – Петер никак не мог понять характер предполагаемого персонажа, а сама история казалась ему «невыносимо депрессивной». Но, тем не менее, он не смог отказать режиссеру.
Ларс и сам намеревался поучаствовать, сыграв мужчину в кинотеатре. Но, затем передумал.
Съемки проходили в Швеции, потому, многих актеров второстепенных ролей потом пришлось переозвучивать – убирали акцент.
Когда работа была уже в разгаре, Ларс смотрел телевизор. Там показывали какой-то невероятно трогательный мультик о слепой девушке. Тогда он позвонил Бьорк и сообщил: « Я понял – мы оставим все также, но отныне ты будешь… слепой!».
Их бесконечные ссоры с режиссером известны чуть ли не больше, чем сама картина (Триеру все время приходилось кушать валиум, чтобы привести нервы в норму). Как вспоминает Ларс, певица каждое утро прилюдно сообщала, что презирает его, и плевала в лицо. А однажды, протестуя против неприятной ей блузки, которую костюмеры заставляли одевать, Бьорк порезала ее на мелкие кусочки и несколько лоскутков даже съела. Затем, актриса села на машину и скрылась в неизвестном направлении. Искали ее три дня. Была даже идея, снимать дублершу в маске (благо, сцен оставалось немного), или еще что-нибудь. Никто не думал, что Бьорк вернется.
Кушала блузку, когда Ларс кушал валиум
По ее же словам, она просто безумно устала работать с утра до ночи на протяжениидевяти месяцев. Певица утверждает, что режиссер хотел делать фильм исключительно о страданиях бедной женщины, которые с каждой минутой становились все сильнее и страшнее. А Бьорк видела свою героиню очень творческой, растворяющейся в фантазиях.
Разница во взглядах порождала бурю на площадке. Денев же в своих мемуарах называет это просто — «Борьба за власть».
Как бы то ни было, работа продолжалась.
Для съемок танцевальных и некоторых других сцен использовали более 100 камер – их просто расставляли где возможно по периметру, а затем отсматривали все, что получилось. Титаническую работу проделал оператор Робби Мюллер («Мертвец», «Пес-призрак: путь самурая», «Рассекая волны», «Пьянь»). Но и сам режиссер частенько бегал с камерой по площадке, добиваясь эффекта «подглядывания», снимая с плеча.
Интересно, что знаменитые «107 шагов» изначально были 141 шагом. Но, сцена показалась Ларсу слишком длинной и ее безжалостно обрезали.
Отдавая дань мюзиклам, режиссер хотел, чтобы картина начиналась с музыки – подобно увертюре в опере, и тп. Но, его отговорили, сказав, что не каждый киномеханик вообще поймет, что нужно включать звук, если нет изображения. Потому, начало картины предвещают рисунки Пирса Киркеби.
Редко играет романтичных мужчин
Первоначальное название проекта «Чечетка» пришлось заменить. « Танцы в темноте» уже было занято, потому- «Танцующая в темноте».
Мировая премьера состоялась 17 мая 2000 года на Каннском фестивале, где картина была удостоена Золотой пальмовой ветви, а сама Бьорк награды, как лучшая актриса.
Мнение, что «Танцующая в темноте» не окупилась – ошибочно – сборы составили 40 миллионов (против бюджета в 12). Правда, в Америке картины в широкий прокат так и не вышла.
После был выпущен фильм о фильме «Сто глаз Ларса Фон Триера». Бьорк была этим крайне возмущена, так как не хотела, чтобы кто-нибудь видел ее в процессе работы. Она вновь поссорилась с режиссером (только успев помириться в Каннах), и сказала в интервью, что более никогда нигде сниматься не будет, разве только что в своих клипах.
Несмотря на то, что Триер называет «Танцующую в темноте» своим самым тяжелым и постыдным для него самого фильмом (а братья Коэны вообще именуют не иначе как «сопливой мелодрамой»), картину, несомненно, обязательно стоит смотреть.
Интервью Бьорк о фильме Танцующая в темноте (2000)/Bjork, about Dancer in the Dark
Бьорк: «Друзья беспокоились за мою психику»
журнал Premier, октябрь 2000
Сканирование и spellcheck – Е. Кузьмина, http://cinemotions.blogspot.com/
Скандалы, нервные срывы, ультиматумы составляют историю отношений Бьорк с Ларсом фон Триеромна съемках «Танцующей в темноте». В итоге кинодилетантка Бьорк получает приз как лучшая актриса в Каннах и заявляет, что больше никогда не будет сниматься в кино.
Бьорк Гудмундсдоттир дает интервью суперпрофессионально. Мы сидим в уголке модного индийского ресторана на Манхэттене. Бьорк вежлива, но вовсе не так общительна, как о ней пишут. Ее прямая напряженная спина демонстрирует деловую манеру держаться, что выглядит нелепо в сочетании с розовой юбкой в пол и жакетом в стиле «Барби». Бьорк невысокого роста, но совсем не «кнопка», как некоторые себе представляют. Она не похожа на 12-летнюю девочку, которую изображает в клипах, однако 34 ей тоже не дашь.
Бьорк потрясающе отвечает на вопросы. Обстоятельно, не останавливаясь до тех пор, пока не исчерпает тему. За то время, пока она отвечает на один вопрос, успеваешь сформулировать еще три. Вот, например, ответ на вопрос, что ей больше нравится: сниматься в кино или записывать альбомы. «Мне кажется, что люди кино, чересчур логичны и много говорят. Они слишком обращены вовне. Это не соответствует моему характеру. В музыке все наоборот. Если ты хочешь с кем-то написать песню, ты не будешь говорить ему: «Встретимся в понедельник в 4.00 и напишем песню к 4.30». Ты можешь провести с человеком целую неделю, пьянствовать, проехать автостопом через всю Францию, а затем в поезде, по дороге домой, за полчаса написать альбом. Вот как делается музыка».
Этот замечательный фильм — гибрид мюзикла и мелодрамы, который аудитории предлагается воспринимать не только в традиционном для этих жанров ключе, но и как высокую трагедию — стал в этом году главной темой Каннского кинофестиваля, и принес режиссеру Ларсу фон Триеру («Рассекая волны») «Золотую пальмовую ветвь», а Бьорк — приз за лучшую женскую роль. Без преувеличения можно сказать, что фильм не состоялся бы без участия Бьорк, сыгравшей Сельму — бедную работницу-иммигрантку, выбивающуюся из сил в незнакомой Америке, чтобы заработать деньги на лечение сына, страдающего недугом, лишившим зрения ее саму. Несмотря на интернациональный состав труппы (Катрин Денев, Петер Стормаре, Дэвид Морз, Джоэл Грей), в Каннах у всех на устах было только имя Бьорк.
Все это очень странно: женщину с весьма незначительным актерским опытом приглашают на главную роль в амбициозный игровой фильм, она добивается успеха, а затем вдруг заявляет, что никогда больше не будет играть. Что-то здесь не так.
Возможно, дело в фон Триере. Датский кинорежиссер известен своими необычными методами работы. Например, на съемках своего фильма «Идиоты» он пригласил порноактеров для съемки сцен реальной оргии. Во время работы над «Танцующей в темноте» он иногда буквально тыкал камерой в лица актеров. Много писали о том, что однажды Бьорк в бешенстве покинула съемочную площадку, при этом упоминался разбитый в порыве гнева видеомонитор.
Звуку ее сердце принадлежит уже 25 лет. Свою первую запись исландская певица сделала в 11-летнем возрасте, а в 1988 году, возглавляемая ею группа Sugarcubes — команда музыкальных анархистов, играющая музыку в стиле «комбо», получила международную известность. В 1993 году певица записала свой первый сольный альбом «Дебют», параллельно сотрудничая со такими музыкальными звездами, как Голди, Трики, и даже написала несколько песен для самой Мадонны.
Каждый, кто следит за карьерой Бьорк, знает, что от нее можно ожидать чего угодно. В ее первом сольном хите есть слова: «Определенно, определенно, определенно в человеческом поведении нет логики». Похоже, ее собственная жизнь эти слова подтверждает. У нее был роман с Голди, пионером музыкального течения drum’n’bass, парнем, весьма странно выглядящим, к тому же еще и с золотыми зубами. А будучи однажды в Бангкоке, она отлупила до полусмерти репортера.
Ларс фон Триер тоже любит эксцентричные выходки. Так, в его имени в действительности нет приставки «фон», но он использует ее как дань уважения к признанным фон Штрогейму и фон Штернбергу, которые эту приставку тоже присвоили.
Роль самоотверженной матери, порученная в фильме Бьорк, была очень трудной даже для профессиональной актрисы. В 1928 году картина другого знаменитого датчанина, Карла Теодора Дрейера, «Страсти Жанны д’Арк» (которую фон Триер, бесспорно, выделяет из общего ряда) потребовала столько сил от актрисы Марии Фальконетти, что она больше никогда в кино не снималась. Вряд ли и решение Бьорк «больше никогда не сниматься в кино» не имеет за собой каких-то психологических причин. Однако Бьорк настаивает, что ничего подобного нет. Она характеризует атмосферу на съемочной площадке как «блестящую» и называет фон Триера «гением стиля». Вместе с тем, она признала, что « пройти через то, что испытала Сельма, было настоящей болью ». Она сравнивает игру в «Танцующей. » с участием во вьетнамской войне. Фон Триер по этому поводу замечает: «Я ощущал себя полицейским, заставляя Бьорк делать то, чего она делать не хотела. Мне это не очень нравилось. Думаю, ей тоже».
Рассуждения о том, чего она не умеет, она воспринимает не как оскорбление, а как комплимент. Инстинкт против ремесла. Бьорк рассказывает о своем дедушке-плотнике. Когда они встретятся, дед покажет ей рисунок построенного им камина, а она поставит ему свою новую запись, и оба они оценят достижения друг друга. Созданные в импрессионистском духе музыкальные сцены, которые Сельма вызывает в своем воображении, чтобы уйти от мрачной действительности, не имеют ничего общего с видеоклипом песни «It’s Oh So Quiet», снятым Спайком Джонзом, режиссером «Быть Джоном Малковичем», где Бьорк скачет по автопокрышкам. Фон Триер говорит, что клипы Джонза вдохновили его пригласить Бьорк на съемки фильма. Он раскрыл свой полудокументальный метод съемки музыкальных сцен: были неподвижно установлены 100 видеокамер, многие из которых были скрыты от актеров.
«Танцующая в темноте» — на самом деле темный фильм, и Бьорк нисколько не жалеет, что снималась. « Побыв долгое время Сельмой, я с радостью снова стала Бьорк. По-видимому, во мне мало что осталось от Сельмы ». Видимо, это так. А если что и осталось, так это женщина, которая знает, чего хочет. Агенты, режиссеры и сценаристы, примите к сведению ее слова: « Если мне посчастливится прожить еще 50 лет, все это время я отдам песням. Я никогда не чувствовала себя так хорошо, как сейчас ».
Трип в мир кино привел ее к тому, что она уже знала и раньше. Когда интервью подошло к концу и магнитофон был выключен, она с облегчением вздохнула, расслабилась, подобрала под себя ноги и с большим удовольствием стала пробовать закуски, которые до сих пор очень профессионально игнорировала.
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Парный танец в темноте
Впрочем, всё перечисленное — одновекторный процесс: кино примеряло на себя театральные технологии и приёмы. А недавно и Мельпомена заглянула с ответным визитом к сестрёнке № 10. И вернулась из гостей с подарочком — с театральной локализацией истории, сделанной изначально для КИНО. К слову, к чуду причастен всё тот же Ларс фон Триер, ибо речь о его картине «Танцующая в темноте».
Судьба этого непростого фильма именно в России сложилась по-особому счастливо. Вот уже 21 год россияне просветлённо плачут над судьбой чешской гастарбайтерши Сельмы Жесковой, наивной фантазёрки, которую одноэтажная Америка перекусила с шейным хрустом и поглотила своей Тьмой-прорвой. Это вообще очень по-нашему, по-русски — одновременно любить и беспощадно-уютную Америку 1960-х, и её жертв. В США же «Танцующую», напротив, терпеть не могут. Ибо фильм этот вопиюще не укладывается в американские представления о сюжетной справедливости. Торчит из этих рамок и больно колется острыми углами. А для нас, закалённых «Муму», «Детьми подземелья» и «Гуттаперчевым мальчиком», жестокий гуманизм ЛФТ вполне съедобен.
Зрелище в итоге получилось довольно наваристое. Нервическое, тревожное и эстетское. Диалоги идентичны фильму, но музыкальный ряд и словесный строй песен — совершенно иные. Буквальный повтор саундтрека неизбежно стал бы «игрой в Бьорк». А вот этого зрелищу как раз и не нужно. Ибо у Елизаветы Бондарь Сельма Жескова — вообще ни разу не Бьорк. Ни в одном глазу! Ни на миг!
Сельма из фильма-первоосновы — это по-детски нескладная барышня лет примерно 26 (возраст там внятно высчитывается из контекста), наивная девочка-мама. Помните, в каждом школьном социуме есть такая особая порода девочек-двоечниц, милых фрикесс. Которые двоечницы не по глупости своей, а по причине повышенной летучести души. Этакий гибрид Офелии и Пеппи Длинныйчулок.
В прозе жизни они — как стрижи на земной тверди: гигантские крылья мешают лапкам достать до земли.
Бьорк в фильме отрабатывала этот типаж на все двести. Потому-то на киношной «Танцующей» 21 год подряд даже до звона запирсингованные байкеры со сбитыми кулачищами исправно заливают свои пушистые рты потоками скупых мужских слёз.
Елизавета Бондарь не так целенаправленно работает на слезоотжим. Её версия жития Сельмы Жесковой погружает не столько в слёзный потоп, сколько в задумчивость. Ибо акценты расставлены совсем по-другому. Не наперекор Триеру. А просто ИНАЧЕ.
Если датская Сельма-2000 — из категории «прелесть какая дурочка», то сибирская Сельма-2021 ближе к номинации «ужас какая дура». Ну да, с возрастом наивность и инфантилизм меняют свои товарные качества. Это, увы, естественно. Tempus fugit, блин!
От такой расстановки акцентов гарантированно полыхнёт эго у прихожанок «мамских» сайтов. Потому что увидят они на сцене очень странный, дискомфортный (но чертовски убедительный!) эмоциональный продукт — настолько эгоцентричное в своей самоценности материнство, что судьба самого потомства, собственно говоря, дело десятое.
Сельминому сыну грозит слепота годам к 13. Но это, поверьте, не самое неприятное в его небольшой жизни, поскольку она вся, весь быт его мамы, вся её работа и подработка за гроши — всё направлено на одно: на накопление денег для офтальмологической операции. Только на это. Ничего другого, что, собственно, и формирует нормальное человеческое детство, у Сельминого сына нет. Ни игрушек, ни сладостей, ни походов на мультики, ни товарищей для игр. Нет даже дней рождения, на которые сладости или игрушки можно получить. Ни-че-го. Только миссия быть сутью маминого подвига.
Нетрудно спрогнозировать, что нормальным такой ребёнок не вырастет. Ну, он, собственно, и получился предсказуемым — с отчетливой «аутинкой», потерянный в серой пустыне своего детства. Помните? «Мальчик, что это у тебя?» — «Ничего!» — «А что ты делаешь?» — «Я играю со своим ничевом! Оно такое клёвое!» А у Сельминого сына и Ничего-то даже не клёвое. Такое себе Ничего. Никакое. Страшна ли слепота, которая увенчает собой подобное детство? Вопрос о-о-очень философский…
Общинно-коллегиальная дружба специалистов провинциального завода жестяных раковин на сцене выглядит… тоже разновидностью эгоизма. Да, так бывает. Потому что Сельма для своих подруг и для платонического воздыхателя Джеффри — источник бодрящих эмоций. Она трогательная, она несчастная. Её легко порадовать. Дружить с ней несложно и прикольно. Главное ж, чтоб несложно. И чтоб прикольно. Это очень похоже на игрушечный хит лета-2021 — вечный аналог пупырчатой упаковочной пленки. Видели? Уже во всех метрополитеновских ларьках такие лежат в широком ассортименте! Разноцветно-радужный шматок силикона, в нём — манящие полые пупырышки. Жмёшь пальцем — пузырёк характерно чпокает и вминается. Перечпокал все — повернул изнанкой. И по новой. С аверса на реверс, с реверса на аверс. Бесконечное удовольствие… Пупырка-инфинити. На-все-гда! Вот и Сельма — такая «вечная пупырка» для упражнений в душевной широте. Очень удобная своим «друзьям». Которые и дружат-то не с самой Сельмой, а со своим практичным представлением о ней.
Апофеоз этой уютной отстранённости — Джеффри в трактовке Андрея Сенько. Лагающий робот, произносящий реплики простодушного влюблённого добряка, стеклянно глядя мимо объекта своих признаний. Это зрелище пострашнее будет, чем дурацкие оживающие манекены и плачущие ангелы из «Доктора Кто». Да что ты вообще видел, хипстер в синей будке?!
Беспросветно, говорите? Ну, не так уж и беспросветно. Роль эмоционального витамина тут выполняет музыка. Другого мелодического рисунка, чем в кино. И с русскими текстами. Что, вообще-то, важно для уровня зрительской эмпатии. Получилось весьма убедительно. Как-никак, Елизавета Бондарь в драматический театр пришла из театра оперного.
Долгая сценическая жизнь для этой «Танцующей» вполне вероятна. И на периферии, и в столицах. Главное, чтобы в столице Сельму, боже упаси, не сыграла бы Чулпан Хаматова, наша всероссийская специалистка по умилительным дурочкам. Подустал народ от её прелестных дурочек. Уже невыносимо трогательно. Не-вы-но-си-мо…
Джульетта. Танцующие в темноте
На этом спектакле не полагается быть пассивным зрителем. Тут надо вскакивать со своих мест, петь в полный голос, плясать, размахивать святящимся дисплеем айфона. И плевать, что вас перед началом попросили его выключить. Включайте все! Никто не заметит. Пусть звенит, поет и исторгает страшные звуки «Терминатора». Это вполне входит в условия игры нового спектакля БДТ «Джульетта», показанного на прошлой неделе в рамках московских гастролей.
Геннадий Блинов в спектакле «Джульетта» Фото: Стас Левшин
Лично я плохо представляю, что делать тем, кто купил дорогие билеты в партер. На таких спектаклях зрительные ряды вообще надо убирать, а старушек с сумочками и сменной обувью не пускать из чисто гуманистических соображений, как когда-то не пускали на «взрослое кино» детей до 16 лет. Они будут чувствовать здесь себя чужими и ненужными.
Спектакль «Джульетта» Фото: Стас Левшин
Но все по порядку. Итак, есть милая девочка с нежным грузинским именем Муся Тотибадзе (голубое платье поверх красных треников, очки от близорукости, рыжая челка и хвостик — смутное сходство с молодой Моникой Витти). Она идет на кастинг пробоваться на роль шекспировской героини. Дома у нее остался бойфренд, который уже с утра пораньше шпарил Шекспира, снимая при этом себя и свою любимую на айфон — долгое, долгое селфи на видео, куда попадают приметы скромного быта, украшенного большим количеством постеров разных киноверсий «Ромео и Джульетты», а также плакатом фильма «Мечтатели» Бернардо Бертолуччи. Меня это сразу навело на мысль, что в какой-то момент появится третий. И, как показали дальнейшие события, я не ошибся.
А вот про сам спектакль, куда пробуется Муся, сказать ничего внятного нельзя. Это, конечно, не Шекспир, и даже не драматический театр, это скорее стендап-шоу или рэп-баттл, где есть набор персонажей со знаковыми именами (Тибальд, Капулетти, Парис) и еще несколько музыкантов со своими инструментами. Какие-то отдельные реплики и монологи из «Ромео и Джульетты» долетают со сцены, чтобы сидящие в зале не забыли, на какую роль претендует Муся. Впрочем, с тем же успехом актеры могли бы декламировать Мольера или Лопе де Вега. Не Шекспир тут «главный распорядитель кредита». И даже не эстонская пара Тийт Оясоо и Эне-Лийс Семпер, режиссеры-постановщики. Они, конечно, все здорово придумали, но выбранный ими формат сам диктует и даже навязывает условия, заставляя забыть о любых театральных условностях и академических табу.
Рустам Насыров в спектакле «Джульетта» Фото: Стас Левшин
Место действия «Джульетты» — это танцпол, ночной клуб, дискотека 90-х со всем набором любимых шлягеров от Пугачевой до Шнурова, от «Битлз» до Уитни Хьюстон. Это Crazy Horse с гологрудыми девушками в красных трико и одинаковых красных париках. И все это движется, поет, кричит, потеет, брызжет слюной, смело обнажается, демонстрирует шикарные бицепсы и кубики. Словом, отрывается, как в ночь с пятницы на субботу где-нибудь на Central Station. Тебя заводят, а ты вынужден мять программку в потных ладонях. Тебя изо всех сил возбуждают и раззадоривают, а тебе приходится делать вид, что ты сидишь на концерте Георгия Свиридова в Консерватории. Нет, ребята, мы так не играем! Мы тоже хотим. Правда, как у Ивана Федорука (он изображает сценического Ромео) или у Сергея Городничего (Меркуцио) уже вряд ли получится. И ни у кого не получится.
Сергей Городничий в спектакле «Джульетта» Фото: Стас Левшин
Муся Тотибадзе в роли Джульетты Фото: Стас Левшин
Сразу бросается в глаза, что Муся Тотибадзе танцует менее уверенно, чем ее театральные партнеры. Тем более что ей надо много петь. И этот девичий голос, старательно и чисто выпевающий попурри из попсовых хитов всех времен и народов, наверное, и есть некая сегодняшняя альтернатива шекспировским монологам.
«Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи… Без меня тебе, любимый мой, земля мала как остров… Только шелковое, шелковое сердце не пылает и не болит… Мне бы в небо, мне бы в небо, здесь я был, а там я не был… All You Need is Love…»
Из всего этого любовного песенного и музыкального мусора и рождается на наших глазах новая Джульетта. Та, которая ослепляет, как электронный баннер, бьющий в глаза и по нервам зрителям. JULIET. Теперь это уже не просто угловатая близорукая девочка с рыжим хвостиком — теперь это мощный бренд, который неизбежно должен привести всех к катастрофе.
Варвара Павлова и Иван Федорук в спектакле «Джульетта» Фото: Стас Левшин
Если честно, от второго акта я ждал большего. То ли на «катастрофу» у эстонцев не хватило бюджета, то ли не было достаточно времени. Да и актеры, видно, выдохлись от бешеной 20-минутной дискотеки, где надо было выкладываться, как на олимпийских соревнованиях по многоборью. Поэтому дальше все будет развиваться довольно медленно и минорно. Опять какой-то пыльный, манерный, пудреный театр. Какие-то приседания и экзерсисы. Грубые гримы и гофрированные воротники. Шекспировское многословие, с которым никто не захотел или уже не смог совладать.
Мусю за ненадобностью больше петь нарядили в подвенечное платье и уложили на сцену. Как бы труп. Два Ромео — один, который из прошлой жизни, из малогабаритной квартирки (отличная работа Геннадия Блинова), и второй, ее театральный партнер, словно пришедший с рекламы нижнего белья Calvin Klein (Иван Федорук). Оба сойдутся в роковом поединке. Правда и миф, любовь и обман. В какой-то момент мы услышим, как бьются их сердца. Ровно. Никакой любовной аритмии. «Никого не жалко, никого: ни тебя, ни меня, ни его…» Может быть, в этом и заключается смысл сегодняшней концепции шекспировской трагедии? Всем все по барабану. Никто никого не любит. «Это чисто Питер», как поет Сергей Шнуров, а вслед за ним герои «Джульетты». Хотя Питер здесь ни при чем.
Спектакль «Джульетта» Фото: Стас Левшин
И эти шеренги одинаковых девочек в трико, в которых кто-то из особо чувствительных критиков узнал виллис (невест, умерших до свадьбы), а кто-то — современных мстительниц всему мужскому роду, — на самом деле они-то и есть коллективный портрет сегодняшней Джульетты. А точнее то, во что она рано или поздно должна превратиться. Если, конечно, не отравится, как бедная Муся. Ну а под финал она, конечно, воскреснет, и они еще что-то вместе напоследок споют. Уже, правда, не так зажигательно, как в первом акте, но тоже вполне бодро. Ну что тут сказать? В БДТ работают крутые профи. Только в следующий раз давайте спляшем вместе.