тафгай моя жизнь на грани
Боб Проберт: Тафгай: Моя жизнь на грани. Часть 25
2 мая 2002 года я укатил в Вегас на выходные и не вернулся к рождению близнецов. Тогда Дэни и осознала, что я снова сорвался. Это был конец сезона, многие отправляются в Вегас. Я решил, что это неплохая идея, позвонил Дэни и получил разрешение.
Мы заселились в «Белладжио». Он выделили нам громадный сьют с тремя спальнями. Первым делом мы отправились на блэкджек. Играя в блэкджек, обычно удаётся вовремя прийти в себя и не просадить всё что можно. Так что я обычно вставал из-за стола, когда начинал проигрывать и возвращался чуть позже, увеличивая ставки до тех пор, пока я не начинал выигрывать. Я обычно удваивал ставки, после того, как выигрывал в паре раздач подряд.
Блэкджек – быстрая игра. И я быстро научился в неё играть. Мне нравилось считать выбывшие из игры карты, и я ненавидел играть за одним столом с тупицами. В блэкджеке нужно следовать основным правилам, поскольку в нём есть некоторые приёмы, которые стоит использовать, чтобы повысить свои шансы.
Мне совершенно не нравилось, когда к нам подсаживался кто-то, когда в «ботинке» оставалось половина карт. «Ботинок» – это пластиковый короб с открытым верхом, в который укладывается до восьми колод карт. Его используют для сдачи карт. Когда дилер заряжает «ботинок» только что перемешанными колодами, он «открывает ботинок». Но когда какой-то тупица подсаживается уже после нескольких раздач, это невежливо, особенно, если тебе карта прёт. Если я проигрывал, когда все играли по уму, я не возражаю, но когда кто-то ещё подсирает тебе, это меня раздражало.
Как-то, когда я ещё не сорвался, мы с командой остановились в «MGM Grand» и заняли весь стол. Челиос играл со мной. Помню, мне тогда карта шла просто на загляденье, они слушались меня. Когда мне нужны были маленькие карты, я говорил: «Давай маленькую», когда картинки, говорил: «Давай картинку» или «Обезьяну». Это было замечательно. Я выиграл тогда около 50 штук, когда за стол уселся Реджи Джексон (знаменитый бейсболист) и начал тупить. Он остановился на картинке и пятерке бубей, когда крупье себе сдал десятку.
Я сказал: «Что ты делаешь? Ты бы побил это».
Реджи отвечал: «Ты что, не знаешь, кто я такой?»
«Знаю, но мне всё равно. Мы тут отлично играли без тебя, так что давай отсюда»
Реджи почёл за благоразумие промолчать и просто уйти.
Но в ту ночь, в 2002 году я нормально сыграл на всех столах, в итоге оставшись при своих. Я не безумствовал как раньше, задирая ставки донельзя. Во мне оставалась ещё немного благоразумия, ведь завершение карьеры было не за горами. К тому же я выпивал аккуратно, ведь за мной поглядывали. Всё время, проведённое в Чикаго, я оставался трезвым и только один из моих одноклубников знал, что я вроде бы развязал. Но официантка подходила раз десять, и я выдул примерно двенадцать порций безалкогольного пива, прежде чем вмазать вискаря.
Некоторые из холостых игроков решили забуриться в стриптиз-бар, и я отправился с ними. Я всё расхаживал по бару, выпил виски у стойки, затем Кока-Колы у нашего стола. Потихоньку я набрался и начал высматривать в баре кто мог бы продать немного белого дерьма.
Я вернулся домой на следующий день после рождения близнецов. Чувствовал я себя очень дерьмово. Отвешивал какие-то шуточки, бродил, понурив голову. К нормальной жизни я смог вернуться только когда отоспался пару дней.
Знаю, я поступил отвратительно, но что сделано, то сделано. Я не мог вернуть тот день обратно, так что, давай всё начнём сначала.
Я вернулся тем летом в Калифорнию и тренировался как проклятый. Мне повезло ещё закончить сезон без травм. Я брал большой вес и поднимал его. После приёма уймы протеина, мои мускулы стали большими и сильными. Я набрал вес из-за этого, но то был не жир, а именно мышцы.
В тренинг-кемп я приехал с весом в 109 килограмм. Брайан Саттер, который мне был до лампочки, был очень недоволен. Я отлично проявил себя в выставочных играх, но Саттер не ставил меня на игры. Объяснение было простым. По некоторым причинам¸ я бы и не сыграл много игр за «Чикаго Блэкхокс». Явно, Саттер выступал против, когда, спасибо Пулли, 28 июня я подписал контракт на 600000 в год плюс 50000, если бы я отыграл 50 игр. Он умолял Тео Флери, чтобы тот подписался за 4 миллиона в год.
Я подумывал взбодрить Флери: «Давай, Тео, проснись, чувак. Заработай свою уйму бабок». Я не знал до тех пор, пока он не выпустил свою книгу, что он жертва того же тренера, что и Шелдон. Я очень ему сочувствовал.
Несмотря на то, что я помаленьку выпивал, я держал себя в форме и пытался помогать товарищам в раздевалке. Я убеждал себя, что, если меня выпустят играть, я продемонстрирую Саттеру всё, что я могу. Но я не сыграл ни одной игры. Ни одной. Я начал озлобляться: «Чёртов Саттер. Этот грёбаный членосос. Дай мне сыграть, я покажу всё». Прошёл ноябрь, а я по-прежнему так и не играл, не понимая почему. Потом, внезапно, мы обменяли к нам Криса Саймона из «Вашингтон Кэпиталс». Мне нравился Крис – мы были с ним приятелями. Мы вместе тренировались летом. Но его обмен дал мне ясно понять, я моё время ушло. Если бы нас тренировал Пулли, думаю, я бы играл. Тысяча игр в НХЛ было бы великолепным достижением. Но обвинять только Саттера за то, что я не смог достичь этого рубежа, неправильно. Без дисквалификаций и реабилитаций из-за моих пьянок и наркоты, я бы легко набрал 1000 игр.
13 ноября 2002 года стал днём моей демобилизации. «Ястребы» больше не нуждались в моих услугах. В полностью расстроенных чувствах я позвонил Дэни. Она посочувствовала мне, но тогда же умерла её бабушка, так что она попросила меня приехать и помочь отвезти детей на похороны. Хуже времени придумать было трудно. Я прошёл обязательный тест мочи, так что я был свободен. Я решил немного выпить перед поездкой домой. Всё закончилось тем, что я так и не добрался до дома. Дэни собрала всех детей и отвезла их в Торонто сама. Она сказала мне, что выплакала всё глаза на похоронах бабушки, но половина этих слёз были из-за меня.
«Блэкхокс» определили меня в их радиовещательную команду, но я не хотел работать на радио. Особенно, когда я смотрел на лёд и знал, что я мог бы быть там. Это было самым тяжёлым. Спросите любого атлета, он вам скажет, что самым трудным днём был день завершения его карьеры. Это очень угнетает. Вся моя жизнь была построена вокруг хоккея. С шестнадцати лет я знал, чем я буду заниматься и что я буду тафгаем. Я думал: «Зачем быть трезвым. Мне пообещали заплатить оставшиеся по контракту деньги, но я должен сидеть в этом грёбаном радиосортире, через коридор от раздевалки и наблюдать как парни занимаются своим делом». Эта мысль причиняла боль. Я не знал, как с этим справиться. Вся моя жизнь, стремления и мечты крутились вокруг хоккея. Это разрывало меня изнутри. Я потерял свою сущность. Я потерял всё.
Что я собирался делать остаток своей жизни? Я достиг большинства своих целей. Что ещё осталось? И где-то в глубине разума я чувствовал, что доктора не рассказали мне всего. Я чувствовал, что что-то было совершенно неправильно. Я никогда не думал, что я проживу долго. Мне было тридцать семь и я рассчитывал ещё, может, года на три жизни.
«Перкосет» мне не помогал, так что я получил рецепт на «Викодин». Месяц спустя, всё стало ещё хуже. Я вернулся к пьянкам-вечеринкам, уже не скрывая этого. Как любят говорить в «Анонимных алкоголиках» движение вперёд продолжается, пока ты не сорвёшься. Потом у меня снова начались проблемы с законом. Я влипал в неприятности только тогда, когда бухал или принимал наркотики.
Рождество я провёл в полном отрубе на диване. Затем вмешалась лига. Дэн Кронин, координатор их программы по борьбе с наркозависимостью, вместе с д-ром Брайаном Шоу из Ассоциации Игроков и д-р Льюис, звонили мне каждый день. Они постоянно спрашивали, в чём проблемы. Потом они завели разговор об очередной реабилитационной клинике.
Но кто желает отправиться на реабилитацию? Я каждый раз чувствовал, что меня вынуждают. Я сам абсолютно не имел никакого желания запирать себя в клинике. Мне нравились весёлые тусовки, но я знал, что в этом скрываются проблемы для Дэни и детей. Дэни очень злилась на меня. Она бесилась оттого, что я снова сорвался, и очень беспокоилась, куда всё это могло привести. Ей было что терять. Четверо детей, ещё два года строить дом на озере Сент-Клер. Она не говорила мне отправляться в клинику, но я знал, что я должен.
Следующие семь лет прошли как на американских горках, вверх-вниз. Очень часто я подводил свою семью. Когда я вспоминаю об этом, я понимаю, что гордиться абсолютно нечем. Честно говоря, я даже не могу поверить, что я мог такое вытворять. Я причинил боль стольким людям в прошлом, что сейчас я стараюсь никому не делать больно, особенно Дэни и детям. Но, чёрт побери. Вы, вполне может быть, уже слышали это от меня.
Я отправился в клинику в феврале 2003 года. На этот раз я попал в фонд Карон, в Пенсильвании. Через эту клинику прошло много знаменитостей. Лечение там стоило что-то около 25 тысяч в месяц. Я видел много известных лиц там. Одна двинутая тёлка всё время ходила там в шляпе и солнечных очках. Она не хотела, чтобы мы её узнавали, но таким образом просто привлекала больше внимания к себе.
Дэни навестила меня во время весенних каникул в школе. Один терапевт посоветовал ей приехать вместе с детьми, и она так и сделала. Примерно пять часов езды на машине. Они пробыли у меня пару дней. Это было чудесно, мы смогли побыть всё вместе.
В Кароне нас заставляли писать письмо алкоголизму.
Кто такой алкоголик? Знаете, все терапевты и чуваки из «Анонимных алкоголиков» говорят: «Однажды алкоголик – навсегда алкоголик». Порой я чувствовал себя, будто я никогда не был алкоголиком. Это слегка диковато. Почти как будто я перерос зависимость. Сейчас, одно-два пива и всё. Я больше не хочу. Я выпил пару бутылок вчера и, кажется, пил последний раз перед этим месяца два назад. Думаю, с возрастом становишься мудрее. В Кароне же особо упирали на то, что алкоголизм – это болезнь. Болезнь? Не уверен. Ещё скажите, что курение – это болезнь.
В любом случае, меня заставили написать письмо о своих чувствах.
«Дорогая Болезнь,Ты отняла мою свободу, не дав выбрать здоровье. Ты забрала моё бесценное время для Дэни и моих четырёх детей. Ты лишила меня самоуважения и достоинства. Ты превратила меня в нечто, которым я не являюсь. Ты причинила мне проблемы в финансовом плане. Ты контролируешь мои мысли и чувства. Ты унесла меня прочь от того, что я любил делать. Ты отобрала у меня возможность сдерживать свои обещания. Временами ты отнимаешь меня у людей, которые любят меня по-настоящему. Ты лишила меня возможности присутствовать при рождении моих близнецов. Ты отняла у меня Рождество 2002 года. Ты многое отняла у меня, но настало время (ОСТАНОВИТЬСЯ) меняться.
Я прошёл курс лечения и мы вернулись в Канаду. У меня был крутой байк «Сузуки Хаябуса», на котором я и доехал из Чикаго в Винзор. Дэни с детьми ехали на большом «Денали» позади. Этот нулёвый мотоцикл выдавал под 320 километров в час. Я проехал сквозь Чикаго до Джексона, что в штате Мичиган, словно я играл в компьютерную игру. Выжимал 240-270 километров в час, и особо не маньячил. Всё было под контролем. Порой я притормаживал, поджидая Дэни, после чего вновь уносился вдаль. Когда мы были неподалёку от Уэст Блумфилда, я повернул голову, посмотреть. где они, и с меня слетели солнечные очки.
Это был настоящий угар. Я был трезв как стёклышко. На таком звере, как этот мотоцикл, ты должен иметь полный контроль над всеми его возможностями. Со времен инцидента на «Корове Му-му», когда я был пьяным, я больше не водил «под мухой».
К сентябрю 2003 года была достроена только часть дома в Винзоре. У нас была комната над гаражом на шесть машин и Дэни с детьми обитали там. А я приходил и уходил. Дэни же жила в режиме выживания, пытаясь заботиться о детях, одновременно ведя финансовые дела, чтобы мы могли дальше платить за дом. Он беспокоилась, как бы я не спустил всё.
Нас приезжала навестить мама Дэни Лесли. Она была легкой на подъём. Каждое утро она встречала в очках в кресле с Библией и чашкой чая. Она была очень набожной. Пока мы не затрагивали в разговорах эту тему, мы отлично общались. Лесли обратилась к христианской вере довольно поздно, и это полностью изменило всю её жизнь. Дэни же была ближе к тёте отца и своей бабушке. Она росла католиком, как и они. Дэни посещала Винзорскую церковь Дружбы Христиан, весьма фанатичную. Но детей мы не растили чересчур религиозными. Мы с Дэни не любили, когда на нас давят, поэтому мы не хотели давить и на детей. Когда подросли, они бы всё решили сами.
Однажды утром, когда я только зашёл, я увидел Лесли. Я залёг на диван и заснул. Через несколько минут она начала трясти меня за плечо: «Боб, Боб, я должна поговорить с тобой».
«Ты ходячий мертвец. Ты знаешь об этом, да?»
Я подумал: «Ну вот, опять начинается».
Она продолжала: «Я собираюсь поставить тебя сегодня перед выбором. Или ты продолжишь служить дьяволу или же ты оборотишься к Господу нашему и будешь жить».
Я отмахнулся: «Да, да», встал и пошёл на кухню за соком. Я чувствовал себя куском дерьма. Дэни дома не была, она уехала с детьми в школу.
Лесли преследовала меня: «Ну, ты сделал свой выбор, Боб?»
«Я собираюсь в гараж, покурить. Когда я поднимусь обратно, я дам тебе знать, хорошо?»
Вернулась Дэни. Несмотря на прошедшее время, она оставалась по-прежнему очень сексуальной. Я подошёл к ней и обнял. Она отстранила меня: «Да, Большой Мальчик, сходи-ка прими душ»,
Я начал заводиться и нервничать. Я не мог присесть. Она собирается уйти от меня? Пара приятелей, ошивавшихся рядом, пытались утешать её, и я ненавидел это. Пару раз на вечеринках я злился, когда кто-то проводил чересчур много времени с ней. Я сказал ей об этом, но она разозлилась: «Ты совсем спятил? У меня нет времени побрить ноги для тебя, а ты говоришь о других парнях».
Я вышел, кусая ногти, выкурить ещё одну сигаретку. Снова подошла Лесли: «Ну что, Боб, ты принял решение?»
Что-то внутри меня сломалось. Я не хотел терять Дэни и детей. У детей в кухне был деревянный набор из маленьких стола и стульев. Я сел на один стульев, уронил голову на руку и начал рыдать: «Да, я принял решение».
«Могу ли я помолиться здесь с тобой и Дэниэллой, твоей женой?!
И она спросила меня, хочу ли я принять Иисуса Христа, как моего Господа и Спасителя.
Мы переехали в основную часть дома 23 декабря. Дэни собиралась устроить большой Рождественский ужин, так что она взяла напрокат столы и стулья. Когда Дэни, Лесли и Дэн уехали в канун Рождества в магазин, я подготовил большой сюрприз. Когда они вернулись, перед входными ступеньками стояла деревянная рампа, а в окне что-то сияло. Я купил «Харлей-Дэвидсон» 1990 года, модель «Толстяк» – первый выпуск, серо-стального цвета с жёлтыми полосами на клапанной крышке. Пробег его был всего 200 километров. Я целый год искал такой мотоцикл.
Материал из книги Tough Guy: My Life on the Edge. Перевод Святослав Панов.
Боб Проберт: Тафгай: Моя жизнь на грани. Часть 9
Келли Чейз, набравший 2,000 штрафных минут за свои 11 боевых лет в НХЛ, никогда не избегал поединков, но все же предпочел бы избежать драки с Пробертом. «Я бился с ним в Детройте и держался сколько мог, когда все было кончено он сказал, ‘Неплохо паренек, но похоже мне надо бросать курить’ «Я поехал на скамейку штрафников, чтобы спокойно умереть и увидел как он дает автограф ребенку».
У меня были некоторые проблемы с пребыванием в команде из-за требований условного заключения, так что «Ред Уингс» договорились с судьёй снять с меня наказание в обмен на одну ночь в тюрьме. Они мне не сказали об этом, потому что боялись, что я исчезну на время. Помощник тренера Колин Кэмпбелл позвонил мне и сказал: «Я заеду за тобой в 8 утра, одень костюм и галстук».
«Пока не скажу. Просто будь готов, в костюме и при галстуке».
Так на следующее утро я сел к нему в машину и он сказал: «ОК, смотри. Мы сейчас едем к судье. Мы заключили сделку, тебе снимут условный срок в обмен на ночь в тюрьме».
«Эй, что это за херня такая».
«Всё будет по-тихому. Пресса ничего не знает. Судья удалит всех из зала суда и всё, что тебе нужно будет сделать – это провести ночь в камере. Я собрал тебе кое-какие вещички, свитер и зубную щетку».
В итоге, мы предстали перед судьёй и он сказал: «М-р Проберт, я не согласен с этим и считаю, что Ваше наказание должно быть более жёстким, однако мы решили, что Вы проведёте ночь в тюрьме, а мы снимем с Вас условное наказание. Что Вы можете сказать по этому поводу, м-р Проберт?»
«Я думаю, это какая-то шутка, Ваша честь».
Соупи, едва не задохнувшись от моих слов, зашептал мне: «Проберт… ты идиот!»
Судья взглянул на нас и переспросил: «Вы думаете это шутка, м-р Проберт?»
Я попытался отодвинуться от Соупи, потому что он пинал меня, и сказал: «Ну, я не думаю, что это правильно. Они меня просто не предупредили об этом».
Судья ответил что-то наподобие: «М-р Проберт, я позволил эту сделку, хотя и не согласен с ней. Но я уверен, Вы ещё вернетесь сюда. Вы опять натворите что-нибудь. Ну а сейчас, ночь в камере ждёт Вас, вперёд».
Ничего страшного в камере не случилось. Я играл в карты с сокамерниками, они все были клеевые.
Соупи был назначен ответственным, присматривая за мной всё время. Он помогал мне оставаться в форме, буквально загоняя меня. Мы тренировали катание по утрам, а у меня не было стиральной машины, так что порой я катался без нижнего белья. Так что я подрядил Соупи достать мне пару трусов. Как-то он вошёл в раздевалку, а я сидел, ел бургер. Он разозлился и заявил мне: «Проби, ты задолбал. Ты не стираешь своё бельё, а сидишь, жрёшь бургер. Пора бы уже серьёзнее относится к делу».
Тут ещё зашёл какой-то кент, болельщик типа и: «Проби, как сам?»
В беседу вклинился Соупи: «Что ты говоришь о Проби? Он же абсолютный оболтус!»
Приятель не согласился: «Бог дал ему талант! Проби – мужик!»
«Ты прав. Это именно бог создал его, потому что человек не мог создать такой кусок дерьма».
Эта фраза мне весьма не понравилась и я возмутился: «Эй, Соупи, какого хера ты наезжаешь? Ты всегда можешь разобраться со мной по-мужски».
«Конечно, пойдём – выйдем».
Соупи играл за «Пингвинс», «Ойлерс», «Кэнакс» и «Уингс», так что опыт боёв у него был. Но он был на 10 лет старше меня. Так что мы отправились в зал, раздвинули скамейки, одели перчатки и поспарринговали три одноминутных раунда. В начале каждого раунда я пробивал ему в голову, так что потом он укрывал свой лоб у меня на груди.
На следующий день перед игрой у Соупи было два синяка под глазами. Джеральд Галлант не преминул подколоть его: «Чёрт, Соупи, ты спал сегодня ночью?»
У нас всегда было много свободного времени в аэропорту, так что я частенько проделывал свой трюк с долларовой купюрой. Ничего сложного, привязываешь к ней нитку и кидаешь на пол. Кто-нибудь её замечал – обычно ребёнок или пожилой человек – а я утягивал её у них из-под рук. Потом я отдавал эту купюру, так что на меня не обижались. Мы всегда любили веселиться.
В 1988 году у меня был лучший плэй-офф в моей жизни. 21 набранное очко, достаточно, чтобы побить командный рекорд, установленный Горди Хоу ещё в 1955 году, за 10 лет до моего рождения. У Айзермана было травмировано колено, так что я играл в первой тройке с разными игроками, включая Джона Чабота и Петра Климу. Каждый вечер перед игрой, наша тройка пропускала по паре пива. Мы побили «Торонто» и «Сент-Луис», а в третьем раунде, финале конференции, мы попали на «Эдмонтон».
Несмотря на нашу потрясную игру, «Ойлерс» обыграли нас, что не удивительно – с такой-то командой – Уэйн Гретцки, Марк Мессье, Яри Кури, Гленн Андерсон, Грант Фюр – все из хоккейного Зала Славы. Плюс Эса Тикканен, Крейг Симпсон, Стив Смит, Марти Максорли, Джефф Букибум, Кевин Лоу, Билл Рэнфорд и Крейг МакТавиш. Он выиграли Кубок Стэнли в этом и следующем годах.
Мы проигрывали в серии 1:3. Но перед пятой игрой мы, как обычно, отправились в бар за парой пива. Кто-то предложил клуб «Гуз Лунис».
Руководство было весьма радо тому, что я не пью. Три игрока в команде, включая меня, принимали дисульфирам или Антабус. Это для алкоголиков – эти «колеса» помогают бросить пить. Но я поступил по-хитрому, я прокрался в кабинет Колина Кэмпбелла и поменял пилюли на аспирин, который стянул из тренерской комнаты. Я открыл бутыль с аспирином и пересыпал в контейнер с Антабусом. Про себя я посмеивался над неудачником, который потом взял бы аспирин из тренерской. Он был бы немало удивлен тому, что проблевался от пары пива в тот день.
Каждое утро я отправлялся к Колину и он засовывал пилюлю мне в рот, которую я проглатывал. Когда Жак Демер спрашивал Соупи: «Ты уверен, что Проби не пьёт? От него разит как от пивной бочки». Соупи отвечал: «Как он может пить, он же на Антабусе под моим присмотром».
За день до игры с «Эдмонтоном», тренеры проверили наличие игроков и оказалось, что много народу где-то ещё разгуливает. Нил Смит, наш помощник генерального менеджера и Соупи задали тот же вопрос парню на ресепшене, что задали и мы: «Какой бар самый улётный в городе?» Так что они тоже отправились в Гуз Лунис. Соупи сказал нам, чтобы мы отправлялись в отель прямо сейчас. Я был уже во хмелю, так что мы вышли на улицу и я сказал: «ОК, мы едем в отель через минуту». Ну и как полный идиот, бросил деньги таксисту. Потом была ещё пара стопарей и после мы вернулись в отель.
Проблемы начались за завтраком. За нас играл центр, Брент Эштон, который наехал на Петера Клима прямо в ресторане. Он начал орать: «Какого хрена вы тащите Проби с собой? С ним и так уже до хрена чего случалось, а вы берете его с собой, да ещё и бухаете. О чем вы вообще думаете, чёрт бы вас побрал?»
Как и ожидалось, мы проиграли. И Жак выложил всё. Конечно, меня он сделал запевалой нашей компании. Он заявил, что мы обманули ожидания наших болельщиков и заявил «Винзор Стар»: «Из Боба Проберта сделали героя в Детройте. Надеюсь, в следующий раз оваций ему, при выходе на лёд, не будет, потому что он этого не заслужил». И он всё нагнетал и нагнетал обстановку.
Газеты расписывали всё в подробностях и все будто сошли с ума. Я послал всё к чертям, собрал шмотки и отправился на своём «Корвете» с приятелем на Дайтона Бич.
После инцидента в «Гус Лунис», в команде мне сказали, что я опять должен пройти курс лечения от алкогольной зависимости. Я ответил им: «Хрен-то там. Я только что купил катер и машину, да я и так уже третье лето всё лечусь и лечусь».
Разбитый Монте-Карло покоился где-то на свалке, так что я купил себе «Корвет-конвертибл», весь чёрный – крыша, корпус, салон. Мне было 23 и у меня была самая охеренная тачка в мире. Я влюбился в этот «Корвет», хотя он привлекал много внимания, особенно полицейских. Я повернул налево в неположенном месте и нарвался на штраф.
Тем же летом я взял себе «Формулу 311», клёвый девятиметровый катер. Он выглядел словно вышедшим из фильма «Полиция Майами: отдел нравов» из-за его расцветки. Её называли «Палм-Спрингская раскраска» – белый с ярко-розовым, бирюзовым и чёрным цветами. Мы перевезли его на озеро Эри и устроили прыжки по волнам. Мы старались взлететь на самый верх волны на полном ходу. В воздух взлетал весь катер. Эри – очень большое озеро, так что и волны здесь подходящие. Нам удавалось выпрыгнуть из воды так, что оба винта месили воздух, а не воду. Это было круто – и опьяняюще.
Я зарабатывал около восьмидесяти штук в год, однако затраты были весьма велики. 80000 – катер, 33000 – «Корвет» и унция кокаина – 28 грамм – 800 долларов в неделю, 24 тысячи баксов в год. Я прокутил все свои сбережения.
В сентябре 1988, меня и моего хорошего приятеля Петра Климу, дисквалифицировали. Меня сослали в «Адирондайк» и через пару дней оштрафовали на 200 зелёных за опоздание на командный автобус и на рейс на игру из Чикаго в Детройт. Вместе с Петром, мы зависли у меня дома и должны были явиться к 11 часам утра следующего дня. Пробухав допоздна, мы отложили наш первый вылет. Когда настало время второго рейса, мы забили и на него. Выехав-таки на следующий самолёт, мы умудрились застрять в стриптиз-баре неподалёку от аэропорта. В итоге мы купили билеты на самолёт в полпервого ночи, но на наших автоответчиках уже было оставлено сообщение: «Не парьтесь, отдыхайте. Вы дисквалифицированы. Отправляйтесь домой».
Думаю, в низших лигах более строго относятся к нарушениям дисциплины нежели в НХЛ. Как-то раз нас отправили в АХЛ вместе с Трисом. Мы вылетали из Детройта ночным рейсом. У него не было машины, так что он был вместе со мной в доме моей матери в Винзоре. Я паковал вещи, а он нудил: «Бобби, мы не должны опаздывать».
Я: «Нет проблем, нет проблем».
Но он никак не мог успокоиться, а у меня ещё оставались дела. Так что я сказал ему: «Слушай, мой брат Норм, отвезёт тебя. Встретимся позже в аэропорту».
Трис переспросил: «Ты же не опоздаешь?»
«Нет, я приеду вовремя».
Трис и Норм уехали, но на уинзор-детройтской границе оказалось, что Норм забыл совё удостоверение личности.
В конце концов, Трис сумел убедить иммиграционную службу пропустить Норма, но это заняло слишком много времени. Я уже сидел в самолёте, готовый к вылету. Когда пилот объявил о начале взлётной подготовки, я вскочил со своего места и побежал по трапу к лётным воротам. Их уже начали закрывать, но я успел просунуть свою руку в щель. Служащая аэропорта не на шутку рассердилась. Она закричала на меня: «Сэр, уберите руку. Мы не сможем взлететь, пока я не закрою ворота».
«Я знаю, но мы должны подождать Триса».
Несколько минут мы боролись, пока я не услышал Триса, бегущего по коридору: «Бобби, я здесь». Я не мог представить себе, что я такое натворил. Удерживать дверь, когда самолёт готов к вылету. Меня могли упечь в тюрьму. Но «Ред Уингс» – сплочённая команда. Мы заботимся друг о друге на льду и вне него.
А был ещё случай, когда меня и Петра Климу остановил мой приятель Том Мюллен, пригласив посмотреть на пару автомобилей. Том был на десять лет старше меня и всегда хорошо ко мне относился. Он владел компанией, изготавливающей запчасти для «Форда» в Плимуте, штат Мичиган. У нас было с ним несколько дел, и мы играли с ним в гольф и тому подобное. И он не пил и не принимал наркотиков.
Пётр и я уже пропустили по пивку после тренировки, да ещё и прихватили с собой. По идее, мы должны были ехать на автобусе в Адирондайк на дополнительные тренировки, но это нам было совершенно не по нраву. Уже слегка под газом мы решили никуда не ехать: «Ну их к чёрту, нам не нужны дополнительные тренировки». Автобус благополучно уехал без нас, а нам в голову пришла замечательная идея воспользоваться телефоном Тома, позвонить на радио и устроить интервью в прямом эфире. Хорошо, что Том остановил нас: «Вы два идиота! Не надо этого делать, потом будете жалеть!»
Мне всегда нравился Пётр. Он был мировым мужиком и замечательным игроком. Мне, правда, казалось, что «Ред Уингс» в некотором роде забили на него. Может, они думали, что ему всё равно, не знаю. Но мы иногда влипали в неприятности вместе с ним.
Материал из книги Tough Guy: My Life on the Edge. Перевод Святослав Панов.