староверы сибири жизнь обычаи еда лекарство
Уклад жизни староверов Сибири, на Урале
Каждая страна и народ имеют свои традиции, устои, жизнь. В течение времени страна претерпевала множество изменений, которые отразились на нравственное и духовное развитие народа. Со временем исчезают традиции, появляется бездуховность. В такие моменты многие начинают задумываться о старообрядцах.
Ведь они все эти качества сохраняют. Именно они сохраняют духовное начало, трудолюбие.
Староверы в Сибири
Староверы старались сохранить русский традиции. Это касается образа жизни, строений, обрядов и прочего.
Это люди нравственные, верующие. С самого детства они воспитывались, как трудолюбивые люди. Дети воспитывались на таких устоях, как уважение старших, терпение. Верование учило их бережно относится как к людям, так и природе, труду.
Если староверы брались за строительство дома, то они делали это основательно – дом, приусадебный участок. Бережно относились и к орудиям труда. Они осваивали любое пригодное место. Крестьянские постройки можно разделить на две группы – жилые и хозяйственные.
Каждый дом в обязательно порядке огораживался. В каждом дворе были пристройки хозяйственного назначения – помещение для скота, для хозяйственного инвентаря, для зимних запасов корма. Как правило, в селениях дома были представлены рублеными избами.
Как обставлялись дома внутри?
У всех были разные дома.
Обставляли их староверы согласно своему достатку.
Обстановка дома
Если говорить об обустройстве дома, то мы имеем ввиду предметы интерьера и утварь.
Это мебель, посуда и другое. В каждом доме всегда было убрано, чисто. Все предметы стояли на своих местах. Но дома были не заставлены, да и мебель была далеко не у всех. Во многих домах была всего лишь одна комнатка с печкой. Как правило, маленькие избы были у старшего поколения.
В каждом доме обязательно был красный угол – это место, где ставились иконы.
Красный угол выбирался не хаотично, это всегда обязательно был юго-восточный угол.
Красный угол
В каждом доме было представлено большое количество икон, многие из которых были старинные.
Также под божницей были старинные книги, лестовки (разновидность четок). Лестовки представляли из себя кожаную плетеную ленту. Лестовка облегчала молитвы, помогала сосредоточиться.
Ремесла
Староверы занимались многими ремеслами, которые дошли до наших дней: плетение корзин, изготовление деревянной посуды. Также занимались гончарным делом, кожевенным. Но последние с течением времени исчезли, староверы стали покупать фабричную одежду и обувь.
Распространено было сельское хозяйство, животноводство.
Особенности жизни старообрядцев в Сибири
Те, кто жили на холмистой местности, испытывали проблемы с земледелием. Но они могли разводить скот. Поэтому люди с верховья обменивались с низовьем шкурами, мясом, хлебом. В каждом доме был хотя бы маленький огород.
Религия
Как уже говорилось, религии уделялось достаточно много времени.
Утро начиналось молитвой, а вечер кончался. После утренней молитвы можно было приступать к трапезе, а далее староверы трудились. Перед любым занятием необходимо было молиться.
Староверы были трудолюбивыми людьми, очень религиозными. Они сохраняли традиции своей страны, были духовными и нравственными людьми. Но нельзя сказать, что староверы стремились только сохранить то, что имеют. Они также помогали и развитию народа.
Это проявлялось в промышленности, торговле. Эти люди были озадачены только важными аспектами жизни. Дома у них были скромные. Они трудились на благо народа и свое семьи – занимались разведением скота, сельским хозяйством.
Особенности жизни старообрядцев в Сибири
В старообрядческой среде, как ни в какой другой, сохранились исконно русские национальные традиции. Это касается образа жизни, строений, патриархального уклада, обрядов и обычаев, ведения хозяйства, а самое главное – сохранилась вера, мировосприятие, нравственные устои. Трудолюбие воспитывалось с детства. Семейный уклад был направлен на формирование таких черт, как трудолюбие, терпение, уважение старших.
Вера в Бога, библейские заповеди учили людей отношениям к людям, природе, к труду. Именно отношение к труду было главным в мировосприятии староверов. Старались делать все основательно: дома, приусадебные постройки. Особое отношение было к орудиям труда. Русское население Тувы проживает в основном на притоках Енисея, в компактных селениях. Любое равнинное место, пригодное для пашни, осваивалось. Селения были как большие, так и в два – три дома.
Все постройки крестьян можно разделить на две группы: жилые и хозяйственные строения.
Каждый дом был обязательно огорожен, имел свой двор с различными хозяйственными постройками. На дворах находились помещения для скота, здесь же хранили хозяйственный инвентарь и запасы корма для скота.
Дворы были как крытые одно — двухэтажные, так и открытые и крытые частично. В больших селениях дворы – закрытые, с глухими воротами. В небольших селениях дворы открытые.
Одноэтажный крытый двор имел вид целой постройки с помещением для скота. В отличие от северного двора он был больше вытянут в длину (вдоль боковой стены жилой постройки). Поэтому он делился на задний и передний двор. В таких дворах были утепленные постройки для молодняка, разный хозяйственный инвентарь.
Крытый двор мог быть использован также в качестве гаража. Навесы для сена назывались балаганами. Колодцев в селениях было мало, так как жили возле рек, у ручьев. На скалистых берегах есть водокачки – приспособления для подъема воды.
Описание жилых построек можно подразделить на три раздела:
1. Строительные материалы.
2. Элементы жилого дома.
Виды крестьянского жилища.
В качестве строительных материалов использовали в основном глину и древесину. Поэтому в селениях были в основном рубленые и глиняные избы.
Сруб представлял собой деревянную клетку из взаимно пересекающихся бревен, уложенных одно на другое. В зависимости от вышины и способа соединения бревен на углах существовали различные вида соединения.
Например, «в угол», «в крюк», «в охряпку», «в лапу», «в охлуп», «в иглу», «в уклон». У глиняных построек была вальковая, саманная, литая техника построек. Вальковая состояла в том, что хорошо размешанную глину с добавлением мякины и соломы скатывали в уплощенные валики цилиндрической формы. Из этих валиков складывали стену. При саманной технике в специальных формах подготавливали кирпич, его еще называли сырцовым кирпичом.
Из этих кирпичей выкладывались стены, а щели между ними заливались жидкой глиной, смешанной с мелко изрубленной соломой. При литой технике сначала возводили каркас стены из столбов, а затем с обеих сторон столбов прибивали доски. В промежутки между досками забивали до отказа глину.
В качестве крыши домов использовались различные виды кровли. В поселках староверов преобладала стропильная кровля. Крышу держали две пары бревен – стропил, установленных нижними концами на углах стен сруба, а верхними концами соединенные друг с другом так, что каждая пара образовывала равнобедренный треугольник.
Вершины обоих треугольников соединялись поперечным брусом. На наклонные стороны треугольника набивались поперечные жерди – слеги, образуя решетку. При стропильной конструкции покрытие крыши могло быть как двух, так и четырех скатным, в зависимости от того, вертикально или наклонно по отношению к стене дома устанавливались треугольники. Покрывали постройки дранью (дранкой, дором). Дранью назывались отколотые от тесин более мелкие дощечки длиною около двух метров; крыли ими также как и тесом.
Для покрытия использовали листву (лиственницу) или корье, что защищало дома от влаги. Деревянные дома часто изнутри мазались глиной. В настоящее время во всех поселках старообрядцев окна застеклены обычным стеклом.
Дома строились основательно, на века. Обстановка у разных крестьян была разная, в зависимости от материального достатка.
В целом вещи крестьян можно разделить на две большие группы:
1. Предметы внутренней обстановки.
2. Крестьянская утварь.
К первому относится: столы, скамьи, стулья, шкафы; кровати и спальные принадлежности; предметы для освещения; средства хранения вещей.
Ко второму относятся: утварь и посуда для воды; предметы, связанные с топкой печи; посуда и утварь для выпечки и хранения хлеба; посуда для молочного хозяйства, посуда и утварь для приготовления пищи в печи; столовая посуда; утварь для переработки и хранения зерна; утварь для сбора грибов и ягод; утварь для стирки белья.
 | В доме у старообрядцев всегда прибрано, каждый предмет имеет своё место. |
Главное место в доме — красный угол. В красном углу находилась божница, куда ставились иконы. Божница обязательно должна находиться в юго-восточном углу.
В домах много старинных икон.
Под божницей на столе лежали уникальные, старинные книги, лестовки. Лестовка – распространенный в Древней Руси и сохранившийся в обиходе старообрядцев тип четок.
Представляет собой плетеную кожаную или из другого материала ленту, сшитую в виде петли. Знаменует одновременно и лествицу (лестницу) духовного восхождения от земли на небо, и замкнутый круг, образ вечной и непрестанной молитвы. Употребляется лестовка для облегчения подсчета молитв и поклонов, позволяя сосредоточить внимание на молитвах.
Лестовки и поныне являются главным атрибутом при чтении молитв.
По поводу предметов внутренней обстановки, следует сказать, что помещения не заставлены, шкафы были не у всех староверов.
Главным образом из-за маленьких габаритов избушки, в которой была всего лишь одна комната. Такие дома были преимущественно у старых, пожилых людей. Печь была в каждом доме. Устанавливалась она обычно в одном из углов избы, с некоторым отступом от стен во избежание пожара. Глина замешивалась с песком и сбивалась на месте слоями, при помощи специальных деревянных колотушек.
Потом, с помощью формы устанавливался округлый полусвод печи, на который снова укладывали глину до определенной высоты. Также существовали формы для труб. Когда печь была готова, формы сжигались, глина высыхала и сохраняла ту же форму.
Для печи имелись различные приспособления. Ставили и вынимали посуду ухватом, имелись специальные совочек и щеточка для отчистки печи от золы, кочерга. По бокам печи, над полусводом, имелись два отверстия, называемые глазницами. Использовали их и для сушки варежек и для хранения серянок. Печи подобного строения с глазницами напоминали сцены из русских народных сказок. Небольшие шкафчики-полочки висели над столами, они предназначались для хранения посуды. В настоящее время у большинства староверов есть связь с внешним миром, у каждого в доме имеются современные предметы наряду со старинными.
Для освещения используются керосиновые лампы, свечи, хотя уже в больших поселениях и домах были линии электропередачи. Вещей у старообрядцев было не очень много, поэтому хранили они их в небольших тумбочках и на полочках. Иногда вещи просто аккуратно лежали на столе. Для хранения жидкости использовались специальные берестяные туеса, глиняные горшки, банки.
Посуда у старообрядцев в основном была деревянная.
В поселениях были бондари, которые занимались изготовлением кадок, бочек, ведер и другой посуды. Они обладали особым мастерством собирать бочки из отдельных клепок, то есть досточек, выпиленных ножовкой по лекало и при сборке на обруче образующих окружность правильной формы. В нижней части клепки проделывали убором канавку для вставного днища. В такой посуде хранили как жидкие, так и сыпучие продукты. Кроме клепочной посуды изготавливалась долбленая. Для этого использовались выдержанная, абсолютно сухая древесина березы или осины.
Для разной посуды подбирали нужный диаметр дерева. Долбили дерево специальными долотами в форме ложки, заостренной на конце.
Для удобства пользования долбленой посудой, в ее верхней части выпиливали ушки с отверстиями. В долбленой посуде хранили мед, соленья и другие продукты.
У большинства староверов столовая посуда была фабричного производства – фарфоровые чашки, металлические вилки, только у пожилых людей сохранялись самодельные деревянные и глиняные чашки и деревянные ложки. Староверы к посуде относились очень щепетильно, не позволяли есть из нее «мирским» людям.
Быт старообрядцев тесно связан с их образом жизни.
Основное направление в хозяйстве – земледельческо-промысловое. Добывающими промыслами были охота и рыболовство. Было развито мелкое кустарное производство, которое представлено прядением и ткачеством, кожевенным и гончарным производством. Некоторые виды ремесел сохранились до наших дней, в том или ином виде.
В укладе жизни староверов используются и в наши дни такие ремесла, как плетение корзин, изготовление берестяной, деревянной посуды.
Большие корзины можно использовать как насест для куриц, в малые собирать ягоду или хранить в них швейные принадлежности и т. п. Для плетения употреблялись чаще всего прутья, солома, камыш, корни сосны или ели, липовое лыко, тальник.
Также из бересты делали туеса и сосуды для жидкости.
Некоторые из ремесел в настоящее время почти не используются, такие как кожевенное и гончарное производство. Староверы стали покупать одежду и обувь фабричного производства. Даже в I половине XX века еще сохранялось производство обуви, например, изготовление бродней (бахил). Это обувь из грубой сыромятной кожи на толстой подошве. Голенища их – высокие, мягкие. Для укрепления их на ногах у задников имелись ременные или веревочные ремешки, которыми обувь перевязывалась над щиколотками и под коленями.
Изготовляли обувь с помощью колодок, делавшихся по размеру ноги. Прядение и ткачество частично сохранилось, в отличие от кожевенного и гончарного производства.
Наряду с использованием вещей фабричного производства продолжают изготовлять и пользоваться домоткаными полотнами и коврами.
В домах у хозяек имелись и разные прялки. Прялка – подставка, к которой привязывалась кудель для прядения. Простые прялки изготавливались для своих нужд почти в каждом крестьянском доме. Различались два типа прялок – дельные и составные с отдельными донцами. Дельные, в свою очередь, разделялись на прялки из копани и на составные. А вообще ткацкие станки разделялись на горизонтальные и вертикальные.
Горизонтальные употреблялись для изготовления ткани для шитья одежды, а вертикальные – для тканья ковров, половиков.
Население занималось сельским хозяйством и животноводством. Проблема ведения хозяйства заключалась в том, что местность была, в основном, гористая. Селились обычно у мест впадения горных ручьев в реку и на ровной местности, пригодной для ведения хозяйства.
Зачастую, живя на холмистой местности, староверы не имеют возможности заниматься земледелием, но они содержат скот.
Таким образом, между жителями верховьев, которые содержат скот, и между жителями низовьев реки происходит натуральный обмен шкурами, зерном, мясом, хлебом. При каждом доме имелся свой огород, хоть и маленький. Обрабатывали огороды различными приспособлениями, инструментами.
Во дворах были такие орудия труда как: вилы, грабли, лопаты, мотыги, серп, коса – литовка, крюк, борона, железная и рамочная, с железными и деревянными зубьями, продольная пила. Наиболее зажиточные хозяева имеют сельхозтехнику.
Борона представляла собой раму с вертикальными рядами зубьев, с помощью которых производилось рыхление почвы.
Вообще, в крестьянских хозяйствах употреблялись бороны нескольких типов. Рамочная борона имела более прочную раму из взаимно — пересекающихся деревянных брусьев. В раму, в предварительно просверленные отверстия в месте пересечения брусков, вколачивались зубья; для увеличения прочности (в местах пересечения рама скоро ломалась, так как один брусок вставлялся в паз другого) на основу рамы набивались 4 – 5 поперечин, в которых и укреплялись зубья.
Борона железная – по устройству рамы она ничем не отличалась от деревянной рамочной бороны, вместо деревянных, в них укреплялись железные зубья.
Крюк (храп) – массивный железный крючок с острым загнутым внутрь концом с одной стороны и петлей – с другой. Петля служила для продевания в нее веревки, а крючком зацепляли бревно и втаскивали его на стену или подтаскивали в нужное место; еще этими крюками пользовались для закрепления бревна при распиловке или обтесывании его.
Продольные пилы делались значительно больше поперечных пил, повторяя их по форме, и отличались рукоятками. Пилили обычно по двое («в четыре руки»), с каждого конца пилы укреплялась парная рукоять в виде зажима, одевавшегося только во время работы; зажим этот назывался булкой и делался из куска дерева, имел пару выступавших круглых рукоятей и щель с зажимом для укрепления конца пилы.
Традиции изготовления орудий труда сохранялись из поколения в поколение, придавая очень большое значение земледельческому труду. К изготовлению орудий труда подходили очень тщательно. Основную часть своего времени они отдавали хозяйству, чтобы прокормить себя, и так же свято чтили свою веру и относились к труду, как к высшему предназначению человека.
В повседневной жизни староверы руководствовались уставом. Даже в наши дни можно наблюдать, как строго они соблюдают правила. Особенно это касается старшего поколения. По прежнему много времени уделяют молитвам. Люди живут натуральным хозяйством, следуя библейской заповеди «В поте лица добывай хлеб свой».
Везде у староверов господствовал культ чистоты. Поддерживалась чистота жилища, усадьбы, одежды, тела. В среде староверов не было обмана и воровства, в селах не знали замков.
Давший слово, как правило, его не нарушал, исполнял обещание. Старших староверы почитали. Молодежь до 20 лет не пила, не курила. Крепость нравов ставилась в пример. Это к концу 19 века запреты стали нарушаться. За самовольства, непослушание предавали анафеме, не пускали в церковь. Только покаяние позволяло ослушнику восстановить свою репутацию в обществе.
Повседневные религиозные отправления состояли в следующем. Каждый день старовера начинался и кончался молитвой.
Как живут старообрядцы в России сегодня. Село Тарбагатай
Рано утром, поднявшись и умывшись, творили «начал». Помолившись, принимались за трапезу и за труды праведные – основу крестьянского благосостояния.
Перед началом любого занятия обязательно творили Исусову молитву, осеняя себя двуперстием.
Народно-бытовая культура старообрядцев – очень сложный феномен. Казалось бы, все дела и помыслы староверов направлены к одной цели – сохранить те общественные отношения, которые существовали до утверждения крепостного права в России, сохранить старину – национальную одежду, обычаи и обряды, старую веру.
Но не только в прошлое были обращены помыслы староверов. Они внесли большой вклад в развитие торговли и промышленности.
Сохранение традиционных способов ведения хозяйства, ремесел говорит об устойчивых формах образа жизни и быта, сохранении исконно национальных корней.
Мало измененными остаются не только религиозные обряды, но и свадебные, и похоронные обряды.
Свадьба у старообрядцев отличалась тем, что старообрядцы не посещали церковь, а значит, и не венчались. Сватами чаще всего бывали крестный отец и дядя. При сватовстве положено было пройти в избу и сесть на лавку, стоящую вдоль половиц, стараясь захватить ногами как можно больше половиц, чтобы невеста не ускользнула.
Чтобы сватовство было удачным, сваты должны были коснуться рукой печки. К ней же прислонялась невеста, давая понять, что она согласна на замужество.
Разговор между сватами и родителями шел совершенно открыто: «У нас жених, у вас невеста, нельзя ли их свести вместе да нам породниться».
Девичника не было, проводили вечерки, где молодежь, девушки и парни, веселились вместе.
В баню перед свадьбой ходили только невеста и ее лучшая подруга. Утром перед свадьбой посещал баню жених.
После бани, уже одетый в свадебное платье, жених ждал прихода так называемых молчан – двух подруг невесты, которые приглашали жениха. Взяв чистый платок, две девушки отправлялись к нему в дом. Молча проходили через село, молча проходили двор, сени, переступали порог и останавливались. Доставали платок и молча расстилали его у своих ног.
Не отвечали на приветствия, не принимали приглашения к столу. Молча стояли у расстеленного платка. Тогда друзья жениха начинали класть на платок угощение. Девушки молчали. Когда они решали, что угощений достаточно, поднимали платок и приглашали жениха к невесте.
От невесты ехали или шли к уставщику, который благословлял молодых иконой и читал духовные стихи. При нем молодые обменивались кольцами.
На второй день свадьбы молодая жена должна была по любому поводу просить у старших в доме мужа благословления сделать что-то, например, поставить квашню, принести дрова, подмести пол.
Такой ритуал исполнялся в разных местах по-разному: год или до рождения ребенка, или до тех пор, пока молодые не отделятся от родителей.
Одежда старообрядцев — сибиряков имела свои особенности. Костюм женщины сохраняется издавна. На голове кичка, сшитая из стеганой материи; имеет вид шляпы без полей, более высокой спереди и несколько понижающейся к затылку. Передняя часть юшки снизу имеет неширокую полосу, вышитую бисером. Но носят кички и без бисера. Молодухи вместо бисерной полоски оторачивают кичку снизу кучерями каймой из закругленных гусиных перышек.
По затылку спущен назатыльник, шитый позументом. Кичка покрыта шалью так, что два конца перевязаются спереди на кичке и прячутся к низу; два другие конца спускаются к низу, покрывая шею. Пожилые женщины перевязывают покрытую кичку свернутым платком: накладывают под подбородок, а концы завязывают на голове. В праздничные дни, в торжественных случаях, надевают кокошник.
Он надевается на кичку и по бокам покрывается платком. Теперь кокошник одевают редко. Раньше обязательно, а теперь редко, к венчанию молодая приготовляла кокошник; поп в церкви освещал его, возлагая на престол.
Цветная и обычно не узорами рубашка с глухим воротником. Цвет рубашки разный: синий, красный, желтый. Цвет ее не совпадает с цветом сарафана. Рукава доходят до кисти руки. По плечам и около локтя могут быть неширокие нашивки. Сарафан цветной, яркого цвета, с большими резкими цветными узорами. Внизу сарафана нашита цветная полоска, резко отличающаяся по цвету от сарафана. Сарафан опоясывается самотканым поясом. Фартук цветной покрывает переднюю часть сарафана и доходит до половины грудей.
Шнуром он держится на шее, а на талии он скрепляется также шнуром или тесьмой. Бусы украшают грудь. Шнурок с крестом надет также поверх рубахи. Крест всегда запрятан под фартук. На ногах сапоги с широкими подборами. Смотря по погоде, надевают курмушку или халатик, который набрасывается на плечи или надет «нараспашку». В теплую погоду вместо халатика покрываются длинным платком.
На пальцах носят кольца.
Рубаха мужчины обычная великорусская. Обычно рубаха и штаны шьются из покупной материи. Но носят рубахи и из самотканого холста, окрашенного в синюю краску.
Из такого же холста шьют и штаны. Покрой у штанов широкий, с напуском. Молодежь уже шьет узкие штаны. На ногах обычно ичиги, иногда сапоги.
На голове носят небольшую валяную шляпу. Встречаются молодые мужики и ребята с серьгой в левом ухе. На рубаху, смотря по погоде, надевают поддевку или курму. На юге, в глухих местах, молодежь носит куртки со стоячим воротником, вышитыми разноцветным шелком лацканами. Молодежь не строго держится старого покроя платья: носит пиджаки, картузы. Когда идут в церковь или в моленную, надевают обязательно халат. В халате стоят в церкви и старики, и парни, и ребятишки.
Городская открытая научно-практическая конференция школьников и студентов
Тема: Изучение быта и нравов сибирских староверов
Глава I. Сибирь и старообрядчество
1.1. Появление старообрядцев в Сибири.
1.2. Толки и согласия староверов.
1.3. Староверы верховьев малого Енисея.
Глава II. Особенности жизни старообрядцев в Сибири
На таежном отшибе: путешествие к староверам
Свобода избавила староверов от вековых гонений — и породила кардинальный конфликт поколений
Приблизительное время чтения: 15 мин.
Первый раз к бирюсинским староверам я заглянул лет двадцать назад. В то время ученые еще не называли их культурно-историческим феноменом. Потом на рубеже веков проплыл через все пороги на резиновой лодке, останавливаясь в каждом общинном поселении. Тогда мне казалось, что время не в силах поколебать их устои. Триста лет постоянных гонений, а они, как кремень. Но мой последний приезд к ним был ошеломляющим. Как будто шел-шел по привычной дороге и вдруг — пропасть.
Другой мир
Может, помните рыжебородого старовера с картины Сурикова «Утро стрелецкой казни»? Того самого, который пронзает взглядом «нововерца» Петра. Так вот, Карп Иванович Кочев — из этого рода-племени.
Приехали как-то к нам чалдоны. Неверующие, значит, по-нашему, — рассказывает он мне. — И спрашивают: что вы все бороды красным красите? А мы отродясь такие, говорю. Всегда — огнебородые.
Большое семейство Кочевых живет в Прилуках. Маленькую деревушку специально спрятали от мира за бурными чунскими стремнинами. Только раньше здесь было двадцать семей, а теперь — девять. Сперва такую текучесть мне пытались объяснить таежным пожаром, который оставил их без зверя и пушнины, грибов и ягод. Но потом Карп Иванович сообщил о настоящем бедствии:
У меня у самого два сына в мир ушли. Один в Киеве обитает. Второй в Канске.
— Веру они сохранили?
— Какая там вера! Где была она — теперь дыра на том месте…
— Кто?! Отец за сына отвечает. Я виноват! На работу все время цыганским кнутом мы их гнали. А когда здесь лес сплавляли… Они и пошли матросами на катера. А потом… Уплыли. Оба. И от нас. И от веры нашей.
— А в городе можно остаться старовером?
— В Писании говорится, что и посреди града будут спасаемы… Молись… Постись… — Кочев горестно вздохнул. А затем со всего маху рубанул рукой воздух. — Только все равно можешь пропасть! Я-то сам как: глаза не успел открыть, а уже на соседа косо смотрю… С греха утро начинаю… А вот не осуди никого за всю свою жизнь — и спасешься! Раньше старостой в Прилуках был Карп Иванович, «а теперь сын Афонька».
Только принципиальная разница в том, что для Афанасия это — должность. Причем зарплату он получает от районной администрации. И никто его не считает еретиком. Хотя совсем недавно староверы избегали власти, как черт ладана. Взаимовыгодный всплеск общения с «порочным миром» начался и в других сферах. Староверы сейчас торгуют всем: берестяными туесками, кадушками, срубами для дач, картошкой, медом, рыбой, мясом… И сами покупают почти все. Кроме водки, чая и сигарет… Правда, некоторые отступники уже начинают познавать вкус и этих «запретных плодов». Причем подобное происходит во всех старообрядческих деревеньках: в Шивере, в Луговой, Усть-Кайтыме и Бурном. Почти уже не осталось кержаков, которые не получают пенсий или не обзавелись паспортами. Хотя раньше таковых было в достатке.
Но другая Россия здесь сохраняется до сих пор. Дома крепкие. Живут — не бедствуют. Работают не покладая рук. Наркоманов и воров — нет. Стар и млад относятся друг ко другу с почтением. Если ты не богохульник, примут тебя с искренним радушием и хлебосольным гостеприимством. Другой мир. Другие люди. Потомки тех русичей, которые в свое время отказались идти путем, указанным России «высшим государем».
Без покаяния
«Ох, бедная Русь, чего-то тебе захотелось латинских обычаев и немецких поступков…» Эти слова принадлежат протопопу Аввакуму, который будет затем живьем сожжен, как идеолог старообрядцев.
В учебниках об этом не пишется. Но последующие русские бунты, сотрясавшие всю Россию, были пропитаны не только смутой, но и староверческой идеологией. И сами их лидеры — Степан Разин, Кондратий Булавин, Емельян Пугачев — являлись старообрядцами. Такого противостояния между народом и властью до этого никогда не было.
Факт, почти неизвестный, но в советское время, в 1971 году, Русская Православная Церковь на Поместном Соборе отменила «клятвы на старые обряды и книги». То есть была восстановлена историческая справедливость: русские древние рукописи признали правильными, допустимыми. Цена запоздавшей реабилитации — сотни тысяч погубленных и исковерканных судеб.
Теперь уже не предосудительно креститься и «по-новому», и «по-старому». Как и ходить в крестный ход: по солнцу и против него. Можно и так, и эдак. Только самих староверов после отмены клятв не перестали считать раскольниками, потому что «не проявили они в свое время необходимой кротости».
Не случайно Солженицын воскликнул в своем «Красном колесе»: «Боже, как могли мы истоптать лучшую часть своего племени? Как могли разваливать их часовенки, а сами спокойно молиться и быть в ладу с Господом? Урезать им языки и уши! И не признать своей вины до сих пор?»
Только нельзя идеализировать староверов, как это делают некоторые современные исследователи. В прошедших столкновениях с обеих сторон было пролито столько крови, что виноватые — есть. А правых — уже не найти. Тем более, что в существующих сегодня десятках староверческих толков и «согласий» тоже нет единения. В период вековых гонений многие из них шли на компромиссы с властью, и каждый истолковывал свою правильность служения Богу.
За душевной благодатью
Новую избу семидесятилетний старовер Петр Харин срубил на берегу Бирюсы. Дом получился бравый. Только по соседству никого нет. На десятки километров — безлюдная тайга. Вот уже двадцать лет живет он отшельником в сибирской глухомани.
Жить ему тяжело, но одиночество — не в тягость. Потому что сам ушел за этим уединением. За душевной благодатью.
Однако «истинные» старообрядцы своим его не считают. Он и сам однажды назвал себя «оппозиционером». Но, почувствовав, что «слово это для тайги дрянное» — сразу выбросил его из своего лексикона.
Философия Харина проста: жить по совести, в ладу с самим собой. И люди тянутся к нему. Кто раз у него побывал — мимо уже не проплывает. Потому что редкая добросердечность — сродни святости. А простота его поступков — убедительнее нравоучений. И находясь с ним рядом, подспудно ловишь себя на мысли: а ты бы так смог? И чаще всего отвечаешь: нет.
Мы вместе с ним увидели на реке разноцветный балаган. Туристы сплавлялись на разукрашенных катамаранах. К берегу они пристали в километре от избушки Харина. Поплыл Петр Абрамович проверять свою сеть и заглянул к путешественникам. А у тех — уха без рыбы. Харин отдал им только что выловленных ельчиков и окуньков. Да еще и богатое место указал. «Вы, — говорит, — вон по той речушке пройдитесь и в бочажках харюзков поудите. Много их там стоит. Да жирные такие…»
Узнал я о такой благотворительности Харина только тогда, когда увидел этих самых рыбаков с двумя ведерками крупной рыбы. Проходя мимо меня, они не скрывали своего восторга: «Молодец дед! Такое место нам указал! Завтра утром последних выловим и отчалим».
Улучив момент, высказываю Харину свое недоумение:
— Разве так можно, Петр Абрамович?! Вы же фактически припасы свои раздаете. Потом из-за этой доброты зимой голодным сидеть будете.
— Бывает, что и сижу, — отвечает. — Но только, как душа подскажет, так и поступаю. Вот в позапрошлом году на этой самой Хаинде, по осени, я много харюзов наловил. Целую бочку засолил. Тоже думал, что зимой с рыбой буду. А медведь выждал момент, пришел незваным гостем и все съел. Пока есть возможность — надо делать добро. От жадности — богатым не станешь.
В другой раз к нему рыбак Федор заехал со своей бедой. «Выручай, — говорит. — На камень налетел. Все, что было в лодке — в воду ухнуло».
Петр Абрамович пошел в дом и стал собирать котомку… Снабдил пострадавшего продуктами, да еще и сети дал, чтобы тот с рыбой домой вернулся.
— Скажи, чем я тебя могу отблагодарить? — причитает несказанно довольный Федор. — Что тебе надо привезти? Заказывай!
Петр Абрамович рассмеялся и на полном серьезе ответил:
— Есть одно такое дело. Можешь помочь. Вот когда меня в аду будут жарить… Так ты не забудь в кострище дровишки подбрасывать. Хорошо? Поможешь мне сполна за мои грехи ответить. Вот этим и отблагодаришь.
Соблазн свободы
Среди старообрядцев всегда были те, кто забирался в глухомань, чтобы ничем не опорочить святость. Мои знакомые с Бирюсы как раз из этой породы радикальных консерваторов. Оставшись без церквей и священников, они при малейшей угрозе бросали обжитые места и уходили все дальше и дальше в «медвежьи углы».
Но в последнее время необходимость в этом отпала. Власть их перестала преследовать. Только долгожданная свобода оказалась пострашнее антихриста. Рыночные соблазны с дьявольской изворотливостью начали уводить молодых единоверцев в новую жизнь. Сейчас среди «ревнителей благочестия» — кардинальный конфликт поколений.
Катерина, молодая староверка из Луговой, гостившая в Прилуках, скажет:
— От пережитков надо отказываться, пока не поздно. — И приведет пример.
У нас школу новую начали строить, а старики ворчат: достаточно и четырехлетки. И чтобы никаких там компьютеров не было.
Карп Иванович только глянул на нее и разговор враз прекратился. А на следующий день Катерина была «ниже травы, тише воды». Кочев разъяснил:
— Лишку сказала… Может, старое-то и надо обновлять. Но не веру! Мы еще не доросли до этого. Иначе совсем к погибели придем!
Добро без отклика
Душным вечером к Петру Абрамовичу приплыл на лодке его сын Петр. Я когда-то жил у него дома в Усть-Кайтыме. Тогда он жестко оценивал «мир» и отгораживался от него, как мог. А тут вижу: ничего уже не чурается. Спросил: в чем дело? В ответ — мат. А для старовера — это грех страшный. Поясняет:
— Раньше идешь по тайге в райцентр, лесовоз остановится и подвезет тебя без проблем. А сейчас деньги требуют. Перед носом дверцей хлопают. Совсем ваш рынок людей испортил. А если вы так к нам, почему я должен по-другому?!
Отец помолчал, а потом сказал: «Беда подкрадывается неприметно… На других смотришь, а в себя не всматриваешься… Так и не заметишь, как вся жизнь под откос полетит!»
Разговор о человечности мы продолжим с Хариным следующим днем. Задолго до рассвета. Солнце еще только собиралось показаться из-за горы, а в печурке уже трещали дрова и огненные отсветы прыгали по янтарным бревнам. Тепло не спеша выпроваживало утреннюю зябкость. Петр Абрамович готовил тесто на рыбный пирог:
— За квашней надо ухаживать, как за ребенком. Не доглядишь — на сторону уйдет или не поднимется. А в итоге — без хлеба останешься.
Поняв, что в этой прелюдии — отзвук вчерашнего разговора, спрашиваю:
— Добро без отклика — это зло?
— Нужно уметь прощать людей, — отвечает он мне, прекращая на время все дела. — Только без любви — и дары, и помощь благодатью не станут. Ни для других, ни для себя самого. Вот и у меня не всегда все получается… Несколько лет назад заглянул ко мне со свитой важный чиновник. Пили они, куролесили, ругались… Я в избу ушел. А ему не понравилось такое пренебрежение. Сказал, что живу я в тайге без соответствующего разрешения. И я для него — никто… Провожать эту компанию на берег я не вышел. Не смог пересилить свою гордыню. Грех взял на душу…
Свидетелем еще одной характерной истории мне пришлось стать в прошлом году. В конце лета на Бирюсе появился необычный странник. Рыбаки предупредили Харина: «Смотри, дед, в оба, видать, беглый зэк. Коротко стриженный. Недалеко от тебя в шалашике живет. Тайги не знает. Точно — пришлый».
Дня через три Харин передал с рыбаками записку этому «зэку»: «Можешь погостить у меня. Тишины на двоих хватит».
Странником оказался москвич Серега. Совсем запутался он в своей жизни. Увлекся какой-то новомодной философией и мир стал ему не в радость. Однажды ткнул он не глядя пальцем в карту. Попал в Бирюсу. Приехал в Сибирь. Подстригся, сделал плот и поплыл навстречу неизвестной судьбе по порожистой реке.
Жил Серега с «дядей Петей» душа в душу. До осени. А потом «со светом в окошке» уехал в Москву к жене. Позже по электронной почте я получил от него письмо: «Только сейчас я понял, с каким удивительным человеком мне пришлось повстречаться. На все теперь смотрю другими глазами. Только не с кем поговорить. С прежними знакомыми — не о чем, а новых пока нет. Хочется все бросить и уехать на Бирюсу».
Петр Абрамович тоже переправил мне с оказией свое послание. Первое и последнее за все время нашего знакомства. Тепло поблагодарил за переданные книги и в конце приписал: «Петра похоронили. Убило в тайге лесиной…»
Сразу вспомнилось мне, как перед моим отъездом сообщил он неожиданное:
— Я в староверческий монастырь ездил на Енисей. Присматривал на будущее, куда можно мою немощную старость пристроить… Но не приглянулась мне северная обитель… Вроде все там есть. И река… И тайга… А душа не приняла. Свободы — нет… Видно, на Бирюсе мне суждено свой век доживать.
— Но здесь, случись что, даже воды подать будет некому…
Уже сейчас другими глазами начинают смотреть многие староверы на бывших своих изгоев. Потому что именно в их неказистых хижинах, построенных на отшибе, теперь обретают веру те, кто потерял в лихолетье последнюю надежду.
Комментарий
Церковь не ошибается. А люди — ошиблись.
Еще при подготовке к Всероссийскому Собору 1917 года VI отделом Предсоборного присутствия 6 мая 1906 года было постановлено ходатайствовать пред грядущим Собором об отмене клятв на старые русские церковные обряды как положенные «по недоброму разумению», а заодно «отменить и вменить яко не бывшие» прежние порицательные выражения относительно этих обрядов. По известным историческим обстоятельствам принять соответствующее соборное определение стало возможным лишь в 1971 году на Поместном Соборе Русской Православной Церкви.
Надо сказать, что современное сознание даже в целом воцерковленных людей с большим трудом преодолевает инерцию прочно усвоенных секулярных ценностей, поэтому немалое число верных чад Русской Православной Церкви в искреннем недоумении спрашивают: как это понимать — Церковь признает, что ранее ошибалась?
Церковь ошибаться не может, но это могут делать находящиеся в ней люди. И не только ошибаться, но и грешить, малодушничать, соблазняться… Церковь же движима Духом Святым, под воздействием которого и признаются ошибки, осознаются грехи, преодолеваются соблазны. Преодоление ошибок, осознание частичной неправоты тех или иных церковных деятелей есть свидетельство великой духовной силы Святой Церкви.
Сейчас непросто разобраться во всех аспектах давних уже событий. Упрощенно можно сказать, что общепринятая вплоть до начала XX столетия точка зрения, будто в русский церковный обряд вкрались многочисленные искажения, которые необходимо было поправить (что при Патриархе Никоне и было сделано) — мягко говоря, не вполне верна. Ошибки в богослужебных книгах были, но ведь это соборно было установлено задолго до раскола. Еще Стоглавый Собор (1551 год) постановил править книги по древним рукописям. Теперь научно доказано, что правились книги не по древним рукописям, а по новейшим греческим и украинским изданиям. Да и править-то толком в то время не умели ни московские книгоиздатели, ни киевские.
К чести Русской Православной Церкви, разобраться во всем досконально и научно убедительно смогли маститые профессора православных духовных школ — Н. Ф. Каптерев, Е. Е. Голубинский, С. А. Зеньковский, А. В. Карташев, А. А. Дмитриевский, НД. Успенский и другие. Упомяну и моего учителя — заслуженного профессора Санкт-Петербургской духовной академии протоиерея Иоанна Белевцева.
Есть и другое соборно выраженное сожаление — о насильственных методах проведения церковной реформы XVII века. Такой уж был тогда язык, такие нравы, такой порядок взаимоотношений Церкви с государством.
В 1905 году был издан высочайший указ «Об укреплении начал веротерпимости». Безусловно, он во многом способствовал устранению взаимной отчужденности и даже порой установлению близких отношений. Русский церковный народ готовился к Всероссийскому Собору, жаждал восстановления канонического строя — Патриаршества. На самом высоком уровне обсуждались и проекты воссоединения со старообрядчеством. Да и император Николай II в своем указе прямо говорит о надеждах на воссоединение, хотя противников этому хватало и с той, и с другой стороны. Между тем предреволюционные годы были временем пускай и не количественного, но качественного возрождения единоверия — старообрядных приходов в лоне Русской Православной Церкви.
Среди весьма деятельных сторонников церковного единства можно назвать митрополита Антония (Храповицкого) и архиепископа Андрея (Ухтомского). Публичные лекции специально для старообрядцев читали князь Евгений Трубецкой, Сергий Булгаков и другие популярные в церковных кругах люди. Однако все надежды и чаяния были сметены огненным смерчем национальной катастрофы.
Сегодня можно говорить о начале сотрудничества со старообрядцами в достаточно широкой области церковно-общественных отношений. В качестве примера можно назвать активное участие представителей старообрядчества в деятельности последнего Всемирного Русского Народного Собора, посвященного 60-летию Победы в Великой Отечественной войне, где очень тепло было принято выступление недавно почившего старообрядческого митрополита Московского и всея Руси Андриана. Если под сближением понимать установление дружественных отношений, то, пожалуй, мы выходим на путь установления именно таких отношений.
Под диалогом же пока следует понимать, прежде всего, попытку глубже и внимательнее всмотреться друг в друга, чтобы понять, что реально нас разъединяет сегодня. И пока трудно даже сказать наверняка, реален ли в ближайшем будущем конструктивный диалог — в парадигмах сегодняшнего мышления, сегодняшнего исторического опыта.
Попробую выразить собственную точку зрения. Я люблю свой народ, но совершенно не склонен его идеализировать. В нем много разного, много противоречий. Так же и в старообрядчестве. Как к нему ни относись, но оно — глубоко национальное проявление религиозного чувства. Нельзя пытаться понять русскую душу, русскую ментальность, не понимая или не замечая старообрядчества. Слишком массовое и народное это было явление.
Но нельзя умолчать и об опасностях старообрядчества. Все же если это и культура Святой Руси, то культура, нелегкими условиями своего существования подвергшаяся определенной трансформации. Главная опасность — своеобразная психология раскола, нечуждая духа изоляционизма и ксенофобии.
Другая опасность — культ формы, обрядоверие. Были времена, когда «противораскольнические миссионеры» склонны были ставить богослужебную форму почти ни во что, фактически считая ее случайной. Это — противоположная крайность. Богослужебная форма не должна быть произвольной, она должна быть адекватной содержанию, вере. И большой трудностью в диалоге со старообрядцами видится попытка убедить их в том, что как бы ни совершенны были богослужебные формы прежних времен, они в принципе не могут быть ни неизменными, ни единственными. Как и Церковь, они живут во времени и пространстве.
Иван МИРОЛЮБОВ, консультант Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата, член Комиссии по делам старообрядных приходов и по взаимодействию со старообрядчеством