с позором я листаю жизнь свою но строк позорных не смываю
А. С. Пушкин. Воспоминание.
ВОСПОМИНАНИЕ
Когда для смертного умолкнет шумный день,
И на немые стогны града
Полупрозрачная наляжет ночи тень
И сон, дневных трудов награда,
В то время для меня влачатся в тишине
Часы томительного бденья:
В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток;
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
1828 год
«ВОСПОМИНАНИЕ» напечатано в «Северных цветах» на 1829 год. Написано 19 мая 1828 г. В черновой рукописи имеет продолжение. См. «Из ранних редакций».
Из ранних редакций
Окончание стихотворения в рукописи:
*Эти двадцать строк не были напечатаны Пушкиным и не окончательно им обработаны.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Элегия А. С. Пушкина Воспоминание
Элегия А.С. Пушкина «Воспоминание»
(в контексте духовных и эстетических традиций)
Когда для смертного умолкнет шумный день
И на немые стогны града
Полупрозрачная наляжет ночи тень
И сон, дневных трудов награда,
В то время для меня влачатся в тишине
Часы томительного бденья:
В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток:
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
«Воспоминание» было напечатано в «Северных цветах» в 1829 г. Современники не знали продолжения, которое осталось в рукописи:
Я вижу в праздности, в неистовых пирах,
В безумстве гибельной свободы,
В неволе, бедности, изгнании, в степях
Мои утраченные годы.
Я слышу вновь друзей предательский привет
На играх Вакха и Киприды,
Вновь сердцу моему наносит хладный свет
Неотразимые обиды.
Я слышу вкруг меня жужжанье клеветы,
Решенья глупости лукавой,
И шепот зависти, и легкой суеты
Укор веселый и кровавый.
И нет отрады мне — и тихо предо мной
Встают два призрака младые,
Две тени милые, — два данные судьбой
Мне ангела во дни былые;
Но оба с крыльями и с пламенным мечом
И стерегут. и мстят мне оба,
И оба говорят мне мертвым языком
О тайнах счастия и гроба.
ДРАМАТИЧНО ИЛИ ТРАГИЧНО СТИХОТВОРЕНИЕ А. С. ПУШКИНА «ВОСПОМИНАНИЕ»?
Статья посвящена проблеме трактовки стихотворения А. Пушкина «Воспоминание», связанной с двояким прочтением его последнего стиха.
Смысл стихотворения обычно воспринимается как покаяние. Однако не всеми. По поводу последней строки «Но строк печальных не смываю» знаменитые пушкинисты Д.Д. Благой и С. М. Бонди в лекциях на филологическом факультете МГУ в 60-е годы ХХ века разошлись во мнениях. Д.Д. Благой утверждал, что Пушкин и не хотел смывать печальные строки, так как, оплакивая свое прошлое, страдая от сознания своего недостойного поведения в те годы, он все же не желал расставаться с памятью о тех событиях, принимая жизнь такой, как она сложилась.
Бонди увидел проявление драмы совести. Он расценивал воспоминания поэта не как средство их увековечения, а как попытку расстаться с ними. Но попытка эта предстает как безнадежная. Почему? Бонди объяснял это тем, что прошлое является неотъемлемой частью жизни человека, от прошлого нельзя избавиться, оно всегда стоит за человеком, готовое сыграть в решающую минуту
роковую роль. Так, например, он трактовал гибель Дон Гуана (в трагедии Пушкина «Каменный гость») как обусловленную именно его прошлым. Оно дает основание Командору предъявить Дон Гуану «свиток» его любовных приключений, дает ожившей Статуе право на суд и казнь нечестивца, хотя бы тот и действительно в данном случае был впервые искренне влюблен (как это убедительно доказывал Бонди). Такая перспектива не может не привести в отчаяние. Остается вопрос: хочет ли человек избавиться от тяготеющего прошлого? Есть ли в тексте стихотворения доказательства стремления освободиться от него?
Поэзия – временнОй, то есть развивающийся во времени вид искусства. В стихотворении большое значение имеет развитие сюжета и финал. Если финал кажется неопределенным, то каков сюжет? В опубликованной части стихотворения сюжет разворачивается так: герой противопоставлен спящим как бодрствующий поневоле. Первое значащее слово в первом стихе – «смертный». Так вводится тема вечности, на фоне которой ночной сон естественно являет собой временный аналог сна вечного. Из спящих исключен человек в силу гнетущих воспоминаний, которые днем приглушены шумом жизни.
Этого шума нет в первой части стихотворения. Здесь совсем нет никаких звуков, подчеркнуто их отсутствие: умолкнет (шумный день), немые (стогны), в тишине, (воспоминание) безмолвно (развивает). Все источники информации, скажем так, отключены. Информация, вызывающая душевное напряжение, гнездится в самом человеке, в далеких уголках его сознания. Прошлое человека гнетет его, исключая из всеобщего ритма жизни. Он бодрствует, но его бдение – «томительное», нетворческое, непроизводительное. Он вспоминает свое прошлое и, проклиная его, льет горькие слезы.
«Нет отрады мне» – это момент наивысшего отчаяния. В этот момент герой обретает духовную поддержку: являются ангелы. Поэт осознает присутствие незримых («призраки», «тени») хранительных сил («милые», «ангелы», «стерегут»), появляющихся в самый необходимый миг. Такое ощущение может возникнуть только у христианина. Это свидетельствует о том, что речь идет не о безрелигиозном сознании, а о драме христианина.
Ангелы восприняты в контрастном состоянии. Этим объясняется употребление противительного союза «но» в середине описания ангелов: «Но оба с крыльями», то есть способные в любой миг улететь и оставить человека одного. Оба «с пламенным мечом», то есть и охраняющие, и угрожающие. Угроза от них исходит не только врагам поэта («стерегут»), но и ему самому: «мстят мне». Ангелы указывают на способ обретения душевной гармонии и в земной жизни («о тайнах счастья»), и после нее («О тайнах …гроба»). Но «говорят мне мертвым языком». Слово «мертвый» можно понять как «немой» – беззвучная речь, без слов. Для поэта, чья жизнь – в словах, это мертвая речь. Но можно ведь это слово понять и так, что речи ангелов недоступны поэту по его душевному состоянию, поэт слышит их, но пока не может воспринять их предупреждение всей душой. Не потому ли, что загладить прошлое можно, лишь отказавшись от прежнего образа жизни? Иными словами, прошлое только тогда перестанет тяготить, когда в настоящем не останется следа от привычного поведения, ставшего второй натурой?
Не может ли служить ответом на этот вопрос стихотворение 1836 года? Оно тоже о попытке раскаяния:
Напрасно я бегу к Сионским высотам.
Грех алчный гонится за мною по пятам…
Так, ноздри пыльные уткнув в песок сыпучий,
Голодный лев следит оленя бег пахучий.
Сюжет рукописной части «Воспоминания» – о стремлении небесных сил приложить все усилия для спасения человека, бесполезные, пока сам человек остается в бездействии. В 1828 году Пушкин был далек от той ясной формулы, которую видим в этом коротком стихотворении 1836 года, хотя уже в «Записке «О народном воспитании» (1826) он пишет о пагубной роли недостатка нравственности: «Недостаток просвещения и нравственности вовлек многих молодых людей в преступные заблуждения».
Музыкант Петр Мамонов
– Петр Николаевич, между вами старым и вами новым – пропасть. Вы пришли к вере, но на концертах поете старые песни…
– Люди хотят слышать старые песни. Ну что делать – пою. Но я им объясняю, что это было ужасно…
– Раньше вашей компанией был лидер группы «Зоопарк» Майк Науменко, сейчас – протоиерей Димитрий Смирнов. Как он, кстати, относится к вашим выступлениям в клубах?
– Отец Дмитрий? Я его встречаю, говорю: «Вот вам диск. Ненавистный рок-н-ролл». Он прячет диск в карман и поет (Петр вскакивает, принимает характерную позу рокера и делает «козу» из двух пальцев): «О, беби-беби, бала-бала, меня встречают три амбала»!
– Москва, центр! Мы с ним одного года, в одном месте выросли, даже родились рядом! Он нормальный, веселый мужчина. Умница, труженик. Мы с ним шутим. Все, что весело, – все неплохо. Плохо ерш пить по подъездам и перила в узел завязывать. Нет чтобы сказать: «Ребята, давайте скинемся на краску и подъезд покрасим». Отец Дмитрий – человек прекрасный. Он серьезный, но мы с ним и шутим. Я каждый день слушаю его проповеди. Он прекрасный оратор. Я его как-то спрашиваю: «Что вы читаете, отец Дмитрий?» «Мамонова», – говорит. Шутит, конечно. У него большой дар проповедника.
– А духовник ваш как относится к вашим выступлениям?
– Отец Владимир? Нормально. Это работа. Главный вопрос: «Для чего?» Не «что ты делаешь», а «для чего»? Ножом можно резать хлеб, а можно – человека. Рок-музыкой можно воздвигнуть человека к любви и к радости, а псевдоправославием – утопить в мракобесии.
– Такие православные ведьмы есть, что не дай Бог! Придет человек первый раз в церковь, не знает, что когда кадят, нужно лицом поворачиваться, так она его так бортанет, что он больше и не придет. Все эти бабки – ужасные, преисполненные злобы. Но истина находится как раз там, где обитают эти бабки. И Господь своим пречистым телом находится там, где этот ужас. Весь этот сброд, которому некуда идти, – все эти наркоманы, алкоголики, бомжи, вздорные, одинокие, всеми брошенные бабки. И с ними – Бог. Вот что такое сегодня церковь Христова. Но мы увидели свет, и все к нему приползли на своих костылях. И Бог нас таких любит, а не успешных и благополучных.
– А богатых и успешных он не любит?
– Любит всех. Я вот сегодня в календарике вычитал: богатство, как гостя, надо с почтением принять и с почтением проводить.
– Я читала у оптинских монахов, что когда человек общается с образом, то он общается и с прообразом. А значит, играя наделенного властью убийцу, он может соприкоснуться с такой силой, о которой лучше и не говорить вслух… Вам было не страшно играть Иоанна Грозного?
– Ерунда все это. Мало ли кто живет в Оптине. Богу важен мотив, зачем я это делаю. А не что я делаю. Если я играю Ивана Грозного и стараюсь показать, как человека метёт от плюса к минусу, с колен на убийство, чтобы показать, какие мы все. То бегаем по церквам, то пьяные лежим. Дело в мотиве – зачем мы это делаем. Если «чувства добрые я лирой пробуждал», то я туда стучался.
– Вы дома такой же, как и на сцене?
– Милая моя, дух творит себе форму. Какой ты на сцене прыгаешь, такой ты и дома с женой сидишь. Никуда ты от самого себя не денешься. Блок сказал: «Литература – это образ жизни». Не может быть хороший писатель и паршивый человек. Надо делать себя. Путь один. На это уходит вся жизнь. И все к этому прилагается. Все время говори себе: «Зачем?» Вот зачем я даю вам интервью? Чтобы о себе поговорить? Нет. Может быть, кто-то что-то услышит. Может, кто-нибудь задумается: «Вот я сегодня день прожил, кому-нибудь было хорошо? Не мне, любимому, а кому-то?» Если не было, то день прошел мимо. Потому что вечная жизнь есть. Это факт научный. И никуда ты от этого не денешься. Не думай, что 25 лет ты будешь торчать на героине, а потом уйдешь в прах. Нет, браток, не выйдет. В вечности замерзнешь с этой страстью. Эта жизнь нам дана на подготовку к экзамену, который придется сдавать. Жизнь очень быстро проходит. Если мы не готовы, если мы не умеем ни прощать, ни любить, ни слушать, то мы – мимо.
Это стихотворение «Дар напрасный, дар случайный. » было вызовом. Вызовом, брошенным в небо. Ответил на него митрополит Московский Филарет. И сегодня, через столетия, то, о чем писали эти два человека, на мой взгляд, крайне важно для каждого из нас.
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал.
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.
Но что предшествовало написанию этих горьких строк?
В мае 1827 года Пушкин наконец-то получает разрешение жить в Петербурге. Но уже 24 января 1828 года признается: «Шум и суета Петербурга мне становятся совершенно чужды».
Среди этих изящных безделушек датированное 19 мая 1828 г. стихотворение «Воспоминание» поражает. Поражает тем, что перед нами абсолютно другой, опечаленный и раздосадованный поиском смысла жизни Пушкин.
Когда «влачатся в тишине
Часы томительного бденья.
В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья»,
Мечты кипят, в уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток,
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток.
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
Я вижу в праздности, в неистовых пирах,
В безумстве гибельной свободы,
В неволе, в бедности, в гонении, в степях
Мои утраченные годы!
Я слышу вновь друзей предательский привет,
На играх Вакха и Киприды,
И сердцу вновь наносит хладный свет
Неотразимые обиды.
Тут нужно пояснение. Если вы обращали внимание, то, наверное, заметили: любая молитва покаяния несет в себе обращение к Богу. Любая.
Оттого и великая молитва покаяния, Пятидесятый псалом царя Давида, начинается словами призыва к Богу: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое. » В основе ее лежит осознание простой вещи: человек без помощи Бога не в силах справиться со своими грехами, со своим отчаянием сам.
И Пушкин, по словам Николая I, «умнейший человек России», к этому отчаянию приходит. Ровно через неделю после «Воспоминания» он так оценит свое предназначение: «дар напрасный. » И это первый бесценный урок, который мы должны извлечь, читая эти стихи.
Отчаяние, сформулированное Пушкиным с такой пленительной красотой, самим фактом этой красоты и законченности формы претендовало на то, чтобы стать истиной.
Отчаяние поэта могло стать соблазном для людей, познавших лишь торопливую горечь в поисках смысла жизни. И оттого отточенное в своей красоте и совершенстве отчаяние переставало быть личным делом поэта. Все это поняла чутким и пылким сердцем Елизавета Михайловна Хитрово, урожденная Голенищева-Кутузова, дочка фельдмаршала, искренне любившая Пушкина.
Это была удивительная дама! На шестнадцать лет старше Пушкина, она влюбилась в него как девчонка и поначалу писала ему любовные письма, которые, как говорят, он бросал в огонь не читая. Потом Елизавета Михайловна все-таки смогла подружиться с поэтом, ввела в свет Гончарову, обладала огромными связями.
Элиза, так называли ее в свете, как можно скорее повезла стихотворение «Дар напрасный. » в Москву, к митрополиту Московскому Филарету (Дроздову). И владыка, отложив в сторону дела, отвечает Пушкину:
Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана;
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена.
Сам я своенравной властью
Зло из темных бездн воззвал;
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.
Вспомнись мне, забытый мною!
Просияй сквозь сумрак дум,
И созиждется тобою
Сердце чисто, светел ум.
В часы забав иль праздной скуки,
Бывало, лире я моей
Вверял изнеженные звуки
Безумства, лени и страстей.
Но и тогда струны лукавой
Невольно звон я прерывал,
Когда твой голос величавый
Меня внезапно поражал.
Я лил потоки слез нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей.
И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты,
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.
Твоим огнем душа согрета
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе Филарета
В священном ужасе поэт.