ради жизни на земле теркин
Василий Теркин: 7. О награде
— Нет, ребята, я не гордый.
Не загадывая вдаль,
Так скажу: зачем мне орден?
Я согласен на медаль.
На медаль. И то не к спеху.
Вот закончили б войну,
Вот бы в отпуск я приехал
На родную сторону.
Буду ль жив еще? — Едва ли.
Тут воюй, а не гадай.
Но скажу насчет медали:
Мне ее тогда подай.
Обеспечь, раз я достоин.
И понять вы все должны:
Дело самое простое —
Человек пришел с войны.
Вот пришел я с полустанка
В свой родимый сельсовет.
Я пришел, а тут гулянка.
Нет гулянки? Ладно, нет.
Я в другой колхоз и в третий —
Вся округа на виду.
Где-нибудь я в сельсовете
На гулянку попаду.
И, явившись на вечерку,
Хоть не гордый человек,
Я б не стал курить махорку,
А достал бы я «Казбек».
И сидел бы я, ребята,
Там как раз, друзья мои,
Где мальцом под лавку прятал
Ноги босые свои.
И дымил бы папиросой,
Угощал бы всех вокруг.
И на всякие вопросы
Отвечал бы я не вдруг.
— Как, мол, что? — Бывало всяко.
— Трудно все же? — Как когда.
— Много раз ходил в атаку?
— Да, случалось иногда.
И девчонки на вечерке
Позабыли б всех ребят,
Только слушали б девчонки,
Как ремни на мне скрипят.
И шутил бы я со всеми,
И была б меж них одна…
И медаль на это время
Мне, друзья, вот так нужна!
Ждет девчонка, хоть не мучай,
Слова, взгляда твоего…
— Но, позволь, на этот случай
Орден тоже ничего?
Вот сидишь ты на вечерке,
И девчонка — самый цвет.
— Нет, — сказал Василий Теркин
И вздохнул. И снова: — Нет.
Нет, ребята. Что там орден.
Не загадывая вдаль,
Я ж сказал, что я не гордый,
Я согласен на медаль.
Теркин, Теркин, добрый малый,
Что тут смех, а что печаль.
Загадал ты, друг, немало,
Загадал далеко вдаль.
Были листья, стали почки,
Почки стали вновь листвой.
А не носит писем почта
В край родной смоленский твой.
Где девчонки, где вечерки?
Где родимый сельсовет?
Знаешь сам, Василий Теркин,
Что туда дороги нет.
Нет дороги, нету права
Побывать в родном селе.
Страшный бой идет, кровавый,
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на земле.
Читать полное произведение
Бой идет не ради славы, ради жизни на земле
Бабаева Е.В., Ганьшина Г. В.
Имя русского поэта Александра Трифоновича Твардовского (1910-1971) неотделимо в нашей памяти от этого громадного события в судьбе Родины. Твардовский написал за свою жизнь немало замечательных стихотворений и поэм. Но великим, всенародно любимым поэтом его сделала книга в стихах «Василий Теркин», созданная за годы войны. Может быть, это и есть главная книга в нашей литературе тех лет[1].
Меж тем признание народа и государства он получил и за другие замечательные произведения:
Лауреат Государственной премии (1941, за поэму «Страна Муравия»)
Лауреат Государственной премии (1946, за поэму «Василий Тёркин»)
Лауреат Государственной премии (1947, за поэму «Дом у дороги»)
Лауреат Ленинской премии (1961, за поэму «За далью — даль»)
Лауреат Государственной премии (1971, за сборник «Из лирики этих лет.1959—1967»)
Кавалер трех орденов Ленина (1939, 1960, 1967)
Кавалер ордена Трудового Красного Знамени (1970)
Кавалер ордена Отечественной войны I степени (1945)
Кавалер ордена Отечественной войны II степени (1944)
Кавалер ордена Красной Звезды[5].
А.Т. Твардовский родился и вырос вхуторе Загорье на Смоленщине в семье деревенского кузнеца. В почти безграмотной стране родители Твардовского не просто умели читать и писать, а еще и отличались большой любовью к русской литературе. Вечерами в доме кузнеца Трифона Гордеевича читали вслух для всей семьи Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Некрасова. И конечно, будущий поэт, как любой крестьянский мальчик того времени, вырос в гармонии с народной культурой: песнями, частушками, поговорками.
Твардовский закончил институт в Москве, стал известным поэтом. Его искусство принадлежало новому времени, но сохранило глубокое родство с культурой минувших веков. И такой поэт оказался особенно необходим в годы великой войны. Многие писатели и поэты испытали в то время огромный творческий подъем, создали незабываемые произведения.
Но А.Т. Твардовский в годы Великой Отечественной войны становится выразителем духа солдат, простого народа. Его поэма «Василий Тёркин» помогает людям пережить страшное время, поверить в свои силы, ведь поэма создавалась на войне глава за главой. «Василий Тёркин» — «книга про бойца». Поэма писалась о войне, но главным для Александра Твардовского было показать читателю то, как надо жить в годы тяжелых испытаний. Поэтому главный персонаж, Вася Теркин, танцует, играет на музыкальном инструменте, готовит обед, шутит. Герой живет на войне, и для писателя именно это является очень важным, так как, для того чтобы выжить, любому человеку необходимо очень сильно любить жизнь.
Свою книгу про бойца, как назвал «Василия Тёркина» сам автор, Твардовский писал всю войну. Он был призван в армию и служил корреспондентом фронтовой газеты. С 1942 года начал публиковаться отдельными главами, по мере их появления, «Василий Тёркин».Поэт закончил поэму только в 1945 году незадолго до победы, но главы из книги сразу получили широкую известность.
Особенность произведения в том, что главы «Василия Тёркина» не объединены единым, сквозным сюжетом, это почти не связанные между собой поэтические картины военной жизни. Вот наступление, тяжелый бой за далекую лесную деревушку, рукопашная схватка русского с немцем, переправа под огнем неприятеля… А вот короткая остановка на заснеженной фронтовой дороге, отдых на привале, встреча в крестьянской избе двух солдат: минувшей и нынешней войны… Единственное, что связывает эти картины между собой — присутствие в каждой из них солдата Василия Теркина, продолжающего свой путь по военным дорогам.Все, что может испытывать человек на великой освободительной войне, есть в «Василии Тёркине». Парень сам собой обыкновенный, герой Твардовского просто соединил в себе эти разнообразные, сложные переживания целого народа.
Твардовский, как и всякий человек того времени, видел вокруг столько смертей, столько горя, был свидетелем такого мужества, такого душевного величия! И чувство человека, который сам в любую минуту может умереть за правое дело, окрыляло его, делало его книгу обжигающе искренней и светлой. В ней действительно горел чистый огонь народной правды. В этом замечательном произведении поэт-новатор сумел органически синтезировать лирику, эпос и публицистику. Лирико-эпическая поэма заняла ведущее место в советском героическом эпосе военных лет. Книгу Твардовского читали и в тылу, и на фронте. Солдаты самой страшной войны приняли ее как свою и полюбили. Образ главного героя «Книги про бойца» Василия Тёркина изображен с огромной художественной силой.
В образе советского солдата Василия Теркина А. Твардовский ярко запечатлел коренные черты народного героя, олицетворяющего собой патриотизм советского воина, его несгибаемый характер и готовность к самоотверженному подвигу во имя светлого будущего. Не случайно лейтмотив героической эпопеи выражен в рефрене:
Бой идет святой и правый.
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на земле.
Василий Тёркин – обаятельный образ советского человека, бойца и труженика, остро чувствующего ответственность на судьбу Родины, за мир и счастье жизни на земле. Правдивый и простодушный, жизнерадостный и смекалистый, добрый, а когда нужно, и злой, и беспощадный, он «в муках тверд и в горе горд».Для художественного воплощения своего замысла автор нашел оригинальную форму лирико-эпического повествования. Поэт признавался: «Тёркин» был для меня во взаимоотношениях поэта с его читателем, воюющим советским человеком, моей лирикой, моей публицистикой, песней и поучением, анекдотом и присказкой, разговором по душам и репликой к случаю[4. С. 281-282].
«Книга про бойца» отличается жанровой новизной, завершенностью глав и композиционнымединством в целом, стилевым богатством и разнообразием повествовательных приемов. Естественно и непринужденно отражая события всей войны, поэт выражает свое отношение к судьбам родины, восхищается подвигом народа, поэтому эпическое повествование все более мощно наполняется глубоким лиризмом и высокой патетикой. С особой силой лирические родники бьют в авторских отступлениях о Родине, о судьбе народной, о священной войне, о высочайшем порыве духа бойца советской армии. В главе «О себе» автор признается, что порою он говорит за Тёркина, а порою – Тёркин за него.
В художественную ткань поэмы вошли шутки, прибаутки, присловия, афоризмы и песенные строки народных поэтических творений. В оригинальной поэтической форме поэт с большой эмоциональной силой выразил правду и величие подвига советского народа и его Вооруженных Сил. Высоким художественным мастерством отмечены стихи, посвященные нашим солдатам, павшим в боях за Родину.
К вам, павшим в той битве мировой,
За наше счастье на земле суровой,
К вам, наравне с живыми, голос свой
Я обращаю в каждой песне новой…[4. С. 282-283].
Все главы из книги «Василий Тёркин» — очень разные. Общее в них одно: чувство несгибаемой народной силы, способной одолеть любое препятствие, любую беду. И множество самых простых, обыкновенных на первый взгляд людей — каждый со своими чувствами, надеждами, своей болью и радостью, предстают здесь как один могучий богатырь-народ. Все люди, о которых заходит речь у Твардовского, слиты в одну силу, в одну душу[1].
С 1942 года Твардовский, как автор «Книги про бойца», получал много читательских писем, в которых вместе с оценкой этого произведения высказываются замечания, пожелания, выдвигаются вопросы, звучат благодарности.
«28 сентября 1942 г.
Уважаемый тов. Твардовский!
Сейчас мы прочитали Ваше произведение «Василий Теркин» и под впечатлением решили написать Вам письмо. Вы сумели очень ярко изобразить фронтовую жизнь наших бойцов, бьющихся с немцами. Василий Тёркин» зовет вперед, воодушевляет нас на преодоление трудностей, на новые подвиги во имя Родины.Таких произведений нам нужно больше, простых, доходчивых, рисующих фронтовую жизнь во всей ее действительности…
Техн. лейтенант Головаш»[3. С.242-243]
Дорогой товарищ Твардовский!
Вашими стихотворениями о войне я восхищен. Они доходчивы и понятны любому малограмотному бойцу. Как вы искусно, ненадуманно, а так, как оно есть, отражаете в них боевую современную действительность. Как глубоко вы отразили жизнь и мысли бойца и командира.Когда читаешь Ваши стихотворения или поэму «Василий Теркин», то кажется, что вы описываете подлинно жизнь нашего подразделения или жизнь каждого из нас. Раздел Вашей поэмы «Василий Тёркин» — «О любви», я послал жене, уж действительно в моей жизни многое было так. Как описано в Вашей поэме.Вы извините меня, что я своим письмом отнял у вас драгоценное время, но я не мог удержаться от искреннего уважения и благодарности к вам за Ваши произведения, в которых так ярко показан образ бойца-богатыря, со всеми его душевными думами, бойца, способного перенести любые трудности для достижения победы над врагом.История Отечественной войны переживет тысячелетия, а вы, как поэт-вдохновитель, не умрете никогда.Желаю вам бодрости, здоровья и успехов на Вашем литературном поприще.Вы наш дорогой товарищ, вы первый воин в наших рядах в борьбе с темными силами фашизма.
С боевым приветом – Филатов Василий»[3. С.272-243].
Как же был прав этот солдат.
Память о Твардовском живет в сердцах миллионов людей, как переживших те страшные события, так и родившихся в мирное время, и будет жить вечно.Накануне празднования 50-летия Победы в Великой Отечественной войне в Смоленске был открыт памятник Александру Твардовскому и Василию Теркину. Автор памятника, скульптор Альберт Сергеев за эту работу был удостоен звания «Почетного гражданина города Смоленска».
Поэт-фронтовик и его лучший литературный герой отлиты из бронзы. Но как живые. Василий Тёркин, увековеченный в бронзе, — это не только признание заслуг придумавшего его автора, но и слава особенному русскому характеру.Иван Бунин считал, что в поэме «Василий Тёркин» нет ни одного фальшивого слова, а есть только свобода, чудесная удаль и меткий, точный, необыкновенно нарядный солдатский язык. И хотя до сих пор ведутся споры, откуда же родом Вася Тёркин, смоляне считают его своим земляком.Беседующие Александр Твардовский и Василий Тёркин смотрятся как живые, заинтересованные друг в друге собеседники. Понятна усталость фронтового поэта: на плечах шинель, на боку – планшетка. В ней, вероятно, новые материалы с передовой и новые стихи. А тот с гармошкой. Он – неунывающий, сильный, оптимистичный и непобедимый русский солдат. Как обелиск тем, кто погиб за Родину, кто выжил, и кто стал строить новую страну[2].
22 июня 2013 года в Москве на Страстном бульваре, рядом с редакцией журнала «Новый мир», главредом которого был Твардовский, ему открыли памятник.
Композиция продумана в деталях. Стихи — мелким, ровным почерком, словно из блокнота Твардовский сам вырвал страницу. Его имя на памятнике — знакомым фирменным шрифтом издательства «Новый мир», которое, кстати, здесь неподалеку. И сам главный редактор будто вот-вот зашагает дальше, по дороге на работу.
«Это памятник не для Твардовского, это памятник для нас, чтобы мы могли задуматься, как жили, ради чего жили и за что боролись такие великие люди, как Твардовский», — верно подчеркнул министр культуры России В.Мединский.
На церемонию открытия памятника Твардовскому гости пришли с цветами, кто-то принес сборник стихов, чтобы здесь, будто вместе с поэтом, по-новому прочитать для себя его стихи.
Василий Теркин: 11. Поединок
Немец был силен и ловок,
Ладно скроен, крепко сшит,
Он стоял, как на подковах,
Не пугай — не побежит.
Сытый, бритый, береженый,
Дармовым добром кормленный,
На войне, в чужой земле
Отоспавшийся в тепле.
Он ударил, не стращая,
Бил, чтоб сбить наверняка.
И была как кость большая
В русской варежке рука…
Не играл со смертью в прятки, —
Взялся — бейся и молчи, —
Теркин знал, что в этой схватке
Он слабей: не те харчи.
Есть войны закон не новый:
В отступленье — ешь ты вдоволь,
В обороне — так ли сяк,
В наступленье — натощак.
Немец стукнул так, что челюсть
Будто вправо подалась.
И тогда боец, не целясь,
Хряснул немца промеж глаз.
И еще на снег не сплюнул
Первой крови злую соль,
Немец снова в санки сунул
С той же силой, в ту же боль.
Бьются двое в клубах пара,
Об ином уже не речь, —
Ладит Теркин от удара
Хоть бы зубы заберечь,
Но покуда Теркин санки
Сколько мог
В бою берег,
Двинул немец, точно штангой,
Да не в санки,
А под вздох.
Охнул Теркин: плохо дело,
Плохо, думает боец.
Хорошо, что легок телом —
Отлетел. А то б — конец…
Устоял — и сам с испугу
Теркин немцу дал леща,
Так что собственную руку
Чуть не вынес из плеча.
Черт с ней! Рад, что не промазал,
Хоть зубам не полон счет,
Но и немец левым глазом
Наблюденья не ведет.
Драка — драка, не игрушка!
Хоть огнем горит лицо,
Но и немец красной юшкой
Разукрашен, как яйцо.
Вот он — в полвершке — противник.
Носом к носу. Теснота.
До чего же он противный —
Дух у немца изо рта.
Злобно Теркин сплюнул кровью.
Ну и запах! Валит с ног.
Ах ты, сволочь, для здоровья,
Не иначе, жрешь чеснок!
Ты куда спешил — к хозяйке?
Матка, млеко? Матка, яйки?
Оказать решил нам честь?
Подавай! А кто ты есть,
Кто ты есть, что к нашей бабке
Заявился на порог,
Не спросясь, не скинув шапки
И не вытерши сапог?
Со старухой сладить в силе?
Подавай! Нет, кто ты есть,
Что должны тебе в России
Подавать мы пить и есть?
Не калека ли убогий,
Или добрый человек —
Заблудился
По дороге,
Попросился
На ночлег?
Добрым людям люди рады.
Нет, ты сам себе силен.
Ты наводишь
Свой порядок.
Ты приходишь —
Твой закон.
Кто ж ты есть? Мне толку нету,
Чей ты сын и чей отец.
Человек по всем приметам, —
Человек ты? Нет. Подлец!
Двое топчутся по кругу,
Словно пара на кругу,
И глядят в глаза друг другу:
Зверю — зверь и враг — врагу.
Как на древнем поле боя,
Грудь на грудь, что щит на щит, —
Вместо тысяч бьются двое,
Словно схватка все решит.
А вблизи от деревушки,
Где застал их свет дневной,
Самолеты, танки, пушки
У обоих за спиной.
Но до боя нет им дела,
И ни звука с тех сторон.
В одиночку — грудью, телом
Бьется Теркин, держит фронт.
На печальном том задворке,
У покинутых дворов
Держит фронт Василий Теркин,
В забытьи глотая кровь.
Бьется насмерть парень бравый,
Так что дым стоит сырой,
Словно вся страна-держава
Видит Теркина:
— Герой!
Что страна! Хотя бы рота
Видеть издали могла,
Какова его работа
И какие тут дела.
Бьется насмерть парень бравый —
Так, как бьются на войне.
И уже рукою правой
Он владеет не вполне.
Кость гудит от раны старой,
И ему, чтоб крепче бить,
Чтобы слева класть удары,
Хорошо б левшою быть.
Бьется Теркин,
В драке зоркий,
Утирает кровь и пот.
Изнемог, убился Теркин,
Но и враг уже не тот.
Далеко не та заправка,
И побита морда вся,
Словно яблоко-полявка,
Что иначе есть нельзя.
Кровь — сосульками. Однако
В самый жар вступает драка.
Немец горд.
И Теркин горд.
— Раз ты пес, так я — собака,
Раз ты черт,
Так сам я — черт!
Ты не знал мою натуру,
А натура — первый сорт.
В клочья шкуру —
Теркин чуру
Не попросит. Вот где черт!
Кто одной боится смерти —
Кто плевал на сто смертей.
Пусть ты черт. Да наши черти
Всех чертей
В сто раз чертей.
Бей, не милуй. Зубы стисну.
А убьешь, так и потом
На тебе, как клещ, повисну,
Мертвый буду на живом.
Отоспись на мне, будь ласков,
Да свали меня вперед.
Ах, ты вон как! Драться каской?
Ну не подлый ли народ!
Хорошо же! —
И тогда-то,
Злость и боль забрав в кулак,
Незаряженной гранатой
Теркин немца — с левой — шмяк!
Немец охнул и обмяк…
Теркин ворот нараспашку,
Теркин сел, глотает снег,
Смотрит грустно, дышит тяжко, —
Поработал человек.
Хорошо, друзья, приятно,
Сделав дело, ко двору —
В батальон идти обратно
Из разведки поутру.
По земле ступать советской,
Думать — мало ли о чем!
Автомат нести немецкий,
Между прочим, за плечом.
Языка — добычу ночи, —
Что идет, куда не хочет,
На три шага впереди
Подгонять:
— Иди, иди…
Видеть, знать, что каждый встречный-
Поперечный — это свой.
Не знаком, а рад сердечно,
Что вернулся ты живой.
Доложить про все по форме,
Сдать трофеи не спеша.
А потом тебя покормят, —
Будет мерою душа.
Старшина отпустит чарку,
Строгий глаз в нее кося.
А потом у печки жаркой
Ляг, поспи. Война не вся.
Фронт налево, фронт направо,
И в февральской вьюжной мгле
Страшный бой идет, кровавый,
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на земле.
Читать полное произведение
Василий Теркин: 3. Перед боем
— Доложу хотя бы вкратце,
Как пришлось нам в счет войны
С тыла к фронту пробираться
С той, с немецкой стороны.
Как с немецкой, с той зарецкой
Стороны, как говорят,
Вслед за властью за советской,
Вслед за фронтом шел наш брат.
Шел наш брат, худой, голодный,
Потерявший связь и часть,
Шел поротно и повзводно,
И компанией свободной,
И один, как перст, подчас.
Полем шел, лесною кромкой,
Избегая лишних глаз,
Подходил к селу в потемках,
И служил ему котомкой
Боевой противогаз.
Шел он, серый, бородатый,
И, цепляясь за порог,
Заходил в любую хату,
Словно чем-то виноватый
Перед ней. А что он мог!
И по горькой той привычке,
Как в пути велела честь,
Он просил сперва водички,
А потом просил поесть.
Тетка — где ж она откажет?
Хоть какой, а все ж ты свой.
Ничего тебе не скажет,
Только всхлипнет над тобой,
Только молвит, провожая:
— Воротиться дай вам бог…
То была печаль большая,
Как брели мы на восток.
Шли худые, шли босые
В неизвестные края.
Что там, где она, Россия,
По какой рубеж своя!
Шли, однако. Шел и я…
Я дорогою постылой
Пробирался не один.
Человек нас десять было,
Был у нас и командир.
Из бойцов. Мужчина дельный,
Местность эту знал вокруг.
Я ж, как более идейный,
Был там как бы политрук.
Шли бойцы за нами следом,
Покидая пленный край.
Я одну политбеседу
Повторял:
— Не унывай.
Не зарвемся, так прорвемся,
Будем живы — не помрем.
Срок придет, назад вернемся,
Что отдали — все вернем.
Самого б меня спросили,
Ровно столько знал и я,
Что там, где она, Россия,
По какой рубеж своя?
Командир шагал угрюмо,
Тоже, исподволь смотрю,
Что-то он все думал, думал…
— Брось ты думать, — говорю.
Говорю ему душевно.
Он в ответ и молвит вдруг:
— По пути моя деревня.
Как ты мыслишь, политрук?
Что ответить? Как я мыслю?
Вижу, парень прячет взгляд,
Сам поник, усы обвисли.
Ну, а чем он виноват,
Что деревня по дороге,
Что душа заныла в нем?
Тут какой бы ни был строгий,
А сказал бы ты: «Зайдем…»
Встрепенулся ясный сокол,
Бросил думать, начал петь.
Впереди идет далеко,
Оторвался — не поспеть.
А пришли туда мы поздно,
И задами, коноплей,
Осторожный и серьезный,
Вел он всех к себе домой.
Вот как было с нашим братом,
Что попал домой с войны:
Заходи в родную хату,
Пробираясь вдоль стены.
Знай вперед, что толку мало
От родимого угла,
Что война и тут ступала,
Впереди тебя прошла,
Что тебе своей побывкой
Не порадовать жену:
Забежал, поспал урывком,
Догоняй опять войну…
Вот хозяин сел, разулся,
Руку правую — на стол,
Будто с мельницы вернулся,
С поля к ужину пришел.
Будто так, а все иначе…
— Ну, жена, топи-ка печь,
Всем довольствием горячим
Мне команду обеспечь.
Дети спят. Жена хлопочет,
В горький, грустный праздник свой,
Как ни мало этой ночи,
А и та — не ей одной.
Расторопными руками
Жарит, варит поскорей,
Полотенца с петухами
Достает, как для гостей.
Напоила, накормила,
Уложила на покой,
Да с такой заботой милой,
С доброй ласкою такой,
Словно мы иной порою
Завернули в этот дом,
Словно были мы герои,
И не малые притом.
Сам хозяин, старший воин,
Что сидел среди гостей,
Вряд ли был когда доволен
Так хозяйкою своей.
Вряд ли всей она ухваткой
Хоть когда-нибудь была,
Как при этой встрече краткой,
Так родна и так мила.
И болел он, парень честный,
Понимал, отец семьи,
На кого в плену безвестном
Покидал жену с детьми…
Кончив сборы, разговоры,
Улеглись бойцы в дому.
Лег хозяин. Но не скоро
Подошла она к нему.
Тихо звякала посудой,
Что-то шила при огне.
А хозяин ждет оттуда,
Из угла.
Неловко мне.
Все товарищи уснули,
А меня не гнет ко сну.
Дай-ка лучше в карауле
На крылечке прикорну.
Взял шинель, да, по присловью,
Смастерил себе постель,
Что под низ, и в изголовье,
И наверх, — и все — шинель.
Эх, суконная, казенная,
Военная шинель, —
У костра в лесу прожженная,
Отменная шинель.
Упадешь ли, как подкошенный,
Пораненный наш брат,
На шинели той поношенной
Снесут тебя в санбат.
А убьют — так тело мертвое
Твое с другими в ряд
Той шинелкою потертою
Укроют — спи, солдат!
Спи, солдат, при жизни краткой
Ни в дороге, ни в дому
Не пришлось поспать порядком
Ни с женой, ни одному…
На крыльцо хозяин вышел,
Той мне ночи не забыть.
— Ты чего?
— А я дровишек
Для хозяйки нарубить.
Вот не спится человеку,
Словно дома — на войне.
Зашагал на дровосеку,
Рубит хворост при луне.
Тюк да тюк. До света рубит.
Коротка солдату ночь.
Знать, жену жалеет, любит,
Да не знает, чем помочь.
Рубит, рубит. На рассвете
Покидает дом боец.
А под свет проснулись дети,
Поглядят — пришел отец,
Поглядят — бойцы чужие,
Ружья разные, ремни.
И ребята, как большие,
Словно поняли они.
И заплакали ребята.
И подумать было тут:
Может, нынче в эту хату
Немцы с ружьями войдут…
И доныне плач тот детский
В ранний час лихого дня
С той немецкой, с той зарецкой
Стороны зовет меня.
Я б мечтал не ради славы
Перед утром боевым,
Я б желал на берег правый,
Бой пройдя, вступить живым.
И скажу я без утайки,
Приведись мне там идти,
Я хотел бы к той хозяйке
Постучаться по пути.
Попросить воды напиться —
Не затем, чтоб сесть за стол,
А затем, чтоб поклониться
Доброй женщине простой.
Потому — хозяин-барин
Ничего нам не сказал?
Может, нынче землю парит,
За которую стоял…
Впрочем, что там думать, братцы.
Надо немца бить спешить.
Вот и все, что Теркин вкратце
Вам имеет доложить.
Читать полное произведение