Прыжок пантеры 1911 что это
Прыжок «Пантеры». Репетиция Первой мировой
В эти дни исполнилось ровно сто лет со дня дипломатического инцидента, из-за которого Первая мировая война могла начаться на три года раньше. В июле 1911 года в марокканский порт Агадир вошел крошечный германский кораблик — канонерская лодка «Пантера». Вооружение ее было ничтожно. Экипаж — мал. Единственное, на что были способны декоративные пушки «Пантеры», — это пугать туземцев и сбивать апельсины с деревьев. Но внезапное появление этой «лохани» флота кайзера Вильгельма II в африканском захолустье, о существовании которого большинство европейских обывателей даже не подозревало, вызвало просто неописуемую истерику, которая едва не взорвала так называемый «цивилизованный мир».
Плевалась злостью, как по команде, британская свободная пресса. Впрочем, почему «свободная»? И почему «как»? Неожиданное единодушие лондонских газет, взвывших в одночасье о «германской угрозе», можно было объяснить только такой же единодушной позицией их хозяев. Команда явно была — она последовала из лондонских клубов, где дымили сигарами вместе с членами парламента и министрами Его Величества подлинные владельцы «общественного мнения».
А экспрессивные галльские пинки газет парижских, передовицы которых лягали «проклятых немцев» и их «сумасшедшего кайзера», словно вскидывали ноги в канкане, объяснялись таким же единодушием вдохновителей колониальной политики «прекрасной Франции». И только Россия в лице своей тоже «свободной» после царского манифеста 17 октября 1905 года печати реагировала на африканские страсти вяло — она пока не отошла от шока проигранной русско-японской войны. Свои незализанные дальневосточные раны пекли больнее, чем еще не расковырянные марокканские.
Но по какой причине разгорелся международный конфликт?
Правда, между двумя Европами были и различия. К примеру, сезонные рабочие из пограничных губерний Российской империи отправлялись под осень собирать яблоки в Германию так же свободно, как и чехи из Австро-Венгрии ехали на заработки в Киев. На границе у них никто не спрашивал заграничных паспортов. А внутренние паспорта были только в России и Турции, за что их постоянно критиковали по всей Европе как «полицейские» государства. Пропуска же для краткосрочного пребывания за границей даже в «реакционной» России прямо на границе и выписывались — в жандармских железнодорожных участках — «управлениях», как именовались они официально. Австрийские офицеры из полков, стоявших в Галиции, ездили на выходные в Россию — в Волынскую и Подольскую губернии. Офицеры же Русской императорской армии, наоборот, предпочитали отдыхать в Австрии — то есть в каком-нибудь Тарнополе или Станиславове, знакомясь с прелестями местных проституток. И даже тронувшийся рассудком Иван Франко, имя которого советская власть еще не присвоила городу Станиславову, без всяких документов приезжал из австрийского Лемберга (ныне — Львова) в русский Киев.
На мой взгляд, жизнь в той Европе была просто очаровательна. Изобрети она еще трусики-стринги для прекрасных дам и электрические эпиляторы для их не менее прекрасных ножек (корнет 9-го Киевского гусарского полка Юрий Ослопов в мемуарах уверял, что его лембергская подружка брила ноги и «самые потайные предназначенные для удовольствий места» его парадной саблей — почувствуйте, каков слог!), этому похабному континенту вообще не было бы цены! Однако континент, пресытившись красивой жизнью, мечтал только о том, чтобы не менее красиво пустить себе кровь. И всеми силами искал к тому повод. Одним из таких поводов и стал приход канонерки с эротичным названием «Пантера» в Агадир.
НЕСЧАСТНЫЕ «НЕГРИТЯТА». Марокко — маленькое африканское королевство, берега которого омывали с севера Средиземное море, а с запада — Атлантический океан, насчитывало чуть более 7 миллионов человек населения (преимущественно арабов и берберов) и занимало площадь в 460 тыс. кв. км. Южная граница его растворялась в песках пустыни Сахара, где начинались французские колониальные владения в Алжире. Марокканцы занимались, в основном, сельским хозяйством, выращивая оливки, пшеницу и цитрусовые, и скотоводством. Но на их беду в недрах этой страны в конце XIX века обнаружили залежи фосфатов, марганца, цинка, свинца, олова, железа и меди. Простым дикарям, да такое богатство! — почти одновременно решили в Париже, Лондоне, Берлине и Риме.
Но первой на дележ добычи прибежала Франция. Точь-в-точь, как сегодня в Ливии. В 1881 году под предлогом борьбы с набегами марокканских племен на Алжир французы перебросили части Иностранного Легиона в Сахару и захватили там несколько пограничных оазисов на спорных территориях. Окружив королевство с востока и юга, в 1901 году Париж заставил его султана Абдул-Азиса подписать договор, который санкционировал вторжение французских отрядов в Марокко для «поддержания порядка». Годом ранее французы тайно договорились с итальянцами о разделе сфер влияния в Северной Африке: Италия предоставляла Франции полную свободу действий в Марокко, а Франция в ответ — соглашалась с правом итальянцев делать, что им угодно, в Ливии. Произошел «гешефт» — два евроразбойника поделили то, что им не принадлежало.
«ВСЕМИРНОЕ ОБЩЕСТВО КОЛОНИЗАЦИИ». Но обиделась Германия. Позже других великих европейских наций вступив на рельсы индустриального развития, зато всех сразу же обогнав по темпам роста, а потом и оставив их далеко за кормой, немцы тоже создавали свою маленькую колониальную империю. Созданное в 1884 году «Общество немецкой колонизации» жаловалось в обращении к соотечественникам: «Немецкая нация вышла с пустыми руками при разделе Земного шара, свидетелем которого она была, начиная с XV столетия и кончая нашими днями. Все остальные культурные народы Европы владеют в не нашей части света целыми государствами»! Как говорили патриоты Фатерланда: «Мы тоже хотим место под солнцем!». А солнца, как известно, больше всего в Африке. Поэтому в конце XIX века Германия поспешно обзавелась «Германской Восточной Африкой» (там ныне Танзания), «Германской Юго-Западной Африкой» (современная Намибия), а заодно «прикупила» Камерун.
На все ваши вопросы —
У нас один ответ:
У нас есть пулеметы,
А у вас их нет!
Правда, первыми пустили в ход этот поэтический шедевр еще более чистоплотные и корректные британские джентльмены — представители нации, которая подарила миру ватерклозет. Это стихотворение, воспевающее достижения технического прогресса, они сочинили после того, как выкосили в 1898 году из пулеметов в Судане армию местного правителя Махди. Суданцы ходили в отчаянные психические атаки с саблями, а англичане методично истребляли их свинцовым дождем и еще упивались при этом, какие они «герои».
В этой кровавой бойне принимал, между прочим, участие будущий «спаситель свободного мира» Уинстон Черчилль. Двадцатичетырехлетнее конопатое чудовище служило тогда в армии королевы Виктории кавалерийским офицером и оставило о своих злодеяниях циничные мемуары «Речная война». Заметьте, лицемерная Европа, которая судит сегодня сербских генералов в Гааге и регулярно пинает труп Сталина, даже не подумала осудить кровавого палача Черчилля хотя бы условным историческим судом. Наоборот — еще и памятник поставила этому маньяку и алкоголику, чьи преступления в колониальных войнах ничем не уступают нацистским зверствам! А почему бы не притащить его прах в Гаагу и не разобрать по косточкам? Ведь учились будущие нацисты именно у англичан! И первый концлагерь для мирных граждан придумали не немцы, а человеколюбивые британцы в Южной Африке во время англо-бурской войны 1899—1901 годов!
К началу ХХ века германский капитал занимал в экономике Марокко третье место после британского и французского. Около 40 немецких фирм сооружали здесь железные дороги и занимались добычей сырья. Правительство Германской империи мечтало построить на побережье этой страны военно-морские базы и угольные станции для своего флота. Поэтому готовившаяся оккупация Марокко французами не могла не вызвать раздражение Берлина. «Если мы молча позволим Франции наступить нам на ногу в Марокко, — писал один из чиновников германского МИДа, — то этим самым мы поощрим к повторению того же в иных местах».
ФРАНЦУЗЫ ХОТЯТ МАРОККО. Независимость Марокко гарантировалась Мадридским трактатом еще 1880 года. Его подписали 13 государств — в том числе Австро-Венгрия, Франция, Бельгия, Германия, Великобритания, США, Италия, Испания и даже далекая от Африки холодная Швеция. В 1905 году разразился Первый марокканский кризис. Эмоциональный и красноречивый германский император Вильгельм II по дороге на греческий остров Корфу высадился в марокканском порту Танжер, где заявил, что делает визит султану как «независимому монарху». Вильгельм выразил надежду, что «свободное Марокко» под правлением султана останется «открытым для мирной конкуренции всех наций без монополий и исключений на основе абсолютного равенства» и призвал созвать международную конференцию для защиты марокканского суверенитета.
Легко заметить, что Вильгельм II говорил примерно то же, что сегодня вещает ВТО. Это объяснимо, так как германские товары вытесняли тогда английские и французские по всему миру, и именно захватывающим рынки немцам больше других была нужна свобода торговли. Напоследок кайзер добавил, что считает марокканского султана «абсолютно свободным монархом». Сегодня сказали бы то же самое, но чуть иначе: «свободная страна» или «свободный народ». Но сути дела это не меняло бы. Выслушав все это, султан Марокко понял, что Германия стоит за него горой, и послал предложенный французами проект «реформ» в его стране туда, откуда он выполз — в Париж.
«ОБЪЯВИМ МОБИЛИЗАЦИЮ!» Демарш Вильгельма II в Танжере вызвал ярость французского МИДа. Министр иностранных дел Делькассе — человек эмоциональный и глупый — заявил, что требования Германии сохранять равные права великих держав в Марокко — блеф, на который не нужно обращать внимания, даже если немцы станут угрожать Франции войной. Британия, боявшаяся гипотетических немецких баз в этой африканской стране, пообещала Франции поддержку и заявила, что высадит 100-тысячную армию на немецком побережье, если Германия объявит французам войну.
Но Вильгельм продолжал гнуть свою линию. В ответ на угрозы он высказался еще решительнее: «Пусть французские министры знают, чем рискуют… Немецкая армия перед Парижем через три недели, революция в 15 главных городах Франции и 7 миллиардов франков контрибуции!».
Шестого июля 1905 г. напуганное французское правительство собралось на экстренное совещание. Вопрос стоял ребром: или согласие на международную конференцию, или война. «Ну и что? — ответил своему премьеру Рувье глава МИДа Делькассе. — Объявим мобилизацию!».
Коллеги-министры посмотрели на своего буйного собрата, как на полного идиота. Союзница Франции Россия воевала с Японией на Дальнем Востоке и ничем не могла помочь. Немцы действительно были бы через три недели под Парижем. Далькассе мигом убрали с должности и согласились на предложения созвать конференцию.
НАБИЛИ РЫЛО ДИПЛОМАТУ. Вильгельм II был расстроен. Ему не дали «спасти» Марокко и наказать страну мерзких пожирателей лягушек на 7 миллиардов франков. Но напряжение на африканском берегу не утихло и после конференции. 25 сентября 1908 года французские солдаты набили морду секретарю германского консульства в марокканском порту Касабланка. Немецкий дипломат пытался вывезти на пароходе нескольких солдат Французского Иностранного Легиона — германских подданных, обманом завербованных, как утверждали немцы, в это «страшное» формирование, где у людей отбирали даже имена, данные им при рождении. Европа снова оказалась на пороге войны. И снова Вильгельм II проявил слабость и согласился передать дело о франко-немецком мордобитии на третейское разбирательство Гаагского трибунала. Гаага промямлила, что французские власти действовали правильно, допустив, однако, «излишнее насилие» при поимке дезертиров. Но Франция вынуждена была пойти на соглашение с немцами по Марокко и обязалась «не чинить препятствий торговым и промышленным интересам Германии» в этой стране.
И все-таки на этом «марокканская горячка» не утихла. Видно, место было такое беспокойное. Просто медом намазанное. Вскоре в Марокко разгорелось восстание против султана, вызванное подпиткой французскими деньгами местных кочевников — совсем, как сегодня в Ливии! И 21 мая 1911 года под предлогом защиты законного правительства и охраны европейских подданных французы вступили в марокканскую столицу город Фец. Немцы не выдержали — кто-то опять устанавливает мировой порядок и снова без нас! Канонерская лодка «Пантера» прыгнула в Агадир.
И тут началось то, о чем читатель ужа знает из начала этой статьи. Газетная истерика. Мобилизация французской армии в Европе. Клятвенное обещание Британии помочь на море и на суше. И даже возвращение бешеного Делькассе в кабинет министров — на сей раз в качестве главы Морского ведомства. И началась бы война. Да только Россия еще была «не готова» и поставила условием своей помощи Франции признание ее права на Босфор и Дарданеллы. Переговоры между Парижем и Петербургом, а также Парижем и Берлином, торги и дипломатическая возня «секретной дипломатии» длились до самой осени. И увенчались 4 ноября 1911 года новым франко-германским сговором. Германия согласилась на оккупацию французами Марокко. Франция — уступила Германии в Конго 230 000 кв. км. с 600 тысячами «негров» и «негритят» или, как сказали бы мы сегодня политкорректно, «афроафриканцев». И … рассосалось. До самого августа 1914-го, когда Россия, наконец, почувствовала себя «готовой».
А потом закончилось все — старая добрая Европа, галицийские евреи-контрабандисты, австрийские офицеры на выходных в Каменец-Подольском, русские — в Тарнополе, а чем теперь брила «потаенные места» любовница корнета Ослопова, никто не узнает. Сам он в мемуарах не дописал. А девушки, как известно, мемуары редко пишут — по причине врожденной лживости, препятствующей написанию любых честных воспоминаний.
Прыжок «Пантеры». Репетиция Первой мировой
В эти деньки исполнилось ровно 100 лет со денька дипломатичного инцидента, из-за которого 1-ая глобальная война могла начаться на три года ранее. В июле 1911 года в марокканский порт Агадир вошел крохотный германский кораблик — канонерская лодка «Пантера». Вооружение ее было ничтожно. Экипаж — мал. Единственное, на что были способны декоративные пушки «Пантеры», — это пугать аборигенов и сбивать апельсины с деревьев. Но неожиданное возникновение этой «лохани» флота кайзера Вильгельма II в африканском захолустье, о существовании которого большая часть европейских обывателей даже не подозревало, вызвало просто непередаваемую истерику, которая чуть не подорвала так именуемый «цивилизованный мир».
Плевалась злобой, как по команде, английская свободная пресса. Вобщем, почему «свободная»? И почему «как»? Внезапное единодушие английских газет, взвывших в одночасье о «германской угрозе», можно было разъяснить только таковой же единодушной позицией их владельцев. Команда очевидно была — она последовала из английских клубов, где дымили сигарами вкупе с членами парламента и министрами Его Величества подлинные обладатели «общественного мнения».
А экспрессивные галльские пинки газет парижских, передовицы которых лягали «проклятых немцев» и их «сумасшедшего кайзера», как будто вскидывали ноги в канкане, объяснялись таким же единодушием вдохновителей колониальной политики «прекрасной Франции». И только Наша родина в лице собственной тоже «свободной» после королевского манифеста 17 октября 1905 года печати реагировала на африканские страсти вяло — она пока не отошла от шока проигранной русско-японской войны. Свои незализанные дальневосточные раны пекли больнее, чем еще не расковырянные марокканские.
Но по какой причине разгорелся интернациональный конфликт?
Правда, меж 2-мя Европами были и различия. Например, сезонные рабочие из пограничных губерний Русской империи отчаливали под осень собирать яблоки в Германию так же свободно, как и чехи из Австро-Венгрии ехали на заработки в Киев. На границе у их никто не спрашивал зарубежных паспортов. А внутренние паспорта были исключительно в Рф и Турции, за что их повсевременно критиковали по всей Европе как «полицейские» страны. Пропуска же для короткосрочного пребывания за границей даже в «реакционной» Рф прямо на границе и выписывались — в жандармских жд участках — «управлениях», как именовались они официально. Австрийские офицеры из полков, стоявших в Галиции, ездили на выходные в Россию — в Волынскую и Подольскую губернии. Офицеры же Российской императорской армии, напротив, предпочитали отдыхать в Австрии — другими словами в каком-нибудь Тарнополе либо Станиславове, знакомясь с красотами местных проституток. И даже тронувшийся рассудком Иван Франко, имя которого русская власть еще не присвоила городку Станиславову, без всяких документов приезжал из австрийского Лемберга (сейчас — Львова) в российский Киев.
На мой взор, жизнь в той Европе была просто обворожительна. Изобрети она еще трусики-стринги для красивых дам и электронные эпиляторы для их более красивых ножек (корнет 9-го Киевского гусарского полка Юрий Ослопов в воспоминаниях убеждал, что его лембергская подружка обривала ноги и «самые потайные созданные для наслаждений места» его парадной саблей — почувствуйте, каковой слог!), этому похабному материку вообщем не было бы цены! Но материк, пресытившись прекрасной жизнью, грезил только о том, чтоб более прекрасно пустить для себя кровь. И всеми силами находил к тому повод. Одним из таких поводов и стал приход канонерки с эротичным заглавием «Пантера» в Агадир.
Злосчастные «НЕГРИТЯТА». Марокко — малеханькое африканское царство, берега которого омывали с севера Средиземное море, а с запада — Атлантический океан, насчитывало чуток более 7 миллионов человек населения (в большей степени арабов и берберов) и занимало площадь в 460 тыс. кв. км. Южная граница его растворялась в песках пустыни Сахара, где начинались французские колониальные владения в Алжире. Марокканцы занимались, в главном, сельским хозяйством, растя оливки, пшеницу и цитрусовые, и скотоводством. Но на их неудачу в недрах этой страны в конце XIX века нашли залежи фосфатов, марганца, цинка, свинца, олова, железа и меди. Обычным дикарям, да такое достояние! — практически сразу решили в Париже, Лондоне, Берлине и Риме.
Но первой на дележ добычи прибежала Франция. Точно так же как сейчас в Ливии. В 1881 году под предлогом борьбы с набегами марокканских племен на Алжир французы перебросили части Зарубежного Легиона в Сахару и захватили там несколько пограничных оазисов на спорных территориях. Окружив царство с востока и юга, в 1901 году Париж принудил его султана Абдул-Азиса подписать контракт, который санкционировал вторжение французских отрядов в Марокко для «поддержания порядка». Год назад французы потаенно условились с итальянцами о разделе сфер воздействия в Северной Африке: Италия предоставляла Франции полную свободу действий в Марокко, а Франция в ответ — соглашалась с правом итальянцев делать, что им угодно, в Ливии. Произошел «гешефт» — два евроразбойника поделили то, что им не принадлежало.
«ВСЕМИРНОЕ ОБЩЕСТВО КОЛОНИЗАЦИИ». Но обиделась Германия. Позднее других величавых европейских наций вступив на рельсы промышленного развития, зато всех сразу обогнав по темпам роста, а позже и оставив их далековато за кормой, немцы тоже делали свою небольшую колониальную империю. Сделанное в 1884 году «Общество германской колонизации» сетовало в воззвании к соотечественникам: «Немецкая цивилизация вышла с пустыми руками при разделе Земного шара, очевидцем которого она была, начиная с XV столетия и кончая нашими деньками. Все другие культурные народы Европы обладают в не нашей части света целыми государствами»! Как гласили патриоты Фатерланда: «Мы тоже желаем место под солнцем!». А солнца, как понятно, больше всего в Африке. Потому в конце XIX века Германия поспешно обзавелась «Германской Восточной Африкой» (там сейчас Танзания), «Германской Юго-Западной Африкой» (современная Намибия), а заодно «прикупила» Камерун.
Всюду, где появлялись немцы, они тиранически заставляли аборигенов вымывать свои руки, а кто не желал мыть — получал жесточайшую взбучку. В особенности не обожало вымывать свои руки племя гереро в Германской Юго-Западной Африке. Обиженные таким несоблюдением норм гигиены и неуважением к их цивилизаторской миссии германские просветители, не длительно думая, прикончили в 1904—1906 гг. около 30 тыщ «грязных» гереро при помощи нового автоматического орудия — пулеметов Максим. Тогда же в африканских колониях европейских государств пошел гулять стишок:
На все ваши вопросы —
У нас один ответ:
У нас есть пулеметы,
А у вас их нет!
Правда, первыми пустили в ход этот поэтический шедевр еще больше чистоплотные и корректные английские джентльмены — представители цивилизации, которая подарила миру ватерклозет. Это стихотворение, воспевающее заслуги технического прогресса, они сочинили после того, как выкосили в 1898 году из пулеметов в Судане армию местного правителя Махди. Суданцы прогуливались в отчаянные психологические атаки с саблями, а британцы методично истребляли их свинцовым дождиком и еще упивались при всем этом, какие они «герои».
В этой кровавой бойне воспринимал, меж иным, роль будущий «спаситель свободного мира» Уинстон Черчилль. Двадцатичетырехлетнее веснушчатое чудовище служило тогда в армии царицы Виктории кавалерийским офицером и оставило о собственных злодеяниях меркантильные воспоминания «Речная война». Заметьте, криводушная Европа, которая судит сейчас сербских генералов в Гааге и часто пинает труп Сталина, даже не пошевелила мозгами осудить кровавого палача Черчилля хотя бы условным историческим трибуналом. Напротив — к тому же монумент поставила этому маньяку и пьянице, чьи злодеяния в колониальных войнах ничем не уступают нацистским зверствам! А почему бы не притащить его останки в Гаагу и не разобрать по косточкам? Ведь обучались будущие нацисты конкретно у британцев! И 1-ый концлагерь для мирных людей выдумали не немцы, а человеколюбивые англичане в Южной Африке во время англо-бурской войны 1899—1901 годов!
К началу ХХ века германский капитал занимал в экономике Марокко третье место после английского и французского. Около 40 германских компаний сооружали тут стальные дороги и занимались добычей сырья. Правительство Германской империи желало выстроить на побережье этой страны военно-морские базы и угольные станции для собственного флота. Потому готовившаяся оккупация Марокко французами не могла не вызвать раздражение Берлина. «Если мы молчком позволим Франции наступить нам на ногу в Марокко, — писал один из чиновников германского МИДа, — то этим самым мы поощрим к повторению такого же в других местах».
ФРАНЦУЗЫ Желают МАРОККО. Независимость Марокко гарантировалась Мадридским трактатом еще 1880 года. Его подписали 13 стран — в том числе Австро-Венгрия, Франция, Бельгия, Германия, Англия, США, Италия, Испания и даже дальная от Африки прохладная Швеция. В 1905 году разразился 1-ый марокканский кризис. Чувственный и сладкоречивый германский правитель Вильгельм II по дороге на греческий полуостров Корфу высадился в марокканском порту Танжер, где заявил, что делает визит султану как «независимому монарху». Вильгельм выразил надежду, что «свободное Марокко» под правлением султана остается «открытым для мирной конкуренции всех наций без монополий и исключений на базе абсолютного равенства» и призвал созвать международную конференцию для защиты марокканского суверенитета.
Просто увидеть, что Вильгельм II гласил приблизительно то же, что сейчас вещает ВТО. Это объяснимо, потому что германские продукты теснили тогда английские и французские по всему миру, и конкретно захватывающим рынки германцам больше других была нужна свобода торговли. В итоге кайзер добавил, что считает марокканского султана «абсолютно свободным монархом». Сейчас произнесли бы то же самое, но чуток по другому: «свободная страна» либо «свободный народ». Но сущности дела это не меняло бы. Выслушав все это, султан Марокко сообразил, что Германия стоит за него горой, и послал предложенный французами проект «реформ» в его стране туда, откуда он выполз — в Париж.
«ОБЪЯВИМ МОБИЛИЗАЦИЮ!» Демарш Вильгельма II в Танжере вызвал ярость французского МИДа. Министр зарубежных дел Делькассе — человек чувственный и глуповатый — заявил, что требования Германии сохранять равные права величавых держав в Марокко — блеф, на который не надо заострять внимания, даже если немцы станут грозить Франции войной. Британия, боявшаяся гипотетичных германских баз в этой африканской стране, пообещала Франции поддержку и заявила, что высадит 100-тысячную армию на германском побережье, если Германия объявит французам войну.
Но Вильгельм продолжал гнуть свою линию. В ответ на опасности он высказался еще решительнее: «Пусть французские министры знают, чем рискуют… Германская армия перед Парижем через три недели, революция в 15 основных городках Франции и 7 млрд франков контрибуции!».
Шестого июля 1905 г. напуганное французское правительство собралось на критическое совещание. Вопрос стоял ребром: либо согласие на международную конференцию, либо война. «Ну и что? — ответил собственному премьеру Рувье глава МИДа Делькассе. — Объявим мобилизацию!».
Коллеги-министры поглядели на собственного буйного собрата, как на полного кретина. Союзница Франции Наша родина вел войну с Японией на Далеком Востоке и ничем не могла посодействовать. Немцы вправду могли быть через три недели под Парижем. Далькассе мигом убрали с должности и согласились на предложения созвать конференцию.
НАБИЛИ РЫЛО ДИПЛОМАТУ. Вильгельм II был расстроен. Ему не дали «спасти» Марокко и наказать страну отвратительных пожирателей лягушек на 7 млрд франков. Но напряжение на африканском берегу не утихло и после конференции. 25 сентября 1908 года французские бойцы набили рожу секретарю германского представительства в марокканском порту Касабланка. Германский дипломат пробовал вывезти на пароходе нескольких боец Французского Зарубежного Легиона — германских подданных, обманом завербованных, как утверждали немцы, в это «страшное» формирование, где у людей отбирали даже имена, данные им при рождении. Европа опять оказалась на пороге войны. И опять Вильгельм II показал слабость и согласился передать дело о франко-немецком мордобитии на третейское разбирательство Гаагского суда. Гаага промямлила, что французские власти действовали верно, допустив, но, «излишнее насилие» при поимке дезертиров. Но Франция обязана была пойти на соглашение с германцами по Марокко и обязалась «не чинить препятствий торговым и фабричным интересам Германии» в этой стране.
И все-же на этом «марокканская горячка» не утихла. Видно, место было такое неспокойное. Просто медом намазанное. Скоро в Марокко разгорелось восстание против султана, вызванное подпиткой французскими средствами местных номадов — совершенно, как сейчас в Ливии! И 21 мая 1911 года под предлогом защиты легитимного правительства и охраны европейских подданных французы вступили в марокканскую столицу город Фец. Немцы не выдержали — кто-то снова устанавливает мировой порядок и опять без нас! Канонерская лодка «Пантера» прыгнула в Агадир.
И здесь началось то, о чем читатель ужа знает из начала этой статьи. Газетная истерика. Мобилизация французской армии в Европе. Клятвенное обещание Британии посодействовать на море и на суше. И даже возвращение обезумевшего Делькассе в кабинет министров — на этот раз в качестве главы Морского ведомства. И началась бы война. Да только Наша родина еще была «не готова» и поставила условием собственной помощи Франции признание ее права на Босфор и Дарданеллы. Переговоры меж Парижем и Петербургом, также Парижем и Берлином, торги и дипломатичная возня «секретной дипломатии» продолжались до самой озари. И увенчались 4 ноября 1911 года новым франко-германским сговором. Германия согласилась на оккупацию французами Марокко. Франция — уступила Германии в Конго 230 000 кв. км. с 600 тыщами «негров» и «негритят» либо, как произнесли бы мы сейчас политкорректно, «афроафриканцев». И … рассосалось. До самого августа 1914-го, когда Наша родина, в конце концов, ощутила себя «готовой».
А позже завершилось все — древняя хорошая Европа, галицийские евреи-контрабандисты, австрийские офицеры на выходных в Каменец-Подольском, российские — в Тарнополе, а чем сейчас обривала «потаенные места» любовница корнета Ослопова, никто не выяснит. Сам он в воспоминаниях не дописал. А девицы, как понятно, воспоминания изредка пишут — из-за прирожденной лживости, препятствующей написанию всех добросовестных мемуаров.