Правовая природа это что
Правовая природа это что
Доктор юридических наук, профессор кафедры гражданского права
Пермский государственный национальный исследовательский университет
614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
Автор раскрывает сущностные характеристики понятия и соотносит его с такими как «правовой режим», «правовая характеристика», где правовая характеристика явления – один из «срезов» правовой сущности явления, а правовой режим воспринимается как синоним правовой сущности. Необходимость исследования данного соотношения предопределена многооборотностью понятия «правовая природа». Феноменологический анализ сочетания «правовая природа» позволяет увидеть, что речь идет о глубинных, сущностных характеристиках правового явления, а если точнее, то о его правовых корнях.
Ключевые слова: правовая природа; правовой режим; юриспруденция; юридическая характеристика; канцеляризмы в праве; отрасль права; правовая характеристика; нормативные признаки; сущностные свойства правового явления
Достаточно часто в юриспруденции употребляется термин «правовая природа» и применяются многочисленные попытки его определения в привязке к тому или иному правовому явлению. Удобство использования данной категории и универсальность случаев, когда она может быть употреблена, как правило, отодвигают на второй план вопрос о сущности этого понятия. Практически всегда сочетание «правовая природа» воспринимается как данность, без анализа ее сущности (в изначальном смысле как «вышедший из права»). А потому нередко адекватность его использования в научном обороте оказывается весьма сомнительной. Термин обретает характер «оборотного канцеляризма», употребляемого во всех тех случаях, когда есть трудности в выборе «имени» научного вопроса. При этом масштабы и отраслевая география использования сочетания «юридическая природа» весьма значительны, как и субстанции, по отношению к которым оно используется, не говоря уже о наборе характеристик, которые, по мнению того или иного автора, образуют исследуемую им юридическую природу.
О критической частоте его употребления в отдельных правовых сферах свидетельствует тот факт, что практически ни одна кандидатская диссертация не обходится без параграфа с названием «Правовая природа …» Однако при этом, чаще всего, ракурс использования самого понятия в тексте не оговаривается. Поскольку без преувеличения можно утверждать, что всем феноменам с правовым качеством без исключения сопутствует правовая природа, на уровне доктринальном важно определиться: что же образует смысл и суть самого понятия.
К правильному выводу о сущности какого-либо явления можно прийти лишь в случае, когда оно в основном сформировалось. Несмотря на всю многооборотность термина «правовая природа», это утверждение по отношению к нему является преждевременным.
Научное стремление абсолютного большинства авторов, намеревающихся определить правовую природу того или иного явления, крайне редко предваряет вопрос о том, что на самом деле они имеют в виду. Лишь немногие авторы, предваряя процесс исследования правовой природы, останавливаются на определении заданного. Так, С.С. Алексеев определяет юридическую природу через юридические характеристики правового явления, позволяющие увидеть структуру, место и роль среди других правовых явлений в соответствии с его социальной природой [1]. Перекликается с определением С.С. Алексеева определение правовой природы, данное И.В. Матвеевым. Автор утверждает, что обращение к термину «правовая природа» обусловлено необходимостью дать исчерпывающую характеристику тому или иному юридическому факту, процессу, явлению. При этом в осмыслении правовой природы И.В. Матвеев исходит из значения самого термина «природа», под которым обычно понимается сущность, основное свойство чего-либо. Отсюда, по автору, определить правовую природу означает определить место правового явления в системе права с выявлением его специфических существенных признаков. Так, анализ правовой природы применительно к недействительным сделкам, согласно точке зрения И.В. Матвеева, будет означать «определение их места в системе юридических фактов и указание на специфические признаки недействительных сделок, позволяющие отграничить их от других юридических фактов» [13]. Более узкое определение правовой природы дает А.В. Захаров, утверждая, что правовая природа явления – это, по сути, вопрос об отраслевой принадлежности норм, которыми эти отношения регламентируются с целью определить, какие нормы «ответственны» за регулирование данной группы общественных отношений [8].
Опираясь на последнее определение правовой природы, можно предположить, что в использовании категории «правовая природа», авторы сплошь и рядом совершают логическую ошибку, определяя то, чего на самом деле определять и не требуется. Ведь в любой достаточно развитой и надлежаще отдифференцированной правовой системе для абсолютного большинства правовых явлений вопрос об отраслевой принадлежности норм уже является решенным, а значит, они находятся под правовым воздействием норм конкретной отрасли права. Вопрос же о необходимости определять принадлежность того или иного явления к соответствующей сфере правового регулирования возникает не столь часто. Причинами для этого могут быть либо пересечение кросс-понятий в разных областях права (1); нерешенность вопросов о соотношении нормативных актов разной отраслевой принадлежности, когда один акт является актом общего действия, а другой актом специальным применительно (2); необходимость определения отраслевой принадлежности внешнеэкономических сделок при решении вопроса о том относятся ли они к публичному праву либо к международному частному праву (3) [24].
Применительно к первому случаю можно привести пример с конструкцией брачного договора, используемого как в области гражданско-правового регулирования, так и семейно-правового регулирования. Известно, что одни авторы рассматривают брачный договор в качестве одного из видов гражданско-правовых договоров, являющихся «чем-то уникальным» [3; 6]. Другие авторы полагают, что брачный договор не может считаться гражданско-правовой сделкой, а лишь является особым, семейно-правовым соглашением [18]. Третьи рассматривают брачный договор как гражданско-правовой с особенностями, определенными СК РФ [4; 10; 11; 15; 16].
Что касается второй причины, побуждающей исследовать правовую природу явления на предмет его отраслевой принадлежности, то она является частью большой теоретической проблемы о соотношении актов общего законодательства и специального. Как известно, разделение норм на общие и специальные проводится в зависимости от назначения нормативных актов. Общие нормативные акты предназначены для всех субъектов, поскольку в них закреплены общие правила поведения без учета каких-либо особенностей экономической и иной деятельности. Специальные (нередко комплексные) нормативные акты отражают особенности правового регулирования в отдельных областях. Практическое значение деления нормативных актов на общие и специальные заключается в том, что специальным актам в процессе правоприменения отдается предпочтение перед общими. Теоретически нормы общих актов применяются лишь тогда, когда отношение не урегулировано либо не в полной мере урегулировано в специальном нормативном акте. Однако, несмотря на признание того, что между общим и специальным законодательством существует неразрывная связь, поскольку специальное законодательство базируется на общем и зависимо от него, фактически бывает непросто определить исходные юридические характеристики соответствующего явления с опорой на правовой аппарат действующего законодательства. В этой части известны коллизии гражданского и земельного законодательства, а также других специальных актов (налогового, финансового) законодательства. Для того чтобы остановиться на каком-либо понимании сущности «юридической природы 1 » обратимся к онтологическому (что есть природа) и аксиологическому (в чем ее ценность) аспектам этого сочетания.
Понятие «природа» не является специальным юридическим термином. За пределами права под природой вещей обычно понимается их основное качество или существенный признак. При этом существенным должен считаться только тот признак определяемого понятия, с исключением которого уничтожается само понятие [21]. Философ Эриуген понимал под природой вещей их субстанцию или сущность. По нему, знание субстанции или сущности вещи «схватывает» ее существование и категориальные характеристики [22]. Исходя из этого можно утверждать, что, говоря о природе явления, мы в первую очередь имеем в виду первооснову, ведущее начало, обусловившие существование самого явления, его суть, сущность. Определение сущности явления сводится к выявлению его основ, что является самым глубоким уровнем понимания сущности (другими словами ядром сущности): «…сущность определяет самое себя как основание» [5], которое показывает на чем держится сущность. Другой составляющей сущности является совокупность необходимых (существенных, сущностных) свойств [7] и отношений явления, определение которых можно назвать менее глубоким предшествующим пластом понимания сущности. Свойствами выступают как потенциальные возможности (непроявленное), так и реально присущие явлению (предмету) признаки. Отсюда справедливо под признаком понимается наличие или отсутствие свойства у явления (предмета), а также наличие или отсутствие отношения между явлениями (предметами) [9].
В отношении того или иного явления можно говорить о различных аспектах [20] его природы (социальная природа, экономическая, этическая, политическая, правовая и т.д.). Поэтому в анализе терминологического значения понятия «правовая природа» определяющее значение имеет присутствие в нем термина «правовая», указывающего на то, что явление определяется с точки зрения права. Если наличие правовой природы в том или ином правовом явлении это аксиома, то значение будет иметь ее определение, выявление, которое будет заключаться в анализе с позиции права его существенных свойств (как потенциально возможных, так и признаков реально присущих) и раскрытии основания.
Исходя из сказанного мы не находим оснований не согласиться с определениями правовой природы, данными С.С. Алексеевым и И.В. Матвеевым, в которых сущностный (феноменологический) анализ сочетания «правовая природа» сводится к юридическим характеристикам, структуре, месте и роли явления в ряду других. Однако объективно встает вопрос о соотношении исследуемой категории с такими смежными и также часто используемыми понятиями, как «юридическая оценка», «юридическая характеристика» и «правовой режим».
Описание существенных свойств явления называется его характеристикой [7, c. 691]. В свою очередь под правовой характеристикой явления в объективной действительности понимается правовой режим [17, c. 140].
Сама категория «правовой режим» тоже небесспорна в применении и также не отличается унифицированным пониманием. Одни авторы воспринимают правовой режим как глубокое содержательное правовое явление, связывающее воедино целостный комплекс правовых средств в соответствии со способами правового регулирования, его типами [2].
Другие определяют его через точку приложения правового воздействия, указывая, что для каждого явления объективной действительности существует отраслевой правовой режим, который преимущественно и определяет правовое значение данного явления в типичной для него правовой сфере. При этом внутри отраслевого правового режима вычленяется институционный, в некоторых случаях индивидуальный правовой режим данного явления [17, c. 139–142].
Представляется, что задача определения правового режима близка к задаче правовой квалификации явления и отличается только объемом исследования: при определении правового режима рассматривается не только существующее правовое регулирование, но и заложенные в праве правовые возможности. Следовательно, при определении места явления в системе права, отраслевой принадлежности норм, которыми регламентируются отношения, связанные с данным явлением, фактически определяется не правовая природа, а правовой режим явления либо дается его правовая квалификация, под которой понимается юридическая оценка деяния, основанная на соответствующих нормативных предписаниях [12].
Вместе с тем правовой режим опосредовано, через категорию «правовая характеристика», связан с определением существенных свойств явления, а следовательно, с пониманием одного из уровней его правовой сущности (или правовой природы).
Обратимся к осмыслению второго уровня в понимании правовой сущности явления через раскрытие его правового основания. Если правовая характеристика явления это лишь один из «срезов» его сущности, то определение основания суть попытка раскрыть исконно правовое начало, его «правовой корень». Можно предположить, что именно этот пласт правовой сущности интересовал Д.И. Степанова при определении правовой природы устава юридического лица. Автор обошел традиционные подходы в понимании природы устава в виде договорной концепции, согласно которой основой устава является договор (как соглашение между учредителями) либо правовой феномен, основанный на договоре или содержащий в себе договор, и выдвинул мнение о том, что устав – это акт применения права [19].
Анализируя правовую природу договоров присоединения, А.В. Цыпленкова также исходит из задачи раскрыть правовую основу, «правовой корень» данного вида договоров. При этом автор констатирует, что в отношении правовой природы договоров присоединения существует две точки зрения: последователи одной говорят о наличии договорной природы, сторонники другой выделяют нормативную природу договора присоединения, рассматривая его как одностороннюю сделку нормативной природы [23].
С учетом предложенных размышлений достаточно привлекательно выглядит мысль о том, что двигаться к пониманию правовой сущности (правовой природы) можно через познание функций, определение правовой характеристики. Ведь сущность явления имеет несколько ступеней познания, идти по которым можно все дальше и дальше, в глубь правового явления – от его существенных свойств к основанию. И, несмотря на то, что «юридическая природа» – сложная, составная категория, не исключается возможность найти и увидеть границы ее применения в научном обороте. Взаимосвязь категории «юридическая природа» с такими терминами, как «правовая оценка» (квалификация), «правовая характеристика», «правовой режим», «функция», а также с методом правового регулирования определяет ее существенное значение (аксиологический аспект). Таким образом, определение правовой природы позволяет не только дать правовую характеристику юридического явления, уяснить его место и роль среди других, но и выявить его основание («правовой корень»), оказывающее неизбежное влияние на его правовую характеристику.
Библиографический список
Алексеев С.С. Общие дозволения и запреты в советском праве. М.: Юридическая литература, 1998. С. 227.
Алексеев С.С. Теория права. М.: БЕК, 1994. С. 172.
Антокольская М.В. Семейное право. М.: Юристъ, 2002. С. 156.
Бондов С.Н. Брачный договор. М., 2002. С. 56;
Гегель Г.В.Ф. Наука логики. М., 1971. Т.2. С. 70.
Арбитражный суд Кировской области
О суде
Наши публикации
Правовая природа и значение срока, предусмотренного
Норма, содержащаяся в части 4 статьи 198 АПК РФ, в практике арбитражных судов получила неоднозначную оценку в силу неопределенности природы указанного в ней срока. Включение этой нормы в процессуальное законодательство не является бесспорным доказательством того, что эта норма процессуальная. Однако, попытка определить отраслевую принадлежность данной нормы как нормы материального права не будет успешной, поскольку деятельность публичной власти по предмету регулирования отличается большим многообразием. В теоретическом осмыслении нуждаются вопросы: является ли указанный срок процессуальным или материальным? Когда может (или должно) быть заявлено ходатайство о восстановлении пропущенного срока? Каковы последствия истечения трехмесячного срока для обжалования? Приведем несколько примеров из судебной практики (1), подтверждающих значимость поставленных вопросов.
При рассмотрении заявления об оспаривании ненормативного акта суд установил, что трехмесячный срок истек, ходатайства о восстановлении пропущенного срока заявление не содержит, суд выносит определение о возвращении заявления на основании части 2 статьи 115 АПК (н-р: ФАС Волго-Вятского округа от 30.09.04 дело № А29-4896/2004а).
ФАС Северо-Западного округа в Постановлении от 05.08.04 г. по делу № А56-43975/03 указывает на необходимость закрепления с учетом положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод иного подхода к разрешению данной ситуации: обязательность ходатайства о восстановлении пропущенного срока при подаче заявления нельзя признать однозначно определенной исходя из буквального толкования части 4 статьи 198 АПК РФ. Учитывая неопределенность правовой природы этого срока, арбитражному суду не следует рассматривать это обстоятельство как препятствие для восстановления срока, если он был пропущен по уважительной причине.
Позиция ФАС Московского округа от 17.09.04 по делу № КА-А40/7190-04: при наличии факта возбуждения производства по делу спор должен быть рассмотрен по существу. Вероятно, речь идет о том, что, если суд на стадии принятия заявления не счел, что пропущен процессуальный срок, принял при отсутствии ходатайства о его восстановлении заявление к рассмотрению, то этот срок становится материальным и возврат заявления на основании статьи 115 АПК РФ в ходе производства невозможен. Возврат по данному основанию допустим только на стадии принятия заявления.
Истечение исковой давности, о котором заявлено стороной спора, само по себе составляет основание для принятия судебного решения об отказе в иске (ч. 2 п. 2 ст. 199 ГК РФ). Констатация судом отсутствия правовой возможности принудительного осуществления нарушенного субъективного права должна влечь по смыслу статьи 8 ГК РФ отказ в признании субъективного права (н-р: Агарков М.М., Гурвич М.А. считали, что погашается не только право на иск, но и само субъективное право). Противники этой позиции указывают на то, что «задавненные» субъективные гражданские права признаются законом и охраняются постольку, поскольку остаются содержанием правоотношений (п. 1 ст. 308, ст. 206, 1109 ГК РФ).
Обобщая, следует отметить, что утрата процессуальной правоспособности лицом, участвующим в деле, и будет являться основанием прекращения производства по делу. И данная позиция основана не на расширительном, а системном толковании норм, и применима к любому случаю истечения срока на защиту, т.е. утраты права требовать судебного разбирательства в силу отпадения права на получение принудительной защиты признаваемого с материально-правовой позиции субъективного права или законного интереса. При этом отраслевая принадлежность защищаемого права или законного интереса значения не имеет, поскольку спор не может быть рассмотрен по существу.
Понятие «юридическая природа»: актуальные проблемы теории и практики (Братусь Д. А. к.ю.н. (Ph.D.), Партнер Юридической фирмы «Lex Analitik», доцент кафедры гражданского права и гражданского процесса КазНПУ им. Абая)
Понятие «юридическая природа»:
актуальные проблемы теории и практики
(Братусь Дмитрий Александрович к.ю.н. (Ph.D.), Партнер Юридической фирмы «Lex Analitik»,доцент кафедры гражданского права и гражданского процесса КазНПУ им. Абая)
Например, в абз. 29 ст. 1 Модельного закона «О туристкой деятельности» [5] говорится о юридической природе и смысле туристского продукта. Пункт 2 ст. 149 ГК РК гласит о природе и существе сделки. В аналогичной по смыслу норме российского ГК законодатель выражается конкретнее, подмечая односторонний характер и существо сделки (ст. 156 ГК РФ). Заблуждение относительно природы сделки является одним из оснований, имеющих существенное значение для признания сделки недействительной по усмотрению суда (ч. 1 п. 8 ст. 159 ГК РК, см. для сравнения абз. 2 п. 1 ст. 178 ГК РФ). Природа соответствующего вещного права может препятствовать субсидиарному (дополнительному) применению норм о праве собственности (п. 2 ст. 195 ГК РК [6] ) и т.д.
Во-первых, все острее проявляется вопрос о частноправовой или публично-правовой природе исполнения. От аргументации по этому поводу зависят, например:
— признание исполнения, сформулированного в гражданском праве, родовой категорией или категорией вида (с учетом «исполнения» разных «публичных обязательств»);
— классификация видов исполнения собственно в гражданском праве;
— перечень оснований исполнения и их аргументированная систематизация;
— причины обязательности соглашения или данного обещания и т.д.
Обсуждение проводится и за рамками строгой научной полемики. То или иное решение предопределяет конкретные практические последствия, например, в связи с установлением гражданско-правовой, уголовной или административной ответственности за конкретное правонарушение, осуществлением так называемых «налоговых обязательств» и применением в их развитии гражданско-правового механизма исполнения, разработкой в отечественной теории уголовного права сделок о признании вины, обоснованием уголовной ответственности юридического лица за экономические преступления [17] и т.д.
— объективные сложности усовершенствования норм. Текущая неопределенность, связанная с отсутствием общепринятой научной концепции юридической природы исполнения влечет риск предложения законодателю ошибочных ориентиров (особенно со стороны представителей публично-правовых отраслей), некорректной постановки нормотворческих задач, несоразмерности планируемых новелл реальным потребностям правоприменительной практики, затруднения в разработке единообразного судебного подхода.
Изучение «природы» в правоведении сопряжено с трудностями объективного и субъективного порядка. Вот их примерный перечень.
Субъективные причины второстепенны, но крайне отрицательно влияют на юридическую репрезентативность «природы»:
— доминирование в специальной литературе личного (бытового) восприятия слова над рациональным («техническим»);
— неумышленная (допущенная в результате поверхностного изучения) или неэтичная «подмена понятий» в современной юридической науке, связанная с забвением истории цивилистических институтов (об этом подробнее говорится далее);
Не считая решения по изложенному казусу, в современной судебной практике (казахстанской и российской) квалификация неосновательного обогащения не порождала коллизии частного и публичного порядка:
— «Законодатель и судебная практика понимают под неосновательным приобретением увеличение имущества у одного лица при одновременном уменьшении соответствующего имущества у другого» [46] ;
— «Банк, за счет которого произведено ошибочное зачисление средств получателю, вправе истребовать их от последнего как неосновательно приобретенное имущество» [47] ;
— «Ошибочное зачисление денежных средств банком на счет клиента является неосновательным обогащением последнего, на сумму которого подлежат начислению проценты» [48] и т.д.
Следующая ситуация также связана с необоснованным смешением публичных и частных начал в финансовом секторе. Пристальное внимание к нему не случайно. Речь идет об организационных («климатических») условиях нормального гражданского оборота.
Разнообразие нынешней юридической жизни не исчерпывается приведенными примерами. Данный ряд можно продолжать до бесконечности. Еще несколько характерных эпизодов без подробного комментария к каждому случаю.
Природа соглашения, юридическая сила которого нуждается в предоставлении (или появлении некоего обстоятельства)
Вопрос, неожиданно напавший на меня, представляет для меня интерес больше с теоретической точки зрения, о чем я сразу предупреждаю и предлагаю высказаться в таком же ключе, кому это покажется интересным. Какова природа соглашения, которое может считаться заключенным исключительно в результате появления определенного юридически значимого обстоятельства?
В главе 42 теперь предусматривается консенсуальная модель договора займа, оставляя лишь обязательную реальную модель для ситуации, когда займодавцем выступает гражданин. На данном примере можно попробовать посмотреть, какова правовая природа соглашения в конструкции любого реального договора до передачи вещей.
С точки зрения римского права в принципе понятно, откуда возник реальный договор, другое дело, странно, что в отечественном праве конструкция реального договора продержалась так долго (особенно на фоне нашей любви ко всякого рода трансплантатам).
Меня же интересует другое. Соглашение, достигнутое до момента передачи вещей в реальном договоре займа, вроде как нужно рассматривать как юридическое ничто, поскольку договор считается заключенным только с момента передачи вещи (абз. 2 п. 1 ст. 807 ГК РФ, п. 2 ст. 433 ГК РФ). Однако, с точки зрения механики обязательственных отношений, квалификация такого соглашения в качестве юридического ничто вовсе не обязательна. Если единственным обстоятельством, запускающим обязательство по возврату вещей того же рода и качества, является лишь передача вещей в собственности заемщику, то соглашение о займе в принципе может квалифицироваться и как условная двусторонняя сделка, в силу которой положения данного соглашения (например, о процентах, сроках возврата, месте возврата и т.п.) распространяют свою силу на последующие отношения, при условии совершения второй сделки, как основания этих новых отношений (реальной передачи вещи). В общем то, насколько мне известно из римского права, заем изначально был беспроцентный. Более того, даже сейчас мы можешь обнаружить явные свидетельства данного факта в легальной дефиниции договора займа. А что до процентов, то обязательство их уплаты возникало в силу дополнительного соглашения.
Если же понимать соглашение без передачи вещей исключительно в качестве юридического ничто, то неизбежно возникают некоторые вопросы, например:
Как такое возможно, чтобы юридическое ничто после передачи вещи транслировало юридически значимые условия на возникшие отношения?
Я так понимаю, здесь отличная ситуация от той, которая изложена в п. 2 ст. 425 ГК РФ (в последнем случае речь идет о фактически сложившихся отношения, которым ретроспективно можно придать определенную юридическую форму). В случае соглашения без передачи вещей имеют место лишь два взаимно направленных волеизъявления, которые, вопреки провозглашенной свободе договора, не порождают никакого правового эффекта.
Не очень понятно, как быть с различными пороками, которые обычно приводят к недействительности волеизъявлений. Например, на момент достижения соглашения какая-то сторона была ограничена в дееспособности, а на момент передачи вещей, уже нет. Или вообще, ту или иную сторону заставили согласиться на определенные невыгодные условия предполагаемого договора займа, а сама передача уже была без порока воли.
Кстати, как относиться к такому временному лагу между моментом достижения соглашения и передачей вещей? Можно ли (нельзя?) рассматривать такую передачу вещей через месяц в качестве неосновательного предоставления? А через пол года? А полномочия на какую дату должны определяться? Думаю, вопросы можно продолжать.
Подобные вопросы справедливы к любым реальным договорам, и как мне кажется не решаются через конструкцию предварительных договоров, регулирование которых содержат правила, несовместимые с конструкцией реального договора. Точно так же нельзя рассматривать такое соглашение как некую рамку, условия которой «подгружаются» на случай совершения ожидаемого имущественного предоставления соответствующей стороной.
Проблема природы соглашения, вступление которого в силу законом или волей сторон поставлен в зависимостость от некоего обстоятельства, вроде как справедлива и применительно к проблеме условных сделок, в которых стороны обусловили неким обстоятельством не просто возникновение, изменение или прекращение прав и обязанностей, но сам факт заключения соглашения, что, вроде как, допустимо с формальной точки зрения в силу свободы договора. Более того, с хозяйственной точки зрения, наверное, можно гипотетически помыслить нежелание сторон быть даже связанными эффектом ожидания до момента наступления условия. Правда, заключение такого юридически значимого соглашения на первый взгляд выглядит как-то странновато и вроде как содержит внутреннее противоречие.
Однако, мне кажется, что и в этом случае можно относительно непротиворечиво помыслить ситуацию, в которой нет ни фактических отношений, ни вроде бы и юридических отношений, которые при срабатывании условия как бы из ниоткуда подгружаются, но которые прежде были совершенно необязательны.
Не секрет, что в одном документе может быть спрятано несколько сделок. Так же нет причин сомневаться и в том, что сделки могут располагаться в виде «матрешек», юридический эффект которых ослабляется по мере глубины нахождения «матрешки» (сделки). Собственно говоря, сделка, которая предусматривает (либо законом предусмотрено), что она считается заключенной лишь при наступлении некоего условия (как и совершения предоставления в конструкции реального договора), по сути состоит из двух «матрешек», и которых одна спящая (с большим объемом прав и обязанностей), а другая бодрствующая и при этом самая маленькая с очень слабым, но все равно имеющимся юридическим эффектом: содержанием данной сделки является исключительно одно единственное положение о том, что вторая сделка («большая матрешка») вступит в силу в момент наступления определенного условия.