Пойду рыдать что перекрестком распяты городовые
Владимир Маяковский — Я: Стих
По мостовой
моей души изъезженной
шаги помешанных
вьют жестких фраз пяты.
Где города
повешены
и в петле облака
застыли
башен
кривые выи —
иду
один рыдать,
что перекрестком
распяты
городовые.
Анализ стихотворения «Я (По мостовой…)» Маяковского
Ранняя лирика Владимира Владимировича Маяковского — дань эгоцентричному футуризму, чья категоричная степень отрицания всего и вся была возведена в абсолют. Стихотворение «Я» — типичный пример подобного нового творчества.
Стихотворение написано в 1913 году. Его автору 20 лет, он довольно давно состоит в партии большевиков, был даже под арестом, непрерывно ведет агитационную работу, был изгнан из училища за свою деятельность. К этому времени уже знаком с Д. Бурлюком, развивает концепцию футуризма в литературе. Этот период сам В. Маяковский называл «ученическим»: первой его задачей было «овладение словом», формой, затем он приступил к главной — овладение темой. Конечно же, социалистической.
Видимо, поэту казалось, что мир начался со дня его рождения, нет, точнее — со дня осознания его себя марксистом и футуристом. Он ощущает себя квинтэссенцией человека вообще, более того, человека новой, еще не очень распространенной формации. Искусство провозглашается мерилом истины. Стихи приравниваются к действию, к «штыку». По жанру стихотворение представляет собой мистерию (экстравагантная лирика с философским подтекстом), по размеру — акцентный стих со сложной рифмовкой. По форме — типичная для поэта лесенка, подчеркивающая ритмическую и интонационную конструкции, сложные рифмы, звукопись. Стихотворение вошло в первый рукописный сборник молодого поэта под негромким названием «Я».
Произведение — череда образов, встающих перед читателем зримой картинкой. Город — основной из них. С первой строки автор противопоставляет себя всем остальным людям: по мостовой души шаги помешанных. Вьющаяся змеей душа-мостовая в конце концов упирается в перекрестки, посредине которых стоят следящие за порядком городовые. Зная, как рано поэт примкнул к революционерам, как силен в нем был запал перекроить мир (или хотя бы одну страну) по своему лекалу, можно понять, насколько ненавистны ему приметы упорядоченной, размеренной, лицемерной, по его мнению, жизни. Если башни, то кривые, да еще застрявшие в петле облаков. Повешены и, видимо, смердят города. Перебравшись в Москву, он не сразу нашел себя, бросал стихи, брался за живопись. Ко всему этому присоединялись еще и материальные трудности. Уязвленный юноша считал такое положение дел несправедливым. «Иду рыдать»: пока остается только кричать, ждать своего часа. «Выи» — шеи. Эпитеты: изъезженной, жестких.
Футуризм — литературный феномен в предреволюционной России. С 1912 года в его рядах — В. Маяковский, экспериментатор и агитатор.
«По мостовой…» В. Маяковский
По мостовой
моей души изъезженной
шаги помешанных
вьют жестких фраз пяты.
Где города
повешены
и в петле облака
застыли
башен
кривые выи, –
иду
один рыдать,
что перекрестком
распяты
городовые.
Дата создания: 1913 г.
Анализ стихотворения Маяковского «По мостовой…»
В 1913 году Маяковский издал первый свой сборник, получивший название «Я». Книга была написана от руки, иллюстрирована рисунками Василия Николаевича Чекрыгина (1897-1922) и Льва Федоровича Жегина (1892-1969). Размножили ее литографическим методом, получив в итоге три сотни экземпляров. Сборник включил в себя всего четыре стихотворения. В них усматривались следы урбанистически преломленной христианской тематики. Открывает книгу произведение «По мостовой…», повествующее о распятии. Перед читателем предстает не поэт, находящийся в городских стенах, а город, расположившийся внутри стихотворца. Между двумя мирами – внутренним и внешним – исчезает граница, что делает их неразличимыми. В одиночестве лирический герой идет рыдать на перекресток, ступая по изъезженной мостовой души. Интересно, что в ранней лирике Владимира Владимировича редко встречается образ дома. Герой практически постоянно пребывает в движении, гуляя по городским улицам. При этом дом, место, где можно приклонить голову, у него есть. Вот только ограниченное пространство здания не способно вместить в себя его широкую душу. В ранних стихотворениях Маяковского личное расширяется, заполняя собой сперва улицы и площади, а затем и всю Землю.
В произведении «По мостовой…» юный поэт демонстрирует удивительное умение создавать яркие, запоминающиеся, замысловатые образы. Исходя из первых четырех строк текста, душа героя уходит в пятки сумасшедших людей, которые вьют по мостовой речь, словно веревку. Далее возникает образ повешенных городов. В финале появляются служители закона, распятые перекрестками дорог. В произведении царят крестная мука, казнь и безумие. И смех. Только он остается герою. Маяковскому жаль мир, в котором в роли Христа выступает блюститель порядка. Тем не менее, в смехе ему видится единственный шанс на спасение.
Стихотворение «По мостовой…» – рассказанная с помощью сложных метафор история про распятие. Как уже говорилось выше, остальные тексты, входящие в цикл «Я», также несут в себе черты христианской мифологии. В «Нескольких словах о моей жене» повествуется о распутстве. Произведение «Несколько слов о моей матери» представляет собой стихотворный вариант пьеты, иконографического типа, наиболее распространенного в западноевропейском искусстве в период с тринадцатого по семнадцатый век. Четвертый и финальный текст, названный «Несколько слов обо мне самом», – обращение к мотиву жертвоприношения и образу чаши.
Пойду рыдать что перекрестком распяты городовые
По мостовой
моей души изъезженной
шаги помешанных
вьют жестких фраз пяты.
Где города
повешены
и в петле о́блака
застыли
башен
кривые выи —
иду
один рыдать,
что перекрестком
ра́спяты
городовые.
Статьи раздела литература
Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».
Подпишитесь на нашу рассылку и каждую неделю получайте обзор самых интересных материалов, специальные проекты портала, культурную афишу на выходные, ответы на вопросы о культуре и искусстве и многое другое. Пуш-уведомления оперативно оповестят о новых публикациях на портале, чтобы вы могли прочитать их первыми.
Если вы планируете провести прямую трансляцию экскурсии, лекции или мастер-класса, заполните заявку по нашим рекомендациям. Мы включим ваше мероприятие в афишу раздела «Культурный стриминг», оповестим подписчиков и аудиторию в социальных сетях. Для того чтобы организовать качественную трансляцию, ознакомьтесь с нашими методическими рекомендациями. Подробнее о проекте «Культурный стриминг» можно прочитать в специальном разделе.
Электронная почта проекта: stream@team.culture.ru
Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».
В разделе «Афиша» новые события автоматически выгружаются из системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После подтверждения модераторами анонс события появится в разделе «Афиша» на портале «Культура.РФ».
Если вы нашли ошибку в публикации, выделите ее и воспользуйтесь комбинацией клавиш Ctrl+Enter. Также сообщить о неточности можно с помощью формы обратной связи в нижней части каждой страницы. Мы разберемся в ситуации, все исправим и ответим вам письмом.
Пойду рыдать что перекрестком распяты городовые
1
По мостовой
По мостовой
моей души изъезженной
шаги помешанных
вьют жестких фраз пяты.
Где города
повешены
и в петле облака
застыли
башен
кривые выи —
иду
один рыдать,
что перекрестком
распяты
городовые.
2
Несколько слов о моей жене
Морей неведомых далеким пляжем
идет луна —
жена моя.
Моя любовница рыжеволосая.
За экипажем
крикливо тянется толпа созвездий пестрополосая.
Венчается автомобильным гаражей,
целуется газетными киосками,
а шлейфа млечный путь моргающим пажем
украшен мишурными блестками.
А я?
Несло же, палимому, бровей коромысло
из глаз колодцев студеные ведра.
В шелках озерных ты висла,
янтарной скрипкой пели бедра?
В края, где злоба крыш,
не кинешь блесткой песни.
В бульварах я тону, тоской песков овеян:
ведь это ж дочь твоя —
моя песня
в чулке ажурном
у кофеен!
3
Несколько слов о моей маме
У меня есть мама на васильковых обоях.
А я гуляю в пестрых павах,
вихрастые ромашки, шагом меряя, мучу.
Заиграет вечер на гобоях ржавых,
подхожу к окошку,
веря,
что увижу опять
севшую
на дом
тучу.
А у мамы больной
пробегают народа шорохи
от кровати до угла пустого.
Мама знает —
это мысли сумасшедшей ворохи
вылезают из-за крыш завода Шустова.
И когда мой лоб, венчанный шляпой фетровой,
окровавит гаснущая рама,
я скажу,
раздвинув басом ветра вой:
«Мама.
Если станет жалко мне
вазы вашей муки,
сбитой каблуками облачного танца, —
кто же изласкает золотые руки,
вывеской заломленные у витрин Аванцо. »
4
Несколько слов обо мне самом
Я люблю смотреть, как умирают дети.
Вы прибоя смеха мглистый вал заметили
за тоски хоботом?
А я —
в читальне улиц —
так часто перелистывал гроба том.
Полночь
промокшими пальцами щупала
меня
и забитый забор,
и с каплями ливня на лысине купола
скакал сумасшедший собор.
Я вижу, Христос из иконы бежал,
хитона оветренный край
целовала, плача, слякоть.
Кричу кирпичу,
слов исступленных вонзаю кинжал
в неба распухшего мякоть:
«Солнце!
Пойду рыдать что перекрестком распяты городовые
По мостовой моей души
© Т.Ф. Прокопов, составление, предисловие, примечания, 2018
© ООО «Издательство АСТ», 2018
Маяковский в странах русского зарубежья
Странствия одного из титанов литературы Серебряного века и советской эпохи Владимира Маяковского в зарубежье, в те места и центры, где расселились, рассеялись два миллиона наших сограждан, вынесенных на чужбину ураганами революций, сыграли в его творческой судьбе роль приметную. Общение с изгнанниками, знакомство с тем, как живут народы других стран, не могли не отразиться на его, казалось бы, незыблемых, неколебимых, сформировавшихся раз и навсегда мировоззренческих устоях. Об этом свидетельствуют и тексты, собранные в настоящей книге.
Маяковскому власти впервые (в основном стараниями наркома Луначарского, дружески к нему относившегося) дозволили выехать за границу в 1922 году (в мае – в Латвию, в октябре – в Германию, где он пробыл почти месяц, а завершил путешествие семидневным гостеванием во Франции). Это был тот самый 1922-й, который открыл в истории нашей культуры ее очередную скорбную страницу, черно окрашенную массовыми депортациями из большевистской России неусмиренной интеллигенции.
Впервые оказавшись в городе своей давней мечты – в Париже, поэт не сдержал восторга: «Я выхожу на Place de la Concorde!» Он тогда еще и помыслить не мог о том, как больно, как растревоженно ударил по сердцам изгнанников тот смысл, который им вкладывался в восклицание. Для них парижская площадь Согласия не стала той, какой привиделась поэту, – символом примирения, знаком согласия апатридов с теми, кто лишил их Родины.
В дальнейшем Маяковский ежегодно, и не по одному разу, пересекал недружественную (увы, такую же, как и теперь) границу с Западом. Из них шесть многодневных выездов он совершил в Германию и столько же во Францию (напомним: это были страны, наряду с Польшей приютившие у себя наибольшие потоки беженцев из России). А самым длительным (четырехмесячным!) оказалось его путешествие по Мексике и Соединенным Штатам Америки. Напоминая об этом, приходится с сожалением отмечать, что среди сотен мемуарных, биографических и иных свидетельств о Маяковском его ежегодные поездки в зарубежье остаются белым, скудно освещаемым пятном.
Уезжал Маяковский в свой первый вояж, радостно одержимый ожиданием встреч и впечатлений, а вслед ему неслось улюлюканье газет во главе с «Правдой». Центральный орган большевиков еще 8 сентября 1921 года открыл кампанию вовсе не литературного свойства, а политического освистывания поэта статьей заведующего партийным Агитпропом Л. Сосновского «Довольно “маяковщины”».
«Видели ли вы на Тверской, – вопрошала газета, – в окне “Роста” выставляющиеся раньше цветные, размалеванные, якобы революционные плакаты? Теперь их, к счастью, нет. Но раньше они оскорбляли глаз круглосуточно. Кому они доставляли удовольствие?
Гг. футуристам. Ибо они получают за них фантастические гонорары. Раз-два кистью – и готова картина. По такому-то параграфу заплатить художнику с дюйма…
Прибавлена к нелепому рисунку пара нелепых строк якобы стихов…
Заразилась и провинция. Нашлись и там ловкачи, подражатели Маяковского, великовозрастные остолопы, не умеющие рисовать и не желающие этому делу учиться, но желающие “жрррать” по самому высокому тарифу…»
А страна читала, разглядывала и дивилась совсем непривычным: рифмованным, да с картинками, рекламным смешным зазываньям, которые тотчас будут тысячеусто повторены и Москвой, и повсеместно: «Нигде кроме, как в Моссельпроме», «Нет места сомненью и думе: всё для женщины только в ГУМе»; «Лучших сосок не было и нет. Готов сосать до старых лет»…
А стихи поэта, те, что настоящие и серьезные? И они до него так не писались: «Надо рваться в завтра, вперед, чтоб брюки трещали в ходу»; «Грядущие люди! Вам завещаю я сад фруктовый моей великой души!»; «Земля! Дай исцелую твою лысеющую голову лохмотьями губ моих в пятнах чужих позолот»; «Видите – гвоздями слов прибит к бумаге я»… Читая такое, Горький из своего полуэмигрантского сидения в итальянском «Иль Сорито» отзывался понимающе, но с осторожным одобрением: «В футуристах все-таки что-то есть!» И еще: «Много лишнего, ненужного у футуристов, они кричат, ругаются, но что же им делать, если их хватают за горло. Надо же отбиваться».
Однако скандальная кампания против «якобы революционного» творчества разворачивалась все шире и беспощадней, в нее, как по команде, втесались (и прежде не унимавшиеся) литературные недруги футуристов и лично Маяковского. От этих поэт отругивался легко и остроумно. Примерно так: на одном из литвечеров ничевоки отослали его «к Пампушке на Твербул (к памятнику Пушкину на Тверском бульваре. – Ред.) чистить сапоги всем желающим». Отбиваясь, он в карман за ответом не полез, а тут же потребовал принять резолюцию: «Запретить им в течение трех месяцев писать стихи, а вместо этого бегать за папиросами для Маяковского» (и зал дружелюбным хохотом резолюцию одобрил).
Лишь самые близкие знали: к злопыхательству Владимир Владимирович привыкал трудно и огорчительно, словно смиряясь как с неизбежным: ему всякое доводилось слыхивать на выступлениях в десятках поездок по стране. Однако в 1921-м примешалось одно зловещее обстоятельство-совпадение. За неделю до беспардонной публикации «Правды», в которой содержалась устрашающая фраза «Надеемся, что скоро на скамье подсудимых будет сидеть маяковщина», страна узнала о том, что в ночь на 26 августа прогремели расстрельные выстрелы, унесшие жизни 61 деятеля науки, культуры, литературы (позже выяснилось: расстрелянных «по делу профессора Таганцева» было не 61, а 350 человек; через полвека они будут реабилитированы). Всех их, не утруждаясь разбирательствами, обвинили в заговоре и шпионстве. Имена казненных с краткими биографическими справками были опубликованы 1 сентября «Петроградской правдой» и «Красной газетой» (в этом сильно усеченном списке тридцатым читаем имя поэта Николая Гумилева).
Антимаяковский памфлет Сосновского был тогда многими понят как донос, так, словно большевистский босс предлагал еще одно имя в палаческий список.
И тут уместно напомнить: как раз с 1922-го началась многострадальная эпопея изгнания из страны интеллигентов, заподозренных в недозволяемом своемыслии. Об этом сегодня рассказывает долго скрывавшийся документ, который и дал ход новой волне репрессий: секретная директива Ленина, направленная 19 мая 1922 года председателю Государственного политического управления (ГПУ) Ф.Э. Дзержинскому. Текст почти восемьдесят лет оставался неизвестным. Не публиковался по причинам важным: оберегалась репутация вождя. Да и сами жертвы репрессий (те, кто выжил), все как один, в мемуарах писали, что не Ленин был зачинщиком. Прочтем же, что директивой предписывалось: