Пойди туда не знаю куда найди то не знаю что
Поди туда-не знаю куда, принеси то-не знаю что — русская народная аудиосказка
Слушайте онлайн русскую народную сказку «Поди туда-не знаю куда, принеси то-не знаю что» на сайте Мишкины книжки!
Пожалуйста, оцените произведение.
Оценка: 4.6 / 5. Количестов оценок: 95
Помогите сделать материалы на сайте лучше для пользователя!
Напишите причину низкой оценки.
Если Вам понравилось, пожалуйста, поделитесь с друзьями.
Прослушано 4278 раз(а)
Другие русские народные волшебные аудиосказки
Иван-крестьянский сын и чудо-юдо — Русская народная аудиосказка
Волшебное кольцо — русская народная аудиосказка
Слушайте онлайн русскую народную сказку «Волшебное кольцо» на сайте Мишкины книжки!
Солнце, Месяц и Ворон Воронович — русская народная аудиосказка
Все русские народные волшебные аудиосказки
Рекомендуем Вам послушать
Долгим зимним вечером — аудиосказка Козлова С.Г.
Слушайте сказку «Долгим зимним вечером» Козлова С.Г. онлайн на сайте Мишкины книжки.
Кукушонок — аудиосказка Бианки В.В.
Слушайте аудиосказку «Кукушонок » Бианки В.В. онлайн
Волшебная дудочка — русская народная аудиосказка
Слушайте онлайн русскую народную сказку «Волшебная дудочка» на сайте Мишкины книжки!
Прикольная скачка мне понравилось! Спасибо!❤️❤️❤️❤️🥰🥰🥰🥰
Добавить комментарий Отменить ответ
Русские народные аудиосказки
Аудиосказки народов мира
аудиосказки по возрасту:
аудиосказки по интересам:
Как игрушки пошли учиться
Слушайте сказку «Как игрушки пошли учиться» онлайн на сайте Мишкины книжки. Сказка про мальчика Петю Кляксина, который завтра станет первоклассником. А сегодня он решил поиграть своими любимыми игрушками. Он посадил их за парты и стал…
Слушайте сказку «Белочка-умелочка» онлайн на сайте Мишкины книжки. Под зеленою сосной Вырос домик расписной. И жила в нем белочка, Белочка умелочка…
Слушайте сказку «Зайчик Почемучка» онлайн на сайте Мишкины книжки. Жил в лесу зайчик по прозвищу Почемучка. Как только он попадался на глаза какой-нибудь зверушке, та либо пряталась, либо убегала, так как зайчик задавал слишком много-много…
Слушайте сказку «Музыкальный магазинчик» онлайн на сайте Мишкины книжки. В старинном польском городке были улицы: Канареечная, Миндальная, Клетчатая и даже улица Полевой мыши. Но эта история произошла на улице Заколдованной розы, где был Музыкальный магазин.
Слушайте рассказ «Грибной суп» онлайн на сайте Мишкины книжки. Веселый рассказ о том, как юные кулинары варили проголодались и решили сварить грибной суп с листьями эвкалипта. Озвучка: Гетманчук Е., Басков Ф., Борова Н., Сульдина О….
Слушайте рассказ «Кораблик» онлайн на сайте Мишкины книжки. Душевный рассказ о путешествии маленького игрушечного кораблика. Озвучка: Сульдина О. Фортепианная партия: Сульдина О. Иллюстрация: Чудинова В. Фонд ВРЕМЯ РАСТИ.
Слушайте рассказ «Чудо в перьях» онлайн на сайте Мишкины книжки. Фантазийный рассказ о том, как оживает нарисованный аллигатор и как весело иногда бывает не выговаривать буквы. Озвучка: Борова Н., Басков Ф., Евтюхова А., Кулаков А….
Небольшие рассказы про маленького мальчика Алешу, его детство, его семью. Алеша описывает свои детские впечатления от путешествия по железной дороге, от огромной Москвы, от посещения зоопарка…
«Бородино» — стихотворение Михаила Юрьевича Лермонтова. Было написано в начале 1837 года. Опубликовано в журнале «Современник» в 1837 году. Посвящено Бородинскому сражению 7 сентября 1812 года, в котором русская армия сражалась против французского наполеоновского войска….
Слушайте аудио стих «Бочонок собачонок» Заходера Б. онлайн на сайте Мишкины книжки.
Слушайте аудио стих «Диета термита» Заходера Б. онлайн на сайте Мишкины книжки.
Слушайте аудио стих «Дождик» Заходера Б. онлайн на сайте Мишкины книжки.
Мы рады принять Ваши предложения и пожелания по работе сайта
Пойди туда не знаю куда найди то не знаю что
Русская народная сказка
Пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что (вариант сказки 1)
Видит жена, что от той охоты весь он измаялся, и говорит ему: «Послушай, друг, мне тебя жалко: каждый божий день ты беспокоишься, бродишь по лесам до по болотам, завсегда мокрехонек домой ворочаешься, а пользы нам нет никакой. Это что за ремесло! Вот я так знаю такое, что без барышей не останешься. Добудь-ка рублей сотню-другую, все дело поправим». Бросился Федот по товарищам: у кого рубль, у кого два занял и собрал как раз двести рублей. Принес к жене. «Ну, — говорит она, — купи теперь на все эти деньги разного шелку». Стрелец купил на двести рублей разного шелку. Она взяла и сказывает: «Не тужи, молись богу да ложись спать; утро вечера мудренее!»
Муж заснул, а жена вышла на крылечко, развернула свою волшебную книгу — и тотчас явились перед ней два неведомых молодца: что угодно — приказывай! «Возьмите вот этот шелк и за единый час сделайте мне ковер, да такой чудный, какого в целом свете не видывано; а на ковре бы все королевство было вышито, и с городами, и с деревнями, и с реками, и с озерами». Принялись они за работу и не только в час, а в десять минут изготовили ковер — всем на диво; отдали его стрельцовой жене и вмиг исчезли, словно их и не было! Наутро отдает она ковер мужу. «На, — говорит, — понеси на гостиный двор и продай купцам, да смотри: своей цены не запрашивай, а что дадут, то и бери».
Федот взял ковер, развернул, повесил на руку и пошел по гостиным рядам. Увидал один купец, подбежал и спрашивает: «Послушай, почтенный! Продаешь, что ли?» — «Продаю». — «А что стоит?» — «Ты торговый человек, ты и цену уставляй». Вот купец думал, думал, не может оценить ковра — да и только! Подскочил другой купец, за ним третий, четвертый. и собралась их толпа великая, смотрят на ковер, дивуются, а оценить не могут. В то время проезжал мимо гостиных рядов дворцовый комендант, усмотрел толпу, и захотелось ему разузнать: про что толкует купечество? Вылез из коляски, подошел и говорит: «Здравствуйте, купцы-торговцы, заморские гости! О чем речь у вас?» — «Так и так, ковра оценить не можем». Комендант посмотрел на ковер и сам дался диву. «Послушай, стрелец, — говорит он, — скажи мне по правде по истинной, откуда добыл ты такой славный ковер?» — «Моя жена вышила». — «Сколько же тебе дать за него?» — «Я и сам цены не ведаю; жена наказала не торговаться, а сколько дадут — то и наше!» — «Ну, вот тебе десять тысяч!»
Стрелец взял деньги и отдал ковер, а комендант этот завсегда при короле находился — и пил и ел за его столом. Вот он поехал к королю обедать и ковер повез: «Не угодно ль вашему величеству посмотреть, какую славную вещь купил я сегодня?» Король взглянул — все свое царство словно на ладони увидел; так и ахнул! «Вот это ковер! В жизнь мою такой хитрости не видывал. Ну, комендант, что хочешь, а ковра тебе не отдам». Сейчас вынул король двадцать пять тысяч и отдал ему из рук в руки, а ковер во дворце повесил. «Ничего, — думает комендант, — я себе другой еще лучше закажу».
Сейчас поскакал к стрельцу, разыскал его избушку, входит в светлицу и как только увидал стрельцову жену — в ту ж минуту и себя и свое дело позабыл, сам не ведает, зачем приехал; перед ним такая красавица, что век бы очей не отвел, все бы смотрел да смотрел! Глядит он на чужую жену, а в голове дума за думой: «Где это видано, где это слыхано, чтобы простой солдат да таким сокровищем владал? Я хоть и при самом короле служу и генеральский чин на мне положон, а такой красоты нигде не видывал!» Насилу комендант опомнился, нехотя домой убрался. С той поры, с того времени совсем не свой сделался: и во сне и наяву только и думает, что о прекрасной стрельчихе; и ест — не заест, и пьет — не запьет, все она представляется!
Заприметил король и стал его выспрашивать: «Что с тобой подеялось? Аль кручина какая?» — «Ах, ваше величество! Видел я у стрельца жену, такой красоты во всем свете нет; все об ней думаю: и не заесть и не запить, никаким снадобьем не заворожить!» Пришла королю охота самому полюбоваться, приказал заложить коляску и поехал в стрелецкую слободу. Входит в светлицу, видит — красота невообразимая! Кто ни взглянет — старик ли, молодой ли, всякий без ума влюбится. Защемила его зазноба сердечная. «Чего, — думает про себя, — хожу я холост-неженат? Вот бы мне жениться на этой красавице; зачем ей быть стрельчихою? Ей на роду написано быть королевою».
Воротился король во дворец и говорит коменданту: «Слушай! Сумел ты показать мне стрельцову жену — красоту невообразимую; теперь сумей извести ее мужа. Я сам на ней хочу жениться. А не изведешь, пеняй на себя; хоть ты и верный мой слуга, а быть тебе на виселице!» Пошел комендант, пуще прежнего запечалился; как стрельца порешить — не придумает.
Идет он пустырями, закоулками, а навстречу ему баба-яга: «Стой, королевский слуга! Я все твои думки ведаю; хочешь, пособлю твоему горю неминучему?» — «Пособи, бабушка! Что хочешь, заплачу». — «Сказан тебе королевский указ, чтобы извел ты Федота-стрельца. Это дело бы неважное: сам-то он прост, да жена у него больно хитра! Ну, да мы загадаем такую загадку, что не скоро справится. Воротись к королю и скажи: за тридевять земель, в тридесятом царстве есть остров; на том острове ходит олень золотые рога. Пусть король наберет полсотню матросов — самых негодных, горьких пьяниц, и велит изготовить к походу старый, гнилой корабль, что тридцать лет в отставке числится; на том корабле пусть пошлет Федота-стрельца добывать оленя золотые рога. Чтоб добраться до острова, надо плыть ни много, ни мало — три года, да назад с острова — три года, итого шесть лет. Вот корабль выступит в море, месяц прослужит, а там и потонет: и стрелец и матросы — все на дно пойдут!»
Комендант выслушал эти речи, поблагодарил бабу-ягу за науку, наградил ее золотом и бегом к королю. «Ваше величество! — говорит. — Так и так — можно наверно стрельца извести». Король согласился и тотчас отдал приказ по флоту: изготовить к походу старый, гнилой корабль, нагрузить его провизией на шесть лет и посадить на него пятьдесят матросов — самых распутных и горьких пьяниц. Побежали гонцы по всем кабакам, по трактирам, набрали таких матросов, что поглядеть любо-дорого: у кого глаза подбиты, у кого нос сворочон набок. Как скоро доложили королю, что корабль готов, он в ту же минуту потребовал к себе стрельца: «Ну, Федот, ты у меня молодец, первый в команде стрелец; сослужи-ка мне службу, поезжай за тридевять земель, в тридесятое царство — там есть остров, на том острове ходит олень золотые рога; поймай его живого и привези сюда». Стрелец задумался; не знает, что и отвечать ему. «Думай — не думай, — сказал король, — а коли не сделаешь дела, то мой меч — твоя голова с плеч!»
Народные русские сказки (Афанасьев)/Пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что
← Волшебное зеркальце | Народные русские сказки Пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что : № 212—215 | Мудрая жена → |
Содержание
Видит жена, что от той охоты весь он измаялся, и говорит ему: «Послушай, друг, мне тебя жалко: каждый божий день ты беспокоишься, бродишь по лесам до по болотам, завсегда мокрехонек домой ворочаешься, а пользы нам нет никакой. Это что за ремесло! Вот я так знаю такое, что без барышей не останешься. Добудь-ка рублей сотню-другую, все дело поправим». Бросился Федот по товарищам: у кого рубль, у кого два занял и собрал как раз двести рублей. Принес к жене. «Ну, — говорит она, — купи теперь на все эти деньги разного шелку». Стрелец купил на двести рублей разного шелку. Она взяла и сказывает: «Не тужи, молись богу да ложись спать; утро вечера мудренее!»
Муж заснул, а жена вышла на крылечко, развернула свою волшебную книгу — и тотчас явились перед ней два неведомых мо́лодца: что угодно — приказывай! «Возьмите вот этот шелк и за единый час сделайте мне ковер, да такой чудный, какого в целом свете не видывано; а на ковре бы все королевство было вышито, и с городами, и с деревнями, и с реками, и с озерами». Принялись они за работу и не только в час, а в десять минут изготовили ковер — всем на диво; отдали его стрельцовой жене и вмиг исчезли, словно их и не было! Наутро отдает она ковер мужу. «На, — говорит, — понеси на гостиный двор и продай купцам, да смотри: своей цены не запрашивай, а что дадут, то и бери».
Федот взял ковер, развернул, повесил на руку и пошел по гостиным рядам. Увидал один купец, подбежал и спрашивает: «Послушай, почтенный! Продаешь, что ли?» — «Продаю». — «А что стоит?» — «Ты торговый человек, ты и цену уставляй». Вот купец думал, думал, не может оценить ковра — да и только! Подскочил другой купец, за ним третий, четвертый. и собралась их толпа великая, смотрят на ковер, дивуются, а оценить не могут. В то время проезжал мимо гостиных рядов дворцовый комендант, усмотрел толпу, и захотелось ему разузнать: про что толкует купечество? Вылез из коляски, подошел и говорит: «Здравствуйте, купцы-торговцы, заморские гости! О чем речь у вас?» — «Так и так, ковра оценить не можем». Комендант посмотрел на ковер и сам дался диву. «Послушай, стрелец, — говорит он, — скажи мне по правде по истинной, откуда добыл ты такой славный ковер?» — «Моя жена вышила». — «Сколько же тебе дать за него?» — «Я и сам цены не ведаю; жена наказала не торговаться, а сколько дадут — то и наше!» — «Ну, вот тебе десять тысяч!»
Стрелец взял деньги и отдал ковер, а комендант этот завсегда при короле находился — и пил и ел за его столом. Вот он поехал к королю обедать и ковер повез: «Не угодно ль вашему величеству посмотреть, какую славную вещь купил я сегодня?» Король взглянул — все свое царство словно на ладони увидел; так и ахнул! «Вот это ковер! В жизнь мою такой хитрости не видывал. Ну, комендант, что хочешь, а ковра тебе не отдам». Сейчас вынул король двадцать пять тысяч и отдал ему из рук в руки, а ковер во дворце повесил. «Ничего, — думает комендант, — я себе другой еще лучше закажу».
Сейчас поскакал к стрельцу, разыскал его избушку, входит в светлицу и как только увидал стрельцову жену — в ту ж минуту и себя и свое дело позабыл, сам не ведает, зачем приехал; перед ним такая красавица, что век бы очей не отвел, все бы смотрел да смотрел! Глядит он на чужую жену, а в голове дума за думой: «Где это видано, где это слыхано, чтобы простой солдат да таким сокровищем влада́л? Я хоть и при самом короле служу и генеральский чин на мне положо́н, а такой красоты нигде не видывал!» Насилу комендант опомнился, нехотя домой убрался. С той поры, с того времени совсем не свой сделался: и во сне и наяву только и думает, что о прекрасной стрельчихе; и ест — не заест, и пьет — не запьет, все она представляется!
Заприметил король и стал его выспрашивать: «Что с тобой подеялось? Аль кручина какая?» — «Ах, ваше величество! Видел я у стрельца жену, такой красоты во всем свете нет; все об ней думаю: и не заесть и не запить, никаким снадобьем не заворожить!» Пришла королю охота самому полюбоваться, приказал заложить коляску и поехал в стрелецкую слободу. Входит в светлицу, видит — красота невообразимая! Кто ни взглянет — старик ли, молодой ли, всякий без ума влюбится. Защемила его зазноба сердечная. «Чего, — думает про себя, — хожу я холост-неженат? Вот бы мне жениться на этой красавице; зачем ей быть стрельчихою? Ей на роду написано быть королевою».
Воротился король во дворец и говорит коменданту: «Слушай! Сумел ты показать мне стрельцову жену — красоту невообразимую; теперь сумей извести ее мужа. Я сам на ней хочу жениться. А не изведешь, пеняй на себя; хоть ты и верный мой слуга, а быть тебе на виселице!» Пошел комендант, пуще прежнего запечалился; как стрельца порешить — не придумает.
Идет он пустырями, закоулками, а навстречу ему баба-яга: «Стой, королевский слуга! Я все твои думки ведаю; хочешь, пособлю твоему горю неминучему?» — «Пособи, бабушка! Что хочешь, заплачу́». — «Сказан тебе королевский указ, чтобы извел ты Федота-стрельца. Это дело бы неважное: сам-то он прост, да жена у него больно хитра! Ну, да мы загадаем такую загадку, что не скоро справится. Воротись к королю и скажи: за тридевять земель, в тридесятом царстве есть остров; на том острове ходит олень золотые рога. Пусть король наберет полсотню матросов — самых негодных, горьких пьяниц, и велит изготовить к походу старый, гнилой корабль, что тридцать лет в отставке числится; на том корабле пусть пошлет Федота-стрельца добывать оленя золотые рога. Чтоб добраться до острова, надо плыть ни много, ни мало — три года, да назад с острова — три года, итого шесть лет. Вот корабль выступит в море, месяц прослужит, а там и потонет: и стрелец и матросы — все на дно пойдут!»
Комендант выслушал эти речи, поблагодарил бабу-ягу за науку, наградил ее золотом и бегом к королю. «Ваше величество! — говорит. — Так и так — можно наверно стрельца извести». Король согласился и тотчас отдал приказ по флоту: изготовить к походу старый, гнилой корабль, нагрузить его провизией на шесть лет и посадить на него пятьдесят матросов — самых распутных и горьких пьяниц. Побежали гонцы по всем кабакам, по трактирам, набрали таких матросов, что поглядеть любо-дорого: у кого глаза подбиты, у кого нос сворочо́н набок. Как скоро доложили королю, что корабль готов, он в ту же минуту потребовал к себе стрельца: «Ну, Федот, ты у меня молодец, первый в команде стрелец; сослужи-ка мне службу, поезжай за тридевять земель, в тридесятое царство — там есть остров, на том острове ходит олень золотые рога; поймай его живого и привези сюда». Стрелец задумался; не знает, что и отвечать ему. «Думай — не думай, — сказал король, — а коли не сделаешь дела, то мой меч — твоя голова с плеч!»
Федот повернулся налево кругом и пошел из дворца; вечером приходит домой крепко печальный, не хочет и слова вымолвить. Спрашивает его жена: «О чем, милый, закручинился? Аль невзгода какая?» Он рассказал ей все сполна. «Так ты об этом печалишься? Есть о чем! Это службишка, не служба. Молись-ка богу да ложись спать; утро вечера мудренее: все будет сделано». Стрелец лег и заснул, а жена его развернула волшебную книгу — и вдруг явились перед ней два неведомых мо́лодца: «Что угодно, что надобно?» — «Ступайте вы за тридевять земель, в тридесятое царство — на остров, поймайте оленя золотые рога и доставьте сюда». — «Слушаем! К свету все будет исполнено».
Настало время кораблю отчаливать от пристани, много народу пришло пловцов провожать, пришел и сам король, попрощался с Федотом и поставил его над всеми матросами за старшего. Пятые сутки плывет корабль по́ морю, берегов давно не видать. Федот-стрелец приказал выкатить на палубу бочку вина в сорок ведер и говорит матросам: «Пейте, братцы! Не жалейте; душа — мера!» А они тому и рады, бросились к бочке и давай вино тянуть, да так натянулись, что тут же возле бочки попадали и заснули крепким сном. Стрелец взялся за руль, поворотил корабль к берегу и поплыл назад; а чтоб матросы про то не сведали — знай с утра до вечера вином их накачивает: только они с перепоя глаза продерут, как уж новая бочка готова — не угодно ль опохмелиться.
Как раз на одиннадцатые сутки привалил корабль к пристани, выкинул флаг и стал палить из пушек. Король услыхал пальбу и сейчас на пристань — что там такое? Увидал стрельца, разгневался и накинулся на него со всей же́сточью: «Как ты смел до сроку назад воротиться?» — «А куда ж мне деваться, ваше величество? Пожалуй, иной дурак десять лет в морях проплавает да путного ничего не сделает, а мы вместо шести лет всего-навсего десять суток проездили, да свое дело справили: не угодно ль взглянуть на оленя золотые рога?» Тотчас сняли с корабля клетку, выпустили златорогого оленя; король видит, что стрелец прав, ничего с него не возьмешь! Позволил ему домой идти, а матросам, которые с ним ездили, дал свободу на целые на шесть лет; никто не смей их и на службу спрашивать, по тому самому, что они уж эти года заслужили.
На другой день призвал король коменданта, напустился на него с угрозами. «Что ты, — говорит, — али шутки со мной шутишь? Видно, тебе голова твоя не дорога! Как знаешь, а найди случай, чтоб можно было Федота-стрельца злой смерти предать». — «Ваше королевское величество! Позвольте подумать; авось можно поправиться». Пошел комендант пустырями да закоулками, навстречу ему баба-яга: «Стой, королевский слуга! Я твои думки ведаю; хочешь, пособлю твоему горю?» — «Пособи, бабушка! Ведь стрелец вернулся и привез оленя золотые рога». — «Ох, уж слышала! Сам-то он простой человек, извести его нетрудно бы — все равно что щепоть табаку понюхать! Да жена у него больно хитра. Ну да мы загадаем ей иную загадку, с которой не так скоро справится. Ступай к королю и скажи: пусть пошлет он стрельца туда — не знаю куда, принести то — не знаю что. Уж этой задачи он во веки веков не выполнит: или совсем без вести пропадет, или с пустыми руками назад придет».
Комендант наградил бабу-ягу золотом и побежал к королю; король выслушал и велел стрельца позвать. «Ну, Федот! Ты у меня молодец, первый в команде стрелец. Сослужил ты мне одну службу — достал оленя золотые рога; сослужи и другую: поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что! Да помни: коли не принесешь, то мой меч — твоя голова с плеч!» Стрелец повернулся налево кругом и пошел из дворца; приходит домой печальный, задумчивый. Спрашивает его жена: «Что, милый, кручинишься? Аль еще невзгода какая?» — «Эх, — говорит, — одну беду с шеи свалил, а другая навалилася; посылает меня король туда — не знаю куда, велит принести то — не знаю что. Через твою красу все напасти несу!» — «Да, это служба немалая! Чтоб туда добраться, надо девять лет идти, да назад девять — итого восьмнадцать лет; а будет ли толк с того — бог ведает!» — «Что же делать, как же быть?» — «Молись богу да ложись спать; утро вечера мудренее. Завтра все узнаешь».
Стрелец лег спать, а жена его дождалась ночи, развернула волшебную книгу — и тотчас явились перед ней два мо́лодца: «Что угодно, что надобно?» — «Не ведаете ли: как ухитриться да пойти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что?» — «Нет, не ведаем!» Она закрыла книгу — и мо́лодцы с глаз исчезли. Поутру будит стрельчиха своего мужа: «Ступай к королю, проси золотой казны на дорогу — ведь тебе восьмнадцать лет странствовать, а получишь деньги, заходи со мной проститься». Стрелец побывал у короля, получил из казначейства целую кису [1] золота и приходит с женой прощаться. Она подает ему ширинку и мячик: «Когда выйдешь из города, брось этот мячик перед собою; куда он покатится — туда и ты ступай. Да вот тебе мое рукоделье: где бы ты ни был, а как станешь умываться — завсегда утирай лицо этою ширинкою». Попрощался стрелец с своей женой и товарищами, поклонился на все на четыре стороны и пошел за заставу. Бросил мячик перед собою; мячик катится да катится, а он за ним следом идет.
Прошло с месяц времени, призывает король коменданта и говорит ему: «Стрелец отправился на восьмнадцать лет по белу свету таскаться, и по всему видно, что не быть ему живому. Ведь восьмнадцать лет не две недели; мало ли что в дороге случится! Денег у него много; пожалуй, разбойники нападут, ограбят да злой смерти предадут. Кажись, можно теперь за его жену приняться. Возьми-ка мою коляску, поезжай в стрелецкую слободку и привези ее во дворец». Комендант поехал в стрелецкую слободку, приехал к стрельчихе-красавице, вошел в избу и говорит: «Здравствуй, умница, король приказал тебя во дворец представить». Приезжает она во дворец; король встречает ее с радостию, ведет в палаты раззолоченные и говорит таково слово: «Хочешь ли быть королевою? Я тебя замуж возьму». — «Где же это видано, где же эта слыхано: от живого мужа жену отбивать! Каков ни на есть, хоть простой стрелец, а мне он — законный муж». — «Не пойдешь охотою, возьму силою!» Красавица усмехнулась, ударилась об пол, обернулась горлицей и улетела в окно.
Много царств и земель прошел стрелец, а мячик все катится. Где река встретится, там мячик мостом перебросится; где стрельцу отдохнуть захочется, там мячик пуховой постелью раскинется. Долго ли, коротко ли — скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, приходит стрелец к большому, великолепному дворцу; мячик докатился до ворот и пропал. Вот стрелец подумал-подумал: «Дай пойду прямо!» Вошел по лестнице в покои; встречают его три девицы неописанной красоты: «Откуда и зачем, добрый человек, пожаловал?» — «Ах, красные де́вицы, не дали мне с дальнего походу отдохнуть, да начали спрашивать. Вы бы прежде меня накормили-напоили, отдохнуть положили, да тогда бы и вестей спрашивали». Они тотчас собрали на стол, посадили его, накормили-напоили и спать уложили.
Стрелец выспался, встает с мягкой постели; красные де́вицы несут к нему умывальницу и шитое полотенце. Он умылся ключевой водой, а полотенца не принимает. «У меня, — говорит, — своя ширинка; есть чем лицо утереть». Вынул ширинку и стал утираться. Спрашивают его красные де́вицы: «Добрый человек! Скажи: откуда достал ты эту ширинку?» — «Мне ее жена дала». — «Стало быть, ты женат на нашей родной сестрице!» Кликнули мать-старушку; та как глянула на ширинку, в ту ж минуту признала: «Это моей дочки рукоделье!» Начала у гостя расспрашивать-разведывать; он рассказал ей, как женился на ее дочери и как царь послал его туда — не знаю куда, принести то — не знаю что. «Ах зятюшка! Ведь про это диво даже я не слыхивала! Постой-ка, авось мои слуги ведают».
Вышла старуха на крыльцо, крикнула громким голосом, и вдруг — откуда только взялись! — набежали всякие звери, налетели всякие птицы. «Гой есте, звери лесные и птицы воздушные! Вы, звери, везде рыскаете; вы, птицы, всюду летаете: не слыхали ль, как дойти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что?» Все звери и птицы в один голос отвечали: «Нет, мы про то не слыхивали!» Распустила их старуха по своим местам — по трущобам, по лесам, по рощам; воротилась в горницу, достала свою волшебную книгу, развернула ее — и тотчас явились к ней два великана: «Что угодно, что надобно?» — «А вот что, слуги мои верные! Понесите меня вместе с зятем на окиян-море широкое и станьте как раз на средине — на самой пучине».
Тотчас подхватили они стрельца со старухою, понесли их, словно вихри буйные, на окиян-море широкое и стали на средине — на самой пучине: сами как столбы стоят, а стрельца со старухою на руках держат. Крикнула старуха громким голосом — и приплыли к ней все гады и рыбы морские: так и кишат! Из-за них синя моря не видно! «Гой есте, гады и рыбы морские! Вы везде плаваете, у всех островов бываете: не слыхали ль, как дойти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что?» Все гады и рыбы в один голос отвечали: «Нет! Мы про то не слыхивали!» Вдруг протеснилась вперед старая колченогая лягушка, которая уж лет тридцать как в отставке жила, и говорит: «Ква-ква! Я знаю, где этакое диво найти». — «Ну, милая, тебя-то мне и надобно!» — сказала старуха, взяла лягушку и велела великанам себя и зятя домой отнесть.
Мигом очутились они во дворце. Стала старуха лягушку допытывать: «Как и какою дорогою моему зятю идти?» Отвечает лягушка: «Это место на краю света — далеко-далеко! Я бы сама его проводила, да уж больно стара, еле ноги волочу; мне туда в пятьдесят лет не допрыгать». Старуха принесла большую банку, налила свежим молоком, посадила в нее лягушку и дает зятю: «Неси, — говорит, — эту банку в руках, а лягушка пусть тебе дорогу показывает». Стрелец взял банку с лягушкою, попрощался со старухой и ее дочками и отправился в путь. Он идет, а лягушка ему дорогу показывает.
Близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли — приходит к огненной реке; за тою рекой высокая гора стоит, в той горе дверь видна. «Кваква! — говорит лягушка. — Выпусти меня из банки; надо нам через реку переправиться». Стрелец вынул ее из банки и пустил наземь. «Ну, добрый мо́лодец, садись на меня, да не жалей; небось не задавишь!» Стрелец сел на лягушку и прижал ее к земле: начала лягушка дуться, дулась-дулась и сделалась такая большая, словно стог сенной. У стрельца только и на уме, как бы не свалиться: «Коли свалюсь, до смерти ушибусь!» Лягушка надулась да как прыгнет — перепрыгнула через огненную реку и сделалась опять маленькою. «Теперь, добрый мо́лодец, ступай в эту дверь, а я тебя здесь подожду; войдешь ты в пещеру и хорошенько спрячься. Спустя некое время придут туда два старца; слушай, что они будут говорить и делать, а после, как они уйдут, и сам то ж говори и делай!»
Стрелец подошел к горе, отворил дверь — в пещере так темно, хоть глаз выколи! Полез на карачках и стал руками щупать; нащупал пустой шкап, сел в него и закрылся. Вот немного погодя приходят туда два старца и говорят: «Эй, Шмат-разум! Покорми-ка нас». В ту ж минуту — откуда что взялось! — зажглись люстры, загремели тарелки и блюда, и явились на столе разные вина и кушанья. Старики напились, наелись и приказывают: «Эй, Шмат-разум! Убери все». Вдруг ничего не стало — ни стола, ни вин, ни кушаньев, люстры все погасли. Слышит стрелец, что два старца ушли, вылез из шкапа и крикнул: «Эй, Шмат-разум!» — «Что угодно?» — «Покорми меня!» Опять явились и люстры зажженные, и стол накрытый, и всякие напитки и кушанья.
Стрелец сел за стол и говорит: «Эй, Шмат-разум! Садись, брат, со мною; станем есть-пить вместе, а то одному мне скучно». Отвечает невидимый голос: «Ах, добрый человек! Откудова тебя бог принес? Скоро тридцать лет, как я двум старцам верой-правдой служу, а за все это время они ни разу меня с собой не сажали». Смотрит стрелец и удивляется: никого не видать, а кушанья с тарелок словно кто метелочкой подметает, а бутылки с вином сами подымаются, сами в рюмки наливаются, глядь — уж и пусты! Вот стрелец наелся-напился и говорит: «Послушай, Шмат-разум! Хочешь мне служить? У меня житье хорошее». — «Отчего не хотеть! Мне давно надоело здесь, а ты, вижу, — человек добрый». — «Ну, прибирай все да пойдем со мною!» Вышел стрелец из пещеры, оглянулся назад — нет никого. «Шмат-разум! Ты здесь?» — «Здесь! Не бойся, я от тебя не отстану». — «Ладно!» — сказал стрелец и сел на лягушку: лягушка надулась и перепрыгнула через огненную реку; он посадил ее в банку и отправился в обратный путь.
Пришел к теще и заставил своего нового слугу хорошенько угостить старуху и ее дочек. Шмат-разум так их употчевал, что старуха с радости чуть плясать не пошла, а лягушке за ее верную службу назначила по три банки молока в день давать. Стрелец распрощался с тещею и пустился домой. Шел-шел и сильно уморился; прибились его ноги скорые, опустились руки белые. «Эх, — говорит, — Шмат-разум! Если б ты ведал, как я устал; просто ноги отымаются». — «Что ж ты мне давно не скажешь? Я б тебя живо на место доставил». Тотчас подхватило стрельца буйным вихрем и понесло по воздуху так шибко, что с головы шапка свалилась. «Эй, Шмат-разум! Постой на минутку, моя шапка свалилась». — «Поздно, сударь, хватился! Твоя шапка теперь за пять тысяч верст назади». Города и деревни, реки и леса так и мелькают перед глазами.
Вот летит стрелец над глубоким морем, и гласит ему Шмат-разум: «Хочешь — я на этом море золотую беседку сделаю? Можно будет отдохнуть, да и счастье добыть». — «А ну, сделай!» — сказал стрелец и стал опущаться на́ море. Где за минуту только волны подымалися — там появился островок, на островку золотая беседка. Говорит стрельцу Шмат-разум: «Садись в беседку, отдыхай, на море поглядывай; будут плыть мимо три купеческих корабля и пристанут к острову; ты зазови купцов, угости-употчевай и променяй меня на три диковинки, что купцы с собой везут. В свое время я к тебе назад вернусь!»
Смотрит стрелец — с западной стороны три корабля плывут; увидали корабельщики остров и золотую беседку: «Что за чудо! — говорят. — Сколько раз мы тут плавали, кроме воды ничего не было, а тут — на́ поди! — золотая беседка явилась. Пристанемте, братцы, к берегу, поглядим-полюбуемся». Тотчас остановили корабельный ход и бросили якори; три купца-хозяина сели на легкую лодочку и поехали на остров. «Здравствуй, добрый человек!» — «Здравствуйте, купцы чужеземные! Милости просим ко мне, погуляйте, повеселитесь, роздых возьмите: нарочно для заезжих гостей и беседка выстроена! Купцы вошли в беседку, сели на скамеечку. «Эй, Шмат-разум! — закричал стрелец. — Дай-ка нам попить-поесть». Явился стол, на столе вина и кушанья, чего душа захочет — все мигом исполнено! Купцы только ахают. «Давай, — говорят, — меняться! Ты нам своего слугу отдай, а у нас возьми за то любую диковинку». — «А какие у вас диковинки?» — «Посмотри — увидишь!»
Один купец вынул из кармана маленький ящичек, только открыл его — тотчас по всему острову славный сад раскинулся и с цветами и с дорожками, а закрыл ящичек — и сад пропал. Другой купец вынул из-под полы топор и начал тяпать: тяп да ляп — вышел корабль! Тяп да ляп — еще корабль! Сто разов тяпнул — сто кораблей сделал, с парусами, с пушками и с матросами; корабли плывут, в пушки палят, от купца приказов спрашивают. Натешился он, спрятал свой топор — и корабли с глаз исчезли, словно их и не было! Третий купец достал рог, затрубил в один конец — тотчас войско явилося: и пехота и конница, с ружьями, с пушками, с знаменами; ото всех полков посылают к купцу рапорты, а он отдает им приказы: войска идут, музыка гремит, знамена развеваются. Натешился купец, взял трубу, затрубил с другого конца — и нет ничего, куда вся сила девалася!
«Хороши ваши диковинки, да мне не пригодны! — сказал стрелец. — Войска да корабли — дело царское, а я простой солдат. Коли хотите со мной поменяться, так отдайте мне за одного слугу-невидимку все три диковинки». — «Не много ли будет?» — «Ну как знаете; а я иначе меняться не стану!» Купцы подумали про себя: «На что нам этот сад, эти полки и военные корабли? Лучше поменяться; по крайней мере без всякой заботы будем и сыты и пьяны». Отдали стрельцу свои диковинки и говорят: «Эй, Шмат-разум! Мы тебя берем с собою; будешь ли нам служить верой-правдою?» — «Отчего не служить? Мне все равно — у кого ни жить». Воротились купцы на свои корабли и давай всех корабельщиков поить-угощать: «Ну-ка, Шмат-разум, поворачивайся!»
Быстро прилетел стрелец в свое государство, опустился возле синего моря на пустом месте. «Эй, Шмат-разум! Нельзя ли здесь дворец выстроить?» — «Отчего нельзя! Сейчас готов будет». Вмиг дворец поспел, да такой славный, что и сказать нельзя: вдвое лучше королевского. Стрелец открыл ящичек, и кругом дворца сад явился с редкими деревьями и цветами. Вот сидит стрелец у открытого окна да на свой сад любуется — вдруг влетела в окно горлица, ударилась оземь и оборотилась его молодой женою. Обнялись они, поздоровались, стали друг друга расспрашивать, друг другу рассказывать. Говорит стрельцу жена: «С той самой поры, как ты из дому ушел, я все время по лесам да по рощам сирой горлинкой летала».
На другой день поутру вышел король на балкон, глянул на сине море и видит — на самом берегу стоит новый дворец, а кругом дворца зеленый сад. «Какой это невежа вздумал без спросу на моей земле строиться?» Побежали гонцы, разведали и докладывают, что дворец тот стрельцом поставлен, и живет во дворце он сам, и жена при нем. Король пуще разгневался, приказал собрать войско и идти на взморье, сад дотла разорить, дворец на мелкие части разбить, а самого стрельца и его жену лютой смерти предать. Усмотрел стрелец, что идет на него сильное войско королевское, схватил поскорей топор, тяп да ляп — вышел корабль! Сто разов тяпнул — сто кораблей сделал. Потом вынул рог, затрубил раз — повалила пехота, затрубил в другой — повалила конница.
Бегут к нему начальники из полков, с кораблей и ждут приказу. Стрелец приказал начинать сражение; тотчас заиграла музыка, ударили в барабаны, полки двинулись; пехота ломит королевских солдат, конница догоняет, в плен забирает, а с кораблей по столичному городу так и жарят пушками. Король видит, что его армия бежит, бросился было сам войско останавливать — да куда! Не прошло и полчаса, как его самого убили. Когда кончилось сражение, собрался народ и начал стрельца просить, чтобы взял в свои руки все государство. Он на то согласился и сделался королем, а жена его королевою.
213 [3]
Сестрицы обернулись серебряными утицами и улетели; а Марья-царевна осталась на взморье: «Отзовись, — говорит, — кто взял мои крылышки? Коли стар человек — будь мне батюшка, а старушка — будь мне матушка; коли млад человек — будь сердечный друг, а красная де́вица — будь родная сестра!» Услыхал эту речь стрелок и приносит ей золотые крылышки. Марья-царевна взяла свои крылышки и промолвила: «Давши слово, нельзя менять; иду за тебя, за доброго мо́лодца, замуж! Вот тебе кустик — ночь ночевать, а другой кустик — мне». И легли они спать под разными кусточками.
Ночью встала Марья-царевна и вскричала громким голосом: «Батюшкины каменщики и плотнички, матушкины работнички! Явитесь сюда наскоро». На тот зов набежало многое множество всяких слуг. Она им приказывает: поставить палаты белокаменные, изготовить ей и жениху платья подвенечные и привезть золотую карету, а в карете были бы запряжены кони вороные, гривы у них золотые, хвосты серебряные. Отвечали слуги в один голос: «Рады стараться! К свету все будет исполнено».
На заре на утренней послышался благовест в большой колокол; будит Марья-царевна своего жениха: «Встань-пробудись, царский стрелок! Уж звонят к заутрене; пора наряжаться да к венцу ехать». Пошли они в палаты высокие белокаменные, нарядились в платья подвенечные, сели в золотую карету и поехали в церковь. Отстояли заутреню, отстояли обедню, обвенчались, приехали домой, и был у них веселый и богатый пир. Наутро проснулся стрелок, услыхал звонкий птичий крик, выглянул в окошечко — на дворе птиц видимо-невидимо, так стаей и носятся. Посылает его Марья-царевна: «Ступай, милый друг, бей царю челом!» — «А где ж я возьму подарочек?» — «А вот стадо птиц, ты пойдешь, они за тобой полетят».
Стрелок нарядился и пошел во дворец; идет полем, идет городом, а за ним стая птиц несется. Приходит к царю: «Много лет вашему величеству! Бью челом тебе, государь, этими перелетными пташками; прикажи принять милостиво». — «Здравствуй, мой любимый стрелок! Спасибо на подарочек. Говори: что надобно?» — «Виноват, государь: на твоей земле без спросу устроился». — «Это вина невеликая; у меня много земель — где хочешь, там и дом станови». — «Есть другая вина: не сказавшись тебе, оженился на красной де́вице». — «Ну что ж! Это дело хорошее. Приходи завтра ко мне и жену на поклон приведи; посмотрю, хороша ли твоя суженая?»
На другой день увидал царь Марью-царевну и стал с ума сходить по ее красоте неописанной. Призывает он к себе бояр, генералов и полковников. «Вот вам моя золотая казна! Берите, — говорит, — сколько надобно, только достаньте мне такую ж красавицу, какова жена у моего придворного стрелка». Все бояра, генералы и полковники отвечали ему: «Ваше величество! Мы уже век доживаем, а другой подобной красавицы не видывали». — «Как знаете, а мое слово — закон!» Огорчились царские советники, вышли из дворца и носы повесили, вздумали с горя в трактир зайти да винца испить.
Сели за стол, спросили вина и закусок и призадумались молча. Подбежал к ним кабацкая теребень [4] в худом кафтанишке и спрашивает: «О чем, господа, пригорюнились?» — «Поди прочь, оборвыш!» — «Нет, вы меня не гоните, лучше рюмку винца поднесите; я вас на ум наведу». Поднесли ему рюмку вина; он выпил и сказал: «Эх, господа! Другой такой красавицы, как Марья-царевна Премудрая, во всем свете нет, и искать нечего. Воротитесь-ка к царю; пусть он призовет стрелка и велит ему разыскать козу золотые рога, что гуляет в заповедных лугах, сама песни поет, сама сказки сказывает. Он век свой проходит, а козы не найдет; тем временем отчего не жить государю с Марьей-царевною?»
Эта речь полюбилась царским советникам, озолотили они теребеня и бегом во дворец. Строго закричал на них государь: «Почто воротились?» — «Ваше величество! Другой такой красавицы, как Марья-царевна Премудрая, во всем свете нет, и искать нечего. Лучше призовите стрелка И велите ему разыскать козу золотые рога, что гуляет в заповедных лугах, сама песни поет, сама сказки сказывает. Он век свой проходит, а козы не найдет; тем временем, государь, отчего не жить тебе с Марьей-царевною?» — «И то правда!» В тот же час позвал государь стрелка и отдал ему приказ, чтобы непременно добыл козу золотые рога.
Стрелок царю поклон и пошел из светлицы вон; приходит домой невесел, буйну голову ниже плеч повесил. Спрашивает его жена: «О чем, добрый молодец, запечалился? Али слышал от царя кручинное слово, али я тебе не по мысли?» — «Царь нарядил на службу, приказал добыть козу золотые рога, что в заповедных лугах гуляет, сама песни поет, сама сказки сказывает». — «Ну, утро вечера мудренее; а теперь можно спать!» Стрелок лег и заснул, а Марья-царевна вышла на крылечко и вскричала громким голосом: «Батюшкины пастушки́, матушкины работнички! Собирайтесь сюда наскоро». На тот зов собралось многое множество верных слуг; Марья-царевна приказала привести к ней на двор козу золотые рога, что гуляет в заповедных лугах, сама песни поет, сама сказки сказывает. «Рады стараться! К утру будет исполнено». На заре на утренней пробудился стрелок — по двору ходит коза золотые рога; взял ее и отвел к царю.
В другой раз научил теребень царских советников: «Есть-де кобылица сивобурая, златогривая, в заповедных лугах гуляет, а за ней семьдесят семь злых жеребцов бегают; пусть стрелок ту кобылицу и тех жеребцов для царя добудет». Бояра, генералы и полковники побежали во дворец докладывать; государь стрелку приказ отдал, стрелок Марье-царевне рассказал, а Марья-царевна вышла на крылечко и вскричала громким голосом: «Батюшкины пастушки́, матушкины работнички! Собирайтесь сюда наскоро». Собралось к ней многое множество верных слуг; выслушали задачу и к утру исполнили. На заре на утренней пробудился стрелок, глянул в окошечко — по двору гуляет кобылица сивобурая, златогривая, и семьдесят семь жеребцов с нею; сел на ту кобылицу верхом и поехал к царю. Кобылица стрелой летит, а за ней семьдесят семь жеребцов бегут: так и месят около, словно рыба в воде возле корму сладкого.
Царь видит, что дело его на лад нейдет, и опять принялся за своих советчиков. «Берите, — говорит, — казны сколько надобно, да достаньте мне такую ж красавицу, какова Марья-царевна есть!» Огорчились царские советчики, вздумали с горя в трактир зайти винца испить. Вошли в трактир, сели за стол и спросили вина и закусок. Подбежал к ним кабацкая теребень в худом кафтанишке: «О чем, господа, пригорюнились? Поднесите мне рюмку винца, я вас на ум наведу, вашему горю пособлю». Они дали ему рюмку вина; теребень выпил и сказал: «Воротитесь-ка назад к государю и скажите, чтоб послал стрелка туда — неведомо куда, принести то — черт знает что!» Царские советчики обрадовались, наградили его золотом и явились к царю. Увидя их, закричал царь грозным голосом: «Зачем воротились?» Бояра, генералы и полковники отвечали: «Ваше величество! Другой такой красавицы, как Марья-царевна Премудрая, во всем свете нет, и искать нечего. Лучше призовите стрелка и велите ему идти туда — неведомо куда, принести то — черт знает что». Как они научили, так царь и сделал.
Приходит стрелок домой невесел, ниже плеч буйну голову повесил; спрашивает его жена: «О чем, добрый мо́лодец, запечалился? Али слышал от царя кручинное слово, али я тебе не по мысли пришлась?» Он горько заплакал. «Нарядил, — говорит, — государь меня на новую службу, приказал идти туда — неведомо куда, принести то — черт знает что». — «Вот это служба, так служба!» — сказала Марья-царевна и дала ему мячик: куда мячик покатится, туда и ступай.
Пошел стрелок в путь-дорогу; мячик катился-катился и завел его в такие места, где и следу человеческой ноги не видать. Еще немного — и пришел стрелок к большому дворцу; встречает его царевна: «Здравствуй, зятюшка! Какими судьбами попал — волей али неволей? Здорова ли сестрица моя Марья-царевна?» — «По отходе моем здорова была, а теперь — не ведаю. Занесла меня к вам неволя горькая — нарядил царь на службу. » (Окончание сказки то же, как и в предыдущем списке.)
П ошел отставной солдат Тарабанов странствовать; шел он неделю, другую и третью, шел целый год и попал за тридевять земель, в тридесятое государство — в такой дремучий лес, что кроме неба да деревьев ничего не видать. Долго ли, коротко ли — выбрался он на чистую поляну, на поляне огромный дворец выстроен. Смотрит на дворец да дивуется — этакого богатства ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать! Обошел кругом дворца — нет ни ворот, ни подъезда, нет ходу ниоткудова. Как быть? Глядь — длинная жердь валяется; поднял ее, приставил к балкону, напустил на себя смелость и полез по той жерди; взлез на балкон, растворил стеклянные двери и пошел по всем покоям — везде пусто, ни одна душа не попадается!
Входит солдат в большую залу — стоит круглый стол, на столе двенадцать блюд с разными кушаньями и двенадцать графинов с сладкими винами. Захотелось ему голод утолить; взял с каждого блюда по куску, отлил из каждого графина по рюмке, выпил и закусил; залез на печку, ранец в голова положил и лег отдыхать. Не успел задремать хорошенько — как вдруг прилетают в окно двенадцать лебедушек, ударились об пол и сделались красными де́вицами — одна другой лучше; крылышки свои на печь положили, сели за стол и начали угощаться — каждая с своего блюда, каждая из своего графина. «Послушайте, сестрицы, — говорит одна, — у нас что-то неладно. Кажись, ви́на отпиты и кушанья по́чаты». — «Полно, сестрица! Ты завсегда больше всех знаешь!» Солдат заприметил, куда они положили крылышки; тотчас тихонько поднялся и взял пару крылышек той самой де́вицы, которая была всех догадливее; взял и спрятал.
Красные де́вицы пообедали, встали из-за стола, подбежали к печке и ну разбирать свои крылышки. Все разобрали, только одной не хватает. «Ах, сестрицы, моих крылышек нету!» — «Ну что ж? Зато ты больно хитра!» Вот одиннадцать сестер ударились об пол, обернулись белыми лебедушками и улетели в окно; а двенадцатая как была, так и осталась и горько-горько заплакала. Солдат вылез из-за печки; увидала его красная де́вица и начала жалостно упрашивать, чтоб отдал ей крылышки. Говорит ей солдат: «Сколько ни проси, сколько ни плачь — ни за что не отдам твоих крылышек! Лучше согласись быть моей женою, и станем жить вместе». Тут они меж собой поладили, обнялись и крепко поцеловались.
Повела его красная де́вица, своего нареченного мужа, в подвалы глубокие, отперла большой сундук, железом окованный, и говорит: «Забирай себе золота, сколько снести можешь, чтоб было чем жить — не прожить, было бы на что хозяйство водить!» Солдат насыпал себе полны карманы золота, выбросил из ранца старые заслужо́нные рубашки, набил и его золотом. После собрались они и пошли вдвоем в путь-дорогу дальнюю.
Долго ли, коротко ли — пришли в славный столичный город, наняли себе квартиру и расположились на житье. В один день говорит солдату его жена: «На́ тебе сто рублей, поди в лавки и как есть на всю сотню купи мне разного шелку». Солдат пошел в лавки, смотрит — на дороге кабак стоит. «Неужли, — думает, — из сотни рублей нельзя выпить и на гривенник? Дай зайду!» Зашел в кабак, выпил косушку, заплатил гривенник и отправился за шелком; сторговал большой сверток, приносит домой и отдает жене. Она спрашивает: «На сколько тут?» — «На сто рублей». — «Ан неправда! Ты купил на сто рублей без гривенника. Куда ж, — говорит, — ты гривенник девал? Верно, в кабаке пропил!» — «Ишь какая хитрая! — думает солдат про себя, — всю подноготную знает». Из того шелку вышила солдатская жена три чудных ковра и послала мужа продавать их; богатый купец дал за каждый ковер по три тысячи, дождался большого праздника и понес те ковры самому королю в подарок. Король как взглянул, так и ахнул от удивления: «Что за искусные руки работали!» — «Это, — говорит купец, — простая солдатская жена вышила». — «Быть не может! Где она живет! Я сам к ней поеду».
На другой же день собрался и поехал к ней новую работу заказывать; приехал, увидал красавицу и по уши в нее врезался. Вернулся во дворец и задумал думу нехорошую, как бы от живого мужа жену отбить. Призывает к себе любимого генерала. «Выдумай, — говорит, — как извести солдата; награжу тебя и чинами, и деревнями, и золотой казной». — «Ваше величество! Задайте ему трудную службу: пусть пойдет на край света да Сауру-слугу достанет; тот Саура-слуга может в кармане жить, и что ему ни прикажешь — живо все сделает!»
Король послал за солдатом, и как скоро привели его во дворец, тотчас на него накинулся: «Ах ты, неразумная голова! По кабакам, по трактирам ходишь да все хвастаешь, что Сауру-слугу достать — для тебя плевое дело. Что ж ты наперед ко мне не пришел, ни единого слова про то не сказал? У меня ведь двери никому не заперты». — «Ваше величество! Мне такой похвальбы и на ум не всходило». — «Ну, брат Тарабанов! Не моги запираться! Ступай на край света и добудь мне Сауру-слугу. Не добудешь — злой смертью казню!» Прибежал солдат к жене и рассказал свое горе; она вынула колечко. «На, — говорит, — колечко; куда оно покатится, туда и ступай — ничего не бойся!» Наставила его на ум, на разум и отпустила в дорогу.
Солдат вылез из-под печки, напустил на себя смелость и крикнул: «Эй, Саура! Ты здесь?» — «Здесь, служивый!» — «Покорми, брат, и меня». Саура подал ему жареного быка и сороковую бочку пива; солдат испугался: «Что ты, Саура, сколько подал! Мне этого и в год не съесть, не выпить». Съел куска два, выпил с бутылку, поблагодарил за обед и спрашивает: «Не хочешь ли, Саура, у меня служить?» — «Да коли возьмешь, я с радостью пойду; старик мой такой обжора, что иной раз из сил выбьешься, пока его досыта учествуешь». — «Ну, пойдем! Полезай в карман». — «Я давно, сударь, там».
Тарабанов вышел из той избушки; кольцо покатилось, стало путь показывать и — долго ли, коротко ли — привело солдата домой. Он тотчас явился к государю, кликнул Сауру и оставил его при короле служить. Опять призывает король генерала: «Вот ты сказывал, что солдат Тарабанов сам пропадет, а Сауры ни за что не добудет; а он вернулся целехонек и Сауру принес!» — «Ваше величество! Можно выискать потрудней того службу: прикажите-ка ему на тот свет идти да узнать, как поживает там ваш покойный батюшка?» Король не стал долго раздумывать и в ту ж минуту послал курьера, чтоб представили к нему солдата Тарабанова. Курьер поскакал: «Эй, служба, одевайся, король тебя требует».
Солдат почистил на шинели пуговицы, оделся, сел с курьером и поехал во дворец. Является к королю; король ему и говорит: «Послушай, неразумная голова! Что ты по всем трактирам, по кабакам хвастаешь, а мне не доложишься, будто можешь ты на тот свет дойтить и узнать, как поживает мой покойный батюшка?» — «Помилуйте, ваше величество! Такой похвальбы мне и в голову не всходило, чтоб на тот свет попасть. Окромя смерти, иной дороги туда — как перед богом! — не ведаю». — «Ну как хочешь, так и делай, а непременно сходи и узнай про моего батюшку; не то мой меч — твоя голова с плеч!» Тарабанов воротился домой, повесил свою буйную голову ниже могучих плеч и сильно запечалился; спрашивает его жена: «О чем приуныл, любезный друг? Скажи мне сущую правду». Он ей рассказал все по порядку. «Ничего, не печалься! Ложись-ка спать; утро вечера мудренее».
На другой день поутру только проснулся солдат, посылает его жена: «Ступай к государю и проси себе в товарищи того самого генерала, который на тебя короля наущает». Тарабанов оделся, приходит к королю и просит: «Ваше королевское величество! Дайте мне генерала в товарищи; пусть он будет свидетелем, что я взаправду на том свете побываю и про вашего родителя безо всякого обману проведаю». — «Хорошо, братец! Ступай домой, собирайся; я его к тебе пришлю». Тарабанов воротился домой и начал в дорогу собираться; а король потребовал к себе генерала. «Ступай, — говорит, — и ты с солдатом; а то ему одному поверить нельзя». Генерал струхнул, да делать нечего — королевского слова нельзя ослушаться: нехотя побрел он на солдатскую квартиру.
Тарабанов наклал сухарей в ранец, налил воды в манерку, попрощался с своей женою, взял у нее колечко и говорит генералу: «Ну, теперь с богом в путь!» Вышли они на двор: у крыльца стоит дорожная коляска — четверней запряжена. «Это кому?» — спрашивает солдат. «Как кому? Мы поедем». — «Нет, ваше превосходительство! Коляски нам не потребуется: на тот свет надо пешком идти». Кольцо впереди катится, за кольцом солдат идет, а за ним генерал тащится. Путь далекий, захочется солдату есть — вынет из ранца сухарик, помочит в воде и кушает; а товарищ его только посматривает да зубами пощелкивает. Коли даст ему солдат сухарик — так и ладно, а не даст — и так идет.
Близко ли, далеко ли, скоро ли, коротко ли — не так скоро дело делается, как скоро сказка сказывается — пришли они в густой, дремучий лес и спустились в глубокий-глубокий овраг. Тут кольцо остановилося. Солдат с генералом сели наземь и принялись сухари глодать; не успели покушать, как глядь — мимо их на старом короле два черта дрова везут — большущий воз! — и погоняют его дубинками: один с правого боку, а другой с левого. «Смотрите, ваше превосходительство! Никак это старый король?» — «Да, твоя правда! — говорит генерал. — Это он самый дрова везет». — «Эй, господа нечистые! — закричал солдат. — Ослободите мне этого покойника хоть на малое время; нужно кой о чем его расспросить». — «Да, есть нам время дожидаться! Пока ты будешь с ним разговаривать, мы за него дрова не потащим». — «Зачем самим трудиться! Вот возьмите у меня свежего человека на смену».
Черти мигом отпрягли старого короля, а на его место заложили в телегу генерала и давай с обеих сторон нажаривать; тот гнется, а везет. Солдат спросил старого короля про его житье-бытье на том свете. «Ах, служивый! Плохое мое житье. Поклонись от меня сыну да попроси, чтобы служил по моей душе панихиды; авось господь меня помилует — освободит от вечной муки. Да накрепко ему моим именем закажи, чтобы не обижал он ни черни, ни войска; не то бог заплатить!» — «Да ведь он, пожалуй, веры не даст моему слову; дай мне какой-нибудь знак». — «Вот тебе ключ! Как увидит его — всему поверит». Только успели он разговор покончить, как уж черти назад едут. Солдат попрощался с старым королем, взял у чертей генерала и отправился вместе с ним в обратный путь.
Приходят они в свое королевство, являются во дворец. «Ваше величество! — говорит солдат королю. — Видел вашего покойного родителя — плохое ему на том свете житье. Кланяется он вам и просит служить по его душе панихиды, чтобы бог помиловал — освободил его от вечной муки; да велел заказать вам накрепко: пусть-де сынок не обижает ни черни, ни войска! Господь тяжко за то наказывает». — «Да взаправду ли вы на тот свет ходили, взаправду ли моего отца видели?» Генерал говорит: «На моей спине и теперь знаки видны, как меня черти дубинками погоняли». А солдат ключ подает; король глянул: «Ах, ведь это тот самый ключ от тайного кабинета, что как хоронили батюшку, так позабыли у него из кармана вынуть!» Тут король уверился, что солдат сущую правду говорил, произвел его в генералы и перестал думать об его жене-красавице.
Ж ил-был некоторый купец, весьма богат: имел при себе сына на возрасте. Вскоре купец помер. Оставался сын с матерью, стал торговать, и пошли его дела худо: ни в чем-то ему счастья не было; что отец три года наживал, то он в три дня терял, совсем проторговался, только и осталось от всего богатства — один старый дом. Знать уж такой бездольный уродился! Видит добрый мо́лодец, что жить и питаться стало нечем, сел под окном на лавочке, расчесал буйну голову и думает: «Чем мне кормить будет свою голову и родную матушку?» Посидел немного и стал просить у матери благословения. «Пойду, — говорит, — наймусь к богатому мужику в казаки [5] ». Купчиха его отпустила.
Вот он пошел и нанялся к богатому мужику — на все лето порядился за пятьдесят рублев; стал работать — охоты хоть много, да ничего не умеет: что топоров, что кос приломал, привел хозяина в убыток рублев на тридцать. Мужик насилу додержал его до половины лета и отказал. Пришел добрый мо́лодец домой, сел на лавочку под окошечко, расчесал буйну головушку и горько заплакал: «Чем же мне кормить будет свою голову и матушкину?» Мать спрашивает: «О чем, дитя мое, плачешь?» — «Как мне не плакать, матушка, коли нет ни в чем счастья? Дай мне благословение; пойду, где-нибудь в пастухи наймусь». Мать отпустила его.
Вот он нанялся в одной деревне стадо пасти и рядился на лето за сто рублев; не дожил и до половины лета, а уж больше десятка коров растерял; и тут ему отказали. Пришел опять домой, сел на лавочку под окошечко, расчесал буйну головушку и заплакал горько; поплакал-поплакал и стал просить у матери благословения. «Пойду, — говорит, — куда голова понесет!» Мать насушила ему сухарей, наклала в мешок и благословила сына идти на все четыре стороны. Он взял мешок и пошел — куда глаза глядят; близко ли, далеко ли — дошел до другого царства. Увидал его царь той земли и стал спрашивать: «Откуда и куда путь держишь?» — «Иду работы искать; все равно — какая б ни попалася, за всякую рад взяться». — «Наймись у меня на винном заводе работать; твое дело будет дрова таскать да под котлы подкладывать».
Купеческий сын и тому рад и срядился с царем за полтораста рублев в год. До половины года не дожил, а почти весь завод сжег. Призвал его царь к себе и стал допытываться: «Как это сделалось, что у тебя завод сгорел?» Купеческий сын рассказал, как прожил он отцовское имение и как ни в чем таки ему счастья нет: «Где ни наймусь, дальше половины срока не удается мне выжить!» Царь пожалел его, не стал за вину наказывать; назвал его Бездольным, велел приложить ему в самый лоб печать, ни подати, ни пошлины с него не спрашивать, и куда бы он ни явился — накормить его, напоить, на ночлег пустить, но больше одних суток нигде не держать. Тотчас по царскому приказу приложили купеческому сыну печать ко лбу; отпустил его царь. «Ступай, — говорит, — куда знаешь! Никто тебя не захватит, ничего с тебя не спросят, а сыт будешь». Пошел Бездольный путем-дорогою; куда ни явится — никто у него ни билета, ни пашпорта не спрашивает, напоят, накормят, дадут ночь переночевать, а наутро со двора в шею гонят.
Только вечереть стало — приходят туда тридцать три девицы, родные сестрицы, все в один рост, все в одинаковых платьях и все равно хороши. Большая сестра впереди выступает, на краюху поглядывает. «Кажись, — говорит, — здесь русский дух побывал?» А меньшая назади отзывается: «Что ты, сестрица! Это мы по Руси ходили да русского духу и нахватались». Сели девицы за стол, поужинали, побеседовали и разошлись по разным покоям; в передней комнате осталась одна меньшая, тотчас она разделась, легла на постель и уснула крепким сном. Тем временем унес у нее добрый мо́лодец платье.
Рано поутру встала девица, ищет — во что бы одеться: и туда и сюда бросится — нет нигде платья. Прочие сестры уж давно оделись, обернулись голубками и улетели на сине море, а ее одну покинули. Говорит она громким голосом: «Кто взял мое платье, отзовись, не бойся! Если ты старый старичок — будь мой дедушка, если старая старушка — будь моя бабушка, если пожилой мужичок — будь мой дядюшка, если пожилая женщина — будь моя тетушка, если же молодой молодец — будь мой суженый». Купеческий сын, слез с печки и подал ей платье; она тотчас оделась, взяла его за руку, поцеловала в уста и промолвила: «Ну, сердечный друг! Не время нам здесь сидеть, пора в путь-дорогу собираться, своим домком заводиться».
Дала ему сумку на плечи, себе другую взяла и повела к погребу; отворила двери — погреб был битком набит медными деньгами. Бездольный обрадовался и ну загребать деньги пригоршнями да в сумку класть. Красная девица рассмеялась, выхватила сумку, вывалила все деньги вон и затворила погреб. Он на нее покосился: «Зачем назад выбросила? Нам бы это пригодилося». — «Это что за деньги! Станем искать получше». Привела его к другому погребу, отворила двери — погреб был сполна серебром навален. Бездольный пуще прежнего обрадовался, давай хватать деньги да в сумку класть; а девица опять смеется: «Это что за деньги! Пойдем, поищем чего получше». Привела его к третьему погребу — весь золотом да жемчугом навален: «Вот это так деньги, бери, накладывай обе сумки». Набрали они золота и жемчуга и пошли в путь-дорогу.
Близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли — скоро сказка сказывается, не скоро дело деется — приходят в то самое царство, где купеческий сын на заводе жил, вино курил. Царь его узнал: «Ах, да это ты, Бездольный! Никак ты женился, ишь какую красавицу за себя выискал! Ну, коли хочешь — живи теперь в моем царстве». Купеческий сын стал с своей женой советоваться, она ему говорит: «На честь не гребись, с чести не вались! [6] Нам все равно — где ни жить; пожалуй, и здесь останемся». Вот они и остались жить в этом царстве, завелись домком и зажили ладком.
Прошло немного времени, позавидовал их житью-бытью ближний царский воевода, пошел к старой колдунье и говорит ей: «Послушай, бабка! Научи, как бы извести мне купеческого сына; называется он Бездольным, а живет вдвое богаче меня, и царь его жалует больше бояр и думных людей, и жена у него красота ненаглядная». — «Ну что ж! Пособить этому делу можно: ступай к самому царю и оговори перед ним Бездольного: так и так, дескать, обещается он сходить в город Ничто, принести неведомо что». Ближний воевода — к царю, царь — за купеческим сыном: «Что ты, Бездольный, по сторонам хвастаешь, а мне ни гу-гу! Завтра же отправляйся в дорогу: сходи в город Ничто, принеси неведомо что! Если не сослужишь этой службы, то жены лишен».
Приходит Бездольный домой и горько-горько плачет. Увидала жена и спрашивает: «О чем плачешь, сердечный друг? Разве кто тебе обиду нанес, али государь чарой обнес, не на то место посадил, трудную службу наложил?» — «Да такую службу, что трудно и выдумать, а не то что исполнить; вишь, приказал мне сходить в город Ничто, принести неведомо что!» — «Нечего делать, с царем не поспоришь; надо идти!» Принесла она ширинку да клубочек, отдала мужу и наказала, как и куда идти. Клубочек покатился прямехонько в город Ничто; катится он и полями чистыми, и мхами-болотами, и реками-озерами, а следом за ним Бездольный шагает.
Близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли — стоит избушка на курьей ножке, на собачьей голяшке. «Избушка, избушка! Повернись к лесу задом, ко мне передом». Избушка повернулась; он отворил дверь на пяту́; зашел в избушку — сидит на скамье седая старуха: «Фу-фу! Доселева русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел. Ну, добрый мо́лодец, вовремя явился; я ведь голодна, есть хочу; убью тебя да скушаю, а живого не спущу». — «Что ты, старая чертовка! Как станешь есть дорожного человека? Дорожный человек и костоват и черен; ты наперед баньку истопи, меня вымой-выпари, да тогда и ешь на здоровье».
Старуха истопила баню; Бездольный вымылся, выпарился, достал женину ширинку и стал лицо утирать. «Откуда у тебя эта ширинка? Ведь это моя племянница вышивала!» — «Я твою племянницу замуж взял». — «Ах, зять возлюбленный! Чем же тебя потчевать?» Наставила старуха всяких кушаньев, всяких вин и медов; зять не чванится, не ломается, сел за стол и давай уплетать. Вот старуха накормила его, напоила, спать повалила; сама возле села и стала выспрашивать: «Куда идешь, добрый мо́лодец — по охоте аль по неволе?» — «Уж что за охота! Царь велел сходить в город Ничто, принести неведомо что». Поутру рано разбудила его старуха, кликнула собачку. «Вот, — говорит, — тебе собачка; она доведет тебя в тот город».
Целый год странствовал Бездольный, пришел в город Ничто — нет ни души живой, всюду пусто! Забрался он во дворец и спрятался за печку. Вечером приходит туда старик сам с ноготок, борода с локоток: «Эй, Никто! Накорми меня». Вмиг все готово; старик наелся-напился и ушел. Бездольный тотчас вылез из-за печки и крикнул: «Эх, Никто! Накорми меня». Никто накормил его. «Эй, Никто! Напой меня». Никто напоил его. «Эй, Никто! Пойдем со мной». Никто не отказывается.
Стал Бездольный подходить к своему государству и вздумал сыграть шутку: открыл гусли, дернул за одну струну — сине море стало, дернул за другую — корабли под стольный город подступили, дернул за третью — со всех кораблей из пушек пальба началась. Царь испугался, велел собирать рать-силу великую, отбивать от города неприятеля. А тут и Бездольный явился: «Ваше царское величество! Я знаю, чем от беды избавиться; прикажите у своего ближнего воеводы отрубить правую ногу да левую руку — сейчас корабли пропадут». По царскому слову отрубили у воеводы и руку и ногу; а тем временем Бездольный закрыл свои гусли — и в ту ж минуту куда что девалося; нет ни моря, ни кораблей! Царь на радостях задал большой пир; только и слышно: «Эй, Никто! Подай то, принеси другое!»
С той поры воевода пуще прежнего невзлюбил купеческого сына и всячески стал под него подыскиваться; посоветовался с старой колдуньею, пришел на костыле во дворец и сказывает: «Ваше величество! Бездольный опять похваляется, будто может он сходить за тридевять земель, в тридесятое царство, и добыть оттуда кота-баюна, что сидит на высоком столбе в двенадцать сажо́н и многое множество всякого люду насмерть побивает». Царь позвал к себе Бездольного, поднес ему чару зелена вина. «Ступай, — говорит, — за тридевять земель, в тридесятое царство, и достань мне кота-баюна. Если не сослужишь этой службы, то жены лишен!»
Купеческий сын горько-горько заплакал и пошел домой; увидала его жена и спрашивает: «О чем плачешь? Разве кто тебе обиду нанес, али государь чарой обнес, не на то место посадил, трудную службу наложил?» — «Да, задал такую службу, что трудно и выдумать, не то что выполнить; приказал добыть ему кота-баюна». — «Добро! Молись спасу да ложись спать; утро вечера мудренее живет». Бездольный лег спать, а жена его сошла в кузницу, сковала ему на голову три колпака железные, приготовила три просвиры железные, клещи чугунные да три прута: один железный, другой медный, третий оловянный. Поутру разбудила мужа: «Вот тебе три колпака, три просвиры и три прута; ступай за тридевять земель, в тридесятое царство, за котом-баюном. Трех верст не дойдешь, как станет тебя сильный сон одолевать — кот-баюн напустит. Ты смотри — не спи, руку за руку закидывай, ногу за ногой волочи, а инде [7] и катком катись; а если уснешь, кот-баюн убьет тебя!» Научила его, как и что делать, и отпустила в дорогу.
Долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли — пришел Бездольный в тридесятое царство; за три версты стал его сон одолевать, он надевает три колпака железные, руку за руку закидывает, ногу за ногой волочит, а то и катком катится; кое-как выдержал и очутился у самого столба. Кот-баюн прыг ему на голову, один колпак разбил и другой разбил, взялся было за третий — тут добрый мо́лодец ухватил его клещами, сволок наземь и давай сечь прутьями; наперво сек железным прутом, изломал железный — принялся угощать медным, изломал медный — пустил в дело оловянный; этот гнется, не ломится, вкруг хребта увивается. Кот-баюн начал сказки сказывать: про попов, про дьяков, про поповых дочерей: а купеческий сын не слушает, знай его нажаривает. Невмоготу коту стало; видит, что заговорить нельзя, и возмолился: «Покинь меня, добрый человек! Что надо, все тебе сделаю». — «А пойдешь со мною?» — «Куда хошь — пойду!»
Бездольный выпустил кота-баюна; кот позвал его в гости, посадил за стол и наклал хлеба целые вороха. Бездольный съел ломтя три-четыре, да и будет! В горло не лезет. Заворчал на него кот, зауркал: «Какой же ты богатырь, коли не сможешь супротив меня хлеба съесть?» Отвечает Бездольный: «Я к вашему хлебу не привык; а есть у меня в сумке дорожные русские сухарики — взять было их и закусить на голодное брюхо!» Вынул железную просвиру и словно глодать собирается. «А ну, — просит кот-баюн, — дай-ка мне отведать, каковы русские сухари?» Купеческий сын дал ему железную просвиру — он всю дочиста сглодал, дал ему другую — и ту изгрыз, дал ему третью — он грыз-грыз, зубы поломал, бросил просвиру на стол и говорит: «Нет, не смогу! Больно крепки русские сухари». После того собрался Бездольный и пошел домой; вместе с ним и кот отправился.
Шли-шли, шли-шли и добрались куда надо; приходят во дворец, царь увидал кота-баюна и приказывает: «А ну, кот-баюн! Покажи мне большую страсть». Кот свои когти точит, на царя их ладит; хочет у него белу грудь раздирать, из живого сердце вынимать. Царь испугался и стал молить Бездольного: «Уйми, пожалуйста, кота-баюна! Все для тебя сделаю». — «Закопай воеводу живьем в землю, так сейчас уйму». Царь согласился; тотчас подхватили воеводу за руку да за ногу, потащили на двор и живьем закопали в сыру землю. А Бездольный остался жить при царе; кот-баюн их обоих слушался, Никто им прислуживал, и жили они долго и весело. Вот сказка вся, больше сказывать нельзя.