Полно старуха не все то ври что знаешь
Словари
I несов. неперех. разг.-сниж.
1. Говорить неправду, лгать.
2. Говорить вздор, пустословить.
II несов. неперех. разг.
1. Неверно, неточно показывать (о приборах, таблицах и т.п.).
2. Ошибаться, фальшивить в пении, в игре на музыкальном инструменте.
Морфология: я вру́, ты врёшь, он/она/оно врёт, мы врём, вы врёте, они вру́т, ври́, ври́те, вра́л, врала́, врало́, врали́, вру́щий, вра́вший
1. Когда вы говорите, что кто-либо врёт, вы имеете в виду, что этот человек намеренно говорит не то, что есть на самом деле.
Мне кажется, он всё врёт. | Как он может так бессовестно врать! | Можешь мне верить: я никогда не вру.
2. Когда вы говорите, что певец или музыкант врёт, вы имеете в виду, что он поёт или играет неправильно, ошибается в нотах.
Он так врал мотив, что невозможно было слушать.
3. Когда вы говорите, что какой-либо прибор или инструмент врёт, вы имеете в виду, что он неправильно, неточно показывает параметры.
Эти часы врут, всегда опаздывают на несколько минут. | Барометр врёт.
4. Когда в разговорной речи кто-либо восклицает врёшь! или врёте!, он выражает свой протест против чьих-либо действий и уверенность в том, что он может изменить положение.
Врёшь! Не уйдёшь! | Врёшь! Ни за что не поддамся!
ВРАТЬ, вру, врёшь, д.н.в. не употр., прош. вр. врал, врала, врало, несовер. (к соврать), что и без доп. (разг.). Лгать, говорить неправду. «Послушай: ври, да знай же меру.» Грибоедов.
|| Пустословить, говорить вздор, чепуху. «Вертелась перед ним, не помню, что врала.» Грибоедов.
1. Лгать, говорить неправду. Врёт и не краснеет (бессовестно лжёт). Ври, ври, да не завирайся (разг. шутл.).
2. Действовать неправильно, неверно; фальшивить. Часы врут. В. в пении.
3. Болтать, говорить вздор (устар.). В. без умолку.
4. врёшь (врёте)! Выражение несогласия, протеста, а также уверенности в своей правоте, в превосходстве (прост.). Опять мне за других работать, ну врёшь! Врёшь, от меня не убежишь!
ВРАТЬ, вирать что; олон. вирать (вираю, вру); архан. вираться (что ты вираешься?); смол. вирзать, верзить и верзти; лгать, обманывать словами, облыжничать, говорить неправду, вопреки истине; говорить вздор, небылицу, пустяки; пустословить, пустобаять, молоть языком, суесловить; хвастать, сказывать небывальщину за правду. Врать на кого, клеветать. Люди врут, только спотычка берет, а мы врем, что и не перелезешь. Хорошо врать на мертвого. Врать, не мякину жевать, не подавишься. Врать, что лыки драть (лыко за лыком тянется). Богатый, хоть врет, и то впрок идет. Было бы кому врать (была бы охота врать), а слушать станут, и наоборот. Врать, не устать, было б кому слушать. Врет по-печатному. Врет, как газета. Он врет, не кашлянет. Врет, не поперхнется. Врет, как водой бредет. Врет в свою голову. Врать бы тебе на свою голову. Врет, себя не помнит. Врет, людей не видит. Не все то правда, что бабы врут. Одна врала, другая не разобрала, третья по своему переврала. Коли люди врут, так и я соврал. Люди врут, так и мы врем, о вестях. Кто много врет, тот много божится. Не хочешь слушать, как люди орут, ври сам. Меньше ври, больше ешь, спи да грезь на себя. Зерна мели, а много (лишнего) не ври. Ври, не завирайся, назад оглядайся (озирайся). Вреть сплошь, а переврать и не умееть. Врешь, не от поешь; пой: По мосту-мосту. Враться, безличн. Что меньше врется, то спокойней живется. Ему что-то не врется сегодня, он не расположен врать. Доврал, что ли? Заврался. Наврал много. Не отвирайся. Поври еще. Подоврался под него. Все переврал. Он привирает иногда. Проврался, проговорился. Разоврался, не уймешь. Соврав, да ну божиться. Вракать сев. врекать яросл. врать, болтать, молоть пустяки; вракают говорят в народе, ходит слух. Врака жен. враки мн. вранье ср. врасня, враница жен., архан. вздор, пустословие; ложь, ложные слухи, молва. Вранье, что дранье (драный тес): того гляди, руку занозишь. И враньем люди живут (да еще не ухвалятся). Вранью (или Небылице) короткий век. Вранья на зуб не положишь. Вранье не введет в добро. Вракание ср. вздорная болтовня. Со врак (со вранья) пошлин не берут. Враль, врала, сиб. врач, врачук, архан. вирун, сев. вракала, вракун, смол. вирза; врун муж. вралиха, сев. врасья, вракунья, врачунья, вирунья, врунья, врачка, врух(ш)а, вракуш(к)а, врахотка, вралья, враха жен. лгун, обманщик, кто лжет, врет, обманывает, говорит неправду;
| говорун, рассказчик, забавный пустослов, шутник, балагур. Врун, так и обманщик; обманщик, так и плут; плут, так и мошенник, а мошенник, так и вор. Село вралихино на речке повирухе. Вре твер., вологод., ·сокр. врешь, неужто, полно, правда ли, так ли? Врек муж., пск. (церк. враска?) сглаз, порча, урок; болезнь, порок, бедствие от напуска, от сглаза. См. также враг.
1. (св. совра́ть, навра́ть). (что). Говорить неправду; сочинять небылицы; лгать, обманывать. Не верьте ему, он врёт. Врёт и не краснеет (бессовестно обманывает, болтает всякий вздор). Врёт как сивый мерин (усилит.). * Ври, да не завирайся (Погов.). Ври, да знай же меру (Грибоедов).
2. (св. совра́ть и навра́ть). (что). Фальшивить, ошибаться (в пении, музыке и т.п.). В. мотив.
3. Неверно показывать, быть неточным (о приборах, таблицах и т.п.). Часы врут. Барометр врёт. * Всё врут календари (Грибоедов).
◁ Врёшь; врёте, в зн. частицы. Выражает несогласие, протест против чьих-л. действий и уверенность в своих силах, в возможность сделать по-своему. В., от меня не убежишь! В., голыми руками не возьмёшь! Враньё (см.).
Говорить неправду; лгать.
[Коршунов:] Не верьте ему, он врет. А. Островский, Бедность не порок.
Кукушкин врал про себя бессовестно. Чехов, Рассказ неизвестного человека.
(сов. наврать) на кого-что. Клеветать.
Говорить вздор, пустяки; болтать.
2. (сов. соврать и наврать).
Фальшивить, ошибаться (в пении, музыке и т. п.).
3. Неверно показывать, быть неточным (неточными).
Старушка утверждала, что все барометры врут беспощадно. Григорович, Литературные воспоминания.
см.: Врешь ты все и спишь ты в тумбочке;
Не ври, золотая рыбка (не свисти)
вра́ть, вру, врёт; прош. вр. врал, врала́, вра́ло
врать, вру, врёшь; врал, врала́, вра́ло, вра́ли
Сюда ваш батюшка зашел, я обмерла;
Вертелась перед ним, не помню, что врала́.
А. С. Грибоедов, Горе от ума
врать, вру, врёт; прош. врал, врала́ (неправильно вра́ла), вра́ло, вра́ли.
вра́ть, вру́, врём, врёшь, врёте, врёт, вру́т, вря́, вра́л, врала́, вра́ло, вра́ли, ври́, ври́те, вру́щий, вру́щая, вру́щее, вру́щие, вру́щего, вру́щей, вру́щих, вру́щему, вру́щим, вру́щую, вру́щею, вру́щими, вру́щем, вра́вший, вра́вшая, вра́вшее, вра́вшие, вра́вшего, вра́вшей, вра́вших, вра́вшему, вра́вшим, вра́вшую, вра́вшею, вра́вшими, вра́вшем, вру́сь, врёмся, врёшься, врётесь, врётся, вру́тся, вра́лся, врала́сь, вра́лось, вра́лись, ври́сь, ври́тесь, вру́щийся, вру́щаяся, вру́щееся, вру́щиеся, вру́щегося, вру́щейся, вру́щихся, вру́щемуся, вру́щимся, вру́щуюся, вру́щеюся, вру́щимися, вру́щемся, вра́нный, вра́нная, вра́нное, вра́нные, вра́нного, вра́нной, вра́нных, вра́нному, вра́нным, вра́нную, вра́нною, вра́нными, вра́нном, вран, врана, врано, враны
Капитанская дочка (47 стр.)
Да они бы ее загрызли. Ничто ее бы не спасло!
— И то правда,— сказал смеясь Пугачев.— Мои пьяницы не пощадили бы бедную девушку. Хорошо сделала кумушка-попадья, что обманула их.
— Слушай,— продолжал я, видя его доброе расположение.— Как тебя назвать не знаю, да и знать не хочу. Но бог видит, что жизнию моей рад бы я заплатить тебе за то, что ты для меня сделал. Только не требуй того, что противно чести моей и христианской совести. Ты мой благодетель. Доверши как начал: отпусти меня с бедною сиротою, куда нам бог путь укажет. А мы, где бы ты ни был и что бы с тобою ни случилось, каждый день будем бога молить о спасении грешной твоей души.
Тут он оборотился к Швабрину и велел выдать мне пропуск во все заставы и крепости, подвластные ему. Швабрин, совсем уничтоженный, стоял как остолбенелый. Пугачев отправился осматривать крепость. Швабрин его сопровождал; а я остался под предлогом приготовлений к отъезду.
Я повиновался и пошел в дом отца Герасима. И он и попадья выбежали ко мне навстречу. Савельич их уже предупредил. «Здравствуйте, Петр Андреич,— говорила попадья.— Привел бог опять увидеться. Как поживаете? А мы-то про вас каждый день поминали. А Марья-то Ивановна всего натерпелась без вас, моя голубушка. Да скажите, мой отец, как это вы с Пугачевым-то поладили? Как он это вас не укокошил? Добро, спасибо злодею и за то».— «Полно, старуха,— прервал отец Герасим.— Не всё то ври, что знаешь. Несть спасения во многом глаголании. Батюшка Петр Андреич! войдите, милости просим. Давно, давно не видались».
Я схватил ее руку и долго не мог вымолвить ни одного слова. Мы оба молчали от полноты сердца. Хозяева наши почувствовали, что нам было не до них, и оставили нас. Мы остались одни. Всё было забыто. Мы говорили и не могли наговориться. Марья Ивановна рассказала мне всё, что с нею ни случилось с самого взятия крепости; описала мне весь ужас ее положения, все испытания, которым подвергал ее гнусный Швабрин. Мы вспомнили и прежнее счастливое время. Оба мы плакали. Наконец я стал объяснять ей мои предположения. Оставаться ей в крепости, подвластной Пугачеву и управляемой Швабриным, было невозможно. Нельзя было думать и об Оренбурге, претерпевающем все бедствия осады. У ней не было на свете ни одного родного человека. Я предложил ей ехать в деревню к моим родителям.
Полно старуха не все то ври что знаешь
Петербург. Аничков дворец и Невский проспект. Гравюра (XVIII век).
Береги честь смолоду.
– Был бы гвардии он завтра ж капитан.
– Того не надобно; пусть в армии послужит.
– Изрядно сказано! пускай его потужит.
Отец мой Андрей Петрович Гринев в молодости своей служил при графе Минихе и вышел в отставку премьер-майором в 17.. году. С тех пор жил он в своей симбирской деревне, где и женился на девице Авдотье Васильевне Ю., дочери бедного тамошнего дворянина. Нас было девять человек детей. Все мои братья и сестры умерли во младенчестве.
Матушка была еще мною брюхата, как уже я был записан в Семеновский полк сержантом, по милости майора гвардии князя Б., близкого нашего родственника. Если бы паче всякого чаяния матушка родила дочь, то батюшка объявил бы куда следовало о смерти неявившегося сержанта, и дело тем бы и кончилось. Я считался в отпуску до окончания наук. В то время воспитывались мы не по-нонешнему. С пятилетнего возраста отдан я был на руки стремянному Савельичу, за трезвое поведение пожалованному мне в дядьки. Под его надзором на двенадцатом году выучился я русской грамоте и мог очень здраво судить о свойствах борзого кобеля. В это время батюшка нанял для меня француза, мосье Бопре, которого выписали из Москвы вместе с годовым запасом вина и прованского масла. Приезд его сильно не понравился Савельичу. «Слава богу, – ворчал он про себя, – кажется, дитя умыт, причесан, накормлен. Куда как нужно тратить лишние деньги и нанимать мусье, как будто и своих людей не стало!»
Бопре в отечестве своем был парикмахером, потом в Пруссии солдатом, потом приехал в Россию pour être outchitel[1], не очень понимая значение этого слова. Он был добрый малый, но ветрен и беспутен до крайности. Главною его слабостию была страсть к прекрасному полу; нередко за свои нежности получал он толчки, от которых охал по целым суткам. К тому же не был он (по его выражению) и врагом бутылки, т. е. (говоря по-русски) любил хлебнуть лишнее. Но как вино подавалось у нас только за обедом, и то по рюмочке, причем учителя обыкновенно и обносили, то мой Бопре очень скоро привык к русской настойке и даже стал предпочитать ее винам своего отечества, как не в пример более полезную для желудка. Мы тотчас поладили, и хотя по контракту обязан он был учить меня по-французски, по-немецки и всем наукам, но он предпочел наскоро выучиться от меня кое-как болтать по-русски, – и потом каждый из нас занимался уже своим делом. Мы жили душа в душу. Другого ментора я и не желал. Но вскоре судьба нас разлучила, и вот по какому случаю:
Прачка Палашка, толстая и рябая девка, и кривая коровница Акулька как-то согласились в одно время кинуться матушке в ноги, винясь в преступной слабости и с плачем жалуясь на мусье, обольстившего их неопытность. Матушка шутить этим не любила и пожаловалась батюшке. У него расправа была коротка. Он тотчас потребовал каналью француза. Доложили, что мусье давал мне свой урок. Батюшка пошел в мою комнату. В это время Бопре спал на кровати сном невинности. Я был занят делом. Надобно знать, что для меня выписана была из Москвы географическая карта. Она висела на стене безо всякого употребления и давно соблазняла меня шириною и добротою бумаги. Я решился сделать из нее змей и, пользуясь сном Бопре, принялся за работу. Батюшка вошел в то самое время, как я прилаживал мочальный хвост к Мысу Доброй Надежды. Увидя мои упражнения в географии, батюшка дернул меня за ухо, потом подбежал к Бопре, разбудил его очень неосторожно и стал осыпать укоризнами. Бопре в смятении хотел было привстать и не мог: несчастный француз был мертво пьян. Семь бед, один ответ. Батюшка за ворот приподнял его с кровати, вытолкал из дверей и в тот же день прогнал со двора, к неописанной радости Савельича. Тем и кончилось мое воспитание.
Я жил недорослем, гоняя голубей и играя в чехарду с дворовыми мальчишками. Между тем минуло мне шестнадцать лет. Тут судьба моя переменилась.
Однажды осенью матушка варила в гостиной медовое варенье, а я, облизываясь, смотрел на кипучие пенки. Батюшка у окна читал Придворный календарь, ежегодно им получаемый. Эта книга имела всегда сильное на него влияние: никогда не перечитывал он ее без особенного участия, и чтение это производило в нем всегда удивительное волнение желчи. Матушка, знавшая наизусть все его свычаи и обычаи, всегда старалась засунуть несчастную книгу как можно подалее, и таким образом Придворный календарь не попадался ему на глаза иногда по целым месяцам. Зато когда он случайно его находил, то, бывало, по целым часам не выпускал уж из своих рук. Итак, батюшка читал Придворный календарь, изредка пожимая плечами и повторяя вполголоса: «Генерал-поручик. Он у меня в роте был сержантом. Обоих российских орденов кавалер. А давно ли мы. » Наконец батюшка швырнул календарь на диван и погрузился в задумчивость, не предвещавшую ничего доброго.
Вдруг он обратился к матушке: «Авдотья Васильевна, а сколько лет Петруше?»
– Да вот пошел семнадцатый годок, – отвечала матушка. – Петруша родился в тот самый год, как окривела тетушка Настасья Герасимовна, и когда еще.
«Добро, – прервал батюшка, – пора его в службу. Полно ему бегать по девичьим да лазить на голубятни».
Мысль о скорой разлуке со мною так поразила матушку, что она уронила ложку в кастрюльку, и слезы потекли по ее лицу. Напротив того, трудно описать мое восхищение. Мысль о службе сливалась во мне с мыслями о свободе, об удовольствиях петербургской жизни. Я воображал себя офицером гвардии, что, по мнению моему, было верхом благополучия человеческого.
Батюшка не любил ни переменять свои намерения, ни откладывать их исполнение. День отъезду моему был назначен. Накануне батюшка объявил, что намерен писать со мною к будущему моему начальнику, и потребовал пера и бумаги.
– Не забудь, Андрей Петрович, – сказала матушка, – поклониться и от меня князю Б.; я, дескать, надеюсь, что он не оставит Петрушу своими милостями.
– Что за вздор! – отвечал батюшка нахмурясь. – К какой стати стану я писать к князю Б.?
– Да ведь ты сказал, что изволишь писать к начальнику Петруши?
– Да ведь начальник Петрушин – князь Б. Ведь Петруша записан в Семеновский полк.
– Записан! А мне какое дело, что он записан? Петруша в Петербург не поедет. Чему научится он, служа в Петербурге? мотать да повесничать. Нет, пускай послужит он в армии, да потянет лямку, да понюхает пороху, да будет солдат, а не шаматон. Записан в гвардии! Где его пашпорт? подай его сюда.
Итак, все мои блестящие надежды рушились! Вместо веселой петербургской жизни ожидала меня гарнизонная скука в стороне глухой и отдаленной. Служба, о которой за минуту думал я с таким восторгом, показалась мне тяжким несчастием. Но спорить было нечего. На другой день поутру подвезена была к крыльцу дорожная кибитка; уложили в нее чемодан, погребец с чайным прибором и узлы с булками и пирогами, последними знаками домашнего баловства. Родители мои благословили меня. Батюшка сказал мне: «Прощай, Петр. Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников; за их лаской не гоняйся; на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни пословицу: береги платье снову, а честь смолоду». Матушка в слезах наказывала мне беречь мое здоровье, а Савельичу смотреть за дитятей. Надели на меня заячий тулуп, а сверху лисью шубу. Я сел в кибитку с Савельичем и отправился в дорогу, обливаясь слезами.
ЛитЛайф
Жанры
Авторы
Книги
Серии
Форум
Пушкин Александр Сергеевич
Книга «Капитанская дочка»
Оглавление
Читать
Помогите нам сделать Литлайф лучше
Как у нашей у яблонки
Ни верхушки нет, ни отросточек;
Как у нашей у княгинюшки
Ни отца нету, ни матери.
Снарядить-то ее некому,
Благословить-то ее некому.
Кибитка подъехала к крыльцу комендантского дома. Народ узнал колокольчик Пугачева и толпою бежал за нами. Швабрин встретил самозванца на крыльце. Он был одет казаком и отрастил себе бороду. Изменник помог Пугачеву вылезть из кибитки, в подлых выражениях изъявляя свою радость и усердие. Увидя меня, он смутился, но вскоре оправился, протянул мне руку, говоря: «И ты наш? Давно бы так!» – Я отворотился от него и ничего не отвечал.
Сердце мое заныло, когда очутились мы в давно знакомой комнате, где на стене висел еще диплом покойного коменданта, как печальная эпитафия[50] прошедшему времени. Пугачев сел на том диване, на котором, бывало, дремал Иван Кузмич, усыпленный ворчанием своей супруги. Швабрин сам поднес ему водки. Пугачев выпил рюмку и сказал ему, указав на меня: «Попотчуй и его благородие». Швабрин подошел ко мне с своим подносом; но я вторично от него отворотился. Он казался сам не свой. При обыкновенной своей сметливости он, конечно, догадался, что Пугачев был им недоволен. Он трусил перед ним, а на меня поглядывал с недоверчивостию. Пугачев осведомился о состоянии крепости, о слухах про неприятельские войска и тому подобном, и вдруг спросил его неожиданно: «Скажи, братец, какую девушку держишь ты у себя под караулом? Покажи-ка мне ее».
Швабрин побледнел, как мертвый. «Государь, – сказал он дрожащим голосом… – Государь, она не под караулом… она больна… она в светлице лежит».
«Веди ж меня к ней», – сказал самозванец, вставая с места. Отговориться было невозможно. Швабрин повел Пугачева в светлицу Марьи Ивановны. Я за ними последовал.
Швабрин остановился на лестнице. «Государь! – сказал он. – Вы властны требовать от меня, что вам угодно; но не прикажите постороннему входить в спальню к жене моей».
Я затрепетал. «Так ты женат!» – сказал я Швабрину, готовяся его растерзать.
– Тише! – прервал меня Пугачев. – Это мое дело. А ты, – продолжал он, обращаясь к Швабрину, – не умничай и не ломайся: жена ли она тебе, или не жена, а я веду к ней кого хочу. Ваше благородие, ступай за мною.
У дверей светлицы Швабрин опять остановился и сказал прерывающимся голосом: «Государь, предупреждаю вас, что она в белой горячке и третий день как бредит без умолку».
– Отворяй! – сказал Пугачев.
Швабрин стал искать у себя в карманах и сказал, что не взял с собою ключа. Пугачев толкнул дверь ногою; замок отскочил; дверь отворилась, и мы вошли.
Я взглянул и обмер. На полу, в крестьянском оборванном платье сидела Марья Ивановна, бледная, худая, с растрепанными волосами. Перед нею стоял кувшин воды, накрытый ломтем хлеба. Увидя меня, она вздрогнула и закричала. Что тогда со мною стало – не помню.
Пугачев посмотрел на Швабрина и сказал с горькой усмешкою: «Хорош у тебя лазарет!» Потом, подошед к Марье Ивановне: «Скажи мне, голубушка, за что твой муж тебя наказывает? в чем ты перед ним провинилась?»
– Мой муж! – повторила она. – Он мне не муж. Я никогда не буду его женою! Я лучше решилась умереть, и умру, если меня не избавят.
Пугачев взглянул грозно на Швабрина: «И ты смел меня обманывать! – сказал он ему. – Знаешь ли, бездельник, чего ты достоин?»
Швабрин упал на колени… В эту минуту презрение заглушило во мне все чувства ненависти и гнева. С омерзением глядел я на дворянина, валяющегося в ногах беглого казака. Пугачев смягчился. «Милую тебя на сей раз, – сказал он Швабрину, – но знай, что при первой вине тебе припомнится и эта». Потом обратился к Марье Ивановне и сказал ей ласково: «Выходи, красная девица; дарую тебе волю. Я государь».
Марья Ивановна быстро взглянула на него и догадалась, что перед нею убийца ее родителей. Она закрыла лицо обеими руками и упала без чувств. Я кинулся к ней, но в эту минуту очень смело в комнату втерлась моя старинная знакомая Палаша и стала ухаживать за своею барышнею. Пугачев вышел из светлицы, и мы трое сошли в гостиную.
– Что, ваше благородие? – сказал смеясь Пугачев. – Выручили красную девицу! Как думаешь, не послать ли за попом, да не заставить ли его обвенчать племянницу? Пожалуй, я буду посаженым отцом, Швабрин дружкою;[51] закутим, запьем – и ворота запрем!
Чего я опасался, то и случилось. Швабрин, услыша предложение Пугачева, вышел из себя. «Государь! – закричал он в исступлении. – Я виноват, я вам солгал; но и Гринев вас обманывает. Эта девушка не племянница здешнего попа: она дочь Ивана Миронова, который казнен при взятии здешней крепости».
Пугачев устремил на меня огненные свои глаза. «Это что еще?» – спросил он меня с недоумением.
– Швабрин сказал тебе правду, – отвечал я с твердостию.
– Ты мне этого не сказал, – заметил Пугачев, у коего лицо омрачилось.
– Сам ты рассуди, – отвечал я ему, – можно ли было при твоих людях объявить, что дочь Миронова жива. Да они бы ее загрызли. Ничто ее бы не спасло!
– И то правда, – сказал, смеясь, Пугачев. – Мои пьяницы не пощадили бы бедную девушку. Хорошо сделала кумушка-попадья, что обманула их.
– Слушай, – продолжал я, видя его доброе расположение. – Как тебя назвать не знаю, да и знать не хочу… Но бог видит, что жизнию моей рад бы я заплатить тебе за то, что ты для меня сделал. Только не требуй того, что противно чести моей и христианской совести. Ты мой благодетель. Доверши как начал: отпусти меня с бедною сиротою, куда нам бог путь укажет. А мы, где бы ты ни был и что бы с тобою ни случилось, каждый день будем бога молить о спасении грешной твоей души…
Казалось, суровая душа Пугачева была тронута. «Ин быть по-твоему! – сказал он. – Казнить так казнить, жаловать так жаловать: таков мой обычай. Возьми себе свою красавицу; вези ее, куда хочешь, и дай вам бог любовь да совет!»
Тут он оборотился к Швабрину и велел выдать мне пропуск во все заставы и крепости, подвластные ему. Швабрин, совсем уничтоженный, стоял как остолбенелый. Пугачев отправился осматривать крепость. Швабрин его сопровождал; а я остался под предлогом приготовлений к отъезду.
Я побежал в светлицу. Двери были заперты. Я постучался. «Кто там?» – спросила Палаша. Я назвался. Милый голосок Марьи Ивановны раздался из-за дверей. «Погодите, Петр Андреич. Я переодеваюсь. Ступайте к Акулине Памфиловне; я сейчас туда же буду».
Я повиновался и пошел в дом отца Герасима. И он и попадья выбежали ко мне навстречу. Савельич их уже предупредил. «Здравствуйте, Петр Андреич, – говорила попадья. – Привел бог опять увидеться. Как поживаете? А мы-то про вас каждый день поминали. А Марья-то Ивановна всего натерпелась без вас, моя голубушка. Да скажите, мой отец, как это вы с Пугачевым-то поладили? Как он это вас не укокошил? Добро, спасибо злодею и за то». – «Полно, старуха, – прервал отец Герасим. – Не все то ври, что знаешь. Несть спасения во многом глаголании.[52] Батюшка Петр Андреич! войдите, милости просим. Давно, давно не видались».
Попадья стала угощать меня чем бог послал. А между тем говорила без умолку. Она рассказала мне, каким образом Швабрин принудил их выдать ему Марью Ивановну; как Марья Ивановна плакала и не хотела с ними расстаться; как Марья Ивановна имела с нею всегдашние сношения через Палашку (девку бойкую, которая и урядника заставляет плясать по своей дудке); как она присоветовала Марье Ивановне написать ко мне письмо и прочее. Я в свою очередь рассказал ей вкратце свою историю. Поп и попадья крестились, услыша, что Пугачеву известен их обман. «С нами сила крестная! – говорила Акулина Памфиловна. – Промчи бог тучу мимо. Ай-да Алексей Иваныч; нечего сказать: хорош гусь!» – В самую эту минуту дверь отворилась, и Марья Ивановна вошла с улыбкою на бледном лице. Она оставила свое крестьянское платье и одета была по-прежнему просто и мило.