Книга Гленнкилл: следствие ведут овцы современного автора Леони Свонн, Рита Ключак, Дом Историй, которую вы можете легко прочитать на нашем ресурсе, а также скачать книгу Гленнкилл: следствие ведут овцы в формате FB2, TXT, PDF, EPUB.

Камин
Овцы расследуют убийство любимого пастуха. Обаятельный и уютный детектив.

Уютный и умный детектив, в котором никто не прикидывается овцой.

Неподалеку от маленькой ирландской деревушки Гленнкил, на зеленом лугу лежит пастух Джордж с лопатой в груди. Джордж был хорошим пастухом и заботился о своих овцах, даже читал им книжки на ночь. И овцы решают во что бы то ни стало найти его убийцу.

Мисс Мапл, возможно, самая умная овца Гленнкилла, Отелло, баран с таинственным прошлым, а также Зора, Хайде, сэр Ричфилд, Фоско и другие сыщики берутся за дело. Им предстоит совершить вылазку в деревню, разгадать тайну убийства Джорджа и немного лучше понять этих странных людей.

Леони Свонн

Гленнкилл: следствие ведут овцы

Посвящается М.,

без которого ничего бы не получилось

Dramatis Oves

Действующие овцы в порядке их появления

Мод Обладает отличным обонянием и гордится этим

Сэр Ричфилд Вожак. Уже немолод, со слабеющим слухом и плохой памятью, но все еще острым зрением

Мисс Мапл Умнейшая овца стада, возможно, самая умная овца Гленнкилла и, вероятно, всего мира. Любознательна, упряма, осознает свою ответственность

Хайде Бойкая молодая овечка. Порой сначала говорит, а потом думает

Клауд Самая пушистая овца стада

Моппл Уэльский Обладает отменной памятью: если он что-то запомнил, то никогда не забудет. Толстый баран породы меринос с круглыми витыми рогами. Почти всегда голоден

Отелло Четырехрогий гебридский баран с таинственным прошлым

Зора Пропащая овца с черной головой, единственная самка с рогами в отаре Джорджа

Рамзес Молодой баран, у которого только прорезались рога

Лейн Самая быстрая овца отары, отличается практическим умом

Сара Овцематка

ягненок Что-то увидел

Мельмот Брат-близнец Ричфилда, легендарный заблудший баран

Корде Любит необычные слова

Мейзи Наивная молодая овечка

Зимний ягненок Несносный возмутитель спокойствия

Уиллоу Вторая по молчаливости овца в отаре, и об этом никто не жалеет

Баран Габриэля Очень странный баран

Фоско Считает себя умным, и абсолютно по праву

The trail wound here and there as the sheep had willed in the making of it.

Тропа причудливо извивалась, повинуясь воле овец.

    Стивен Крейн «Приключенческие рассказы»

1

Отелло бесстрашно проходит мимо

– Еще вчера он был здоров, – сказала Мод. Ее уши нервно вздрогнули.

– Это ни о чем не говорит, – возразил Сэр Ричфилд, старейший баран стада, – он ведь умер не от болезни. Лопаты не заразны.

Пастух лежал на зеленой ирландской траве у загона неподалеку от проселочной дороги и не шевелился. Одинокая ворона устроилась на его пушистом норвежском свитере и с профессиональным интересом рассматривала его внутренний мир. Рядом сидел очень довольный кролик. Чуть поодаль, на краю обрыва, шло совещание овец.

Они сумели сохранить спокойствие, с утра обнаружив своего пастуха необычайно холодным и безжизненным, и очень собой гордились. Естественно, в первом приступе страха было несколько необдуманных восклицаний «Кто теперь будет приносить нам сено?!» или «Волк! Волк!». Но Мисс Мапл быстро потушила очаги паники. Она объяснила, что в середине лета на самом зеленом и сочном лугу Ирландии жевать сено стали бы одни дураки и что даже самые изощренные волки не протыкают тела своих жертв лопатами. Без сомнения, именно этот предмет торчал из покрытого утренней росой тела пастуха.

Мисс Мапл была умнейшей овцой всего Гленнкилла. Некоторые даже утверждали, что она самая умная овца в мире. Но никто не мог это доказать. Хотя в Гленнкилле ежегодно проводился конкурс на звание самой умной овцы, исключительный интеллект Мисс Мапл проявлялся еще и в том, что в этих соревнованиях она не участвовала. После церемонии награждения победитель с венком из клевера на шее (венок потом можно было слопать) проводил несколько дней в турне по пабам близлежащих местечек. Там ему приходилось снова и снова исполнять номер, который случайным образом принес ему победу, щуриться в табачном дыму, пока не начнут слезиться глаза, а люди накачивали его «Гиннессом», пока тот уже не мог стоять на ногах. Кроме того, с тех пор пастух делал его ответственным за все проказы на лугу: самого умного всегда подозревают в первую очередь.

Джордж Гленн больше никогда не обвинит овцу в чем-либо. Он лежал, пронзенный, у проселочной дороги, а его овцы совещались, что же делать дальше. Они стояли на краю обрыва между небом цвета моря и морем цвета неба, там, где нельзя было учуять запах крови, и осознавали свою ответственность.

– Он был не особо хорошим пастухом, – сказала Хайде, которая была еще почти ягненком и не успела забыть, как Джордж в начале весны купировал ее роскошный ягнячий хвост.

– Точно! – отозвалась Клауд, самая роскошная и пушистая овца, которую можно себе представить. – Он не ценил наш труд! «Норвежские овцы лучше работают! У норвежских овец больше шерсти!» Он заказал себе свитер от чужих, норвежских овец – какой позор! Что за пастух так оскорбит свое стадо?!

Между Хайде, Клауд и Мопплом Уэльским разгорелась долгая дискуссия. Моппл Уэльский настаивал на том, что добродетель пастуха выражается исключительно в количестве и качестве корма, и тут Джорджа Гленна не в чем, решительно не в чем было упрекнуть. В итоге все сошлись на мнении, что хороший пастух – это тот, кто никогда не отрезает ягнятам хвостик, не заводит овчарку, щедро выдает корм: в первую очередь хлеб и сахар, но также здоровую еду типа трав, комбикорма и свеклы (да, они все были очень благоразумными), одевается исключительно в продукты своего стада, например комбинезон, связанный из овечьей шерсти. Как же здорово это бы смотрелось, почти как если бы он сам был овцой. Конечно, все понимали, что таких идеальных созданий в природе не существует. Но мысль была приятная. Все немного повздыхали и уже собирались расходиться, очень довольные тем, что все открытые вопросы удалось разрешить.

Мисс Мапл до сих пор не участвовала в дискуссии. Но тут она спросила:

– Вы что, не хотите узнать, от чего он умер?

Сэр Ричфилд взглянул на нее с удивлением.

– Он умер от лопаты. Ты бы тоже не пережила, такая тяжелая железная штука пронзила туловище насквозь. Неудивительно, что он мертв. – Ричфилд поежился.

– А откуда лопата?

– Кто-то ее воткнул. – Для Сэра Ричфилда дело было уже закрыто, но Отелло, единственный черный баран стада, внезапно оживился:

– Это мог сделать только человек. Ну или очень большая обезьяна. – Отелло провел бурную молодость в зоопарке Дублина и никогда не упускал возможности об этом напомнить.

– Человек. – Мисс Мапл довольно кивнула. Число подозреваемых резко сократилось. – Я думаю, нам необходимо выяснить, что это был за человек. Мы в долгу перед стариной Джорджем. Когда дикие собаки загрызали наших ягнят, он всегда пытался найти виноватых. Кроме того, он был наш. Наш пастух! Никто не имел права втыкать в него лопату. Это по-волчьи, это убийство!

А вот теперь овцы испугались. Да и направление ветра изменилось, так что запах свежей крови тонким, но заметно ощутимым следом потянулся в сторону моря.

– Допустим, найдем мы втыкателя лопат, – нервно сказала Хайде. – И что тогда?

– Справедливость! – заблеял Отелло.

– Справедливость! – заблеяли все остальные.

Вот так овцы Джорджа Гленна решили расследовать подлое убийство их единственного пастуха.

* * *

Сначала Мисс Мапл пошла изучать труп. Она бы с большим удовольствием этого не делала. Под летним ирландским солнцем Джордж уже начал источать запах разложения, от которого у любой овцы по спине побежали бы мурашки.

Сперва она обошла пастуха на почтительном расстоянии. Ворона неодобрительно каркнула, расправила крылья и упорхнула. Мапл отважилась подойти поближе, осмотрела лопату, обнюхала одежду и лицо. Наконец – сбившееся на безопасном отдалении стадо затаило дыхание – она даже сунула нос в рану и поковырялась в ней. По крайней мере, так это выглядело издалека. С кровавым носом она вернулась к остальным.

– Ну и?.. – спросил Моппл, не выдержав напряжения. Моппл не мог долго выдерживать напряжение.

– Он мертв, – ответила Мисс Мапл. Казалось, пока она больше говорить не расположена. Затем она взглянула на проселочную дорогу.

– Мы должны быть наготове. Рано или поздно сюда придут люди. Нам нужно наблюдать за тем, что они делают, и следить за тем, что они говорят. И нельзя так подозрительно стоять в одной куче. Надо вести себя естественно.

– Но мы и ведем себя естественно, – возразила Мод. – Джордж мертв и убит. Нам что, пастись рядом с ним? Там, где трава еще забрызгана кровью?!

– Да. Именно это нам и нужно сделать. – Отелло, черный и решительный, встал между ними. Он глубоко вздохнул, увидев шокированные лица остальных. – Не бойтесь, я возьму это на себя. Я провел молодые годы рядом с клеткой хищного зверя, немного крови меня не убьет.

При этих словах Хайде подумала, что Отелло – очень удалой баран, и решила в будущем почаще пастись к нему поближе – разумеется, лишь после того, как Джордж исчезнет и свежий летний дождь омоет лужайку.

Мисс Мапл распределила посты. Сэра Ричфилда, у которого, несмотря на возраст, еще было хорошее зрение, она поставила на холм. Оттуда поверх живой изгороди просматривалась асфальтированная дорога. Моппл Уэльский видел плохо, зато обладал хорошей памятью. Он встал рядом с Сэром Ричфилдом и должен был запоминать все, что тот заметит. Хайде и Клауд сторожили дорожку, которая шла наискосок через выгон. Хайде заняла пост у ворот в сторону деревни, а Клауд – там, где дорожка уходила в канаву. Зора, черноголовая овца, не боявшаяся высоты, встала на узкий скалистый выступ утеса и оттуда наблюдала за пляжем. Зора утверждала, что среди ее предков были дикие горные овцы, и, видя, как беззаботно она движется по краю пропасти, в это почти можно было поверить.

Отелло исчез в тени дольмена[1 — Древние погребальные и культовые сооружения, построенные из вертикально установленных каменных плит, накрытых сверху еще одной каменной плитой. – Здесь и далее примеч. пер.] недалеко от места, где лопата пришпилила Джорджа к земле. Там при необходимости он мог незаметно пастись. Мисс Мапл не принимала участия в наблюдении. Она осталась у кадушки с водой и попыталась смыть с носа остатки крови.

Остальные вели себя естественно.

* * *

Чуть позже по тропинке из Голаха до Гленнкилла, уже слегка навеселе, шел Том О’Мэлли, намереваясь нанести визит в местный паб. Ему становилось хорошо от свежего воздуха, зелени, синевы. Чайки с криком летали вокруг своей добычи – так быстро, что у него закружилась голова. Овцы Джорджа мирно паслись на фоне живописного пейзажа. Красота. Как с картинки. Одна из овец забрела особенно далеко и, как маленький белый лев, торжественно восседала над обрывом. Как же она туда залезла?

– Эй, овечка! – воскликнул Том. – Смотри не упади! Жаль будет, если такая красотка, как ты, свалится.

Овца посмотрела на него с презрением, и внезапно он почувствовал себя тупым. Тупым и пьяным. Но теперь этому конец! Он что-то сделает со своей жизнью. В туристической сфере. Туризм – будущее Гленнкилла. Он решил сегодня же обсудить это с ребятами в пабе.

Но сперва он захотел взглянуть на величавого черного барана. Четыре рога. Очень необычно. Овцы Джорджа всегда были особенными.

Черный не дал Тому подойти близко, а лишь увернулся от его руки, причем особо не двигаясь.

И тут Том увидел лопату.

Хорошая лопата. Такая ему бы пригодилась. И никого, кому она могла принадлежать. Том уже считал лопату своей. Он решил закопать ее под дольменом, а ночью вернуться и забрать. Мысль о ночном походе к дольмену его не особо прельщала. Рассказывали всякое. Но он современный человек, а это просто отличная лопата. Едва он схватил рукоятку, как нога ступила во что-то мягкое.

Этим вечером в «Бешеном кабане» Тома О’Мэлли впервые за долгое время слушали внимательно.

* * *

Вскоре Хайде увидела, как небольшая группка людей быстрым шагом движется из деревни. Она заблеяла: коротко, долго, коротко, – и Отелло без особого удовольствия появился среди камней дольмена.

Впереди шагал тощий как палка мужчина, которого овцы не знали. Они внимательно его разглядывали. Вожак всегда важен.

За ним шел Мясник. Овцы затаили дыхание. Мясник был ужасен. От одного его запаха у овец дрожали колени. Мясник пах мучительной смертью. Криками, болью и кровью. Его боялись даже собаки.

Овцы ненавидели Мясника. И любили Габриэля, невысокого мужчину в панаме с широкими полями и с кудлатой бородой, который шел сразу за Мясником. Он шагал очень быстро, чтобы не отставать от горы мяса впереди себя. Овцы знали, почему ненавидели Мясника. Но почему они любили Габриэля, им было неизвестно. Перед его обаянием было невозможно устоять. Его собаки выполняли фантастические трюки. Он каждый год побеждал в большом конкурсе пастухов в Гори. Люди его очень уважали. Считалось, что он умеет разговаривать с животными, но это было неправдой. По крайней мере, овцы не понимали ни слова из гэльского бормотания Габриэля. Но в его присутствии они чувствовали себя умиленными, польщенными и, в конце концов, соблазненными и доверчиво трусили в его сторону, стоило ему показаться на дороге, ведущей к их выгону.

И вот люди почти дошли до трупа. Самые отважные овцы на секунду забыли о том, что надо выглядеть естественно, и напряженно вытянули шеи. Когда до Джорджа оставалось копытом подать, тощий вожак встал как вкопанный. Его длинная фигура на секунду качнулась, как ветка на ветру, но взгляд словно пригвоздился к той точке, где лопата торчала из тела Джорджа.

Габриэль и Мясник тоже остановились недалеко от трупа. Мясник на секунду опустил глаза. Габриэль вынул руки из карманов. Тощий наконец оторвал взгляд от Джорджа и, чуть помешкав, стащил шапку с головы. Мясник что-то сказал. Его мясистые ладони сжались в кулаки.

Отелло бесстрашно прошел мимо.

Затем, пыхтя и отдуваясь, до тропинки добралась Лили с пунцовым лицом и спутанными рыжими волосами, а вместе с ней облачко искусственного аромата сирени. Увидев Джорджа, она тихо пискляво вскрикнула. Овцы наблюдали за ней невозмутимо. Лили иногда приходила на луг в сумеречный час и то и дело тихо пискляво вскрикивала. Например, когда наступала в кучку овечьего кала. Когда ее юбка цеплялась за колючие кусты. Когда Джордж говорил что-то, что ей не по душе. Овцы к этому уже привыкли. Когда Джордж и Лили ненадолго исчезали в пастушьем фургоне, вновь наступала тишина. Странные крики Лили овец больше не пугали.

Но тут ветер пронес над лужайкой жалобный протяжный стон. Моппл и Клауд потеряли самообладание и галопом понеслись к холму, и там, пристыженные, попытались вновь вести себя естественно.

Лили упала на колени прямо перед трупом, не обращая внимания на влажную от ночной росы траву, и начала издавать ужасающие звуки. Ее ладони, словно два растерянных насекомых, блуждали по норвежскому свитеру и куртке Джорджа и дергали его за воротник.

Внезапно рядом с ней очутился Мясник и оттащил ее от тела, грубо рванув за предплечье. Овцы затаили дыхание. Мясник двигался быстро, как кошка. Теперь он что-то говорил. Лили смотрела на него так, будто ее только что растолкали после глубокого сна. В ее глазах стояли слезы. Она шевелила губами, но ни один звук не вылетел на луг. Мясник что-то ответил. Затем он схватил Лили за рукав и отвел в сторону, подальше от остальных мужчин. Тощий тут же начал втолковывать что-то Габриэлю.

Отелло огляделся в поисках поддержки: если бы он остался рядом с Габриэлем, то пропустил бы, что происходило между Лили и Мясником, – и наоборот. Большинство овец поняли его проблему, но никому не хотелось приближаться ни к трупу, ни к Мяснику, ведь оба пахли смертью. Так что они решили сосредоточиться на задании вести себя естественно.

Но тут Мисс Мапл трусцой поскакала от корыта с водой и начала наблюдать за Мясником. На ее носу все еще виднелось подозрительное красное пятно, но она извалялась в грязи, так что теперь выглядела как обычная грязная овца.

– …отвратительно, – обратился Мясник к Лили. – Побереги свой спектакль. Поверь мне, у тебя теперь совсем другие проблемы, милочка.

Он схватил ее за подбородок своими пальцами-сосисками и приподнял ее голову так, чтобы она смотрела прямо ему в глаза. Лили примиряюще улыбнулась.

– С чего бы кому-то меня подозревать? – спросила она, пытаясь освободиться. – Мы с Джорджем ведь всегда хорошо общались.

Мясник продолжал крепко держать ее за подбородок.

– Хорошо общались. Точно. Им этого будет достаточно. Кто еще хорошо общался с Джорджем? Подожди оглашения завещания, тогда и посмотрим, как хорошо вы общались. У тебя с деньгами туговато, так ведь? Косметические финтифлюшки денег особо не приносят, да и подстилкой в наших краях далеко не уедешь. Но приходи к Хэму, тогда тебе больше не придется беспокоиться обо всем этом свинстве.

Габриэль что-то крикнул. Хэм резко обернулся и побрел к остальным. Лили осталась на месте. Улыбка сошла с ее лица. Она потуже закуталась в шаль и поежилась. На мгновение показалось, что она сейчас заплачет. Мисс Мапл хорошо ее понимала. Прикосновения Мясника по ощущениям наверняка такие же, как если бы смерть начала щипать за ухо.

Слова снова начали летать туда-сюда между четырьмя людьми, но овцы были слишком далеко, чтобы их понять. Затем последовало громкое неловкое молчание. Габриэль развернулся и побрел в сторону деревни, по пятам следуя за Тощим. Лили секунду раздумывала, а затем поспешила за мужчинами.

Хэм не обращал на других внимания. Он подошел вплотную к Джорджу. Одна из его мясницких лапищ медленно поднялась и нависла над телом как жирная мясная муха. А потом пальцы Мясника нарисовали в воздухе две линии над Джорджем. Одну длинную, от головы до живота, а вторую покороче, от плеча до плеча, так, что эти две линии перекрестились. Лишь когда Габриэль еще раз его окрикнул, Мясник тяжелым шагом побрел в сторону деревни.

* * *

Потом пришли трое полицейских и все сфотографировали. С собой они привели надушенную журналистку, которая тоже фотографировала, причем гораздо больше полицейских. Она даже дошла до утеса и сфотографировала Зору на уступе, потом Сэра Ричфилда и Моппла Уэльского, пасущихся у дольмена. Хоть овцы и привыкли к вниманию со стороны туристов-походников, но интерес прессы им быстро стал в тягость. Моппл первым потерял самообладание и с громким блеянием помчался к холму. Остальные поддались панике и последовали за ним, даже Мисс Мапл и Отелло. Спустя несколько секунд все собрались на холме, немного стыдясь своего поведения.

Полицейские не смотрели на овец. Они вытащили лопату из Джорджа, упаковали обоих в большие пластиковые мешки, немного повозились в земле, сели в белый автомобиль и уехали. Почти сразу же пошел дождь. Вскоре луг выглядел так, словно ничего и не произошло.

Овцы решили вернуться в загон. Они пошли все вместе, потому что сейчас, сразу после смерти Джорджа, загон казался им мрачным и зловещим. Только Мисс Мапл задержалась снаружи и наконец-то смыла грязь и пятно крови.

Зайдя в загон, она увидела, как овцы столпились вокруг Отелло. Они атаковали его вопросами, но баран выжидал. Хайде взволнованно заблеяла:

– И как ты только выдержал? Так близко стоять к Мяснику! Я бы умерла от страха, да я едва не умерла от страха, увидев, как он идет по тропинке!

Мисс Мапл закатила глаза. Но надо отдать должное черному барану: он достойно выдерживал восхищение стада. Он деловито обратился к Мисс Мапл:

– Мясник заговорил первым. «Свиньи!» – вот что он сказал.

Овцы недоуменно переглянулись. На их лугу еще никогда не было свиней. Оно и к лучшему! Слова Мясника бессмысленны. Но Отелло настаивал на своей правоте.

– Он пах очень яростно. И испуганно. Но в первую очередь – яростно. Тощий его испугался. А Габриэль нет. – Отелло, кажется, на секунду задумался о бесстрашии Габриэля и продолжил: – Лили не сказала ничего путного. Только «Джордж», «Ой, Джордж», «Почему именно сейчас», «Как ты мог со мной так поступить». Она говорила с Джорджем. Наверное, не поняла, что он умер. Мясник оттащил ее за руку. «Никому его не трогать!» – сказал он. А она очень тихо, скорее остальным, чем Мяснику, произнесла: «Прошу, я хочу минуту побыть с ним наедине». Но другие промолчали, говорил только Мясник. «Если кто-то имеет на это право, то Кейт», – ответил он Лили. Он звучал очень враждебно, а потом оттащил ее.

Овцы согласно закивали. Они и сами хорошо видели эту сцену издалека. Подозрение тут же упало на Мясника просто потому, что вся отара была уверена в его способности воткнуть лопату в живое существо. Но Мисс Мапл лишь нетерпеливо покачала головой, и Отелло продолжил:

– Когда Мясник отошел достаточно далеко, Тощий начал уговаривать Габриэля. От него странно пахло: виски и «Гиннессом», но не так, как если бы он пил. Запах шел скорее от тела и одежды. И особенно от ладоней.

– Это был он! – проблеял Рамзес, молодой барашек с богатым воображением. – Он полил руки виски, потому что не выдержал запаха крови!

– Возможно, – протянула Мисс Мапл.

Мод, овца с лучшим обонянием в стаде, покачала головой.

– Люди чувствуют запах крови не так, как мы. Они его почти не ощущают.

– Мы не знаем, запачкал ли убийца руки в крови, – произнесла Мисс Мапл. – Мы практически ничего не знаем. – С этими словами она вопросительно взглянула на Отелло.

– «Он так много собирался сделать, Джордж, голова полна безумных планов, – очень тихо сказал Тощий Габриэлю. – Но с этим уже ничего не выйдет, так ведь?» Очень он быстро говорил, так быстро, что я не смог все запомнить. Он все время говорил о планах Джорджа. Мне кажется, он хотел что-то выведать у Габриэля. Но тот промолчал. – Отелло задумчиво наклонил голову. – Я бы сказал, что Тощий его разозлил. Поэтому Габриэль и позвал Мясника. Когда Мясник подошел, Тощий тут же замолчал. Потом они заговорили хором. Лили предложила: «Надо сообщить его жене»; а Габриэль: «Надо вызвать полицию»; а Мясник: «Я побуду с ним». А потом Тощий быстро произнес: «Никто не останется здесь один». Мужчины уставились на Мясника, возможно слегка угрожающе, как бараны перед дуэлью. У Мясника лицо сделалось очень красное. Но потом он кивнул.

* * *

Затем Мисс Мапл собрала вопросы. Каждая овца должна была сказать, чего не поняла и что хотела бы узнать. Мисс Мапл встала в центр, рядом с ней Моппл Уэльский. Когда вопрос казался Мисс Мапл важным, она подмигивала или кивала Мопплу, и толстяк запоминал его. Если Моппл что-то запоминал, то уже никогда не забывал.

– Зачем они нас фотографировали? – спросила Мод.

– Почему шел дождь? – поинтересовалась Клауд.

– Зачем Джордж пошел ночью на луг? – спросила Хайде. Мапл кивнула Мопплу. Хайде с гордостью повернулась к Отелло.

– Зачем сюда приходил Мясник? – спросила Мод.

– Что Мясник хотел от Лили? – задал вопрос Отелло.

Мисс Мапл кивнула.

– Что такое «завещание»? – спросила Лейн.

Мисс Мапл кивнула.

– Они вернут Джорджа? – спросила Хайде.

– Когда снова будет можно пастись там, где лежал Джордж? – спросила Клауд.

– На нашем лугу будут топтаться свиньи? – спросила Мод.

– Почему лопатой? Ведь можно было столкнуть его со скалы, – произнесла Зора.

Мисс Мапл кивнула.

– А что с волком? – спросила Сара. – Он опасен для ягнят? Или для нас?!

Мисс Мапл секунду колебалась, но все же не подала Мопплу сигнал.

– Почему никто не убьет Мясника? – спросила Клауд.

Некоторые овцы одобрительно заблеяли, но Мисс Мапл не кивнула.

– Как долго он пролежал на лугу? – спросил Моппл Уэльский.

Мисс Мапл кивнула, и он просиял.

Вперед вышел ягненок. У него еще даже не было имени. Овцы получали имена, только пережив первую зиму.

– Дух Джорджа вернется? – спросил он робко.

Клауд успокаивающе склонилась над ним и дала прижаться к своей роскошной шерсти.

– Нет, малыш. Дух Джорджа не придет. У людей нет души. Все просто: нет души – нет духа.

– Как ты можешь так говорить! – запротестовал Моппл. – Мы не знаем наверняка, есть ли у людей душа. Это маловероятно, но все-таки возможно.

– Даже ягненок знает, что душа заключается в обонянии. А люди плохо воспринимают запахи. – У Мод было превосходное обоняние, и она часто размышляла о связи носа и души.

– Тогда ты увидишь совсем маленький дух. Его не нужно бояться. – Отелло, слегка позабавленный, склонился к ягненку.

– Но я уже его видел! – заблеял ягненок. – Он был ужасен! Такой огромный, гораздо больше меня, я хорошо его унюхал. Здоровенный и лохматый, и он плясал! Я сначала подумал, что это волчий дух, но теперь понимаю: раз Джордж мертв, значит, это был его дух. Я жутко испугался, а наутро подумал, что мне все это приснилось.

Мисс Мапл строго посмотрела на ягненка.

– Откуда ты узнал, что Джордж уже был мертв?

– Я его видел.

– Ты видел мертвого Джорджа и ничего нам не сказал?!

– Нет, все было не так. – Ягненок всхлипнул. – Я увидел лопату, только лопату. Но ведь Джордж должен был лежать под ней, так ведь? – Ягненок задумался. – Или ты думаешь, что он свалился на лопату сверху уже потом?

Больше от ягненка ничего не удалось добиться. Он выскользнул ночью из загона, но почему? Он не знал. Увидев в лунном свете лопату и лохматый волчий дух, который не мог описать подробнее, он в ужасе ускакал и от страха тут же уснул.

Все замолчали. Овцы сбились в кучу поближе друг к другу. Ягненок уткнулся головой в шерсть Клауд. Остальные овцы подавленно уставились под ноги. Мисс Мапл вздохнула.

– Новый вопрос для Моппла: кто такой волчий дух? И где Тесс?

Овцы переглянулись. Где же Тесси, старая немецкая овчарка Джорджа, верная спутница и единственная подруга, самая кроткая овчарка, которая их когда-либо пасла?

* * *

Когда все уснули, Мисс Мапл тайно добавила еще один вопрос. Она сказала Рамзесу, что не знала, были ли руки убийцы в крови. Но на самом деле она даже не была уверена, что у убийцы вообще были руки. Лицо Джорджа было умиротворенным, с легким ароматом «Гиннесса» и чая, одежда пропахла дымом, меж пальцев пара цветов. Мисс Мапл это показалось немного странным: Джордж не особо интересовался цветами. Он был больше по овощам.

Но она нашла еще кое-что, нечто, что побудило ее слегка сдвинуть носом окровавленный норвежский свитер. Там, на бледном животе Джорджа, чуть выше раны от лопаты виднелся отпечаток овечьего копыта – единственный след и ничего больше.

2

Хайде подозревает

На следующий день овцы открыли для себя новый мир, мир без пастуха и овчарки. Они долго колебались, прежде чем решились покинуть загон. Наконец-то они осмелились выйти на улицу под предводительством проголодавшегося Моппла Уэльского. Утро было чудесное. Ночью на траве танцевали феи и оставили после себя тысячи жемчужных росинок. Море выглядело так, будто его облизали языком: синее, ясное и гладкое. На небе виднелось лишь несколько пушистых облачков. Согласно преданию, эти облака были овцами, которые однажды просто ушли со скалы, избранные овцы, которые продолжали пастись и на небесах, не зная ножниц. В любом случае это был добрый знак.

Внезапно на овец нашло невероятное озорство. Вчера они так долго стояли, что ноги заболели от напряжения. А сегодня они скакали по лужайке, как мартовские ягнята, галопом неслись к отвесной скале, останавливались на самом краю пропасти, а потом вновь бежали к загону. Вскоре все выбились из сил.

Потом у Моппла Уэльского возникла идея с огородом. Позади загона стоял фургончик пастуха – расшатанная кибитка, на которой Джордж Гленн раньше ездил по стране с другим стадом. Теперь же он хранил там свои вещи. Иногда ночевал. За фургоном Джордж разбил небольшой огородик, где выращивал салат, горошек, хрен, кресс-салат, помидоры, цикорий, лютики и немного лука-порея.

Джордж поставил вокруг огорода забор. Хотя огород был разбит на лугу, овцам запрещалось туда ходить. Этот запрет им давался с трудом, прежде всего потому, что забор сам по себе не представлял для них преграды. Но забор, запрет и бдительность Джорджа до сих пор не давали им по-овечьи собрать урожай с огорода. Лейн проворно открыла носом калитку. Мод бросилась к лютикам, Клауд – к горошку, а Хайде – к помидорам. Через пару минут от аккуратных грядок не осталось и следа.

Постепенно все угомонились. Овцы переглянулись и устыдились. Одна за другой они побрели к выгону. У ворот стоял Отелло, он единственный не участвовал в нападении. Он подал знак Мисс Мапл. Она отошла вслед за ним за фургон пастуха, где обычно была воткнута лопата, которой Джордж наводил порядок в огороде. Но сегодня они увидели лишь побеленную стену и парочку мух, загорающих на солнышке. Отелло испытующе посмотрел на Мисс Мапл. Мисс Мапл задумчиво взглянула в ответ.

Остаток дня овцы провели в раскаянии. Моппл вместе с салатом сожрал столько улиток, что ему стало плохо; один из ягнят напоролся копытом на острую деревяшку и начал хромать. Все думали о Джордже.

– Он бы сильно разозлился, – сказал Ричфилд.

– Он бы вылечил копыто, – пробормотала Клауд.

– Он бы почитал нам, – протянула Корделия.

Так оно и было. Джордж проводил много времени на лугу. Он появлялся рано утром, когда они еще спали крепким овечьим сном. Тесс, сама еще заспанная, расталкивала их, а Джордж всегда смеялся.

– Ленивая скотина! – кричал он. – А ну, за работу!

Вот почему каждое утро они были слегка обижены. Они паслись, а Джордж уводил Тесс за фургон, работал в огороде или что-то чинил.

К обеду их досада утихала. Тогда они собирались у ступеней фургона, и Джордж читал им вслух. Однажды он прочел им сказку о феях, из которых они узнали, как на лугу появляется роса; как-то раз – справочник овечьих болезней, который их напугал; а еще как-то раз – детектив, который они не поняли. Джордж тоже ничего не понял, а потом бросил книгу на середине, и они так и не узнали, кто убийца.

Но чаще всего старина Джордж Гленн читал любовные романы, тонкие брошюрки на серой бумаге, где всех женщин звали Памела и они были рыжими «как закат над океаном». Джордж читал эти брошюрки не потому, что был романтиком, и не потому, что у него был дурной литературный вкус (что, бесспорно, так и было – справочник овечьих болезней тому подтверждение). Нет, Джордж читал любовные романы, чтобы позлиться. Он читал, как рыжеволосые Памелы покоряли добродушных морских пиратов, докторов или баронов, злился и ругал на чем свет стоит всех рыжеволосых баб, особенно собственную жену.

Овцы с изумлением слушали подробности их семейной жизни. Когда-то она была самой красивой женщиной в округе, его личной Памелой, и поначалу он не мог поверить своему счастью. Но едва они поженились, как Пэм (которую на самом деле звали Кейт) начала печь сочные яблочные пироги и толстеть. Джордж оставался худым и усыхал. Он мечтал проехать с отарой по всей Европе, и никакие пироги не могли заменить ему эту мечту. На этом моменте овцы понуро опускали головы. Им бы хотелось побывать в Европе, которую они представляли как огромный луг с яблонями.

– Мы больше никогда не поедем в Европу, – произнесла Зора.

– Мы больше никогда не пойдем на другой выгон, – протянула Хайде.

– Сегодня мы должны были пить таблетки… – Только Лейн переживала, что Джордж больше не будет еженедельно засовывать им в рот таблетки кальция. Лейн нравился их вкус. Остальные поморщились.

Моппл был крайне взволнован.

– Нам нельзя его забывать, – сказал он. – И не стоило нам жрать овощи. Мы должны все исправить.

Зора пристально взглянула в сторону моря.

– Почему бы и нет? – бросила она.

Моппл начал активно хрустеть последним листом салата. Любая реплика Зоры поражала его, будто гром.

– И как же ты хочешь все исправить? – спросила Клауд.

Они решили в честь Джорджа отказаться от кусочка своего луга. Не от огорода, который все равно было не спасти. Но у подножья холма они выбрали пятачок с любимыми травами, на котором отныне было запрещено пастись. Они назвали его «Место Джорджа». И сразу же почувствовали облегчение.

Мисс Мапл издалека наблюдала, как ее отара обустраивала «Место Джорджа». Она думала о Джордже, вспоминала, как он читал им истории, а еще о том, что в последнее время это случалось все реже. Джордж зачастую даже не заходил на выгон, а просто проезжал мимо на своей вонючей машине. Тесс выпрыгивала утром с пассажирского сиденья и разгоняла стадо, а вечером они вместе возвращались и считали овец. Весь день Джордж и Тесс где-то пропадали. Сначала Джордж пытался научить Тесс караулить овец в его отсутствие, но все пошло наперекосяк. Овчарка была твердо уверена, что ей прежде всего нужно охранять Джорджа. Об овцах она заботилась, только чтобы сделать ему приятно.

Мисс Мапл размышляла о том, куда пропала Тесс. Убежала? Если да, то Джорджа наверняка убило что-то ужасающее. Собака была верной как овцематка и очень отважной, когда это было необходимо. Ради Джорджа она была готова пойти на все. Но Джордж мертв, а Тесс исчезла.

Внезапно Моппл непривычно быстро поскакал прочь от группы, жадно разглядывающей «Место Джорджа». Он бежал к Мисс Мапл, но тут у него на пути встал Сэр Ричфилд. Мисс Мапл не поняла, откуда тот взялся. Ричфилд бросил на молодого барана угрожающий взгляд, и Моппл поскакал назад, но не к «Месту Джорджа», а к утесу. Он задумчиво уставился вниз, на пляж.

Ричфилд подошел к Мапл.

– Надо бы научить мальца манерам, – сказал он. – А не то закончит как Мельмот.

Мисс Мапл ничего не ответила. Не было овцы, столь непохожей на Мельмота, как Моппл.

Постепенно восторги насчет «Места Джорджа» поутихли. Овцы вернулись к привычному занятию – щипать траву. Мисс Мапл наблюдала за ними. Хорошо, что они успокоились. В сытом и менее взвинченном состоянии у них вновь пробудится любопытство, и они смогут возобновить поиски убийцы. Пусть и на овечий лад: с перерывами на покушать и панику, – но неукоснительно. Мапл хорошо всех знала: на ее глазах росли молодые овцы, со взрослыми она росла сама. Когда она была еще ягненком, дерзкие выходки Ричфилда и Мельмота держали в напряжении все стадо. Ричфилд так давно не упоминал своего близнеца – Мапл было подумала, что тот его забыл. А теперь в ней зашевелилось беспокойство. Воздух был чист, с моря дул прохладный ветерок, луг благоухал. И все равно повсюду пахло смертью – недавней и старой, практически забытой. Мапл начала пастись.

* * *

После обеда на выгоне вновь появились люди. Из деревни пришла округлая женщина и одетый в черное мужчина с жестким воротником и необычно длинным носом. Женщина тоже была в черном, но из-за огненно-рыжих волос, голубых глаз и румяных щек все равно казалась овцам пестрой. Она пахла яблоками – так приятно, что на этот раз подслушивать вызвались сразу пять наблюдателей: Мисс Мапл, Отелло, Хайде, молодая овечка по имени Мейзи и Моппл Уэльский.

Люди остановились возле дольмена.

– Здесь? – спросила женщина.

Мужчина кивнул. Пестрая уставилась на землю. Дождь смыл след от лопаты, так что она смотрела не на то место.

– Это ужасно, – пропищала она. – Кто мог так поступить, кто?!

Овцы навострили уши. Возможно, высокий черный человек сейчас даст ответ. Но он молчал.

– Мне с ним порой было непросто, – добавила женщина.

– Всем было непросто с Джорджем, – произнес Длинноносый. – Он был потерянной душой, заблудшей овцой, но Господь в своей бескрайней добродетели принял его к себе.

Овцы удивленно переглянулись. Клауд в замешательстве заблеяла.

– Надо было лучше за ним приглядывать, – продолжила женщина. – В последнее время он вел себя странно. Я думала, он просто стареет. Куда-то уезжал на машине, получал письма, которые мне нельзя было вскрывать… И… – Она привстала на цыпочки и начала шептать Длинному на ухо, но овцы все равно услышали: – Я выяснила, что он тайком читает романы, любовные романы, ну, вы понимаете.

Она покраснела. Ей это шло. Мужчина взглянул на нее с интересом.

– Да неужели? – спросил он.

Они медленно направились в сторону пастушьего фургона. Овцы занервничали. Вот-вот выяснится, что они натворили с огородом.

Женщина окинула взглядом пастуший фургон, обглоданные грядки с травами и общипанные кусты помидоров.

– Красиво тут, – вздохнула она.

Овцы не поверили своим ушам.

– Наверное, мне стоило временами его тут навещать. Но он не хотел. Никогда меня сюда не пускал. Я могла бы приносить ему пироги. Но теперь уже слишком поздно. – На ее глаза навернулись слезы. – Я никогда не интересовалась скотиной. Джордж приносил шерсть, а я ею занималась. Чудесная мягкая шерсть… – Она всхлипнула.

– А что теперь будет со стадом, Кейт? – спросил Длинноносый. – Тут такой хороший участок, да и о животных кому-то надо позаботиться.

Кейт огляделась.

– Непохоже, что о них надо заботиться. Вид у них счастливый.

Мужчина кисло произнес:

– Стаду нужен пастух. Хэм выкупил бы их у тебя, если не хочешь лишних забот.

Овцы застыли от ужаса, но женщина лишь пожала плечами.

– Вряд ли Хэма можно назвать пастухом, – сказала она. – Он не будет о них заботиться.

– Есть разные способы проявить заботу. Любовь или строгость, слово или меч. Господь научил нас этому. Самое главное – порядок. – Длинный нос одетого в черное с упреком уставился женщине в лицо. – Если ты не хочешь общаться с Хэмом, я могу поговорить с ним за тебя, – добавил он.

Женщина помотала головой, овцы выдохнули.

– Нет, с Хэмом все в прошлом. Но я даже не знаю, принадлежит ли все это мне. Есть завещание. Джордж составил его в городе у адвоката. Должно быть, это очень необычное завещание: он долго искал адвоката, который бы за него взялся. В завещании сказано, кому все достанется. Мне ничего не надо. Я лишь надеюсь, что он ничего не завещал ей.

Внезапно луг, кажется, перестал казаться ей красивым.

– Пойдем?

Мужчина кивнул.

– Мужайся, дитя мое! Господь – Пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться.

Они побрели с лужайки, прямо по «Месту Джорджа», и вытоптали несколько молодых ростков.

* * *

Отелло заскрипел зубами.

– Проклятье! Как же я рад, что этот Господин – не мой пастырь!

Остальные закивали.

– Я свалю, пока они не продали нас Мяснику, – проблеял Моппл.

Все остолбенели. Моппл никогда не отличался особой отвагой. Но он был прав.

– А я перемахну через скалы, – заявила Зора. Все знали, что Зора тайно надеялась, что принадлежит к числу избранных облачных барашков.

– Вы останетесь здесь, – мягко произнесла Мисс Мапл. – По крайней мере, теперь мы знаем, что такое завещание. Оно определит, кому достанутся вещи и овцы Джорджа.

– Да! И оно лежит у какого-то авокадо в городе! – добавила Хайде. – И оно скажет Длинноносому, что Джордж никогда бы не продал нас Мяснику!

Они наконец-то испытали облегчение.

– Надеюсь, они скоро найдут завещание! – сказала Лейн.

– Джордж не был заблудшей овцой, – произнесла Хайде.

– Женщина слишком старая, чтобы называть ее «дитя», – протянул Моппл.

– Он соврал, – резюмировал Отелло. – Длинноносому не нравился Джордж, ни капельки. А мне не нравится Длинноносый. И другой Господин, о котором он говорил, мне тоже не нравится.

– Это был тот пастырь! – внезапно закричала Хайде. – Это он забрал к себе Джорджа! Вот как все было. Они поругались, сначала словами, а потом на мечах. У того не было под рукой меча, так что он взял лопату. Длинноносый практически во всем признался!

Моппл согласился:

– Вероятно, они поругались из-за порядка. Джордж был не слишком аккуратным, разве что в огороде. – Моппл бросил стыдливый взгляд в сторону «Места Джорджа». – Прежде всего надо выяснить, кто такой этот пастырь.

Мапл взглянула на него скептически.

Клауд до сих пор молчала.

– Пастырь – это агнец, – произнесла она.

Все уставились на нее с недоумением. Клауд и сама выглядела удивленной.

– Пастырь – это пастух, – возразила Хайде. – Очень плохой пастух, гораздо хуже Джорджа.

Клауд помотала головой.

– Нет-нет, все не так. Вот если бы я могла чуть больше вспомнить… – Она уставилась на травинку у себя под копытом, но овцы заметили, что мыслями она где-то далеко. – Тот человек… Я его знаю. Он уже приходил к нам на луг, давно. Я тогда была еще ягненком. Джордж держал меня на руках, он как раз стриг мне копыта. Все пахло… землей и солнцем… Как грибной дождь. Такой приятный запах, и вдруг… что-то горькое. Я сразу учуяла, что Джорджу не нравился тот мужчина. Он хотел куда-то пригласить Джорджа, но голос у него был недружелюбный. Он хотел благословить скотину. Я не поняла, что такое «благословить», но прозвучало как «опалить». Я знала, что скотина – это я, Джордж как раз назвал меня так, когда я не хотела сидеть смирно. Я испугалась. Джордж рассмеялся. «Если ты имеешь в виду Хэма, то его ты благословляешь каждое воскресенье», – ответил Джордж. Мужчина пришел в ярость. Я не помню, что он сказал, но он много говорил о пастыре и о том, что он может отделять овец от козлищ.

Овцы возмущенно заблеяли.

Клауд задумчиво разглядывала травинку. Лишь когда Зора мягко уткнулась носом ей в бок, она продолжила говорить, тихо и неуверенно:

– Потом Джордж тоже разозлился. Он взял и сунул меня в руки Длинноносому. «Благослови эту скотину», – сказал он. Длинноносый плохо пах, я испугалась. Он не знал, как меня нужно держать, но все равно взял с собой. Его дом был самым большим в округе, огромный и острый, как и он сам. Он запер меня у себя во дворе, совсем одну. Там еще была яблоня, но он поставил вокруг нее забор, и яблоки просто гнили на земле.

Некоторые овцы возмущенно заблеяли. Клауд поежилась.

– А потом в дом хлынули люди. Они привели собак, незнакомых овец и свинью. Мне тоже пришлось войти. Шум стоял страшный, но Длинноносый говорил громко, и все его слышали. «Добро пожаловать в дом Божий!» – вот что он сказал. Это и другие вещи. – Задумавшись, она умолкла.

– Значит, его зовут Бог! – воскликнул Сэр Ричфилд.

Отелло скорчился.

– Бог?

– Вроде да, – неуверенно протянула Клауд. – Потом я поняла, что они боготворят ягненка. Мне это очень понравилось. Все люди боготворили ягненка, но особого ягненка, агнца. Они называли его «Господь». Затем заиграла музыка, как на радио, но… более фальшивая. Я огляделась и жутко испугалась. На стене висел человек, обнаженный человек, и, хотя он кровоточил из нескольких ран, я не учуяла запаха крови. – Она замолчала, не желая рассказывать дальше.

– И в него воткнули лопату, верно? – торжествующе спросил Сэр Ричфилд.

– Этот «Бог» мне кажется подозрительным, – произнес Моппл. – Кажется, на его совести уже несколько человек. История с агнцем, скорее всего, просто прикрытие. Ты же заметила, что он не умеет обращаться с ягнятами.

– Он очень могущественный, – добавила Клауд, немного придя в себя. – Все люди упали перед ним на колени. А еще он сказал, что все знает.

Мод задумчиво жевала травинку.

– Я помню, – протянула она, – как Клауд исчезла на целый день. Ее мать искала ее как… ее мать.

– Почему ты никогда об этом не рассказывала?! – спросила Зора.

– Я ничего не поняла, – тихо ответила Клауд. Она погрузилась в грезы и начала задумчиво чесать нос о переднюю ногу.

Овцы продолжали думать о Боге.

– Он знает не все, – проблеял Отелло. – Он же не знал, что Джордж читает романы о Памеле.

– Читал, – сухо поправил Сэр Ричфилд.

– Убийца всегда возвращается на место преступления, – сказал Моппл Уэльский. – Вот и Длинноносый вернулся. – Моппл горделиво огляделся. Это было единственным полезным фактом, который они усвоили из детективов Джорджа. Моппл, конечно, его запомнил. – Что ты об этом думаешь? – спросил он Мисс Мапл.

– Он подозрительный. – Она кивнула. – Ему не нравился Джордж, а Джорджу не нравился он. Ему интересно, что будет с нами и с выгоном. И, когда они стояли возле дольмена, он смотрел ровно в то место, где лежал Джордж.

Овцы впечатленно молчали. Мапл продолжала:

– Но это может оказаться просто совпадением. Он все время смотрел на землю. Тут слишком много вопросов. Что именно в прошлом с Хэмом? Кто такая она, которой Джордж, надо надеяться, ничего не завещал? Что произошло у Лили, Хэма и Джорджа?

– Понять людей непросто, – подытожила Мод.

* * *

Овцы склонили головы. Они потихоньку паслись и размышляли.

Моппл думал о том, что он даже Джорджа понимал не всегда, хотя Джорджа было легко понять – по человеческим меркам. Он увлекался огородом и читал своим овцам романы про Памелу. Яблочный пирог его не привлекал. Но в последнее время Джордж порой вел себя странно. Иногда он доставал мишень.

Когда Джордж в резиновых сапогах шагал по лугу с яркой круглой мишенью в руках, Моппл спешил удалиться в безопасное место. Единственное безопасное место, откуда не видно мишень, было за пастушьим фургоном, в непосредственной близости от огорода. Там его и заставал Джордж, возвращаясь в фургон за сверкающим пистолетом. Он наводил ужасающую штуку на Моппла и рычал: «In flagranti, in flagranti[2 — От in flagranti delicto (лат.) – «пойман с поличным».], руки вверх!» Моппл в ужасе бросался зигзагом по лугу, а Джордж смеялся. Затем он спускался по ступеням. Позже мишень начинала дрожать, и Моппл дрожал с ней в унисон.

Раньше при этом стоял невыносимый шум, но потом Джордж купил глушитель, и стал слышен лишь тихий чмок, словно овца надкусила яблоко. Помимо страхов Моппла этот звук был единственным заметным итогом пальбы Джорджа. В ней не было смысла. Моппл с удовольствием издал бы этот звук с настоящим яблоком, но Джордж не мог расстаться со своей мишенью.

Мисс Мапл вспомнила о том, как руки Лили, словно пытливые насекомые, шарили по куртке Джорджа.

Зора задумалась, как плохо люди переносят высоту. Едва они своими неуверенными человеческими шажочками подходили к скалам, как тут же начинали бледнеть, а их движения становились еще более неуклюжими. На скалах овцы были не на одну голову выше любого человека. Даже Джордж ничего не мог поделать, когда Зора устраивалась на своем любимом уступе скалы. Он стоял на безопасном расстоянии и, поскольку понимал, что тратить время на заискивание бессмысленно, слегка бранился. А потом он начинал кидать в нее сначала грязные пучки травы, а затем сухой овечий кал.

Иногда ветер приносил в ответ нежное тихое ругательство с самого дна. Настроение Джорджа мгновенно улучшалось. Он вставал на четвереньки, подползал к краю обрыва и смотрел вниз. Там он видел туристов или жителей деревни, получивших грязным снарядом в голову. Зора, конечно, тоже их видела. Тогда они переглядывались – ухмыляющийся пастух, лежащий на животе, и Зора, восседающая на выступе, словно горная коза. В такие моменты они отлично друг друга понимали.

Зора подумала, что люди только выиграли бы, решив передвигаться на четырех лапах.

Рамзес вспоминал историю о сбежавшем из клетки тигре, которую Отелло иногда рассказывал слушающим с открытыми ртами ягнятам.

Хайде думала о дороге на другой выгон. О жужжании насекомых, рыке вонючих автомобилей, проносившихся мимо, о гладкой поверхности озера. Весной воздух пах влажной землей; летом стаи воробьев, словно листва, проносились над пашней; осенью ветер качал деревья, и на овец сыпались желуди; зимой мороз рисовал причудливые узоры на асфальте. Все было чудесно, пока они не доходили до места, где их поджидали зеленые человечки. У зеленых человечков были шапки и винтовки, и замышляли они нечто нехорошее. Подходя к зеленым, нервничать начинал даже Джордж. Но он все равно начинал дружелюбно их забалтывать, одновременно следя, чтобы их собаки не приближались к овцам. Без Джорджа они бы не смогли пройти мимо человечков. Хайде задумалась, увидит ли она когда-нибудь другое пастбище.

Корделия размышляла о том, как люди придумывают слова, складывают придуманные слова друг за другом, а потом их записывают. Настоящее волшебство. Даже это Корделия знала лишь потому, что Джордж объяснил им, что такое волшебство. Когда Джордж при чтении натыкался на слово, которое, по его мнению, овцам будет непонятно, он объяснял им значение. Иногда он объяснял значение слов, которые и без него известны каждой овце, например «профилактика» или «антибиотик». Профилактика бывает до, антибиотик – во время болезни. И то и другое на вкус было горьким. Кажется, Джордж не особо разбирался в этой теме. Он увязал в путаных объяснениях о каких-то живых организмах крошечного размера. В конце концов он злился и сдавался.

Некоторыми объяснениями он оставался очень доволен, даже если овцы не понимали ни слова. В таких случаях они старались не показывать Джорджу своего неведения, и чаще всего это удавалось им без труда.

Но иногда он действительно учил их чему-то новому. Корделии нравились его объяснения. Она обожала учить слова о вещах, которых еще никогда не видела, и даже о тех, которые нельзя увидеть. Такие слова она запоминала особенно хорошо.

– Волшебство, – сказал однажды Джордж, – это что-то неестественное, что-то, чего на самом деле не существует. Если я щелкну пальцами и Отелло внезапно побелеет – вот это будет волшебство. Если я принесу ведро краски и покрашу его – это не волшебство. – Он засмеялся, и на секунду показалось, будто ему захотелось щелкнуть пальцами или принести ведро. Затем он продолжил: – Все, что выглядит как волшебство, на самом деле фокус. Волшебства не существует.

Корделия с наслаждением паслась. «Волшебство» было ее любимым словом, словом для того, чего на самом деле не существует. Потом она подумала о смерти Джорджа. Она была как волшебство. Кто-то проткнул пастуха лопатой прямо на его лугу. Джордж, должно быть, истошно кричал, но никто из овец в ближайшем загоне ничего не слышал, а ягненок увидел духа, беззвучно танцующего призрака. Корделия покачала головой.

– Это какой-то фокус, – прошептала она.

Отелло думал о Жутком Клоуне.

Лейн вспомнила о странных людях, которые время от времени навещали Джорджа. Они всегда приезжали ночью. Лейн спала чутко и слышала шорох шин, когда они сворачивали с асфальтовой дороги на проселочную. Иногда она пряталась в тени дольмена и подсматривала. Ей нравился этот спектакль лишь для нее одной. Фары автомобилей резали темноту или застревали в тумане и образовывали тлеющие облачка белого дыма. По проселочной дороге приезжали большие машины с урчащими моторами, и они воняли далеко не так, как машина Джорджа, которую он сам называл Антихристом. Потом свет гас, и одна-две темные фигуры в длинных пальто подходили к пастушьему фургону. Они шли осторожно, стараясь в темноте не наступить в свежий овечий помет. Раздавался стук по дереву. Один раз, два раза, еще один. Дверь фургона открывалась, и в темноте прорезалась полоска рыжеватого света. Незнакомцы быстро заходили внутрь. На секунду они задерживались в дверях, как огромные нарисованные вороны. Лейн ни разу не видела их лиц. И в то же время они стали ей знакомыми…

* * *

Внезапно по проселочной дороге в сторону луга метнулось нечто темное. Быстро. Овцы немного запаниковали. Все поскакали на холм, не спуская глаз с незваного гостя. Вернулся Бог. Он рыскал по лугу туда-сюда, словно охотничья собака, его длинный нос смотрел в землю.

Сначала он обошел дольмен, потом по тропинке прошел до утеса. Он едва не взбежал на уступ, но в последний момент нос устремился ввысь, увидел перед собой бескрайнюю синеву, и длинное черное тело резко остановилось. По отаре пронесся вздох. С того момента, как нос и Бог развернулись к скалам, все напряженно наблюдали за их движениями.

Одетый в черное бросил на них короткий взгляд. Отелло угрожающе опустил рога, но Бог уже поспешил по тропинке к деревне. Пройдя три-четыре шага, он что-то услышал. Он замер, навострил уши, резко развернулся и с бледным перекошенным лицом побежал по лугу.

Теперь и овцы это услышали: жужжащий, шелестящий звук. Он был похож на звук, с которым они совершили набег на огород Джорджа. Оно приближалось. Теперь были слышны собачий лай и голоса людей. А потом овцы увидели, от кого убегал длинноносый. На луг выкатилось стадо. Стадо, которое овцы еще никогда не видели.

3

Мисс Мапл промокает

Джордж людей не любил. Очень редко, но на луг кто-то заходил: фермер или старая баба, желавшая почесать языком. Джордж сильно злился. Он вставлял очень громкую кассету в серый магнитофон, прятался в огороде и занимался самой грязной работой, пока посетитель не удалялся.

Они еще никогда не видели стадо из людей и слишком удивились, чтобы снова запаниковать. Моппл потом утверждал, что видел семерых, но Моппл близорук. Зора насчитала двадцать человек, Мисс Мапл – сорок пять, а Сэр Ричфилд – очень много, во всяком случае больше, чем он смог сосчитать. Но память у Ричфилда была дырявой, особенно когда он волновался. Он постоянно забывал, кого уже посчитал, поэтому каждого считал по два, а то и три раза. К тому же он посчитал еще и собак.

Моппл близоруко щурился на людей и сердился. Теорию об убийце, который всегда возвращается на место преступления, теперь можно забыть. Они все вернулись на место преступления, убийца наверняка скрылся в толпе. Овцы с любопытством наблюдали, как движется человеческое стадо. И возглавлял его не самый сильный или самый умный, а Том О’Мэлли. За ним шли дети, потом женщины, а в хвосте, стыдливо засунув руки в карманы, плелись мужчины. Сильно позади них, очень медленно и шаркая, шло несколько стариков.

Том принес лопату – грустную ржавую старую лопату. Он воткнул ее в землю не меньше чем в десяти шагах от места, где лежал Джордж. Люди, которые до этого покорно двигались за вожаком, как любое хорошее стадо, отпрянули, словно Том обрызгал их холодной водой, и на почтительном расстоянии образовали круг.

– Вот где это случилось! – проревел Том. – Именно здесь. Брызги крови долетели аж досюда. – Он сделал два больших шага к дольмену. – А вот тут… – еще три шага в другую сторону, – стоял я. Сразу увидел, что старине Джорджу конец. Кровь повсюду. Лицо перекошено – ужас! – а язык у него был синий и висел изо рта.

Все было совсем не так. Мисс Мапл это показалось очень странным. Вообще-то, все должно было выглядеть, как описывал Том: много крови и застывшая гримаса боли на лице после схватки с лопатой. Но Джордж лежал так, словно просто решил вздремнуть на лугу.

Человеческое стадо отпрянуло еще дальше и издало странный придыхающий звук, что-то между волнением и восхищением. Том орал дальше:

– Но ваш Том сохранял спокойствие! Сразу побежал в «Бешеного кабана» и вызвал полицию…

Пронзительный голос перебил его:

– Да уж, дорогу в пивную наш Том найдет при любых жизненных обстоятельствах!

Люди засмеялись. Том опустил голову. Он снова начал говорить, но так тихо, что овцы со своего холма его больше не слышали. Если в человеческом стаде и был какой-то порядок, то теперь он нарушился. Повсюду носились дети, взрослые постоянно сбивались в группки и без перерыва блеяли. Ветер доносил до холма обрывки разговоров.

– Король кобольдов! Король кобольдов! Король кобольдов[3 — Духи домашнего очага и хранители подземных богатств. Кобольдам приписываются подшучивания над людьми.]! – распевали дети.

– …небось все оставил церкви! – воскликнул краснолицый фермер.

– У Лили случился нервный срыв, когда она его нашла, – прощебетала толстощекая девица. Парень рядом с ней держал ее за руку и улыбался.

Низкорослый мужчина пожал плечами.

– Он был грешником, чего вы от него ожидали?

– Ты тоже грешник, Гарри! – ухмыльнулась бабка с щербиной. – Отель «Одинокое сердце», и этим все сказано. Повезло твоей тетушке с таким любезным племянничком!

Мужчина побледнел и замолчал.

– Он быстро сколотил состояние. Мутные делишки! – сказал пузатый мужчина.

– У Джорджа были долги, все об этом знают, – возразил другой.

– …уж слишком его влекли овцы, – рассказывал один парень двум приятелям. – Сами понимаете! – Он изобразил жест руками. Другие засмеялись.

– Ясное дело, убийство на почве ревности среди овец! – заржал самый тощий из них. Да так громко, что несколько женщин обернулись. Все трое снова начали неприятно смеяться.

– Такого он точно не ожидал, – произнес мужчина, сильно пахнущий по?том, – а Джорджа чертовски сложно было застать врасплох.

– Катастрофа для туризма, – сказал мужчина с высоким голосом. – Умеет же Джордж расстроить планы.

– …хотел все продать Хэму. Овец, землю – все! – воскликнула женщина без шеи.

– Это был дьявол! – прошептала женщина с мышиным лицом, обращаясь к двум белокурым детям.

– Господь, помилуй его душу! – дрожащим голосом произнесла другая женщина. Овцы ее знали. Джордж называл ее «Сердобольная Бет».

Она регулярно появлялась перед фургоном Джорджа, пытаясь надоумить его на какие-то «добрые дела». Овцы не знали, что такое «добрые дела», но предполагали, что Джордж должен был работать в каком-то огороде. Только у Джорджа был свой огород! Овцы понимали, что он хотел отвязаться от той женщины. А вот женщина этого не понимала. После каждого отказа она совала Джорджу в руку стопку тоненьких брошюрок, которые должны были привести его душу грешную к изменениям. Неизвестно, что произошло с душой Джорджа (если она у него вообще имелась). Но брошюрки его очень радовали, хоть он их и не читал. На следующий день после визита женщины на ужин всегда был картофель, который Джордж жарил на небольшом мерцающем костерке.

* * *

Внезапно среди овец появился враг – древний враг, от которого можно лишь бежать. До недавних пор их было всего несколько штук, они вынюхивали что-то на лугу, хозяева то и дело подзывали их к себе свистом, те должны были лечь, а затем вновь начать поиск. Ничего необычного. Но чем ближе перешептывающиеся группки людей подходили к дольмену, тем дальше становились разведывательные вылазки собак. Никому до них больше не было дела. Они сбились в небольшую свору: три овчарки и одна собака другой породы. У овчарок сверкали глаза. Пятнистый мех мелькал на лугу. Пригнув голову, они подкрались к холму. Овцы взбудораженно заблеяли. Сейчас их будут пасти, вдоль и поперек, вместе и порознь, их будут подгонять хищные движения овчарок, перед которыми ни одна овца не может устоять. Они не то чтобы боялись, их пасли уже тысячу раз, но их охватило древнее подсознательное беспокойство.

Затем они увидели, как двигалась другая собака, и их нервозность превратилась в страх. Казалось, серый волкодав делал то же, что и овчарки: нагибал голову, ждал, приближался. Но что-то было не так. Он не лаял, не колебался. Он словно изображал танец овчарок, принимал участие в игре, не играя. На секунду вся отара затаила дыхание: их впервые в жизни затравливали. Собака побежала.

Началась необузданная паника. Отара бросилась врассыпную, а за ними озадаченные овчарки. Моппл ринулся в толпу людей и свалил с ног Грешника Гарри. Зора спаслась на своем утесе. Оттуда она единственная из овец могла наблюдать за происходящим.

Холм опустел. У его подножья, недалеко от «Места Джорджа», лежали два темных тела. Отелло и пес. Оба пытались встать на ноги. Отелло встал первым и напал. Зора еще никогда не видела атакующих овец. Отелло нужно было бежать. Отелло обязан был бежать! Пес колебался. Секунду спустя он распознал в подлетающем Отелло свою добычу и рванул вперед. Незадолго до столкновения он засомневался, притормозил и в последний момент отпрянул в сторону. Отелло тут же сменил направление движения и небольшой дугой поскакал на пса. Зора недоверчиво уставилась на холм. Она вдруг поняла, что Отелло быстрее пса. Пес, кажется, тоже это понял. И присел на землю, оскалив зубы, чтобы напрыгнуть на барана.

* * *

Зора зажмурилась и начала думать о чем-то другом. Эта мысль приходила к ней в худшие моменты жизни. Она вспоминала день, когда родила первого ягненка, всю боль и страхи. Тот был землистого цвета, даже после того, как она тщательно вылизала кровь с его шерстки. Цвета земли, с черной мордой. Коричневый потом превратится в облачно-белый, но Зора тогда еще об этом не знала. Она удивилась, почему из всех овец на лугу лишь она не смогла родить белого ягненка. А потом он заблеял, маленький и коричневый, и голосок его был самым прекрасным из ягнячьих голосков. Он вкусно пах, лучше, чем все съедобные штуки. И Зора поняла, что она будет защищать его от всего мира, коричневого или нет. В тот же день она отвела его на уступ и показала море и чаек.

Зора расслабилась. Она выкормила троих ягнят, и это были самые отважные и твердо стоящие на ногах овцы. В этом году она не рожала, да и другие овцы не оягнились. Зора поняла, почему в последнее время ей так трудно было медитировать на скале, почему она была как никогда далека от того, чтобы стать облачным барашком. Ягнята, вот чего ей не хватало все лето! Лишь две молоденькие неопытные овечки в этом году взволнованно и неумело принесли потомство, и Джордж сильно ругался. А теперь появился еще и зимний ягненок… Зора презрительно раздула ноздри и прислушалась. Хотелось бы ей сейчас услышать блеяние молодежи, но вокруг стояла зловещая тишина (на крики чаек Зора давно не обращала внимания). Люди жужжали вдалеке как улей.

* * *

А потом Зора услышала леденящий кровь крик. Ее глаза распахнулись, хотя она пыталась держать их сомкнутыми. Невольно она вновь взглянула на холм. На земле лежало темное тело. Ноги подергивались в воздухе, словно продолжали бежать. Зора поежилась. Пес поймал Отелло. Лишь секунду спустя она поняла, что на земле лежит волкодав. Отелло и след простыл.

Мохнатый волкодав безуспешно пытался подняться. Подошел его хозяин, один из парней с неприятным смехом. Побледнев, он потрогал собаку ногой. Одному из фермеров пришлось поднять и унести зверя.

Люди взволнованно жужжали. Никто не мог объяснить, что так внезапно произошло с этой красивой мощной собакой. Увидев, что мех на ее животе весь в крови, некоторые женщины закричали. Снова послышались слова «дьявол» и «король кобольдов». Женщины блеяли, подзывая к себе детей. Мужчины потели и качали головами.

По-видимому, раненые собаки вызывали среди людей такую же панику, как здоровые – среди овец. Стадо людей ретировалось так же быстро, как и появилось.

Осталась только лопата.

* * *

Зора неподвижно сидела на своем уступе и размышляла, уж не привиделось ли ей все это. Должно быть, так и было. Трава вокруг нее была мягкой, словно овечья мордочка, к тому же здесь росли травы, которые никто, кроме нее, не щипал. «Травы пропасти» – так называла их Зора – на вкус были лучше любой травы на лугу. Терпкие, прохладные порывы ветра доносили морскую свежесть, снизу кружили чайки. Как приятно смотреть на белых крикунов свысока, как приятно побыть одной. Тут до нее никто не мог добраться.

Она заметила, что стадо постепенно успокоилось, и вновь начала щипать траву. Отелло пасся вместе с остальными. Овцы, кажется, не обращали на него внимания. Зора задумалась, как мало они на самом деле знали об Отелло.

Иногда Джордж привозил новых овец. В основном это были ягнята, которых только отняли от матери, и отара принимала их так, словно они всегда были вместе. На памяти Зоры взрослые овцы со стороны появлялись лишь дважды: Отелло и Моппл Уэльский. Моппла привезли две зимы назад на шумной машине Джорджа. Тот иногда перевозил овец просто на заднем сиденье. Так они и увидели Моппла впервые: пухлого молодого барана, который растерянно таращился из окна и жевал дорожную карту. Джордж поставил его перед стадом и произнес небольшую речь. Он сказал, что Моппл – овца «мясной породы», но бояться не нужно, «под нож» никого не пустят, Джордж просто хотел немного «освежить кровь». Овцы ничего не поняли и поначалу побаивались Моппла. Но молодой баран был дружелюбным и всегда немного смущался, а когда Сэр Ричфилд вызвал его на дуэль, стало окончательно понятно, что Моппл не представлял опасности.

А вот Отелло Сэр Ричфилд никогда на дуэль не вызывал. Овец это не удивляло. Странным было то, что Отелло тоже не вызывал на дуэль Сэра Ричфилда. Видимо, что-то в нем вызывало уважение Отелло, и чем хуже становились слух и память Ричфилда, тем сложнее овцам было понять, что именно.

Никто не видел, как приехал Отелло. Однажды утром он просто появился – взрослый баран с четырьмя опасно закрученными рогами. С четырьмя! Они еще никогда не видели овец с четырьмя рогами. Овцематки впечатлились, бараны втайне завидовали. Зора хорошо помнила, это было не так давно. Джордж не представлял им Отелло. Джордж пел, свистел и плясал. Они еще никогда не видели его таким взбудораженным. Джордж пел на иностранных языках, которых овцы не понимали, и втирал страшную кусачую мазь в узкую, но внушительную рану, пересекавшую лоб Отелло. Овцы дрожали. Отелло держался смирно. Джордж прыгал с одной ноги на другую так долго, что ему пришлось снять шерстяной свитер.

Зора решила вернуться к остальным. Она хотела спросить, правда ли Отелло победил огромного серого пса. Это казалось ей невероятным, но только что произошло нечто непостижимое. Она встретила Мод, которая паслась очень близко к «Месту Джорджа», и Зора с трудом сдержалась, чтобы не сделать замечание.

Мод жевала с отсутствующим взглядом.

– Мод, – окликнула Зора, – ты видела, как Отелло бился с псом?

Мод уставилась на нее недоуменно.

– Отелло – овца, – произнесла она и приглашающе добавила: – Трава здесь отменная.

Зора развернулась. Ей хотелось спросить Мапл, а лучше Моппла. Если кто-то из овец и запомнил что-то странное, так это Моппл Уэльский.

Подняв голову в поисках Моппла, она заметила Отелло, который внезапно затесался в толпе пасущихся недалеко от нее. Он выглядел как обычно. Зора вновь опустила голову и тоже начала щипать траву. Невероятные и запутанные истории овцам следует забыть как можно скорее, пока земля не начала уходить из-под копыт.

* * *

Вообще-то, овцы народ не болтливый. Это связано с тем, что рот у них обычно набит травой. А еще с тем, что у некоторых голова набита соломой. Но все овцы любят хорошие истории. Больше всего им нравится просто слушать и удивляться – отчасти потому, что слушать и жевать можно одновременно. С тех пор как Джордж больше не читал вслух, в их жизни чего-то не хватало. Поэтому иногда какая-нибудь овца сама начинала рассказывать истории другим. Этой овцой чаще всего был Моппл Уэльский, иногда Отелло, а изредка одна из овцематок.

Овцематки чаще всего рассказывали о своем потомстве, и это никому не было интересно. Конечно, существовали легендарные ягнята, каким когда-то был Ричфилд, но их матери благоразумно помалкивали.

Когда рассказывал Отелло, всем было очень интересно, но ничего не понятно. Отелло рассказывал о львах и тиграх, о диковинных зверях из обжигающе жарких стран. Иногда начиналась ссора, потому что овцы по-разному представляли себе этих животных. Пахнут ли жирафы гнилыми фруктами, мохнатые ли у них уши, у них есть хотя бы немного шерсти? Отелло обычно ограничивался описаниями, но даже от них у овец возникало тревожное чувство в районе затылка. О людях Отелло не рассказывал.

А вот Моппл почти всегда рассказывал о людях. Он пересказывал истории, которые им читал Джордж. Моппл все запомнил, и его истории звучали очень похоже на чтение Джорджа перед фургоном. Правда, они были гораздо короче. В какой-то момент у Моппла просыпался аппетит, и история обрывалась. Чем интересней была история – то есть чем больше в ней было лугов, пастбищ и корма, – тем быстрее она подходила к концу. Настоящая интрига заключалась уже не в самой истории, а в том, как долго рассказ продлится на этот раз.

Сегодня шансы на длинную историю были невелики. Моппл рассказывал сказку о феях. Ни в одной другой истории не было столь бесчисленных лугов, трав и фруктов. Моппл с блестящими глазами рассказывал о ночном бале фей на лягушачьем лугу. Он рассказывал, как завистливые кобольды закидывали танцующих фей яблоками, и его глаза увлажнились. Он рассказал, как король кобольдов появился в траве. Как он мог поднять мертвых из могил и натравить на живых.

И тут случилось кое-что необычное. Моппла перебили.

– Правда ли это был король кобольдов? – робко спросила Корделия.

Все овцы поняли, что она говорила о смерти Джорджа. Моппл молниеносно щипнул пучок травы.

– Или Дьявол? – добавила Лейн.

– Чушь! – раздраженно фыркнул Рамзес. – Дьявол бы никогда этого не сделал.

Некоторые овцы одобрительно заблеяли. Никто не думал, что Дьявол на такое способен. Дьяволом звали пожилого осла, который иногда пасся на соседнем лугу и порой издавал звуки, пробирающие до мозга костей. Его крики были поистине ужасающими, но в остальном он казался им безобидным.

– Мне все еще кажется, что Джорджа убил этот «Бог», – произнес Моппл с набитым ртом. – Бет тоже так сказала!

Овцы уважали Бет за то, что она так много сил вкладывала в сомнительные предприятия типа спасения души Джорджа.

– Зачем кому-то так поступать? – спросила Мод.

– Пути Бога неисповедимы, – объяснила Клауд.

Остальные взглянули на нее с удивлением. Клауд поняла, что сказала что-то странное.

– Он сам так сказал, – добавила она.

– Значит, соврал! – прорычал Отелло.

Глаза овцематок заблестели от изумления. Одна лишь Мисс Мапл не впечатлилась.

– В ночь, когда умер Джордж, у нас был прилив или отлив? – внезапно поинтересовалась она.

Секунду все молчали. Они размышляли.

– Прилив! – хором заблеяли Моппл и Зора.

– А что? – спросила Мод.

Мапл сосредоточенно зашагала туда-сюда.

– Если бы труп Джорджа бросили с утеса, его бы никогда не нашли. Его бы далеко отнесло, может до самой Европы. Дело бы не раскрыли. А получилось так, что любой мог найти тело, вернее, тело было невозможно не найти. Убийца хотел, чтобы Джорджа обнаружили. Но почему? Зачем ему понадобилось, чтобы тело нашли?

Овцы долго и напряженно раздумывали.

– Потому что убийца хотел кого-то обрадовать? – нерешительно предположил Моппл.

– Потому что он хотел кого-то припугнуть, – сказал Отелло.

– Потому что он хотел кому-то о чем-то напомнить, – протянул Сэр Ричфилд.

– Точно! – довольно ответила Мисс Мапл. – И теперь нам предстоит выяснить, кто обрадовался, кто испугался, а кто вспомнил. И о чем вспомнил.

– Нам этого не узнать, – вздохнула Хайде.

– А вдруг? – возразила Мисс Мапл.

Без лишних слов она начала щипать траву. Овцы притихли, с трепетом думая о том, какая задача им предстоит.

Внезапно один ягненок громко заблеял от ужаса и возмущения. Сара, его мать, начала взволнованно блеять ему в унисон. Овцы оглянулись. Сара металась из стороны в сторону, словно пытаясь согнать с себя надоедливое насекомое. Ягненок стоял рядом с плаксивым выражением лица. Затем меж ног Сары промелькнуло что-то маленькое и мохнатое и зигзагом поскакало прочь.

Недомерок. Молочный вор. Зимний ягненок. Он улучил момент всеобщего замешательства, чтобы украсть у Сары молоко.

Некоторые овцематки тоже в негодовании заблеяли.

Всем овцам известно, что зимний ягненок в отаре – к беде. Внеурочные, зимние ягнята из-за холода рождались со взбалмошным характером и злобной душонкой. Вестники несчастья, которые в голодные времена приманивали к продрогшей отаре хищников. Жадные, бесцеремонные и холодные как день, в который они появились на этот тусклый свет. И еще не было зимнего ягненка хуже того, что с прошлого года бродил по стаду. Он родился в самую темную ночь. В ту же ночь умерла его мать. Все думали, что и ягненок умрет. Но он с визгом ковылял за отарой, которая старалась его избегать. Так продолжалось два дня. На третий день все ждали, что он, наконец, умрет. Но Джордж перечеркнул их планы бутылочкой молока. Когда они начали неодобрительно на него блеять, пастух пробормотал что-то о «мужестве» и вопреки здравому смыслу вырастил ягненка: бесцеремонного молочного вора, нескладного, словно коза, слишком маленького для своего возраста, но цепкого и хитроумного. Овцы старались его игнорировать.

Поэтому сейчас овцы не слишком расстроились. Убедив себя, что зимний ягненок действительно убежал на край луга и спрятался под Вороньим деревом, все стали вести себя как ни в чем не бывало.

Остаток дня они провели как положено овцам. Они долго паслись (избегая «Места Джорджа»), спокойно переваривали пищу в вечерних сумерках, дружно поскакали к загону после того, как Клауд объявила, что ночь будет дождливой. Там они тесно сбились: ягнята посередине, старшие вокруг, взрослые бараны с краю – и тут же уснули.

Мисс Мапл приснился темный сон, такой, в котором едва видишь траву перед собственным овечьим носом. Перед ней стоял дольмен, ниже и шире, чем в реальной жизни. А перед ним три темных силуэта. Это были люди, но больше Мапл ничего не могла унюхать. Мапл чувствовала на себе их взгляды. Эти люди видели в темноте.

Внезапно один из них двинулся к Мапл. Его расплывчатые очертания приняли форму Мясника.

Мапл развернулась и побежала. Лопата, которую она как-то держала в переднем копыте, с глухим стуком упала на землю.

Она слышала голос Мясника позади себя.

– Стаду нужен пастух! – шептал он.

Мапл поняла, что ей не нужен пастух, ей нужно стадо. Она заблеяла, и из темноты ей ответили другие. Она поспешила вперед, нашла отару и бросилась в центр, глубже и глубже зарываясь в безопасный шерстяной клубок.

Но что-то ее насторожило. Это было ее стадо, без сомнений, но оно пахло иначе – Мапл не могла объяснить почему. Она услышала приближение Мясника и оцепенела, а вместе с ней оцепенела вся отара. А потом налетел ветер и рассеял темноту как туман. В тусклом свете Мисс Мапл увидела, что все овцы вокруг черные. Она была единственной белой овцой среди остальных. Мясник бросился прямо к ней. В руках он держал яблочный пирог.

Внезапно все вокруг нее вновь почернело. Мисс Мапл проснулась. Выдохнув от облегчения, она захотела прижаться к Клауд, своей любимой ночной соседке. Но что-то было не так. Запах… Овцы вокруг нее пахли как обычно и в то же время не так. Она смогла учуять отдельных овец: Моппла, который все еще немного пах салатом, Зору и ее свежий морской аромат, брутальный смолистый запах Отелло. Но возникло такое ощущение, что среди них затесались и другие овцы, овцы с противоречивыми метками, овцы, которые ничего не раскрывали о своей личности, – так сказать, полуовцы. Мисс Мапл устало и в смятении огляделась, но в загоне было так же темно, как во сне. Она не знала, что и думать. Снаружи шумел дождь, больше ничего не было слышно. Но Мисс Мапл все равно внезапно поняла, что слышит движение у дверей загона. Она подвинула Клауд в сторону. Клауд тихо заблеяла во сне, к ней присоединились остальные овцы. В блеющем овечьем облаке Мапл на секунду потеряла ориентацию. Она затаилась. Через несколько секунд блеяние утихло, и она вновь услышала дождь. С трудом она продолжила пробираться к выходу.

Снаружи ночь была завешена пеленой дождя. Мапл по колено провалилась в грязь. Ее шерсть впитывала в себя всю воду, и скоро она стала в два раза тяжелее обычного. Она подумала о ягненке и с содроганием решила двинуться к дольмену, услышав мелодичный звенящий шум, словно камень бился о камень. Звук шел со скал. Мапл вздохнула. Скалы были точно не тем местом, где ей в черную как смоль ночь хотелось встретиться с волчьим духом. Но она все равно продолжила путь.

На скалах было не так темно, как она опасалась. Море отражало немного света, виднелись лишь очертания побережья, но его ни с чем не перепутать. Было видно, что там никого. Кто бы ни издал этот звук, наверняка уже упал со скал. Мапл осторожно пощупала влажным копытом скользкий уступ и взглянула вниз. Конечно же, она ничего не увидела, не видно было даже глубины скалы. Она решила отступить, но поняла, что будет непросто. Трава была мокрой и скользкой, земля под ней размякла. Ее заманили в ловушку, и она, Мисс Мапл, умнейшая овца Гленнкилла, а возможно всего мира, ничего не подозревая, в нее угодила. Мапл подумала, что от ума мало толку, когда приснился плохой сон, и стала ждать руки или носа, который мягким, но решительным толчком отправит ее в пропасть.

Она ждала долго и напрасно. И когда поняла, что за ее спиной никого нет, очень рассердилась. Яростно отпрыгнув назад, она оказалась на мало-мальски надежной почве и побрела к загону. У ворот она на секунду остановилась и втянула носом воздух. Пахло ее отарой, и больше ничем. Мапл облегченно выдохнула и заметила, как дрожат ноги. Она начала искать в темноте Клауд, которая снова тихо блеяла во сне, где не было ни Мясника, ни яблочного пирога, во сне, где действие разворачивалось на большом зеленом поле клевера.

Внезапно Мапл все еще дрожащим копытом наступила в теплую жидкость, капающую с Сэра Ричфилда. Старый баран неподвижно стоял с закрытыми глазами, словно в глубоком сне. Он был мокрым, как овца, которую долго держали под водой. Мапл положила голову на пушистую спинку Клауд и задумалась.

4

Моппл протискивается

На следующий день ветра не было и чайки молчали. Густой серый туман заполз на луг. Никто не видел дальше двух овец перед собой. Они долго не выходили из загона, где было сухо и уютно. С тех пор как Тесс и Джордж перестали шугать овец на рассвете, они стали более привередливыми.

– Какая сырость, – сказала Мод.

– Какая холодрыга, – протянула Сара.

– Какая наглость, – произнес Сэр Ричфилд, тем самым вынеся окончательный вердикт. Старый баран ненавидел туман. В туман от хороших глаз Ричфилда не было толку. Он заметил, что стал хуже слышать и быстро забывал, откуда пришел.

Но была и еще одна причина, почему все мешкали. Этот туман казался им зловещим. Словно за его сизым дыханием двигались странные тени.

Вот почему они остались в загоне до обеда. Потом пришли скука, муки совести и, наконец, голод. Но они вспомнили о том, как раньше всегда злились на Тесс и Джорджа в такие дни, и упрямо остались. Ровный строй задумчивых овечьих голов близоруко щурился в пелену тумана, а Моппл тем временем пролез в дыру в задней стене загона и выбрался наружу.

* * *

Влажные щепки трухлявых досок застревали в шерсти и кололи нежную овечью кожу. Моппл закряхтел. Протиснувшись наполовину, он засомневался, что идея с дыркой была удачной.

«Если прошла голова, пролезет и все остальное», – всегда говорил Джордж. И только сейчас Моппл понял, что Джордж говорил о крысах, которые каким-то образом проникали в овечий фургон и шуршали проржавевшими консервными банками.

Моппл ни разу не видел крысу вблизи, но внезапно начал сомневаться, что они действительно похожи на маленьких овец. Когда Моппл был откормленным молочным ягненком и пугался легких и быстрых прикосновений юркающих в загоне крыс, мама рассказывала ему, что это очень маленькие и пушистые овцы, которые своим стадом бегают по загону и приносят большим овцам сны. А маленьких пушистых овец не боялся даже Моппл.

Когда Моппл вырос, он порой поражался, зачем другие овцы борются с маленькими крысоовцами. Он пришел к выводу, что эти овцы наверняка увидели плохой сон. Моппл не жаловался на свои сны. Они были пусть и не слишком разнообразными, зато мирными.

А теперь Моппл впервые задумался о том, как выглядят овцы. Например, Зора: элегантный нос и лицо словно из черного бархата, грациозно изогнутые рога (в отаре Джорджа Зора была единственной самкой с рогами, и они очень ей шли), крупное пушистое тело и две пары стройных длинных ног с изящными копытцами. Голова была, пожалуй, самой красивой, но далеко не самой крупной частью ее тела.

Моппл беспокойно переминался с ноги на ногу, твердо решив не впадать в панику – по крайней мере, пока. Правильно ли он поступил, просто удрав через дыру в стене, тайком и за спиной у остальных? На то были свои причины – но были ли они весомыми? Аппетит Моппла просыпался быстрее и чаще, чем у остальных. Довольно веская причина. Моппл вытянул шею, отщипнул пучок травы и немного успокоился.

Другая причина была сложнее. Это был Сэр Ричфилд, или память Моппла, или Мисс Мапл, а скорее – все вместе взятые. Улика. В детективе Джорджа было много улик, но он выбросил книгу. А Мисс Мапл знала бы, что делать с уликой. Так что Ричфилд пытался помешать Мопплу рассказать о ней Мапл. Поэтому Мопплу пришлось лезть в дыру. Чтобы тайно рассказать все Мисс Мапл. Ее не было в загоне, так что она точно где-то снаружи. Или нет?..

Сначала план показался ему очень простым, но теперь в боку торчала острая щепка, и Моппл страшно испугался, что он сейчас поранится и вытечет, как Сэр Ричфилд. Овцы считали, что у Сэра Ричфилда где-то есть дыра, из которой воспоминания утекают в никуда. Но говорить об этом они осмеливались, лишь когда находились за пределами слышимости Сэра Ричфилда. В последнее время выйти за пределы слышимости Сэра Ричфилда стало не так сложно.

Моппл попытался втянуть бока. Колоть стало меньше. Он выдохнул и вновь почувствовал, как острое впивается в кожу. Паника подступила совсем близко. Моппл чувствовал ее затылком, словно хищного зверя, и от невозможности развернуться становилось только хуже. Он вытечет, еще хлеще, чем Сэр Ричфилд, и все забудет, даже зачем полез через эту дыру. И он жалко застрянет тут навечно и умрет от голода. От голода! Он, Моппл Уэльский!

* * *

Отелло полночи провел снаружи, на лугу, мокрый до нитки и дрожащий от возбуждения. Вернется ли он? С того момента, как Отелло увидел Сэра Ричфилда, он тайно на это надеялся. И опасался. Теперь это случилось. Воспоминание о запахе все еще висело в ноздрях Отелло, сбивающее с толку, безошибочное. Мысли кружились в рогах, как клубы тумана. Радость, обида, ярость, тысяча вопросов и покалывающее замешательство.

Но Отелло научился унимать вихрь в голове. Сквозь влажный туман он повел носом в сторону загона: потная нервозность и кисловатый запах смятения. Стадо одолело беспокойство. И не без оснований: даже Отелло сегодня было не по себе от тумана.

Ричфилд все еще не выпустил овец из сухого загона. Тем лучше. Отелло спросил себя, почему вожак принял такое решение. Ричфилд знал, кто приходил на выгон прошлой ночью? Пытался ли он скрыть это от других овец? Но почему?

Черный баран на секунду задумался, какое выбрать направление. Наименее вероятное, конечно же! Он поскакал к утесу. Ночной дождь и туман уже смыли все запахи. Отелло слегка наклонил голову и начал искать глазами следы, как, вероятно, поступил бы любой человек. Ему стало немного стыдно.

«Почти глухой и без обоняния, – услышал он знакомый ехидный голос у себя в голове. Голос из воспоминаний, сопровождаемый шелестом крыльев черных воронов. – Если хочешь знать, что знают двуногие, тебе нужно подумать, чего они не знают. Для них имеет значение лишь то, что видит глаз. Они знают не больше нашего, они знают меньше, и поэтому их так сложно понять, но…» Отелло потряс головой, чтобы отогнать голос. Хорошие советы, бесспорно, бесценные советы, но голос вечно начинал несвязный монолог, а Отелло нужно сосредоточиться.

В одном месте земля была не только размякшей, но еще и разрытой. Наверное, Мисс Мапл. Он бы не оставил после себя такой беспорядок. Отелло искал подсказку. Чуть дальше он увидел кривую сосну, единственную в округе. Вечнозеленые филодендроны, хранители секретов, мудрость корня. Сосна манила Отелло.

Он кружил вокруг несчастного деревца так долго, что от его взглядов оно начало пристыженно клониться в сторону. Ничего необычного. Кроме дыры, конечно, но Отелло не обращал внимания на истории, которые рассказывали о дыре. Дыра начиналась прямо у корневой системы сосны и наискосок шла прямо через скалы. День и ночь море ревело, бурлило, клокотало, язвительно хохотало из глубин. Считалось, что в полнолуние оттуда выползали морские твари и тянули свои скользкие пальцы к загону. Но Отелло понимал, что переливчатые линии, появлявшиеся на деревянных стенах к утру, на самом деле – следы слизи от ночных улиток. Остальные овцы это, в принципе, тоже понимали. Им просто нравились истории. В такие дни возле сосны можно было встретить трех-четырех особо удалых ягнят, внимавших звукам из дыры в благоговейном страхе.

Теперь и Отелло всматривался в глубину, впервые в жизни с неким интересом. Отвесный спуск, без сомнений, но не слишком отвесный для человека, умеющего пользоваться руками, и не слишком отвесный для отважной овцы. Отелло колебался. «То, что при первом пережевывании не понравилось, при десятом не будет лучше! – нашептывал голос. Баран не двигался с места, так что голос нетерпеливо добавил: – Ожидание кормит страх». Но Отелло не слушал. Он как завороженный смотрел на что-то черное и блестящее у себя под ногами. Переливчатое перо, черное и безмолвное, словно ночь. Отелло хмыкнул. Он еще раз повернул голову в сторону загона, а потом исчез в дыре.

* * *

В одночасье Моппл оказался на свободе, тяжело дыша и дрожа всем телом. Бока ныли от ссадин, где-то в теле засела острая колющая боль. Для успокоения Моппл произнес самое сложное, что ему когда-то приходилось учить: «Операция «Полифем»«. Джордж иногда так говорил, но еще ни одна овца не поняла, что это значит. Однако Моппл относился к тому редкому типу овец, которые могли запоминать непонятные вещи. После этого он почувствовал себя смелее и даже немного решительнее.

Моппл повернул голову, чтобы не без гордости оглядеть маленькую дырочку, из которой он, Моппл Уэльский, только что вылез. Но деревянная стена загона уже исчезла в тумане. Сегодня стоял особенно плотный туман, такой густой и толстый, что Моппл едва не попробовал его на вкус. Он удержался от искушения и вместо этого отщипнул немного травы.

Для Моппла туман не был проблемой. В тумане хуже видно, это правда, но Моппл и без того плохо видел. Его больше беспокоило, что в ноздри попадают жемчужные капельки воды и потому обоняние притупляется. Но в целом в тумане Моппл чувствовал себя в безопасности. Он представлял, будто шагает сквозь легкую как перышко шерсть гигантской овцы, и это была приятная мысль. Он беззаботно пасся дальше. Теперь он был уверен, что его первая причина уж точно уважительная. Моппл любил туманную траву с чистым, словно капля росы, вкусом, с которой смыло все посторонние запахи. Мисс Мапл можно поискать и позже, возможно, ее даже привлекут пощипывающие звуки его трапезы. Он рысцой метался туда-сюда, пока чувство голода немного не отступило.

Внезапно нос наткнулся на что-то твердое и холодное. Моппл в ужасе отпрыгнул на всех четырех ногах одновременно. Но теперь он не видел, что его испугало. Моппл колебался. В конце концов любопытство победило. Он шагнул вперед и с опаской взглянул на землю. Там лежала лопата, вокруг которой Том О’Мэлли собрал человеческое стадо. Лопату воткнули недостаточно глубоко, так что она накренилась и в конце концов упала. Моппл глядел на нее со злостью. Человеческим приспособлениям место в сарае, а не на лугу. Но эта лопата пахла не так, как другие человеческие приспособления, – потными ладонями, злостью и колющими предметами. На этой лопате еще висело мимолетное воспоминание о человеческом запахе, но вообще она пахла гладко и чисто, как влажный голыш.

Но если принюхаться, то воспоминание постепенно становилось более отчетливым, резким, приобретало очертания. Мыльная вода, запах виски и уксусного моющего средства смешивались в этом аромате. Моппл унюхал короткую лохматую бороду и немытые ноги. Когда он осознал, что унюхал не лопату, а реального человека, который в тумане бродил совсем близко, было почти поздно. Моппл вскинул голову и увидел силуэт, вернее сказать белую туманную тень силуэта, которая крабиком подкрадывалась к нему сбоку. Выглядело это жутко. Моппл вспомнил о волчьем духе, лопате и дольмене, об осквернении огорода и о том, что Джордж иногда забывал помыть ноги. Моппл занервничал и бросился прочь сквозь туман.

Бежать сквозь туман не очень умно. Моппл об этом знал. Но еще он знал, что нельзя просто стоять на месте. Его ноги, которые обычно безропотно и неторопливо несли его к диким травам и душистому газону, внезапно обрели собственное мнение. Кажется, в голове у Моппла собрался весь туман мира, и больше всего ему хотелось просто забыться, передать контроль ногам и убежать от всего: от Джорджа, волчьего духа, Мисс Мапл, злых собак, Сэра Ричфилда, собственных воспоминаний, а главное – от смерти. Но от непривычной силы, с которой ноги молотили по земле, у него заболело копыто, и эта боль помогла слегка рассеять туман в голове. Он попробовал просто подумать о чем-то другом, и ему в голову тут же пришло самое неприятное: то, что могло произойти в любой момент.

Он не мог бежать вечно. Рано или поздно он столкнулся бы с препятствием. Таким препятствием могли стать скалы. Или загон. Или кусты. Или фургон Джорджа.

«Только бы не фургон», – подумал Моппл.

Мысль о встрече на огороде – месте его преступления – с разъяренным духом Джорджа, который начнет размахивать обгрызенной кочерыжкой салата перед его носом, пугала Моппла больше всего остального.

И тут Моппл Уэльский врезался во что-то большое, теплое, мягкое. Оно упало и с хрюканьем перекувыркнулось. Запах был резким, и не успел Моппл изучить его до конца, как ноги подкосились от страха. Он уселся на курдюк и, оглушенный столкновением, уставился на туман широко раскрытыми глазами. Хрюканье превратилось в ругательства, в слова, которые Моппл ни разу в жизни не слышал, но сразу понял. Потом из тумана вышел Мясник: сначала его здоровенные красные ручищи, потом круглое пузо и, наконец, ужасающе горящие глазенки. Они без всякой спешки разглядывали Моппла, да они, казалось, чему-то радуются. Без предупреждения Мясник бросился на Моппла. Он не схватил, не ударил, не наступил, он просто всем телом бросился на толстого барана, как будто желая раздавить его своей тушей.

Следующее, что заметил Моппл, – что ему каким-то образом удалось увильнуть. Не единожды, а несколько раз. Мясник снова упал в грязь, его локти, живот, колени и половина лица были уже черными от нее. К его левой щеке, как борода, приклеились несколько соломинок, и близорукому Мопплу показалось, что перед ним толстый злобный тигр. Часть лица, которая не была черной, – прежде всего лоб и глазницы, – была пунцовой, как воспаленный овечий язык. Моппл задрожал всем телом. Его силы иссякли, он был слишком изможден, чтобы еще раз увильнуть от Мясника.

Воцарилась полная тишина. Мясник тоже заметил, что Моппл выбился из сил. Он сжал ладонь в огромный кулак и громко шлепнул по второй, открытой ладони. Потом накрыл одной ладонью вторую. Руки Мясника стали похожи на шар из сырого мяса. Костяшки побелели, и Моппл услышал тихий и очень зловещий звук, отдаленный щелчок, словно в недрах тела медленно ломалась кость. Баран беспомощно уставился на Мясника и машинально начал жевать пучок травы, который отщипнул в далекие счастливые времена. Трава была безвкусной. Моппл не мог вспомнить, зачем решил поесть. Он не понимал, почему овцы на этой земле вообще пасутся, пока существуют мясники. Мясник шагнул назад, наверняка для того чтобы сделать нечто подлое и бесповоротное. А потом он словно провалился сквозь землю.

Моппл так и стоял и жевал, жевал, пока во рту не осталось ни травинки. Он ни о чем не думал, только о том, что нужно продолжать жевать. Пока он жевал, ничего плохого произойти не могло. Тупо жевать с пустым ртом, но он не решался отщипнуть новый пучок.

Мимо него пронеслась пара клочков тумана и – внезапно – кусочек ясного воздуха. Форточка, через которую Моппл мог видеть. И он увидел – ничего. Прямо под копытами Моппла мир заканчивался. Моппл стоял у края обрыва, ближе, чем он отважился бы по доброй воле. Он больше не удивлялся, куда пропал Мясник. Моппл поежился. И сделал осторожный шаг назад. Потом еще один. А потом Моппл Уэльский развернулся, и его вновь поглотил туман.

Раньше Моппл очень любил туман. Когда он был ягненком, пастух однажды запретил ему сосать мать. Это был плохой день для Моппла. Пастух сказал, что он слишком быстро толстел. С тех пор он сосал не мать, а приспособление. Пастух тоже был толстый, но ни одна овца не могла ему что-то запретить. Мопплу стали давать напиток из молока и воды. Ему так нравилось смотреть, как вода и молоко смешивались, что он не сразу начинал пить. Белое молоко плело в воде нити, пока не получалась нежная плотная ткань. Эта пряжа была похожа на сгущающийся туман, и она обещала, что Моппл насытится и все будет хорошо. Но сегодня Моппл понял, что туман не был шерстью гигантской овцы, а даже если и так, то овцу одолели ужасные паразиты, мясники с руками из сырого мяса, которые все, к чему прикасались, тоже превращали в сырое мясо.

Постепенно до него дошел яростный рык, исходивший откуда-то из глубин и накрывший луг, как гигантское тело. Это был рык, который Моппл почуял до кончиков своих округлых рожек, он еще никогда не слышал такой ярости и отчаяния. От этого звука у Моппла свело зубы и копыта, но он не пытался бежать. Теперь он понимал, что от такого нельзя просто убежать, даже к другим овцам, которые сами были сотканы из тумана и могли быстро рассеяться. Однажды он уже видел, как они испарились, все его братья по вымени, собутыльники, все друзья – молочные ягнята, и вернулся лишь пастух, толстый и хладнокровный, словно ничего не произошло.

Моппл опустил взгляд и увидел, что трава такая же зеленая, как раньше. Трава его спасла. Наверное, нужно держаться за траву. Не поднимая головы, Моппл начал движение. Он аккуратно ставил одно копыто перед другим и следовал за травой, куда бы она его ни привела.

* * *

Отелло сердился. Дыра была не проблемой, все просто, если осмелиться. Он тоже так думал. «Проблемы кроются не в твоих ногах, не в глазах, не в морде. Проблемы всегда сидят в голове», – шептал голос. Отелло начал обыскивать свою голову так тщательно, как может только жующая овца. Но он все равно не понимал. Он уже прилично проскакал вдоль пляжа и не нашел даже намека на следы. Песок под ногами двигался мягко, но одновременно зыбко и коварно. А теперь еще и рев.

Он раздавался не так близко, чтобы Отелло забеспокоился, но звук был громкий и действовал на нервы. Кто или что умеет так реветь? Ему стало интересно. При других обстоятельствах он бы точно развернулся, чтобы рассмотреть ревущего. Но его больше занимало то, что, возможно, находилось перед ним. Кажется, он подходит к деревне. Отелло понимал, что пора исчезнуть с пляжа.

Баран посмотрел вверх на скалы. Здесь берег был уже не таким крутым, местами мягким и песчаным. Там, где ветер образовал небольшие дюны, росла колючая песколюбка. Эта трава не годилась в пищу, но по ней было удобно ходить. Отелло вскарабкался по склону. Добравшись до вершины, он снова увидел заросли щетинистой песколюбки и узкую тропинку, которая немыслимо петляла в пыли. Песколюбка скучающе глядела во все стороны и ничего ему не поведала. «Когда больше не знаешь, сдаться или продолжить, – нашептывал голос, – результат получается одинаковым».

Отелло резко остановился. Тут было много дорог, по которым прошла бы овца, но всего один путь, на который ни одна овца точно не ступила бы. Ну, практически ни одна овца. Отелло пошел по человеческой тропинке в сторону деревни.

Дорожка неуверенно петляла туда-сюда, а потом наткнулась на стену из влажных камней и, как овца, увильнула от нее. Стена была такой высокой, что Отелло, даже встав на задние ноги, не смог бы заглянуть через нее.

Жаль, потому что по ту сторону стены происходили странные вещи. Множество голосов бормотало что-то необычайно тихо, и заглушал их не только туман. Отелло почувствовал сильное волнение и одновременно навязанную тишину. Люди нечасто старались вести себя тихо. За этим всегда что-то стояло. Отелло подошел к маленьким кованым воротам. Он нажал на ручку передней ногой, и дверь, зловеще скрипя, поддалась. Черный баран бесшумно, как собственная тень, протиснулся внутрь и аккуратно закрыл дверь головой. Не в первый раз он с благодарностью вспомнил ужасное время в цирке.

Отелло сначала подумал, что оказался в громадном огороде. Об этом говорил порядок: прямые тропинки и квадратные участки, а еще запах свежей земли и неестественно обильная растительность. Без сомнений, здесь что-то выращивали. Но запах нельзя было назвать приятным. По тропинкам маленькими шажками передвигались человеческие силуэты. Кажется, они подходили со всех сторон, но определенное место притягивало их, словно по волшебству. Перешептываясь, они стекались туда со всех сторон.

Отелло спрятался за прямостоящим камнем. Он беспокоился, но не из-за людей. Из-за запаха. Отелло уже наверняка знал, что это не огород. Скорее, полная противоположность огороду. Очень старый запах вместе с туманом растекался по гравийным дорожкам, участкам земли и множеству камней. Отелло вспомнил о Сэме. Сэм, человек из зоопарка, был таким тупым, что над ним потешались даже козы. Но администрация зоопарка назначила Сэма повелителем ямы. Яма находилась на бесхозном участке за слоновьим вольером, и Отелло еще ягненком понимал, почему веки у слонов всегда такие тяжелые и опухшие. Все звери в зоопарке знали о ней. Когда Сэм возвращался от ямы, козы оставляли его в покое, а падальщики щурили глаза. Когда Сэм возвращался от ямы, от него пахло старой смертью.

* * *

Это были первые похороны Отелло, но баран вел себя образцово. Он стоял гордый и черный между могильными камнями, то и дело отщипывал анютины глазки и старательно внимал музыке и людским разговорам. Он видел, как подкатили коричневый ящик, и тут же унюхал, кто в нем лежал. Он также учуял Бога, еще до того, как тот, торжественно раскачиваясь, вышел из тумана. Бог говорил себе под нос, а толстая Кейт рыдала в унисон. Черные, словно вороны, люди, воркуя, сбились вокруг нее. О Джордже, лежащем в ящике, казалось, все позабыли. Все, кроме Отелло.

Отелло вспомнил день, когда впервые увидел Джорджа сквозь толстую стену сигаретного дыма. В те дни ему было не привыкать к дымовой завесе. Откуда-то на глаза капала кровь. От измождения затряслись ноги. Собака рядом с ним была мертва, но это ничего не значило. Всегда появлялась следующая. Отелло сосредоточенно пытался удержаться на ногах и не дать глазам закрыться. Ему было тяжело – слишком тяжело. Он хотел проморгать кровь из глаз, но, закрыв их, больше не смог открыть. Несколько секунд божественной черноты, а затем зазвучал голос, довольно поздно. «Сквозь закрытые глаза приходит смерть», – сказал он. Отелло был не против умереть, но все равно послушно поднял веки и взглянул прямо в зеленые глаза Джорджа. Джордж смотрел внимательно, и Отелло не отпускал его взгляд так долго, что дрожь в ногах унялась. Потом Отелло развернулся к двери, из которой пришли собаки, и опустил рога.

Вскоре после этого он лежал в старой машине Джорджа и своей кровью насквозь промочил заднее сиденье. Джордж сел за руль, но не заводил машину, и ночь любопытно заглядывала в окно. Старый пастух оглянулся, и внимательность в его глазах сменилась триумфом.

– Мы едем в Европу! – объявил он.

Но Джордж ошибался. Они не поехали в Европу.

«Справедливость, – думал Отелло. – Справедливость».

5

Клауд взбрыкивает ногой

Овцы ужасно провели день. Еще ни разу в жизни они не чувствовали себя столь уязвимыми. Сначала туман, потом нехорошее чувство, что сквозь туман что-то двигалось, хлюпающие звуки вдалеке, легкий шлейф враждебных запахов.

Зимний ягненок под каким-то предлогом заманил двоих ягнят в темный угол загона и так их напугал, что они от страха врезались в стену и ушиблись. Один головой, а другой передней ногой. Ричфилд ничего не видел, ничего не слышал и никому ничего не сказал. Потом раздался рев, и в конце концов даже старому вожаку отары пришлось признать: что-то не так. Он чуть ли не выдохнул с облегчением – возможно, потому, что наконец что-то понял.

Рев стал для овец последней каплей. Они выскочили на луг и, подергивая ушами, поскакали сквозь туман – слишком взволнованные, чтобы пастись. Затем стало тихо, но эта тишина напугала их еще больше. Они сбились в кучу на холме, Мод нервно взбрыкнула ногой и заехала в нос Рамзесу.

Настроение было скверным, и все ждали ветра, который развеял бы туман, а вместе с ним тишину. Случилось то, чего никто не мог вообразить: они скучали по крикам чаек.

Ветер пришел примерно в обед, чайки снова закричали, и Зора побежала к скалам. Потом она заблеяла, и вскоре все овцы стояли у обрыва, так близко, насколько хватило смелости, и вглядывались в глубину. Внизу, на крошечном пятачке песка среди скал, лежал Мясник. Он лежал на спине и выглядел на удивление плоским и широким. Ричфилд утверждал, что заметил в уголке рта красную струйку крови, но они сегодня сердились на Ричфилда и не верили ни единому его слову. Мясник закрыл глаза и не шевелился. Овцы наслаждались видом. Но тут внезапно Мясник открыл левый глаз, и хорошее настроение улетучилось. Бледный глаз Мясника смотрел на них, на каждую овцу, и даже высоко на скалах у всех задрожали колени. Глаз что-то искал и, не найдя, закрылся. Овцы предусмотрительно отошли от края.

– Его смоет волной, – оптимистично предположила Мод.

Остальные не были в этом столь уверены.

– На пляж всегда приходит юноша с собакой, – вздохнула Корделия.

Некоторые овцы кивнули. Они знали это из романов о Памеле.

– Собака найдет человека. Молодой человек будет очарован и возьмет его с собой, – сообщила Клауд, которая всегда внимательно следила за повествованием. – По крайней мере, он исчезнет, – добавила она.

Но овцы знали, что это не одно и то же. «Море ничего не отдает назад», – любил повторять Джордж, когда ночью во время прилива выбрасывал со скал ящики из своего фургона. Молодые люди, напротив, быстро охладевали к своей добыче. Так было даже со знойными Памелами, и можно предположить, как быстро это случится с Мясником с его пальцами-сосисками.

– Пусть Моппл Уэльский расскажет историю о Памеле и рыбаке! – сказала Лейн.

Остальные одобрительно заблеяли. Им нравилась история о рыбаке, потому что главную роль там играл огромный стог сена. Моппл здорово рассказывал эту историю, и, когда он заканчивал, все стояли и молча фантазировали, чем бы они занялись на сеновале.

Но Моппла не было. Они сначала поискали его в огороде, потом на «Месте Джорджа». «Место Джорджа» было нетронутым. Все немного смутились, потому что подозревали Моппла в чем-то подобном. Овцы молчали и не знали, что делать дальше. Потом Зора, беспокойно виляя хвостом, поскакала обратно к скалам, чтобы посмотреть, нет ли на песке белого пушистого пятна. К счастью, Моппл там не лежал. Зато она увидела, что овцы оказались правы в своих предположениях. Сразу трое молодых людей погрузили неподвижного Мясника на носилки и понесли домой. Зора потрясла головой от недоумения. Она дала сигнал остальным, но никто не решился наблюдать за тяжкой ношей молодых людей. Они вспомнили глаз Мясника, и им стало жутко.

Постепенно овцы поняли, что Моппла действительно нет на лугу. Они перестали понимать этот мир.

– Возможно, Моппл мертв, – сказала Лейн очень тихо.

Зора энергично потрясла головой.

– Нельзя исчезнуть просто потому, что ты мертв! Джордж умер, но все равно остался тут.

Все были рады, что в случае с Мопплом все было иначе.

– Он стал облачным барашком, – взволнованно проблеял Рамзес. – Мопплу удалось!

Овцы задрали головы, но небо было серым и гладким, как грязная лужа.

– Он не мог исчезнуть, – произнесла Корделия. – Такое чувство, что в мире появилась дыра. Это как волшебство.

Хайде почесала ухо задней ногой.

– Может быть, он просто ушел? – произнесла Мод.

– Нельзя просто взять и убежать, – возразил Рамзес. – Овцы так не могут!

Они долго молчали. Все думали об одном и том же.

– Мельмот же ушел, – после паузы сказала Клауд.

Хайде потеряла равновесие и упала на бок. Остальные овцы отвели взгляд.

Все знали историю о Мельмоте, хотя ни одной овце не нравилось ее рассказывать и ни одной овце не нравилось ее слушать. Эту историю никогда не рассказывали публично. Такие истории матери предостерегающе нашептывают на уши ягнятам. Это была история без единого сеновала, невероятная история, которая всех пугала.

– Мельмот мертв, – внезапно фыркнул Ричфилд. Овцы вздрогнули. Они говорили очень тихо, и никто не рассчитывал, что именно Ричфилд что-то расслышит.

– Мельмот мертв, – повторил он. – Джордж искал его. С собаками Мясника. Джордж вернулся и пах смертью. Я ждал его. Я единственный остался в пастушьем фургоне, когда наступила пятая ночь. Я ждал его, я учуял смерть. Овцам нельзя покидать стадо.

Никто не осмелился ему что-то возразить. Головы одна за одной опустились, и все машинально начали пастись. Это однозначно был очень плохой день.

Они хотели спросить Мисс Мапл, куда делся Моппл, но Мисс Мапл не было. Они хотели спросить Отелло, было ли за пределами луга место, куда можно пойти, ведь Отелло знал мир и зоопарк. Но Отелло не было. Теперь все пришли в замешательство. Они гадали, не прокрался ли в стадо разбойник, чтобы стащить самых толстых, сильных и умных. Кто-то, кого нельзя унюхать. Возможно, волчий дух, король кобольдов или Бог, кто бы он ни был. Мысль была не слишком приятной.

Сэр Ричфилд решил пересчитать овец. Это было долгое дело. Сэр Ричфилд умел считать лишь до десяти, да и то не всегда. Поэтому овцам пришлось разбиться на небольшие группки. Возникали стычки, потому что овцы утверждали, что не были посчитаны, тогда как Ричфилд утверждал, что уже их посчитал. Все овцы боялись быть обойденными при подсчете и, возможно, из-за этого исчезнуть. Некоторые пытались тайно проникнуть в другие группки, чтобы быть подсчитанными дважды. На всякий случай. Ричфилд блеял и фыркал, и в итоге на лугу насчитали тридцать четыре овцы.

Потом они начали беспомощно оглядываться. Они только сейчас осознали, что понятия не имели, сколько всего овец должно быть на лугу. С трудом полученное число оказалось абсолютно бесполезным.

Это их сильно разочаровало. Они надеялись, что после пересчета почувствуют себя уверенней. Джордж всегда был доволен, досчитав их до конца.

«Так держать!» – обычно говорил он, но иногда лишь протягивал: «Ага!» В этом случае он топал к скалам, чтобы закидать Зору навозом, или к огороду, где излишне любознательный ягненок вытягивал язык, просунув шею сквозь широкую ячейку сетчатого забора.

После подсчета Джордж всегда знал, что нужно делать. А они не знали.

Рамзес раздосадованно боднул Мод. Та возмущенно заблеяла. Хайде тоже заблеяла. Зора ущипнула зад Хайде. Удивительным образом Хайде промолчала, зато одновременно заблеяли Лейн, Корделия и две молодые овцематки. Ричфилд рыл копытом землю, Лейн толкнула Мейзи, самую наивную овечку стада. Мейзи от неожиданности едва не упала, потом прикусила Клауд за ухо, Клауд взбрыкнула и заехала Мод по ноге. Все овцы были возмущены, и все шумели. Потом они замолкли, словно по тайному сигналу, все, кроме Сэра Ричфилда, который направо-налево раздавал тычки и ревом призывал к тишине и порядку.

В этот момент по дорожке спустился Отелло. Он оглядел всех с легким изумлением, а потом проскакал мимо к скалам. Овцы переглянулись. Клауд примирительно лизнула ухо Мод, Рамзес покусывал круп Корделии. Черный баран взглянул на отпечаток тела Мясника на песке. Он наклонил голову. У овец было еще много вопросов, но внезапно у всех пропало желание беспокоить Отелло. Достаточно знать, что пропавшие овцы могут вернуться. Они вновь начали пастись, впервые за день с некоторым удовольствием.

* * *

Трое мужчин встретились под липой. Один потел, другой пах мылом, третий хрипло дышал. Вокруг них с горящими глазами извивалась тревога.

– Если Хэму придет конец… – протянул Потный, – то мы гарантированно на очереди.

– Бред! – пропыхтел Хриплый. – Такой риск. Джордж – кто знает? Но у Хэма есть адвокат! Он не сыплет пустыми угрозами.

Тревога кивнула.

– Какой же он идиот! – простонал Потный.

– Хэм? – Мыльный поток воздуха показал, что второй человек резко двинулся. – Ты думаешь, это не несчастный случай?

– Думаю, да, – прошептал Потный и начал потеть еще интенсивней.

– Несчастный случай?! – Хриплый голос засмеялся. – С какой стати Хэму падать со скал? Такому устойчивому парню, как Хэм! Зачем он вообще туда полез?! О нет! Его туда заманили! Немного фиалковых духов на письме, и Хэм, тупая скотина, конечно, пошел.

– Но он не умер, – сказал Потный. – Всегда был крепкий как бык. Слава богу. Врачи говорят, у него неплохие шансы. Ходить, наверное, уже не сможет. Но главное, что живой.

– Может, он все забыл. После такого-то происшествия… – В голосе Мыльного явно звучала надежда.

– Хэм вспомнит, – сказал Хриплый. – Может, у него в черепушке и не так много происходит, но если что-то туда попало, то выйдет нескоро. Как Джош его напоил в день свадьбы Джорджа… Помните?

Возможно, мужчины кивнули. Должно быть, на лицах мелькнула ухмылка. Разумеется, они помнили. Джош выставлял перед Хэмом рюмки, а Хэм, который обычно не пил, опрокидывал одну за другой. Как же они тогда смеялись!

– Он собственное имя выговорить не мог, а в конце ему на глаз села муха, и он даже не моргнул!

– Джош получил свои деньги за каждую рюмку и еще сверху… Не хотел бы я, чтобы меня так отмутузили. – Потный хихикнул. Остальных он раздражал.

– Когда Хэм очнется, он все вспомнит, – сказал человек с хрипящим дыханием. – И все продолжится!

Они замолчали. Должно быть, кивнули. Потом разошлись в трех направлениях. Тревога улыбнулась и элегантно закружилась, ее грива развевалась вокруг ствола старой липы. Она проводила всех троих до дома.

Липа была очень старой. Раньше она росла в середине деревни и люди плясали вокруг нее. Они приносили ей жертвы, и липа процветала. Она, возможно, успела повидать волков и точно видела волкодавов, которые с новыми хозяевами охотились на дичь, скот и людей. Теперь она стояла одна, деревня от нее отодвинулась. Она все еще цвела. Ее ствол был в обхвате как две овцы. За ним стоял Моппл Уэльский. Он пришел сюда, потому что под деревом чувствовал себя в безопасности. Как в загоне. Он не убежал, когда пришли мужчины. Моппл теперь знал, что побег не имеет смысла. Он просто остался и тихо жевал. И запомнил каждое их слово.

Моппл не думал об этой троице и о Мяснике не думал – только не Мясник! Моппл думал о Тревоге. Мужчин он не видел и узнал о них не много: лишь запахи и интонации, которые доползли до него сквозь густую пахучую листву. Но Моппл видел Тревогу, каждое ее расчетливое движение, так ясно, словно ствол старой липы был из воды. Она была больше овцы и передвигалась на четырех лапах. Большой и сильный хищный зверь с шелковистой шерстью и умными глазами. Моппл не боялся этой Тревоги, это была не его тревога.

Запела птица. Ночная птица. Вечерело. Моппл подумал об остальных овцах и перестал жевать. Внезапно он затосковал по стаду так, что аж плотная шерсть за ушами начала зудеть. Обычно в это время какая-нибудь овца грызла ему холку – и это куда важнее незнакомых зверей и ревущих мясников. Конечно, Моппл помнил, какой дорогой пришел сюда в утреннем тумане, и поскакал домой, радостно подергивая ушами.

* * *

Моппл вернулся лишь к вечерним сумеркам. Он выглядел задумчивей обычного и показался им худее. Не потому, что это было заметно, а потому, что он начал двигаться иначе. Некоторые овцы выбежали ему навстречу, дружелюбно блея. Лишь во время отсутствия Моппла Уэльского они поняли, как сильно его любили. Он очень вкусно пах, как может пахнуть лишь исключительно здоровая овца с блестящим пищеварением, он знал много прекрасных историй. Овцы атаковали его вопросами, но Моппл был молчалив как никогда. Ужасающее подозрение повисло в воздухе, подозрение, что Моппл ничего не помнит. Но никто не осмелился произнести это вслух. Моппл прижался к Зоре, и та рассеянно, но не без дружелюбия грызла ему холку.

Стемнело. Но овцы все равно остались на свежем воздухе. Они ждали Мисс Мапл. А Мисс Мапл все не приходила. Лишь когда круглая луна оказалась высоко на небе, с пустоши показался маленький овечий силуэт. Длинная тонкая тень рысью мчалась впереди нее. Мапл. Она выглядела изможденной. Клауд дружелюбно облизала ей лицо.

– В загон, – сказала Мапл.

В загоне все овцы сбились вокруг нее. Сквозь тонкие вентиляционные решетки на напряженные овечьи лица падал лунный свет. Мисс Мапл прильнула к Клауд и устроилась поудобней.

– Где ты была? – нетерпеливо спросила Хайде.

– Расследования, – ответила Мисс Мапл.

Овцы знали, что такое расследования, слово было знакомым из детективов. Во время расследований сыщик сует нос в чужие дела и попадает в неприятности.

Мисс Мапл рассказала, как она совсем одна проскакала весь путь к дому Джорджа. Прямо через деревню, где ее чуть не переехала машина и преследовала большая рыжая собака. Потом она спряталась под дроковым кустом возле дома Джорджа и слушала разговоры, доносившиеся из открытого окна. Овцы поразились мужеству Мапл.

– Ты совсем не боялась? – спросила Хайде.

– Боялась, – призналась Мапл. – До жути. Я так поздно вернулась, потому что не решалась вылезти из кустов. Но я услышала многое.

– А я бы не испугалась! – заявила Хайде, косясь на Отелло.

Остальным овцам было интереснее, что же услышала Мапл.

Мисс Мапл сообщила, что начиная с полудня к Кейт пришло много людей: не все разом, а маленькими группами или по одному. Все говорили одно и то же. Что это ужасно. Страшная трагедия. Что Кейт нужно быть сильной. Кейт едва отвечала, только «да», «нет» и «ой», и ревела в большой платок. Но потом – очень поздно вечером – постучали еще раз, и перед дверью стояла Лили. Тогда Кейт не ревела.

– Как ты посмела! – сказала она Лили.

– Я просто хотела сказать, как сожалею, – прошептала Лили.

– Ну хотя бы тебе он не достался, – прошипела Кейт и захлопнула дверь перед носом Лили.

– Как злая кошка, – сказала Мисс Мапл. – Точно как злая кошка.

Овец это не слишком удивило. Памелы в романах часто вели себя непонятно и злобно. Все быстро потеряли интерес к мелкому эпизоду, который, видимо, сильно впечатлил Мисс Мапл. Им и своих проблем хватало.

– А вы хорошо день провели? – со вздохом спросила Мапл, заметив, что никому не интересны ее приключения.

Овцы поникли. И рассказали, что сегодня произошло.

– У него был открыт глаз, – сказала Лейн.

– Мясник лежал на пляже, – добавила Мод.

– Моппл не рассказывал нам историй, – произнесла Хайде и злобно взглянула на Моппла.

– Он выглядел очень плоским, – сказала Сара.

– Мы поссорились, – протянула Корделия.

– Сэр Ричфилд нас пересчитал, – сообщил Рамзес.

– Парни его забрали, – доложила Зора.

Мисс Мапл вздохнула.

– Пусть Моппл рассказывает, – предложила она.

– А Моппла не было! – сказала Корделия.

Мапл поразилась.

– И Отелло уходил! – выдохнула Хайде.

Мисс Мапл взглянула на Отелло вопросительно.

Отелло рассказал о странном саде и о Джордже, которого зарыли вместе с ящиком. По стаду прокатился шепот.

– У них нет ямы, но мертвые не разлагаются просто так. Там все похоже на садовый участок, не огород, а участок, и очень аккуратный. И знаете, как он называется? – Отелло сверкающими глазами оглядел толпу. – Сад называется «Божья пашня»!

Овцы в ужасе уставились друг на друга. Участок, где сеют мертвецов!

– Это он, – пробормотал Ричфилд. Мапл взглянула на вожака. Тот выглядел старым, гораздо старше, чем обычно, и его винтообразно закрученные рога казались слишком тяжелыми для его головы.

– Не слишком они грустили, эти люди, – продолжал Отелло, – взволнованные, да, очень взволнованные, но не грустные. Нервные. Черные и болтливые, как вороны, а мы все знаем, что вороны едят.

Овцы кивнули с серьезными лицами.

– Мясник не пришел, и все очень удивились. Теперь они удивляться не будут. – Отелло задумался.

– Остальные пришли. Кейт и Лили, Габриэль, Том, Бет, Бог и много людей, которых мы не знаем. Тощего, который вместе с еще тремя мужчинами первым пришел к Джорджу, зовут Джош Бакстер. Он трактирщик.

Все взглянули на Мисс Мапл. Но проницательная овцедама лишь задумчиво почесала нос о переднюю ногу. Овцы были разочарованы. Они думали, что поиск убийцы будет интересней, проще, а главное, быстрее. Как в романах о Памеле, где после загадочной смерти тут же появлялся такой же загадочный незнакомец с тощим лицом, иссеченным шрамами, и холодными беспокойными глазами. Обычно он хотел овладеть Памелой, но максимум через две-три страницы появлялся красивый юноша и приканчивал его на дуэли. Но это был, скорее, детектив. Джордж быстро выкинул ту книжку. Тогда все были разочарованы, но сейчас убеждались, что это было мудрее, чем каждый день понапрасну ломать голову.

– Нам нужно выяснить, какая это история, – сказала Корделия.

Остальные взглянули на нее вопросительно.

– В каждой истории рассказывают о разных вещах, – терпеливо объяснила Корделия. – Романы о Памелах, о страсти и Памелах. Сказки о волшебстве. В книге об овечьих болезнях пишут об овечьих болезнях. В детективах – об уликах. Если мы узнаем, какая это история, то поймем, на что обратить внимание.

Овцы смущенно переглянулись.

– Надеюсь, эта история не об овечьих болезнях, – проблеяла Мод.

– Это детектив, – уверенно заявила Мисс Мапл.

– Это любовная история, – внезапно проблеяла Хайде. – Вы что, не понимаете? Лили, Кейт и Джордж. Все точно так же, как у Памелы. Джордж любит Лили, а не Кейт. Но Кейт любит Джорджа. А потом – ревность и смерть. Все ведь очень просто! – От воодушевления Хайде позволила себе весьма ягнячий прыжок.

– Да, – осторожно протянула Мисс Мапл, – но тогда умереть должна Лили. Не Джордж. Устроили бы дуэль, и соперники попытались бы убить друг друга. Никто не борется с тем, кого хочет заполучить. А с тем, у кого хотят отнять! Однако, – добавила она, увидев разочарованное лицо Хайде, – я тоже об этом подумывала. История чем-то таким попахивает. Правда, в этом нет никакого смысла.

– Это любовная история, – упрямо повторила Хайде.

– А если Джордж был одним из соперников? – спросил Отелло. – За Лили? А может, он защищал Кейт.

Мисс Мапл задумчиво наклонила голову. Но, кажется, на эту тему она больше говорить не хотела.

* * *

Много позже, когда большинство овец уже спали, Моппл, который впервые в жизни не мог уснуть, сквозь открытую дверь загона увидел овечий силуэт, неподвижно стоящий на скалах и глядящий в сторону моря: Мапл. Моппл пустился навстречу. Сначала они стояли рядом в дружелюбном молчании. Затем Моппл рассказывал об ужасах дня, а Мапл молчала.

– Очень далеко, – наконец сказала она.

Моппл вздохнул.

– Иногда оно меня немного пугает. Так долго смотреть на море – я имею в виду, так долго, как Зора, – я не могу.

– Я имела в виду не море, Моппл, – мягко ответила Мапл. – Я имела в виду все остальное. Все так далеко зашло. Раньше люди здесь не появлялись. Кроме Джорджа, конечно, но он не совсем человек, он был нашим пастухом. Это другое. – Мисс Мапл задумалась. – А тут они приходят целыми стадами. Даже утром крадутся сквозь туман. Мясник и еще один. Конечно, все взаимосвязано. Неужели они заманили сюда Мясника? Кто? Зачем? И почему люди под липой так волновались из-за его смерти, хотя он им не нравился? Нам нужно обращать внимание на все, Моппл. Ты должен все запоминать.

Моппл поднял голову. Он гордился званием овцы с отменной памятью. И тут он вспомнил, зачем утром тайком выбрался из загона.

– Я уже кое-что запомнил, – заявил он.

Моппл рассказал, как они с Ричфилдом стояли на холме и Моппл запоминал все, что увидел Ричфилд. Почти все. Ричфилд заметил, как четверка уходила – Габриэль, Джош, Лили и Мясник. Как один из них отстал от остальных и нагнулся. Что-то поднял? Что-то положил? Или что-то сорвал? Потом Ричфилд начал чихать. Пять раз подряд. И когда закончил, то уже забыл, кто нагнулся и что он держал в руке.

– Забыл! – Моппл сочувственно фыркнул. – Спустя три вдоха. Уму непостижимо! Но зато он помнит, что о чем-то забыл, и теперь пытается меня запугать, чтобы я его не выдал. – Моппл нагнул голову. – Я бы и не выдал. Мне нравится Ричфилд. Он вожак. Но мне кажется, это улика.

Он вопрошающе взглянул на Мапл. Она все еще вглядывалась в ночное море.

– Улика, – протянула она задумчиво. – Но куда она ведет? Это непохоже на Ричфилда – запугивать овец, когда они говорят правду.

Она замолчала.

– Это странно, – произнесла она через какое-то время и вновь задумалась. Затем, кажется, пришла к умозаключению. – Умеешь помалкивать, Моппл? – спросила она.

Моппл Уэльский молчал.

Мапл рассказала ему об отпечатке копыта на животе Джорджа.

– Какая-то овца залезла на живот Джорджа, – сказала Мапл. – Или наступила на него со всей силы. Сложно сказать. Главный вопрос: когда. Перед смертью? Возможно. Но скорее всего, незадолго до: отпечаток очень свежий. Это означает…

Моппл взглянул напряженно.

– Это означает, что незадолго до или сразу после смерти Джорджа рядом с ним была овца. Или во время смерти. Сильная овца. Или тяжелая. – Она коротко взглянула на Моппла. – Но зачем овце наступать на Джорджа? Она от него защищалась? Как от таблеток с кальцием?

Моппл вспомнил о таблетке кальция и замотал ушами.

– Но самое странное, – продолжила Мапл, – самое странное, что овца ничего нам не рассказала. Почему? Либо все забыла…

– Ричфилд! – заблеял Моппл. Его лицо приняло задумчивое выражение. Он ведь обещал помалкивать, но Мисс Мапл была слишком сосредоточена и не обратила внимания.

– …либо не хочет рассказывать. Моппл, – сказала Мапл и взглянула на Моппла серьезно. – Нам нужно подумать, причастна ли какая-то овца к смерти Джорджа. Не только люди ведут себя странно. Некоторые из нас тоже. Сэр Ричфилд. Отелло. Он рассказал нам об огороде смерти. Но почему он там ошивался, мы не знаем. Мы слишком мало знаем об Отелло. Мы не знаем, что Джордж делал с ним по вечерам за пастушьим фургоном. Нам нужно все обдумать, Моппл.

Моппл нервно сглотнул. Он молчал.

Когда они чуть позже вернулись в загон, овцы еще бодрствовали. В воздухе повисло волнение.

– Что такое? – спросила Мапл.

Овцы долго молчали. Затем вперед вышла Мод. Лунный свет опасно вытянул ее нос.

– У Хайде штука! – воскликнула она.

6

Мод чувствует опасность

Так началась богатая событиями ночь, о которой овцы блеяли еще несколько месяцев. Она началась с того, что Хайде стояла в углу, немая от стыда, а на нее были направлены недоверчивые взгляды всего стада.

– Штука? – выпалил Моппл.

– Штука? – прошелестела Корделия.

– Что за штука? – спросил ягненок. – Я могу съесть штуку? Мне будет больно?

Его мать задумчиво молчала. Ну как объяснишь такому малышу, что такое штука?

– Это… Не совсем штука, – пробормотала Хайде. Она понурила голову и выглядела несколько строптиво. – Она красивая.

– Это съедобное? – спросил Моппл. Когда речь шла о штуках, Моппл Уэльский становился не менее суровым, чем другие овцы.